Текст книги "Контора"

Но Ханне повезло: большинство моих друзей детства все еще находятся дома, в Уикоме, университетские друзья так заняты, что мы редко видимся, а я слишком загружен, чтобы заводить новых друзей. Поэтому мы с ней всегда можем сходить куда-нибудь вечером вместе, когда никого нет на примете.

– У меня отменилось на сегодня свидание, так что, пожалуй, я свободен, – солгал я и сам удивился, ради чего стараюсь. Ханна знала, что я лгу, и знала, что я знаю, что она знает. Иногда я теряюсь в догадках, отчего это некоторые женщины проводят со мной всего одну ночь.

Мы решили пойти в кино и обсуждали, на какой бы фильм сходить, когда вернулась Элли. На ней был белый пушистый купальный халат, и она энергично вытирала волосы белым полотенцем. Я сразу же возбудился, но меня отрезвило воспоминание о том, как на прошлой неделе Элли так непринужденно болтала с начальником нашего отдела, словно они были старыми друзьями или, что того хуже, будущими компаньонами.

– Я сейчас выскочу за газетой с расписанием киносеансов, – сказала Ханна, направляясь к дверям. Поскольку я не мог сказать, что не хочу оставаться наедине с Элли, то предложил сходить вместо нее. – Нет, все в порядке, Чарли, – ответила Ханна. – Мне нужно подышать свежим воздухом. – И она вышла со словами: – Я быстро.

Дверь захлопнулась, и мы с Элли продолжили свою игру в «гляделки».

– Знаешь, я действительно не имел в виду ничего такого, – сказал я.

– Чарли, Чарли, Чарли! – Ее насмешливый тон бесил меня. – С любовью бесполезно бороться.

Я вдруг почувствовал, что устал.

– У меня уходят все силы на борьбу с тобой. Элли встала и, подражая боксерам, начала размахивать кулаками.

– Ну же, чемпион! – подзадоривала она меня. – Давай-ка посмотрим, на что ты способен. – Она прыгала с ноги на ногу, халат распахнулся, приоткрыв стройную ножку.

– Ты же знаешь, Элли, что, как всегда, тебе со мной не справиться.

Элли начала кудахтать.

– Чарли-цыпленок, большой пушистый цыпленок. – Когда мы были детьми, она всегда меня так дразнила.

Я внимательно изучал обертку на пачке маргарина, делая вид, что не замечаю Элли, но она вдруг сделала прыжок и, хлопнув меня по плечу, отступила, и оказалась по другую сторону стола.

– О, посмотрите, да это же Элинор Али! – воскликнул я. – Плавает, как корова, и кусается, как сука.

Она снова закудахтала, хлопая руками, как крыльями.

– Смотрите все, я Чарли Фортьюн, Чарли-цыпленок!

Терпению моему пришел конец, и я соскочил со стула.

– О'кей, Элли, ты хочешь подраться? Хочешь?

Я неожиданно рванулся к Элли, и она с криком выбежала из кухни. Последовав за ней в гостиную, я набросился на нее. Элли замешкалась, пытаясь запахнуть халат, и я поставил ей подножку и повалил на ковер, а сам рухнул сверху. Схватив ее за руки, я прижал их к полу.

– Так, так, так, – проговорила Элли с довольным видом. – Похоже, ты наконец-то добился того, о чем давно мечтал.

Я чуть было не сказал, что всегда мечтал увидеть ее висящей вниз головой из окна верхнего этажа и чтобы я держал ее за ногу, – но воздержался. Взглянув Элли в лицо, я вдруг вспомнил, как дрался на площадке за нашей школой с огромным парнем, на два года старше меня – нам с Элли тогда было по четырнадцать лет. Толпа зрителей молча наблюдала за дракой, и вдруг из нее вылетела Элли и с воплем бросилась на спину моему противнику. Вдвоем мы тузили его, щипали и молотили кулаками, а когда он отступил, за ним ушли и зрители, расстроенные, что он мало меня отделал.

Мы с Элли лежали на траве, тяжело дыша, потом я перекатился на живот и горячо поблагодарил ее. Она ответила доброй и ласковой улыбкой и, послюнив палец, стерла кровь с моей щеки. Я вдруг оказался на ней – примерно как сейчас – и, закрыв глаза, поцеловал ее. Поскольку реакции не последовало, я приоткрыл глаза и обнаружил, что Элли смотрит на меня так, что никто бы не смог с ней сравниться, даже Рэнди Тофф Шарлотта. Нам было по четырнадцать лет, я испугался – думаю, она тоже. Мы никогда не говорили об этом потом. Даже когда много лет спустя наши губы вновь соприкоснулись, это было не так пронзительно, как в тот, самый первый раз.

– Ты знаешь, о чем я только что думал? – прошептал я.

Элли смотрела мне в глаза.

– О той драке. И о том поцелуе.

Как ни глупо, у меня слезы навернулись на глаза от того, что она это знает.

– Да. А ты знаешь кое-что еще?

– Да. Ты действительно имел в виду именно то, что сказал.

Мне показалось, что сердце выпрыгнет у меня из груди.

– Ты снова не ошиблась. – Я погладил ее по щеке. – Я всегда был в тебя влюблен, Элинор Грей.

Ну, вот я это и сказал. Очевидно, от напряжения в организме кончился кислород: я хватал воздух огромными глотками.

Элли продолжала смотреть на меня, и выражение лица у нее не изменилось – вероятно, мои слова не тронули ее. Они слетели у меня с губ внезапно, непроизвольно, порывисто.

Слова, напоминавшие леммингов, которых я видел пару дней тому назад в телевизионной программе, посвященной географии. Это были не унылые лемминги из мультика, которые выстраиваются друг за другом, чтобы бездумно нырнуть с утеса и с коротким всплеском мгновенно сгинуть, и не отчаянные слова, которые хотят угаснуть. Нет, я говорю о настоящих леммингах, маленьких арктических грызунах, которые бросаются в море, ища лучшей жизни вдали от полчищ других леммингов, и о настоящих словах, полных надежды на жизнь с женщиной, которую я любил, сколько себя помню.

Но надежда заставляет забыть об осторожности. Конечно, лемминг умеет плавать, но не так далеко, как ему кажется. Лемминг тонет, не предаваясь отчаянию, а лелея надежду. Нельзя же винить его за попытку, не так ли?

Казалось бы, природа должна выработать защиту от подобной беспечности. Поколение за поколением. Лемминг за леммингом. Один мужчина за другим кидается в ледяное море, не ведая о своих ограниченных возможностях и не думая о последствиях.

Где же память поколений? Лемминг, у которого развился страх воды, не сознает, как ему повезло – пусть даже все сородичи поднимут его на смех, бросаясь в пучину. О, неужели ничто не способно остановить мужчин, когда они собираются сделать из себя круглых дураков перед женщинами – и так раз за разом, раз за разом – бесконечно…

– Я тоже всегда была влюблена в тебя, Чарли.

И все-таки некоторым леммингам удается доплыть.

ГЛАВА 12

«Я люблю тебя», – есть ли в мире слова, которые звучали бы сладостнее, когда их произносят впервые? Эта фраза не производит особого впечатления, когда ее произносит моя мама или когда Эш выражает таким образом свою мужскую нежность ко мне в конце долгого вечера, проведенного вместе в пабе. Но когда женщина, глядя прямо в глаза, говорит, что любит тебя, – да ведь от этого можно запросто сойти с ума!

Но я все еще начеку. Я слишком хорошо помнил ту девушку в университете по имени Эми, которая призналась мне в любви через две недели после того, как мы начали встречаться. Я расчувствовался, и она, воспользовавшись этим, одолжила у меня стереоприемник и отказалась вернуть, когда девять дней спустя дала мне отставку.

Однако по глазам Элли я видел, что она сказала это не для того, чтобы умыкнуть у меня магнитолу. «Я признаюсь, – говорил ее взгляд, – что Чарлз Джефф Хэрст Фортьюн – любовь всей моей жизни». (Мой папа – страстный футбольный болельщик, до конца дней признательный Джеффу Хэрсту за то, что тот подарил ему лучшее мгновение в его жизни – до конца дней! Победа на чемпионате мира по футболу в 1966 году затмила даже рождение его сына, как он с большой готовностью признается на званых обедах. Разумеется, я не написал свое имя полностью, когда подавал заявление в «Баббингтон».)

«Я беру этого мужчину в бойфренды, – продолжали эти глаза, – чтобы тискаться с ним по-быстрому в шкафу с канцелярскими принадлежностями в горе и в радости, в дни богатых гонораров и бедных контрактов, пока партнерство одного не разлучит нас. В подобном случае мы пересмотрим сделку».

Я улыбнулся про себя, и она ответила такой нежной улыбкой, что я глазам не верил: неужели кто-то способен питать ко мне подобные чувства?

Дыхание мое сделалось прерывистым, и хотя я обычно за словом в карман не лезу, происходящее сейчас с нами было столь невероятным, что даже у меня не нашлось слов.

– Прямо как в книгах, да? – выдавил наконец я.

– Пожалуй.

Элли продолжала улыбаться, но потом лицо ее исказила гримаса, и она заерзала: я ее придавил. Я взглянул вниз, и гримаса боли очень медленно связалась у меня в мозгу с ее гибким телом. Как соблазнительно оно выглядит! Кто бы мог подумать, что история моих пятнадцатилетних страданий и вожделений будет иметь счастливый конец?

Слегка приподнявшись, я провел пальцем по лицу Элли. Она прикрыла глаза и чуть не замурлыкала. Медленно, с величайшей осторожностью рука переместилась ниже – туда, где из-под купального халата показалась правая грудь. Я коснулся твердого соска. Мне вдруг померещилось, что из-за портьеры выглянул юрист с судебным постановлением (два юриста, третий – лишний, ибо три юриста – это уже судебный процесс), но ничто в мире не смогло бы меня сейчас остановить. Моя дрожащая рука начала скользить по коже Элли.

Я попытался справиться с этой дрожью: она смущала меня. Как будто я впервые в жизни «подержался за титьки»! (Эта грубая фраза прилипла ко мне, поскольку ее очень часто повторяли на игровой площадке.) Надо сказать, что практически все мальчишки моего возраста прошли через это благодаря любезности Лайзы Окли, тринадцатилетней девицы, которая так гордилась своей рано развившейся грудью и регулярными походами в магазин за лифчиками, что загоняла мальчиков в угол игровой площадки и приказывала «пощупать».

Когда она добралась до меня, я сказал, что мне без разницы, носит ли она лифчик. И тогда одним взмахом, как фокусник, Лайза сбросила лифчик, и они обнажились – вполне возможно, по ним был смоделирован конусообразный бюстгальтер Мадонны. Эти груди отрицали закон земного притяжения, и на них вполне можно было повесить шляпу.

У Элли груди были более округлые и весомые, но дело даже не в этом. Главное – чувство огромного облечения, которое я испытал. Когда я был подростком, то потратил столько времени, наблюдая, как они растут под блузками, платьями, футболками, и размышляя, как они выглядят и каковы на ощупь, а также глядя на ложбинку между ее грудями, что сейчас был вне себя от счастья, что наконец-то дотронулся до одной из них. Элли тихонько застонала, и моя вторая рука пустилась в путешествие под ее халатом. Это была минута высшего уровня.

– Ну ни фига себе! – сказала Ханна.

Я резко приподнялся и обнаружил, что она стоит в дверях – глаза широко раскрыты, в одной руке – пара газет, в другой – бутылка молока. Элли рванулась из-под меня, и, потеряв равновесие, я упал на бок.

– Это не то, что ты думаешь, – начал я, и Ханна фыркнула.

– Это именно то, что ты думаешь, – возразила Элли извиняющимся тоном, запахивая купальный халат. А ведь я чуть было не познакомился совсем близко с этим прелестным телом. Черт побери! Ничего не поделаешь, придется набраться терпения.

– Я просто кое-что уронил ей на халат, – выпалил я первое, что пришло в голову.

Элли обдала меня презрением, как в былые времена.

– Например, свою руку?

Я ответил ей сердитым взглядом, а она печально покачала головой: за эти пять минут произошло такое! – а я сейчас успел ее разочаровать!

– Я… я… и не предполагала, – заикаясь, произнесла Ханна. – Я думала, раз вы вечно пререкаетесь, и вообще… Я просто полагала…

– Что ты можешь спокойно оставить нас одних в квартире, а когда вернешься домой, то мы не будем кататься по полу полураздетыми?

Ханна кивнула. Порой Элли выражала свои мысли с прямотой, не свойственной юристам.

Последовала пауза. Мы с Ханной пытались справиться с неловкостью. Затем стало ясно, что Элли не собирается развивать эту тему, и мы с Ханной с облегчением вздохнули. Я сменил тему:

– С каких это пор ты читаешь «Дейли мейл»?

– Что-что?

Я указал на газету в руке у Ханны.

– Ты что, превращаешься в свою маму? – И я рассмеялся неестественно громким смехом.

– Это Элли попросила ее купить.

Я повернулся к Элли, изобразив ужас.

– Только не говори, что это ты превращаешься в свою мать. Мне только этого не хватало.

На этот раз молчание затянулось, и мы с Элли наконец поднялись с пола.

И тут мне показалось, что Ханна смотрит на меня как-то по-новому, и во взгляде ее читается уважение. Она смотрела на меня как на мужчину, а не как на друга – впервые с тех пор, как несколько лет тому назад мы боролись с ней на заднем сиденье автомобиля. Причем как на мужчину, способного соблазнить особу, которая всего полчаса тому назад предпочла бы, чтобы у нее на груди топтался скорпион, танцуя детский танец «хоки-коки», нежели чтобы я дотронулся до ее соска рукой.

Элли стремительно удалилась из гостиной одеваться. Чтобы не нарываться, я не предложил ей свою помощь. Оглянувшись, она одарила меня такой улыбкой, что мурашки побежали у меня по спине, закончив свой бег где-то в паху. Я поплелся за Ханной на кухню. Она начала мыть посуду, старательно делая вид, будто ничего не произошло и она не застукала своего лучшего друга у себя в гостиной на полу, когда он уже собирался заняться сексом с ее же коллегой.

Немного понаблюдав, как она гремит посудой в мойке, я попытался втянуть ее в разговор. Мы с Ханной всегда были способны понять друг друга, и сейчас меня беспокоило, что именно она думает. За эти восемь лет был один момент, когда я пожалел, что наши отношения не имели продолжения после тех объятий на заднем сиденье такси. Интересно, испытывала ли она сожаления но этому поводу?

– Это не мое дело, Чарли. Тут не о чем говорить.

– Значит, ты не имеешь ничего против?

Ханна приостановила яростную атаку на мисочку для овсянки и повернулась ко мне лицом. Она пристально взглянула на меня, выражение ее лица смягчилось и она театрально вздохнула.

– Вообще-то у меня есть один вопрос.

– Спрашивай что угодно, – ответил я. Однако я не был бы юристом, если бы не добавил: – В разумных пределах.

Ханна ухмыльнулась:

– Как тебе мой новый ковер? Не слишком жесткий, а?

– Высший класс, – заверил я, почувствовав облегчение от того, что она так спокойно ко всему отнеслась. – И, кажется, нигде не прожжен. Можешь кататься по нему сколько душе угодно и с кем угодно.

– О, это было бы замечательно, мой друг.

Атмосфера заметно разрядилась. Ханна определенно решила, что способна справиться с ситуацией.

– Прямо как в книгах, да? – заметила она.

– Ты в точности повторила мои слова.

– А я-то думала, ты вечно носишь траур по мне. – И Ханна бросила на меня игривый взгляд.

– Хотя было бы весьма заманчиво заполучить единственную женщину в мире, способную устоять передо мной, я решил, что пора заняться кем-нибудь еще.

– Значит, ты обратил взор к Элли за неимением лучшего.

– Конечно, – ответил я. – Кто же может сравниться с моей Ханной?

Ханна перевела взгляд на дверь, находившуюся у меня за спиной.

– Да, Элли, лучше знать заранее, истинное положение дел, – лучезарно улыбнулась она.

В дверях стояла Элли в измятом костюме, в котором была на работе накануне. Скрестив руки на груди, она усмехнулась Ханне.

– Еще не поздно, Ханна. Если он тебе нужен, мы можем договориться о компенсации. Но учти, я торгуюсь до последнего.

– Я как раз купила себе «Кит-кэт». Этого хватит?

Элли сморщила лоб.

– Две или четыре палочки?

– Четыре.

– Хватило бы и двух. Ведь речь идет всего-навсего о Чарли.

– Да, теперь я вижу, что ты торгуешься до последнего.

Они обе посмотрели на меня с нежностью. Я сардонически улыбнулся.

– Дамы, уж если изъясняться кондитерскими терминами, то я батончик «Марс». Большой, вкусный и полностью удовлетворяющий голод.

Ханна застонала.

– Забирай его себе на здоровье! Я никогда больше не смогу даже смотреть на «Марс»!

– Скорее уж «Милки вэй», – сказала Элли. – Маленький, дешевый и не приносящий никакого удовлетворения.

– Хочешь пари? – спросил я, впившись в нее плотоядным взглядом.

– Меня сейчас стошнит! – воскликнула Ханна, выталкивая меня из кухни и ведя к входной двери. – Если вы двое хотите непременно продолжать в том же духе, делайте это не в моем присутствии.

– И пожалуйста, перестань корчить такие рожи, – добавила Элли.

– Все, уматывайте, – сказала Ханна, в нетерпении открывая дверь. – А уж мы, одиночки, останемся, чтобы сокрушаться о своей пустой жизни. Тем более теперь, когда, как мне кажется, мы с Чарли вряд ли пойдем сегодня вечером в кино.

– Спасибо тебе за все, Ханна, – искренне произнесла Элли и поцеловала ее.

– И спасибо тебе за ковер, – поблагодарил я, и обе как следует меня стукнули.

Выйдя на улицу, мы с Элли медленно побрели к станции метро.

– Итак, что мы будем сейчас делать? – осведомился я.

Элли остановилась и уселась на ограду, тянувшуюся вдоль многоквартирного дома.

– Мне просто не верится, что это наконец-то произошло.

Я уселся рядом, не решаясь обнять ее за плечи.

– Мне тоже.

В отношениях с женщинами я всегда брал инициативу в свои руки, но тут впервые растерялся. Я боялся сделать неверный шаг. С этой женщиной все было иначе.

Элли указала в сторону метро.

– Что мы будем делать, когда дойдем до метро? Мне нужно ехать на юг, а тебе – на север.

– Пожалуй, ты могла бы заехать ко мне, и мы бы занялись крутым сексом. Я знаю по опыту, что обычно все начинается с этого, – пошутил я, в душе отчаянно надеясь, что она согласится.

Элли так на меня взглянула, что я понял: она серьезно размышляет над моим предложением. И затаил дыхание.

– Это слишком уж быстро, – сказала она.

Я испытал разочарование.

– О'кей. Так что же ты предлагаешь?

– Давай пойдем каждый к себе домой, успокоимся, а вечером снова встретимся.

– Честно говоря, я вряд ли смогу так легко успокоиться.

– Я тоже, – призналась Элли, и впервые за все время нашего знакомства у нее сделался смущенный вид. Я никогда раньше не замечал, какие у нее потрясающе ресницы. – Итак, мы встретимся сегодня вечером, – продолжила она.

– Я знаю один славный итальянский ресторан, – начал я неохотно. Мне хотелось, чтобы у нас все было необычно. Не как в убогом любовном романе.

– А потом мы займемся крутым сексом. – Элли решительно поднялась и направилась к станции метро.

Меня охватило волнение, и я бросился ее догонять.

– Это будет до или после обеда? – спросил я. Элли замерла на месте и повернулась ко мне.

– Ты перестанешь задавать мне свои дурацкие вопросы? Почему бы тебе в кои-то веки не принять решение самому?

Притянув Элли к себе, я поцеловал ее в губы. Ее глаза оказались совсем близко, и в них были нежность и ликование. Руки ее зарылись в мои волосы. Я ощутил гордость: мне казалось, что все на нас смотрят. И хотелось, чтобы весь мир знал: я, Чарли Фортьюн, наконец-то добился женщины своей мечты.

ГЛАВА 13

В тот единственный раз, когда мой папа набрался храбрости, чтобы поговорить со мной о женщинах, а не о том, что в английских футбольных командах не хватает хороших левых защитников, как вырастить платаны за домом, и с какого момента у Чарли Чаплина в фильмах что-то пошло не так, – он дал мне совет, столь ценный и личный, что я желал бы иметь сына только ради того, чтобы передать ему этот совет.

Был перерыв между таймами в матче, который транслировали по ящику, и я что-то плел о свидании, назначенном у меня на тот вечер, – старался успокоить отца на тот счет, что его ребенок делает все от него зависящее, чтобы наш род не угас.

– Сын, – перебил меня папа. – Есть одна-единственная вещь, которую тебе нужно знать о женщинах.

Вот это да! Наконец-то я получу отеческий совет, которого жду вот уже семнадцать лет? Уж если кто и знает про это дело, так именно мой отец: ведь благодаря накопленной мудрости он смог меня зачать и, в некотором смысле, вырастить.

Он нервно оглянулся, дабы убедиться, что поблизости нет мамы, – ведь сейчас он передаст мне бесценные сведения, а разговор-то чисто мужской – затем наклонился ко мне. Облизнув пересохшие губы, папа взглянул на экран телевизора, желая убедиться, что комментаторы заняты анализом первого тайма и им нет никакого дела до интимного разговора отца и сына.

– Мой мальчик, – вымолвил он наконец, когда я уже просто сгорал от нетерпения, – вначале всегда снимай носки.

Папа откинулся на спинку стула, весьма довольный, что не подкачал. Я склонил голову набок, недоумевая, и он снова наклонился ко мне. Слава богу, это еще не все!

– Конечно, после того, как снимешь туфли. А иначе будет трудновато снять носки, – хихикнул он. – Если только ты не Гарри Гудини[22]22
  Знаменитый иллюзионист.


[Закрыть] по части носков. – Отец поерзал в кресле и хмыкнул от удовольствия, когда снова началась игра.

Сначала я пришел в ярость от того, что отец дал мне такой дурацкий совет – глупее этого я слышал лишь во время школьного теста на определение профориентации, когда, основываясь на том, что я пунктуален, с уважением отношусь к правилам, люблю свежий воздух и не лишен мстительности, был сделан вывод, что из меня получится идеальный инспектор дорожного движения.[23]23
  Инспектор главным образом контролирует соблюдение правил парковки автомобилей, иногда помогает полиции в регулировании уличного движения.


[Закрыть] Но в конце концов я понял, какую неоценимую услугу оказал мне отец. Сколько раз, раздеваясь с одной из своих дам наперегонки, я слышал вдруг голос отца. И перед моим мысленным взором возникала картинка: она окидывает меня оценивающим взглядом, чтобы в последний раз убедиться в правильности своего выбора, и видит меня в полном блеске… и в хлопчатобумажных носках из магазина «Маркс и Спенсер»,[24]24
  Однотипные магазины, торгующие товарами одноименной компании.


[Закрыть] с аккуратными разноцветными треугольничками сбоку. Да, как-то не сексуально. Типичное не то. Спасибо тебе, папа!

Но теперь, когда Элли нетерпеливо дергала мой брючный ремень, у меня возникли проблемы. Я неуклюже скакал на левой ноге, пытаясь снять носок с правой. С третьей попытки я ухватился за него, но мне никак не удавалось стянуть этот чертов носок. И почему это в фильмах героям не приходится сталкиваться с подобными проблемами?

Элли, которая как раз собиралась расстегнуть мне молнию на брюках, вдруг замерла.

– Какого черта ты там делаешь? – прошипела она.

Я пробурчал, что у меня зачесалась ступня, и, воспользовавшись перерывом в военных действиях, наконец-то сдернул проклятые носки. Потом скинул тенниску и стоял теперь с голой грудью. Элли внимательно меня оглядела и, вероятно, удовлетворенная увиденным, продолжила работу по освобождению меня из брюк. Я вдруг увидел эту сцену как бы со стороны: Элли, стоя на коленях передо мной, частично обнаженным, занимается моим брючным поясом. И я почувствовал головокружение от того, что фантазия и реальность наконец-то слились воедино.

Я так долго грезил наяву об этой минуте, что это стало просто наваждением. А сейчас все пошло не по плану.

Фантазия:

Наконец-то соединившись, влюбленные не могут вынести и мысли о расставании.

Реальность:

Элли нужно было так много сделать дома, что мы расстались в метро – правда, неохотно, – договорившись встретиться вечером в ресторане рядом с ее домом. Несколько раз по пути к метро она останавливалась как вкопанная, в глубокой задумчивости, как будто сомневалась, правильно ли поступает. И хотя она не взяла свои слова обратно, со знаками любви было туго. Элли все время повторяла с мрачным видом, что наши матери очень обрадуются, узнав последние новости.

– Они будут танцевать каждый на своей кухне, – сказал я.

– И печь праздничные пироги. – Ее явно не прельщала подобная перспектива.

– У них ушло на это тридцать лет, но они своего добились.

Элли взглянула на меня, прищурившись. Пожалуй, обоим нам была невыносима мысль о триумфе наших мамочек.

– Договор о сделке еще не подписан, не скреплен печатью и не оглашен, – заметила Элли. – Правда, мы по крайней мере договорились об условиях соглашения.

– Нам, несомненно, понадобится немало времени на составление проекта договора, – ответил я. Есть остроты, которые могут оценить лишь юристы.

– Полагаю, это будет весело.

Фантазия:

Влюбленные не могут удержаться, чтобы постоянно не дотрагиваться друг до друга. Фантазия рисует на этот предмет множество волнующих деталей.

Реальность:

Пока мы ждали каждый своего поезда, Элли повернула меня к себе за плечи и вопросила:

– Правильно ли мы поступаем? А не испортим ли мы все?

Мне хотелось сказать: я знал, что она создана для меня – понял это в тот миг, когда Элли рассказала (нам было тогда по десять лет), что добавила танк к своей коллекции Супермена, столь же обширной, как моя. С этого момента любовь моя стала безграничной. У Элли была Барби – подарок тетушки, упорно покупавшей платья для куклы только с юбкой ниже колен. Мы использовали эту Барби в качестве заложницы, которую должны были спасать наши Супермены. Когда они мужественно вырвали ее из когтей зловещего мистера Врага (более известного как симпатичный игрушечный слон по имени Гарольд), Барби в порыве благодарности с готовностью уступила нашим храбрецам, по существу приняв участие в групповом сексе.

Я взвешивал аргументы за и против, решая, стоит ли признаваться Элли, что когда она подначивала Суперменов, я полюбил ее навеки, но тут подошел ее поезд.

– Мы поговорим об этом сегодня вечером, – сказала она, входя в вагон, потом чмокнула меня, и двери начали закрываться. Поезд тронулся, она помахала мне, и от ее взгляда таяло мое сердце.

Фантазия:

Мои друзья испытывают благоговейный трепет перед силой нашей любви.

Реальность:

Не прошло и двадцати секунд с момента моего возвращения домой, как зазвонил телефон.

– Ты не просто темная лошадка, – заявил Эш, даже не поздоровавшись. – Ты загадочнее ночи.

– И тебе добрый день, – сказал я. – Ты побеседовал с Ханной, не так ли? – Я знал, что на распространение новости потребуется меньше времени, нежели на произнесение фразы: «Юристы обязаны хранить секреты».

Эш пребывал в состоянии крайнего возбуждения.

– Я бы никогда не стал заводить романы на работе. Слишком опасно. Когда все пойдет не так, это будет ужасно для всех нас.

– Что ты хочешь этим сказать – «все пойдет не…»

– Выяснение отношений возле ксерокса, конец наших посиделок в пабе, безумная ревность, когда она станет компаньоном, а ты – нет.

– С какой стати она станет…

– Ты хоть понимаешь, что она будет рассказывать всем и обо всем, чтобы тебя унизить? Ты не сможешь смотреть в глаза собственной секретарше, не говоря уже о старшем компаньоне, – все будут хихикать у тебя за спиной.

– Ей нечего будет рассказывать, потому что…

– Она придумает для тебя миленькое прозвище, помяни мое слово. Ты его возненавидишь, но не сможешь отделаться. Например, Чарли Рохля.

– Ты просто завидуешь, друг мой.

Но у Эша не было причин завидовать, и я это знал. И он знал, что я знаю.

– Нет, нет! Она назовет тебя Фортьюн Шампанское – ведь ты всегда слишком быстро выстреливаешь пробкой.

– Эш, дружище! – заорал я. – А не пошел бы ты!

– О, какие мы обидчивые! – засмеялся он в трубку.

– Я понимаю, ты зациклился на высоких отношениях, когда девушка перед уходом засовывает хлеб в тостер, но некоторым нужно нечто большее.

– И ты нашел это в Элли, не правда ли? – Эша не убедили мои слова. – Какими словами ты совсем недавно ее описывал? Безжалостная, да? Смертельно опасная? Ах, да – ядовитая!

– И ребенок понял бы, что я лишь подавлял свои подлинные чувства, прикрываясь враждебностью, – сказал я и тут же встревожился: неужели это я смог произнести такое?

– Вообще-то Люси сказала примерно то же самое. Правда, в отличие от тебя, она не выражалась высокопарно, как персонажи мыльных опер. Ты меняешься прямо на глазах, Чарли, а ведь прошло не более двух часов.

– Так что же все-таки сказала Люси?

– Ей было ясно, что ты с самого начала жаждал сдернуть с Элли трусики. Ханна полагала, что у тебя к ней искренняя антипатия.

– А что думал ты?

– Вероятно, что у тебя на нее стоит.

– Возможно, тебя удивляет, почему я редко обращаюсь к тебе за советом. Так вот, пусть тебя это больше не удивляет.

У меня в трубке раздались гудки параллельного вызова, и я попросил Эша отключиться. Это была ликующая Люси.

– Я знала! Я им говорила, но они мне не верили! Я знаю тебя, Чарлз Фортьюн, и поэтому ни минуты не сомневалась, что тебе не терпится начать атаку на юную мисс Грей. Это просто здорово!

Я рассмеялся и, попросив Люси на минуту отключиться, вернулся к Эшу. И сказал ему, что собираюсь побеседовать с человеком, который высказывает здравые мысли.

– Тебе нужны здравые мысли? – спросил он. – Тебе уже не пятнадцать лет, Чарли. Помни хотя бы это, если все остальное вылетело у тебя из башки.

Я выдержал паузу.

– Да, по-видимому, я так и не стану обращаться к тебе за советом. Пока, Эш.

Я возобновил беседу с Люси.

– Это так романтично! – сказала она.

– Правда? – Наконец-то нашелся человек, способный оценить то, что со мной происходит.

– Это должно было случиться. Я в самом деле за тебя рада, Чарли.

– Спасибо, Люси.

– Только не испохабь все.

А вот это действительно дельный совет.

Фантазия:

Влюбленные обедают при свечах, не разнимая рук и глядя друг другу в глаза. Чувства обуревают их, и они решают прервать трапезу и направиться прямо в квартиру Элли.

Реальность:

Довольно близка к фантазии. Шеф-повар вышел осведомиться, отчего мы не заказали главное блюдо. Я начал длинно и путано объяснять, что у нас был поздний ланч и, поскольку мы идем в театр, сейчас будет ранний обед. Элли бросила на меня неодобрительный взгляд.

– Честно говоря, – обратилась она к шеф-повару, – это наше первое свидание после того, как мы годами ходили вокруг да около друг друга, и мы не можем дождаться той минуты, когда окажемся наедине.

Он усмехнулся, и мы отбыли, унося с собой в качестве подарка от заведения большущий кусок «тирамису».[25]25
  Итальянский шоколадный десерт.


[Закрыть]

Фантазия:

Оказавшись в квартире Элли, я тотчас же прижал ее к двери и осыпал поцелуями. Наша взаимная страсть забушевала сильнее.

Реальность:

Я прижал Элли к двери, и мы впервые как следует обнялись. Вначале все было чудесно, поцелуи были нежными и легкими. Но потом ее язык начал методично путешествовать по моим зубам, словно она, покончив с любимым супом, вылизывала тарелку. Закончила она тем, что укусила меня за нижнюю губу. Оторвавшись от Элли, я потащил ее в спальню, где и столкнулся с проблемой носков.

Фантазия:

Тут можно добавить что-нибудь насчет ее глаз, расширившихся от восторга, когда она узрела мои мужские достоинства.

Реальность:

Поскольку я продолжал стоять, то единственное, что мне оставалось – это поглаживать уши Элли. Я быстро понял, что это не эрогенная зона. Легкий массаж ее затылка оказался более эффективен: Элли даже перестала возиться с последней пуговицей, мешавшей ей освободить меня от брюк.

Когда я наконец скинул брюки, Элли оттянула резинку моих трусов и, заглянув внутрь, обратила ко мне очень серьезное лицо: