Текст книги "Санаторий имени Ленина"

Бог не Ермошка

После обеда Лина решила прогуляться в «Пашкин ларек» за пряниками и конфетами, поскольку на санаторской «полезной» диете настроение в последние дни стало отвратительным.

Едва переступив порог ларька, Лина поняла, что надо поскорее бежать отсюда куда глаза глядят. Напряжение витало в воздухе.

– Повторяю для глухих: Павел Николаевич запретил вам водку в долг давать. Сказал, что уволит меня, если хоть раз такое увидит.

Продавщица Валентина стояла, облокотившись о прилавок пухлыми руками и пышным бюстом и громко отчитывала тощего старичка. Старик, в свою очередь, опирался на палку, однако вид имел боевой и требовал у торговки дать «в последний раз» в долг бутылку «беленькой». Валентина была неколебима, как скала.

– И не стойте тут, и не просите, дядь Коль, все равно ничего не добьетесь.

– Пашке что, водки жалко? Мне, родному отцу? – взвизгнул дедок. – Да я щаззз этой палкой все твои бутылки вхлам разобью. Пусть Пашка узнает, какой он говнюк.

– Бейте шибче, дядь Коля, я полицию вызову, – взвилась продавщица. – Павел Николаевич сказал, чтобы я с вами не церемонилась.

– Павел Николаевич? Да что б ему… – старикашка стукнул палкой и разразился длинной матерной тирадой.

– Николай, как вас по батюшке? – вежливо поинтересовалась Лина.

– Николай Кузьмич. – приосанился старик.

– Так вот, уважаемый Николай Кузьмич, я эту бутылку водки куплю и вам подарю. От всей души. Сегодня международный День пожилого сельского человека. Значит, это и ваш праздник, – с ходу придумала Лина повод.

– Кто ты такая? Что тебе от меня надо? – насторожился старик.

– Да, в сущности, ничего, – пожала Лина плечами. – Выпейте за мое здоровье. Не люблю, когда пожилых обижают. Говорят, к вам недавно журналист из столицы приезжал?

– Кто? Тот болтливый дрищ в узких портках и ярких кедах? Журналюга, говоришь? Ну, да, ошивался тут один, подкатывал с разговорами. Все выспрашивал, что здесь было да как двадцать пять лет назад.

– Ой, как интересно, а мне вы расскажете про то время? Я ведь тогда совсем молодая была, многого не понимала. Дядя Коля, не побрезгуйте угощением. Давайте куплю вам хоть пол литру, хоть четвертушку. Сядем где-нибудь неподалеку и потрендим. Бумажные стаканчики взять? – Лина улыбнулась старику со всей возможной любезностью. Дедок протянул было руку к четвертинке, но внезапно отдернул ее, изменился в лице и буркнул:

– Да пошла ты куда подальше со своей бутылкой. Ишь, понаехала тут разнюхивать! Четвертью водяры купить меня хочет. Дешево ценишь Коляна. Нашла дурака! Я хоть и с палкой, но пока хожу. А как только развяжу язык, ноги-то мне и переломают. В общем, не лезь, столичная цаца, не в свое дело. Целее будешь.

– Да чего вы все тут боитесь? Кому вы теперь нужны? – не удержалась Лина. – Жизнь с тех пор столько раз менялась, все бандиты давно в могилах…

– Да жизнь менялась. Только не у всех, – объявил дед и, резко развернувшись, заковылял к двери. У двери он повернулся и крикнул:

– И не все пока в могилах!

Он захлопнул дверь с таким грохотом, что стены дощатого ларька дрогнули.

– Валентина, чего это он? – спросила Лина у продавщицы.

– Рассердили вы его. Думаю, дяде Коле есть о чем молчать, – усмехнулась Валентина. – Говорят, его в девяностые тут все боялись. Я-то не помню, мала была. А родители вообще не хотят вспоминать то время. И так и этак их пытала – молчат. Мол, меньше знаешь – крепче спишь. Отшучиваются. Отнекиваются. Как будто я маленький ребенок. Единственное, что удалось из них вытащить: дескать, дядя Коля в те годы сказочно разбогател, но денежки ему впрок не пошли. Как говорится, «Бог не Ермошка, видит немножко». Прошло всего несколько лет после его сказочных «богачеств», и дядя Коля спился, опустился, растерял все – и деньги, и свою былую власть. Короче, все. что было, мужик «просрал». Пашке в нулевые ларек купил – вот и весь его «крутой бизнес». Сын крутится тут с утра до вечера, даже нанять помощника не может, денег нет. Правильно говорят: шальные бабки как придут – так и уйдут. Уж лучше, как я, крутиться, зато спать крепко. С утра до ночи в духоте торчу и ящики тяжелые таскаю, но никого не боюсь и падать мне некуда, потому как в самом низу нахожусь.

В ларек прошмыгнула маленькая неказистая женщина в белой панаме, глубоко натянутой на лоб. Лина попыталась вспомнить, где она ее видела, но не смогла. Посетительница зыркнула на Лину из-под полей панамы, кинула продавщице мелочь, схватила молоко и кефир смуглой сухой лапкой и выскочила в открытую дверь.

Лина направилась было к выходу, но потом вернулась и, чтобы поддержать деревенских коммерсантов, купила у Валентины тульский пряник. С пряником в пакете она шагнула в раскаленный июльский полдень.

«Похоже, в этих краях принято хранить тайны под страхом смерти. У сицилийской мафии это называется “омерта”», – подумала Лина. «Рядовой несчастный случай» с приезжим журналистом по-прежнему вызывал вопросы, на которые у нее не было ответов. Что этот парень хотел узнать спустя двадцать пять лет? Почему местные так боятся разговоров о прошлом? Мурашки побежали у Лины по спине от неясного предчувствия. Она поняла, что без Башмачкова ей не решить эту головоломку.

Ночная «прогулка»

Лина едва дождалась вечера, чтобы вновь встретиться с Марго. В этот раз торговка выглядела усталой и грустной. Лицо ее осунулось и уже не казалось моложавым, натруженные руки выдавали возраст, плечи поникли… Ничто в этот вечер не напоминало о ее былой красоте, и Лина вдруг почувствовала к малознакомой женщине острую жалость.

– Плохо берут товар, – мрачно сообщила Маргарита. – Говорят, дорого. Я и так уже цену на все сбросила, не могу же себе в убыток торговать.

– Ну, давайте хоть малосольных огурчиков опять возьму, – предложила Лина, – И стаканчик черной смородины. А то санаторская баланда совсем несъедобная.

– А меду? – оживилась Марго. – Свежий, липовый, в Москве, я знаю, мед дороже.

– Ну, ладно, давайте сюда ваш мед. Нет-нет, только одну небольшую баночку, – уточнила Лина. – Все эти дары природы потом домой тащить придется, а их с каждым днем в чемодане становится все больше.

Лина рассчиталась с торговкой, и та заметно повеселела. Лучшего времени для задушевной беседы было не найти.

– Хочу спросить у вас, Марго, еще одну вещь… – тихо заговорила Лина.

Продавщица заметно напряглась. Взгляд ее стал настороженным, а руки принялись суетливо поправлять пирамидку из баночек с медом.

– Скажите, пожалуйста, а где находилась эта ваша «Черная роза»? Я вчера вечером бродила по территории санатория и ничего даже близко похожего на злачные места здесь не обнаружила. Мысленно пристраивала эту, извините, «сауну», и туда, и сюда, но ни до чего так и не додумалась. Бассейн ведь построили недавно?

– Ну да, всего пару лет назад, – подтвердила Марго и внезапно усмехнулась: – а лечебный корпус на что?

Усмешка у торговки вышла не лукавой и не кокетливой, а именно такой, какую классики литературы с Аллеи писателей именовали «горькой».

– Там же, в лечебном, все есть. И джакузи, и душ, и массажные кабинеты… Днем в кабинках пациенты процедуры принимали, а по ночам совсем другая жизнь шла. «Черная роза» открывалась в 23.00, после отбоя в санатории. Туда охранники клиентов водили, там же строптивых девчонок уму-разуму учили, случалось, там же братки стреляли друг в друга, когда между ними разборки шли.

– А дядя Коля? – спросила Лина.

– Что «дядя Коля»? – передразнила Лину Марго. – Этот подонок Колян для меня давно умер. Уже лет двадцать пять я с ним не здороваюсь.

Марго резким движением задрала юбку. На бледном бедре ее красовался темно-багровый шрам. – Этот мерзавец меня ножом пырнул, когда я объявила, что больше на них работать не собираюсь. Кровищи было! Медикам со «Скорой» я сказала, что на железную арматуру в темноте напоролась. Нашу «Розу» менты крышевали, так что писать заявление в полицию было бесполезно и даже опасно.

Лицо Марго пошло красными пятнами. Женщина, неловко взмахнув рукой, снесла с высокой пирамиды верхнюю баночку с медом, и та с глухим стуком упала на самодельный стол.

– Ну. ладно, когда это было! – попыталась успокоить ее Лина, поднимая товар. – Четверть века прошло, а вы все тут чего-то боитесь.

– Не «чего-то», а «кого-то», – поправила ее Марго и принялась торопливо прощаться, – Спасибо за покупку, хорошего вам вечера, больше я ничего не скажу, сколько ни придете. Вы уедете в свою Москву, а я останусь.

Перед отбоем Лина решила прогуляться к лечебному корпусу. Необходимо было осмотреть снаружи дальнюю его часть, чтобы яснее представить, как там все происходило четверть века назад. Теплый вечер был напоен резким запахом флоксов и лилий. За корпусом было уже почти темно, фонари не горели. В здании светилось лишь одно угловое окно, видимо, там располагалась охрана. Со стороны танцплощадки доносились негромкие звуки советской попсы. Покой и благодать были разлиты в воздухе. Словно и не было никогда никакой «Черной розы», а местные просто выдумали эту страшилку специально для развлечения отдыхающих. Подобные байки обычно травят экскурсоводы для взбадривания заскучавших туристов. Хозяева гостиниц и смотрители музеев тоже частенько вешают гостям на уши похожую лапшу про поющие и летающие привидения и про слоняющихся без дела души юных девушек. Тех несчастных, что когда-то укокошили из ревности их возлюбленные, или тех, что сиганули в знак протеста против гендерного гнета со скалы или из высокой башни.

Лина прислонилась к углу здания и подумала о том, как сильно время и обстоятельства меняют не только людей, но и места их обитания. То, что было когда-то криминальным очагом разврата, через два десятка лет стало обычной грязе– и водолечебницей.

Дальше она ничего подумать не успела, потому что чьи-то пальцы цепко схватили ее за горло. Она захрипела и задергалась, даже двинула ногой куда-то в пустоту, однако освободить шею с первого раза не получилось. Кто-то крепко держал ее сзади и не отпускал. Видимо, для того, чтобы она внимательно выслушала следующее наставление:

– Запомни, любопытная тварь! Будешь совать свой нос в чужие дела, в следующий раз придушу, как котенка. Надеюсь, ты поняла? Удавить тебя мне ничего не стоит, столичная бл@ть!

Голос был хриплый, незнакомый и не понятно кому принадлежавший, мужчине или женщине. Чужие липкие пальцы наконец отпустили ее горло, и Лина сильно закашлялась, сложившись пополам. Когда она пришла в себя и обернулась, рядом никого не было. Кусты сомкнулись за темным бесформенным силуэтом, растворившимся в темноте. Шаги незнакомца быстро удалялись в сторону танцплощадки.

«Вот тебе и «выдуманная страшилка», вот тебе и «привидение для туристов»! – подумала Лина, все еще задыхаясь от кашля. – Все, как в театре: единство времени, места и действия. Плюс «Тень отца Гамлета». Блин, это отвратительное «привидение» меня чуть не задушило! Бежать в полицию? Бесполезно и даже глупо. Я ведь не смогу назвать приметы нападавшего. Свидетелей тоже нет. Из всех вещ доков – красный след у меня на шее, да и тот скоро пройдет».

Лина подумала, что «Черная роза» никуда не исчезла, по крайней мере, в головах местных жителей. она все еще жива. Тени из прошлого до сих пор бродят в этих местах и пугают односельчан не меньше, чем боязнь нищеты, безработицы, коррумпированных местных властей и криминальных разборок.

Звонок другу

Стараясь не кашлять и держаться прямо, Лина вышла на освещенную Аллею писателей и уселась на любимую скамейку – рядом с бюстом Пушкина.

– Дорогой Александр Сергеевич, – сказала она с чувством. – Посоветуй, как мне разобраться со всеми этими «тенями Командора», пока они меня тут окончательно не прихлопнули. Третий звонок к финальному акту прозвенел только что. Хорошо, что пока это была всего лишь генеральная репетиция. Боюсь, что в следующий раз случится убийство Ангелины Томашевской, так сказать, в реальном времени и в прямом эфире. Этакий перфоманс для местной братвы…

Посеребренный Пушкин в свете фонаря выглядел мрачным и загадочным. Он молча взирал на Лину мудрыми африканскими глазами и не давал ответа.

На танцплощадке по-прежнему звучала советская попса. «Позвони мне, позвони!» – надрывалась звезда из прошлого, исполняя модную когда-то песню. Лина вздрогнула. Ну как же это она раньше не додумалась! Надо прямо сейчас позвонить Ивану Теличкину! Блогер должен быть в курсе, с какого перепуга его дружок и собутыльник Артюхов притащился в эту глушь.

– Алло! – раздался в трубке вальяжный, немного сонный голос. Видимо, блогер уже продегустировал свою новую настойку на перце чили, которую на днях горячо рекомендовал в Фейсбуке.

– Иван, здравствуй, это Лина, – скороговоркой представилась она и потребовала: – слушай внимательно и не задавай лишних вопросов.

– Хор, оки-доки, – отозвался Теличко. – А об чем вааще базар?

– Иван, ты в курсе, для чего твой друг Артюхов притащился в этот провинциальный санаторий?

– Эх, Леха-Леха… Романтиком был, дурашка, наивно верил в победу всего хорошего над всем плохим.

Голос Теличко плыл и замирал в длинных паузах. Похоже, блогер не первый день поминал друга Леху.

– А справедливости, Линочка… ее вообще нету, – подытожил Иван мрачно. – Пора бы тебе это выучить, детка. Даже «бабло» в нашем мире не побеждает зло…

Несмотря на сонный голос, Иван Теличко был, похоже, рад позднему звонку Лины. Алкоголь располагал блогера к долгой ночной беседе, на которую у Лины сейчас не было ни времени, ни сил.

– Так какого черта он туда поперся! – постаралась Лина вернуть Теличко к мучившему ее уже не первый день вопросу.

– Думаю, Леха чуйку потерял. А чуйка, Линочка, в нашем журналистском деле – самое главное. Надо мышей ловить. Типа знать, куда нашему брату журналюге можно совать нос, а где этот нос откусят, причем скорее всего вместе с башкой. Говорят, что наша профессия – одна из самых опасных после шахтеров и ментов. Подтверждаю это, потому что родился в шахтерском городке и знаю, о чем говорю.

– Тебе известно, кто угрожал Артюхову? – Лина отбросила всякую дипломатию и заговорила с Теличко жестко, почти как следователь.

– Леха намекнул, что в этой твоей дыре какие-то давние концы одного крутого чела в воду спрятаны. Дескать, этот денежный мешок очень не хочет, чтобы его прошлые грешки выплыли на свет божий. А Леха… Знал ведь, чудак, что тема горячая, и все-таки поперся на рожон. Заводной… был, дурилка картонный. Ему чем опаснее – тем кайфовее… было. Вот и отправился наш когда-то фартовый Леха писать острые статьи на тот свет…

– У тебя есть догадки о том, кто заказал Алексея Артюхова? – не отставала Лина.

– Тсссс, Линок! Думаешь, коли я полбутылки принял на грудь, то щазз и язык развяжу? – спросил Теличко неожиданно трезвым голосом. – Размечталась! Давай теперь «сама-сама-сама»! Включай мозги. Типа мы с тобой играем в «Что? Где? Когда?». Скажу только, что наш Люцифер родом из газетных магнатов. А точнее – из самых понтовых и фартовых владельцев СМИ. Он почти олигарх, вникаешь? Все, больше ничего не скажу. Основное разжевал, а теперь давай сама раскинь мозгами. Считай, что это квест, потому что таких, как он, динозавров не так много осталось.

– Да решила я уже твой квест для третьего класса! В смерти Артюхова был заинтересован один человек… Петр Воронов! – закричала Лина в трубку.

В ответ раздались короткие гудки.

«Ну, если даже Теличко зассал… – подумала Лина с досадой, – значит, шансов узнать что-то дельное про смерть Артюхова совсем мало».

А вот и Башмачков!

Лина мгновенно проглотила санаторную кашку на воде, пожелала приятного аппетита соседкам по столу и отправилась гулять по аллеям, пока утренняя прохлада не растворилась в июльском полуденном зное. Она лихорадочно твердила про себя, как заклинание: «Петр Воронов, Петр Воронов». Лина быстро шла по дорожкам и размышляла:

«Интересно, какое отношение Воронов имел к погибшему Артюхову? Они ведь даже работали в разных изданиях, не говоря уже о разных «весовых категориях» этих людей. Супербогатый владелец нескольких столичных СМИ Воронов и бойкий, хоть и известный в журналистских кругах, молодой репортер Артюхов. В общем, они были схожи примерно так же, как патриций и гладиатор. Интересно. зачем репортер отправился на задание в такую глушь? Артюхов мог спокойно прийти в редакцию «Столичного сплетника» и поставить бутылку приятелям, трудившимся там корреспондентами, а взамен получить любую инсайдерскую информацию. Для чего Артюхову понадобилось самому тащиться в эту богадельню, если вся секретная информация в наши дни добывается в столице?..».

Отдыхающие разбрелись в этот час по врачам и по процедурам, и Санаторий имени Ленина будто вымер. Внезапно в ворота въехало такси и с шумом затормозило возле административного корпуса. Любопытство заставило Лину остановиться. Из машины вылез длинный и нескладный, как циркуль, мужчина. Он поставил на скамейку видавшую виды спортивную сумку и достал айфон. Лина пригляделась и едва не закричала от радости. Ну, конечно, это был он, ее приятель и помощник в расследовании самых запутанных дел. Валерий Башмачков, собственной персоной!

– Не надо никуда звонить, Башмачков! – прошептала она загробным голосом, незаметно подкравшись сзади и хватая писателя за руку. – Я торчу тут с самого утра ради нашей романтической встречи. Справедливости ради замечу: не больно-то шустро ты летел ко мне, голубок! Еще немножко – и меня придушили бы в этой богадельне, как котенка.

– Но ведь не придушили, Линок! – заявил Башмачков, ничуть не смутившись, и громко чмокнул Лину в щеку. – А «чуть-чуть», как известно, не считается.

– Ой, оглушил! – шутливо возмутилась она и объявила. – Давай пока что условимся: никаких поцелуев и сюсюканий. С этой минуты будем соблюдать конспирацию. Связь держим через телефон и вай-фай, который работает только возле корпусов и на Аллее писателей. Надеюсь, ты, милый друг, будешь осторожен, иначе на этой самой аллее в ближайшее время установят и твой гипсовый бюст. Посмертно. Похоже, я конкретно достала местных своими расспросами, и они кое-кому донесли о моем любопытстве. Ну, а ты человек новый и даже как бы случайный. Думаю, тебе стоит для начала просто погулять по парку, потолковать с теми, кого я назову, о событиях двадцатилетней давности. Дорогой Башмачков! Очень прошу, включай свое мужское обаяние, которого у тебя море, на полную катушку. В общем, придется тебе на несколько дней по ходу стать отдыхающим. Пиши свои сцены для романа, гуляй, беседуй с местным населением. Одним словом, не суетись. Оставляю тебя в этом милом, но страшноватом местечке за моего сменщика. Ну, а я на пару деньков смотаюсь в столицу. Сегодня удалось разузнать кое-что интересное, и мне приспичило проверить некоторые догадки. Придется действовать с умом. Чтобы не переполошить раньше времени весь этот «гадюшник», скажу соседке по комнате, что мне нужно получить перевыпущенную банковскую карту, а то, дескать, не могу мои кровные в местном банкомате снять. Ну, и показания водяных счетчиков, типа, необходимо переписать, чтобы на портал госуслуг отправить. Для пенсионеров все эти легенды и мифы – железный аргумент. Короче, действуй по полной программе, а я послезавтра приеду и проверю, насколько эффективно тут без меня поработал внештатный помощник полиции Валерий Башмачков.

Водитель такси вылез из машины и неспешно курил, отдыхая перед обратной дорогой и с любопытством поглядывая на Лину и Башмачкова.

– Вы не могли бы подождать минут пятнадцать? – спросила его Лина. – Я мигом! Только медсестру об отъезде предупрежу, чтобы тревогу не била, и документы в дорогу захвачу.

– А куда ехать-то? – уточнил водила. Профессия научила его ничему не удивляться, лишь задавать короткие вопросы насчет конечного адреса и оплаты.

– Как куда? Обратно в Москву! – на ходу крикнула Лина и помчалась в сторону своего корпуса. Надо было спешить, пока в санатории имени Ленина не появилась новая жертва.

Непривычная тишина

Заказать пропуск в газету «Столичный сплетник» оказалось делом несложным. Лина изредка печатала в этом издании небольшие заметки о детских музыкальных конкурсах и была давно знакома с легендой «Стол. сплетника» Натэллой Мурлыкиной. Эта пожилой сухопарая дама возглавляла отдел культуры еще при советской власти и могла часами говорить о своих встречах с Евтушенко, Зельдиным или Любимовым. Поскольку все трое уже покинули наш бренный мир, проверить ее байки не представлялось возможным. Натэлла начала свой путь в журналистике еще при Брежневе и с тех пор умудрилась не сойти с дистанции в отличие от более молодых коллег. На заре карьеры она писала о парадных концертах в Кремле, посвященных очередной годовщине Ленина или грядущему юбилею Страны Советов, о творческих вечерах композитора Серафима Туликова, сочинявшего пафосные оратории в честь вождя пролетариата. В девяностые Мурлыкина, к удивлению многих, отлично вписалась в рынок и принялась строчить заметки о скандалах, которые всегда имелись в избытке и в столичных театрах, и в литературной среде. Скандальные тексты «старушки Мурлыкиной» каждый раз увеличивали тираж газеты, не удивительно, что начальство терпело все капризы и возрастные странности пожилой дамы. В то время творческие союзы делились, как раковые клетки, и сами творцы порой уже не помнили, к которому принадлежали. Натэлла тоже порой путалась, пытаясь выяснить, сколько нынче в столице союзов писателей и пэн-клубов, а главное, кому в реальности принадлежит Центральный дом литераторов, для краткости именуемый ЦДЛ. Все эти новоявленные структуры постоянно враждовали между собой, и репортажи Мурлыкиной с «полей сражения» неизменно привлекали внимание творческой интеллигенции. Кстати сказать, в престижном когда-то здании ЦДЛ в девяностые воцарилась немыслимая прежде публика из разнообразных торговых гильдий. «Старорежимным» и полунищим писателям и поэтам, расписывавшим некогда стены в буфете размашистыми автографами, их творческий дом вдруг стал не по карману. Советских классиков сменили свежеиспеченные бизнесмены, желавшие приобщиться к недоступному в былые годы миру высокой кухни и высоких отношений на олимпе художественной литературы. Они понимали, что престижные знакомства в эпоху рынка стали таким же товаром, как и все остальное.

В других творческих домах столицы тоже было неспокойно. В Доме композиторов все чаще пела немыслимая прежде попса, неизменно собиравшая кассу в отличие от классических исполнителей. В итоге маститые поборники классики, окончательно разругавшись, разбились на группировки. Мир музыки Натэлла знала не так хорошо, как столичную литературную тусовку, поэтому любила изредка поболтать с Линой на предмет новостей в музыкальной среде, чтобы, так сказать, «быть в теме». Сорокалетняя Лина в ее глазах выглядела почти девчонкой, и Натэлла снисходительно позволяла ей небольшие вольности – например, взять и заявиться в редакцию без звонка. Вот и в этот раз Лина наплела Натэлле Аркадьевне, что, мол, у нее появилась «горячая» тема для отдела культуры. Лина недавно узнала, что в здании музыкальной школы, расположенной в спальном районе столицы, собираются открыть ночной клуб, и это взбудоражило родительскую общественность, которая решила через Лину обратиться в «Столичный сплетник»…

Натэлла Мурлыкина как истинная творческая интеллигентка нередко перемежала свою речь изящным матерком. Вот и в этот раз она отреагировала на звонок Лины соответственно.

– Эту гребанную управу на Юго-Востоке давно пора проредить! Слышала, что эти чудаки на букву «м» совсем оборзели. Давай-ка, мать, скидывай инфу! В субботнем номере дадим жару тупым пи@даболам и разворошим этот «гадюшник».

Лина пролепетала, что надо бы обсудить детали будущей заметки при личной встрече, и Мурлыкина в ответ недовольно пробасила:

– Так что же ты тянешь, мля, резину, ж@па диссонансная? Подгребай сразу же после планерки, перетрем все подробно.

На этаже, где располагалась редакция, Лину оглушила непривычная тишина. В советских романах авторы не раз описывали подобное зловещее молчание перед атакой. Словно не только бойцы, но и сама природа готовилась к тому, что через несколько часов здесь начнется светопреставление. Все знали: скоро загрохочут орудия, политрук встанет в полный рост и поднимет роту в атаку… В редакции «Столичного сплетника» все было по-другому. Ничто не предвещало того, что тишина в коридорах скоро взорвется. Этот странный покой резко контрастировал с прежними шумом и суетой, еще недавно царившими в этих коридорах. В прежние свои визиты Лина с изумлением рассматривала репортеров, сновавших туда-сюда и одетых куда ярче, вычурнее и нелепее, чем обычная публика в метро. Ее удивляли дамы предпенсионного возраста, фланировавшие по коридорам, как девочки-подростки, в коротких юбочках с цветными колготками или в узких коротеньких брючках. Их прически с выбритыми висками и асимметричными лохматыми прядями, выкрашенными в яркие цвета, казались Лине странными и даже нелепыми, поскольку они не молодили модниц, а напротив, подчеркивали неюный возраст дам. В былые визиты в «Столичный сплетник» внимание Лины привлекали манерные молодые люди с серьгой в одном ухе, наряженные в ярко-красные или в сиреневые пуловеры и короткие подростковые штанишки, открывавшие голые волосатые щиколотки. Как ни странно, в этот раз подобной публики нигде не было видно. Лина осторожно заглянула в огромный зал, так называемый оупен-спейс. В прошлый раз за стеклянными перегородками сидело множество репортеров, они напряженно вглядывались в экраны мониторов и строчили свои скандальные заметки. Нынче зал оказался полупустым. Несколько журналистских голов повернулись в сторону Лины, смерили ее настороженными взглядами и вновь уставились в свои компьютеры.

Лине стало не по себе. Все выглядело так, будто штат журналистов из «Столичного сплетника», словно пчелиный рой, снялся с насиженного места и улетел прочь – в нетронутые боевыми действиями луга добывать свой горький репортерский мед.

Лина вышла в коридор, постучалась в дверь с табличкой «Отдел культуры», но никто не отозвался.

Она осторожно вошла и застыла на пороге. Натэлла Мурлыкина вглядывалась в экран и, не замечая вошедшую, тихонько читала текст, охала и материлась.

– Что-нибудь интересное? – вежливо поинтересовалась Лина.

– Да так, ничего особенного, – вздрогнула Мурлыкина и выключила интернет. По желтоватому и сморщенному, как моченое яблочко, лицу журналистской волчицы промелькнула легкой тенью растерянность. Однако она быстро справилась с собой и улыбнулась Лине, приглашая ее жестом сесть на продавленный стул.

Они немного поболтали о скандале с ночным клубом в здании музыкальной школы. Чтобы развлечь хозяйку кабинета, Лина рассказала ей парочку музыкальных анекдотов – про туповатых ударников и сумасшедших флейтистов. Вдоволь нахохотавшись, Мурлыкина взглянула на Лину выжидательно. Дескать, конец аудиенции, пора бы и честь знать. Старушке явно не терпелось вернуть на экран сохраненный текст из интернета, чтобы без помех дочитать его в одиночестве. Лина уставилась на хозяйку кабинета и, понизив голос, сказала:

– Натэлла Аркадьевна, тут про Петра Воронова такое пишут…

– Глупости пишут, не верю ни одному слову, – скороговоркой отреагировала Натэлла.

– Он ведь разводится? – уточнила Лина.

– Ничего не знаю, – поспешно отрезала критикесса столичной культурной жизни.

– Но его миллиарды! – не отступала Лина. – Вся Москва обсуждает, какие зарплаты и гонорары у вас журналисты получают. Наверное, он вам от своих прибылей хотя бы сотенку отстегивает…

– Ага, щазз, отстегивает. Прямо-таки не устает отстегивать. Страшные деньжищи! – ядовито хмыкнула Мурлыкина. – Не успеваем тратить. Воронов такие копейки всем нам платит, стыдно порой коллегам в этом признаться. Базовая ставка в газете около десяти тысяч. Ну, а дальше начинаются бонусы – сколько напишешь, сколько раз тебя «лайкнут» на сайте и в соцсетях… Сама понимаешь, на такую зарплату не проживешь. У меня хотя бы пенсия есть, а молодежь работает днем и ночью на двух-трех работах, чтобы семью прокормить.

– Так чего же тогда вы его так боитесь? – удивилась Лина. – Допустим, Воронов разозлится и всех уволит… Уверена, что вы и другие репортеры с вашим опытом и талантом еще лучше работу найдете.

– Я в моем возрасте уже ничего не найду, – грустно сказала Натэлла. – А Ворон – он хищник мстительный. Для него кому-то глаз выклевать – как вишенку на торте съесть. Ну, это я, конечно, фигурально выражаюсь.

Натэлла откинулась в кресле и устало спросила:

– Лин, ну ты меня прям удивляешь. Ты что из себя наивную целку строишь? Не въехала еще, что Ворона заказали? Кто бы без заказа сверху посмел так его травить?

– Кто же посмел заказать миллиардера, опытного бойца идеологического фронта и авторитетного предпринимателя? – удивилась Лина.

– На каждого миллиардера найдется свой мультимиллиардер, а если он еще и приближен к самым верхам… – Натэлла понизила голос и перешла на шепот. – Слышала про Администрацию?

– За Стеной? – прошептала Лина в ответ.

– Ну не за дверью же! – саркастически рассмеялась Мурлыкина. – Там, конечно, все знают, но почему-то не предпринимают усилий прекратить травлю Воронова в СМИ. Значит, не хотят накидывать платок на чей-то жадный роток.

– А зачем кому-то потребовалось растоптать его репутацию? – недоумевала Лина.

– Ты действительно не понимаешь? – удивилась Натэлла и красноречиво вздохнула.

– Не-а, – призналась Лина.

– Ну тогда ты. извини, круглая дура. Напрасно я думала, что музыканты умнее писателей. Раскинь мозгами, училка, п@#да ты с ушами! Воронов давно уже живет в вечном страхе, как любой предприниматель. Был бы человек, а статья на него всегда найдется. Про то, что любой успешный бизнес в нашей стране могут запросто отнять – ты хотя бы слышала, музыкантша херова?

– Ну, разумеется. Наш крошечный бизнес – детская музыкальная студия – и тот постоянно балансирует на грани банкротства. Только мне непонятно, кому в наши дни потребовался бизнес, связанный с умирающими бумажными СМИ? «Столичный сплетник» – в их числе. Говорят, подписка на газету стремительно падает, а цены на полиграфию, насколько мне известно, постоянно растут, типография Воронова давно уже терпит убытки… К сожалению, компьютер и интернет окончательно добили чтение в нашей стране.

– Причем тут чтение? Наивная ты овца! Да ты хоть представляешь себе, сколько сто́ит земля под этим зданием? Да-да, под тем, где мы сейчас с тобой сидим! Самый центр столицы, посему ну ооочень лакомое место. На месте этой халабуды можно такой офисный центр или же отель пять звезд отгрохать, пальчики оближешь! Не хуже, чем Москва-Сити! Наша безликая коробка, когда-то казавшаяся современной и даже шикарной, давно и безвозвратно устарела. Пишут, что кто-то очень влиятельный и хитрож@пый задумал отобрать завидную недвижимость у Воронова. И этот «кто-то» отнюдь не дурак. Стоимость наших нежилых помещений круче, чем все акции Воронова в нескольких его фирмах. Ой, что-то меня понесло по кочкам, – спохватилась Мурлыкина. – Все, досвидос, Линок, больше ни слова не скажу! – поставила старуха жирную точку в разговоре. – И так я сейчас языком намолола на контрольный выстрел в голову. Правда, есть надежда, что на меня никто пулю тратить не будет. В общем, завтра жду твою заметку про бордель, тьфу ты, про ночной клуб, в школе. И чего дуры мамаши так этому удивляются? Вся наша жизнь бардак. В общем, до скорого, Софья ты наша Губайдуллина! Закрой, пожалуйста, дверь с той стороны, мне работать надо.