Текст книги "Женская месть"

Она подписалась размашисто, снабдив роспись множеством завитков, как всегда делала это в прошлом.

– Поверьте мне, Анри, я тоже никогда вас не забуду. – Она протянула ему автограф и улыбнулась. – Пойдем, Адрианна, а то опоздаем на свой самолет. Дай Бог здоровья Селесте, – добавила она, когда они направились к своему выходу на посадку. – Она встретит нас в Нью-Йорке, Эдди. Она моя самая близкая подруга.

– Как Дуджа?

– Да. – Пытаясь сохранять спокойствие, она опустила глаза на дочь и снова с усилием улыбнулась. – Да, как Дуджа для тебя. Она нам поможет.

Терминал Адрианну уже не интересовал. Ей было страшно, потому что лицо ее матери было очень белым, а ее рука дрожала.

– Он разозлится.

– Он не сможет причинить тебе вред. – Фиби снова остановилась и взяла Адрианну за плечи. – Я обещаю тебе, что он никогда не сможет причинить тебе вред, чего бы мне это ни стоило.

И тут напряжение всех дней и ночей, которые она провела в ожидании этих минут, дало о себе знать. Прижимая одну ладонь к животу, она ринулась вместе с Адрианной к двери дамской комнаты, где ее с силой вырвало.

– Мама, прошу тебя. – Перепуганная Адрианна обхватила за талию согнувшуюся над унитазом Фиби. – Мы должны вернуться, пока он ничего не узнал. Мы скажем, что заблудились в толпе. Он только немножко рассердится. Это будет моя вина. Я скажу, что это я во всем виновата.

– Мы не можем. – Фиби прислонилась к двери кабинки. Тошнота понемногу проходила. – Нам нельзя возвращаться. Малышка, он собирался отослать тебя прочь.

– Прочь?

– В Германию. – Фиби нашарила свой платок и вытерла взмокшее лицо. – Я не позволю ему никуда тебя услать. Я не допущу, чтобы тебя выдали замуж за мужчину, который может оказаться таким же, как он. – Постепенно успокаиваясь, Фиби опустилась на колени и обхватила дочь обеими руками. – Я не позволю тебе жить так, как жила я. Это меня убьет.

Мало-помалу страх покидал глаза Адрианны. В узкой кабинке, в которой все еще стоял кислый запах рвоты, они вместе перешагнули через порог своей новой жизни. Адрианна осторожно помогла Фиби подняться на ноги.

– Тебе лучше? Обопрись на меня.

Когда они входили в самолет, усаживались в кресла и застегивали ремни безопасности, лицо Фиби было лишь чуть более бледным, чем обычно. Она прислушивалась к вою двигателей и ощущала, что биение ее сердца замедляется и становится все более ритмичным. Теперь о гареме и его удушающей жаре ей напоминал лишь стук крови в ушах. Ощущая кисловатый неприятный привкус во рту, она закрыла глаза.

– Мадам? Могу я после взлета предложить вам и мадемуазель что-нибудь выпить?

– Да. – Она так устала, что не стала и пытаться открывать глаза. – Принесите моей дочери что-нибудь прохладное и сладкое.

– А вам?

– Виски, – пробормотала она. – Двойной.

Глава шестая

Селеста Майклс обожала драмы. В раннем детстве она решила, что будет актрисой. И не просто актрисой, а звездой. Она умоляла и клянчила, дулась и задабривала маму с папой, снисходительно решивших, что их малышка проходит сложный период, пока те не согласились оплатить ей уроки актерского мастерства. Родители продолжали так думать, даже отвозя Селесту на прослушивания, репетиции и спектакли в любительском театре. Эндрю Майклс был бухгалтером, который предпочитал смотреть на жизнь как на бухгалтерский отчет, в котором отражаются как доходы, так и расходы. Нэнси Майклс была хорошенькой домохозяйкой, обожавшей готовить замысловатые десерты для церковных собраний. Даже после того, как театр начал доминировать в их жизни, супруги так и не расстались с уверенностью, что малышка Селеста перерастет свое увлечение гримом и выходами на поклон.

В пятнадцать лет Селеста решила, что рождена для того, чтобы быть блондинкой, и превратила свои послушные каштановые волосы в золотистую гриву, которой предстояло стать ее визитной карточкой. Мать билась в истерике, а отец разразился нравоучениями. Волосы Селесты остались белокурыми. И ей досталась роль Марион в школьной постановке «Продавца музыки»[7]7
  Мюзикл Мередита Уиллсона (англ. The Music Man, Meredith Willson).


[Закрыть].

Как-то раз Нэнси не выдержала и пожаловалась Эндрю, что понимала бы дочь лучше, если бы она увлекалась алкоголем и мальчиками, а не Шекспиром и Теннесси Уильямсом.

Уже на следующий день после получения аттестата об окончании средней школы Селеста покинула уютный пригород в Нью-Джерси, где прошло ее детство. Ее ожидал Манхэттен. Родители проводили ее на станцию, испытывая смешанное чувство облегчения и растерянности.

Она ходила по кастингам и жарила бургеры и яичницу в одной из забегаловок, наскребая достаточно для того, чтобы оплачивать уроки актерского мастерства и крохотную квартирку на четвертом этаже. Замужество, которое приключилось с ней в двадцать лет, началось с любви с первого взгляда и завершилось потоками слез год спустя. К этому моменту Селеста окончательно перестала оглядываться на свое прошлое.

Спустя десять лет она уже была примадонной одного из театров со множеством хитов в послужном списке, тремя премиями «Тони» и пентхаусом на Централ-Парк-Вест. На одну из годовщин свадьбы она подарила родителям линкольн, но они продолжали верить в то, что их дочь вернется в Нью-Джерси и остепенится, выйдя замуж за симпатичного парня из числа прихожан местной методистской церкви, как только наиграется в театр.

Сейчас, меряя шагами зал аэропорта, она радовалась своей относительной анонимности актрисы театра. Те, кто обращал на нее внимание, видели лишь привлекательную блондинку плотного сложения и среднего роста. Они не видели знойную кошку Мэгги или амбициозную леди Макбет, замечая их лишь тогда, когда этого хотела сама Селеста.

Она в очередной раз взглянула на свои наручные часы, спрашивая себя, действительно ли Фиби прилетит этим рейсом.

Она присела на стул и начала шарить в сумке в поисках сигарет, размышляя над тем, что они не виделись почти десять лет. Они познакомились и быстро подружились, когда Фиби приехала в Нью-Йорк во время съемок своего первого фильма. Селеста еще не успела оправиться после бурного развода, и милая забавная Фиби стала для нее глотком свежего воздуха. Они нашли друг в друге сестер, которых ни у одной из них никогда не было, и пользовались любой возможностью, чтобы смотаться на противоположное побережье в гости к подруге. Когда такой возможности не было, они наговаривали огромные счета, часами болтая по телефону.

Никто не радовался больше Селесты, когда Фиби номинировали на «Оскар». Никто не хлопал в ладоши громче Фиби, когда Селеста получила свою первую «Тони».

Во многих отношениях они были полными противоположностями друг другу. Селеста была жесткой и целеустремленной, а Фиби мягкой и доверчивой. Сами того не понимая, они уравновесили друг друга, обретя дружбу, которой обе очень дорожили.

Потом Фиби вышла замуж и улетела в свое пустынное королевство. Уже через год письма стали приходить все реже, а затем их переписка практически сошла на нет. Селеста страдала. Она никому и ни за что в этом не призналась бы, но то, что Фиби постепенно отказалась от их дружбы, доставило ей много душевных страданий. Хотя с виду она отнеслась к этому вполне философски. Ее жизнь была содержательной и насыщенной событиями. Она уверенно шла по пути, который наметила себе еще ребенком в Нью-Джерси. Но в ее сердце было место, которое оплакивало эту потерю. Все эти годы Селеста посылала подарки девочке, которую считала своей крестницей, и ее немало забавляли изящно сформулированные благодарственные записки Адрианны.

Она была готова любить этого ребенка. Отчасти потому, что была замужем за театром, а дети от подобных романов не рождаются. Отчасти потому, что Адрианна была дочерью Фиби.

Селеста потушила сигарету и достала из пакета рыжеволосую фарфоровую куклу, одетую в синее бархатное платье с белой отделкой. Селеста выбрала ее, потому что ей показалось, что малышке понравится играть куклой с таким же цветом волос, как у ее матери. И она понятия не имела, что она скажет ребенку или собственно Фиби.

Когда громкоговорители объявили прибытие их рейса, она вскочила и снова принялась быстро ходить по залу. Ждать осталось совсем немного. Пассажиры должны выйти из самолета, пройти таможню… Оснований для снедающей ее тревоги, казалось бы, не было.

Вот только телеграмма была совсем короткой.

Селеста помнила каждое слово, и, будучи хорошей актрисой, вкладывала в каждое из них свой особый смысл.

Селеста, мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, купи два билета на завтрашний рейс «Пан-Американ» из Орли в Нью-Йорк. На два часа дня. Я заберу их в аэропорту. Если можешь, встреть меня. Мне больше не к кому обратиться. Фиби.

Она увидела их, как только они вышли из дверей. Высокая эффектная рыжеволосая женщина и миниатюрная девочка. Они шли, взявшись за руки и как будто прижавшись друг к другу. Селесте показалось странным то, что несколько секунд она не могла понять, кто из них кого подбадривает.

Затем Фиби подняла голову. На ее лице отразилось множество эмоций, основной из которых было облегчение. Но еще прежде Селеста заметила страх. Она быстро пошла навстречу.

– Фиби. – Напомнив себе, что нет ничего важнее дружбы, а остальное может подождать, она обняла Фиби. – Как я рада снова тебя видеть.

– Селеста, слава богу. Слава богу, что ты здесь.

Отчаяние в голосе Фиби встревожило ее гораздо больше того факта, что слова были произнесены заплетающимся от алкоголя языком. Продолжая улыбаться, она перевела взгляд на Адрианну.

– Так, значит, это и есть твоя Эдди. – Селеста легко коснулась волос девочки, отметив и круги под глазами, и другие следы переутомления. На ум пришли фотографии людей, переживших катастрофу. У женщины и девочки перед ней были такие же беззащитные и невыразительные от шока лица. – Ваше путешествие было долгим, но оно почти завершилось. Снаружи ждет машина.

– Я никогда не смогу тебя отблагодарить, – начала было Фиби.

– Не смеши меня. – Она осторожно пожала плечи Фиби, а затем подала Адрианне пакет. – В честь твоего прибытия в Америку я принесла тебе подарок.

Адрианна посмотрела на куклу. Ее сил хватило лишь на то, чтобы провести кончиком пальца по рукаву платья. Бархат напомнил ей о Дудже, но она была слишком измучена, чтобы расплакаться. – Она хорошенькая. Спасибо.

Селеста удивленно приподняла бровь. Речь девочки была такой же экзотической и иностранной, как и ее внешность.

– Давайте получим ваши вещи и поедем домой, где вы сможете отдохнуть.

– У нас нет никаких вещей. – Фиби покачнулась, но сохранила равновесие, схватившись за плечо Селесты. – У нас ничего нет.

– Хорошо. – Решив, что с расспросами лучше подождать, Селеста обняла Фиби за талию. Затем она бросила взгляд на девочку и убедилась, что та способна идти самостоятельно. – Поехали домой.

Во время поездки из аэропорта в Манхэттен Адрианна почти ничего не заметила. В лимузине было тихо и тепло, но расслабиться она не могла. Как и во время долгого перелета через Атлантику, она пристально наблюдала за матерью. Сунув куклу, подаренную ей Селестой, под мышку, она крепко сжимала ладонь Фиби. Она так устала, что не была способна задавать вопросы, но была готова в любую секунду броситься бежать.

– Прошло так много времени. – Фиби огляделась, как будто выходя из транса. Ее взгляд блуждал от окна к окну, а мышца на щеке у рта беспрестанно подрагивала. – Все изменилось. И в то же время все как прежде.

– Ты всегда можешь положиться на Нью-Йорк. – Селеста выпустила струйку дыма, заметив, что темные глаза Адрианны, как зачарованные, прикованы к ее сигарете. – Возможно, завтра Эдди захочется погулять в парке или пройтись по магазинам. Адрианна, ты когда-нибудь каталась на карусели?

– Что это такое?

– Это деревянные лошадки, на которых катаются по кругу под музыку. В парке напротив моего дома есть карусель. – Она улыбнулась Адрианне, отметив, что Фиби вздрагивает всякий раз, когда машина останавливается. В противоположность комку нервов, который представляла собой мать, дочь полностью контролировала себя и ситуацию. Но что же ей сказать ребенку, который не знает, что такое карусель? – Лучшего времени для визита в Нью-Йорк и придумать нельзя. Все магазины украшены к Рождеству.

Адрианна вспомнила стеклянный шарик и своего брата. Внезапно ей захотелось положить голову матери на колени и расплакаться. Она хотела вернуться домой, к бабушке и теткам, снова вдохнуть ароматы гарема. Но дороги назад у них не было.

– А снег пойдет? – спросила она.

– Рано или поздно обязательно пойдет. – Селеста сама удивилась охватившему ее желанию обнять и утешить девочку. Она никогда не считала себя способной на материнские чувства. В том, как Адрианна поглаживала руку Фиби, было что-то невыразимо грустное и одновременно сильное. – В последнее время у нас стоит теплая погода, но я сомневаюсь, что она продержится долго. – О боже, неужели она говорит о погоде? Машина затормозила у тротуара, и Селеста со вздохом облегчения наклонилась вперед. – Вот мы и приехали, – небрежно произнесла она. – Я переехала сюда лет пять назад. Это место мне так подходит, что я уже ни на что его не променяю.

Они прошли мимо охранника и оказались в вестибюле элегантного старого здания на Централ-Парк-Вест. Селеста, не останавливаясь, увлекла за собой Фиби и Адрианну в обшитый деревянными панелями лифт. Адрианне, руки и ноги которой налились усталостью, подъем наверх показался медленным странствием в никуда. В самолете она боролась со сном, проваливаясь в забытье и снова вскидываясь в страхе, что кто-то может разлучить ее с Фиби. Совершенно обессиленная, она шла между двумя женщинами, механически переставляя ноги.

– Я устрою вам экскурсию по квартире после того, как вы немного отдохнете, – произнесла Селеста, когда они вошли в ее пентхаус, и бросила пальто на спинку стула. Она решительно не представляла себе, что делать дальше. – Вы, наверное, умираете с голоду. Я могу быстро приготовить омлет или что-нибудь заказать.

– Я не способна есть. – Фиби осторожно опустилась на диван. Ей казалось, что от любого неосмотрительного движения все кости в ее теле могут переломаться. – Эдди, ты голодна?

– Нет.

От одной мысли о еде ее затошнило.

– Бедняжка, она едва держится на ногах. – Селеста шагнула к Адрианне и одной рукой обняла ее за плечи. – Как насчет того, чтобы поспать?

– Иди с Селестой, – произнесла Фиби, прежде чем Адрианна успела возразить. – Она о тебе позаботится.

– Ты не уйдешь?

– Нет. Когда ты проснешься, я буду здесь. – Фиби поцеловала ее в щеки. – Обещаю.

– Пойдем, милая. – Селеста почти занесла измученную девочку по длинной лестнице. Не переставая болтать всякий вздор, она сняла с Адрианны пальто и туфли и уложила ее в постель, тщательно подоткнув одеяло. – У тебя был долгий и трудный день.

– Если он придет, ты меня разбудишь, чтобы я смогла позаботиться о маме?

Селеста начала было гладить Адрианну по волосам, но при этих словах ее рука дрогнула. От усталости под глазами малышки залегли темные круги, но сами глаза смотрели на нее внимательно и требовательно.

– Да, не волнуйся. – Не зная, что еще можно сделать для девочки, она поцеловала ее в лоб. – Я тоже ее люблю, милая. Мы позаботимся о ней вместе.

Удовлетворенная этим ответом, Адрианна закрыла глаза.

Селеста задернула шторы и оставила дверь приоткрытой. Когда она на цыпочках выходила из комнаты, Адрианна уже крепко спала, как и Фиби, когда Селеста тихонько спустилась вниз.

Адрианна проснулась, напуганная кошмарным сновидением. Это был повторяющийся сон, который начал ей сниться после ее пятого дня рождения. Она снова и снова видела отца, который входил в спальню матери, слышала ее плач, крики, звон разбитого стекла. Ей снилось, что она снова сидит под кроватью, зажимая уши ладонями.

Она проснулась с мокрым от слез лицом и прикусила губу, сдерживая рвущийся из горла крик, чтобы не разбудить других женщин в гареме. Но она была не в гареме. У нее в голове так все перепуталось, что ей пришлось несколько минут сидеть совершенно неподвижно, пока события последних дней и часов не выстроились в хронологическую последовательность.

Они летели в Париж на маленьком самолете, и ей было очень страшно. Город со странно одетыми людьми и цветочными клумбами, казалось, сошел со страниц сказки. Потом были магазины, яркие шелковые и атласные ткани. Мама купила ей розовое платье с белым воротничком. Но оно осталось в Париже. Они так и не поднялись на Эйфелеву башню. Но они побывали в Лувре. И они бежали. Мама была очень испугана, и ее стошнило.

Теперь они находились в Нью-Йорке в гостях у белокурой леди с красивым голосом.

Она не хотела быть в Нью-Йорке. Она хотела быть в Джакире с Джиддой, тетей Латифой и своими кузинами. Адрианна шмыгнула носом, потерла глаза и выбралась из постели. Она хотела вернуться домой, где все запахи были так знакомы, а все голоса говорили на понятном ей языке. Прихватив для смелости куклу, подаренную ей Селестой, она отправилась искать мать.

Выйдя на верхнюю площадку длинной лестницы, она услышала голоса и начала спускаться, пока не увидела мать и Селесту, которые сидели в белой комнате с черными окнами. Прижимая к себе куклу, она села на ступеньку и прислушалась.

– Я никогда не смогу отплатить тебе за это.

– Глупости! Какие счеты между друзьями? – театральным жестом отмахнулась Селеста.

– Ты не представляешь себе, как все эти годы мне был нужен друг.

Фиби была слишком взвинчена. Не в силах усидеть на месте, она встала и с бокалом в руках начала кружить по комнате.

– Не представляю, – медленно ответила Селеста, встревоженная нервозностью, сквозившей в резких жестах подруги. – Но очень хотела бы представить.

– Я не знаю, с чего начать.

– Когда я видела тебя в последний раз, ты светилась счастьем, закутанная в километры белого шелка и кружев, а на твоей шее сверкало ожерелье, доставленное прямиком из сказок тысяча и одной ночи.

– «Солнце и Луна». – Фиби закрыла глаза, затем отпила из бокала. – Я не видела ничего красивее этого колье. Я думала, что этот подарок – самый изысканный символ любви, о котором только может мечтать женщина. Чего я не знала, так это того, что с его помощью он купил меня.

– О чем ты говоришь?

– У меня не получится объяснить тебе жизнь в Джакире.

Она обернулась к Селесте. Ее сверкающие синие глаза покраснели от недосыпания. Хотя она начала пить, как только проснулась после своего непродолжительного сна, ничуть не восстановившего ее силы, расслабиться ей не удавалось.

– А ты попробуй.

– Вначале все было просто изумительно. Во всяком случае, мне хотелось в это верить. Абду был добрым и внимательным. Я и поверить не могла в то, что я, девчонка из Небраски, стала королевой. Поскольку это было очень важно для Абду, я старалась жить по местным обычаям – что касается одежды, поведения и прочего. Когда я в первый раз надела никаб… это было сексуально и экзотично.

– Как в «Я мечтаю о Джинни»[8]8
  «Я мечтаю о Джинни» (I Dream of Jeannie) – сериал, который шел в США с 1965 по 1970 год (пять сезонов).


[Закрыть]? – с улыбкой заметила Селеста. Увидев непонимающий взгляд Фиби, она махнула рукой. – Неважно. Неудачная шутка.

– Я на самом деле ничего не имела против никаба. Это казалось такой мелочью, и Абду настаивал на нем, только когда мы находились в Джакире. В тот первый год мы много путешествовали, и все это казалось мне увлекательным приключением. Когда я была беременна, со мной обращались, как с какой-то сказочной драгоценностью. Беременность проходила с осложнениями, и не было мужчины, более любящего и заботливого, чем Абду. Затем у меня родилась Адрианна. – Она опустила глаза на свой бокал. – Мне необходимо выпить еще.

– Угощайся.

Фиби подошла к бару и наполнила низкий бокал почти до краев.

– Я удивилась, когда Абду огорчился. Она была такой хорошенькой и здоровенькой. И вообще ее рождение было почти чудом, потому что я дважды была на грани выкидыша. Да, он мечтал о сыне и только и говорил, что о мальчике, но я не ожидала, что он разгневается, когда у него родится дочь. Мне было очень обидно. Роды были затяжными и трудными, и его чувства к младенцу меня расстроили. Мы ужасно поссорились прямо там, в больнице. Затем все стало еще хуже. Гораздо хуже. Это было связано с тем, что врачи сообщили нам, что больше детей у меня не будет.

Фиби сделала еще один глоток и содрогнулась.

– Селеста, он изменился. Он начал обвинять меня не только в том, что я родила ему дочь, которую он не хотел, но также в том, что я его соблазнила, каким-то образом отвратив от обязанностей и традиций.

– Ты его соблазнила? Что за бред. – Селеста сбросила туфли. – Этот человек не дал тебе ни единого шанса, покорив тебя сотнями белых роз и ужинами в ресторанах, которые он выкупал на целый вечер, чтобы в них, кроме вас, больше никого не было. Он тебя хотел и сделал абсолютно все, чтобы тебя заполучить.

– Все это не имело значения. Он смотрел на меня как на тест, своего рода экзамен, который он провалил, и он ненавидел меня за это. Он видел в Адрианне наказание, а не дар, кару за брак с западной женщиной, христианкой, да к тому же еще и актрисой. Он не хотел иметь ничего общего с ней, а заодно и со мной. Меня отправили в гарем, и я еще должна была радоваться тому, что он со мной не развелся.

– В гарем? Туда, где живут только женщины? Чадры и фонтаны?

Фиби снова села, сжимая бокал обеими ладонями.

– В этом нет никакой романтики. Это часть дворца, отведенная для женщин. Ты сидишь там день за днем, и время тянется убийственно медленно, а все вокруг болтают о сексе, родах и моде. Твой статус зависит от того, сколько детей мужского пола тебе посчастливилось родить. Женщина, неспособная иметь детей, – изгой, и ее все жалеют.

– Никто из них явно не читал Глорию Стайнем, – вставила Селеста.

– Женщины вообще не читают. Они не работают и не водят машину. Там вообще нечего делать. Остается только сидеть, пить чай и ждать, пока закончится очередной день. Еще можно компанией отправиться по магазинам. Для этого необходимо с ног до головы закутаться в черную накидку. Чтобы не соблазнять мужчин.

– Да ну, Фиби, этого не может быть.

– Это правда. Повсюду рыскает религиозная полиция. Тебя могут выпороть за то, что ты что-то не то сказала, сделала или надела. Тебе не позволено даже разговаривать с мужчиной, который не является членом твоей семьи. Ни слова.

– Фиби, сейчас 1971 год.

– Только не в Джакире. – Она сдавленно усмехнулась и прижала ладонь к глазам. – Говорю тебе, Селеста, в Джакире времени не существует. Я потеряла почти десять лет жизни. Иногда мне кажется, что прошло не десять, а сто лет, а порой – всего лишь несколько месяцев. Именно так это там и ощущается. Когда выяснилось, что у меня больше не будет детей, Абду взял вторую жену. Закон это позволяет. Мужской закон.

Селеста взяла сигарету из фарфоровой подставки на низком столике и начала внимательно ее изучать, одновременно пытаясь понять, что рассказывает ей Фиби.

– Я читала кое-какие статьи. За последние пару лет о тебе и Абду довольно часто писали. Ты никогда ни о чем таком не говорила.

– Я не могла. Мне позволили общаться с прессой только потому, что ему нужна была реклама нефтяного бума на Ближнем Востоке.

– Я об этом слышала, – сухо заметила Селеста.

– Чтобы все это понять, нужно там жить. Даже прессе не позволяется описывать все, что там происходит. Если бы журналисты попытались это сделать, им тут же закрыли бы доступ. На кону стоят миллиарды долларов. Абду амбициозен и умен. Он держал меня при себе, поскольку ему это было выгодно.

Селеста прикурила, а затем медленно выпустила дым. Она не была уверена в том, что как минимум половина из того, что рассказывает Фиби, не является продуктом ее буйной фантазии. Если хотя бы часть этой истории была правдой, то в ней крылось одно явное противоречие.

– Почему ты с ним оставалась? Если он так с тобой обращался, если ты была так несчастна, какого черта ты не собрала вещи и не уехала?

– Я угрожала отъездом. Тогда, сразу после рождения Эдди, я все еще верила, что могу что-то сохранить, если не уступлю. Он меня избил.

– Фиби, о боже!

Потрясенная Селеста подошла к подруге.

– Это было самое кошмарное из всего, что могло произойти. Я кричала и звала на помощь, но никто не пришел. – Она покачала головой и поспешно смахнула слезы. – Никто не осмелился мне помочь. Он продолжал бить меня, пока я не перестала даже ощущать его удары. А потом он меня изнасиловал.

– Это безумие. – Обняв Фиби обеими руками, Селеста повела ее к дивану. – Неужели ты совсем ничего не могла сделать, чтобы защититься? Ты обращалась в полицию?

Фиби угрюмо усмехнулась и снова отпила из бокала.

– В Джакире мужчина имеет право бить свою жену. Если у него есть на то основания. Женщины потом за мной ухаживали. Они были очень добры ко мне.

– Фиби, почему ты мне не написала и не сообщила, что происходит? Возможно, мне удалось бы тебе помочь. Я бы обязательно помогла.

– Даже если бы мне удалось отослать тебе это письмо, ты ничего не смогла бы сделать. Абду обладает в Джакире неограниченной властью – религиозной, политической, юридической. Ты никогда ни с чем подобным не сталкивалась. Я знаю, что ты и представить себе не можешь, как я там жила. Я начала мечтать о побеге. Чтобы уехать по всем правилам, мне было необходимо разрешение Абду, но в своих мечтах я от него сбегала. И у меня была Адрианна. С ней мне нечего было и думать о побеге. А без нее я тоже не могла уехать. Селеста, она – это самое ценное, что есть в моей жизни. Если бы не Эдди, я бы, наверное, уже давно наложила на себя руки.

– Что ей известно?

– Я точно не знаю. Надеюсь, что очень мало. Она знает о том, как относится к ней отец, но я пыталась ей объяснить, что это всего лишь отражение его чувств ко мне. Женщины ее любили, и я думаю, что она была счастлива и довольна существующим положением дел. В конце концов, ей совершенно не с чем было сравнивать свою жизнь. Он собирался ее отослать.

– Отослать? Куда?

– В школу в Германии. Когда я об этом узнала, я поняла, что обязана действовать. Он начал устраивать ее брак, в который она должна была вступить на свой пятнадцатый день рождения.

– О Господи! Бедная малышка.

– Я не могла этого вынести. Представить себе, что ей придется пройти через то же, что и мне, было выше моих сил. Поездка в Париж послужила знаком. Сейчас или никогда. Без тебя это было бы «никогда».

– Мне хотелось бы сделать больше. Как жаль, что я не могу найти этого ублюдка и кастрировать его ножом для масла.

– Селеста, дороги назад у меня нет.

Селеста вскинула на нее удивленные глаза.

– Конечно нет.

– Я хочу сказать, что уже никогда не смогу вернуться. – Фиби налила себе еще, расплескав напиток через край. – Если он за мной приедет, я скорее покончу с собой, чем позволю себя увезти.

– Не говори так. Ты в Нью-Йорке и в безопасности.

– Но есть еще Эдди.

– Ей тоже ничего не угрожает. – Селеста вспомнила напряженный взгляд темных глаз, под которыми залегли глубокие тени крайней усталости. – Ему придется иметь дело со мной. Первым делом мы привлечем прессу. Возможно, даже обратимся в государственный департамент.

– Нет, нет, мне шумиха не нужна. Я не хочу рисковать из-за Эдди. Она уже знает больше, чем нужно.

Селеста открыла было рот, чтобы возразить, но передумала и снова его закрыла.

– Ты права.

– Я должна обо всем этом забыть. Ради нас обеих. Я хочу вернуться к работе, снова начать жить.

– Почему бы тебе не начать с жизни? Когда ты немного придешь в себя, можно будет подумать и о работе.

– Я должна предоставить Эдди дом, школу, одежду.

– У тебя еще будет для всего этого время. Пока что ты можешь жить здесь, перевести дух, позволить и себе и Эдди постепенно привыкнуть к жизни в Нью-Йорке.

Фиби кивнула, и из ее глаз снова хлынули слезы.

– Знаешь, Селеста, самое ужасное это то, что я все еще его люблю.

Адрианна начала бесшумно подниматься обратно по лестнице.