Текст книги "Золотые слёзы последнего Инки"

Золотые слёзы последнего Инки
Книга 1. Достояние Англии
Нина Запольская

«Австралийская правозащитная организация Walk Free Foundation

опубликовала результаты своего исследования современного рабства,

согласно которому сегодня в мире насчитывается почти 30 млн рабов.

По результатам был составлен рейтинг Global Slavery Index 2013,

место страны в котором определяется отношением количества рабов

к численности населения. В России, по данным австралийской

организации, более 500 тысяч рабов – в рейтинге наша страна занимает

49-е место, соседствуя с Нигерией, Узбекистаном и Грузией. Благополучнее

всего в этом рейтинге выглядят страны Скандинавии».

Журнал «Русский репортёр»

№42 октябрь 2013

«…ежегодно более 800000 человек погибают в результате самоубийств

и многочисленное множество других совершают суицидальные попытки.

…каждые 40 секунд где-то в мире умирает человек, совершая самоубийство,

и ещё чаще кто-то предпринимает попытку свести счёты с жизнью».

«Предотвращение самоубийств. Глобальный императив»

Всемирная организация здравоохранения.

Европейское региональное бюро.

(«Preventing suicide: a global imperative»

Geneva: World health organization)

2014

© Нина Запольская, 2015

© Константин Николаевич Софиев, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Пролог

Руки, схватившие капитана из-за спины за горло, не могли быть руками человека, потому что в той силе и в той беспощадности, с которой они душили его, не было ничего человеческого. Ощутив в первый момент взрыв ошеломляющей паники, капитан всё же сумел среагировать. Изо всех сил он ударил правой ногой назад, надеясь попасть в душителя, но тот оказался проворнее: сокрушительный удар подкованного сапога обрушился на опорную ногу капитана, и её словно разорвало пополам.

Голова капитана уже кружилась от недостатка кислорода, но он всё же постарался угадать место на палубе, чтобы ударить душителя пяткой по носку его правой ноги. Когда пятка капитана со всей силы рухнула вниз, ноги душителя в том месте не оказалось. Капитан был босой, поэтому боль от удара пяткой по доскам палубы пронзила всё его тело – теперь он не чувствовал обеих своих ног, словно бы их у него не было.

Капитан попытался вцепиться в мизинцы душителя, чтобы выломать их, но руки того сплелись на его горле в мёртвую нерасторжимую петлю. Капитан чувствовал, что гибнет и что это чувство может легко оказаться последним: его лёгкие теряли остатки кислорода, в глазах уже плясали огоньки. Изо всех сил он рванулся вперёд.

Часть веса душителя пришлась капитану на плечи. Душитель дёрнулся, ожидая от капитана попытки схватить его за ноги, и в ту же секунду потерял равновесие. Капитан воспользовался этим: он развернулся кругом и, оказавшись к борту спиной, откинулся назад. Один их совместный шаг, второй, потом третий – и спина душителя под общей тяжестью двух тел вломилась в дерево борта. Раздался вскрик, и шея капитана оказалась свободна.

Всхлёбывая воздух всей грудью, капитан обернулся и потрясённо замер.

– Джонс?.. – сипло выдохнул он.

Джонс уже достал свой нож, – тот слабо блеснул в лунном свете – и, спрятав его за ладонью вытянутой руки, пошёл на капитана. Капитан отступил к грот—мачте и упёрся спиной в чьё-то тёплое тело, на ощупь – привязанное к гроту тросом.

И тут за спиной кто-то с угрозой сказал:

– Капитан, отдай нам шкатулку… Или мы снесём штурману голову…

Капитан покосился. В ясном свете луны он увидел, как из—за грота вышли матросы. Скоро уже пять человек с ножами и саблями стояли перед ним. Капитан достал из—за пояса пистолет и выстрелил в них, не целясь. Четверо противников упали замертво, пятый со стонами стал кататься по палубе.

Капитан настороженно глядел на тела на палубе.

– Пендайс, вы как? – наконец, спросил он, чуть повернув голову и быстро скосив глаза, чтобы не выпустить противников из вида.

Штурман, привязанный к гроту и с кляпом во рту, смотрел на него страшными глазами. Капитан убрал пистолет. Через минуту он освободил штурману рот.

– Что вы так долго не стреляли, сэр?.. – невнятно и хрипло вскричал штурман. – Он же чуть не задушил вас!..

Капитан усмехнулся.

– Не хотел тратить попусту заряд «утиной лапы», Пендайс, – ответил он. – Заряжать её – сущее мучение, ты же знаешь…

Подстреленный матрос перестал стонать.

Глава 1. Шхуна входит в бристольский порт, или Мистер Трелони убит

Ранним апрельским, ничем не примечательным утром 1738 года в бристольскую гавань вошла шхуна «Архистар» – самый обыкновенный корабль, пришедший сейчас с Ямайки. Впервые появившись то ли в Англии, то ли Голландии ещё в ХVII веке такие корабли имели небольшую осадку и две или три мачты с косыми парусами, что позволяло им ходить круто к ветру. И хотя шхуны не являлись военными кораблями, большая грузоподъёмность и возможность обходиться немногочисленной командой сделала их весьма популярными, как у негоциантов, так и у пиратов всех морей.

Шхуна «Архистар» встала на рейде среди других кораблей, и с пристани было видно, как её матросы тяжело, рывками затопали вокруг шпиля, отпуская якорный канат. Конечно, если бы человечество знало, какое влияние на его историю окажет прибытие «Архистар», открывшее собой череду смертей и приключений, длиной в целую жизнь, то встречать шхуну в порт, разумеется, прибыли бы хроникёры от местной газеты, а, может быть, даже от лондонской. Сейчас же из посторонней публики корабль ожидали только мальчишки. Эти быстроногие оборвыши встречали в порту каждый корабль в надежде заработать пенни, и порой эта маленькая монетка составляла дневной заработок целой семьи.

Суматоха по разгрузке шхуны продолжалась весь день. Матросы таскали грузы с места на место, шлюпка то и дело привозила на берег новый груз, слышались крики, команды, изредка раздавалось дружное ритмичное пение. Почти все портовые мальчишки разбежались с поручениями, с трудом пробираясь сквозь толпу народа, толкавшегося на пристани среди тюков и фургонов. Скоро матросы, получившие расчёт, потянулись кто – домой, кто – в таверну, а кто в бордель. День угасал, но на шхуне кроме вахтенных оставался ещё капитан.

Капитан «Архистар», молодой человек лет двадцати пяти, роста был скорее среднего, ближе к высокому. Поджарый, жилистый, широкоплечий, он производил впечатление сжатой пружины. Глаза имел голубые, и были они того отчаянного цвета, который опытному человеку показался бы двумя пистолетными выстрелами или двумя ударами ножа – выбирайте себе сравнение по душе. Сейчас же глаза эти, с воспалёнными от недосыпания и морского ветра веками, особенно выделялись на смуглом лице, поражая окружающих голубизной до оторопи: ну, не могут люди иметь глаза такого цвета. Двигался по палубе он мягко, с какой—то особенной морской грацией.

Капитан не носил парик, и его гладкие светлые волосы были сзади стянуты в хвост. Его брови, выгоревшие, как и ресницы, в южных морях, ложились над глубокими глазными впадинами широкими белёсыми дугами. В общем, капитан «Архистар» не был красавцем. Звали его Дэниэл Линч. Полным именем Дэниэл Джозеф, данным ему при рождении, его никто никогда не называл.

Сейчас капитан легко сновал по палубе, время от времени посматривая на пристань: он ждал владельца корабля, но тот, уже давно извещённый о прибытии «Архистар», что—то задерживался. Наконец, ближе к вечеру, на борт не без труда поднялся владелец шхуны Джон Трелони, сквайр.

Это был высокий мужчина более шести футов ростом, дородный, в дорогом парике—аллонж, с толстым суровым лицом. У него были чёрные подвижные брови и выпуклые умные глаза, выдававшие не злой, но явно властный и вспыльчивый нрав. Мистер Трелони обменялся с капитаном рукопожатием и сразу прошёл с ним в его каюту.

– Ну, что?.. – приглушённо спросил мистер Трелони, едва разворачиваясь в тесноте каюты и вглядываясь в полумраке в лицо капитана. – Привезли?..

– Да, сэр, – с готовностью ответил капитан.

Он достал небольшой свёрток, развернул его и протянул мистеру Трелони шкатулку.

Это была самая обыкновенная шкатулка: деревянная, простая по исполнению, без каких—либо дорогих деталей. Даже наоборот, на верхней доске этого скромного ящичка среди простой геометрической резьбы виднелось пыльное углубление, как будто там изначально был вставлен камень неправильной овальной формы, который потом выпал.

Мистер Трелони жадно схватил шкатулку и потряс её – внутри что-то глухо застучало.

– Ах, капитан Линч, как я вам благодарен!.. – вскричал он. – Вы меня просто вернули к жизни!..

Потом, словно что-то вспомнив, мистер Трелони посмотрел на капитана и настороженно спросил:

– Всё обошлось без сложностей?..

– Почти, сэр, – ответил капитан. – От испанских кораблей я чудом увернулся… Шкатулку на корабль принёс посыльный. Но на обратном пути чуть не вспыхнул мятеж. Почему-то кое-кто из команды мечтал завладеть шкатулкой…

– И что? – вскричал сквайр, выпуклые глаза его испуганно выкатились. – Надеюсь, вы приняли меры?..

– Конечно, сэр, – коротко ответил капитан.

Мистер Трелони опустил глаза и кивнул, словно бы своим мыслям.

– Отлично, отлично, – пробормотал он, задумчиво поглаживая шкатулку, потом вдруг сказал, словно решившись. – А знаете, капитан Линч, подержите-ка эту вещицу у себя ещё одну ночь. Я что-то боюсь брать её с собой на ночь глядя… И принесите её ко мне завтра к обеду… Вы же ещё не знакомы с моей дочерью?..

Тут мистер Трелони впервые позволил себе улыбнуться.

– Нет, сэр, не знаком, – подтвердил капитан.

– Ну, так вот и приходите, – сказал мистер Трелони.

И, поговорив немного о делах, джентльмены попрощались.

Под утро, ещё было темно, капитану приснился сон. Снился ему незнакомый охотник: то, что это был именно охотник, капитан знал почему-то совершенно определённо. И этот охотник, одетый во всё снежно-белое, стоял, ни на что не опираясь и как бы даже ногами не касаясь пола, в комнате с ослепительно белыми стенами без мебели и буравил взглядом белый пол. Потом он поднял глаза и сказал:

– Пришло твоё время… Ты должен сделать это… Иди!..

Сон был такой яркий и реалистичный, что капитан в испуге проснулся. Он ошарашенно полежал, обдумывая увиденное, потом повернулся на другой бок и пробормотал:

– Ну, конечно… Сейчас я пойду неизвестно куда только потому, что кто-то что-то сказал мне во сне…

После этого капитан спокойно заснул: он был материалист и читал «Философские записки» – научный журнал, который «Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе» издавало с 1665 года. И пусть вас не смущает, дорогой читатель, слово «философские» в названии журнала-долгожителя, издаваемого и поныне – в ХVII веке это слово обозначало натурфилософию, то есть, естественные науки… Поэтому, что там какой-то сон? Бабские бредни, на которые взрослому мужчине, прошедшему суровую морскую выучку, не стоит обращать внимание.

****

На следующее утро капитан проснулся рано и сразу же занялся делами, а когда подошло время, стал приводить себя в порядок – ведь ему предстоял визит. Достав из рундука парадную одежду, он оделся, засунул за пояс пистолет (в то время мужчины никогда не выходили из дома без оружия) и положил шкатулку в сумку. Спустя какое—то время капитан был у пристани.

Причалить ему помог старичок по прозвищу Папаша. Уж так прозвали старичка в порту: возможно, он напоминал морякам родного родителя, а скорее потому, что старикан, особенно в подпитии, любил распевать песенку о красотке Мэри:

– Мой папаша очень злобный,

дочки честь он бережёт —

Как приду домой под утро,

он с поленом стережёт…

Казалось, что Папаша так и родился в порту таким вот юрким и зорким старичком. Маленький, щупленький, как воробышек, в обтрёпанной, но, как ни странно, чистой одежде, Папаша был местной знаменитостью. Он был также неотделим от порта, как бушприт от носа корабля. Когда матросы, вернувшись из рейса, сходили на берег, Папаша их встречал первым, рассказывал новости, балагурил, бежал рядом мелкими шажками. Из-под его седых бровей удивительно задорно посверкивали выцветшие глазки. Сухая морщинистая кожа обтягивала выступающие скулы, а во рту был только один зуб… Ну, может быть, два…

Вот и сейчас, принимая причальный канат от капитана, Папаша суетился, заглядывал к нему в глаза и явно что-то хотел сказать, но капитан, занятый своими мыслями, сунул в руку старика двухпенсовую монету и быстро зашагал по пристани несколько вразвалку.

Светило солнце, и идти вдоль доков мимо множества кораблей самых различных размеров, оснасток и национальностей было удивительно приятно. На одном корабле работали и пели, на другом матросы висели высоко на вантах, которые снизу казались не толще волоса. Капитан всё своё время проводил в море, но здесь, в порту, оно удивляло его так, будто он увидел его впервые: казалось, что от моря шёл острый запах дёгтя и соли. Он разглядывал носовые фигуры кораблей и жалел, что эти чудесные, но тяжёлые скульптуры были исключены из украшения других мест корпуса, он проходил мимо моряков с серьгами в ушах, с пушистыми выгоревшими бакенбардами, с просмоленными косичками и неуклюжей морской походкой, его обгоняли быстроногие мальчишки, и окликали портовые девки… Это был шумный и привычный мир, его мир… И жизнь была прекрасна…

До дома мистера Трелони капитан добрался довольно быстро, перешагивая через завалы мусора, сточные канавы и поминутно опасаясь угодить под выливаемые из окон помои…

Город Бристоль, дорогой читатель, во время царствования Георга II был невелик. Основанный англами на месте римского военного лагеря Абона ещё во времена Римской империи, Бристоль постепенно превратился в основной порт, через который осуществлялась торговля Англии с Ирландией. Впоследствии от его причала отходили суда, увозившие в Португалию и Испанию отечественную шерсть, а назад привозившие заморские вина – херес и портвейн.

В период работорговли, процветавшей в XVII веке, на бристольских кораблях «живой товар» транспортировался от Западной Африки к Центральной Америке. Чёрные рабы в течение столетий были самым выгодным товаром. Приблизительно в это же время за Бристолем закрепилась слава столицы шоколадной промышленности. Сюда в огромных количествах поступали с Ямайки какао-бобы, сахар-сырец и тростниковая патока. И в течение всего XVIII века Бристоль развивался и богател, сохраняя за собой славу ведущего порта Британии…

Семейство мистера Трелони, судовладельца, проживало недалеко от порта. По мере того, как бристольский порт рос и расширялся, прилегающие к нему улицы отодвигались от моря, а дома сносились. Так что дом мистера Трелони не сохранился до нашего времени, но читатель вполне может составить о нём представление на примере других домов континентальной Британии.

Капитан, нанятый на корабль мистера Трелони совсем недавно, уже бывал в доме сквайра по долгу службы. Был он знаком и с его супругой, которая, вопреки властному характеру своего мужа, сама вела все дела по дому. Именно она нанимала прислугу, оплачивала счёта зеленщика, бакалейщика и мясника, следила за модой, заказывая портным одежду для семейства и слуг. Именно она обставляла свой дом модной мебелью и, как сейчас бы сказали, предметами интерьера, чутко реагируя на все новые веяния, что поступали из Франции. Однако если бы миссис Трелони узнала, что живёт в эпоху рококо, она бы очень удивилась.

Конечно, ничего про стиль рококо наш капитан тоже не знал. Впущенный в дом мистера Трелони величественным дворецким, он сел в гостиной и стал рассматривать новомодный столик-консоль, стоящий у стены на козлиных ножках… Как такая мебель вообще стоит, как только у неё ножки не разъезжаются, думал капитан, в который раз оглядывая диковинный предмет.

Наконец, в комнату, шелестя юбками, вплыла миссис Трелони.

Это была высокая женщина лет сорока, с умными зелёными глазами и со следами былой красоты на лице. Безмятежность этого лица говорила, что миссис Трелони получила отменное английское воспитание. Казалось, что она безоговорочно поверила наставлениям своей няни, что если морщить лоб и щурить глаза, то можно остаться такой на всю жизнь. И, надо сказать, с самого детства лицо Гертруды Трелони, благородной по рождению и по праву, полученному от мужа, ни разу не исказилось хотя бы мимолётным чувством. Жизнь у неё была ровная, приятная, без каких-либо происшествий, способных омрачить её чело.

– Здравствуйте, капитан Линч, – сказала миссис Трелони спокойным голосом, отчётливо выговаривая слова. – Муж сообщил мне о том, что пригласил вас к обеду… Сам он с самого утра закрылся в кабинете, но просил, как только вы придёте, сразу же позвать его… Я уже послала за ним дочь…

Капитан склонился перед хозяйкой в поклоне. Потом они сели и стали говорить о погоде…

А, как известно, дорогой читатель, непредсказуемость английской погоды является для британцев нескончаемой темой ежедневных разговоров. Великобритания имеет умеренно океанический климат с большим числом дождей на протяжении всего года. Частые облака над Британскими островами осложняют погодные явления, и порой даже в самый жаркий летний день через облака можно не увидеть солнца, что создаёт очень влажную атмосферу. Тем не менее, британцы почему-то склонны считать, что они живут в более мягком и комфортном климате, чем на самом деле…

Поэтому капитан и хозяйка дома говорили о погоде довольно долго. Но всё же, когда миссис Трелони перешла к обсуждению количества солнечных дней на территории королевства Великобритания по регионам, капитан испытал лёгкое недоумение. Впрочем, спустя какое-то время хозяйка дома смолкла.

– Что-то мужа нет, и дочь куда-то пропала, – величественно произнесла она, поднимаясь. – Я пойду, схожу за ними…

Капитан тоже встал и поклонился. Миссис Трелони двинулась из гостиной. Капитан, повинуясь какому—то неясному порыву, последовал за ней по коридору.

К его удивлению, дверь в кабинет мистера Трелони оказалась открытой. Войдя следом за миссис Трелони в кабинет, капитан тут же и наткнулся на неё, потому что та упала на колени перед девушкой, лежащей на полу без признаков жизни… Бледна, как статуя, и так же прекрасна, успел подумать о девушке капитан, пробираясь вглубь кабинета к лежащему у окна сквайру.

То, что хозяин дома был убит, капитан понял сразу. Сквайр лежал на боку, слева от письменного стола. Из затылка его, из того места, где начинают расти волосы, торчала рукоять ножа. На первый взгляд нож был самый обычный, складной, матросский, какой можно было купить в любом порту. На столе, возле опрокинутой чернильницы, виднелась лужа пролитых чернил, рядом лежало перо. Никаких бумаг на столе не было. Распахнутые дверцы стола зияли тёмными провалами. Два парных секретера у стены были также раскрыты и основательно выпотрошены: рядом с ними на полу валялись книги и какие-то бумаги.

Окно в кабинете было поднято, ветерок гулял по занавескам. Стараясь не вступить ненароком в лужу крови, капитан подошёл к окну и выглянул в сад. Затем он приблизился к секретерам, бегло осмотрел их и удивлённо поднял брови, отчего кожа на лбу у него пошла частыми поперечными морщинами. Потом он повернулся к миссис Трелони, которая молча держала в объятиях бесчувственную дочь и, как безумная, смотрела на тело своего мужа, распростёртое на полу.

****

Конец дня пришёлся на суматоху: слуги бегали за доктором для молодой мисс, потом для миссис, приходили констебль, священник, близкие и соседи. Всё это время капитан находился в доме своего нанимателя. О сумке со шкатулкой он вспомнил только к вечеру: она стояла там же, где капитан её оставил днём – в прихожей. С тяжёлыми мыслями, какие у каждого из нас вызывает чья-то внезапная смерть, он возвратился на корабль… Он думал о конечности бытия и бренности всего сущего… А ещё о бледности юной мисс Трелони…

Изменчивая английская погода снова сменила галс11
  Галс – движение судна относительно ветра или отрезок пути, который проходит парусное судно от одного поворота до другого при лавировке.


[Закрыть] – небо заволокло, с моря дул пронзительный ветер. На пристани капитан нашёл свою шлюпку, причаленную железной цепью к столбу, и притянул её поближе. Только темнота и мрачное расположение духа ни позволили ему заметить тёмную фигуру, жавшуюся за одну из пушек, врытых в землю на пристани и служивших для причала небольших кораблей.

Вооружившись багром, капитан стал выводить шлюпку из лабиринта окружавших её судов. На открытом месте он заработал вёслами, и шлюпка пошла быстрее. Вода была чернее чёрного…

На следующее утро было так сыро и туманно, что, казалось, насилу рассвело. На кабельтов22
  Кабельтов – трос определённого диаметра для швартовов и буксиров, а также внесистемная единица измерения расстояния, принятая в мореплавании.


[Закрыть], справа и слева, с борта шхуны трудно было разглядеть что-либо, а иззябшая команда имела бледно-жёлтые лица, под цвет тумана. Капитан первым делом послал узнать в дом мистера Трелони, теперь, увы, покойного, о состоянии здоровья мисс и миссис Трелони. Посыльный вернулся и рассказал, что миссис Трелони плачет, а юная леди всю ночь была в горячке, но сейчас ей лучше. Капитан занялся своими делами.

Ближе к обеду к шхуне «Архистар» причалила шлюпка, в которой, кроме гребца, сидел молодой человек в простой, даже бедной одежде. Матросы доложили о нём капитану.

Капитан выбежал на палубу в некотором замешательстве: приехал Томас Чиппендейл, его друг детства из небольшого йоркширского городка Отли. Не то, чтобы капитан забыл о нём, нет, он ждал его с нетерпением, у него для Томаса был важный груз, но просто последние события заслонили собой всё остальное. Вновь прибывшего подняли на палубу.

Это был юноша лет двадцати – двадцати двух, небольшого роста, с тёмными, почти чёрными волосами и тёмными пристальными глазами. Лицо он имел круглое, приятное, лоб его был высок и хорошо сформирован, а красные полные губы, казалось, беспрестанно складывались в лёгкую рассеянную улыбку. Во взгляде молодого человека было что-то страстное, почти до страдания, и это что—то ужасно не гармонировало с его странной улыбкой.

Капитан любил друга. У Томаса была замечательная черта, которая с самого детства подкупала в нём капитана до ошеломления – он никогда не помнил обиды. Случалось, что через пять минут после ссоры он сам заговаривал с капитаном или даже подходил к нему и с доверчивым, ясным видом говорил: «Слушай, Дэн, а давай помиримся». И они мирились, и заговаривали сейчас же с прежним жаром о чём-то своём, мальчишеском, хотя с другими Томас был малоразговорчив, и не от недоверия и не от робости даже, а от чего-то другого, от какой-то своей, кажется, внутренней заботы. Казалось, что ему другие люди были малоинтересны.

– Здорово, дружище!.. – вскричал капитан и схватил Томаса в объятия. – Рад, что ты приехал!..

Томас смотрел на друга несколько снизу, восторженно.

– Как я мог не приехать, Дэн?.. – сказал он. – Ведь я так ждал тебя!..

– Как доехал? – спросил капитан.

Томас обстоятельно стал рассказывать улыбающемуся капитану, как возле постоялого двора в Отли, когда уже смеркалось, он сел в наёмную карету и, несмотря на тряскую езду и холодную ночь, он сразу заснул, и проспал все станции – а карета его мчалась и мчалась, то вверх, то вниз, и разбудил его удар в бок, когда уже совсем рассвело, а когда он открыл глаза, то увидел, что карета встала перед большим зданием на улице Бристоля.

Друзья представляли собою контрастную пару – быстрый и гибкий капитан и полноватый Томас Чиппендейл. Казалось, что капитан и старше, и умнее, и опытнее Томаса. Да это так и было: капитан рано покинул Отли, он много где бывал и много чего видел, и стал капитаном. Тогда как Томас всё также жил в Отли, почти деревне, учился чему-то, наблюдая за работой отца – простого мастерового—столяра, а теперь помогал ему. Семья Томаса трудилась с утра до вечера, но жила бедно, кое-как сводя концы с концами, мечтая, что ещё осталось чуть-чуть потерпеть, поднатужиться – и жизнь наладится… Но время шло, а денег в семье всё не было…

А сейчас капитан, по просьбе друга, привёз ему с Ямайки «подлинное красное дерево», или, как его тогда ещё называли, «американское красное дерево». Причём привёз совершенно случайно, в последний момент погрузки взяв несколько стволов больше для балласта – его подвели контрабандисты, отказавшиеся продать груз копчёного мяса.

Открыв люки, капитан зажёг два фонаря, чтобы было светлее, и друзья спустились в трюм. Трюм на шхуне был широкий. Пробираясь в щели между не выгруженными ещё тюками и ящиками, обходя бочки с водой и мешки с оставшейся провизией, огибая ящики из-под вина, бочонки джина, пустые бочки и почти израсходованные запасы угля, друзья спустились до внутренней обшивки, до самого днища. Здесь лежали небольшие прямые, покрытые корой и почти без боковых ветвей стволы, испускающие приятный аромат, похожий на запах специй… В Англии древесина махагони появилась относительно недавно и была ещё диковиной, поэтому Томас был несказанно рад, что теперь у него тоже будет красное дерево.

– Ах, Дэниэл!.. Как я тебе благодарен! – воскликнул он: казалось, что Томас сейчас расплачется.

– Да ладно, что ты, – пробормотал капитан, он вспомнил предысторию подарка и явно смутился. – Извини, я не стал вытаскивать стволы на палубу…

– И не надо, и очень хорошо, – быстро ответил Томас, нежно гладя деревья по тёмной коре. – Я сам их подготовлю для сушки…

Друзья поднялись на палубу. Томас с тихой страстью стал рассказывать капитану, что стволы нельзя сразу выносить на воздух, а уж тем более на солнце – это может погубить древесину, и она пойдёт трещинами, что стволы надо ещё обработать, очистить от коры, а концы стволов обвязать мокрыми верёвками туго натуго и их торцы закрыть вощёной бумагой, что бумагу, и воск, и верёвки, и все инструменты он привёз с собой, и что завтра же с утра он начнёт работу…

Капитан смотрел на друга, как завороженный – он любил, когда тот вот так, всегда неожиданно, начинал рассказывать о чём-то своём, и тогда обычно молчаливый Томас вдруг удивительным образом преображался. Вот и сейчас лицо друга в лучах заходящего солнца показалось капитану почти красивым.

Спать друзья легли за полночь.

****

Утром непостижимая английская погода опять переменилась. Только какая она была на этот раз, я сказать вам не берусь, уж не обессудьте – никто этого не помнит за давностью лет. День этот примечателен был тем, что за капитаном прислали слугу с извещением, что погребальная проповедь и похороны безвременно усопшего мистера Трелони, сквайра, состоятся в приходской церкви Сент—Мэри—Редклифф.

Похороны мистера Трелони, несомненно тягостные для любого чувствительного сердца, я описывать вам не буду, потому что они не интересны для нашей истории. Скажу только, что счёт, который потом пришёл миссис Трелони из похоронной конторы, кроме пункта «прочный гроб из вяза с двойной крышкой, покрытый чрезвычайно тонким чёрным крепом, хорошо подогнанный лучшими медными гвоздями и обитый двойными панелями, с металлической пластинкой с надписью и двойной окантовкой», состоял ещё из таких позиций, как роскошный шарф из армозина для священника, шесть пар мужских простых лайковых перчаток, три шёлковые ленты на шляпу, пара простых женских перчаток, три плаща для кучеров, услуги шести человек в чёрном, шёлковые ленты и шесть пар перчаток для этих людей, прокат трёх плащей для «скорбящих» и многое, многое другое…

После похорон родственники и близкие покойного проследовали на поминальный обед. Вот о них-то и надо сказать несколько слов…

Общество собралось внушительное, и среди этих господ только капитан был не в парике, поэтому он ясно чувствовал на себе недоуменные взгляды. Но нашего капитана было не так просто смутить какими-то взглядами… Я не боялся ещё и не таких взглядов, не стушуюсь и теперь, подумал он и принялся, как ни в чём не бывало, незаметно разглядывать собравшихся.

Мистер Джордж Трелони, младший брат покойного, сидел во главе стола, уставленного цветами и серебром, между миссис Трелони и мисс Трелони. Пожалуй, трудно было бы найти себе окружение более прекрасное: родственницы фланкировали его подобно двум розам – зрелой и едва расцветающей. Сам же дядя Джордж был невысок, поджар и тщедушен, не в пример своему покойному брату. Кудрявый светлый парик-аллонж, казалось, был ему велик и тяжёл.

Рядом с юной мисс Трелони находилась её подруга Мэри Уинлоу, которая делала круглые глаза, поднимала вверх бровки и старалась держать спину прямо. Жесты её были резки и порывисты, и видно было, что это её саму смущает.

По правую руку от хозяйки, миссис Трелони, сидел высокородный Джон Грей из рода самого Генри Грея, английского государственного деятеля эпохи королей Тюдоров, впрочем, казнённого кем-то из них (с конфискацией имущества) ещё в 1554 году. Невозмутимость, свойственная белокожей расе английских аристократов, леденела в холодных и прекрасных, как ясное зимнее небо, голубых глазах лорда Грея, казалось, ещё с самого его рождения. Сейчас ему было около тридцати лет, он был морской офицер и состоял на службе во флоте Его Величества.

Рядом с ним сидела восхитительная миссис Меган Белью, на чьи зелёные глаза все без исключения присутствующие джентльмены взирали с инстинктивным одобрением. Миссис Белью отвечала им взглядами, в которых читалось: «Да, я —хороша, ничего тут не поделаешь». Напротив неё, на другой стороне стола, сидел её муж, морской капитан в отставке, который с неодобрением наблюдал за этими перекрёстные взглядами и про которого можно было сказать только, что он был мужем своей жены.

Справа от миссис Белью сидел Александр Саввинлоу, банкир (Банк Британского Льнопрядильного кредитного общества), занимавший видное положение в финансовом мире и имевший четырёхэтажный дом в городе, два поместья и корабль для очень прибыльной транспортировки «живого товара» в американские колонии.

Лицо банкира Саввинлоу было бритое, круглое, рот – сладкий. Роскошный парик банкира спереди спускался двумя пушистыми прядями почти до самого живота, который он старательно, но тщетно пытался втянуть. Его небольшие голубые глаза беспрестанно оглядывали собравшееся общество с целью выяснить, производит ли он на них должное впечатление. Банкир буквально олицетворял собою истину, что в нас не так смешны качества, которыми мы обладаем, чем качества, на которые мы претендуем.

Напротив него поместили его супругу, женщину лет на пятнадцать моложе. Её умные быстрые глаза с интересом перебегали со стола на лица собравшихся и обратно. Встречаясь взглядом с глазами мужа, она отворачивалась.

Рядом с банкиром Саввинлоу возвышалась миссис Батлер, жена преподобного Уильяма Батлера – очень достойная женщина и своего рода выдающаяся личность, которая прославилась своими обедами для бедняков, сбором пожертвований и другой благотворительность.

На попечении миссис Батлер постоянно были какие—то дети, больные старики и дальние родственники, но она никогда не позволяла себе проявлять раздражение или усталость. На её лице всегда было тихое выражение трогательной кротости, а сейчас она с нежностью смотрела на своего мужа, который сидел за столом напротив неё.