Текст книги "«Вернусь только с Победой…» Фронтовые письма 1941—1945 гг."

В один из таких дней, военком полка мне поручил подготовить комсомольское собрание. Оповестив всех и проделав целый ряд организационных работ, я пошел выбирать соответствующую площадку, долженствующую отвечать немногим требованиям. Она должна вмещать до 150 человек, быть сухой и замаскированной от глаз фашистского летчика. Немного в стороне от нашего лагеря, в густой лесной чаще, отыскал полянку, чуть возвышающуюся над всюду ровной площадкой с еле заметными ложбинами, окаймлена густыми березами, среди которых оказался, неведомо какими путями попавший, единственный дуб, резко выделяясь темной корой и желтизной своих листьев, недавно проснувшихся от зимней спячки и не успевших впитать достаточное количеств солнечных лучей, чтоб приобрести зеленый цвет, и слиться с общим фоном всей растительности.

Под одним из деревьев сооружаем стол и скамейки для президиума, пустив для этого в ход единственный универсальный у нас материал – несколько срубленных стволов молодой березы.

Вот уже все готово и через некоторое время начинают появляться первые группы бойцов-комсомольцев, пришедших сюда строем из своих подразделений при полном вооружении, как будто нам предстоит не на собрании присутствовать, а идти в бой. В этом сказывается близость фронта и наша постоянная готовность к любым неожиданностям. Всего собралось человек около 150. Быстро все полукругом рассаживаются, стараясь так разместиться, чтоб быть скрытым сверху густой листвой деревьев. Военком полка делает доклад о задачах комсомольцев в предстоящих боях, призывая увеличивать славу, добытую нами в борьбе против немецких захватчиков. С большой теплотой и любовью говорит он о тех бойцах и командирах, которые упорным трудом и кровью своей этой славы добились, и тут же гневом наливаются глаза и жесты становятся резкими, когда он говорит об отдельных лицах, показавших пример трусости. К счастью таких оказалось немного – всего один человек. В небе раздается еле различимый звук самолета. Как по команде все поднимают головы вверх. Чуть заметной точкой вдали показался самолет, направляющийся прямо на нас. Через несколько секунд уже можно было определить тип самолета, оказавшимся вражескими разведчиком. Собрание временно прерывается, все отправляются поглубже в тень и готовятся к открытию группового огня. Вот уже не на очень большой высоте самолет над нами. Ясно вырисовываются контуры крыльев и винтовки все вскидываются вверх, ожидая общей команды. Военком взмахнул рукой и раздался сразу дружный треск винтовочных выстрелов 150 человек, сидящих кто на корточках, кто подобрав ноги под себя по-турецки, как будто занимающихся каким-то мирным делом. Пули густым роем полетели вверх и, трассируя, показывали свое направление. Красные точки летели под самое крыло стервятника, и, получив несколько пробоин, почуяв неладное, он резко развернулся, направляясь на свой аэродром, делать посадку и лечить полученные раны. Дается команда «отбой»! И все, возбужденные после стрельбы, быстро разряжают винтовки. Собрание продолжается, как будто ничего не произошло, и только лишь стреляные гильзы валяющиеся кругом, говорят о прошедшем схватке с самолетом. В этот день еще особых заметных событий не произошло, и день закончился также, так как и предыдущие дни.

…Письмо это я начал писать вчера, т. е. 9-го и не закончив, лег спать. Только что сменил товарища и при первых проблесках наступающего утра, сел продолжать тебе письмо. День только лишь зарождается. Солнце еще далеко за горизонтом, но оно уже властвует над миром, диктуя ему свои законы. Все черное, темное бежит прочь, уступая место всепобеждающему свету. Этот свет еще слаб, буквы на белой бумаге я еле-еле различаю, но это уже свет. Его появлению радостно откликнулась природа, встречая его благоуханием травы и веселым щебетанием проснувшихся птиц. Деревья наполняют свои зеленые головы на восток и шелестят листьями, движимыми чуть поднявшимся утренним ветерком, тоже спешащему на восток, навстречу свету, навстречу солнцу, навстречу новому радостному дню. Наступающий день салютует наши дальнобойные орудия, посылая свои снаряды в сторону тьмы – на запад! Их гром предвещает победу – свободную, светлую, радостную жизнь на 1/6 земли; и обещавшие такую же жизнь всему человечеству. Их гром предвещает смерть – разбудившим черной силы, чтоб уничтожить эту жизнь и ввергнуть все человечество в царство тьмы и бесправия.

Для меня наступающий день особенно радостен. Ведь этот день, день твоего рождения. В былые годы, в этот день, с утра я думал: какой бы получше букет цветов достать и преподнести, поздравляя тебя. Сегодня с самого зарождения утра я думаю: какое бы лучшее слово найти, чтоб передать мои чувства, поздравляя тебя. Хочу найти такое слово, какое еще не говорил. Но чувства мои сильны, а голова сейчас слаба. Это слово чувствую всем сердцем, оно рвется из груди, но высказать его я никак не могу. Написать «люблю», но это ведь не то; я же больше, чем люблю тебя. Ведь все хорошее в моей жизни – это ты; ведь все что связывает меня с жизнью – это ты; ведь все мои стремления к жизни – это ты. Этим банальным словом, так часто всеми спрягаемом и еще чаще оскверняемым, я своих чувств не выражу. Другого слова я не нашел, но оно во мне. Ты его не прочтешь, но зато ты его почувствуешь. Весь вечер думал о тебе. Всю ночь ты снилась мне, а сейчас как живая стоишь предо мной. Я в этот миг тебя мысленно обнимаю и, поздравляя, крепко целую. Почувствуй этот поцелуй!

Эти несколько строк писал я долго. Уж солнце начало всходить, уже лучи его пробиваются сквозь щели в шалаше, а я еще за письмом. Не хочется от него отрываться, ведь в это время я с тобой. Закуковала кукушка. Она отсчитывает долгие годы. Это тебе – долгие счастливые годы. Твой (к этому слову ничего не добавляю) Котик.

13.06.1942 г. Здравствуй, родная! Последние два дня настроение у меня подавленное… Тоска меня заела и сил моих больше нет. Ничего не могу делать, ко всему охота отпала. Хотел продолжить свои письма-очерки писать, но голова не мыслит, руки не двигаются. Хотел читать, но глаза мои смотрят в книгу, а перед собой видят тебя. Думаю о тебе и о детях заслоняют передо мной все, а неведение того, где вы сейчас находитесь, усугубляет мое настроение.

Ко всему этого, погода действует удручающе. Последние дни она резко изменилась. Небо все время покрыто тучами и лишь изредка проглядывает солнышко в ветром открытое голубое небо. Но тот же ветер быстро затягивает тучи и опять все пасмурно кругом меня и пасмурно во мне. Дождь то польет, то перестанет, и опять кругом большие лужи, и земля расползается под ногами. Ветер с силой гнет деревья к земле, но они гибкие, вырываются из его объятий, мечутся в разные стороны и гордые своей победой над ним, опять выпрямляются. Ветер со злостью, с новой силой налетает и еще ниже деревья к земле пригибает, но ни одно из них пред ним свой хребет не ломает, а обессилев в борьбе, вплотную прильнув к сырой земле и вырвав корни – погибает. Этой погоде после нескольких жарких дней предшествовала гроза. Изредка молнии рассекали небо, а гром стоял беспрерывный, сливаясь с громом беспрерывно бьющих орудий. Гроза прошла, и подул ветер, принесший облака. Облака туго сковали небо и скрыли солнце от земли. Но солнце не хочет считать себя побежденным, пробиваясь через каждую лазейку, образуемую в облаках. Вот пелена опять стянулась и снова скрыто солнце. Но нет! Тучи разойдутся, им долго не устоять. А солнце победно засияет, обдавая нас своими яркими горячими лучами. Разойдутся и надо мной тучи тоски. Получив твое письма, я опять воспряну духом, и солнце будет светить также для меня. Так пусть скорей придут мне письма! Так пусть скорей прорвется солнце!

Настроения писать у меня сегодня совсем не было, но я вспомнил, что сегодня моя родная маленькая дочь именинница. Ну, как не отметить этот день письмом к тебе и не поделиться мыслями, которые меня осаждают? А мысли мои, сегодня о моей имениннице. И к моей тоске она имеет большое отношение. Сегодня она стала старше, ровно в два раза, после того, как я ее оставил. А ставши в 2 раза старше, человек ведь сильно меняется, и наверное, Олюся сильно изменилась. Какая она была, я очень хорошо помню и кроме того об этом напоминает мне ее портрет. Я столько раз держал эту карточку в руках, что она совсем уже истрепалась. Разве может быть большее удовольствие, чем смотреть на эту глазки-вишенки, на этот круглый маленький ротик, на эти пухлые ручки и ножки. Я большего удовольствия не представляю и поэтому подолгу держу карточку в руках и любуюсь милым личиком. Но как она выглядит сейчас, я знаю только лишь по твоим описаниям. Но это ведь мало и я представляю себе образ Олюски, перебирая в памяти, как выглядят дети ее возраста. Когда был в Можайске, то это легче было, так как я присматривался к маленьким детям и воображал: вот такая наверное Олюська, но она несомненно красивее. Красоту ее уже фантазия дорисовала. Часто по ночам она мне снится и именно такой, какой я ее себе представляю. И во сне я ее слышу, ее детский лепет, я вижу ее курчавую головку с милыми глазами-вишенками. Я чувствую теплоту ее маленького нежного тельца. Просыпаюсь я по обыкновению после такого сна, восторженно радостным и с еще большим желанием увидеть ее в жизни. Иногда приходит черная мысль о том, что она своего отца будет знать только по рассказам и тогда настроение, как я тебе пишу в начале моего письма, не особенно веселое, но я принуждаю себя отбросить все отягощающие меня мысли и радоваться этому дню – дню моей дочки. Разве я могу не радоваться, когда моей дочке исполняется 2 года? И я радуюсь и я весел. Пусть кругом меня бушует ветер, пусть хлещет дождь, пусть солнце скрыто облаками, но я не слышу ветра, не вижу я дождя, и солнце для меня сияет ярко. Сегодня моя Олюска именинница! Так пусть же безоблачной будет вся ее жизнь! Пусть бури жизни ее никогда сломают! Пусть вечно ей сияет солнце, делая жизнь радостной и счастливой! И если рок не даст мне ее увидеть, так память обо мне всегда пусть в ней живет! Обо мне пусть она знает одно только хорошее, а это ей поможет создать себе идеал своего отца и легче без него переносить свое детство. Но эти мысли прочь! Я верю, что буду еще с вами и Олюська будет расти у меня на глазах, и я буду радоваться вместе с тобой каждому ее новому слову и буду вместе с тобой слушать первый стих ею сказанный, вместе с тобой буду волноваться и не досыпать при ее болезнях, неминуемых в детстве; вместе с тобой буду восторгаться ее успехам в школе и вместе с тобой глубокими стариками, будем гордиться ее успехам в жизни.

Так пусть же здравствует маленькая, родная именинница – наша дочурка, наша Олюська! После этого пожелания больше ничего писать не хочу. Прочел письмо с начала и увидел, как-то не разборчиво написано. Тебе его очень трудно будет прочесть, но переписать я его не хочу, так как каждое слово в нем написано из души, а переписав, эти слова мне покажутся уже не теми. В каждом неразборчивом слове я чувствую свое волнение, с каким я его писал, и я хочу, чтоб это волнение передавалось и тебе. Так будь же здорова и ты – мать моих славных дочек. Обнимаю и крепко целую тебя и маленькую нашу именинницу. Твой Котик.

20.06.1942 г. …У меня произошли некоторые изменения в обстановке. Вечером 18-го я уже было лег спать, как вдруг приходит капитан Лысенко и дает мне приказ за 10 минут собраться, захватить все свое имущество и вместе с товарищем выехать в штаб армии дежурить на коммутаторе. Со штабом армии мы держим связь (как туда прокладывали линию, я тебе описывал) и для дежурства на коммутаторе посылаем своих людей. Быстро собрались, сели на машину и выехали. Дорога была очень плохая, так как недавно прошел дождь, и она вся расползалась. Несколько раз приходилось выталкивать из грязи засевшую машину. После больших мытарств, мы наконец, к 12 часам ночи приехали на опушку леса, а оттуда лесом, надо пройти еще километра 3 пешком. Лунный месяц только лишь начался и узенький серп луны, не успев появиться, быстро скрылся за горизонтом. Небо все заволоклось тучами, и наступила темная ночь. Забравшись в лес, я ничего вокруг себя не видел, так как густо росшие деревья еще более сгустили темноту. Вел нас командир, который дорогу хорошо знал. Но я впереди себя никого не видел, а следовал только прислушиваясь к шагам булькающим и чавкающим, откликаясь на звук. Место здесь исключительно болотистое и через каждые несколько шагов проваливался по колено или в грязь или в воду. Часть пути прошли по деревянному настилу (дорога, сделанная из проложенных по грязи вплотную друг к другу стволов деревьев). Такая дорога тянулась больше километра и потом опять по воде и грязи. Ветки деревьев били по лицу и по одежде и обдавали струями воды, собранной на листьях и иглах, после прошедшего дождя. Наконец, после многочисленных опросов часовых, через каждые 100 метров, выныривавших из темноты и внезапно нас окликавших, мы натолкнулись в темноте на несколько больших шалашей. У одного из них мы остановились и отодвинув палатку, очутились в просторном шалаше, освещаемого разложенным посреди костром. Это и был коммутатор. Отсюда связь тянется во все дивизии и все полки. Телефонные аппараты стоят на самодельном столике, прибитом к стене или вернее к стволу дерева, примыкающему к одной из стен шалаша. Шалаш построен из еловых ветвей и сверху покрыт большими кусками коры (величиной в несколько метров каждый) содранной из столетних елей, являющихся преобладающей растительностью в этом лесу. Но несмотря на это, начавшийся опять дождь проникает через крышу. Зайдя в шалаш, мы первое бросились к костру, только не греться, так как нагруженные ранцем, котелком, винтовкой, противогазом и специальным имуществом, одетые в шинели и сделав вышеописанную прогулку, нам уже холодно не было, а обсушиться. Немного обсушившись и ознакомившись с условиями работы здесь, мы распростились с предыдущей сменой, и я сразу же приступил дежурить. Было 2 часа ночи. Ночи здесь сейчас очень короткие. В 12 часов ночи на западе еще видна голубая полоска неба, а в 2 часа эта голубая полоска появляется на востоке и уже начинается бледный рассвет. Оставшись один, я увеличиваю костер и почти до утра сушился, отрываясь только чтоб отвечать на телефонный звонок.

Здесь работа очень интересная тем, что ты находишься в самом центре всех событий. Первый знаешь, что делается на всех участках фронта, знаком с обстановкой и пр. Боюсь только, что долго не дадут мне здесь быть и скоро комиссар обратно отзовет меня в наш лагерь. Некоторые неудобства есть в том, что здесь мы находимся на собственном, так сказать, иждивении, т. е. получаю сухой паек на 5 дней и сами себе готовим пищу. К этому делу мы уже приспособились, и обед у нас получается не хуже, чем у нашего повара. Живем мы в отдельном шалаше вчетвером. Мы 2 и 2 телефониста из другой части. Шалаш большой, но не такой уютный, как нами оставленный. К тому же по ночам здесь довольно холодно, хотя я еще ни одной ночи в нем не спал… Сейчас пишу после того, что встал и позавтракал. В первую очередь я не забыл захватить раздобытую мною чернильницу с чернилами и ручку, которыми сейчас и пользуюсь. Природа здесь совсем другая, чем у нас в лагере (лагерем я условно называю расположение нашей части). Здесь пустой, дремучий, смешанный лес с преобладанием елей. Сосны здесь не растут. Очень много буквально столетних елей, которых в 2 обхвата не обнимешь. Могучая крона ветвей все скрывает под собой, так что сверху ничего здесь обнаружишь. Местность, как я писал, исключительно болотистая, и лес все время перемежается с болотами. В особо подробное описание природы я сейчас не хочу вдаваться, так как это может у меня занять очень много места в письме и тебе станет не интересным его читать. Работы здесь сравнительно больше, так как беспрерывно звонят сюда и отсюда, но ночью все же меньше работы, чем днем и можно урвать пару часов на чтение и писание писем. На второй день, т. е. вчера я предложил перенести станцию в другой шалаш, что мы и сделали. Этот шалаш меньший, более уютный, не протекает. В середине поставили стол, сделали кругом его скамейки и в нем можно сидеть, читать, писать и даже отдохнуть. Думаем и наш жилой шалаш преобразовать. Хуже немного мне с перепиской, так как письма будут получаться на старом месте (в лагере) и от случая к случаю будут передаваться мне теми, которые будут ездить сюда… На этом я закончу и буду продолжать в следующем письме. Спешу идти готовить обед себе и товарищу. Твой Котик.

29.06.1942 г. …В свое время я тебе писал, что у меня могут быть моменты, когда я не смогу тебе писать и просил, чтоб ты в таких случаях не волновалась. Последние дни были у меня именно такие и это является причиной того, что я тебе не писал. Кратенько, в мере дозволенного я тебе опишу события этих дней… Мы переместились в другое место. Там побыл день и был направлен опять в штаб армии, который тоже оказался на другом месте. Там побыл до сегодняшнего дня, а сегодня опять вернулся к себе, куда меня отозвал наш комиссар части. Завтра я наверное приступлю к своей основной работе как политработник. Все эти мои перемещения были связаны с выполнением целого ряда задач, которые я тебе описать не могу. Могу только сказать, что все эти дни, а также и ночи были полностью загружены, причем за трое суток мне удалось поспать всего 3 часа. Только в эту ночь мне наконец удалось поспать, причем спал я с перерывами: с 10 вечера до 1 ночи и с 8 утра до 9 утра. Таким образом я немного отдохнул, а сейчас находясь в своем подразделении, которое оказалось опять на новом месте, я выбрал минутку, чтоб наконец тебе написать пару слов. За эти дни поработал я не плохо и в штабе армии остались мною довольны. Впечатлений за эти дни я набрался очень много, но если я взялся бы их описать, то, пожалуй, никакой бумаги не хватит. Бумага, между прочим, является также и для меня очень дефицитным предметом и при обширности моей переписки ее у меня хватит совсем ненадолго. Отсутствие бумаги у меня это означает только то, что я лишусь твоих писем, что является самым дорогим. Несмотря на всю мою занятость, я добивался, чтоб письма мне своевременно пересылались и вручались…

Напрасно ты пишешь, что твои письма «бестолковые». Они для меня очень толковые и даже больше чем толковые. Особенно большое впечатление на меня произвело твое письмо, которое явилось ответом на мое письмо от 4 июня. Слова, сказанные тобой в этом письме, для меня очень ценны и дороги. В какую бы литературную форму ты их не облекла, они больше не сказали, чем сказали самым простым языком, но зато от всего сердца. Этим я конечно не хочу сказать, что мои письма иногда облеченные именно в такую форму исходят не от чистого сердца, наоборот, я всеми силами стараюсь, передавая свои мысли и чувства, написать их так, чтоб представить тебе двойное удовольствие, зная, что тебе мои «литературные» письма понравятся… Да, Бэлочка! Я стал очень наблюдательным, все подмечаю и анализирую. Иногда могу свои мысли, чувства очень красиво выразить и описать, и чувствую себя в силах даже написать что-нибудь серьезное. Я тебе кажется писал, что я намерен был написать историю нашего полка с показом его пройденного пути, славных дел и героических подвигов его людей. Я уже даже подбирал соответствующий материал для этого, но времени сейчас нет. Может быть, время будет, то я за это дело возьмусь. Эти вдруг выявившиеся у меня способности являются следствием войны, которая меня многому научила, являются следствием многих бессонных ночей, которые пришлось проводить за год войны, и следствием того далекого «досуга», который предоставляется иногда войной. Несомненно, в гражданской жизни все это со мной не могло случиться, и я уверен, что если я вернусь с войны, то по возвращении к прежнему образу жизни, т. е. заполненному ежедневной заботой и беспрерывной работой, это все мною забудется. И сейчас, правда, бывают моменты, когда не то что красиво письма, но несколько строк не в состоянии сложить, но это бывает не постоянно. Как я уже тебе здесь писал, материалу у меня сейчас скопилось очень много, и если б было время, то я мог бы написать целый ряд очерков. Но пока этого времени у меня нет.

Сейчас я сижу и пишу, находясь в таком живописном месте (это новое расположение нашей части), что так и хочется все это описать словами на бумаге. Зная, что если я начну, то мне уже потом удержу не будет, я стараюсь сейчас ничего не описывать. За это время у меня скопилось столько полученных писем, что я не знаю, когда я со всеми «рассчитаюсь», несмотря на то, что я отвечаю сейчас только открытками в несколько слов. Число моих корреспондентов с каждым днем все растет и мне придется обзавестись «личным секретарем» для регистрации их и для составления ответов… Хочу коснуться несколькими словами твоих стихов, которые ты мне прислала в одном из писем. Эти стихи на меня навеяли столько воспоминаний, что я уже был готов «разразиться» большим «лирическим» письмом, но вас спасло то, что у меня времени не было. Но все-таки я вернусь еще к этой теме, так как меня это сильно взбудоражило и как вспомню только про эти несколько строк, как опять всплывают все эти воспоминания и относят меня лет на 15–20 назад (так и теперь) … Привет всем. Целую всех крепко, я прошу на меня не обижаться.

Твой Котик.

02.07.1942 г. … Бэлуся! …Я тебе уже писал, что мы сейчас находимся в очень хорошем, живописном месте. Это сухая роща из молодого ельника. Кругом рощу окаймляет поле и с восточной стороны луг, за которым следует протекающая вблизи небольшая речка. Местность, можно сказать, обжитая, так как до нас стояла какая-то часть и понастроила много прекрасных шалашей из еловых ветвей, много окопов и еще целый ряд сооружений, вроде навесов, столиков, скамеек – короче говоря, представление такое, что выехали на гулянье в временный лесной лагерь. К этому добавь еще инициативность наших ребят, которые соорудили себе удочки, сделав крючки из иголок и отправляющихся в минуты досуга к речке купаться и удить рыбку, из которой вечером варят уху. На лугу растет очень много щавеля, и наш повар варит нам зеленые борщи. Если б только невдалеке от нас не била бы наша артиллерия по врагу, а его снаряды не ложились бы за 500—1000 метров от нас, то можно было бы действительно подумать, что мы сюда приехали вроде как на дачу отдохнуть. Несмотря на то, что сейчас я не ношу никаких нарядов и дежурств, я по привычке уже встаю очень рано, так часов в 4–5 и занимаюсь подготовкой к политзанятиям, а также успеваю делать небольшую прогулку в районе нашего лагеря. Уже появились первые красные ягоды земляники и я за время своих прогулок нашел уже красных ягод штук 50. На днях, я думаю, их будет уже много.

В общем как видишь, война иногда не такая уж страшная вещь, если можно собирать ягоды и удить рыбу, а если в это время над нами пролетает вражеский самолет, то мы скрываемся в тень. Несмотря на такую, кажущуюся мирную обстановку, мы в любую минуту готовы к любым неожиданностям, мы в любую минуту готовы отразить любую атаку врага или же нанести ему сокрушительный удар, это все будет впереди и этого мы, конечно, не избегнем. Здесь страдать от (нрзб.) сейчас не приходится, так как место сухое, несмотря на то, что нет дня, чтоб не было дождика, здесь грязи и воды нет, так как вода быстро впитывается в землю. Между прочим, за все время еще не было ни одного настоящего летнего дня. То дождик идет, то дует холодный ветерок. Всем эта погода не нравится, зато мне она очень подходит, Благодаря такой погоде, у меня все время самочувствие хорошее. Что касается там сырости и прочего, я за год войны ни одного разу не простуживался, несмотря на то, что дома это со мной часто случалось. Очень доволен тому, что у вас есть огород и есть база, чтоб обеспечить себя продуктами на зиму. Огород+колоски+трудодни, думаю вас обеспечат.

Я это прекрасно понимаю, что это все не легко дается, что приходится очень много сил и здоровья этому уделить, но время такое, и легко сейчас ничего не дается, как легко не дается победа над врагом. Очень хотелось бы мне к вам приехать на уборочную, но надеяться на это не приходится. Большая территория нашей страны еще находится под фашистской пятой и пока хоть одна фашистская нога будет ступать по нашей земле, об отдыхе и думать не приходится. Свои силы надо крепить, они нужны на будущее и поэтому на напрасные волнения их растрачивать не надо. Приветствую то, что ты пошла в кино и рекомендую, если представится случай еще раз пойти, никогда не отказывайся. И я за это время много раз был в кино, т. е. у нас ставили кинокартину используя для этого любую обстановку (избу, сарай, а то и просто землянку). Вашу поездку или вернее переезд на юг, я конечно буду приветствовать, но до этого хорошо все узнайте, насчет условий жизни, работы и проч. дабы не попасть в еще худшее положение.

…Очень тебе благодарен, что ты мои письма все сохранила. К сожалению, я этого не могу сделать, так как на войне не рекомендуется очень много писем с собой возить, а если я все сохранил бы, то их у меня со всей перепиской сейчас было б штук 300. По мере возможности, я буду стараться тебя снабдить бумагой, хотя и мне самому сейчас очень трудно доставать. Конверты я временно прекращаю тебе высылать, пока не достану, так как они у меня на исходе. Используй пока оборотную сторону моих конвертов. … Целую тебя крепко с надеждой, что когда-нибудь еще поцелую тебя взаправду. Твой Котик.

10.07.1942 г. Здравствуй, моя родная!.. Враг сейчас особенно рвется вперед; на некоторых участках он имеет успехи и стремится вклиниться вглубь нашей страны, но эти успехи временные; враг должен быть разбит и будет разбит. Веру в победу мы не должны терять ни на минуту, для достижения этой победы мы должны мобилизовать все наши силы, этой победы мы будем добиваться в ожесточенных боях, и Победа будет за нами. Наш «отдых», о котором ты упоминаешь в своем письме, довольно относителен и хотя ожесточенных боев у нас пока нет, но бои идут и некоторый урон мы противнику наносим, отвлекая его силы от других участков фронта… Кроме работы по патриотическому воспитанию бойцов, я ведь еще работаю как связист, а роль связи в войне очень большая, о чем ты могла прочесть в газетах, которые я тебе выслал, так как статьи на эту тему там должны были быть.

Только что я закончил писать передовую статью в наш «Боевой листок», посвященную задачам связистов, в связи с добавлением нам названия «истребительной» и предоставлением нам целого ряда новых поощрений. Как видишь, я умею увязывать эти две работы и там где я сижу за телефоном, связь работает бесперебойно. Возможно, что завтра я поеду на передовой НП (наблюдательный пункт), который находится за 800 метров от противника, так как в связи с активизацией наших действий это является наиболее ответственным участком нашей работы. Оттуда противник виден простым глазом, видел его укрепления, передвижения и оттуда мы корректируем огонь наших батарей и указываем им цели для стрельбы. Наш НП противник не обнаружил, хотя он стрелял по всей местности, и снаряды зачастую ложатся за 10–15 метров от блиндажа НП.

Сегодня мы стреляем по вражеским укреплениям, и я сижу и жду донесения по телефону о результатах нашего огня. В таких вот «мирных» делах проходит наш «отдых», что не мешает действительно заниматься «мирными делами». Последние дни стоит исключительно хорошая погода и лес, где мы находимся, представляет скорей лагерь отдыхающих экскурсантов, чем лагерь военных за пару километров от передовой линии. Особенно это чувствуется в часы затишья артиллерийской стрельбы, когда лесная тишина абсолютно ничем на нарушается. В это время можно увидеть наших бойцов лежащих на траве, под сенью какого-нибудь деревца, читающих газету, пишущих письма или просто мирно дремавших. Возле шалаша понастроили столики, скамеечки и целый ряд других удобств, за этими столиками читаем, пишем, занимаемся, обедаем и целый ряд других работ производим. Вечерком, за чашкой… то бишь, за котелком чая можно посидеть и побеседовать, вспоминая мирную жизнь до войны, и строим планы будущей жизни, после войны, после победы над врагом.

И воспоминания и мечты дышат молодостью, так как все наши бойцы – это молодежь, здоровая, крепкая и закаленная пребыванием в армии в течение 1–2 года до войны и участием в войне свыше года. Самым старым в полку, включая и комсостав, являюсь я… особенно хорошо бывает вечерком, когда солнце уже скрылось за горизонтом, и небо на западе окрашено в пурпур заката. Тогда начинает дуть маленький, еле заметный ветерок и по лесу распространяется приятная прохлада. В это время все те, которые прятались по шалашам, спасались от жары, выползают на «свет божий» и собираясь в небольшие группы, заводят беседы между собой, слушают передачи и начинают сражаться на шахматной доске. Где-то, вдали слышно пение, которое невольно на некоторое время переносит тебя в родные места Украины. Поют украинские песни – «Выпрягайте хлопцы коней», «На горi цыгане стояли» и др. И слова и мотив, и сами голоса специфически украинские. Чувствуется что много сынов Украины сражаются на полях России, чтобы защитить Россию и отвоевать свою Украину. Так продолжается до тех пор, пока тишина и мир не нарушаются вновь возобновленной канонадой…

Очень приятно бывает мне читать, когда ты пишешь о какой-нибудь удаче, успехе и даже то, что огород хорошо всходит, меня радует, хочется уже слышать побольше хорошего, от каждого из нас, но как видно время это еще не пришло. Хорошего мало… добавился вопрос с квартирой. Кроме того она сейчас опять переживает то, что вы все переживали в К. Теперь ты поймешь, насколько я был прав зимой, когда кое-что вам не советовал…

Вблизи от нас расположилась батарея. В ночной тишине ясно слышно подаваемые команды. Только что уловил слухом поданную команду об открытии огня, так что сейчас будет весело. Кончаю писать и буду внимательно прислушиваться к телефонной трубке. Будь здорова. Крепко целую. Котик.

07.09.1942 г. Сегодняшнее свое письмо я могу начать опять словами «Ничего существенного не произошло» за последние два дня. Стоим на том же месте, не проводя никаких активных операций. На военном языке это называется, что мы заняли оборону. Сейчас мы усиленно присматриваем за противником, следим за каждым его шагом, ищем его батареи и другие огневые точки и когда точно установим, где они находятся, открываем огонь и уничтожаем…