Текст книги "Москвичка в кавычках"

Нужно дождаться Дитора и обсудить с ним эту животрепещущую тему. Может быть, что-то срастется?

Через Мадам мы получили письмо от Аркашки. Он нашел еще одного возчика и просил подготовить в Москве места встреч. Явки, одним словом. По ходу дела поговорила с Мадам про маленькую посылочку для Аркашки без заглядывания вовнутрь.

Я решила перевезти клад. Но для этого мне нужен был и дядя Коля тоже. Каждый вечер я была у него. Дружила. Он где-то раздобыл старое-старое радио и пластинки. Когда я приходила в его новую, большую и светлую мастерскую, он очень вкусно заваривал английский чай, угощал сушеной курагой и черносливом, ставил древнюю пластинку с классикой или старым танго, и мы кайфовали, под шуршание музыки.

Еще у него были большие, резные, напольные часы с боем. Он заводил их ключом. Часы тоже играли нам музыку, тоже шурша и поскрипывая шестеренками и валами. Это было чудесно! В углу стояли два старинных кресла, называемых «чай вдвоем». Они были соединены между собой маленьким столиком и имели всего четыре изящные, изогнутые ножки. Когда я сидела в нем, то чувствовала себя очень изысканной и утонченной дамой. И всеэто казалось мне таким красивым и приятным, что иногда хотелось или нацепить прозрачные, накрахмаленные кринолины со старинными кружевами, или свернуться маленькой кошечкой и мурлыкать в кресле.

Когда я ему все выложила про клад, он даже чаем поперхнулся. Думал минут десять, но потом согласился и мудро изрек: «Жить за границей обеспеченной жизнью лучше, чем ждать в СССР, когда у тебя все отберут».

Решили так. Я добываю из оправы один небольшой бриллиант, и дядя Коля его перевозит. Поместим его в самого дядю Колю, как в контейнер. Он договорится с Аркашкой на прием моего добра от Мадам и передачу его Дитору, оставив у себя одну треть. На всякий случай. В одну корзину все грузить не будем… За всю операцию я плачу Коле с Аркашкой десять процентов. Славка о наших делах знать не должен.

Дядя Коля уехал зимой. Взял с собой мою фотографию – показать новому перевозчику. Бриллиант запаковал в фольгу от шоколадки и проглотил. Бедный дядя Коля, тонкая душа художника, трясся всю дорогу с этой штукой во внутрях. Но довез.

Оказалось, что сбыт дело не одного дня. Дядя Коля оставил промытое сокровище Аркашке на потом. Сейчас этим заниматься некогда.

Дядя Коля вернулся довольный. Сказал, что все пересчитали, итого подвели. Начинает что-то накапливаться. Это что-то имело конкретное звучание и очень радовало слух. Все будет храниться у Аркашки в сейфе…

Новый возчик оказался не негром, а белым. Он был из Аргентины. А нам какая разница? Белый, черный, синий, зеленый, даже фиолетовый – только бы возил. На встречу пришел симпатичный мужичок чуть выше среднего роста. Но почему у них на лицах написано, что они иностранцы? Вот загадка, которую я никогда не разгадаю. Едим мы одно и то же. На нас теперь те же тряпки, а смотримся совершенно по-разному. Может у кого-то есть ответ?

Первое знакомство прошло относительно спокойно. В кинотеатре. У кассы он меня узнал, подошел, пакет сунул и ушел. А я купила билет в кино, вошла, дождалась, когда начался фильм, чуть-чуть еще посидела и тоже ушла. Хвоста не было. Чисто.

В пакете было очень много денег и письмо. Так. Надо Аркашке вставить. Зачем же все в один пакет класть? Улики нам не нужны.

Но надо работать. Взялся за гуж, не говори, что водопроводчик. Начинаем собирать посылку. Перевозчик капризный. Два раза звонил мне домой. Один раз я с ним встретилась и через систему дворов вывела к Славкиной машине. Мы возили его в Бобсоновский подвал и показывали товар.

В принципе, иконы его совершенно не должны интересовать. Какое ему дело, что лежит внутри чемодана? Мы же договорились, что он возчик, и все. Значит, бери и тащи, а не капризничай. Оказывается, его интересовал и размер, и качество. И тут он начал… Такую не возьму, сякую не возьму!

Это уже полное безобразие. Вывезли мы его из подвала и Христа ради просили не звонить по домашнему телефону. Нет, хоть кол на голове теши. Каждый день, сука такая, взялся трезвонить. Я даже стала подозревать, что у меня телефон на прослушку из-за него попал. А он все равно капризничает. И зачем его Аркашка в дело взял? Мало мне своих подозреваемых, ещё и этот…

Одна головная боль.

ПЕРВЫЕ ЛАСТОЧКИ

Вечером встретилась с Доком, и решили произвести ревизию телефона. Назначить явку и проверить – не клюнут ли на нее товарищи в штатском. Типа. Он с акцентом вечером позвонит и назначит мне свидание…

Параллельно договорилась с таксистом Сашей, что на это проверочное свидание он возьмет в таксопарке не свою машину. С утра проехались с ним по городу и определили место, где он меня заберет в два часа дня. А за час до стрелки я отправляюсь на «явку».

Метро «Добрынинская».

На мне черная шляпа с опущенными полями, черный плащ с поднятым воротником, черная сумочка и черные туфли. Все, согласно классики, даже очки от солнца. Весна! В большом пакете у меня с собой был белый плащ, белая шляпка с вуалькой, белая сумочка и белые туфельки. Прямо настоящая Джеймсюха Бондина!

Сначала осматриваем территорию. Что имеем? Площадь небольшого размера и стоянка такси, где я и должна ждать иностранного гражданина.

Определяем наличие кафе, из окна которого будет очень хорошее обозрение. Пристраиваюсь там. Смотрю – входят два очень подозрительных субъекта и начинают мусолить глазами улицу. На меня полный ноль. Правильно, они же меня в лицо не знают. Ровно в половине второго я выхожу на стоянку и становлюсь в очередь. Передо мной три человека. У самого здания метро стоит зеленая грузовая машина с окошечком в боку. На окошечке шторочки. Передо мной стоит ярко накрашенная пышногрудая дама. Подходит такси. В этот момент шторка быстренько приоткрывается, в дырочку просовывается фотоаппарат и щелкает. Я специально начинаю резко крутить головой туда-сюда, чтобы на пленке получилось пятно. Дама садится в такси и уезжает. Но в очереди появляются еще люди. Фотоаппарат работает вовсю!

Значит, прослушка не у меня в доме, а в общей телефонной сети.

Отсюда вывод. За всеми будет хвост, и за мной тоже. И точно, за отъехавшим такси из-за угла выехали «Жигуль» и «Волга» и подались следом. Подъехало следующее такси. На нем уехал какой-то мужик. Следом еще две машины. Теперь моя очередь. Я поехала к гостинице «Белград». За мной был хвост. Так интересно! Ха-ха-ха!

Проезжаем мимо «Белграда» и въезжаем во двор следующего дома, где находился магазин «Машенька». Двор там интересный, буквой «Г», а внутри этого «Г» горка, на ней скверик и скамеечки. На одну из этих-то скамеечек я и приземляюсь. Как будто кого-то жду, с книгой. Смотрю, во двор въезжают «Жигули», а следом «Волга». Меня на горке они, наверное, не увидели.

Вдруг смотрю, с противоположной стороны скверика бежит. Курточка на вырост, на голове шляпа, как у СС, когда он конспирацию соблюдал. А морду его я уже в кафе видела, только одежка другая. Конспиратор хренов. Как их там держат, таких тупых. Меня вот только жизнь учила, а я их вижу невооруженным глазом!

Он мимо меня быстренько пробежал, даже и не узнал. За кем же тогда они бегают, если даже не запомнили объект слежки? Смотрю, а они уже втроем во внутреннем дворике собрались и толкаются. Мне только макушки и видны. Совещание у них! Одна голова подалась в угловой подъезд дома, а две остальные разбежались по двору в разные стороны.

Тут я решила похохмить. Пропеллер, который мне достался от моей мамы, а маме, может быть, по мужской линии от предков или от Карлсона, включился и затарахтел прямо в моей заднице.

Я, будто не дождалась кого-то, тоже поскакала. В наглую пошла прямо за кагэбэшником. Он как почувствовал и задергался весь, как марионетка на веревочке. Он налево, и я налево, он направо, и я направо. Маршруты у нас, дескать, совпали. И выражение у меня, как у официантов в ресторане «Русь», когда там Вика с Олей дрались, – на Тамбов.

Вывел он меня на набережную и повел в магазин «Ганг». Заходим в магазин. Смотрю на время. Через пять минут к арке соседнего дома должен подъехать Саша. Подходим к витрине. Он через нее на кружева индийские и давай пялиться. Наверное, себе на кофточку к лету.

А на стене висит зеркало размером с пола и до потолка. Вот в нем-то наши взгляды и пересеклись. Ну, я ему и подмигнула:

– Мужчина, где я вас могла видеть, а? Только сегодня вы как-то охренительно одеты – как бомж.

Как он от меня шарахнулся! Чуть бабку какую-то с ног не снес. Как пуля из магазина вылетел! Ясно лошадь, коль рога – расшифровали! Я постояла пару минут и тоже вышла.

В арке уже стоял Саша, я быстренько в машину юркнула и сразу переоделась в белое. Быстро получилось, как у Винокура за кулисами…

Но жизнь простоев не терпит и заставляет шевелиться ежедневно. Ей все равно – есть слежка, нет слежки. Приезжал Дитор. Программа та же. Девки – часы – рестораны. За это время мой список московских проституток увеличился во много раз. Я с удивлением обнаружила, что в Москве путан, как плохих столовых. И где в этом море грязи выловить Дитору приличную бабу? В наше время она сидит дома, с иностранцами неприятностей не ищет и, что характерно, не будет искать.

Два дня мы истратили на мои планы. Сначала я его поставила в известность про Аркашку и посылочку с кладом. Потом встречались с Джозефом. История с кимберлитовыми трубками ему очень понравилась. Договорились, что Дитор полетит в Африку и встретится с Джозефом в Сьерра-Леоне уже в следующем месяце. Ура! Вот она! Первая ласточка! Взмыла в голубые просторы.

И тут, как телеграмма молния – новая мысль: если уж сыну служить, то или дома, или за границей. Сто процентов! И мы начинаем отправлять Вадимку в Германию. Все лето я вела переговоры с какими-то разными погонниками. Мероприятия были обильно сдобрены закуской и горячительными напитками. Зато к августу я четко знала – впереди у нас служба в Германии.

СКОЛЬКО СТОИТ МОЕ ТЕЛО

Через месяц приехал Джозеф и радостно сообщил последние новости. Я и Дитор будем покупать у него одну треть его владений. Кажется, скоро я стану социалистической землевладелицей в капиталистической стране.

Анекдот!

Док принес письмо от Аркашки. Аргентинец должен встретиться со мной в магазине «Тысяча мелочей» в Текстильщиках. С какой стати он решил сам менять адрес встречи? Ничего не понятно.

Приезжаем заранее. Вдоль магазина стоит длинная фура, что-то выгружает. Прошлась по магазину, вроде бы тихо. Стою и смотрю на совковые шедевры легкой промышленности. Интересно, какими руками они шьют эти платья? Совковая промышленность тоже специально, наверное, такие краски выпускает, чтобы или под цвет детской неожиданности был или непременно грязный.

Сзади подходит наш аргентинец и что-то мне на ухо лепечет. Нашел, блин, главного переводчика с английского! Иду наружу, чтобы поговорить, а на входе стоит Славка и делает страшные глаза вправо. А там опять товарищи. Интересно знать, это они по чью душу?

Я тоже делаю Славке глазки, и он, все понимая, идет к машине. Я возвращаюсь в магазин, а там опять этот Аркашкин друг уже орет на всю ивановскую. Нет, не умеют наши иностранные коллеги конспирацию соблюдать. Его поймать с поличным никакого труда не составит. Идет на меня прямиком, по сторонам вообще не смотрит. Бегу от него – он за мной. Ну, неужели не понятно, если человек не идет на контакт, значит, не приставай ты к нему! Подумай своей башкой хоть чуть-чуть. Потряси своей погремушкой. Может, мозги друг об дружку застучат и до тебя доедет?

Я быстренько сажусь в машину, а он подбегает к задней дверце и начинает делать нам рожи. Славка не сообразил и открыл ему дверцу. Это горе плюхается в машину, прямо на мои нервы…

Кричу:

– Да гони ты быстрей отсюда к бениной маме! Под мост.

И тут за нами: хлоп, хлоп, хлоп дверьми и из-за фуры вылетают сразу четыре машины… Хорошо, что мы нырнули под мост. Там я у аргентинца бабки забрала, а самого его буквально выкинула из салона в толпу у метро, пока «ребятки» за нами под мостом разворачивались. Представляете? Под мост въезжали втроем, а выехали только вдвоем…

Впрочем, недооценивать их не стоит. Товарищи вычислили нас уже через одну неделю, и стали мы жить с ними коммунальной жизнью. Они знали, что мы едим, как мы в туалете, извините, пердим, что я кому и когда сказала по телефону, как нам охается или кричится по ночам. Нашу жизнь так высоко оценили, что за каждым движением с трепетом следили пять человек как минимум.

Я купила бинокль. Выходишь утром на кухню и с одиннадцатого этажа производишь осмотр местности. По углам дома стоят два «Жигуля» шестой модели. В каждой сидит по три человека. А давайте-ка посчитаем, во сколько же оценено мое тело? Расценка подневная. Шесть товарищей. В месяц каждый получал тогда где-то по триста рублей. Делим триста на тридцать дней – ровно десять. Умножаем на шесть, получается – шестьдесят рублей в день сидели в машинах. Добавим туда девушек, которые сидели на аппаратуре прослушки, получается около девяносто рублей. А еще есть лейтенанты, майоры, подполковники, полковники и генералы. Это те, которые сидят по кабинетам, дают указания и принимают решение, как лучше подсматривать из унитаза за вторичным продуктом, выделяемым моим организмом. Суммируем результат. По моей прикидке получалось, что я стоила в один день что-то около двухсот пятидесяти рублей. А Славка?

За нами следили четыре месяца. А это сто двадцать дней. Значит, денег у КГБейки ушло на нас девятьсот тысяч рублей. Это когда инженер получал двести пятьдесят рублей в месяц, а моя бабушка Полина Ивановна пенсию по старости пятьдесят пять рублей. Вот так вот, однако… Ясно лошадь, коль рога!

Была у нас тогда интересная жизнь. Вначале мы очень сильно испугались. Славка, с перепугу, даже на работу не ездил… А потом подумалось – ну и что? Им же надо нас за руку поймать. Надо быть хитрее, руку не подставлять. Но Слава адаптировался долго, целый месяц он вздрагивал на мои утренние донесения на кухне с биноклем:

– Узкий круг ограниченных людей несет свою трудовую вахту, посвященную нетленной памяти Павлика Морозова! Стоят на посту уже десятый день!

– Ты что говоришь, сама-то не пугаешься?

– Никто не застрахован от ошибок, сказал Наполеон, проиграв битву при Ватерлоо. А мне и сам Бог велел. Я должна закалять свой характер для будущих реинкорнаций…

Все мои шуточки-прибауточки, с помощью которых я поднимала свое и Славкино настроение, на него, почему-то, оказывали удручающее действие. Но узники фашистских концентрационных лагерей доказали нам, что человек привыкает ко всему. Чего же в панику бросаться со сломанной головой с одиннадцатого этажа? Правильно?!

ПОД БДИТЕЛЬНЫМ ОКОМ

Контора конторой, а работа-то стояла. Вторая квартира битком набита товаром, и что прикажите с этим теперь делать? Подарить? Нет, будем работать дальше.

Начинаем выбирать рабочую схему под звуки журчащей в ванной воды. Сплошная конспирация. Несколько дней подряд ездим по Москве и выясняем все про слежку. Устраиваем, при этом, чисто анекдотические приколы. Шлифуем технику ухода от хвоста.

Например, Славка едет утром на работу, а хвост за ним. Подъезжаем к его ЖЭКу, он идет внутрь, а я за соседний дом. Там прижимаюсь к стене. Один из товарищей выходит из машины и тупо идет следом. Он тоже собирается завернуть за угол. Но тут я делаю шаг навстречу и говорю прямо в лицо:

– У!!!

И делаю такое зверское лицо, что он, бедный, чуть не падает. Подпрыгивает, как в одно место ужаленный, и, резко разворачиваясь, быстренько бежит в другую сторону.

Интересно, сколько человек уволили из-за меня? Наверное, не один десяток. Я сделаю попытку подсчитать. Первым, наверное, был тот, в пальтишечке на вырост, которого я гоняла вокруг «Ганга», а с ним ещё аж три человека, пятым был этот, из-за угла. Следующий был в шляпе. А было это так:

На улице ветрище страшный, на улице осень. Помните, у Эдиты Пьехи басом:

 
– Осень приходит в город,
Шурша золотой листвой…!
 

Страшенный ветер шуршал не только листвой. Но ещё и мусором, и гнал его прямо в глаза. Мы опять едем на работу. И опять хвост, не успели выйти из машины. Но такой смешной! В здоровенной шляпе с полями и явно размерчик не угадал. Она у него то улетает, то наезжает всё время на глаза…

А я обнаглела за месяц с хвостиком слежки и начинаю издеваться над ними в открытую. Я пошла в никуда. Он за мной. Так и идём мы с ним, я впереди, он сзади. Доходим до здоровенной грязной лужи. Вдруг на краю я резко останавливаюсь, а у него-то шляпа на глаза наехала, он на меня и наскакивает, в том смысле, что врезается в мою спину на полном ходу всем корпусом. А я, вместо того, чтобы охать или ахать, резко отступаю в сторону, а он-то не ожидает, под этой своей шляпой с полями, ну и падает, потеряв опору, во весь свой почти двухметровый рост в длиннющем чёрном плаще, прямо мордой своего лица в лужу, включая шляпу и плащ.

А я стою рядом с ним, сочувственно и громко переживаю за гражданина, виновницей неприятностей которого я случайно оказалась! Вид у него был такой жалкий, что мне так и хотелось дать ему совет, податься лучше в слесари, там спокойнее и чище.

Говорят, что в случае разоблачения их немедленно увольняют из органов. Но и название-то какое – ОРГАНЫ! Нарочно не придумаешь! Так же как и БРАК! До чего же интересный и необычный русский язык. Такие вот антонимы!

Но смешнее всего было наше совместное проживание у моего подъезда, куда они приезжали на работу к восьми ноль-ноль. Мы жили в очень большом доме, который представлял из себя одну запчасть от немецкой свастики. Я включала магнитофон, телевизор, пылесос, а сама поднималась на лифте на последний этаж, выходила на крышу нашего дома и переходила по крыше в другой подъезд, выходящий на другую сторону улицы, а там задами, задами…Там меня ждал Саша-таксист. Мы ехали с ним по делам, а к вечеру тем же путем возвращалась через крышу домой и выключала всю жужаще-орущую технику.

Прокатывало это потому, что не каждый день. Ну, а ночь вообще была вся моя, работай – не хочу! Я и работала, не покладая рук, до самого утра. А что? Бобсон с Менделеевым пашут день, а я доделываю ночью. А днем сплю до часу или до двух. Вот, наверное, КГБейщики удивлялись, что за лентяйка, весь день дрыхнет.

В конце ноября мы провожали сынулю в армию. Проводы тоскливая штука. Конечно, Вадим в основном вырос у бабушки, но там не было дедовщины. А теперь его побреют наголо и погонят в солдаты. Построят всех в рядок, лысеньких, синеньких и худеньких… Жалко! Так и вспоминаются бройлерные цыплята на длинном висячем конвейере по дороге в упаковку…

А потом опять пошли стандартные будни контрабандистки. Днем сплю, после обеда шью и по крышам бегаю, а ночью проституткой работаю, с Мадам на коленках по полу ползаю, чемоданы туда-сюда таскаю. Упаковка, бумага, товар, народ и так далее и тому подобное…

Наконец-то Мадам едет поездом одна. Ура! Мою оказию нужно готовить в путь, но неожиданные рыдания устраивает моя… мама. Никак не хочет оторвать от себя всю драгоценную красоту в большущей жестяной коробке из-под непонятно чего в три ряда. Где она её откапала?

Смешная, она никак не могла понять, что здесь клад держать никак нельзя. Время такое. Стремное. Тем более хвост у меня длинный, как шлейф у подвенечного платья датской принцессы. Надо спешить.

Ну, все! Я отправила мою посылку Аркашке. Ура! Ура! Ура, ура, ура…

Аркашка прислал писульку, что все получил, согласно описи. Всё!!!

Можно жить спокойно!?

Или это только показалось? Опять может набежать НО… и набежало.

Сразу после Нового года произошло несколько неожиданных событий. Первое – пропал с концами Аркашка. Господин Посол не обнаружил его ни в магазине, ни дома. Прождал его целую неделю, а потом отнёс все чемоданы и продал в другом месте. Товар, правда, весь привёз нам. Нас это сильно озадачило. Что могло случиться? Странная история. Мало того, что за нами товарищи ползали с раннего утра и до поздней ночи, так на тебе, пожалуйста, дорогая, ещё и такой подарочек в преддверии великого праздника закрепощения всех женщин, 8 марта.

Перед самым Новым годом, в последний Дитора приезд в Москву, Аркашка еще был в магазине, так мне сообщил Дитор, потому что ездил к нему проводить операцию «Нунуля». Мои драгоценности благополучно переползли границу и осели в Аркашкином сейфе. Потом Аркашка с Дитором делали оценку. Аркашка забрал свою часть навара и ту долю, которую я собиралась держать у него в сейфе, а Дитор увез две трети моего богатства к себе в Бад Хоннеф, под Бонном. Пока все шло по моему плану.

Разобраться, что случилось, должен был дядя Коля. Он подал документы в ОВИР еще в октябре месяце. Не мог же Аркашка клюнуть на часть моего золотишка, сбежать и бросить из-за него свой бизнес и целый антикварный магазин? Глупость!

А второе – с меня сняли слежку!

Не успели отгреметь все Новогодние праздники, длиной в полмесяца, как мы решили устроить себе отдельный праздник, посвящённый отсутствию товарищей в галстуках. Около дома никто не стоял, за нами никто не следил, стало вдруг тихо и даже скучно. А я так возгордилась своей значимостью!

– Какое горе! Я этого не переживу! Я напишу заявление в КГБейку, чтобы «товарищей» вернули на родину. Так нечестно! Я что, уже никому не интересна? Только что была нужна, а теперь не нужна! Безобразие! Куда надо жаловаться? – ломая театрально руки, страдала я с биноклем на кухне у окна.

Но хохмы хохмами, а где Аркашка? Мы все мужественно ждем-с-с-с…

И вдруг, не объясняя причин, Коле отказывают в визе. Он позвонил сестре Гале. Через несколько дней она сообщила нам, что Аркашка уехал в Польшу по делам и скоро вернется. Все нормально… Или нет?

ПОСЛЕДНИЙ ВЗДОХ

Я так огорчилась, что подбила Славку на отдых, потому что мои ребята сидели на репетиционном периоде. Можно было покудахтать на жёрдочке у Вовки на кухне. Я пробовала индивидуально заливать водкой своё большое горе, но оно требовало сочувствия. А на любимой пятиметровой кухне я обнимала Светку за худенькие плечики и жаловалась Вовке на скуку дней и тоску контрабандной жизни. Я же не могла сказать им чистую, голимую правду: – Где Аркашка и моё золотишко? А?

Мне так хотелось спросить хоть у кого-нибудь. Но спросить было не у кого. Моя «страшная военная тайна» была только моя и никому я не могла её озвучить.

«Отдыхали» мы ровно до следующего караула.

И он, конечно же, наступил. Однажды прибежала Наташка от Дока и опять давай, блин, паши на контрабандной ниве. Мадам и господин Посол опять собрались в дорогу. Слава Богу, может, узнают что-нибудь про Аркашку? Пока он у нас ещё не нашёлся. Дядя Коля периодически звонил Гале в Берлин, но Аркашки обратно из Польши не видать и не слыхать.

Мадам и Посол съездили и вернулись благополучно, но Аркашку они так и не нашли. Нас поездка привела в недоумение. Куда мог пропасть человек? Он ведь не иголка. А ещё после поездки Посла выяснилось, что Аркашкина мама, ни с того, ни с сего, вдруг умерла! Представляете? Мама умерла, а Аркашка даже на похороны не явился! Это было уже из ряда вон выходящее событие. Где искать, мы не знали. Что там могло произойти – тоже. А работа продолжалась. Это, как часовой механизм. Запустили – не остановишь.

Не успели Мадам и Посол прибыть из Берлина, как в посольстве наступили африканские каникулы и наши чёрненькие друзья вместе с детишками отбыли погреть свои косточки на африканскую жару, а мы тоже занялись своими делами. Славка приступил к воспитанию подрастающего поколения в зимние каникулы на бумаге, а я выехала в город Ленинград, отвлечь свои мозги от одного и того же вопроса «про Аркашку».

Перерыв!

Весь январь наш любимый друг и певец Валерий Леонтьев работал в концертном зале «Октябрьский», а днём репетировал там же новую программу. А меня пригласил шить коллективу концертные костюмы. Я и жила вместе с ними в гостинице «Октябрьская». Швейная машинка стояла прямо в номере. Я строчила там, шумя на весь коридор. Наконец-то мои руки были заняты искусством. Дежурные нас любили и приходили вечерами посплетничать ко мне в номер. Интересно же, как живут звёзды первой величины. Не самих же звёзд расспрашивать. Звёзды на контакты не идут.

Почему люди такие любопытные? Особенно на предмет спанья. Какая разница кто с кем спит? Ясно лошадь, коль рога, что все с кем-то спят. Но если простой обыватель просто спит с женой, то Артист он СПИТ с женой. Наши звёзды несчастные люди. У Валерки в Питере был фан клуб. Это такое смешное изобретение трахнутых на всю голову и влюблённых по уши баб. Они с утра приносили ему завтрак в кастрюльке, потом обед, потом ужин и так далее, и по очереди. Особенно хорошо виден этот дурдом при очень близком рассмотрении. Никогда не забуду один смешной до обалдения эпизод из около артистической жизни.

Сейчас я и вас отвлеку и рассмешу.

От концертного зала «Октябрьский» до гостиницы «Октябрьская» ровно сто метров, если идти по Лиговке, и столько же, но огородами, по улице параллельной Лиговскому проспекту, с тыла концертного зала и гостиницы. Названия улицы я не помню.

Закончился концерт, и мы, как порядочные, решили пройтись пешочком эти сто метров по морозцу и снежку вместе с Изей и ее знаменитой собакой, Яциком. Полное дерьмо, честно говоря, эта собака, но Изя её любила. Изя это кличка, которую придумал мастер на кликухи Валера. А так её зовут Люся. Она была в коллективе Музыкальным руководителем, и экс женой. Я вам уже рассказывала об этом. На улице стояла необыкновенная ночь. Тихая, тихая, звёздная, звёздная. Даже воздух звенел от маленького морозца, где-то градусов десять. Мы решили медленно похрустеть этим морозным снежком. Я, Изя, Яцик и три балетных девочки.

Когда мы выходили из концертного зала, со служебного входа, там, как всегда, торчала толпа поклонниц, сдерживаемая загородками и ментами. Их, если не загородить, они же чумные, бесноватые, они же могли Валерунчику и уши оторвать, отрывали же как-то рукава у пиджака. Именно поэтому после каждого концерта на служебном входе торчала милиция, как сдерживающий фактор.

Ехать там, всего-то ничего, от зала до вокзала, у вокзала разворот и ко входу в гостиницу. Но пройтись бедному артисту по снежку было никак нельзя, а хотелось, он мне говорил. Поклонницы! Фетишистки хреновы. Около гостиницы вечная толпа, когда входишь, у зала, со служебного входа, когда выходишь. Никуда не войти, никуда не выйти.

Когда мы выходили, Валерунчик ещё переодевался, но у входа его уже ждала машина «Чайка». Мы себе спокойненько стали передвигаться в сторону гостиницы, Яцик на поводке бежал рядом, виляя хвостом от восторга и отмечая свой путь поднятой ногой, как и положено собаке. Когда мы уже достаточно отошли, за спиной послышались возгласы счастья, значит, наш герой вышел к толпе и садился в машину, а потом было слышно, что она отъехала от входа. Мотор проурчал и завернул на Лиговку. И тут послышался топот ног и сопение за нашей спиной. Не успели мы оглянуться, как мимо пронеслось «стадо бизонов». Стадо было явно обожравшееся нашим «Авантюрином», по-другому и не назовёшь. Оно, не моргнув глазом, а может быть, даже и не заметив, опрокинуло и нас, и Яцика прямо в снег. Мы тоже глазом не успели моргнуть, а уже сидели задами в сугробе, на обочине тротуара, задрав ноги, а наш грозный Яцик, от которого даже горничные были в ужасе, сидел у Люськи прямо на голове.

Сидели в сугробе, дружно задравши ноги к звёздам!!! И такой на нас смех напал, и давай мы хохотать во всё горло, и Яцик с нами. Вы никогда не видели, как собаки смеются? Нет? Это совершенно ошалительно. Весь подпрыгивал, хвостом и всем туловищем вертел, зубы все на полку вываливал от счастья. Радовался, что нам смешно, а нам от этого было ещё смешнее. И мы, как припадошные ржали в полный голос, в сугробе, в двенадцать часов ночи, задрав ноги пятками кверху, посреди старинного и красивого, моего давно любимого города Ленинграда!

А ещё в эту поездку произошло одно чисто домашнее событие.

Шила я ежедневно сильно допоздна. Во-первых, привычка ложиться поздно, жизнь научила, а во-вторых, артисты после концерта всегда приходят не в девять вечера, а потом уже друг к другу на чай, а поговорить…? Поэтому и засыпала или в четыре, или в пять утра, так же как и весь коллектив. А у меня в номере вообще какой-то вечерний клуб образовывался, приходили поболтать под монотонный шум машинки.

И вот однажды рано-рано утром, часов в семь, раздаётся телефонный звонок. Я подняла трубку и спросонья ничего понять не могла. Из трубки мужской голос сообщил:

– МАМ! Привет! Я внизу.

– Какая мама? Какой привет? Кто я внизу?

Я трубку бросила, что-то не очень приличное сказав, насчёт лечиться надо! Но телефон опять зазвонил и из трубки опять прозвучал мужской голос:

– Мама! Ты чего? Это я, твой сын Вадим. Я в Питере!

– Мой сын Вадим в Германии, служит он там! – ответила я кому-то.

– Да нет, мама, это я, Вадим! Спускайся вниз, я стою внизу, в холле гостиницы.

Я не знаю, умеют ли люди летать или нет. Учёные спорят до сих пор. Но меня вынесло из номера ровно через одну секунду. Дежурная, сидевшая на этаже за столом, очень сильно удивилась моей утренней скорости, но я успела ей крикнуть во время полёта:

– Срочно уберите у меня в номере и застелите кровать!

В вестибюле гостиницы стояли моя мама, мой сын Вадим, его любимая девушка Наташа и молодой капитан при погонах. Моему удивлению не было границ. Сынуля не мог найти объяснения моим вопросам, потому что и сам их не имел. Единственное, что он мог нам рассказать, так это то, что три месяца находился в «учебке». Правда, что это такое я толком и не знаю.

Дальше мы домысливали сами. Наверняка под конец учёбы его документы отправили в город Москву, в первый отдел, на утверждение допуска нашими «товарищами». Товарищи долго их не задерживали. Они, наверное, как увидели документы, так сразу же и забраковали моего сына. А это уже потому, что он должен был служить на какой-то самоходке, которая развивала скорость до ста пятидесяти километров в час. Его славная часть стояла прямо на границе между ГДР и ФРГ, буквально в десяти километрах. В то время Западная Германия была наш враг и называлась «бундесом». Поэтому повычисляя в уме или вслух ситуацию, товарищам она не понравилась. Их, видно, сразу чуть Кондратий хватил! Ах, ах, не доглядели! Такого шпиёна не доглядели! Самого главного! Мы так всей семьёй и решили, при подробном разборе Вадимкиных «полётов».

Представьте себе, получил бы он это самое разрешение, и самоходку, а потом взял бы, да и к Дитору мотанул, через границу, вместе с самоходкой! А она суперсекретная! Вадиму бы сразу медаль на грудь бы немцы повесили, за самоходку, гражданство бы дали и ещё, потом, догнали и добавили!