Текст книги "Женская месть"

Она досчитала до пяти, потом до десяти, но ничто не нарушило ни темноты, ни тишины. Бесшумно ступая ногами в туфлях на резиновой подошве, она нырнула внутрь и закрыла за собой дверь. Дальше ее ожидала крутая и совершенно открытая лестница. Если бы она ошиблась в расчетах и наткнулась на охрану, спрятаться здесь было невозможно, как и оправдать свое здесь нахождение. Быстро спускаться без фонаря по лишенным перил ступеням было слишком рискованно. Она шла осторожно и, как ей казалось, слишком медленно.

Когда она достигла подножия лестницы, ее сердце колотилось так сильно, что она заставила себя остановиться и сделать несколько глубоких и медленных вдохов-выдохов. Взглянув на часы, она убедилась, что у нее есть двадцать минут на то, чтобы отключить сигнализацию, прежде чем Филип прикоснется к первому замку. Более чем достаточно. Вытащив маленький фонарик, она обвела его лучом комнату.

У одной из стен почти до потолка громоздились упаковочные коробки. Слой пыли указывал на то, что они тут давно. Вдоль другой стены протянулись шкафы с застекленными дверцами, за которыми подобно солдатам выстроились ряды ружей с поблескивающими ружейной смазкой стволами. На стене напротив находилась сигнализация. Стараясь не думать об оружии за спиной, Адрианна взялась за работу.

Она не стала трогать сигнализацию для внешней системы безопасности. Пять мучительных минут ушло на то, чтобы отвинтить наружную панель и найти и пережать первый провод. Всего их было двенадцать – по четыре для каждого замка. Она работала с ювелирной точностью, сосредоточившись на техническом описании системы, которую она изучила так тщательно, что теперь она стояла у нее перед глазами. «Вначале белый, затем синий, затем черный, затем красный», – мысленно повторяла она.

Она бросила взгляд на потолок. Ей очень хотелось знать, на месте ли уже Филип. Две сигнализации уже были отключены, но напряжение продолжало тугим узлом давить ей на затылок. Мельчайшая ошибка означала полный крах многолетней работы.

Она нашла последний провод и потянулась за клеммой, когда до ее слуха донеслись шаги. Времени на панику не было. Она точным движением поместила на место внешнюю панель и пальцами наживила один из шурупов, теперь удерживающий ее на месте. В следующее мгновение она метнулась к стене, притаившись за ящиками.

Охранников было двое, и оба были вооружены пистолетами, уютно устроившимися в наплечной кобуре, надетой поверх джалабии. Их негромкие голоса пистолетными выстрелами отозвались у нее в висках. Адрианна скрутилась клубочком и затаила дыхание.

Один из них жаловался на то, что из-за свадьбы и толпы гостей сегодня вечером работы было гораздо больше, чем обычно. Второй был настроен более философски и хвастался недавней поездкой в Турцию, где он попробовал проституток, привезенных из Будапешта. Теперь у его жены был сифилис, которым он ее заразил.

Свет включился, едва они остановились менее чем в футе от места, где пыталась слиться с ящиками Адрианна. Второй охранник расхохотался и вытащил из-под одежды журнал. На обложке была изображена обнаженная женщина с широко разведенными в стороны ногами, между которыми находилась ее рука. Если бы муттава обнаружили этот журнал, то этих мужчин не спасло бы даже положение дворцовой стражи – они поплатились бы рукой или глазом. Пот скатывался по спине Адрианны по мере того, как тянулись минуты.

Мужчины разглядывали фотографии, по очереди затягиваясь турецкой сигаретой, явно чем-то приправленной. Дым окутывал Адрианну, и у нее кружилась голова. Один из мужчин опустил руку и потер свой пах, прежде чем в очередной раз передать сигарету коллеге.

Охранники покряхтывали и отпускали реплики, от которых залилась бы краской даже бывалая проститутка. Один из них повернулся, и пола его джалабии едва не коснулась стопы Адрианны. От него резко пахло потом. Последовал торг, вначале добродушный, затем более ожесточенный. Она боялась шелохнуться даже для того, чтобы покоситься на часы. Теперь Филип уже наверняка был наверху. Возможно, он уже даже взялся за первый замок. В любую секунду могла взвыть сирена. И тогда всему конец.

Деньги перешли из рук в руки. Журнал исчез. Сигарету затушили, а окурок спрятали. Сквозь стук крови в ушах она слышала их смех. Они двинулись к выходу, и Адрианна взмолилась, чтобы они поскорее потушили свет.

Едва это произошло, как она сорвалась с места. Времени осторожничать больше не было. Циферблат часов сообщил ей о том, что на то, чтобы пережать последний провод, у нее остается девяносто секунд.

У нее пересохло во рту. Это наряду с тошнотой было для нее внове. Когда она сняла панель, она едва не выскользнула из ее онемевших пальцев. Сорок пять секунд. Сжав панель коленями, она искала нужный провод. Ее пальцы действовали уверенно. Так уверенно, как будто они принадлежали не взмокшей от перенапряжения женщине, а кому-то другому. Она перегнула провод с точностью хирурга. Двадцать секунд. Она надела клемму на петлю, повернула и зажала.

Адрианна потерла губы тыльной стороной ладони, прежде чем снова взглянуть на часы. Две секунды. Она замерла, отсчитывая. Затем она встала и терпеливо отсчитала еще одну минуту. Во дворце царила тишина. Сигнализация так и не включилась. Она перестала молиться ровно настолько, сколько было необходимо, чтобы вернуть панель на место.

Пальцы Филипа действовали ловко и быстро, а ухо улавливало едва слышные щелчки и шорох. Он работал с точностью и усердием огранщика алмазов. Или вора. Часть его сознания не переставала повторять один и тот же вопрос. Где она?

Прошло уже пятнадцать минут сверх определенного ими оптимального времени, необходимого для того, чтобы пройти по коридорам дворца и попасть в комнату с хранилищем.

Раздавшийся в усилителе щелчок сообщил ему о том, что первый замок открыт. Значит, она отключила сигнализацию. Это немного его успокоило. Он погладил второй диск и склонил голову, не сводя глаз с двери. Еще пять минут, пообещал он себе. Если она не появится через пять минут, он отправится на ее поиски, и к черту колье. Он согнул и разогнул пальцы, подобно пианисту, который готовится к арпеджио. Первый щелчок уступающий его усилиям замок издал перед тем, как повернулась ручка двери. Он стоял за дверью, прижавшись к стене спиной, когда в комнату юркнула Адрианна.

– Ты опоздала.

У нее вырвался смешок, сообщивший ей о том, что она находится на грани истерики.

– Прости, никак не удавалось поймать такси.

Она потянулась к нему и прижалась всем телом. Этого ей оказалось достаточно, чтобы взять себя в руки.

– Проблемы?

– Ну, не то чтобы проблемы… Всего лишь пара охранников с порножурналом и какой-то турецкой наркотой. Вот это была вечеринка.

Услышав это, он взял ее за подбородок и приподнял ее лицо. Ее глаза были ясными и спокойными, но она была очень бледной.

– Я вынужден тебе напомнить, что теперь ты замужняя женщина. В следующий раз ты пойдешь на вечеринку, только если на нее пригласят и меня.

– Договорились. – Она отстранилась, изумленная тем, как быстро покинул ее страх. – Что тут у тебя?

– И ты еще спрашиваешь? Начинай работать с ключом, дорогая. Я почти закончил.

– Ты мой герой.

– Постарайся об этом не забывать.

Они работали рядом. Филип – над последней комбинацией, Адрианна – над неуступчивым ключом. Дважды он ее останавливал, потому что шорох напильника не позволял ему сосредоточиться.

– Готово. – Он сделал шаг назад. – Я уже почти забыл, как изумительно шуршат открывающиеся цифровые замки. – Бросив быстрый взгляд на часы, он ухмыльнулся. – Тридцать девять минут сорок секунд.

– Поздравляю.

– Дорогая, с тебя тысяча фунтов.

Она подняла на него глаза, утирая пот со лба.

– Запиши на мой счет.

– Так я и знал. – Он вздохнул, заглядывая ей через плечо. – Почти готово?

– Я уступила тебе легкую часть работы, – пробормотала она. – У этого ключа очень сложная конфигурация. Если я за один раз сниму слишком много, у нас вообще ничего не получится.

– Я могу попробовать отпереть его отмычкой. Но на это может уйти целый час.

– Нет, я уже близко.

Она вставила ключ в скважину и осторожно повернула налево, затем направо, кончиками пальцев ощущая его сопротивление. Закрытыми глазами она буквально видела, как трется о пазы медная бородка. Она снова извлекла его наружу, пару раз провела по нему напильником, затем добавила каплю машинного масла и принялась за тонкую доводку при помощи наждачной бумаги. Ее пальцы сводило судорогой подобно пальцам хирурга во время долгой и трудной операции.

Прошло еще тридцать мучительных минут. Наконец она вставила ключ, повернула и ощутила, как поддается замок. Несколько секунд она могла лишь стоять на коленях перед хранилищем, продолжая сжимать в ладони ключ. Она шла к этому моменту всю свою жизнь. Теперь, в конце пути, она не могла даже пошевелиться.

– Эдди?

– А знаешь, это немного похоже на смерть. Я имею в виду достижение самой важной цели в твоей жизни. Ты знаешь, что еще немного, и дело будет сделано, и чего бы еще ты ни достиг в своей жизни, все это будет уже не то. – Она вытащила ключ из замка и вернула его в мешочек на груди. – Впрочем, дело еще не окончено. – Она извлекла пульт и набрала на нем код. Мигнул красный огонек. Бриллиант на ее пальце сверкнул. Она ввела обходной код. Красный огонек погас, а вместо него засветился его зеленый сосед.

– Надеюсь, сработало.

– Надеешься?

Она с улыбкой обернулась к Филипу.

– У меня нет на него гарантии.

Понимая ее чувства, он отступил назад, позволяя ей отпереть дверь хранилища самостоятельно. Наружу ринулась волна горячего воздуха. Адрианне почудилось, что она услышала вздох облегчения. Возможно, это всхлипнула давно умершая королева. Она направила луч фонаря внутрь хранилища, где в его свете сверкнули золото, серебро и драгоценные камни.

– Пещера Аладдина, – заметил Филип. – Мечта любого вора. Господи, а я еще считал, что уже все повидал.

Золотые слитки были сложены в пирамиду, достигающую взрослому человеку до пояса. Рядом лежали серебряные бруски. Кроме того, тут были чаши, урны и блюда, изготовленные из уже упомянутых драгоценных металлов. Некоторые из них были инкрустированы драгоценными камнями. Рядом со сверкающей бриллиантами короной лежал женский головной убор с отделкой из похожих на капли крови рубинов. Открытый Адрианной сундук оказался почти полон неограненных камней.

Кроме того, тут были полотна Рубенса, Моне, Пикассо. Абду ни за что не стал бы демонстрировать эти картины на стенах дворца, но оказался достаточно дальновиден, чтобы вложить в них деньги. Они привлекли внимание изучавшего содержимое хранилища Филипа, заставив его забыть о сверкании драгоценных камней. Он наклонился, задумчиво обводя лучом фонаря полотна.

– Сокровища короля, – послышался голос Адрианны. – Некоторые из них он купил в обмен на нефть, другие заработаны кровью, третьи выменяны на любовь, а часть – оплата за предательство. Все это было здесь, когда моя мама умирала в нищете. У нее не было ничего, не считая того, что я могла для нее украсть. – Филип выпрямился, оборачиваясь к ней. – Но хуже, хуже всего то, что она умерла, все еще его любя.

Филип осторожно провел большими пальцами по ее щекам, вытирая слезы.

– Эдди, он того не стоит.

– Верно. – Она со вздохом стряхнула с себя остатки горя. – Я просто забираю то, что принадлежит мне.

Она медленно обвела фонарем противоположную стену. Когда луч коснулся ожерелья, «Солнце с Луной» как будто взорвались жизнью.

– Вот оно.

Она шагнула к ожерелью. Или, возможно, оно поманило ее к себе. Теперь ее руки действительно дрожали, но не от страха и не от горя. От волнения. Оно лежало под стеклом, но стекло не могло притушить этого огня. Любовь и ненависть. Мир и война. Обещание и предательство. Одного взгляда на колье было достаточно, чтобы испытать одновременно излучаемую им страсть и сулимое им наслаждение.

Все драгоценные камни очень индивидуальны, но ни один не смог бы превзойти индивидуальность этой пары.

Филип также посветил на колье, и лучи их фонарей скрестились и слились.

– Бог мой, я и представить себе такого не мог. Ни о чем подобном я никогда даже не мечтал. Оно твое. – Он положил руку ей на плечо. – Возьми его.

Она извлекла его из-под стекла и замерла с ним в руках. Оно было тяжелым. Почему-то именно вес ее изумил. Оно было похоже на иллюзию. Казалось, оно способно пройти сквозь пальцы любого, кто попытается предъявить на него свои права. Но оно оттягивало ее пальцы, пульсируя жизнью, суля неизведанные ощущения. На него по-прежнему был устремлен луч фонаря Филипа, и Адрианне почудилось, что она видит кровь, в которой оно купалось за свою долгую историю.

– Оно как будто было специально для нее сделано.

– Возможно, так и было.

Она не удержалась от улыбки. Он ее понял.

– Мне всегда хотелось ощутить – что значит держать свою судьбу в своих руках.

– И?

Она обернулась к нему с сияющим, подобно обещанию, ожерельем на руках.

– Я только помню, как она смеялась. Я сожалею только о том, что не могу ей его вернуть.

– Ты делаешь гораздо больше этого. – Он подумал о кишащем крысами здании на Манхэттене, которое Адрианна собиралась превратить в клинику для жертв насилия.

Коротко кивнув, она извлекла бархатный лоскут из мешочка на груди и завернула в него ожерелье.

– Он за ним придет. – Она накрыла бриллиант. Накрыла жемчужину. Ее глаза светились страстью, как колье. – Ты тоже это понимаешь.

– Я понимаю только то, что с тобой не соскучишься.

Она в последний раз обвела хранилище лучом фонаря. Ее внимание привлекли какие-то насечки на стене за опустевшим стеклянным стендом. Она подошла ближе и присмотрелась. Надпись была старой, но достаточно отчетливой. Ее могли вырезать на камне с помощью бриллианта.

– Что это означает?

– Это сообщение от Берины. Тут говорится: «Я умираю от любви, а не от позора. Аллаху Акбар». – Она взяла Филипа за руку. – Может быть, теперь она тоже упокоится с миром.

Глава двадцать шестая

Она уже давно поняла, что это будет трудно и больно. Адрианна продолжала складывать вещи, а Ясмин ходила по комнате, останавливаясь то для того, чтобы понюхать флакон духов, то для того, чтобы поиграть с лепестками увядающего цветка. В окна струился солнечный свет, падая на яркие полосы платья Ясмин, отражаясь от золота у нее на запястьях, пальцах и в ушах. Адрианне хотелось бы верить, что именно от солнца ее глаза увлажняются и саднят. Когда она покинула Джакир в прошлый раз, ей тоже было больно, но она выжила. На этот раз она увозила с собой колье. Но она не знала, что ей так много придется здесь оставить.

– Ты могла бы задержаться еще хотя бы на один день. – Ясмин наблюдала за тем, как Адрианна укладывает в чемодан длинную юбку. Ей казалось несправедливым, что ей дали такую красивую и удивительную сестру лишь затем, чтобы почти тотчас же ее отнять. Остальные ее сестры были скучными хотя бы уже потому, что она знала их всю свою жизнь.

– Прости, но я не могу. – Было бы гораздо легче, если бы она не обнаружила, как это просто – любить. Она уложила в чемодан коробочку с двойным браслетом из чеканного золота – подарком Рахмана. Он хотел быть инженером – во славу Аллаха. Было ли это простым совпадением либо судьбой – то, что он мечтал о том же, к чему стремилась в детстве она? Адрианна снова вынула коробочку из чемодана и надела браслет на руку. К лацкану костюма она приколола черную пантеру с рубиновыми глазами.

– У Филипа дела. Он и так надолго уехал.

Она закрыла чемодан. Ей доставило бы огромное наслаждение выбросить его и все сложенные в него длинные юбки и блузки с высокими воротниками из самолета прямо в море.

– Когда тебе позволят поехать в Америку, ты остановишься у меня.

– И я увижу то место, о котором ты мне рассказывала, – Радио-Сити[24]24
  Киноконцертный зал в Нью-Йорке.


[Закрыть]?

Даже одеваясь в абайю, Адрианна не удержалась от смеха.

– Да, его и многое другое.

– Блумердейл?

– Блумингдейл.

Адрианна обернула волосы шарфом.

– Он правда больше рынка?

Нетрудно было понять, к чему лежит душа Ясмин.

– Вся одежда, которую ты только можешь себе представить, собрана в одном месте, под одной крышей. И много-много духов и кремов.

– И если у меня будет пластиковая карточка, я смогу купить все, что захочу?

Покачав головой, Адрианна взяла в руки никаб.

– Продавцы будут тебя обожать.

Когда-нибудь это действительно произойдет. Ей было необходимо в это верить.

– Я очень хочу приехать и увидеть метро и Трамп-Тауэр.

– Трампы тоже будут счастливы тебя увидеть.

– Мне будет приятно думать об этом, пока тебя здесь не будет. Но ты вернешься в Джакир?

Она могла бы солгать. Она научилась делать это достаточно непринужденно. Оглянувшись, она посмотрела на сестру, устроившуюся посреди горы подушек на диване.

– Нет, Ясмин, я не вернусь в Джакир.

– Тебе не позволит это сделать твой муж?

– Филип был бы не против, если бы этого хотела я.

Ясмин вскочила, оттолкнувшись от подушек.

– Ты больше не хочешь меня видеть.

Адрианна нехотя опустилась на диван и усадила рядом с собой Ясмин.

– Когда я приехала в Джакир, я не знала ни тебя, ни Рахмана. Фахида я помнила еще мальчиком. Я думала, что короткого визита будет вполне достаточно. Сейчас мне очень больно вас покидать.

– Тогда почему же ты не останешься? Я слышала, что Америка – это плохое место, в котором живут одни безбожники – мужчины и женщины, не блюдущие свою честь. – Она очень удобно забыла о Радио-Сити и Блумингдейле. – Будет лучше, если ты останешься здесь, где правит мой мудрый и щедрый отец.

«Пусть он всегда остается таким для тебя», – подумала Адрианна.

– Америка не хуже и, наверное, не лучше других мест. Там живут такие же люди, как и везде, – некоторые хорошие, некоторые плохие. Но это мой дом, точно так же, как твой дом – Джакир. Мое сердце там, Ясмин, но я оставляю маленький его кусочек здесь, с вами. – Она сняла с пальца кольцо – простой квадратной огранки аквамарин на тоненьком золотом ободке. – Это кольцо принадлежало маме моей мамы. Я дарю его тебе на память обо мне.

Ясмин повернула камень так, что в нем отразилось солнце. Ее наметанный глаз сообщил ей, что кольцо не представляет собой настоящей ценности. Но оно показалось ей хорошеньким. Кроме того, как женщина, она была не лишена сентиментальности. Вдруг она выдернула из ушей свои золотые обручи.

– А это на память обо мне. Ты будешь мне писать?

– Да. – Скорее всего, письма будут перехватывать, но, возможно, бабушка поможет передать их адресату. Чтобы порадовать сестру, Адрианна вынула из мочек ушей гвоздики с крупными жемчужинами и заменила их золотыми обручами. – Когда-нибудь я покажу тебе все те места, о которых буду писать.

Ясмин позволила себя обнять. Она все еще была ребенком, и «когда-нибудь» не простиралось дальше горизонта ее воображения.

– Ты была права насчет платья, – добавила она. – Я действительно выглядела в нем особенной.

Адрианна еще раз поцеловала сестру. «Возможно, выбор правильного платья всегда будет самой большой проблемой в жизни Ясмин», – подумала она. Нельзя было исключать того, что снова ее увидеть она сможет, только когда сестра будет уже взрослой женщиной со своими собственными детьми.

– Я не забуду, как ты в нем выглядела. Пойдем, я должна попрощаться с Джиддой.

Она не хотела плакать. Она не хотела испытывать это мучительное чувство потери. Но когда она опустилась на колени у бабушкиных ног, слезы сами хлынули из ее глаз. Это была часть ее детства, которая на короткое время к ней вернулась и которую ей предстояло снова потерять – уже навсегда.

– Молодой жене не пристало плакать.

– Я буду скучать по тебе, бабушка, и я никогда тебя не забуду.

Джидда стиснула пальцами ладони Адрианны, целуя ее щеки. Она знала своего сына, как саму себя, и понимала, что его сердце никогда не откроется достаточно широко, чтобы впустить Адрианну.

– Я люблю тебя так же сильно, как люблю всех детей моих детей. Я тебя еще увижу. Не в этой жизни, но у нас есть еще и другая.

– Если у меня будут дети, я буду рассказывать им все истории, которые рассказывала мне ты.

– У тебя будут дети. Иншаллах. Иди к своему мужу.

Последовало еще много объятий и поцелуев, прежде чем она вышла в дверь, ведущую в сад. Некоторые женщины завидовали тому, что она может свободно покинуть гарем. Некоторые жалели ее, потому что она теряла его защиту. Она поцеловала Лейху, потом Сару. Обе женщины вынашивали жизни, привязывающие ее к Джакиру. Она знала, что больше никогда не увидит ни их самих, ни детей, которых им предстояло родить. Отворачиваясь и уходя прочь, Адрианна спрашивала себя, предстоит ли ей еще хоть когда-нибудь испытать чувство такого тесного родства и близости.

А потом гарем со всеми своими ароматами и символами остался позади. Проходя по саду, она слышала, как звенит струями фонтан. Дворец со всеми воспоминаниями остался позади.

Ее уже ожидала машина. Рядом стояли Филип и ее братья.

– Я желаю тебе счастья. – Фахид расцеловал ее щеки. – И долгой плодотворной жизни. Я всегда тебя любил.

– Я знаю. – Она прижала ладонь к его щеке. – Если ты приедешь в Америку, мой дом открыт для тебя. Для вас обоих.

Она быстро села в машину.

Она молчала всю дорогу до аэропорта. Филип ее не беспокоил, понимая, что ее мысли сейчас вовсе не об ожерелье в коробочке, находящейся в грузовом отсеке самолета, который уже летит на Запад, но о тех людях, которых она покидает. Пока они ехали по городу, она не смотрела по сторонам и ни разу не оглянулась, чтобы бросить взгляд на исчезающий позади дворец.

– Ты в порядке?

По-прежнему глядя вперед, она положила пальцы на его ладонь.

– Я буду в порядке.

В аэропорту ему удалось отвязаться от шумных турок-носильщиков, хватающих вещи пассажиров, чтобы отнести их на регистрацию или к такси независимо от желания их владельцев. С помощью угроз и ожесточенной жестикуляции он заставил их отступить и вместе с водителем отнес сумки к уже ожидающему их самолету. Рядом стоял пилот, протягивая Адрианне руку, чтобы помочь ей подняться по трапу.

– Добрый день, сэр, мэм, надеюсь, дорога была приятной.

Филип с трудом подавил желание расцеловать пилота уже за один его жизнерадостный британский голос.

– Как погода в Лондоне, Гарри?

– Ужасная, сэр, просто ужасная.

– Слава богу.

– Ваш номер в Париже ожидает вас, сэр. И позвольте поздравить вас с законным браком.

– Благодарю. – Он в последний раз оглянулся на Джакир. – Полетели скорее отсюда, я очень тебя прошу.

Поднявшись на борт, Филип увидел, что Адрианна уже избавилась от абайи. Под ней она была одета в изящный костюм малинового цвета. Ее также открытые волосы были закручены в элегантный французский узел. «Знает ли она, что с этой прической выглядит еще более экзотично, чем прежде?» – подумал Филип.

– Теперь лучше?

Она, как и он, опустила глаза, глядя на сброшенные ею символы – абайю, шарф, никаб.

– Немного. Мы скоро взлетаем?

– Как только получим разрешение. Хочешь выпить?

Она уже заметила ведерко с шампанским и не удержалась от улыбки.

– Еще как. – Она хотела присесть, затем, зная, что все равно не усидит на месте, начала мерить шагами маленький салон. – Почему я сейчас нервничаю больше, чем когда мы прилетели?

– Эдди, это совершенно естественно.

– Правда? – Она потеребила пантеру на лацкане пиджака. – Но ты спокоен.

– У меня здесь никого и ничего нет.

Она опустила руку, затем сцепила перед собой пальцы. Ей никак не удавалось решить, приятно ей или досадно то, что он видит ее насквозь.

– Нам необходимо многое обдумать, Филип. И прежде всего, что мы будем делать с этими горами свадебных подарков.

Если ей не хотелось сейчас задумываться над истинной причиной своих переживаний, он не собирался ее торопить. Негромко хлопнув пробкой, он откупорил шампанское. Пена ринулась в горлышко, затем отступила.

– Я думал, что мы отправили их в Нью-Йорк в качестве прикрытия для колье.

– Это так. Но мы не можем их себе оставить.

Он нежно посмотрел на нее, разливая шампанское по бокалам.

– Для вора у тебя необычайно развитая совесть.

– Одно дело красть и совсем другое принимать подарки под ложным предлогом.

Она взяла шампанское. Он осторожно чокнулся с ее бокалом, не сводя с нее глаз.

– Разве церемония была недействительной?

– Полагаю, что все было сделано по правилам, но ведь самое главное – это ее цели, верно?

Свои цели он знал абсолютно точно и поэтому улыбнулся.

– Мне кажется, будет правильнее, если мы сосредоточимся на «Солнце и Луне», а не на нескольких наборах белья и полотенец. – Он так небрежно обесценил целое состояние в виде полученных ими подарков, что ее брови поползли вверх. – Эдди, давай все делать по порядку.

– Ну ладно. Думаю, в нашей шкатулке с секретом ожерелью ничего не угрожает.

– Особенно с учетом того, что изнутри она облицована свинцом.

– Вывезти его на собственной шее было бы гораздо приятнее, но в шкатулке гораздо практичнее. – Она через силу улыбнулась. – Вряд ли таможня станет рыться в свадебных подарках принцессы Адрианны. А поскольку я полностью восстановила сигнализацию, Абду может заметить исчезновение ожерелья только через несколько недель.

– Тебя это беспокоит?

– Что? – Она с усилием стряхнула груз воспоминаний. – Нет. Нет, возможно, я и предпочла бы решить вопрос сразу, но было бы верхом глупости связываться с ним на его территории. – Необходимо было смотреть в будущее. – Он сам ко мне придет.

– Тогда мы будем переживать об этом, когда это произойдет.

Щелкнул динамик интеркома.

– Сэр, нам разрешили взлет. Пожалуйста, сядьте и пристегнитесь.

Маленький самолет начал разбег по взлетной полосе. Адрианна ощутила момент, когда его колеса оторвались от земли. Они покинули Джакир. Крен самолета вжал ее в спинку сиденья, и она закрыла глаза, вспоминая мать и другой такой же взлет.

– Когда я в прошлый раз улетала из Джакира, мы тоже летели в Париж. Я так волновалась и так нервничала. Я впервые покинула свою страну. Все мои мысли были о новых платьях, которые мама пообещала мне купить, и о ресторанах, в которых мы будем обедать. – Это напомнило ей о Ясмин, и она встряхнула головой. – Мама уже решила бежать, и, наверное, ей было очень страшно. Но она смеялась, когда мы летели над морем, и показывала мне книжку с фотографиями Эйфелевой башни и собора Парижской Богоматери. Мы так и не поднялись на Эйфелеву башню.

– Давай поднимемся, если хочешь.

– Да, хочу. – Она устало потерла ладонями веки. Всякий раз, закрывая глаза, она снова видела колье и то, как оно выглядело, когда она на рассвете уложила его в шкатулку. На него упал солнечный луч. Лед вступил в битву с пламенем в извечной схватке, в которой не могло быть победителя. – Она от всего отказалась. От всего, кроме меня. И только когда мы уже были в Нью-Йорке и нам ничего не угрожало, я осознала, что она рисковала жизнью ради того, чтобы увезти меня из Джакира.

– В таком случае я перед ней в таком же долгу, как и ты. – Он взял ее руки и поднес их к губам, ощущая клокочущую и рвущуюся из нее наружу энергию. – Она была необыкновенной женщиной, – произнес он. – Такой же необыкновенной, как ее дочь и колье, которое ты ей вернула. Я никогда не забуду, как ты выглядела, когда держала его в руках. Ты знаешь, что ошибалась, считая, что оно не для тебя?

Она вспомнила его вес. Его великолепие. И на нее навалилось горе.

– Возьми меня, Филип.

Он расстегнул свой ремень безопасности, затем освободил ее. Взяв ее за руку, он помог ей подняться на ноги. На мгновение они замерли, стоя в узком проходе между кресел. Затем он провел руками по ее плечам, снимая с нее пиджак, упавший на пол и там забытый. Коснувшись губами ее рта, он ощутил всю степень с трудом сдерживаемого ею волнения. Ее мягкие губы покорно раскрылись, принимая его поцелуй. Ее пальцы, всегда такие точные и уверенные, путались в пуговицах его рубашки.

– Как это глупо, – произнесла она, обессиленно опустив руки. – Я волнуюсь, как в первый раз.

– В каком-то смысле так это и есть. В жизни бывает множество поворотных моментов, Эдди.

Он снял ее блузку, затем опустил вниз юбку. Она стояла перед ним лишь в прозрачной сорочке и подаренных им кольцах.

Медленно, стремясь продлить момент, он вынул шпильки из ее волос, и они упали ей на грудь. Она сделала шаг вперед, прильнув к нему всем телом.

Он действовал медленно, как ради нее, так и ради себя. Медленные поцелуи, невесомые ласки. Шепот. Вздохи. Самолет летел над морем, когда они опустились на узкий диванчик, слившись в объятии.

В нем чувствовалась огромная сила, сила, которую она обнаруживала слой за слоем. Он был не просто мужчиной, предлагающим женщине розы и мерцающее в лунном свете игристое вино. Не просто вором, под покровом темноты забирающимся в окна домов. Он был человеком, который всегда держит слово, который всегда будет рядом, если она ему это позволит. И еще он был человеком, способным удивлять и, как ни странно, придавать ее жизни стабильность.

Она сама не понимала, в какой момент переступила самой собой очерченные границы и влюбилась в него. Она не знала, почему это случилось, несмотря на ее твердую решимость это предотвратить. Возможно, это произошло в самую первую ночь, когда они были всего лишь встретившимися в тумане незнакомцами. Но она точно знала, когда наконец призналась в этом самой себе. Сейчас.

Он ощутил перемену, хотя не смог бы ее описать. Ее тело казалось теплее и мягче. Оно подобно вину струилось под его ладонями. Ее сердце колотилось, как будто пытаясь вырваться из груди. Она прижималась к нему изо всех сил, принимая его поцелуи и жадно целуя его в ответ. Ее сжигала страсть, в которой ощущалось что-то темное и глубокое. Ее кожа была влажной и становилась все более разгоряченной по мере того, как он скользил ладонями все ниже – грудь, талия, бедра… Она дрожала. Подняв голову, он увидел, что увлажнились также и ее глаза.

– Эдди.

– Нет. – Она коснулась пальцем его губ. – Просто люби меня. Ты мне нужен.

От этих слов его глаза потемнели и подернулись поволокой желания. Но он обуздал стремление яростно овладеть предложенным даром и нежно коснулся губами ее рта.

– Я готов слушать это бесконечно.

Она не успела ответить, потому что он приподнял ее резким толчком, заставившим ее вцепиться в его плечи. Ее пальцы заскользили по его влажной коже. Ее страсть потоком излилась в его ладонь. Она задыхалась, но была далеко не опустошена. Он видел, как расширились и застыли ее глаза. Ее тело выгнулось, а затем расслабилось. Уже в следующее мгновение она начала подъем к следующему пику. Теперь в ее мыслях был только он, и ее тело подобно воде струилось, изгибалось и вздымалось под ним. Свет заливал салон самолета и красным туманом пульсировал под ее закрытыми веками.

Она извивалась, стремясь предоставить ему такое же безрассудное наслаждение. Ее приводило в восторг его твердое и подтянутое тело, его гладкая кожа на много оттенков светлее ее собственной. Она ласкала ее, покрывая влажными поцелуями и обжигая страстью. Она губами ощущала биение его сердца, и своими ласками заставляла его колотиться все чаще. Некоторым ласкам научил ее он, другие она нащупала инстинктивно. Все вместе взятое обеспечило ее такими знаниями, что о большем ему и мечтать не приходилось.