Текст книги "Москвичка в кавычках"

На нашей шее еще и транспорт повис. Где вы видели в те времена Народного Артиста, который поедет на «Жигулях» или «Москвиче» из аэропорта в гостиницу? Или будет жить в номере с туалетом в конце коридора? Это же абсурд.

А город, между тем, готовился встречать САМОГО.

От аэропорта «Анапа» до города Новороссийска срочно взялись асфальтировать дорогу. Не то чтобы ее не было. Она была, но ей, как моей Лидушке, было сто лет в обед. Везти по ней драгоценный зад Его Генсековского Величества было, прямо скажем, очень череповато для карьеры. А еще в сторонке от дороги находился знаменитый блиндаж, в котором САМ как раз и отсиживался во время войны. Руководил. Дороги к блиндажу не было изначально. Поэтому от основной дороги тут же заасфальтировали аппендицит прямо к порогу этой цитадели…

Землянку привели в полный порядок – дажевыложили керамической плиткой. У входа повесили новую шинельку с полковничьими погонами. Ну не блиндаж получился, а ванная комната после евроремонта….Сама видела.

В самом городе тоже навели полный шик. Ноги у деревьев выбелили, асфальт заштопали, входные двери, фасадные стены, балконы покрасили. Урны поставили. Скамейки завезли в скверики новые.

Я удивлялась на эти приготовления, и усмехалась про себя: как же силен в нашем народе дух потемкинских деревень! Никогда, наверное, этого из нас не выбить и не вытравить ничем. Даже дустом.

В ночь перед началом торжеств выяснилось, что сам не приедет. Дорогу как дотянули до перевала через небольшую горку в трех километрах от города, так и бросили. На моей памяти эта дорога в недоделанном состоянии с тех пор лет десять так и простояла…

И вот наступил предторжественный день!

Жара… Репетиция… Согнали кучу народу… Хоры местные, хоры завозные, хоры сводные, хоры краснознаменные имени и без имени. Ансамбли и песни, и пляски. Человек четыреста. Так и подумалось: меньше будет зрителей, чем исполнителей. Во как шустренько Большую землю заставили крутиться вокруг Малой!

Мы с Лидушкой и местный совет ветеранов сидели перед сценой – руководили. Ветераны дружно мешали. Они же лучше нас знали, как концерты проводить! Где ставить автобусы, чтобы еще и переодеваться в них можно было. Когда кого подвозить, чтобы без сутолоки. Когда кого отвозить и по какой трассе. Как должна вести себя милиция. Где сидеть, где стоять, куда двигаться. Но они же ветераны, они войну прошли – потому к фестивалю с полной серьезностью! Вот и разозлили меня эти «ветеринары», Господи прости. Я возмутилась:

– Блин! Вы что, одни воевали? А остальные что? Ленинградцы! Сталинградцы! Хрен собачий, что ли? Вон у нас Лидия Яковлевна, хоть и еврейка, а в пехоте, между прочим, Берлин брала! И всю войну на пузе проползла, с первого дня и до последнего! И вообще!!! Вы что защищали? Вот этот вот пустырь? Да кому он был нужен? Тоже мне, стратегический плацдарм!

Весь день мы промучились. То Кобзон отказался репетировать, заявив, что и так все знает наперед. То Казацкий хор где-то солиста потерял. То Украинский свои шаровары. То не довезли балалайки Русского Сибирского хора – и так до бесконечности…

Так, с грехом пополам, к вечеру концерт выстроили. Заканчивалась репетиция знаменитой в те времена песней «День Победы». Хорошая, между прочим, песня, Тухмановская. В исполнении звезды советской эстрады Льва Валериановича Лещенко.

Представляете? Сзади хор. Точнее, сводный хор в двести пятьдесят или больше глоток, впереди он. И вдруг на третьей строчке уже не поет, только рот разевает. Как рыба на воздухе. Фонограмма порвалась. Из Лидушки выскочило предынфарктное состояние! Она стала закатывать глаза…

А фонограмма порвалась очень неудачно. Если склеить, получается, что артист голосом споткнулся, целых три ноты проглотил. Так нам сообщил инженер по звукозаписи. Надо было принимать решение. Лидушка проглотила горсть таблеток и говорит:

– Мне еще как-то рано помирать, еще внука надо поднимать, позднего, Аркашку. Значит, поем!

Отправляем машину и московского администратора в аэропорт, на любой рейс в столицу. И чтоб к утру, как штык, был с запасной фонограммой.

Возвратились в город Анапу, разбитые вусмерть, особенно Лидушка. Я ее понимала, нелегко брать Берлин, особенно Новороссийский! Ночная прохлада успокоения не приносила. Лев Валерианович сидел у нас в номере, ждал. Водителя из аэропорта не видать, некому сообщить нам – улетел, не улетел? Один Бог знает. Наконец, к часу ночи, появился водитель, без администратора.

– Ура!!! Улетел! Можно было ложиться спать. – шепотом кричу я.

Лидушка с ног валилась, но как человек интеллигентный, не могла себе позволить выставить Лещенко за дверь. Я же, как человек неинтеллигентный, да еще и наглый приколист-пофигист, могла себе позволить у-сёё. И позволила:

– Уважаемый Лев Валерианович! А не пошли бы вы, родной, спать! Или хочешь увидеть Лидушкин хладный труп? Может, дорогим гостям надоели, таки, хозяева?

Утро выдалось таким же жарким, вчерашним. Не успело взойти солнце, а дышать было уже нечем. В одиннадцать ноль-ноль в дверь постучали. В ней нарисовался счастливый Лев Валерианович, а за ним выглядывал невыспавшийся, но такой же счастливый столичный администратор. Выезд в город Новороссийск был намечен на два часа дня (еще один, ну очень прохладный час на дню). Открытие мемориала – на пять. Лидушка решила не высовываться на эту жарищу, но я позволила себе сбегать в моря на пару заплывов, все полегче.

Программа дня выглядела так:

Вначале ветераны торжественно открывали памятник, затем молодое поколение нашей страны, в лице пионеров и школьников, возлагало венки и цветы, громко радуясь, озвучивало свои действия патриотическими стихами и поэмами. Тогда это литчастью называлось. Затем все передвигалось от мемориала к импровизированной сцене, сооруженной в ста метрах от него. Зрители рассаживались перед ней на стулья, точнее рассаживались только приглашенные ветераны и высокопоставленные гости, остальные жители города, опять же, громко радовались, стоя сзади на взгорке.

И начался концерт «Мастеров искусств» часа на четыре… Четыре часа нервов. Для нас с Лидушкой точно. А вдруг что-то опять: авдруг балалайки опять, авдруг машина где с Кобзоном, авдруг сарафаны у песни и пляски, авдруг сцена провалится…

Ну вот, наконец, и «День победы». Торжественно начинается вступление. Хор поет:

– Лаа-лаа-лаа, ла-ла-ла-лааа, ла, ла-лаа-лаа…

Лев Валерианович начал и… допел до конца…

Лидушка села на траву между автобусами и заплакала. Это же надо было так мою железную подружку довести, что б она заплакала, а?

Вдруг слышим слоновий топот. Смотрим, на нас бегом бежит Лещенко, а за ним толпа. Он мимо нас, и в автобус, водитель еле успел за ним дверь захлопнуть. А толпа до автобуса добежала, чуть-чуть нас с Лидой не растоптала, и давай Леву из автобуса добывать. Мы с Лидушкой бочком-бочком, по-пластунски, по-пластунски…стали медленно отползать, отползать…

Правильно! Смена поколений. Вот и я по-пластунски Малую землю осваиваю. Боец эстрадного фронта.

А набежавшая толпа давай автобус раскачивать. И возмущаться при этом! Почему это он народное признание не хочет принимать от населения? А у самих глаза выпучены. Одна бабка вообще около автобуса на коленки встала и что-то к автобусу протягивала. Подарок какой-то.

Дикость… Одно слово – совки.

Так и закончился фестивальный бум! Я так заработалась, что забыла вам рассказать о том, что за это время Толик звонил в Анапу много раз. Он уже месяц как сидел дома. Чечни в округе было не видать. Чисто. Наверное, крутой кавказский парень не мог так долго держать таких неуловимых дураков, как мы, на прицеле. У него были и другие заботы. Появилось кого и без нас потрясти… Или отложил нас на зимний период? Зимой делать нечего, можно будет опять за нас, придурков взяться…

Но то, что я застала дома, было сверх моего ожидания! Супер! Хоть кино снимай. Там меня ждал очередной блин и большим комом…

КАК ЗАРАБОТАТЬ МИЛЬЁН?

Прилетела я в Москву, а меня никто не встретил. А у меня все неподъемное – и груши, и персики, и помидоры, и огурцы, и дыни, и арбузы, и рыба вяленая, и еще чего-то много всякого, включая виноград. Конец лета. С величайшим трудом добралась от аэропорта до дома. По дороге раздумывала о любви и дружбе, верности и уверениях, и констатировала проходимость нашей жизни….

А дома меня ждал СЮ-ПРИС-СС…

Наташка открыла дверь, и на ней, как на лакмусовой бумажке, отпечаталось и сразу стало видно все! Пасмурная, трезвая, губы в гусиную гузку, лоб в стиральную доску. Спрашиваю:

– Что стряслось? На тебе лица нету!

– На тебе сейчас тоже не будет, – ответила она вместо «Здрасьте».

Вошла я в комнату тихо, почти на цыпочках. За столом сидело двое. На столе перед ними лежало тоже две… Повестки в милицию… По одной на душу населения. Одна душа – Толик, вторая – муж Жанны Рождественской – Виктор Кривопущенко. Хотя вся эстрада за глаза звала его Криводрищенко. И это правильно.

Но что было поразительнее всего, так это то, где эти двое умудрились друг друга найти. Где был назначен сбор идиотов? Знакомы-то были почти шапочно. Я Жанне шила, а они где снюхались? Загадка природы. Хотя всем давно известно, что оно всегда всплывает и сбивается в кучку…

– Ну и что вы тут натворили? Опять «авантюрина» обожрались? – подковырнула я.

То, что они мне рассказали, могла сочинить только набитая мозгами под завязку голова Толика. Я даже вначале подумала, что это шутка такая. И так хохотала, что у меня лифчик расстегнулся. Смотрю, а они не смеются… Все трое.

Короче, помните, уезжая на юг, я поручила Наташке собрать деньги за товар и отдать одному из моих «блэков». А это ни много ни мало, а пять тысяч рублей. Она все и выболтала Толику. Муж же, как-никак. Ну, он у нее денежки и выманил. Сказал, что сам возвратит. Абалденная девушка поверила и отдала их со спокойной совестью. Ему как это все в руки попало, так они у него и зачесались, зачесались… Представляете? Тут как раз и компаньон отыскался, Витя Криводрищенко. И решили они, пока меня нету, опять срочно бабок наварить. Очередную кашу сварить…

Но тут еще выяснилось, что и телка в деле присутствовала. И при этом чуть ли не руководящее место в команде занимала. Где-то тоже быстренько всплыла в водовороте и тоже скучковалась…

А что? Целое лето мужик один. Бабу, правда, мне не показали. Но судя по покрасневшей Наташкиной роже, имело место неоднократное ночевание в дому по прямому бабьему предназначению. Я, конечно, чайником в таком случае не стала бы размахивать, но, скажу честно, неприятно. Особенно ложиться в свою постельку, в которой какая-то сучка растопыривалась. Фу!

А теперь внимание! На нас надвигается МИЛЛИОН!!!

Вы, может быть, в детстве играли в эту игру: положи в конверт один рубль и отправь бениной маме, а она пришлет тебе обратно один миллион. И я дура, и ты дура, если играли в это…, но мы же тогда были дети…

Народ к станку ходит, понимаешь, пашет там зачем-то. Ну, дураки! Ну, дураки! Если можно просто положить в конверт десять рублей, а получить несколько миллионов! Во! Это вам не здесь, это я вам скажу круто!!!

В общем, берутся чужие деньги, целых пять тысяч, и пускаются на ветер. Безусловно, часть прогуляли, к маме не ходи, а на оставшуюся сумму закупили много хорошей бумаги, оплатили типографию, купили конверты, открыли счета в сберкассах…

На бумаге напечатали:

На одном листе условия игры, на втором листе список лиц, с указанием счетов в сбербанках, на которые вы должны выслать свои кровные десять рублей. Вся эта мура закладывалась в конверт и под покровом ночи разносилась по почтовым ящикам близлежащих домов. И в нашем районе, и в тех, где проживали остальные члены коллектива, а их, между прочим, было в списках пятеро! Все! Можно спать спокойно! Денежки потрачены! Денежки потекут! Король умер, да здравствует Король!

Как вы думаете, кто возглавлял сей скорбный список будущих миллионеров? Точно! С первого раза угадали. Конечно же, Он, а вторым был Криводрищенко.

«Не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Евангелие от Матфея. 5.14).

А наши славные менты вначале прошлепали такую халяву. Но пришли наши бабушки-старушки, ушки на макушке, и сказали – обманывають, бля. По номерам счетов быстро вычислили организаторов. Первым повестку получил Толик, вторым – Криводрищенко.

С трудом переварив поддыхную информацию, я задумалась, что делать?! Передо мной, свесив носы, сидели два супчика и рассуждали, сколько им могут дать.

– Наконец-то, урра, вы нашли на свою задницу приключение с большой буквы! – злорадствовала я. – Допрыгались! Если и не посадят, то уж пересадят тоооочно!

Как вы думаете, чем вообще закончилась вся эта эпопея? Походом меня и Лидушки (что бы я без нее делала по жизни?), в некоторые «органы унутренней секреции», которые и высылали эти самые повестки. Именно там Лидушка и я битых три часа доказывали товарищам, что ребята пошутили:

– Ну не выросли они еще, молодые… Придумали себе игрушку… Немножко поиграли…

Ментам было весело, они от нас кайфушу ловили. Тоже прикалывались. А что? Пришли две приличные дамы и за двух явных идиотов готовы внести наличные пожертвования в личную казну сплоченного ментовского коллектива. Приобретение доказательств обошлись мне в две тысячи пятьсот рублей.

– Да! Не выросли еще, молодые совсем! Ну, ладно… А всякую общественность в лице наших нравственных старушек мы успокоим сами. Правда, раз вы жилье снимаете, то лучше было бы вам сменить место жительства. Так будет безопаснее.

– Нормально, – очень зло выдала я дома Толику. – Значит, надо опять срочно искать новую хату? Интересно, и кто же будет этим заниматься? Или ты на домашние дела кое-что все-таки положил? А мне и около Абалденной Девушки Наташки нормально. Вот не буду квартиру искать, и все тут. Да и вообще ты мне стал дороговато обходиться… По-моему, приглашать на ночь за деньги дешевле…

Но с корабля не спрыгнешь, особенно когда он уже на пути к айсбергу… И потом прощение выше, чем месть.

КАК Я СТАЛА ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ КОНТРАБАНДИСТКОЙ

Но жизнь продолжалась. И прожить мы ее старались так, чтобы не было мучительно скучно… Ну, вы в курсе…

Однажды явились ко мне два «черномордика» с каким-то толстым негром. Представьте себе добродушного, с хомячьими щеками, негроидного молодого мужчину, в том самом всем известном соку… То есть в возрасте двадцати восьми лет. Жил он в России лет восемь-девять и за это благословенное для него время он стал настоящим профессором по контрабанде ширпотребом и русскими иконами. Официальное имя – Тиджан. Но все звали его проще – Док. Оказалось, что он уже три года на первом курсе аспирантуры учился, и диплом врача имел…

Док снимал комнату в районе станции метро «Медведково» у русской дамы примерно Лидушкиного возраста. Как потом оказалось, она тайно мечтала родить черненького ребеночка и уехать жить в Африку. А почему бы и нет? Всякого за свою жизнь насмотришься. Может, она в прошлой жизни в племени тумба-юмба жила и была предводительницей?

Так вот, привезли «блэки» это черное стодвадцатикилограммовое чудо. По случаю моей честности. Ну, как же, приехала из Чечни (для них из кавказских джунглей), могла запросто соврать, что денег нет! Но не соврала. И бабки привезла, и всю прибыль честно поделила. Потому заслуживает нашего африканского уважения и доверия. Короче, Док вынес мне деловое предложение: даешь контрабанду в особо крупных размерах в доле с послом!

Предложение, конечно, противозаконное. Но оно упало на благодатную почву, политую многочисленными долгами Толика. Я же авантюристка по натуре. Потому и думалось совсем недолго:

– Да! Я готова принимать весь товар прямо из посольства. И попробую на полученные от реализации деньги скупать для господина посла иконы. Правда, нужен подготовительный период. Я пока не знаю, где эти самые иконы искать и вообще что это такое. Но я постараюсь…

И началась жизнь, при которой не поймешь, когда день, когда ночь, когда начало месяца, а когда конец…

Ночью мы ездили по всей Москве, смотрели предлагаемые коллекции, вечерами таскали тюки с товаром в квартиру, которую сняли специально для этого на другом конце города. Там же складировали доски. Иконы то есть. В Москве, оказывается, целая прослойка населения занималась этим бизнесом. Все были при деле. Наташкина армия разнообразила гардеробы граждан, не зная ни сна, ни отдыха. Даже пить стали меньше. Некогда. Наташка даже наших соседей приспособила для реализации товара. Один, который молодой жеребец, в своем институте народ одевал, а Владимир Иванович на стройке молярих и штукатурок прихорашивал. Потому воскресные гулянки забросил, а извечный вопрос про наган заменил на: «Где товар»?

Красота! Уси пашуть! Аж дым идеть!

Работа с послом имела свои преимущества. Товар можно было заказывать абсолютно любой. И торговали мы потому и телевизорами, и видеомагнитофонами, и блоками видеокассет, и солнечными очками, и музыкальной аппаратурой для музыкантов под заказ, и дубленками итальянскими, и кофточками турецкими, и джинсами американскими, и куртками немецкими, и часами, и платками, и прочая, прочая, прочая… Такой один большой ШОП!

Работа кипела. И все же часть товара мы вынуждены были держать у себя в коммуналке. Кинокомедия! С самого утра и до поздней ночи в квартиру и из квартиры вносили и выносили ящики, мешки, тюки, кульки, пакеты, коробки, упаковки… И никто же не донес! Хотя по лестнице целыми днями шмыгали кучи просто фарцы, а также алкашей и негров. Мне кажется, весь дом участвовал…

Постепенно во второй квартире собралось штук сорок икон. Мы их пока не оплачивали, сомневались. Мы же не специалисты. Чтобы не попасть первый раз в первый класс, мы ночью привезли туда Дока. Ни одна из сорока не годилась на вывоз, а половина вообще оказалась новоделом. Когда он объяснил на наглядных примерах, что у нас свалено в углу, я поняла, профессором просто так не называют. Надо учиться, чтобы не делать по Москве пустых телодвижений…

И тут, слава богу, Толик уехал с моей головы на очередные гастроли, я накупила из-под полы по безумным ценам, набрала у знакомых соответствующую наглядную литературу по древнерусскому искусству и устроила себе ликбез.

И что я узнала?

Хорошие иконы, оказывается, просто так раньше не писались. А только по случаю праздника или на заказ. Перед тем как написать образ, мастер постился, молился и просил Божьего благословения на свою работу. Он и его ученики писали икону, вкладывая в работу свою душу, веру и любовь. И еще я поняла, что такое подделка, то есть московский только что сделанный новодел. «Новодельщик» сам придумать ничего не может. Потому его доска это рисунок, картина, может быть, даже очень хорошая. И больше ничего. Его научили хорошо рисовать, как слона стоять на двух ногах. Он сана не имеет, пострига не принимал, перед писанием на хлебе и воде не сидел, пост не соблюдал. Да и вообще эта расписанная картинка в церкви не освящалась. К тому же, вы хоть знаете, как пахнет оклад иконы из серебра? Не-е-ет!

Немного железом, но с примесью сладковатого чего-то, корицы что ли, а еще чуть-чуть даже перца черного добавлено. Еще на окладах всегда есть клейма, как проба на золотом кольце. Чтобы его прочитать, нужна специальная книга, где собраны образцы клейм всех мастеров всех школ. Клейма ставятся на окладах внизу справа, и на нимбах, если таковые есть…

Но не всегда верь глазам своим. Советские умельцы могли таких «чекух» на «новоделы» наставить, только диву даешься! Лучше доверяй своему носу. Мой нос меня никогда не подводил. И первое, что делала, снимала оклад и внюхивалась.

ЗОЛОТАЯ ТАТЬЯНА, ИЛИ ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК ЖИТЬ НЕ НАДО

Была у меня одна приятельница, дочь очень известного композитора Анатолия Лепина. Если кто не знает, он гимн Латвии написал, музыку к кинофильму «Карнавальная ночь» и еще всяких песен много, я уж и не помню. А золотая была, потому что из «золотой» московской молодежи, которой все можно…

Квартира у них была огромная в «балалайке». Это так назывался композиторский дом, в самом центре Москвы в котором и Дом композиторов тоже находится, на улице Горького, теперешней Тврской-Ямской.

Мама у подружки – бывшая прима-балерина Рижского театра оперы и балета, из древнего, думаю тевтонского, рода, потому что Татьяна уж больно страшненькая получилась. У Тани был брат Леня и большое семейное горе. У папы и мамы отрицательный резус-фактор крови, поэтому у Тани и Лени ничего не получалось насчет потомства. В алгебре так просто – минус на минус дают плюс! А в жизни минус на минус дал такой минусище, что нес сплошные выкидыши и Тане, и Лениной жене.

Короче, загнивающая кровь, которую Таня, как и большинство «золотой молодежи» того времени, разбавляла алкоголем, сделав многократную и неудачную попытку размножиться.

Плюнув на это дело, она запила, причем как!!! Мы с вами пьем сугубо пердиськи, как говаривал наш бровастый и целовастый Л.И. Брежнев, а Таня пила сиськимасиськи, а закусывала сугубо пердиськи…

Я придумала пословицу: кто пьет хорошо, но и ест хорошо, тот никогда не будет алкашом. Можно даже спеть.

Я ездила к ней потому, что она всегда что-нибудь продавала, в основном антиквариат. Ей на бутылку не хватало. Однажды в августе позвала меня на «показ». Приезжаем мы с моей сестрой Танюшкой, видим – замок на входной двери выдран с мясом, все на распашку, а в гостиной поперек дивана лежит вдребезги пьяная Татьяна в зимних сапогах на босу ногу, еле чем-то прикрытая, а на улице – лето!

Вонь страшная. Вся посуда грязная. И на столе, и под столом. В папином кабинете, где рояль и красивая антикварная мебель, тоже все загажено, сесть противно. Стоим и головами крутим. Вдруг где-то между пустыми бутылками зазвонил телефон. Поднимаю трубку – Танина мама из Прибалтики звонит, просит Таню. Я же не могла сказать маме, что она и не мычит даже. Маму жалко. Пошла, взялась трясти Таню. Ноль эмоций. Плевать она хотела на нас со своей тевтонской колокольни. Пришлось применять крайние меры. После холодной воды, вылитой Татьяне на голову, она немного прочухалась.

– Ой, привет. А что случилось? Что надо?

– Тебя мама к телефону!

– Ага, мама…

Татьяна рванула в кабинет, схватила в руку пустую бутылку из-под шампанского и…ВНИМАНИЕ… выдала в горлышко:

– Я слушаю… – и вставила горлышко себе в ухо…

От смеха у меня тогда аж живот свело. Впервые в жизни.

Помню, в какой-то раз вызывала меня Татьяна к себе на «аукцион». У нее такое бывало: притащит золотая молодежь (пьющие дети писателей и композиторов) какие-нибудь вещи и давай меня уговаривать купить. Морально я не очень переживала. Если они уже стащили что-то из дома, то точно пропьют, обратно не понесут. Мне продадут или Васе, или Феде, или отъезжающему на родину предков еврею Иосифу. Тогда она меня вызвала по поводу нескольких вещей сразу. Первая вещь принадлежала внуку «товарища Луначарского». Это была очень антикварная штука, он ее у мамаши скоммуниздил. То ли Япония, то ли Китай. То ли пятнадцатый, то ли даже девятый век, вырезанная из целого бивня мамонта японская ладья, а на палубе пятнадцать НЭЦКЕ, начиная от Императора и заканчивая двором, прислугой и матросами. Ну, очень красивая. Очень! Ну, и еще пару настоящих икон в идеальном состоянии.

В этот раз были и изделия Карла Фаберже. Удивительно красивый набор туалетных женских безделушек, несессер. Пузатые флакончики в серебре для духов, овальное зеркальце с ручкой, щеточки для волос, расчесочки, пульверизатор с инкрустированной бутылочкой, пилочка для ногтей и еще всякие штучки-дрючки. Шестнадцать наименований. И все такое элегантно простое. Серебро, а по самому краю, по торцу каждой вещицы, – тоненькая, из трех золотых ленточек косичка, переплетенная с шагом в три сантиметра платиновой ниткой с мелкими бриллиантовыми бантиками. Потрясающе! И второе изделие – дворник из сердолика из коллекции знаменитых каменных фигурок из полудрагоценных камней. Я их и раньше видела и о них читала. Двенадцать сантиметров в высоту. С серебряной метлой, с золотой бляхой на груди, в серебряной ушанке с одним висячим ухом, на которой видны были все меховые ворсинки, в серебряных сапогах, подбитых платиновыми гвоздиками, с серебряным ремнем, перехватывающим серебряный фартук. Хорош!!! И на каждой металлической запчасти «чекуха». И на «чекухах», в сильную лупу, четко виден знак мастера фабрики Фаберже. «Чекухи» и на дворнике, и на несессере. Только на дворнике буквы и цифры смотрели в одну сторону, а на несессере – в другую. Я когда это в лупу увидела, только и могла сказать:

– Опаньки! Вот уж твою в корень! Ну и какая же из них подделка? Фальшак? Поди разберись. Ну, мастера! Ну, левши!

На выяснение ушла целая неделя. Я нашла у знакомого реставратора Олега ту самую книгу, в которой были изображены все клейма всех мастеров, всех ювелиров и всех фабрик дореволюционной России. Так вот! Каково же было мое удивление, переходящее в остолбенение, когда я вдруг обнаружила, что поддельным оказался дворник! Можете себе представить?

Я потом два года пыталась разыскать этого умельца. Их, оказывается, было двое. Жили они в Питере, а руководил ими Миша Монастырский. Правда, к тому времени, когда я все узнала, они трое уже уехали в Штаты. Бедные США… Я им не завидую…

ДЕВУШКА ОБЛЕГЧЕННОГО ПОВЕДЕНИЯ

И вот наступила моя первая «сдача». В том смысле, что послу нужно было возвращать авансированные нам, в виде товара, деньги, в виде другого товара. Для проникновения на территорию посольства мы разработали целый план:

Мне надо было сделать так, чтобы охраняющий границу посольства мент, смотрел на меня, но не видел, как в шапке-невидимке. А для этого пришлось на время стать… проституткой. Так мне Док объяснил:

– Ты не нервинитяй. Ветером в скверике напротив посольства, на скамеецьке, сидят девуски. А вдруг ми захотим весело приавести вриемя?

Оказывается, таких девушек регулярно, в десять часов вечера, заводят в посольство, а к утру выводят. Менту дается откупная. Бутылка виски или блок сигарет «Мальборо», или джинсы. Получает он эту мзду и уходит за угол, покурить. Поэтому то, что в это время у посольства происходит, он и не в курсе совсем! Ну, не видел он…

Вот таким вот, значит, макаром мне теперь придется в посольство проникать. Только потом девушек разведут в разные комнаты, а меня к послу определят. Хорошо, что благоверный на гастролях был, его кавказский темперамент этого не понял бы.

Посол! Уж больно громко звучит!

Посол, господин Конте, оказался маленьким мужчинкой с маленькой и жиденькой бороденкой. В кабинете он был со своей Мадам (а звали ее в посольстве именно так, а не по имени). Она была дамой дородной, милой, невысокого ростика и с симпатичной черненькой мордашкой. И старше меня всего на два года. Я была рада нашему знакомству, потому что в будущем работать мне придется в основном с Мадам. Так сказал Док. Поэтому в первый раз мы целую ночь проговорили с ней и по делу и ни о чем, в конце концов, друг друга поняли и обо всем договорились.

Из своего первого похода я разжилась еще одним знакомством. Подфартило называется! Он был переводчиком в наших первых переговорах и являлся доверенным человеком мадам. Она мне его представила и отрекомендовала для дальнейшей работы. Джозеф Такер.

Джозеф Такер оказался еще чуднее моего Толика. Вы видели когда-нибудь Остапа Бендера черного цвета? Три тысячи слов в минуту, а «химичить» умел, как наш махровый одесский еврей или армянин. Ну и гонору, конечно…. А как ему не быть, если у его мамаши в центре столицы Сьерра-Леоне, городе Фритауне, пять доходных многоэтажных домов? А еще в частном владении земля с кимберлитовыми трубками… Мадам мне рассказывала все это, а он переводил. При этом стыдился и опускал глаза. Мадам сразу в известность меня поставила, с кем мне придется теперь по жизни мучиться. Будто мало мне было своего муженька…

Он был высокий, стройный, с шапкой волос на голове и видимой только в профиль бороденкой. Говорят весь в папу. А папа был местным балбесом, ловеласом, и жутким пьяницей, правда, очень красивым, по африканским меркам. Родили они его только одного. Им и одного за глаза хватило. Случай аналогичный моему, но не типичный для африканской семьи.

Одевался смешно до невероятности. Верх – белая рубашка, с воротником, значительно большим, чем его шея, ужатым галстуком до «гармошки», пиджак тоже на три размера больше, а ниже талии – старые русские джинсы и русские же, малость потрепанные кеды для школьников. Цирк!

На правой руке у него был сломан безымянный палец, который когда-то неправильно сросся и теперь торчал вбок, как сучок. Чтобы во время разговора он им не выколол мне глаза, приходилось просить:

– Убери ты лучше свой палец из-под моего носа. Я не знаю, кто и за что тебе его сломал, но ты довыпендриваешься и я тебе твой сучок доломаю окончательно.

Ну и горе же я себе приобрела в ту ночь! Уже потом я говорила мадам: – Все у нас идет хорошо, а не было бы Джозефа Такера, было бы еще лучше!

Его самой большой слабостью были бабы. Система размножения работала в его организме самым лучшим и отлаженным образом, а потенция била через край крутой волной. Он умудрялся иметь по пять романов одновременно, всех своих любовниц удовлетворял, да еще и к нам их таскал. На показ.

Все это были бурные романы, со слезами, выцарапыванием глаз и такими отелловскими страстями, что мы диву давались! Раньше я думала, что это только в романах так бывает, что это над нами писатели потешаются, описывая несуществующие отношения. Ни черта подобного! Часто по моей квартире за Джозефом с утра бегала разъяренная, полуодетая, белобрысая, белая тигрица и орала как резаная:

– Сволочь, ты мне с ней изменил, я тебя зарежу!

Как и почему это происходило, я до сих пор понять не могу. Квазимодо он и есть Квазимодо! Да еще и черного цвета! Я как представляла, что он на мне лежит и орет от оргазма, аж жуть брала…

Вообще-то я всех мужиков, которые мне нравятся, примериваю на предмет нависающей в экстазе рожи. Так и называла их для себя – надомнойчик ты мой! Если не вписывался в надомнойчики, значит, не мое и неча, понимаешь, на него время драгоценное тратить.

Правда, теперь нам, девушкам облегченного поведения, это все ни к чему. Нам должно быть все равно, какая рожа, лишь бы бабки текли.

СТРАСТИ ПО ДЖЕЙМСУ БОНДУ

Однажды дело было так: приехал посол, но товар не привез – только деньги. Что там произошло, я конечно, не знаю. Да и какая мне разница? У меня и так затоварка была. Но мне нужно было идти в посольство. Мадам отдавала деньги только мне в руки.

Хорошо. Иду.

Путь нам уже известен: на скамеечку к девочкам в скверик. Дело было летом, где-то в июле. Я, конечно, на лице все, что можно нарисовала, сумочку беленькую взяла, туфельки на длинной шпильке надела… Да мент попался какой-то глазастый, выглядел, что я под блядь не очень-то и канаю.