Текст книги "Санаторий имени Ленина"

Шипы «Черной розы»

Вечерняя прохлада заставила Лину поежиться. Она огляделась вокруг. Пустынные аллеи с каждой минутой становились все оживленнее. Появились нарядные дамы, эти пожилые фемины направлялись к танцплощадке в легких летних платьях, затем мимо Лины бодро прошмыгнули взволнованные мужчины в отглаженных джинсах и футболках. Лина вдруг осознала, что в этот теплый июльский вечер холодно только ей. Она постаралась унять дрожь, колотившую ее все сильнее. Вскоре Лина вышла на Аллею писателей. «В беседку на беседу», – неловко скаламбурила сыщица про себя, чтобы немного успокоиться.

«Удивительно, что Марго согласилась на встречу, – размышляла она. – Неужели ненависть к Воронову пересилила в ее душе страх? Не зря говорят, что русские женщины непредсказуемы, как ветер. Порой на нас накатывает такое отчаяние, такой «гибельный восторг», что доводы рассудка отступают куда-то очень далеко».

Долгий летний день неохотно угасал. На Аллее писателей зажглись фонари, со стороны танцплощадки раздались звуки «Ласкового мая», многократно усиленные аппаратурой Митяя. Лина взглянула на часы. Назначенное время уже минут двадцать как миновало. Неужели Марго передумала? Лине стало жутковато, она поднялась, чтобы идти к людям, но тут в свете фонаря мелькнула чья-то тень. Фигура приблизилась, и Лина, узнав Маргариту, вернулась в беседку.

– Извините за опоздание, – сказала Марго, а это была она, – пришлось дожидаться, пока Митяй убежит на танцы. Не хотелось отвечать на его вопросы – мол, куда да зачем я собралась на ночь глядя, о чем я собираюсь говорить с незнакомой москвичкой. Ни к чему разрушать светлый образ матери.

– При всем желании это невозможно, – улыбнулась Лина. – Дмитрий вас обожает! Неужели он способен поверить сплетням? Поверьте, Марго, я не собираюсь никого из местных посвящать в наш разговор. На этот счет вы можете совершенно не волноваться. Мне захотелось встретиться с вами, чтобы узнать: каким человеком Петр Воронов был в девяностые.

– Это не человек. Это кошелек с двойным дном, – тихо сказала Маргарита. – Стальная машина по зарабатыванию денег.

– Мне показалось, что эта машина постоянно модернизируется, – усмехнулась Лина. – За последние лет сорок Воронов не один раз сменил кожу. Непотопляемый тип! Легко вписывается в каждую новую общественную формацию. Хамелеон в костюме от Бриони!

Марго в ответ даже не улыбнулась. Лицо ее стало серьезным, и она продолжала низким глухим голосом:

– Я еще тогда, двадцать пять лет назад, поняла, что Воронов по своему нутру – гораздо большая проститутка, чем любая из нас. Продаст и купит кого угодно – даже друга или жену, если ему с этой сделки хоть копейка перепадет.

– Вы тоже работали в сауне? – тихо спросила Лина.

– Вам уже доложили? Что ж, отпираться не буду. Хорошо, что Митяй местным сплетням не верит, считает, что их завистливые бабки распускают. Хотя… Чего мне-то завидовать? Деньги, заработанные п@#дой в те веселые годы, как сквозь пальцы утекли, ничего не осталось. Родилась я в этой дыре, тут и помру.

Маргарита уставилась Лине в глаза и достала сигарету.

– Не возражаете? – спросила она. – Давно бросила, но, когда волнуюсь, ужасно курить хочется. Сейчас аж прямо до трясучки…

– Конечно, Марго, курите, – улыбнулась Лина. – И не нервничайте вы так, ради всего святого! Не хотите рассказывать подробности о том времени – не надо. Я же не следователь. Просто хочу до истины докопаться. Проясните, пожалуйста, один момент. Петр Воронов, вроде бы, всегда жил в Москве. Какое отношение он имел к вашей сауне? До столицы отсюда километров двести, не меньше…

– Так ведь большая часть прибыли ему шла! Об этом все у нас знали, только вслух не говорили.

– Воронов владел сауной «Черная роза»? – удивилась Лина. – Как-то это мелко для его масштаба – содержать бордель в провинции. С его столичными амбициями это выглядит просто смешным.

– Конечно, он владел не только «Розой», – усмехнулась Марго. – У этого мерзавца много чего было. Один бизнес, другой, третий… Этот господин хитрый и верткий, как змея. Вы уж мне поверьте! Я с ним близко не один раз сталкивалась. Прикиньте: даже мне за интимные услуги денежки зажимал! Что-то типа «субботника» для нас, девчонок, устраивал. Впрочем, он сам в наших краях редко светился, старался все решать через посредников. Берег свою репутацию, гад. Конечно, многие о его темных делишках догадывались, понимали, что это за денежки и откуда они вокруг Воронова крутятся. Только наивные люди верили, что он размещает в своей газете рекламные объявления про проституток и с этого неплохие денежки имеет. А вот фигу им! Берите выше! Он имел процент с этого теневого бизнеса, от многих саун и массажных салонов, которые рекламировал. Надеюсь, вы понимаете, что это совсем другой масштаб. Кстати сказать, у нашей сауны никогда проблем с «крышей» не было. В округе все знали, что «Черная роза» находится под личным надзором крутого босса из Москвы, потому даже пикнуть боялись. Здесь у него свои смотрящие были, тут же все ему докладывали.

– А почему Воронов держал бордель так далеко от Москвы? – удивилась Лина. – Странно как-то все это… Кто из деловых людей потащится за двести километров?

– Представьте себе, таскались, да еще как! На хорошей иномарке к нам из Москвы часа три добираться, не так уж долго. Особенно много клиентов сваливалось по выходным. Тут ведь и озеро, и лес, и вода целебная, и массаж, и сауна с девочками. Санаторий, одним словом! Уж не знаю, что они там своим женам врали про срочные командировки, дело не мое. Помню только, что каждые выходные – настоящий десант столичных мужиков, приехавших без «своих самоваров»!

– Ну да. в Тульскую область, да еще со своим самоваром припереться – вообще глупость, – попыталась пошутить Лина, но Марго опять не улыбнулась в ответ и продолжала:

– Мы еле-еле успевали всех обслужить на этих «субботниках». И отказываться не смели, у большинства из тех «деловых» каждая минута была на счету. Воронов к нам даже больших чиновных «шишек» направлял – тех, в ком он сам был заинтересован. А папикам важно было, чтобы никакие пронырливые журналюги до них в столице не докопались. Грешить-то, согласитесь, лучше без посторонних глаз.

– Неужели в «Черной розе» не было проблем с набором, так сказать, «кадров»?

– Да какие проблемы? В то время все выживали, как могли. Крутились и день, и ночь. У меня тогда сын родился, мужа пьяницу с трудом выгнала, мать больная дома лежала. В наших краях и сейчас с работой плохо, а в то время – совсем беда была. Пенсия у матери копеечная, пособия на ребенка и того меньше, а о бирже труда и о пособии по безработице мы в то время и не слыхивали. Летом все кормились с огородов, а зимой те, кто моложе, двигали ближе к столице, работу искать. Ну, а я свою домашнюю «богадельню» плюс «ясли» не могла бросить. Вот и устроилась в «Черную розу» – хоть немножко деньжат по-быстрому срубить.

Короче говоря, там все оказалось хуже, чем я ожидала. Вы же знаете, когда нанимают на работу, всегда обещают золотые горы, но потом многое оказывается враньем. Конечно, «Роза» была не исключением. Вскоре оказалось, что приличный процент придется отдавать сутенеру и тому, кто «Розой» владеет не по бумагам, а в реальности. В общем, в девяностые от нас в столицу не хилый денежный ручеек, а бурный поток тек. Через много лет, когда я окончательно повзрослела, до меня дошло, что наш «бизнес» был полностью теневой, и налоги с него, конечно, никто не платил. Думаю, Воронов в те годы огромные деньжищи сколотил. Понятное дело, он свое богатство никогда не афишировал.

– А когда «Роза» закрылась? – тихо поинтересовалась Лина.

– В конце девяностых доходы стали падать. Это случилось лет через пять-шесть после открытия сауны, – пожала плечами Марго. – Кого-то из сутенеров убили, кто-то из постоянных клиентов за границу подался… К тому же нехорошие слухи пошли, что девочки в «Черной розе» бесследно исчезают, и приток девчонок из местных прекратился. А у самого Воронова вскоре легальный бизнес так попер, что ему не до нас стало. В общем, сама удивляюсь, какого рожна этот столичный писака именно сейчас о нас вспомнил, когда другие давно забыли. Слышала, что он как раз «Черной розой» в день приезда интересовался. Ума не приложу, для кого тот парень старался? С тех пор мы уже несколько жизней прожили, стараясь все забыть, а тут вдруг – на тебе, снова-здоро́во…

– Вы не допускаете, что Артюхова именно за «Черную розу» убили? – спросила Лина.

– Конечно, нет, – пожала плечами женщина. – За прошлое не убивают.

– А если оно всеми своими щупальцами тянется к сегодняшнему дню? – тихо продолжала Лина.

– Об этом мне не известно. Я рассказала вам все, что знала, добавить нечего.

– Кто-нибудь еще остался в селе из бывших сотрудников «Черной розы»? – сделала Лина последнюю попытку докопаться до истины.

– Подождите… Вроде никого. Нет, вру, Колян еще жив – отец того самого Пашки, что за оградой санатория палатку держит. Колян совсем спился, а в то время… Ух, мерзейшим типом этот Колян был! Мы его так боялись! Мог запросто руку девочке сломать или еще как-нибудь напакостить. Малолеток к нам из интерната поставлял…

– Для кого же он не боялся малолеток таскать? – спросила Лина, хотя об ответе догадывалась. – Это ведь серьезная статья.

– Для самого Воронова и для нужных ему людей, – шепотом сказала Марго. – В то время это сходило с рук. С тех пор девчонки давно выросли, разлетелись по свету. Сегодня они о прошлом вспоминать не станут. Те, что пропали – тем более уж они-то замолчали навеки. Уверена, что ни один, даже самый въедливый журналюга ничего про «Черную розу» раскопать не смог бы. Тем более тот мажор Артюхов. Уж он не стал бы свои кроссовочки в грязи пачкать. Короче, Петр Воронов всегда был, есть и будет важной столичной шишкой. Я-то знаю, что за его красивыми словами – лужи грязи и крови, и не сомневаюсь: ежели ему вдруг припечет задницу – он купит все и всех, чтобы выйти сухим из воды. Сами знаете: в наше продажное время имеет значение лишь сумма…

– А лужи крови, которые он оставлял за собой? Что вы можете о них сказать? – быстрым шепотом спросила Лина, боясь, как бы собеседница не оборвала разговор.

– Да когда это было? Целая жизнь с тех пор прошла, – тихо сказала Марго.

Лина видела, что Марго уходит от ответа, однако давить на нее дальше было бессмысленно.

Стало смеркаться, на аллеях парка зажглись фонари. Собеседница наспех попрощалась с Линой и растворилась в сумерках.

Лина осталась одна в беседке. С танцплощадки доносились песни ансамбля «Верасы», однако идти на праздник жизни не хотелось. Настроение было совершенно не танцевальным. Лина думала о том, что ничто не исчезает бесследно, события нашей жизни встраиваются одно в другое, словно паззлы, и, если сдвинуть позднейшие фрагменты, то первые, казалось бы, давно и прочно вбитые, вдруг вывалятся из картины в самый неподходящий момент и обнажат в паззле зияющие дыры.

Аргументы Айболита

Объявление, висевшее у входа в столовую было неприметным и блеклым, словно дирекция специально рассчитывала на то, что его никто не захочет читать. Оно гласило: «Сегодня в 16.00 в клубе состоится встреча с директором Санатория имени Ленина. Вы сможете задать ему любые вопросы и высказать все претензии относительно вашего пребывания здесь». В назначенное время Лина явилась в переполненный зал и поняла, что острые вопросы к администрации накопились не только у нее.

Директор санатория оказался, несмотря на молодость (на вид ему было лет тридцать) тертым административным калачом. Все претензии отдыхающих он отбивал так же ловко, как мастер спорта по теннису – самые трудные мячи. Для моральной поддержки директор привел с собой санаторного гастроэнтеролога – сухонького дедушку, похожего на доктора Айболита. Первые полчаса, когда директор ловко отбивал вопросы об ужасном состоянии корпусов и номеров, «Айболит» мирно дремал в президиуме, подперев узкую седую бородку руками. Но едва речь зашла об ужасном питании в санатории, доктор встрепенулся и резво подскочил. Затем оглядел долгим язвительным взглядом первый ряд отдыхающих, заполнивших зал и вдруг резким движением выкинул вперед руку, словно Ленин на броневике.

– Товарищи! – воскликнул врач надтреснутым стариковским дискантом. – Открою вам жестокую правду, так что не обижайтесь. В нашем с вами возрасте есть вообще вредно, а вкусно есть – тем более.

Зал, заполненный главным образом пенсионерами, растерянно притих, пытаясь переварить эту новость. Оратор, воодушевленный успехом, продолжал рубить правду-матку. Сообщил залу, что скудное и невкусное санаторное питание как раз-таки рассчитано на пожилых и больных людей. Мол, все эти малоаппетитные на вид «суфле» и жидкие кашки на воде – как раз то, что необходимо пенсионерам. Старики в зале закивали головами и окончательно притихли. Доктор убедился, что перехватил у жалобщиков повестку, и принялся щелкать последующие претензии пациентов, как баянист Михалыч семечки.

– В корпусах нет свободных тонометров? – грозно повторил он вопрос из зала и пошел в атаку. – Так это вы сами, граждане отдыхающие, виноваты. Как только мы что-нибудь приобретаем для санатория, так вы буквально в ту же минуту это портите. Поломали все тонометры, вандалы! – ловко вернул оратор претензии окончательно сникшей аудитории. Старушки в зале виновато переглянулись, хотя ничего из санаторского имущества испортить пока не успели. Однако напор с бородкой доктора всех ошеломил и обезоружил.

Не удивительно, что директор через минуту уже мило общался со сломленной и деморализованной «Айболитом» аудиторией. В финале шеф санатория открыл карты. Признался, что он сам, аки Гарун аль Рашид, вечерами прогуливается по аллеям санатория и прислушивается к жалобам отдыхающих.

«Видимо, на следующий день психотерапевт назначает особенно много валерианово-бромовых ванн…», – подумала Лина. Она подняла руку, и, дождавшись, когда директор ей покровительственно кивнул, вскочила с места.

– Скажите, пожалуйста, что вам известно про расследование полиции? – спросила Лина неожиданно звонким голосом.

В зале наступила полная тишина.

– Какое расследование? – удивленно пожал плечами оратор. – Не понимаю, женщина, о чем вы…

– Рядом с территорией санатория утонул молодой мужчина, журналист из Москвы. Мы имеем право знать, что здесь случилось, – не отступала Лина, внимательно следя за реакцией директора.

– Ах, вы об этом… – неохотно отозвался он. Лицо руководителя санатория внезапно покрылось красными пятнами. – Уверяю вас, друзья, это был несчастный случай. Конечно, трагедия и все такое, но в жизни, к сожалению, подобное нередко случается. Отдыхайте, граждане, спокойно, занимайтесь здоровьем. Гарантирую вам, что у нас не опаснее, чем в детском садике. Все находится под контролем администрации. Я открыт любым претензиям, приходите, советуйтесь. А сейчас позвольте проститься, нас с доктором ждут неотложные дела.

На сцену выпорхнула заведующая клубом Инесса в длинном блестящем платье и объявила звонким голосом:

– Друзья, не расходитесь, сейчас состоится концерт силами отдыхающих санатория.

Лина поднялась было с места, но публика, появившаяся из-за кулис, заставила ее вернуться в скрипучее кресло. На авансцене стояли уже не бабушки, певшие частушки возле клуба, а вполне современные дамы. В лучшем случае им было 50+, однако в артистках угадывались бывалые каэспэшницы и самодеятельные хоровички, привыкшие петь ночами у походного костра. Женское общество разбавлял «король танцплощадки», поразивший Лину накануне твистовыми па и джайвовыми прыжками. Это был Борис, мужчина с ухватками бывалого походника и исполнителя бардовской классики.

– Давайте восклицать, друг другом восхищаться! – неожиданно громко грянули исполнители. Этот призыв озадачил пенсионеров. Восхищаться сломанными тонометрами не хотелось, и многие стали пробираться к выходу. Лина заметила, что среди них была и баба Зоя.

– Ни голоса, ни форсу, – пробурчала она под нос, ни к кому конкретно не обращаясь, и стала еще активнее продвигаться по проходу.

– А теперь Борис прочтет балладу Киплинга, – с почтением объявила одна из дам. Увы, просветительскую миссию представителя былой научно-технической интеллигенции аудитория не оценила, и вскоре отважный чтец-декламатор выступал перед пустым залом.

Башмачков вступает в игру

Песни Окуджавы в исполнении молодых пенсионерок не слишком взбодрили Лину. Они вдруг показались старомодными, резко диссонирующими с нынешним жестким и нередко жестоким временем. Это вам не зонги Монеточки или рэп Хаски, поднимающие молодежь на митинги, а наивные, хотя и симпатичные песни из прошлого. Лине пришлось честно признаться себе: она в тупике. Еще парочка таких же «успешных» бесед с местными жителями и с дирекцией, и ее расследование будет загублено, как говорится, на корню. Завтра по санаторию поползет, если уже не пополз, слух о неадекватной дамочке, которая пристает ко всем с расспросами о гибели журналиста, и, главное, зачем-то ворошит событиях двадцатилетней давности. Если Петр Воронов, как считает Марго, по-прежнему в курсе местных событий, то завтра все местные закроют рот на замок и дальнейшее расследование окажется бессмысленным. Лина подумала, что лишь один человек с его связями в полиции способен прояснить мутную историю с гибелью несчастного парня, и набрала хорошо знакомый номер.

– Привет, Башмачков! – Лина попыталась говорить с бывшим бойфрендом как можно приветливей и нежнее, чтобы он с первых же секунд не заподозрил подвоха. Конечно, они рассорились и в итоге расстались, но это ведь не значит, что перестали быть друзьями. – Все свои страшилки сочиняешь, Дюма-отец? – поинтересовалась она игриво. – По-прежнему живешь выдуманной жизнью? Не хочешь вернуться в реальность? А, доктор Ватсон?

– Привет, миссис Шерлок! – с неожиданной радостью в голосе отозвался Башмачков. Похоже, он был доволен, что Лина первой позвонила после долгой размолвки, однако все же заподозрил подвох. – Слышал, ты принимаешь ванны в санатории? Небось там очередное ЧП? У тебя ведь по-другому не бывает? Ты вспоминаешь обо мне только если обнаружится очередной труп.

– Откуда тебе это известно? – удивилась Лина.

– Донесла разведка! – хмыкнул Башмачков. – С твоими болтливыми подружками любая конспирация бессмысленна. Кстати, о санатории. Не могла найти место повеселее? Скажи, пожалуйста, какого черта ты туда свалила? Это же скука смертная – находиться среди пенсионеров и язвенников-трезвенников. В Москву удрать в ближайшее время не планируешь?

– Знаешь, Башмачков, здесь о скуке можно только мечтать. Особенно в свете последних событий. Сплошные крестные отцы, трупы и привидения…

– Значит, я не ошибся! – усмехнулся Башмачков. – Чуйка еще работает. Ты что, Линок, опять сунула нос в сомнительную историю? Эх, не учит тебя жизнь, мадам-детектив! Что ж, заварила кашу, сама и расхлебывай. Ничем не могу помочь! Как говорится, теперь «сама-сама-сама». Согласно договору, я должен закончить новый роман к сентябрю. В общем, Линок, пожалуйста, не рассчитывай, что я вот прям сразу сорвусь и навещу тебя в этой богадельне.

– Ну, Башмачков, ну миленький, ну пожалуйста, приезжай! – заскулила Лина. – Меня тут скоро прихлопнут, как назойливую муху. Конечно, если ты не подоспеешь и в последний миг не спасешь, как уже не раз бывало, между прочим. Одно дело, когда немолодая тетенька допекает людей расспросами, и совсем другое, когда она действует заодно с опытным нештатным помощником полиции. Въезжаешь? Ну, конечно, заодно с тобой, догадливый ты мой! Выдвигайся скорее сюда, Валерий Михайлович, не пожалеешь! Тут такая дивная природа, старинный липовый парк, речка… Отдохнешь, наберешься впечатлений, а там – глядь, и работа над книгой пойдет веселее. Номера здесь, по московским меркам, стоят копейки. Не Хилтон, конечно, зато воздух свежайший. Сиди в тишине да строчи свой романчик. Сегодня же пойду в дирекцию, прозондирую почву. Думаю, они найдут тебе комнатенку на несколько суток. Долго добираться? Да, ты, Башмачков, странный какой-то стал, ворчливый, как пенсионер у телевизора Короче, часа за три сюда домчишься.

Башмачков знал, что спорить с Линой, когда она взяла след, бесполезно, и вбил адрес санатория в навигатор.

Опасная профессия

Лина сидела на скамейке и размышляла о последних событиях. Логика в убийстве столичного журналиста по-прежнему не просматривалась. Почему Алексея Артюхова убрали так быстро? Он ведь толком не успел ни с кем переговорить. Узнать бы, кого напугало, едва начавшись, его журналистское расследование? Возможно, неизвестный преступник таким образом дал знак новым искателям сенсаций: мол, не суйте свой нос в дела давно минувших дней, господа журналисты, целее будете…

Лина не раз слышала, что профессия журналиста – одна из самых опасных. В России она стала таковой сравнительно недавно – в последние лет тридцать. Прежде, до эпохи гласности, существовала серьезная служба – Главлит, то бишь государственная цензура, которая не пропускала в прессу и на телевидение ничего, что шло бы вразрез с линией партии. На все издания ставилась прямоугольная печать цензора: «Разрешено к печати». Зато в девяностые разоблачения посыпались на читающую публику, словно из рога изобилия. В погоне за сенсациями и за огромными тиражами издания отправляли корреспондентов в горячие точки, в гущу политических митингов, в районы опасных техногенных катастроф, в логово бандитов. Появились первые жертвы среди журналистов, военных репортеров начали страховать, но потери среди пишущей и снимающей братии только множились.

Журналистов убивали, как правило, с двумя целями: во-первых, напугать общественность, а, во-вторых, предупредить новых, таких же безбашенных писак, готовых ради сомнительной славы совать нос, куда не следует, что это плохая идея. Самые громкие убийства прошлых лет – как раз такие показательные расправы. Пол Хлебников, Анна Политковская, кинодокументалисты, снимавшие фильм о Частной военной кампании в Центральной Африканской республике, а еще – бесстрашные герои с микрофоном и ноутбуком в регионах. Малоизвестные широкой общественности журналисты продолжают мужественно бороться с коррупцией и с чиновно-криминальной мафией на местах, но, как правило, оказываются против нее бессильны. Самые отчаянные уже поплатились жизнью за свое стремление узнать правду. В большинстве случаев погибшие журналисты искали тех, кто финансировал разные мерзкие «проекты» и одновременно наживался на крови людей. Журналистов интересовало, кто зарабатывает огромные деньги на военных действиях – в Чечне, в Сирии, на Украине, кто получает прибыль от загрязнения наших рек и морей, кто поджигает тайгу, кто расстреливает диких животных с вертолетов… В общем, они искали правду, а это не прощают…

Лина одернула себя. Что за чушь! Похоже, ее занесло не в ту сторону. В Санатории имени Ленина дивная природа, причем слава те господи, до сих пор не загаженная людьми, военные действия в этих краях уже почти восемь десятков лет не велись, и военных корреспондентов здесь отродясь не видывали. В санатории всегда отдыхали мирные люди, нередко пенсионеры и инвалиды. Зачем было блестящему и скандальному журналисту Алексею Артюхову приезжать сюда? Какие сенсационные открытия он надеялся совершить в этой, сказать по правде, провинциальной дыре?

В ожидании Башмачкова Лина решила «погуглить» Петра Воронова. Она забила его имя в продвинутый поисковик, хотя и без интернета знала о непотопляемом медийном боссе достаточно много. Результат Лину не просто изумил – потряс. Имя Воронова оказалось в топе новостей. Более того – оно открывало все новостные порталы. Миллионы просмотров! Заголовки претендовали на сенсацию.

«Самый громкий развод года». «Петр Воронов – похотливое чудовище». «Мерзкие выходки Петра Воронова». «Что стоит за разводом Петра Воронова». «Петр Воронов и его жена делят миллиарды». «Жена разводится с Петром Вороновым из-за постоянных измен». «Петр Воронов потребовал у жены вернуть его подарок – обручальное кольцо с бриллиантами и изумрудом известного ювелирного бренда».

Как ни странно, скандальная повестка вокруг имени Воронова удивила Лину не слишком сильно. В молодые годы Петр тоже не отличался примерным поведением. О бесконечных амурных похождениях вожака районной комсомолии шептались секретари «первичек», возвращаясь с выездных школ комсомольского актива. Партийному начальству обо всем, конечно, докладывалось, однако руководство привычно закрывало глаза на шалости перспективного номенклатурного работника. Видимо, наверху считали, что коль скоро крупного скандала (например, сексуальной связи с малолеткой) не было, значит, и обсуждать нечего. Дело молодое… Говоря языком партийных протоколов, «моральная неустойчивость» и «половая распущенность» переполненных тестостероном комсомольских функционеров негласно допускалась, хотя и не приветствовалась. Во всяком случае, Воронову его любвеобилие никогда не мешало строить карьеру, напротив, даже помогало.

Менялись времена, и вместе с ними менялись жены и любовницы Воронова. С каждым годом бывший комсомольский функционер предпочитал все более молодых подруг. Девушки «поколения пепси» лучше вписывались в новую эпоху и соответствовали новым веяниям, чем его ровесницы, с ними было проще заводить высокие связи и строить карьеру в новые времена. Никто из окружения Петра не удивился, что его прежнюю супругу, дочку первого секретаря райкома партии, одевавшуюся «при совке» в закрытой секции ГУМА, в перестроечные годы сменила модная актриса в брендовых шмотках. Она мелькала в многочисленных сериалах на федеральных каналах и придавала образу недавнего функционера демократичный и богемный оттенок. Когда мода на актрис в роли жен прошла, Воронов закрутил служебный роман с прогрессивной журналисткой либеральных взглядов. Худенькая, насквозь прокуренная, подруга главного редактора обычно была упакована в растянутый красный свитер и в рваные джинсы. Однако ее тоже унес поток времени. Мода на талантливых, бескорыстных и живущих демократическими идеями девушек прошла к началу «нулевых». Стали набирать очки гламур и буржуазность. Неудивительно, что рукой и сердцем Воронова, еще больше разбогатевшего на пике интереса общества к СМИ, завладела молодая красавица. Она была эффектна, умна и, самое главное, младше Воронова на целую четверть века. На юной девушке из хорошей семьи принято жениться, и Воронов решился в четвертый раз связать себя узами брака. СМИ пошумели, пообсасывали эту сенсацию и единодушно решили, что бывший плейбой и бабник наконец успокоился, перебесился и решил встретить с молодой красавицей-женой неотвратимо приближавшуюся старость.

Молодая бизнес-вумен Жанна Воронова постоянно мелькала в светской хронике, о ней писали глянцевые журналы, фотографии элегантной пары размещали на своих страницах издания, ориентированные на домохозяек. Жанна Воронова охотно фотографировалась для прессы. Эффектные снимки в глянцевых журналах – Жанна верхом на вороном жеребце чистокровной английской породы, она же на зеленой полянке с клюшкой для гольфа или в вечернем платье от известного кутюрье с бриллиантами – всерьез волновали юные женские души. Подруги, не скрывая, завидовали Жанне Вороновой. «Плевать, что муж старше жены на четверть века, – рассуждали они, – зато этот шустрый дедушка обеспечит молодую супругу до конца дней». Впрочем, Петр Воронов был не только богат и влиятелен, он еще и выглядел неплохо для своих лет. Многие девушки согласились бы провести время с этим молодящимся мужчиной, разумеется, не бескорыстно. Петр тщательно следил за питанием и за здоровьем, занимался спортом, летал на охоту и на театральные премьеры за границу, носил одежду дорогих брендов. Петр Михайлович отлично управлял своей медиа-империей и слыл отличным семьянином. Конечно, он по-прежнему увлекался женщинами. Впрочем, Воронов и не собирался отказываться от маленьких житейских радостей. Если ты можешь позволить себе в этой жизни очень многое, то быстро понимаешь: женщины – не самый дорогой, хотя и скоропортящийся товар.

В конце концов тяга к разнообразию сыграла с Петром Вороновым злую шутку. Жена, родившая ему трех сыновей, устала от бесконечных измен супруга и наняла частного детектива. Когда Жанна убедилась, что ее подозрения верны, она немедленно подала на развод. Сказалась деловая хватка супруги и печальный опыт, приобретенный в браке с Вороновым. Жанна наняла модного адвоката Романа Злобишина, выигравшего множество бракоразводных процессов, и тот пообещал «стрясти» с ответчика серьезный куш, разумеется, предварительно оговорив себе солидный процент. Адвокат славился экстравагантным внешним видом (предпочитал являться в суд в галстуке-бабочке и смокинге), а еще тем, что не боялся скандалов. Для начала защитник посоветовал Жанне объявить супругу информационную войну. К тому времени у Воронова накопилось в СМИ немало врагов, и все они с готовностью ухватились за горячую новость. Газеты и новостные порталы будто того и ждали, чтобы начать «топить» чересчур удачливого и богатого конкурента, неожиданно оказавшегося миллиардером.

Ирония судьбы состояла в том, что медийный магнат ничего не мог поделать с неподконтрольными ему СМИ. «Рынок свободной прессы», за который медийный босс ратовал все годы, сыграл с ним злую шутку. Возможно, Воронов не раз и не два вспомнив с ностальгией «совок». Секретарь горкома КПСС прежде мог одним звонком прекратить весь этот «беспредел». А теперь… «Наверху» сплелись интересы многих богатых и влиятельных людей. Воронов сообразил, что кто-то под шумок решил оттяпать у него все еще прибыльный медийный бизнес. Петр решил, что будет бороться за свой бизнес и капитал до конца и не отдаст без боя ничего, что «нажито непосильным трудом». Оставалось узнать главное: кто же его «заказал»…