Текст книги "Женская месть"

– И это все? – Фиби рассмеялась и прошла через комнату, чтобы поцеловать дочь. – Деньги – это последнее, что должно тебя волновать. Эдди, ты должна получать только все самое лучшее, и для меня нет ничего важнее этого. Без этого… ну да ладно, неважно. – Она снова поцеловала Адрианну. – У тебя будет все самое лучшее, и в следующем году ты будешь смотреть из окна на океан.

– У меня уже есть самое лучшее, – отозвалась Адрианна. – У меня есть ты.

– Ты мое счастье. Кстати, ты уверена, что не хочешь поехать со мной сделать маникюр?

– Нет, у меня в понедельник контрольная по испанскому. Мне необходимо подготовиться.

– Ты слишком много работаешь.

Теперь настала очередь Адрианны улыбнуться.

– Как и моя мать.

– В таком случае мы обе заслужили награду. – Фиби снова открыла сумочку. Она взяла с собой кредитную карточку? – Мы поедем с тобой в тот итальянский ресторан, который тебе так нравится, и будем есть спагетти, пока им не придется выкатывать нас за дверь.

– С дополнительным чесноком?

– Конечно. Мы закажем так много чеснока, что к нам после этого никто и близко не сможет подойти. А потом отправимся в кино. Посмотрим эти «Звездные войны», о которых все только и говорят. Я вернусь около пяти.

– Я буду готова.

«Все будет хорошо», – решила Адрианна, оставшись в одиночестве. Фиби в порядке. Они обе будут в порядке, пока могут заботиться друг о друге. Она включила радио и нашла рок-станцию. Американская музыка. Адрианна улыбнулась и начала подпевать Линде Ронстадт.

Ей нравилась американская музыка. А также американские машины и американская одежда. Фиби позаботилась о том, чтобы дочь получила гражданство, но сама Адрианна американским подростком себя не чувствовала.

Она избегала мальчиков, в то время как ее сверстницы за ними буквально гонялись. Они хихикали и обсуждали поцелуи с открытым ртом и петтинг. Она сомневалась, что хоть кто-то из них видел, как насилуют их мать. Даже самые близкие ее подруги, похоже, считали, что в жизни не существует ничего важнее бунта против родительского авторитета. Как могла Адрианна бунтовать против женщины, которая ради ее безопасности рисковала своей жизнью?

Кое-кто из девчонок приносил в школу марихуану и курил в туалете. Они так легко относились к наркотикам, которых Адрианна смертельно боялась.

У нее был титул, отделявший ее от всех остальных. Он был не просто словом. Он был у нее в крови, представляя собой связь с миром, в котором она жила первые восемь лет своей жизни. Понять который не смог бы никто из этих избалованных американских девчонок.

Она приняла американскую культуру и радовалась многому из того, что они воспринимали как должное. И все же иногда бывали моменты, глубоко личные моменты, когда она скучала по гарему и поддержке семьи.

Она подумала о Дудже, которая вышла замуж за богатого американского нефтяного магната, но была так же далека от ее жизни, как Джидда или Фахид или брат с сестрой, родившиеся уже после того, как она покинула Джакир.

Выбросив мысли о прошлом из головы, она села за стол у открытого окна в сад и склонилась над учебниками.

Она очень приятно провела время, слушая музыку чуть громче, чем нравилось Фиби, и сжевав пакет картошки фри на ланч. Учеба была ей в радость, чего ее подруги также не понимали. Но они считали образование своим правом или даже, скорее, скучной обязанностью, а не привилегией. Адрианна научилась читать только в девять лет, но наверстала упущенное время, к удивлению и радости Фиби став отличницей. Адрианне нравилось учиться не меньше, чем слушать льющийся из радиоприемника заводной рок-н-ролл.

И у нее были свои мечты. К четырнадцати годам она сфокусировалась на определенной цели, решив, что хочет стать инженером. Математика казалась ей языком, и она уже свободно владела алгеброй. Под руководством учителя-энтузиаста она взялась за матанализ. Также ее интриговали компьютеры и электроника.

Адрианна пыталась решить сложное уравнение, когда до нее донесся звук открывшейся входной двери.

– Ты вернулась рано.

Радостная улыбка сползла с ее лица, когда, подняв голову, она увидела Ларри Кертиса.

– Ты по мне скучала, дорогуша? – широко улыбаясь девочке, он отбросил в сторону дорожную сумку. В туалете самолета перед самым приземлением он приложился к полоске кокаина и чувствовал себя превосходно. – Может, поцелуешь дядю Ларри?

– Мамы нет дома. – Адрианна перестала болтать ногами и выпрямилась на стуле, сожалея, что ее короткие шорты и маленькие груди под футболкой не защищены от его взгляда абайей и чадрой.

– Она оставила тебя совсем одну?

Он крайне редко заставал Адрианну в одиночестве. Адрианна неодобрительно наблюдала за тем, как он достает из шкафчика бутылку бурбона, но молчала.

– Она вас не ожидала.

– Удалось закончить дела раньше. – Он выпил и обернулся в ее сторону, разглядывая ее стройные загорелые ноги под столом. Он уже много месяцев мечтал запустить руки между этими хорошенькими бедрами. – Поздравь меня, милашка. Я только что заключил сделку, которая на следующие пять лет обеспечит мне место на вершине.

– Примите мои поздравления, – вежливо произнесла она и начала собирать книги.

Она решила укрыться в своей комнате, заперевшись изнутри.

– И ты занимаешься этим в такой чудесный субботний день?

Ларри положил ладонь на ее учебник испанского. Адрианна замерла, пытаясь унять тревогу, запульсировавшую в основании черепа. Она знала, как ведут себя мужчины, добивающиеся женщины, потому что выросла на этом. Она подняла на него глаза, и ее затошнило.

С тех пор как она увидела его впервые, он почти не изменился. Его волосы были подстрижены чуть короче, а пастельные рубашки и цепочки сменились спортивной одеждой от Изод и беговыми кроссовками. Но внутри он оставался таким же, как всегда. Селеста когда-то назвала его скользким. И сейчас это слово вызвало у нее ассоциацию со слизью.

– Я хочу положить книги на место.

Ей удалось не отвести взгляд, но ее выдала дрожь в голосе, услышав которую Ларри улыбнулся.

– Ты такая хорошенькая, когда сидишь, обложившись книгами, как прилежная ученица.

Он допил виски, но не убрал ладонь с ее сжимающих книги пальцев. Ощущая лихорадочное биение ее пульса, он решил, что она возбуждена. Страх и возбуждение. Именно то, что ему всегда нравилось в женщинах.

– Я очень привязался к тебе, дорогуша.

Он смотрел на ее черные и прямые, как стрела, волосы до пояса, свежую кожу цвета золотой пыли и темные, как и ее волосы, глаза, сейчас широко раскрытые от страха. Она определенно понимала, чего он хочет, и это возбуждало его не меньше, чем ее еще неразвитое тело.

– Я наблюдал за тобой все эти годы, малышка. Мы с тобой могли бы отлично поладить. – Он облизал губы, а затем неторопливо потер ладонью свободной руки свой пах. – Ты не найдешь в этих книгах того, чему мог бы научить тебя я.

– Вы занимаетесь сексом с моей матерью.

Он сверкнул улыбкой. Ему нравилось то, что она называет вещи своими именами.

– Верно. Так что все это будет наше сугубо семейное дело.

– Вы отвратительны. – Она отдернула руку и подняла книги перед собой, как щит. – Когда я расскажу маме…

– Ты ничего не скажешь своей старушке. – Он продолжал улыбаться. Наркотик в крови заставлял его чувствовать себя высоким, сильным и сексуальным. Алкоголь придавал ему уверенности и решительности. – Не забывай, что я ваш кусок хлеба с маслом.

– Вы работаете на мою мать, а не она на вас.

– Спустись с небес на землю. Без меня Фиби Спринг не получила бы работу даже в тридцатисекундном рекламном ролике, ворочая на экране мешки с мусором. Она себя исчерпала, и мы с тобой это знаем. У тебя есть крыша над головой, дорогуша, только благодаря мне. Я время от времени подбрасываю ей работенку и скрываю от прессы тот факт, что она догоняется таблетками и алкоголем. Так что тебе стоило бы проявить хоть немного благодарности.

Его бросок был таким стремительным, что крик Адрианны застрял у нее в горле. Книги разлетелись во все стороны, когда он повалил ее на стол. Она сопротивлялась, пытаясь ударить его ногой и расцарапать ему лицо, но ей удалось лишь слегка царапнуть ему щеку, прежде чем он прижал к столу ее руки.

– Ты еще меня за это поблагодаришь, – заявил он, накрывая ее губы своим ртом.

Она ощутила, как к ее горлу подступает горячая и горькая тошнота. Она полностью перекрыла ей дыхание так, что даже судорожный глоток воздуха дался ей с трудом. Убедившись в том, что разжать ее губы не удастся, он принялся сосать ее грудь через тонкую ткань футболки. Ее пронзила резкая боль, но еще сильнее боли был стыд.

Она начала кричать, громко и отчаянно, извиваясь и изо всех сил пытаясь высвободиться. Бокал, который он поставил на стол, упал на пол и разлетелся вдребезги. Этот звук перенес ее в Джакир, в спальню ее матери.

Перед ее наполненными ужасом глазами вырос отец. Это он нависал над ней. Это его руки разрывали ее футболку. Ее крики сменились рыданиями, когда его рука скользнула вверх по бедру под шорты, ощупывая и проникая.

Ее сопротивление приводило его в сексуальное исступление. Ему она казалась юным плодом – упругим, гладким, влажным. Ее тело было стройным, как у мальчика, но одновременно мягким, как масло. Он ощутил, как его плоть затвердевает, превращаясь в камень. Не может быть ничего лучше девственницы, – думал он, стаскивая ее со стола на пол. Определенно ничего лучше девственницы. Тяжело дыша, он сжимал ладонями ее маленькие груди и смотрел на струящиеся по ее лицу слезы. Она сдавалась, смиряясь со своей участью. Он без малейшего труда втащил ее обратно под себя, когда она предприняла последнюю попытку уползти.

Она его уже почти не ощущала. Ее тело и рассудок разделились. Она слышала плач, но ей казалось, что это рыдает кто-то другой. Она испытывала боль, но ее заглушал шок.

Женщина всегда слабее мужчины. Она привязана к мужчине, нуждается в его руководстве.

А потом он исчез. Она услышала крики и какой-то треск. Ее это не касалось. Перекатившись на бок, Адрианна свернулась в тугой клубок.

– Ты ублюдок, – шипела Фиби, держа его за горло.

Ее глаза горели бешенством. Яростно оскалив зубы, она душила его, не позволяя вздохнуть. Ларри, которого ее нападение застало врасплох, попятился. Ему удалось оторвать ее пальцы от горла и сделать вдох, но уже в следующее мгновение ее ногти со свежим маникюром вспороли кожу у него на лице.

– Чокнутая сука! – взвыв от боли, он ударил ее в лицо. – Она этого хотела. Она сама напросилась.

Фиби бросилась на него, как тигрица, колотя его кулаками, вонзая в него зубы и ногти, разрывая его тело и одежду. Что касается роста и веса, они были почти на равных, но ею управляла ярость столь жгучая и неукротимая, что удовлетворить ее могло только убийство.

– Я тебя убью. Я тебя убью за то, что ты полез своими грязными лапами к моей девочке.

Она запустила зубы глубоко в его плечо и ощутила вкус крови.

Он, матерясь, замахнулся кулаком. Ему повезло, потому что он попал в челюсть и на несколько мгновений ее оглушил.

– Бездарная манда. – Он плакал, потрясенный тем, что женщина оказалась способна причинить ему такую боль. Все его тело сотрясали рыдания. Его лицо было окровавлено, а руки и грудь как будто превратились в желе и отказывались ему повиноваться. – Ты ревнуешь, потому что мне захотелось чуть-чуть попробовать девчонку. – Он провел рукой под носом и начал шарить в карманах в поисках салфетки, чтобы унять кровь. – Ты мне нос сломала.

Фиби поднялась на ноги, с трудом переводя дух. Увидев открытый бурбон, она схватила бутылку и разнесла ее о стойку, после чего вытянула перед собой руку с зазубренными осколками. Черты ее прекрасного лицо исказились от ненависти, а верхняя губа была испачкана кровью – его кровью.

– Убирайся, пока я не изрезала тебя на кусочки.

– Ухожу. – Он захромал к двери, прижимая к лицу платок, с которого капала кровь. – Между нами все кончено, детка. И если ты думаешь, что найдешь себе другого агента, тебя ждет сюрприз. Ты исчерпала себя, милашка. В этом городе ты уже давно всего лишь объект для насмешек. – Фиби пошла на него, и он поспешно распахнул дверь. – Не звони мне, когда у тебя закончатся таблетки и деньги.

Дверь захлопнулась за долю секунды до того, как в нее врезалась разбитая бутылка. Ей хотелось завыть, замереть посреди комнаты и завыть, подняв лицо к небу. Но необходимо было позаботиться об Адрианне. Фиби присела на корточки возле дочери и ласково подняла ее, прижимая к себе.

– Ну, ну, малышка, не бойся, мама с тобой. – Адрианна, дрожа всем телом, прильнула к ней. – Я здесь, Эдди, я здесь. Его больше нет. Он ушел и уже никогда не вернется. Тебя больше никто никогда не обидит.

Футболка Адрианны была изорвана в клочья. Фиби крепко прижала дочь к себе и начала осторожно ее покачивать, утешаясь тем, что на ее теле не видно крови. Он ее не изнасиловал. Один бог ведает, что он делал с Адрианной, прежде чем она вошла в дом, но изнасиловать ее малышку он не успел.

Когда Адрианна начала плакать, Фиби закрыла глаза, продолжая ее покачивать. Она знала, что слезы помогут. Ей это было известно лучше, чем кому бы то ни было.

– Эдди, все будет хорошо. Я обещаю. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо.

Глава девятая

Ей исполнилось восемнадцать лет. Адрианна стояла в обставленном в пастельных тонах кабинете доктора Гораса Шредера, одного из ведущих авторитетов страны по аномальному поведению. Сегодня был ее день рождения, но она не ощущала по этому поводу радости, и волнения с предвкушением также не было.

Снаружи, за окнами кабинета, виднелась длинная лужайка, испещренная мощеными дорожками, по которым одни люди гуляли сами, а других катили в креслах сиделки и медсестры в белых халатах. На краю лужайки склонила ветви вишня, вся в цвету, а ее края были оторочены цветущими азалиями. Над цветами зависали пчелы, опускаясь на них, а затем стремительно уносясь прочь, уже раздутые от нектара. Солнечные лучи отражались от воды в мраморной ванночке для птиц, но малиновки и ласточки, гнездящиеся в дубовой роще по соседству, ее сегодня игнорировали.

За лужайкой и деревьями открывался вид на расположенные к северу от лечебницы отроги Катскиллов. Они создавали ощущение открытого пространства и свободы. Адрианна сомневалась, что люди, которые смотрят в зарешеченные окна, испытывают те же чувства, что и она.

– О, мама. – Она прижалась лбом к стеклу. – Как же мы до этого дошли?

Услышав звук отворяющейся двери, она поспешно выпрямилась. Вошедший в кабинет доктор Шредер увидел спокойную молодую женщину, тоненькую – пожалуй, даже несколько чересчур – в бледно-голубом костюме. Чтобы добавить себе лет и роста, она подняла волосы вверх и заколола их в высокий узел.

– Принцесса Адрианна. – Он пересек комнату и пожал протянутую ему руку. – Прошу прощения за то, что заставил вас ждать.

– Это было недолго. – Для Адрианны даже пять минут в этом месте были вечностью. – Вы хотели поговорить со мной прежде, чем я заберу маму домой.

– Да. Прошу вас, присядьте. – Он пододвинул ей одно из кресел, благодаря которым его кабинет скорее напоминал уютную гостиную. Рядом стоял антикварный столик с коробкой белых салфеток. Адрианна помнила, что два года назад, когда она оказалась здесь впервые, они ей понадобились. Сейчас она сложила руки на коленях и слегка улыбнулась доктору Шредеру. Лицо с длинным подбородком и карие глаза под нависающими веками придавали ему сходство с большой грустной собакой. – Хотите кофе или чая?

– Нет, спасибо. Я хочу сообщить вам, что очень благодарна за все, что вы сделали для моей мамы – и для меня. – Он попытался отмахнуться, но она подняла ладонь. – Нет, я говорю совершенно серьезно. Ей у вас очень хорошо, и это для меня самое важное. Я также знаю, что вы сделали все от вас зависящее, чтобы не допустить просачивания в прессу подробностей ее болезни.

– Все мои пациенты имеют право на сохранение врачебной тайны. – Он тоже сел – в кресло рядом с ней, а не на стул за столом. – Моя дорогая, я знаю, как много значит для вас ваша мама и как вы волнуетесь о ее здоровье и благополучии. Я хотел бы, чтобы вы еще раз хорошо подумали, прежде чем забрать ее домой.

Адрианна приготовилась к худшему. Ее устремленный на врача взгляд остался спокойным, но пальцы лежащих на коленях рук сплелись и сжались.

– Вы хотите сказать мне, что у нее случился рецидив?

– Нет, нет, вовсе нет. Состояние Фиби вполне стабильное. Лечение дало свои результаты. – Он помолчал, а затем медленно выдохнул: – Я не хочу перегружать эту беседу техническими терминами. Вы их все уже слышали. Я также не хочу внушать вам неоправданный оптимизм относительно ее состояния и прогнозов на будущее.

– Я это понимаю. – Она подавила желание вскочить из кресла и начать ходить по комнате. – Доктор Шредер, я знаю, насколько больна моя мать. Я также знаю, что стало причиной болезни и как ее следует лечить.

– Моя дорогая, маниакальная депрессия – это очень трудная и мучительная болезнь – как для самого пациента, так и для его родных. Вам уже хорошо известно, что приступы депрессии и гиперактивности как внезапно начинаются, так и заканчиваются. За последние два месяца Фиби очень хорошо реагировала на лечение. Но два месяца – это очень мало.

– Мы говорим только о последнем периоде лечения, – напомнила ему Адрианна. – За последние два года она провела в лечебнице столько же времени, как и дома. До сих пор я была бессильна как-то повлиять на эту ситуацию. Доктор, сегодня мне исполняется восемнадцать лет, что в глазах закона делает меня взрослой. Я могу взять на себя ответственность за маму, и я намереваюсь это сделать.

– Мы оба знаем, что вы уже очень давно взяли на себя ответственность за свою маму. Я не в силах выразить, как сильно меня это восхищает.

– Тут нечем восхищаться. – На этот раз она все же встала. Ей было необходимо увидеть солнце, горы. Свободу. – Она моя мама. В моей жизни нет ничего важнее ее. И нет другого человека, который знал бы столько о ее жизни – и о моей тоже, – сколько знаете вы. Скажите мне, доктор Шредер, если бы вы были на моем месте, вы могли бы сделать меньше?

Обернувшись к нему, она встретилась глазами с его изучающим взглядом. Ее глаза были очень темными, очень взрослыми, очень решительными.

– Смею надеяться, что нет. Принцесса Адрианна, вы очень молоды. Дело в том, что вашей маме может понадобиться постоянный и интенсивный уход до конца ее дней.

– Она его получит. Я наняла медсестру, выбрав ее из того списка, который вы мне дали. Я так организовала все свои дела, чтобы мама никогда не оставалась одна. Наша квартира находится в очень тихом районе, рядом с домом старинной и самой близкой маминой подруги.

– Любовь и дружба, несомненно, очень важны для эмоционального и ментального благополучия вашей мамы.

Адрианна улыбнулась:

– Ну, в этом недостатка у нее не будет.

– Вам придется каждую неделю привозить ее сюда на сеанс психотерапии.

– Я это организую.

– Я не могу требовать того, чтобы вы оставили Фиби у нас еще на месяц-другой. Но я бы настоятельно это рекомендовал. Как ради нее, так и ради вас.

– Я не могу. – Поскольку она очень уважала этого человека, она хотела, чтобы он понял. – Я ей пообещала. Когда я в этот раз привезла ее в лечебницу, я поклялась, что к весне заберу ее домой.

– Моя дорогая, мне незачем напоминать вам, что когда Фиби к нам попала, она находилась в коматозном состоянии. Она не может помнить этого обещания.

– Его помню я. – Она подошла к нему и снова протянула свою ладонь. – Спасибо вам за все, что вы сделали, и за все, что, я уверена, будете продолжать делать. А сейчас я забираю маму домой.

Он знал, что понапрасну тратит время. Доктор Шредер задержал ее пальцы в своей руке.

– Звоните, даже если вам будет необходимо всего лишь поговорить.

– Обязательно. – Она боялась, что еще немного, и она расплачется, как это случилось с ней, когда она встретила его впервые. – Я буду очень хорошо о ней заботиться.

«Кто будет заботиться о тебе?» – подумал про себя он, но вышел вместе с ней в коридор, не произнося ни слова.

Она молча шла рядом с ним и вспоминала другие приезды сюда, когда она точно так же шла по широким коридорам. Тут не всегда было тихо. Иногда она слышала плач. Или, что было еще хуже, гораздо хуже, – смех. Когда ее маму госпитализировали впервые, она была похожа на сломанную куклу с невидящим взглядом широко открытых глаз и обмякшим телом. Адрианне было шестнадцать, но ей удалось снять комнату в мотеле за двадцать миль отсюда, чтобы получить возможность навещать ее каждый день. Прошло три недели, прежде чем ее мать произнесла первое слово.

Паника. Адрианна ощутила, как по ее телу пробежала легкая дрожь – эхо той паники, которую она ощущала тогда. Она была абсолютно убеждена, что Фиби умрет на этой узкой белой больничной койке в окружении посторонних людей. Но потом она заговорила. Произнесла всего одно слово. Адрианна.

С этого момента их жизнь вошла в новую фазу. Адрианна позаботилась о том, чтобы Фиби получала самое лучшее лечение. Она сделала все и даже больше, включая письмо Абду, в котором умоляла его о помощи. Когда он отказал, она нашла другой способ. Они повернули за угол, и Адрианна глубоко вздохнула. Она по-прежнему прибегала к этому другому способу.

В Институте Ричардсона неагрессивные пациенты жили в просторных комнатах, обставленных так же элегантно, как номера пятизвездочных отелей. Вопросы безопасности решались ненавязчиво, не то что в восточном крыле с его решетками, замками и бронестеклами. В прошлом году Фиби провела там две ужасные недели.

Теперь Адрианна нашла мать в ее комнате, сидящей у окна со свежевымытыми и заколотыми назад волосами. Она была одета в ярко-синее платье с приколотой к воротнику золотой бабочкой.

– Мама.

Фиби быстро повернула голову. Лицо, за выражением которого она тщательно следила на тот случай, если в комнату заглянет медсестра, просияло. Пустив в ход все остатки своего актерского мастерства, она скрыла терзающее ее отчаяние и встала навстречу дочери.

– Эдди.

– Ты выглядишь прекрасно.

Адрианна крепко ее обняла, вдыхая аромат духов Фиби. На мгновение ей захотелось забыться в материнских объятиях, снова стать ребенком. Она отстранилась, улыбаясь, чтобы скрыть, как внимательно она всматривается в лицо Фиби.

– Ты отдохнула и посвежела, – с облегчением произнесла она.

– Я чувствую себя замечательно, особенно сейчас, когда ты здесь. Я уже собралась. – В ее голосе послышалось волнение, которое ей не удалось скрыть. – Мы ведь едем домой, не так ли?

– Да. – Адрианна погладила мать по щеке и окончательно убедилась в том, что приняла правильное решение. Она не имела права ошибиться. – Ты хочешь с кем-нибудь повидаться перед отъездом?

– Нет, я уже со всеми попрощалась. – Она протянула руку врачу. Ей хотелось покинуть эти стены как можно скорее. Но она знала, что каждый уход хорошей актрисы на сцене, так же, как и ее появление на ней, должен быть своевременным и красивым. – Доктор Шредер, спасибо, что пришли. Я хочу за все вас поблагодарить.

– Будьте здоровы, и это будет лучшей благодарностью. – Он взял ее руку обеими ладонями. – Вы необычайная женщина, Фиби. И у вас необычайная дочь. Увидимся на следующей неделе.

– На следующей неделе? – Рука, которой Фиби обнимала Адрианну, напряглась.

– Ты будешь приезжать на сеансы психотерапии, – поспешила успокоить ее Адрианна. – На амбулаторной основе.

– Но я буду жить дома с тобой?

– Конечно. Я буду привозить тебя на эти сеансы. Это будет очень приятная поездка. А потом ты будешь беседовать с доктором Шредером обо всем, о чем захочешь.

– Хорошо. – Фиби расслабилась и даже смогла улыбнуться. – Мы готовы?

– Давай сюда свои вещи. – Адрианна подняла маленький чемоданчик, а затем, ощутив, что Фиби в этом нуждается, снова взяла ее за руку. – Еще раз спасибо, доктор. Сегодня чудесный день, – заговорила она, когда они рядом зашагали по коридору. – Когда я ехала сюда, я любовалась деревьями, на которых вот-вот распустятся почки, и цветами. – Они вышли наружу, навстречу солнечным лучам, и вдохнули свежий воздух, напоенный ароматами цветов. – Каждый раз, когда я покидаю город, я думаю о том, как было бы чудесно иметь дом за городом. – Спасибо, Роберт, – сказала она водителю, принявшему из ее рук чемодан. Вслед за матерью она села на заднее сиденье лимузина. – Затем я возвращаюсь в Нью-Йорк и не могу понять, как вообще люди живут в других местах.

– Ты там счастлива.

Фиби судорожно сглотнула, когда машина отъехала от здания института. Побег. Они в очередной раз сбежали.

– Он всегда мне нравился, начиная с самого первого дня. Ты его помнишь? Мы с тобой и Селестой обошли весь центр. Я тогда думала, что это самое сказочное место на всей земле.

– Селеста тоже будет там?

Тогда Селеста купила им билеты и встретила их в аэропорту.

– Она сказала, что зайдет попозже. У них скоро премьера нового спектакля.

Фиби моргнула, фокусируя взгляд на лице Адрианны. Ее маленькая девочка выросла. Они всего лишь едут домой, а не бегут от Абду. Адрианне больше ничто не угрожает. Никто не может ее обидеть.

– Я так рада, что она была у тебя, пока я была слаба. – Она посмотрела в окно. Адрианна была права. Изумительный день. Возможно, самый прекрасный день из всех, которые она видела. – Но теперь мне лучше. – Она засмеялась и порывисто поцеловала Адрианну в щеку. – Честно говоря, я еще никогда не чувствовала себя так хорошо, как сегодня. Мне не терпится вернуться к работе.

– Мама…

Она ощутила, что адреналин вскипает в ней подобно пузырькам шампанского – резкого и пенного.

– Только не надо говорить мне, что я должна отдохнуть. Я уже наотдыхалась. Мне всего лишь нужен хороший сценарий. – Она сжала ладони в полной уверенности, что такой сценарий ее уже ждет. – Мне пора снова начинать заботиться о своей малышке. Как только режиссеры узнают, что я вернулась, мне посыпятся предложения. Не волнуйся.

Поток оптимистичных слов об ожидающих ее ролях, казалось, не остановится никогда. Она говорила о продюсерах, с которыми ей необходимо пообедать, о поездках, которые им с Адрианной предстоит совершить. Адрианна говорила мало. Она знала, что возбуждение и совершенно нереалистичные планы являются такими же симптомами болезни ее матери, как и погружение в глубокую депрессию. Но после того, как она была свидетелем страданий Фиби, даже попытка развеять ее иллюзии казалась жестокой и невозможной.

– Я так волновалась о том, как ты тут живешь совсем одна, – произнесла Фиби, когда они вошли в квартиру.

– Это было трудно назвать одиночеством. – Адрианна поставила сумку Фиби на пол и стянула с плеч пиджак костюма. – Селеста проводила здесь больше времени, чем дома. Она отнеслась к тому, что ты назначила ее моим опекуном, очень серьезно.

В глазах Фиби снова заблестела тревога. Без пиджака Адрианна снова стала хрупкой и уязвимой, как ребенок.

– Я в этом не сомневалась. Я очень на нее рассчитывала.

– Как бы то ни было, волноваться об этом больше незачем. Селеста снова может быть просто моим другом. О, мама. – Адрианна обняла Фиби и замерла, покачиваясь. – Как хорошо, что ты снова дома.

– Малышка. – Фиби обняла ее лицо ладонями и слегка отстранилась. – Ты больше не малышка. Сегодня тебе исполнилось восемнадцать. Я не забыла. Я пока что не смогла купить тебе подарок, но…

– Нет, смогла, и он мне очень нравится. Хочешь на него взглянуть?

Обрадовавшись веселью в глазах Адрианны, Фиби решила ей подыграть.

– О боже, надеюсь, он достаточно хорош для тебя.

– Лучше не бывает.

Она потащила Фиби за собой. Вместе они пересекли холл и вошли в гостиную. Над камином висел портрет.

Фиби было двадцать два года, когда была сделана фотография, с которой написали портрет. Это было время расцвета ее красоты, заставлявшей трепетать мужчин. Фиби была богиней в украшениях королевы. На ее шее мерцали «Солнце и Луна». Пламя и лед.

– О, Эдди.

– Это работа Либеритца. Он самый лучший, хотя и несколько эксцентричен и обожает все драматизировать. Настоящий мастер. Когда портрет был готов, он не хотел его отдавать.

– Спасибо.

– Это мой подарок, – шутливо напомнила ей Адрианна. – Единственное, чего я хотела больше, чем этот портрет, так это чтобы ко мне вернулся оригинал.

– Это колье. – Фиби провела рукой по шее и вниз по груди. – Я до сих пор помню ощущение, которое испытывала, когда его надевала, его вес… Эдди, в нем была магия.

– Оно все еще принадлежит тебе. – Адрианна подняла голову и посмотрела на портрет. Она ничего не забыла. – Когда-нибудь оно к тебе вернется.

– Когда-нибудь. – Фиби улыбнулась, наслаждаясь моментом. – На этот раз я буду вести себя хорошо. Обещаю. Никакого алкоголя, никаких таблеток, никакого сожаления об ошибках прошлого.

– Это именно то, что я хотела услышать. – Адрианна шагнула в сторону, чтобы ответить на телефонный звонок. – Алло? Да. Пожалуйста, пусть поднимается. – Она положила трубку, продолжая улыбаться. – Это медсестра. Я уже объясняла тебе, что доктор Шредер очень рекомендовал воспользоваться ее услугами хотя бы временно.

– Да.

Фиби повернулась спиной к портрету и села.

– Мама, пожалуйста, не надо так.

– Не надо как? – Фиби нахохлилась, втянув голову в плечи. – Я не хочу, чтобы она носила эту проклятую белую форму.

– Хорошо. Это легко уладить.

– И она не должна пялиться на меня, когда я буду спать.

– Мама, никто не будет на тебя пялиться.

– С таким же успехом я могла остаться в лечебнице.

– Нет. – Адрианна потянулась к матери, но Фиби отдернула руку. – Это шаг вперед, а не назад. Это очень милая женщина, и я думаю, она тебе понравится. Прошу тебя, не отдаляйся от меня, – беспомощно добавила она.

– Я попробую.

И она попыталась. Следующие два с половиной года Фиби сражалась с болезнью, которая, казалось, постоянно ее опережала. Она хотела выздороветь и окрепнуть, но ей было проще, намного проще закрыть глаза и поплыть вниз по течению туда, где она была прежде.

Стоило ей ослабить самоконтроль, и ей начинало казаться, что она только что закончила один фильм, который теперь готовится к выходу на экраны, и отдыхает в ожидании нового сценария и следующих съемок. Она могла целыми днями парить в эйфории реальности, созданной ею в собственном сознании. Ей нравилось считать Адрианну счастливой и безмятежной светской львицей, плывущей по жизни на волне благополучия и престижа, среди которых она была рождена.

Затем ее мир переворачивался и какое-то время балансировал на нейтральной почве, прежде чем погрузить ее в бездонную депрессию, настолько мрачную, что, находясь в ней, она теряла счет дням. Она снова видела себя в гареме – среди тех же запахов и того же тусклого освещения. Бесконечной чередой тянулись душные и жаркие часы, причиняя ей как физические, так и душевные страдания. Находясь в ловушке собственного мозга, она слышала, как зовет ее Адрианна, как она умоляет ее откликнуться. Вот только сил на это у нее не было.