Текст книги "Женская месть"

– Селеста, я это знаю. Никто не знает этого лучше меня.

– Любовь моя. – Селеста ласково накрыла ладонью ее пальцы. – Она была моей ближайшей и самой любимой подругой. Так же, как и ты сейчас. Я знаю, как ты из-за нее страдала и сколько сил ты бросила на то, чтобы ей помочь. Но сейчас уже нет необходимости идти на такой риск. Этой необходимости не было и раньше. Я всегда была готова вам помочь.

– Да. – Адрианна повернула руку, и их ладони соприкоснулись. – Это так. И я знаю, что, если бы я тебе позволила, ты бы обо всем позаботилась – о счетах, о врачах, о лекарствах. Я никогда не забуду того, что ты пыталась сделать для мамы и для меня. Без тебя она так долго не продержалась бы.

– Она держалась ради тебя.

– И это тоже правда. И все, что я делала, что я до сих пор делаю, и то, что я планирую сделать, – это ради нее.

– Эдди… – ей стало страшно не от прозвучавших слов, но от того, как холодно и безразлично они были произнесены. – Эдди, с тех пор, как ты покинула Джакир, прошло шестнадцать лет. А после смерти Фиби – пять.

– И с каждым днем долг все возрастает. Селеста, не смотри на меня так. – Адрианна улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку. – Ну чем бы я занималась без этого… без этого моего хобби? Я бы была именно такой, какой меня рисует пресса, – богатой, титулованной тусовщицей, которая развлекается благотворительностью и только и делает, что порхает с вечеринки на вечеринку. – Адрианна скривилась от этого описания и снова переключила внимание на паштет. – Если верить светской хронике, я всего лишь очередная скучающая богатенькая бездельница, которой совершенно нечем заняться и которая не знает, что ей делать со своими деньгами. Пусть и тут, и в Джакире продолжают так думать. Пусть он так и думает. – Выражения глаз Адрианны, когда она произнесла эти слова, было вполне достаточно, чтобы Селеста поняла, что она говорит о своем отце. – Это здорово облегчает мою задачу, помогая избавлять настоящих бездельников от всех этих безделушек.

– Эдди, ты уже не нуждаешься в деньгах.

– Нет, не нуждаюсь, – глядя в бокал бренди, согласилась Адрианна. – Я очень удачно вложила свои деньги и могла бы жить спокойно и комфортно. Но пойми, Селеста, дело не в деньгах. Возможно, я никогда не занималась этим исключительно ради денег. – Она снова подняла глаза. Они горели этим ужасающим, почти пугающим жаром похищаемых ею бриллиантов. – Мне было восемь лет, когда мы прилетели в Америку. Но уже тогда я знала, что когда-нибудь вернусь и заберу то, что принадлежало ей. То, что принадлежало и мне.

– Возможно, он еще об этом пожалеет. Возможно, он уже об этом жалеет.

– Он прилетел на ее похороны? – спросила, как отрезала, Адрианна и, вскочив, снова принялась ходить. – Он вообще хоть как-то обозначил, что знает о ее уходе? Все эти годы, все эти ужасные годы он вообще никак не показывал, что ему известно о ее существовании. – Пытаясь взять себя в руки, она остановилась и оперлась о кухонную стойку. Когда она снова заговорила, ее голос звучал спокойно и уверенно. – И в известном смысле ее действительно не было. Селеста, он ее убил. Он сделал это много лет назад, когда я была еще совсем маленькой и не могла ему помешать. И скоро, очень скоро он за это заплатит.

Селеста ощутила, как по ее спине ползет холодок. Она вспомнила восьмилетнюю Адрианну. Уже тогда ее глаза были темными, полными горя глазами старушки.

– Ты думаешь, что Фиби этого хотела бы?

– Я думаю, что она оценила бы иронию. Селеста, я отниму у него «Солнце и Луну». Как я ей и обещала. Как я обещала самой себе. И он дорого заплатит за то, чтобы вернуть их в Джакир. – Она обернулась к Селесте и приподняла бокал в шутливом тосте. – А тем временем я не могу позволить себе заржаветь. Мне необходимо поддерживать форму. Ты слышала, что в следующем месяце леди Фьюм дает бал в Лондоне?

– Эдди…

– Леди Фьюм, эта старая корова, заплатила за свои изумруды больше четверти миллиона. Но на их фоне она выглядит ужасно бесцветной. Изумруды ей совершенно не идут. – Адрианна рассмеялась и наклонилась, чтобы поцеловать Селесту в щеку. – Иди спать, дорогая. Я и сама могу найти выход.

– Через дверь?

– Ну, разумеется. Не забудь, что в воскресенье мы вместе завтракаем в Палм-Корт. Я угощаю.

Адрианна порывисто развернулась и направилась к выходу из квартиры, напомнив себе о том, что необходимо заглянуть на крышу и забрать шубу.

Адрианна научилась искусству макияжа, наблюдая за матерью. Фиби не уставала удивляться тому, что несколько прикосновений кисточки или карандаша способны подчеркнуть красоту или возраст, а также отнять у женщины и то, и другое.

Будучи театральной актрисой, Селеста также многому ее научила. Проведя на подмостках больше четверти века, она по-прежнему гримировалась самостоятельно и знала все уловки до единой. Адрианна пустила в ход искусство обеих своих наставниц для того, чтобы превратиться в Роуз Спэрроу, подружку Тени.

Весь процесс занял сорок пять минут, но результат Адрианну удовлетворил. Контактные линзы изменили цвет ее глаз на грязновато-серый, и ей понадобилось совсем немного усилий, чтобы под ними появились мешки от недосыпания. Она также на полдюйма удлинила себе нос и сделала щеки полнее. Толстый слой грима скрыл ее золотистую кожу, которая теперь была землисто-серой. Рыжий парик ручной работы был очень дорогим и растрепанным. В ушах у Роуз болтались дешевые стекляшки. В рот она сунула клубничную жвачку и отступила на шаг от зеркала, изучая себя с ног до головы в поисках изъянов.

«Эта девица напрочь лишена вкуса», – с усмешкой подумала она. Лучше и придумать было невозможно. Черный спандекс обтягивал бедра, зрительно увеличенные специальными накладками, а тонкие шпильки добавили ей три дюйма роста. На плечи она набросила дешевый искусственный мех. Довольная результатом, Адрианна нацепила на нос зеркальные солнцезащитные очки в оправе со стразами и покинула квартиру.

Она спустилась вниз в лифте для рабочих. Это было излишней предосторожностью – никто не узнал бы в ней принцессу Адрианну. Точно так же, как никто не увидел бы в принцессе Адрианне Тень. Тем не менее ей не хотелось, чтобы кто-то увидел Роуз Спэрроу покидающей пентхаус принцессы Адрианны.

В ее сумочке из искусственной кожи лежала целая пригоршня бриллиантов. Сама девушка благоухала так, как будто искупалась в дешевых духах. Что она, собственно, и сделала.

На улице она даже не взглянула в сторону такси, которым охотно воспользовалась бы как более удобным видом транспорта, вместо этого направившись в сторону подземки.

Такие поездки в образе Роуз доставляли ей удовольствие. Никто из тех, кто ее знал, ни за что не спустился бы под землю. Здесь она была просто анонимным телом среди других таких же тел. С момента своего появления на свет она могла лишь мечтать о подобной анонимности. Она спускалась, цокая каблуками по бетонным ступеням, и вспоминала день, когда она спустилась под землю впервые. Ей было шестнадцать, и ее толкнуло на это отчаяние. Ей было ужасно страшно, и она была невероятно взволнована.

Она была уверена, что в любую секунду на ее плечо может опуститься рука и голос, низкий холодный голос полицейского, потребует, чтобы она открыла сумочку. В тот раз в ней лежал жемчуг – нитка молочно-белого японского жемчуга в двадцать один дюйм длиной. Пять тысяч долларов, на которые она ее обменяла, оплатили лекарства и месячное лечение в институте Ричардсона.

Сейчас она миновала турникет с непринужденностью завсегдатая подземки. Никто на нее даже не посмотрел. Адрианна уже давно поняла, что здесь, под землей, люди редко смотрят друг на друга. В Нью-Йорке люди погружены в свои дела в упрямой надежде на то, что все остальные заняты тем же самым. Возможно, это служило им защитой.

Она ощутила поток воздуха, сопровождаемый гулом, который извещал о приближении поезда. Она вдохнула присущий подземке запах – легкий, но каким-то образом успокаивающий, – старого алкоголя и сырости. Переступив через прилипшую к полу жвачку, Адрианна присоединилась к группе людей, ожидающих поезд, который должен был доставить их в сердце Нью-Йорка.

Рядом с ней две женщины ежились от холода и жаловались друг другу на своих мужей.

– Вот я ему и говорю – я тебе не чертова прислуга, Гарри, а жена. Я обещала любить и уважать тебя и заботиться о тебе, но я не подряжалась убирать грязь, которую ты разводишь вокруг себя. Я ему так и сказала – в следующий раз, когда ты бросишь свои вонючие носки посреди комнаты, я засуну их прямо в твой большой рот.

– Молодчина, Лоррейн.

Адрианна была целиком и полностью с ней согласна. Молодчина, Лоррейн. Пусть этот ублюдок сам подбирает свои носки. Именно это и нравилось ей в американских женщинах. Они не унижались и не трепетали перед могущественными мужчинами, которые были их мужьями. Они вручали им пакет с мусором и приказывали выбросить его в бак.

Поезд с рычанием остановился у платформы. Одни люди вышли, другие вошли. Адрианна шагнула в вагон вслед за собеседницами. Окинув его быстрым взглядом, она прошла через весь вагон и расположилась рядом с мужчиной в увешанной цепями кожаной куртке. Она всегда старалась сесть рядом с кем-то, кто, судя по его виду, вполне мог прятать под одеждой оружие.

Поезд качнулся и начал набирать скорость. Адрианна обвела взглядом граффити, рекламу, затем других пассажиров. Мужчина в костюме и галстуке с портфелем под мышкой читал последний роман Ладлэма. Молодая женщина в замшевой юбке мечтательно смотрела в темноту за окном, слушая музыку в наушниках. Чуть дальше какой-то мужчина лежал, укрывшись с головой собственным пальто. Он занимал сразу три сиденья и спал как убитый. Две женщины, которых она уже видела на платформе, продолжали обсуждать Гарри. Мужчина рядом с ней пошевелился, зазвенев цепями.

На следующей станции портфель с романом вышел, а в вагон ввалилась компания громко хихикающих девчонок, которым следовало бы находиться в школе. Адрианна слушала, как они спорят о том, на какой фильм пойти, и завидовала. Она никогда не была ни такой юной, ни такой беззаботной.

На своей станции она встала, понадежнее перехватила сумку и вышла из вагона, думая о том, как глупо сожалеть о том, чего не было.

На улице на нее налетел порыв ветра, продувая ее тонкие лосины и пытаясь сорвать с нее искусственный мех. Но это был район бриллиантов. Сияние, исходящее от застекленных витрин, было способно согреть даже самую холодную кровь.

Принцесса Адрианна изредка здесь прогуливалась, останавливаясь у витрин, отчего сердца торговцев замирали в надежде, что она избавит их от некоторых из этих побрякушек. Но Роуз приехала по делу.

В этом районе – с Сорок восьмой по Сорок шестую улицы, между Пятой и Шестой авеню – велся весьма активный бизнес. На тротуарах кое-где виднелись подозрительные личности, изо всех сил пытающиеся держаться непринужденно. Им не терпелось сбыть улов минувшей ночи – драгоценности, прожигающие им карманы. Затем камни вынимали из оправ и перепродавали. Группа евреев-хасидов в шляпах и длинных черных пальто перемещалась от магазина к магазину с плоскими чемоданчиками, полными драгоценных камней. Люди, которые ходили по этим узким тротуарам, носили при себе целые состояния и потому старательно обходили даже самых невинных с виду прохожих.

Адрианна также соблюдала крайнюю осторожность. Никогда, даже в свои шестнадцать лет, она не продавала драгоценности на улице, предпочитая заключать сделки в помещении, подальше от любопытных глаз.

Каждая витрина манила и требовала внимания. Салоны от Тиффани или Картье были куда менее броскими и значительно более изысканными. Зато они были лишены этой праздничной атмосферы, способной соблазнить кого угодно. Адрианна шла, разглядывая сияющие камни на черном бархате, армии колец, легионы ожерелий. Серьги, броши, браслеты были отполированы и сверкали на солнце, привлекая к себе внимание. Двадцатипятипроцентная скидка! Выгоднейшее предложение!

На углу Сорок восьмой улицы она повернула и нырнула в небольшой магазинчик.

Свет здесь всегда был неярким, а обстановка не отличалась особым шиком. На первый взгляд казалось, магазин балансирует на грани банкротства. Джек Коэн считал, что деньги, вложенные в интерьер, выброшены на ветер. Если клиенту что-то не нравится, пусть себе отправляется к Тиффани, считал он. Вот только у Тиффани его покупка будет далеко не такой выгодной. Клерк поднял глаза на вошедшую в магазин Адрианну, но тут же снова переключился на своего клиента – сутуловатого мужчину со следами акне на подбородке.

– Такое кольцо ее покорит, а вас не вынудит на всем экономить на протяжении десяти последующих лет. Вы же видите, оно очень элегантное, но достаточно броское для того, чтобы ей захотелось похвастаться перед подружками.

Не переставая говорить, он повел глазами в сторону двери в глубине магазина. Едва заметно кивнув в ответ, Адрианна направилась к этой двери.

Тихое жужжание сообщило ей о том, что продавец отпер замок. По другую сторону двери находилось то, что вполне могло сойти за офис. На металлических столах громоздились горы папок с бумагами. Вдоль стен во множестве выстроились коробки и ящики, а в воздухе висел запах чеснока и пастрами.

Джек Коэн был невысоким коренастым мужчиной с густыми усами в качестве контраргумента редеющей шевелюре на макушке. Он пришел в торговлю ювелирными изделиями через парадную дверь бизнеса, основанного его отцом. Отец также научил его заключать сделки за закрытой дверью. Джек гордился своей способностью распознать копа, притворяющегося покупателем, с такой же легкостью, с какой он отличал цирконий от бриллианта. Он всегда был в курсе того, кто из коллег оказался в затруднительном положении, кому необходимо провернуть сделку как можно быстрее и как охладить горсть горячих камешков.

Когда Адрианна вошла, он держал в руках бумажный пакетик, свернутый вручную и предназначенный для незакрепленных камней. Он кивнул ей и, высыпав на стол с дюжину маленьких ограненных бриллиантов, начал перебирать их с помощью пинцета, внимательно осматривая каждый.

– Русские, – произнес он. – Отличное качество. – Он взял ручную лупу, лежащую рядом, и снова начал изучать камни. – Ах, прекрасны, просто прекрасны, – вздохнул он. – Изумительный блеск. – Затем он что-то пробормотал, поцокал языком и отодвинул два камня в сторону. – Что ж, в целом очень интересная партия. – Удовлетворенный осмотром, он смел камни в пакетик и сунул его в карман так же небрежно, как это могла бы сделать со своими образцами дама, торгующая эйвоновской косметикой. – Чем я могу сегодня тебе служить, Роуз?

Вместо ответа она сунула руку в сумку и извлекла из нее большой замшевый мешочек. Перевернув мешочек, она вытряхнула его сверкающее содержимое на стол ювелира. Маленькие голубые глазки Коэна вспыхнули, как сапфиры.

– Роуз, Роуз, Роуз, ты способна озарить самый тусклый день.

Она ухмыльнулась и, сдернув очки, уселась одним бедром на край стола.

– Хорошенькие, правда? – по голосу ее можно было принять за уроженку Бронкса. – Когда я их увидела, чуть Богу душу не отдала. Я так и сказала: милый, я ничего краше этого в своей жизни не видала. – Она надула пухлые губы. – Жаль, что он не разрешил мне оставить их себе.

– Они такие горячие, что прожгли бы тебе кожу, Роуз. – Снова взявшись за лупу, он начал камень за камнем осматривать ожерелье. – Они у него давно?

– Вы же знаете, что он со мной таким не делится. Но я уверена, что недавно. Мистер Коэн, они настоящие, правда? Богом клянусь, они такие огромные, что кажутся ненастоящими.

– Они настоящие, Роуз, самые настоящие. – Он мог бы поиграть в игры с ней, но не с человеком, который регулярно снабжал его превосходным товаром. – Великолепные камни с крошечными изъянами и легкой розовинкой. Да и сами украшения – дело рук настоящего мастера. – Он осторожно положил ожерелье на стол и взял в руки браслет. – Хотя это к делу не относится. Нас интересуют только бриллианты.

Она ткнула в ожерелье кончиком ярко-розового накладного ногтя.

– Мне нравятся красивые вещи.

– А кому они не нравятся? Потому мы оба и при деле. – Сосредоточенно сцепив зубы, Коэн осмотрел серьги. – Восхитительный комплект. – Он повернулся в сторону горы папок и извлек из-под них калькулятор. Шепотом проговаривая цифры, он защелкал кнопками. – Сто двадцать пять, Роуз.

Она выпятила подбородок вперед.

– Он сказал, чтобы я принесла двести пятьдесят.

– Роуз. – Коэн сложил ладони на груди. Со спокойными голубыми глазами и редеющими волосами он походил на терпеливого дядюшку. Под полой помятого пиджака у него был спрятан пистолет. – Мы оба знаем, что мне придется их у себя подержать, прежде чем я смогу что-то на них заработать.

– Он сказал двести пятьдесят. – В голосе Роуз зазвучали жалобные нотки. – Если я вернусь домой с половиной этой суммы, ему это очень не понравится.

Коэн снова взялся за счетную машинку. Он мог заплатить двести и все еще получить свои обычные комиссионные, но ему нравилось играть с Роуз. Если бы не репутация человека, которого она представляла, он с удовольствием сделал бы эти игры более личностными.

– Каждый раз, когда ты приходишь, я теряю деньги. Я не знаю, Роуз, в чем тут дело, но ты мне нравишься.

Она немедленно повеселела. Это была привычная для нее игра.

– Вы тоже мне нравитесь, мистер Коэн.

– Как насчет ста семидесяти пяти и парочки этих хорошеньких камешков, которые я разглядывал, когда ты вошла? Это будет наш секрет.

Она позволила себе немного поколебаться, но затем с сожалением покачала головой.

– Он об этом узнает. Он всегда все узнает, и ему не нравится, когда я принимаю подарки других парней.

– Ну хорошо, Роуз. Это настоящее самоубийство, но я дам тебе двести. Скажи ему, что комплекты наподобие этого всегда особенно горячие, а это тоже стоит денег. Деньги у меня будут через пару часов.

– Хорошо. – Она встала и одернула пальтишко. – Если он разозлится, я знаю, как его успокоить. Он не умеет злиться долго. Можно я оставлю товар здесь, у вас, мистер Коэн? Мне не нравится со всем этим разгуливать.

– Ну, конечно. – Оба знали, что у него достаточно здравого смысла, чтобы не красть у своего лучшего поставщика. Своим аккуратным почерком он написал расписку и подал ей. Это считалось квитанцией в любой сделке, как законной, так и не очень. – Погуляй пока по магазинам, Роуз, а я обо всем позабочусь.

Три часа спустя Адрианна бросила сумку, пальто и парик посреди огромной латунной кровати у себя в спальне. Затем она извлекла из глаз и промыла контактные линзы, после чего принялась снимать накладные ногти. Проведя рукой сквозь распущенные волосы, она сняла трубку телефона.

– Кендал и Кендал.

– Мне нужен Джордж-младший. Это принцесса Адрианна.

– Да, Ваше Высочество, одну минуту.

Со вздохом облегчения Адрианна сбросила туфли Роуз и уселась на кровать.

– Эдди, рад тебя слышать.

– Привет, Джордж, я тебя не задержу. Я знаю, как всегда заняты юристы.

– Для тебя я всегда свободен.

– Как мило.

– И правдиво. Более того, я рассчитывал, что на этой неделе мы сможем встретиться за ланчем и разнообразия ради пообщаться в неформальной обстановке.

– Я посмотрю свое расписание.

Поскольку он ей нравился и к тому же был лишь слегка в нее влюблен, она действительно собиралась это сделать.

– Я читал, что ты собираешься обручиться с каким-то немецким бароном. С фон Вайсбургом.

– Неужели? Мы действительно пять минут поболтали на политическом благотворительном обеде в прошлом месяце. Не помню, чтобы кто-то затрагивал вопросы брака.

Сунув руку в сумку, она извлекла пачку соток. Они не были новыми, и их номера также не были последовательными. Банкноты были мягкими на ощупь, и от них исходил чуть кисловатый запах денег, долго бывших в обороте.

– Джордж, я хочу сделать небольшой взнос в фонд нуждающихся женщин.

– На женский приют?

– Он самый. Пусть этот взнос будет анонимным, разумеется, пройдя через твою фирму. Сегодня я переведу сто семьдесят пять тысяч на свой специальный счет. Ты позаботишься об этом переводе?

– Конечно, Эдди. Ты очень щедра.

Адрианна провела кончиком пальца по торцу пачки денег. Она помнила и других нуждающихся женщин.

– Это наименьшее из того, что я могу сделать.

Глава одиннадцатая

У него за спиной лев взревел скорее от скуки, чем свирепости. Филип бросил в рот орех и даже не оглянулся. Зрелище этих крупных кошек в неволе всегда его угнетало. Он им сочувствовал. Более того, он сочувствовал всем, кто угодил за решетку. Тем не менее ему нравилось прогуливаться по лондонскому зоопарку. Вероятно, ему было необходимо смотреть на клетки и напоминать себе, что на протяжении всей карьеры ему ни разу не пришлось взглянуть на мир сквозь решетку.

Он не мог сказать, что скучает по кражам. Возможно, ему этого не хватало, но особого беспокойства это не доставляло. Некогда это было его профессией и надежным источником дохода, позволявшим жить на широкую ногу, а именно к этому Филип всегда стремился. Разумеется, все предпочитают комфорт бытовым неудобствам, но настоящим бальзамом для души он считал роскошь.

Изредка он задумывался над тем, что на материале своих самых элегантных краж мог бы написать триллер. Взять хотя бы сапфиры Трафалги. Он до сих пор тепло вспоминал эту работу. Разумеется, все приняли бы ее описание за вымысел. Правда всегда причудливее и ужаснее любого вымысла. К сожалению, он сомневался в том, что его нынешний работодатель по достоинству оценит его юмор и иронию. Он вздохнул, думая о том, что эту затею придется отложить на неопределенное время. Зато выйдя на покой и уютно обосновавшись в Оксфордшире, он сможет разводить охотничьих собак, охотиться на фазанов, а также посвятить себя мемуарам.

Ему нетрудно было представить себя деревенским помещиком, при условии, что он станет им не раньше чем через пару десятков лет.

Сунув в рот еще один орех, он направился к вольеру с пантерами. Они рассерженно ходили вдоль прутьев, не в силах смириться и принять свой плен так же философски, как другие кошки. Он им сочувствовал. Ему нравились их элегантные тела и опасные глаза. Его сравнивали с ними коллеги, полиция, женщины. Сложение и движения действительно роднили его с этими хищниками. Вот только в отличие от них он был светловолос.

Продолжая грызть арахис, он напомнил себе, что любой мужчина, возраст которого приближается к тридцати пяти, должен заботиться о своем здоровье. Сигареты были скверной привычкой, и он правильно поступил, отказавшись от них. Он немало гордился этим своим поступком, стыдясь подобной привязанности к табаку.

Расположившись на скамье, он начал наблюдать за проходящими мимо людьми. Поскольку стоял на удивление теплый для октября день, нянюшки с колясками были представлены тут очень широко. Он встретился взглядом с молодой хорошенькой брюнеткой, которая вела за руку малыша в коротком пальтишке. Она улыбнулась, игриво взмахнув в его сторону ресницами. Когда он не отреагировал на это приглашение, ее лицо разочарованно вытянулось.

Филип вполне мог бы последовать за ней, если бы не встреча. Женщины его всегда интересовали, и не только потому, что им принадлежала большая часть побрякушек, которым он себя посвятил, но и просто потому, что они были женщинами. Их мягкая кожа и ароматные волосы составляли одну из главных радостей жизни. Он взглянул на часы как раз в ту секунду, когда минутная стрелка переместилась на двенадцать. Ровно час. Филип нисколько не удивился, когда на скамью рядом с ним опустился тучный лысеющий мужчина.

– Не понимаю, почему мы не могли встретиться у Уайта.

Филип протянул ему пакетик с арахисом.

– Там очень душно, старик. Тебе не помешает подышать свежим воздухом. Ты слишком бледен.

Капитан Стюарт Спенсер что-то недовольно пробормотал, но арахисом угостился. Диета, на которой его держала жена, была сущим мучением. Честно говоря, он был рад возможности покинуть офис вместе со всеми его бумагами и телефонами. Бывали дни, когда он скучал по работе оперативника. К счастью, это случалось нечасто. Настоящей причиной было то, хотя он в этом ни за что не признался бы, что капитан испытывал привязанность к подтянутому человеку, сидящему рядом с ним на скамье. Несмотря на то, что Спенсер потратил почти десять лет своей жизни, пытаясь упечь Филипа за решетку, а может, именно благодаря этому факту. Он никак не мог смириться с тем, что работает с человеком, которому удавалось искусно ускользать от правосудия, и поэтому он испытывал удовлетворенность подобным сотрудничеством.

Когда Филип принял решение работать на стороне закона, а не против него, Спенсер был далек от мысли, что вор внезапно раскаялся в своих преступлениях. Просто Филипу это было выгодно. Но Стюарт не мог не восхищаться человеком, который способен не просто принять подобное решение, но также идеально выбрать для этого момент, да еще и с максимальной личной выгодой.

Несмотря на пригревающее солнце, Спенсер кутался в пальто. Его мучила водянка на левой пятке, он чувствовал приближение простуды, а на горизонте уже замаячил пятьдесят шестой день рождения. Он просто не мог не завидовать Филипу Чемберлену с его молодостью, здоровьем и привлекательной внешностью.

– Дурацкое место для встречи, – проворчал Спенсер только потому, что, брюзжа, он почему-то чувствовал себя лучше.

– Угощайтесь, капитан. – Филип снова протянул ему арахис. Он так привык к мрачности Спенсера, что не обращал на его настроение внимания. – Вы можете оглядеться вокруг и вспомнить всех закоренелых преступников, которых вам удалось отправить за решетку.

– У нас есть дела поважнее, чем жевать арахис и разглядывать обезьян. – Все же он сунул пальцы в пакет. Вкус арахиса и запах животных напомнили ему о воскресных походах в зоопарк, когда он был ребенком. Он отогнал подступавшую сентиментальность. – На прошлой неделе произошла еще одна кража.

Заинтригованный Филип запрокинул голову назад и представил себе, что лениво курит сигарету.

– Снова наш старый друг?

– Судя по всему, да. Поместье на Лонг-Айленд в Нью-Йорке. Барнсворты – старая богатая американская аристократия. Владеют универмагами или чем-то подобным.

– Если вы говорите о Фредерике и Доротее Барнсворт, то они действительно владельцы довольно дорогой сети универмагов в Штатах. Что у них взяли?

– Бриллианты.

– Я тоже предпочитал их всему остальному, – задумчиво произнес Филип.

– Ожерелье. Браслет. Все было застраховано на полмиллиона.

Филип скрестил щиколотки:

– Отличная работа.

– Проклятье. – Спенсер забросил в рот очередной орех, а затем хлопнул себя по ладони вытертыми кожаными перчатками. – Если бы я совершенно точно не знал, где ты был на прошлой неделе, то тебе пришлось бы ответить на несколько вопросов.

– Стюарт, я уже столько лет не у дел. Ты мне льстишь.

Спенсер вытащил трубку. Не столько потому, что ему хотелось курить, сколько потому, что он знал, что Филип отказался от этой привычки. Он неторопливо закурил и откинулся на спинку скамьи, пуская кольца дыма.

– Этот парень настоящий ловкач. Проник в дом и покинул его, не оставив после себя ни малейших следов. Усыпил собак. Доберманов – злобных опасных тварей. Мой брат когда-то держал добермана, которого я терпеть не мог. У Барнсвортов первоклассная система безопасности, мимо которой он проскользнул без малейшего труда. Взял только комплект украшений с бриллиантами. Оставил бонды и другие ценные бумаги, рубиновую брошь и на удивление уродливое рубиновое колье.

– Он не жаден, – вслух размышлял Филип. Он сам знал, насколько сложно отказаться от легкой добычи и насколько опрометчиво брать все подряд. За последние шесть месяцев он проникся восхищением к этому вору. «Ему присущ класс, – думал он. – Класс, стиль и мозги». – Он ухмыльнулся. Между ними было много общего. – Если бы он был жаден, он бы так меня не интересовал. Как давно за ним охотится Интерпол?

– Почти десять лет, – неохотно произнес капитан. Ему не нравилось признавать свое поражение. И хотя не все его дела были успешными, за ним закрепилась репутация первоклассного сыщика. – У этого парня нет никаких шаблонов. Пять краж в одном месяце, затем полгода полной тишины. Но мы его все равно поймаем. Достаточно одной ошибки – а он все равно ее совершит, – и он окажется у нас в руках.

Филип смахнул пылинку с лацкана пальто.

– Обо мне ты тоже так говорил?

Спенсер преднамеренно выпустил облако дыма в сторону Филипа.

– Ты свою ошибку совершил, и мы оба это знаем.

– Возможно. – Именно поэтому он и оставил свое ремесло в тот момент, когда полиция все еще его не настигла. – Так, значит, вы считаете, что он сейчас в Америке?

Филип подумал, что он совсем не прочь слетать в Соединенные Штаты.

– Вряд ли. Я склонен считать, что он сочтет нужным какое-то время находиться подальше от места преступления, а следовательно, расследования. Как бы то ни было, в Нью-Йорке у нас есть свой человек.

– Жаль.

– Так чего вы хотите от меня?

– Похоже, ему нравится обчищать очень богатую публику, и он отнюдь не прочь освобождать ее от знаменитых украшений. Если и существует в его деятельности какая-то закономерность, так это то, что он предпочитает брать широко известные драгоценности. Жемчуг Страдфордов, сапфиры леди Кэролайн.

– Леди Кэролайн, – со вздохом повторил Филип. – Вот чему я по-настоящему завидую.

– Мы решили взять под наблюдение наиболее роскошные вечеринки и балы Европы. И было бы неплохо направить на них агента, которого эта публика пускает в свой круг как своего.

Филип только улыбнулся и принялся разглядывать свой маникюр.

– Похоже, леди Фьюм планирует гала-прием.

– Да, меня на него пригласили.

– И ты принял приглашение.

– Еще нет. Я не знал, буду ли я в городе.

– Ты будешь здесь, – сообщил ему Спенсер, посасывая трубку. – Ее дом будет битком набит побрякушками. Мы хотим, чтобы ты туда пошел и внимательно за всем наблюдал, но руки не распускал.

– Капитан, вы же знаете, что можете мне доверять. – Он улыбнулся. Это была та самая улыбка, от которой женщинами завладевали безрассудные мысли и желания. – Как поживает ваша милая дочурка?

– Вот еще один объект, от которого тебе лучше держаться подальше.

– Поверьте, задавая этот вопрос, я руководствовался самыми чистыми и платоническими побуждениями.

– В мире не существует женщины, о которой ты бы думал из платонических побуждений.

– Вас не проведешь. – Филип скомкал пустой пакет и бросил его в ближайшую урну. – Я хотел бы получить отчет об этом последнем происшествии.

«Вот плут», – подумал Спенсер, сунув трубку в рот, чтобы скрыть улыбку.

– Завтра он будет у тебя.

– Отлично. Видите ли, я начинаю понимать, как вы себя чувствовали несколько лет назад. Это похоже на зуд… – Взгляд его серых глаз с поволокой был устремлен на решетки вольеров. – Я ловлю себя на мысли о нем в самые неожиданные моменты. Я пытаюсь предугадать его следующий ход, думаю о том, где он живет, что он ест и когда занимается любовью. Я был на его месте, но тем не менее… Да ладно. – Филип встряхнул головой и встал. – Мне не терпится с ним познакомиться.