Текст книги "Женская месть"

Снова и снова она преодолевала собственное бессилие, выкарабкиваясь на поверхность, и каждый раз возвращение давалось ей все труднее и было все более мучительным.

– С Рождеством!

В квартиру вплыла Селеста, укутанная в мех русской рыси, с полной охапкой коробок, обернутых серебристой бумагой.

Адрианна вскочила, чтобы принять у нее коробки, глядя на шубу со смешанным чувством зависти и удовольствия.

– В этом году Санта пришел раньше времени?

– Это маленький подарок, который я сделала сама себе за восемь месяцев успешной игры в «Окнах». – Она коснулась воротника, прежде чем снять шубу и бросить ее на спинку стула. – Фиби, ты выглядишь чудесно.

Это была ложь, но произнесенная по доброте душевной. Тем не менее Селесте показалось, что ее подруга выглядит лучше, чем несколькими неделями ранее. Она явно посвежела, и цвет лица был не таким землистым, как прежде. К тому же сегодня днем у нее побывал парикмахер, покрасивший и уложивший волосы Фиби так искусно, что они выглядели почти такими же роскошными и густыми, как прежде.

– Как мило, что ты пришла. Тебя наверняка пригласили на дюжину вечеринок.

– И все они либо омерзительные, либо просто скучные. – Селеста со вздохом опустилась на диван и вытянула перед собой стройные и все еще красивые ноги. – Ты же отлично знаешь, что всем этим вечеринкам я предпочитаю Рождество с тобой и Эдди.

– Ты предпочитаешь нас даже обществу Кеннета Тви? – через силу улыбнувшись, поинтересовалась Фиби.

– Это уже в прошлом, дорогая. – Расплывшись в улыбке, Селеста забросила обе руки за спинку дивана. – Я окончательно решила, что Кеннет чересчур благоразумен. – Она почувствовала за спиной Адрианну и подняла руку. – С елкой ты в этом году превзошла сама себя.

– Я хотела, чтобы у нас было что-то особенное.

Она взяла протянутую ей руку, и Селеста ощутила ее напряжение, словно по пальцам девушки струился электрический ток.

– Тебе это удалось. – Селеста окинула ель взглядом. На каждой ветке красовалось расписанное вручную украшение, при этом игрушки не повторялись. Тут танцевали эльфы, летели олени, мерцали ангелы. – Это те самые украшения, которые ты заказала, проводя кампанию по сбору средств для фонда избиваемых детей?

– Да, и мне кажется, они получились очень красивыми.

– Похоже, ты их сама все и выкупила.

– Не совсем. – Адрианна рассмеялась и подошла к ели, чтобы поправить сосульку. – Успех проекта превзошел все ожидания, и я подумываю о том, чтобы проводить его ежегодно. – Удовлетворенная результатом, она повернулась к Селесте. За ее спиной мерцала ель. – Как насчет эгг-нога[11]11
  Рождественский эгг-ног (англ. eggnog) – сладкий алкогольный напиток, приготовленный из яиц, сахара, молока или сливок, алкоголя и специй.


[Закрыть]?

– Дорогая, ты читаешь мои мысли. – Селеста сбросила туфли. – У вашей миссис Грейндж не осталось немножко ее замечательного печенья?

– Сегодня утром она испекла свежую порцию.

– Тащи его сюда. – Селеста похлопала себя по плоскому животу. – Я снова записалась в спортзал.

– Одну минуту.

Бросив обеспокоенный взгляд на мать, Адрианна торопливо вышла из комнаты.

– Адрианна надеется, что пойдет снег. – Фиби рассеянно смотрела в окно, и разноцветные огоньки, натянутые Адрианной на раму, расплывались перед ее расфокусированным взглядом. – Ты помнишь то первое Рождество, перед тем как мы отправились в Голливуд? Я никогда не забуду, какое у Адрианны было лицо, когда мы включили елку.

– Я тоже.

– Я когда-то подарила ей шар, один из тех маленьких стеклянных шаров, которые надо перевернуть, чтобы внутри пошел снег. Интересно, куда он подевался. – Она потерла лоб, пытаясь избавиться от гнездящейся за глазами боли. Казалось, она поселилась там навсегда. – Я хотела, чтобы она сегодня отправилась гулять и праздновать с молодежью.

– Рождество лучше проводить в кругу семьи.

– Ты права. – Фиби откинула за спину волосы, твердо решив быть веселой. – В последнее время она постоянно занята всей этой благотворительностью и общественной деятельностью. А потом она целыми часами сидит за своим компьютером. Понятия не имею, что она с ним делает, но выглядит при этом счастливой.

– Если бы нам только удалось посовещаться и найти ей пару – какого-нибудь безумно привлекательного мужчину.

Фиби со смехом развела руками:

– Это было бы прекрасно. Мы не успели бы и опомниться, как стали бы бабушками.

– Говори за себя. – Селеста приподняла бровь и тыльной стороной ладони похлопала себя снизу по подбородку. – Я для бабушки слишком молода.

– Выпьем в честь Рождества? – Адрианна вошла в комнату с большим подносом в руках. – И чего это вы так расхихикались?

– Хихиканье недостойно настоящих леди, – поправила ее Селеста. – Мы с твоей матерью позволили себе усмехнуться, как истинные интеллектуалки. О боже, это сникердудлы?

– Печенье для истинных интеллектуалок. – Адрианна подала Селесте печенье и разлила по чашкам эгг-ног. Она приправила его только мускатным орехом. – Выпьем за очередное Рождество с двумя моими самыми любимыми людьми.

– А также за следующее и за десятки других, – добавила Селеста прежде, чем сделать глоток.

Десятки других. Эти слова издевательским эхом отозвались в мозгу Фиби. Она вымученно улыбнулась и поднесла чашку к губам. Как может она радоваться мысли о долгих годах впереди, когда каждый день доставляет ей невыносимые мучения? Но Адрианна не должна была этого знать. Скосив глаза, Фиби заметила, что дочь за ней наблюдает и уже озабоченно наморщила лоб. Ей удалось улыбнуться веселее, но, когда она ставила чашку, ее рука дрогнула.

– Надо включить музыку.

Фиби сцепила перед собой дрожащие пальцы. Даже когда Адрианна встала, чтобы включить проигрыватель, Фиби не расслабилась. Ей казалось, что за ней наблюдает сразу сотня глаз в ожидании малейшей ошибки. Если бы она выпила один лишь бокал виски, грохот у нее в голове прекратился бы и ей удалось бы мыслить ясно.

– Фиби?

– Что?

Она вздрогнула, испугавшись, что Селеста прочитала ее мысли. Селеста всегда видела слишком много, хотела слишком много. Почему все всегда хотят так много?

– Я спросила, что ты думаешь о планах Адрианны на новогодний благотворительный бал. – Она встревоженно протянула руку и пожала пальцы подруги. – Адрианна уже заработала себе репутацию отличного организатора. Не правда ли, это чудесно?

– Да.

«Тихая ночь»? Кажется, по радио передают «Тихую ночь». Фиби вспомнила, как много лет назад, в жарких и безмолвных залах Джакира, она учила этой рождественской песенке Адрианну. Это была их тайна. У них было так много общих тайн. Точно так же, как сейчас у нее.

Все спокойно, все светло. Она тоже должна быть спокойна, потому что все за ней наблюдают.

– Я уверена, ее ждет потрясающий успех.

Селеста бросила взгляд на Адрианну, и они поняли друг друга без слов.

– Я очень на это рассчитываю. – Она по старой привычке села рядом с Фиби и взяла ее за руку. В хорошие дни всем, в чем нуждалась ее мама, был именно такой мимолетный контакт. – Мы надеемся собрать около двухсот тысяч долларов для бездомных. Единственное, что меня тревожит, так это то, что это не совсем прилично – организовывать гала-обед с шампанским и трюфелями для помощи бездомным Нью-Йорка.

– То, что позволяет собрать деньги на доброе дело, неприличным быть не может, – успокоила ее Селеста.

Адрианна невесело ей улыбнулась, а затем посмотрела на Фиби.

– Да, я в это верю. Я очень сильно в это верю. Когда цель достаточно важна, она более чем оправдывает средства.

– Я устала. – Фиби не было дела до того, что это прозвучало капризно. Она хотела сбежать из-под молчаливого наблюдения и выжидающих взглядов. – Я, наверное, пойду спать.

– Я тебя провожу.

– Не болтай глупости. – Фиби охватило раздражение, от которого не осталось и следа, когда она увидела лицо Адрианны. – Останься с Селестой и полюбуйся елкой. – Она обвила дочь обеими руками и крепко прижала к себе. – Увидимся утром, малышка. Мы встанем пораньше и откроем подарки в точности так, как мы делали, когда ты была ребенком.

– Хорошо. – Адрианна подняла лицо для поцелуя, пытаясь не обращать внимания на то, что некогда пышное тело Фиби стало таким хрупким. – Мама, я тебя люблю.

– Я тоже люблю тебя, Эдди. С Рождеством. – Она обернулась к Селесте, протягивая ей руки. – С Рождеством, Селеста.

– С Рождеством, Фиби. – Селеста поочередно коснулась губами щек Фиби, затем порывисто ее обняла. – Сладких снов.

Фиби подошла к лестнице и остановилась у ее подножия, чтобы оглянуться назад. Адрианна стояла под портретом, портретом Фиби Спринг в расцвете молодости и красоты, под мощью и роскошью «Солнца и Луны». Улыбнувшись в последний раз, Фиби отвернулась и поднялась по лестнице.

– Хочешь еще эгг-нога? – торопливо спросила Адрианна, но Селеста перехватила ее руку, прежде чем она успела взять чашу для пунша.

– Присядь, милая. Со мной тебе незачем быть сильной.

Это было душераздирающее зрелище. Слой за слоем, капля за каплей рушился самоконтроль Адрианны. Все началось с дрожания губ и затуманившихся глаз. Сила покидала ее, сменяясь безысходностью, пока ее колени не подкосились и она не опустилась на диван, закрыв лицо ладонями и жалобно всхлипывая.

Селеста сидела рядом, не произнося ни слова. «Девочка слишком мало плачет», – думала она. Она знала, что иногда слезы помогают лучше подбадривающих слов или утешающих объятий.

– Я не знаю, почему я это делаю.

– Потому что плакать лучше, чем кричать от отчаяния. – В этом доме не было ни капли алкоголя, даже целебного бренди. – Давай я заварю тебе чай.

Адрианна провела пальцами по глазам.

– Нет, я в порядке. Правда. – Она откинулась на спинку дивана, заставляя себя расслабиться. Она научилась изгонять напряжение из конечностей, из мозга, из сердца. Иначе она бы не выжила. – Боюсь, что я совсем не в праздничном настроении.

– Хочешь побеседовать с другом?

Не открывая глаз, Адрианна дотянулась до ладони Селесты.

– Что бы мы без тебя делали?

– В последнее время помощи от меня было немного. Эти несколько месяцев пьеса занимала большую часть моего времени и энергии. Но сейчас я здесь.

– Это так тяжело видеть. – Адрианна продолжала сидеть, откинув голову на спинку дивана. Лишь позволив себе такую роскошь, как слезы, она осознала, насколько в них нуждалась. Она наслаждалась чувством опустошенности, которое за ними последовало. – Я знаю эти признаки. Она снова отдаляется. Она сопротивляется. Мне кажется, мне было бы легче, если бы я не знала, сколько усилий она прилагает. Она уже несколько недель борется с депрессией и проигрывает эту битву.

– Она все еще встречается с доктором Шредером?

– Он хочет снова положить ее в клинику. – Адрианна рывком встала с дивана. С жалостью к себе было покончено. – Мы договорились подождать до первого числа, потому что мама так любит праздники. Но в этот раз… – Она не договорила и, подняв голову, посмотрела на портрет. – Я отвезу ее послезавтра.

– Эдди, мне так жаль.

– Она говорила о нем. – По напряжению в голосе Селеста догадалась, что она говорит об отце. – На прошлой неделе я дважды застала ее в слезах. Из-за него. Дневная сиделка сказала мне, что мама спрашивала, когда он придет. Она хотела сделать прическу, чтобы быть для него красивой.

У Селесты едва не вырвалось ругательство.

– Она совсем запуталась.

Адрианна усмехнулась и оглянулась на нее через плечо.

– Запуталась? Еще бы ей не запутаться! Ей уже много лет дают лекарства, которые сдерживают ее эмоции, не позволяя ей впадать ни в депрессию, ни в эйфорию. Ее пристегивали ремнями к кровати и кормили через трубочку. Она проходила через такие состояния, в которых не была способна самостоятельно даже одеться. И такие, в которых была готова плясать на потолке. Почему? Селеста, почему она запуталась? Из-за него. Все из-за него. Я клянусь, что когда-нибудь он поплатится за все, что он с ней сделал.

Холодная ненависть в глазах Адрианны потрясла Селесту.

– Я знаю, что ты чувствуешь. Уверяю тебя, мне это знакомо, – добавила она, когда Адрианна покачала головой. – Я тоже ее люблю, и мне больно думать обо всем, через что она прошла. Но тебе не следует концентрироваться на Абду и возмездии. Это приносит вред тебе, а ей все равно не помогает.

– Когда цель достаточно важна, – произнесла Адрианна, – она более чем оправдывает средства.

– Детка, когда ты так говоришь, мне становится не по себе. – Ей противно было занимать сторону Абду, но Селесте казалось, что так будет лучше для них всех. – Я знаю, что он причина многочисленных проблем Фиби, но за последние несколько лет он отчасти расплатился, позаботившись о том, чтобы денег хватало и на лечение, и на жизнь.

Адрианна, не отвечая, обернулась к портрету. Время сообщить Селесте о том, что все это ложь, еще не наступило. Она понимала, что рано или поздно сделать это все равно придется. Но в настоящий момент ей казалось, что Селеста не готова услышать правду о том, откуда у них деньги.

– Существует лишь один платеж, который способен меня заинтересовать. – Адрианна сложила на груди руки, защищаясь от неожиданного озноба. – Я пообещала ей, что рано или поздно оно вернется к ней. Когда «Солнце и Луна» окажутся у меня в руках, когда он узнает, как я его презираю, мы будем в расчете.

Часть вторая. Тень

Он сам лишь тень, крадущаяся тень.

Гомер

Вор всегда пойдет по следу вора.

Томас Фуллер

Глава десятая

Нью-Йорк, октябрь 1988 года

Черные перчатки облегали руки, ловко перебирающие узлы веревки, и напряженные, но гибкие запястья. Сама веревка была тонкой, но прочной, как сталь. Иначе и быть не могло. Улицы Манхэттена, блестящие от ночного дождя, находились пятьюдесятью этажами ниже.

Важнее всего было правильно рассчитать время. Система безопасности была хороша, очень хороша, но преодолеть ее было вполне возможно. Непреодолимых преград не существовало в принципе. Предварительная подготовка уже была проведена. Ей пришлось посвятить этому несколько часов за чертежной доской, с помощью компьютера и ряда расчетов. Сигнализация была отключена, хотя это составляло самую элементарную часть работы. Способ проникновения внутрь определяли камеры, установленные в вестибюле. Входить в здание изнутри было как минимум неудобно. Но существовали и другие способы. Всегда существовали другие способы.

Дождь теперь едва моросил, и в воздухе заметно похолодало. Зато ветер практически стих. В противном случае его порывы колотили бы повисшую на веревке фигуру о кирпичную стену здания. Уличные фонари радужными пятнами отражались в лужах на асфальте далеко внизу. Облака скрывали звезды над головой. Но фигура в черном не смотрела ни вниз, ни вверх. Ее лоб под обтягивающей шапочкой взмок от пота, но это объяснялось не страхом, а максимальной сосредоточенностью. Фигура соскользнула еще на один фут, полностью концентрируясь на веревке и упираясь ногами в стену для опоры и равновесия. Даже щиколотки должны были быть отлично тренированными и гибкими, как у бегуна или танцора.

Тело и разум вора были важны не менее, а зачастую более, чем комплект инструментов, без которых было бы невозможно отпереть замок или отключить сигнализацию.

На улицах было безлюдно. Изредка проползало в поисках пассажиров такси, пошатываясь, брел пьяница, забредший сюда из какого-то менее фешенебельного района. Даже Нью-Йорк в четыре часа утра умел быть неброским. Но даже если бы по его улицам шел парад с марширующими оркестрами и развевающимися флагами, это не имело бы никакого значения. Для фигуры в черном существовала только веревка. Малейший просчет или секундная невнимательность означали ужасную смерть.

Но успех означал… все.

Она продолжала сосредоточенно перебирать руками, и дюйм за дюймом неуклонно сокращалось расстояние до узкой террасы с крепкими перилами, уставленной цветами в горшках. Были отчетливо видны поры и микротрещины в кирпичах и крошечные изъяны цементных швов. Если бы пьяница поднял голову и сумел сфокусировать взгляд, черная фигура показалась бы ему крошечным насекомым, ползущим по фасаду здания.

Но ему все равно никто не поверил бы. Да он и сам не поверил бы тому, что сообщили бы ему затуманенные алкоголем глаза и рассудок.

Соблазн поторопиться и дать отдых плечам и рукам, которые сводило болью и судорогой, одним махом преодолев несколько последних футов, был силен. Но фигура терпеливо висела над террасой, на последнем этапе спуска руководствуясь исключительно интуицией.

Черные кроссовки скользнули по перилам, качнулись назад и нащупали опору. Фигура замерла, стройная и драматичная, удовлетворенно усмехнувшись. Впрочем, никто этого не увидел и не услышал.

Надежный пол террасы позволял окинуть взглядом Нью-Йорк и путь наверх, который удалось преодолеть. Это был великий город, любимый город, почти дом для человека, не имеющего настоящего дома. Грязь тут существовала бок о бок с блеском. И недостаток сострадания с лихвой компенсировался множеством возможностей.

С этой высоты и в это время года Центральный парк представлял собой разноцветное лоскутное одеяло, как будто перенесенное сюда из какого-то роскошного загородного пейзажа. Деревья были золотыми, бронзовыми, алыми, торжествуя в последней вспышке цвета перед тем, как вторгшиеся из Канады холод и ветер сорвут с них листву и понесут их по опустевшим аллеям.

Этот участок Централ-Парк-Вест всегда был очень уединенным. Это была улица для швейцаров и выгуливаемых на поводках собак, для врачей и старых денег.

И хотя она была частью этого города, от настоящей суеты и неистовства реального мира ее отделяло несколько минут езды на такси, отчего она жила в своей совершенно отличной от остального Нью-Йорка реальности.

За деревьями и озером виднелись взметнувшиеся ввысь небоскребы, гораздо более высокие и шикарные, чем это старое элегантное здание. Возможно, они представляли собой будущее. И уж совершенно точно они были настоящим этого города. В темноте они были просто тенями, угрожающими или многообещающими. В этих зданиях можно было обнаружить все, что можно было купить или продать, что представляло собой предмет торга или объект желаний. Впрочем, все то же самое, только классом пониже, присутствовало и за их стенами – на улицах. Любой предмет роскоши, как, в принципе, и любое желание, были снабжены ценниками. Нью-Йорк это понимал и принимал с присущим ему прагматизмом.

Сейчас город дремал, готовясь к новому дню, от которого его отделяло всего несколько часов, но его пульсирующая энергия по-прежнему висела в воздухе. Кого-то здесь ожидали триумфальные победы, иных – поражение и несчастье, а также все остальные чувства и достижения между этими крайними состояниями. Некоторым, включая нашего вора, пришлось испытать их все без исключения.

Повернувшись к перилам спиной, фигура бесшумно прошла через террасу и опустилась на колени перед дверью. Оставалось отпереть лишь один замок. Замки являли собой лишь иллюзию безопасности. Из темной кожаной сумки появился небольшой чехол с инструментами.

Это был очень хороший замок, и вору он понравился. У него ушло всего две минуты на то, чтобы его отпереть. Возможно, кто-то сумел бы сделать это быстрее, но таких было немного.

Услышав тихий щелчок, вор аккуратно вернул инструменты в сумку. Организованность, контроль и осторожность позволяли ворам избегать тюремного заключения. А этот конкретный вор уж точно отправляться за решетку не собирался. Слишком многое еще предстояло сделать.

Но сегодня он думал не о будущем, а о похожих на осколки льда бриллиантах и огненно-красных рубинах. Красть стоило только драгоценности. В них была жизнь, каждый из них обладал особой магией и историей. Но что было самым важным – им было присуще своего рода достоинство. Даже в темноте драгоценный камень флиртовал, манил и дразнил подобно любовнику. Какой бы прекрасной ни была картина, восхищаться ею можно было лишь с определенного расстояния. Деньги были холодными, безжизненными и практичными. Драгоценные камни были глубоко личными.

Для этого вора каждая кража была личным делом.

Кроссовки бесшумно ступали по сверкающему полу. После вчерашней уборки в воздухе витал легкий уютный запах мастики, соперничающий с пряным ароматом какого-то осеннего букета. Эта комбинация была настолько приятной, что вор улыбнулся и замер, вдыхая и наслаждаясь. Но уже спустя мгновение он снова сосредоточился на своей задаче. Во вместительной сумке у него лежал мощный фонарь, но здесь в нем не было необходимости. Каждый дюйм надежно отпечатался у него в памяти. Три шага, затем поворот направо. Семь шагов и поворот налево. Отсюда наверх размашистым полукругом вела мраморная лестница, перила которой были вручную украшены бронзовыми листьями и херувимами. В нише под ней находился высокий мраморный пьедестал, на котором возвышалась бесценная статуя еще доколумбовой эпохи. Не обращая на нее внимания, вор бесшумно шагнул в библиотеку.

Сейф располагался за собранием сочинений Шекспира. Вор положил палец на корешок Отелло, потянул книгу на себя и резко развернулся, потому что в комнате вспыхнул яркий свет.

– Как говорится, – произнес спокойный голос с удивительно красивыми модуляциями, – ты попалась с поличным.

Женщина в дверном проеме была одета в мерцающий розовый пеньюар, ее бледное угловатое лицо блестело от ночного крема, а серебристые белокурые волосы были зачесаны назад. На первый взгляд ей можно было дать от силы лет сорок. Она утверждала, что ей сорок пять, но даже это на целых пять лет не дотягивало до истинной отметки.

Она была миниатюрной и, не считая банана, у нее в руках не было ничего, что могло бы послужить оружием. Драматично откинув голову назад, она прицелилась в вора из этого самого банана.

– Бах!

У вора вырвалось досадливое восклицание, и он опустился в глубокое кожаное кресло.

– Черт возьми, Селеста, почему ты не спишь?

– Я ем. – В подтверждение своего заявления она надкусила банан. – А вот почему не спишь ты, и что ты делаешь в библиотеке?

– Тренируюсь. – Голос был низким и хрипловатым, но, вне всякого сомнения, принадлежал женщине. Она начала стягивать перчатки. – Я чуть было тебя не обчистила.

– Как хорошо, что мне вздумалось совершить налет на холодильник. – Селеста прошла через комнату, как по сцене театра. Осколки ролей – от леди Макбет до Бланш Дюбуа[12]12
  Персонаж пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай “Желание”».


[Закрыть] – навсегда прилипали к ней, становясь частью ее личности. Именно целеустремленность и жесткость собственной натуры позволили Селесте Майклс, девчонке из Нью-Джерси, штурмом взять Бродвей и достичь таких высот в своих самых успешных ролях.

– Адрианна, милая, не то чтобы мне хотелось тебя покритиковать, но когда у тебя есть ключ, ограбление не составляет никакого труда.

– Я им не пользовалась. – Адрианна надула губы и стянула с головы шапку. Ее волосы, почти такие же черные, рассыпались по плечам. – Я спустилась с крыши.

– Ты… – Селеста сделала глубокий вдох, понимая, что кричать на девушку бессмысленно. – Ты сошла с ума?

Адрианна лишь пожала плечами. В конце концов, она уже много раз слышала этот вопрос.

– У меня почти получилось. Если бы у тебя было хоть немного силы воли, я бы это сделала.

– Значит, это я виновата.

– Да ладно, Селеста, это уже не имеет значения. – Адрианна наклонилась вперед, сжимая руки старшей подруги, на левом безымянном пальце которой красовался сапфир, а на правом горел рубин. На руках Адрианны колец не было. Все когда-либо принадлежавшие ей кольца были проданы еще до начала ее карьеры. – Ты себе даже не представляешь, что испытывает человек, который вот так висит над городом. Это такая тишина и уединение.

– И такое безумие.

– Дорогая, ты же знаешь, что я способна о себе позаботиться. – Адрианна коснулась верхней губы кончиком языка. Ее губы были такими же полными и красиво очерченными, как у ее матери. – Как ты думаешь, почему не сработала твоя сигнализация?

Селеста поправила полу пеньюара.

– Не знаю и знать не хочу.

– Селеста.

– Ну хорошо, почему?

– Я ее выключила сегодня днем, когда мы с тобой обедали.

– Большое спасибо. Ты оставила меня без всякой защиты от преступного мира.

– Я знала, что вернусь. – Не в силах усидеть на месте из-за все еще бушующего в ее жилах адреналина, Адрианна встала и начала мерить шагами комнату. Она была миниатюрной, хрупкого сложения женщиной с движениями танцовщицы или профессионального вора. Ее прямые, как стрела, волосы ниспадали ниже лопаток и взлетали при каждом повороте. – После того как я все продумала, остальное было уже очень просто. Я переключила сигнализацию таким образом, что когда ты ее включила, замок террасы закоротило. Пару часов назад я вошла в вестибюль и поболтала с охранником. У его жены опять обострение артрита.

– Мне очень жаль.

– В общем, я сообщила ему, что ты неважно себя чувствуешь, и попросила передать тебе цветы. Когда его отвлек кто-то из жильцов, я прокралась наверх.

Селеста приподняла одну светлую бровь. Этот очень удобный маннеризм она освоила и отточила еще несколько десятилетий назад.

– Пока я не обнаружила тебя в библиотеке, я чувствовала себя отлично.

– Я вызвала лифт на пятый этаж и поднялась на крышу, – продолжала Адрианна. – В сумке я пронесла с собой веревку. После этого мне оставались сущие пустяки.

– Адрианна, пятьдесят этажей. – Избавиться от ужаса было нелегко, и, чтобы подавить его, Селеста дала волю гневу: – Как, черт возьми, я смогла бы объяснить, что принцесса Адрианна, свалившаяся с крыши моего дома и разбившаяся о Централ-Парк-Вест, просто тренировалась.

– Я не свалилась, – напомнила ей Адрианна. – И если бы тебя не принесло на кухню, я бы обчистила твой сейф, вернулась на крышу и спокойно покинула здание.

– Какая же я бесцеремонная.

– Да ладно уж. – Адрианна похлопала ее по руке, прежде чем присесть на подлокотник кресла. – Хотя мне хотелось посмотреть на твое лицо, когда я бросила бы тебе на колени твое собственное рубиновое колье. Придется ограничиться вот этим.

Адрианна извлекла из сумки замшевый мешочек, открыла его и вытряхнула себе на ладонь бриллианты.

– О боже.

– Они изумительны, верно? – Адрианна подняла ожерелье к свету.

Оно представляло собой одну нитку бриллиантов, постепенно увеличивающихся в размерах к огромному центральному камню, которому предстояло уютно устроиться в ложбинке женского декольте. Бриллианты, казалось, жили своей собственной холодной и высокомерной жизнью. Адрианна повернула колье, и они сверкнули, отражая свет люстры.

– С учетом всего шестьдесят карат, легкая розовинка в цвете. Отличная обработка и балансировка. Даже шея этой старой карги смотрелась в них весьма недурно.

Селеста напомнила себе, что ей пора бы уже к этому привыкнуть, но внезапно ей смертельно захотелось выпить. Она встала и, подойдя к французскому шкафчику в стиле рококо, извлекла из него графин с бренди.

– Как звали старую каргу на этот раз, Эдди?

– Доротея Барнсворт. – Снова нырнув в свою сумку, Адрианна извлекла из нее бриллиантовые серьги. – Эти тоже очень миленькие, ты не находишь?

Селеста лишь покосилась на льдинки на ладони девушки стоимостью в несколько тысяч долларов.

– Ну да, конечно, Доротея. Они сразу показались мне знакомыми. – Селеста протянула Адрианне бокал с бренди. – Она живет в крепости на Лонг-Айленд.

– В ее системе безопасности есть несколько серьезных просчетов. – Адрианна сделала глоток. После холодного путешествия с крыши бренди проникло в ее организм теплым объятием. – Хочешь взглянуть на браслет?

– Я его уже видела, на прошлой неделе на Осеннем балу.

– Это был очень приятный вечер. – Адрианна взвесила серьги на ладони свободной руки, оценив их в десять карат каждую. У нее в сумке лежала ювелирная лупа, которой она воспользовалась в кабинете Барнсвортов. Только для того, чтобы убедиться в том, что она не покидает Лонг-Айленд с полной сумкой миленькой бижутерии. – После того как я их пристрою, эти хорошенькие побрякушки принесут мне около двухсот тысяч долларов.

– У нее есть собаки, – произнесла Селеста в бокал с бренди. – Доберманы. Пять доберманов.

– Три, – уточнила Адрианна, бросив взгляд на наручные часы. – Они уже, наверное, проснулись. Селеста, милая, я умираю с голоду. У тебя не найдется еще одного банана?

– Нам необходимо поговорить.

– Ты говори, а я поем. – Адрианна вышла из библиотеки, направляясь на кухню, и у Селесты вырвался досадливый возглас. – Должно быть, это из-за свежего воздуха, которым я сегодня надышалась. Боже, на Лонг-Айленд был такой пронизывающий ветер, что у меня зуб на зуб от холода не попадал. Ах да, не забудь мне напомнить, что я оставила на твоей крыше свою норковую шубу.

Закрыв лицо руками, Селеста упала в кресло у окна, а Адрианна принялась изучать содержимое холодильника.

– Эдди, это когда-нибудь прекратится?

– Что это? А-а, охотничий паштет. Как раз то, что надо. – Услышав протяжный вздох у себя за спиной, она попыталась скрыть улыбку. – Селеста, я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. Дорогая, я старею. Подумай о моем сердце.

Адрианна выпрямилась, держа на ладони тарелку с паштетом, зеленым виноградом и тонкими масляными крекерами.

– У тебя самое большое и сильное сердце из всех, кого я знаю. – Она коснулась губами щеки Селесты, вдохнув такой привычный аромат ее ночного крема. – Селеста, не волнуйся за меня. Я очень хорошо знаю свое дело.

– Я знаю.

Кто бы мог подумать. Селеста снова глубоко вздохнула, глядя на сидящую напротив женщину. В свои двадцать пять лет Адрианна, принцесса Джакира, дочь короля Абду ибн Файзала Рахмана аль-Джакира и кинозвезды Фиби Спринг, была светской львицей, которая руководила несколькими благотворительными фондами и часто становилась героиней колонок светской хроники, а еще… воровкой-домушницей.

Как можно было ее заподозрить? Селеста уже много лет успокаивала себя этой мыслью, хотя во внешности Адрианны было что-то цыганское. Изумительно красивая девочка превратилась в удивительной красоты женщину. Золотистая кожа, темные глаза и волосы достались ей от отца, а черты лица от матери, хотя они были мельче, вполне соответствуя ее миниатюрному телосложению. Со своей стройной, почти хрупкой фигурой и выразительными чертами лица она являла собой сочетание изящества и экзотичности. Ее губы в точности повторяли рот Фиби, и каждый раз, когда Селеста на них смотрела, у нее замирало сердце. Глаза… Как бы сильно ни возмущало Адрианну ее сходство с Абду, ее глаза, несомненно, были отцовскими – черными, миндалевидной формы и проницательными.

От матери она унаследовала сердце, душевное тепло и щедрость. От отца ей достались жажда власти и склонность к мстительности.

– Адрианна, нет никакой необходимости держаться за это занятие.

– Такая необходимость есть. Еще и какая.

Адрианна сунула в рот крекер.

– Дорогая, Фиби больше нет. Мы не можем ее вернуть.

На мгновение, всего лишь на мимолетное мгновение глаза Адрианны стали совсем юными и по-детски беззащитными. Затем их взгляд ожесточился. Она медленно намазала паштетом второй крекер.