Текст книги "Женская месть"

Она ощутила, как его пальцы скользят по ее рукам. Их ладони встретились. Открыв глаза, она увидела, что он пристально на нее смотрит. Их пальцы переплелись в объятии крепком, как обещание.

Когда он ее заполнил, по ее телу пробежала дрожь. Затем она начала двигаться ему навстречу, двигаться вместе с ним, следуя волшебному ритму.

Самолет покачивался, преодолевая облачную гряду. Слившись воедино, они ощущали лишь свою собственную турбулентность. В далекой дымке на горизонте виднелся Париж. Она выкрикнула его имя, тем самым сообщив ему все, что он хотел знать.

– Завтра мы вылетаем в Нью-Йорк.

Филип подошел с телефоном к окну, глядя на панораму Парижа. Город блестел от дождя под серыми, как будто оловянными, тучами. Он уже не в первый раз пожалел, что Адрианна сегодня где-то там одна.

– Как это мило, что ты даешь о себе знать.

– Во время медового месяца человек имеет право на уединение, – отозвался он, не обращая внимания на сарказм в голосе Спенсера.

– Что касается этого… – проворчал Спенсер, громко покусывая черенок трубки, – поздравляю.

– Спасибо.

– Мог бы и предупредить.

– Наш роман развивался… э-э… бурно и стремительно. Что не означает, что тебе удастся обойтись без подарка, старик. Я согласен на что-нибудь изящно-дорогое.

– Можешь считать подарком отсутствие выговора в личном деле. Получать все разрешения через мою голову, а затем скрываться в какой-то богом забытой стране, и все это посреди важного расследования…

– Любовь – это странная штука, Стюарт. Никогда не знаешь, что она с тобой сделает. Я уверен, ты это помнишь. Что касается расследования, – добавил он, игнорируя фырканье в трубке, – то кое-какое внимание я ему уделил. От своих бывших партнеров я получил информацию, что наш человек окончательно отошел от дел. В настоящий момент его даже нет в Европе.

– Черт бы его побрал.

– Вот именно. Но возможно, я сумею тебя утешить.

– Как?

– Ты помнишь Рубенса, которого года четыре назад похитили из коллекции Ван-Вайеса?

– Три с половиной. Рубенс, два Коро, один Уайет и чернильный рисунок Бердсли.

– У вас феноменальная память, капитан. Но я, возможно, смогу помочь только с Рубенсом.

– Каким образом?

– У меня есть по нему информация. – Он слегка улыбнулся, вспомнив, как в хранилище Абду луч его фонаря скользнул по полотну Рубенса. Да, месть бывает многолика. – Возможно, Рубенс приведет вас и ко всем остальным.

– Филип, я хочу, чтобы завтра ты был в Лондоне с подробным отчетом.

– Боюсь, что я уже взял на себя другие обязательства. Но, – продолжал он, прежде чем Спенсер успел на него заорать, – я готов рассказать тебе все, что знаю, а это, смею тебя уверить, немало, через несколько дней. При условии, что мы сможем прийти к соглашению.

– К какому еще соглашению? Если ты располагаешь информацией по похищенной картине, ты обязан мне ее передать.

Филип услышал, как открывается дверь. Он улыбнулся еще шире, когда через порог переступила Адрианна. Ее волосы были мокрыми от дождя. Он с наслаждением наблюдал даже за тем, как она снимает перчатки.

– Капитан, я отлично знаю свой долг. Можете не сомневаться. – Он обнял Адрианну за талию одной рукой и поцеловал ее макушку. – Нас с вами ждет продолжительная и увлекательная беседа. Постарайтесь выбраться в Нью-Йорк. Я хотел бы познакомить вас с женой.

Он закончил звонок, чтобы поцеловать Адрианну уже по-настоящему.

– Ты замерзла.

Он потер ее пальцы ладонями.

– Это был твой капитан Спенсер?

– Он нас поздравляет.

– Ну, еще бы. – Она отставила в сторону сумку с покупками. – Сильно возмущался?

– Прилично. Но у меня есть кое-что, что должно его приободрить. Ты мне что-нибудь купила?

– Вообще-то да. Я выбрала шарф от Гермес для Селесты, а потом увидела вот это. – Она развернула кашемировый свитер одного цвета с его глазами. – Думаю, дома у тебя полно свитеров, но к зиме в Париже ты оказался не готов.

Возможно, это было глупо с его стороны, но ее подарок очень его растрогал.

– У меня нет ни одного свитера от тебя. Ты поэтому меня с собой не взяла?

– Нет. – Она поправила свитер, когда он натянул его через голову. – Мне было необходимо немного побыть одной и все обдумать. Я звонила Селесте. Все уже доставили в мою квартиру. Она распаковала китайскую шкатулку.

– А колье?

– Оно там, куда я его положила. Я сказала, чтобы она там же его и оставила. Я сама с ним разберусь, когда мы вернемся в Нью-Йорк.

– Похоже, у тебя все под контролем. – Он приподнял кончиком пальца ее подбородок. – А теперь рассказывай, что еще ты там задумала?

Она сделала глубокий вдох.

– Филип, я отправила письмо отцу. Я сообщила ему, что «Солнце и Луна» у меня.

Глава двадцать седьмая

– Я должна тебе сказать, что мне ужасно обидно, что ты вышла замуж без меня.

– Селеста, я тебе уже объяснила, что это была всего лишь уловка.

– Уловка или не уловка, а я должна была быть там. – Селеста обернула шею новым шарфом и полюбовалась результатом в зеркале. – И это все, не считая того факта, что убежать от такого мужчины, как Филип Чемберлен, почти невозможно. – Она усмехнулась, поглаживая шарф. – Лет двадцать назад я бы потягалась с тобой за его внимание.

– В любом случае, как только мы закончим это дело, наши пути разойдутся.

– Моя дорогая. – Селеста отвернулась от зеркала и посмотрела на Адрианну. – Ты плохая актриса. Во всяком случае, до твоей мамы тебе очень далеко.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

– Ты в него влюблена, и я бы сказала, по уши и безнадежно. И я счастлива за тебя.

– Чувства не отменяют фактов. – Она потеребила кольцо на пальце. – Мы с Филипом обо всем договорились.

– Моя милая. – Она поцеловала Адрианну в щеку. – Чувства меняют все и факты тоже. Ты хотела бы об этом поговорить?

– Нет. – Она вздохнула, досадуя на себя за то, что это прозвучало так жалобно. – Вообще-то я даже думать об этом пока не хочу. У меня голова сейчас забита другим.

Этого оказалось достаточно, чтобы улыбка сползла с лица Селесты.

– Я очень за тебя переживаю. Кто знает, что он сделает теперь, когда ты написала ему, что оно у тебя.

– А что он может сделать? – Адрианна взяла пальто, давая понять, что разговаривать тут не о чем. – Может, ему и хотелось бы меня убить, но это не вернет ему колье. – Она подошла к зеркалу и начала застегивать крючки. – Поверь мне, я знаю, как сильно ему захочется его вернуть. Ради этого он готов на очень многое.

– Как ты можешь говорить об этом так спокойно?

– Потому что я потомок бедуинов и принимаю свою судьбу. Я ожидала этого момента всю жизнь. Не беспокойся, Селеста, он меня не убьет. И он заплатит. – Она увидела в зеркале, что ее взгляд стал очень жестким. – Возможно, после того, как он это сделает, я смогу более отчетливо представить себе свою будущую жизнь.

– Эдди. – Селеста взяла ее за руку. – Оно того стоило?

Адрианна подумала о тех путях, которые ей пришлось пройти и которые привели ее в душное хранилище в древнем дворце. Она невольно подняла руку и потрогала обручи у себя в ушах.

– Должно стоить. Будет стоить.

Она вышла на улицу и решила не брать такси, а пройти несколько кварталов, отделяющих ее от ее дома, пешком. Улица была почти безлюдна. Конец января был не самым лучшим временем для неспешных прогулок. Хотя самые одержимые бегуны по-прежнему наматывали ледяные круги по парку, выпуская в холодный воздух облачка пара. Привратники у дверей подъездов стояли, укутавшись в шерстяные пальто и потирая красные мочки ушей. Сунув руки глубоко в карманы, Адрианна неторопливо шла по улице.

Она знала, что за ней следят, заметив хвост еще накануне и не сомневаясь в том, что это дело рук ее отца. Впрочем, она не стала ни о чем говорить Филипу. Колье служило гарантией ее безопасности.

Филип отправился на встречу со Спенсером. Ей казалось, что он что-то от нее скрывает. Сегодня днем, когда они попрощались и каждый отправился в свою сторону, он выглядел очень рассеянным. Вообще-то, он был рассеянным с того самого момента, когда ему позвонил Спенсер и сообщил о том, что он уже в Нью-Йорке.

Она напомнила себе, что это ее не касается. Разве она только что не сказала Селесте, что они с Филипом заключили соглашение? Если у него есть какие-то секреты от нее или проблемы с начальником, это его личное дело. Но ей хотелось бы, и она ничего не могла с этим поделать, чтобы он с ней поделился.

Возле ее дома стоял длинный черный лимузин. В этом не было ничего необычного, но ее сердце учащенно забилось. Еще прежде, чем его дверца отворилась, она поняла, кто сейчас выйдет из этой машины.

Абду сменил свою джалабию на деловой костюм, а место сандалий заняли дорогие итальянские туфли, но он по-прежнему был в традиционном головном уборе своей страны. Они стояли, молча глядя друг на друга.

– Пойдем со мной.

Она посмотрела на мужчину рядом с ним, зная, что он наверняка вооружен и что он без колебаний исполнит любое приказание своего короля. Придя в ярость, Абду вполне был способен приказать застрелить ее прямо на улице, но он был далеко не глуп.

– Я думаю, будет лучше, если ты пойдешь со мной. – Она отвернулась от него и затаила дыхание, входя в здание. – А своего человека оставь здесь, – добавила она, ощутив его за своей спиной. – Это касается только тебя и меня.

Они вошли в лифт. Если бы их сейчас кто-нибудь заметил, он увидел бы лишь красивого благородной внешности мужчину в мягком приталенном пальто и молодую девушку в норковой шубе, явно его дочь. Возможно, сторонний наблюдатель даже отметил бы, что эта пара являет собой удивительное зрелище.

Двери лифта захлопнулись. Ей было жарко. И это не имело никакого отношения к отопительной системе здания или теплой шубе у нее на плечах. И это не было страхом, хотя она отдавала себе отчет в том, что его руки достаточно сильны, чтобы задушить ее, прежде чем они достигнут верхнего этажа. Для триумфа тоже было слишком рано. Нет, это было всего лишь предвкушение момента, которого она ожидала так долго.

– Ты получил мое письмо. – Хотя он не ответил, она наклонила голову и посмотрела на него. – Много лет назад я написала тебе другое письмо. Тогда ты не приехал. Колье явно стоит дороже, чем жизнь моей матери.

– Я мог бы вернуть тебя обратно в Джакир. И ты была бы благодарна, если бы тебе всего лишь отрубили руки.

– У тебя нет надо мной власти. – Двери лифта распахнулись, и она вышла на площадку. – Уже нет. Когда-то я тебя любила и еще больше боялась. Теперь у меня не осталось даже страха.

Она отперла дверь своей квартиры и увидела, что его люди уже здесь побывали. Диванные подушки были вспороты, столы перевернуты, ящики выдвинуты и брошены на пол. Это был не просто обыск. В этом хаосе чувствовалось что-то личное и мстительное. В ее груди вспыхнул гнев, выплеснувшийся через глаза.

– Неужели ты в самом деле считал, что я стану держать его здесь? – Она вошла в комнату, обходя завалы. – Я ожидала слишком долго не для того, чтобы так упростить тебе жизнь. – Она предвидела удар и успела отступить, так что его кулак лишь скользнул по ее щеке. – Если ты еще хоть пальцем меня тронешь, – ровным голосом произнесла она, – ты его никогда больше не увидишь. В этом я тебе клянусь.

Он опустил руки, продолжая стискивать кулаки.

– Ты вернешь то, что принадлежит мне.

Она сняла шубу и бросила ее в сторону. У ее ног лежала китайская шкатулка. Сломанная. Впрочем, свою службу она уже сослужила. Колье снова лежало в надежном хранилище. На этот раз в одном из нью-йоркских банков.

– У меня нет ничего принадлежащего тебе. У меня есть то, что принадлежало моей матери. Теперь оно мое. Таков закон ислама, закон Джакира, закон короля. – Ее глаза были точной копией его глаз. – Ты попираешь закон?

– Закон – это я. «Солнце и Луна» принадлежит Джакиру и мне, а не дочери шлюхи.

Адрианна подошла к портрету своей матери, сорванному со стены и теперь валяющемуся на полу. Она подняла и поставила его таким образом, что изумительное лицо Фиби смотрело прямо на короля. Она ожидала, пока он посмотрит в ее сторону, увидит и вспомнит.

– Оно принадлежало женщине, которая перед Богом и законом была женой короля. – Она снова подошла к нему. – Это ты стал вором, украв ее ожерелье, ее честь, а в конце концов, и ее жизнь. Я поклялась вернуть колье, и я это сделала. Я поклялась, что ты за это заплатишь, и ты это сделаешь.

– Как это типично для женщины – жаждать красивых камешков. – Он схватил ее за плечо, впившись пальцами в нежную кожу. – Ты понятия не имеешь об их истинной ценности, их истинном значении.

– Я это знаю не хуже тебя, – освобождаясь от его хватки, парировала Адрианна. – А может, даже лучше. Неужели ты считаешь, что мне есть дело до этого бриллианта или этой жемчужины? – Презрительно фыркнув, она отошла в сторону. – Для нее имели значение сам факт подарка и предательство, когда ты его у нее отнял, поправ ее честь. Ей не было дела до ожерелья, до огранки, цвета и карат. Имело значение только то, что ты подарил его с любовью, а отнял в ненависти.

Присутствие этого портрета, который смотрел на него, служил напоминанием, было невыносимым.

– Я был безумен, когда его дарил, и мыслил здраво, забирая. Если ты хочешь жить, ты мне его принесешь.

– Ты готов запятнать руки еще одной смертью? – Она передернула плечами, как будто собственная жизнь значила для нее не больше, чем для него. – Если я умру, оно умрет со мной. – Она выжидала, чтобы убедиться в том, что он ей поверил. – Да, ты видишь, что я говорю вполне серьезно. Я всегда была готова умереть ради того, чтобы тебе отомстить. Даже если я действительно умру, я все равно уже достигла своей цели. Но я предпочла бы этого избежать. Ты можешь забрать его обратно в Джакир, но тебе придется заплатить.

– Я его заберу, но поплатишься за все ты.

Она обернулась к нему. Перед ней стоял ее отец, но она не чувствовала ровным счетом ничего. Слава богу, на этот раз она не чувствовала ничего.

– Большую часть своей жизни я тебя ненавидела. – Она произнесла это ровным спокойным тоном, который полностью отражал ее эмоции. – Ты знаешь, как она страдала, как она умерла? – Она ожидала, наблюдая за его глазами. – Да, конечно, ты знал. Страдания, мучения, горе, растерянность. Год за годом она медленно умирала у меня на глазах. Зная это, тебе следовало бы понимать, что ты ничего не можешь со мной сделать. Мне уже все равно.

– Может, и так, но ты не одна.

Она побледнела, доставив ему удовольствие.

– Если ты причинишь вред Филипу, я тебя убью. Я клянусь. А домом для «Солнца и Луны» станет морское дно.

– Значит, он для тебя важен.

– Больше, чем ты способен понять. – Пытаясь сглотнуть вставший в горле ком, она выложила свою последнюю карту. – Но даже он не знает, где находится колье. Это известно только мне. Тебе придется иметь дело со мной и только со мной, Абду. Можешь мне поверить, что твоя честь стоит гораздо меньше жизни моей матери.

Это заставило его снова поднять кулак. Адрианна собралась перед ударом, но тут хлопнула входная дверь.

– Если ты еще раз ее тронешь, я тебя убью.

Адрианна попятилась, а Филип уже держал Абду за отвороты пальто.

– Нет, не надо. – Она в панике схватила Филипа за руку, пытаясь оттащить его от Абду. – Не надо. Он меня не ударил.

Он покосился на нее.

– У тебя губа в крови.

– Это ерунда. Я…

– Нет, Эдди, только не в этот раз. – Он произнес это очень спокойно за мгновение до того, как его кулак врезался в челюсть короля. Король рухнул, увлекая за собой стол эпохи королевы Анны. Боль в костяшках пальцев доставила Филипу больше удовольствия, чем если бы у него в руках внезапно оказалась сотня редких драгоценных камней. – Это тебе за кровоподтек на ее лице. – Он смотрел на Абду, выжидая, пока он поднимется и с трудом сядет на изорванный диван. – За все остальное, что ты ей должен, тебя следовало бы убить, но она не хочет, чтобы ты умер. Поэтому вот что я тебе скажу. Существует много способов сделать человека калекой. Я уверен, что тебе это известно. Подумай об этих способах, подумай о них очень хорошо, прежде чем решишь снова поднять на нее руку.

Абду отер кровь с губ. Он тяжело дышал, но не от боли, а от унижения. С того самого дня, когда он стал королем, его не то что ударить, коснуться никто не смел, если только он не давал на это позволение.

– Ты труп.

– Вряд ли. Два твоих головореза уже отвечают на вопросы моего партнера относительно того, почему они ходят с оружием. Их допрашивает агент Интерпола капитан Стюарт Спенсер. Я, кажется, забыл упомянуть, что работаю на Интерпол, верно? – Он огляделся вокруг. – Адрианна, надо уволить экономку. Я бы выпил бренди. Ты не могла бы мне немного налить?

Она никогда не видела его таким. Никогда не слышала этих взвинченных интонаций в его голосе. Она не боялась Абду, но в этот момент она боялась Филипа. И она боялась за него.

– Филип…

– Пожалуйста. – Он коснулся ее щеки. – Сделай это для меня.

– Хорошо. Я быстро.

Он дождался, пока она покинет комнату, после чего сел на подлокотник кресла.

– В Джакире ты не дожил бы до захода солнца, но ты возблагодарил бы Бога за свою смерть.

– Ты ублюдок, Абду. И твоя голубая кровь не способна этого изменить. – Он протяжно выдохнул. – Ну а теперь, когда с комплиментами покончено, я начну с того, что мне наплевать на ваши обычаи. Тут они не имеют ровным счетом никакой силы. Точно так же, как не имеет значения и мое к тебе отношение или то, что я о тебе думаю. Это бизнес. Прежде чем мы к нему перейдем, я хотел бы объяснить тебе правила.

– У меня нет с тобой никаких дел, Чемберлен.

– Независимо от всех остальных твоих качеств, ты не дурак. Мне незачем вдаваться в детали относительно причин, подвигших Эдди забрать ожерелье. Тебе следует знать, что весь план разработала она. Я принял в нем участие на самых последних стадиях, и, как бы ни страдала от этого моя гордость, я вынужден признать, что она справилась бы и в одиночку. Она увела его прямо у тебя из-под носа, и платить ты будешь ей. – Он немного помолчал. – Но если с ней хоть что-то случится, отвечать ты будешь передо мной. Тебе также следует знать, что если тебе вздумается заключить эту сделку, а затем тайком перерезать нам горло, Интерпол уже посвящен во все детали данной операции. Наши смерти, случайные или не очень, положат начало расследованию относительно тебя и твоей страны, чего, я уверен, ты предпочел бы избежать. Она обошла тебя, Абду. Я советую тебе принять это по-мужски.

– Что ты знаешь о мужчинах? Ты всего лишь женская карманная собачка.

Филип только улыбнулся в ответ. Но его глаза остались холодными.

– Может, ты хочешь выйти на улицу и решить этот вопрос где-нибудь в переулке? Уверяю тебя, я готов. – Он бросил взгляд на вошедшую в комнату Адрианну. – Спасибо, дорогая. – Приняв из ее рук бренди, он кивнул на Абду. – Думаю, будет лучше, если мы перейдем к делу. Абду очень занятой человек.

Ее руки уже не дрожали. Она выбрала стул между Филипом и Абду.

– Как я уже сказала, ожерелье – это моя собственность. Таков закон, который будет исполнен даже в Джакире, если эта ситуация станет достоянием общественности. Я бы предпочла избежать огласки, но если потребуется, обращусь в прессу, как здесь, в Европе, так и на Востоке. Скандал, который за этим последует, – это уже не моя забота.

– Рассказ о краже и предательстве тебя уничтожит.

– Напротив. – Теперь улыбнулась она. – Эта история могла бы кормить меня до конца моих дней. Но это здесь ни при чем. Я верну тебе ожерелье и откажусь от любых притязаний на него в будущем. Я никому не стану рассказывать о том, как ты обращался с моей матерью, и о твоем бесчестии. Ты можешь вернуться в Джакир со своими тайнами – за пять миллионов долларов.

– Ты высоко ценишь свою честь.

Она пристально посмотрела ему в глаза:

– Речь не о моей чести, а о чести моей матери.

Он мог бы их убить. Абду думал о том, какое удовольствие доставило бы ему взорвать их подложенной в машину бомбой или нанять киллера, который снял бы их бесшумной пулей в темном переулке, или отравить на одной из их распутных американских вечеринок. Для этого у него были и средства и власть. И результат доставил бы ему неимоверное наслаждение. Но не менее серьезными были бы и последствия.

Если их смерти выведут полицию на него, уличных протестов не избежать. Если всплывет то, что «Солнце и Луна» были похищены, его народ может восстать, а он будет посрамлен. Ему было необходимо вернуть ожерелье, и он не мог позволить себе месть. Во всяком случае, пока.

Он ненавидел связи с Западом, но и обойтись без них не мог. Из пустыни каждый день выкачивались деньги. Пять миллионов долларов не могли нанести его кошельку ощутимый урон.

– Если ты требуешь деньги, ты их получишь.

– А мне от тебя больше ничего не нужно. – Она встала, открыла сумочку и протянула ему визитку. – Это мои доверенные лица, – произнесла она, подавая карточку Абду. – Сделка будет осуществлена через них. Как только мне сообщат, что деньги поступили на мой счет в швейцарском банке, я передам «Солнце и Луну» тебе или твоему представителю.

– Ты не вернешься в Джакир и никогда не вступишь в контакт ни с кем из членов моей семьи.

Такова была цена, и она оказалась тяжелее, чем она могла себе представить.

– Пока ты жив.

Он что-то тихо произнес по-арабски, и она побледнела. Затем он отвернулся и ушел, оставив ее стоять посреди разгромленной квартиры.

– Что он тебе сказал?

Поскольку ей было очень важно не принимать это близко к сердцу, она пожала плечами.

– Он сказал, что будет жить очень долго, но что для него и для всех членов королевской семьи Джакира я уже умерла. Он будет молиться Аллаху, чтобы я умерла в страданиях и отчаянии, как и моя мать.

Филип встал и пальцами приподнял ее подбородок:

– А ты что, ожидала благословения?

Она через силу улыбнулась:

– Нет. Дело сделано, и я была уверена, что буду испытывать безумную радость, если не удовлетворение.

– А что ты чувствуешь?

– Ничего. После всего этого я, кажется, вообще ничего не чувствую.

– Тогда, может быть, нам стоит съездить и взглянуть на твое здание.

На этот раз улыбка далась ей совершенно естественно. Потом она рассмеялась и запустила пальцы себе в волосы.

– Да, это, наверное, поможет. Я должна убедиться в том, что поступила правильно. – Она перевела взгляд на портрет матери и ощутила, как поджимаются мышцы ее живота. – Деньги для него ничего не значат, но я хочу знать наверняка, что он понял и что он не забудет.

– Он понял, Эдди. И он не забудет.

– Филип. – Она коснулась его руки, затем отстранилась. – Нам надо поговорить.

– Мне понадобится новая порция бренди?

– Я хочу, чтобы ты знал, как я благодарна тебе за все, что ты сделал.

– Ммм-хмм.

Он решил, что лучше снова присесть.

– Я серьезно. Ты помог мне перевернуть самую важную страницу в моей жизни. Без тебя я, возможно, этого и достигла бы, но все было бы совсем иначе.

– О, я в этом сомневаюсь. Сомневаюсь, что тебе удалось бы все провернуть без меня, – пояснил он. – Но если тебе нравится так думать, то ради бога.

– Я совершенно точно знала, что… – Она осеклась. – Неважно. Суть в том, что я хочу за все тебя поблагодарить.

– А затем проводить до двери?

– А потом каждый из нас вернется к своим делам и жизни, – уточнила она. – Ты пытаешься вывести меня из себя?

– Вовсе нет. Я всего лишь пытаюсь убедиться, что совершенно точно понимаю, чего ты хочешь. Ты уже закончила меня благодарить?

– Да. – Она отвернулась и пнула разбитую вазу. – Закончила.

– Могла бы повосторгаться мной чуть больше, но придется удовольствоваться и этим. А теперь, если я правильно тебя понял, ты хотела бы, чтобы я ушел из квартиры и твоей жизни.

– Я бы хотела, чтобы ты сделал то, что будет лучше для нас обоих.

– В таком случае…

Когда его руки легли на ее плечи, она отстранилась.

– Филип, все кончено. У меня есть планы, и я должна приступать к их реализации. Я отхожу от дел и начинаю заниматься клиникой.

Он решил, что выждет еще пару дней, прежде чем сообщить ей, что она будет работать на Интерпол. Он также выберет удобный момент и добавит к этому тот факт, что Абду предстоит ответить на очень неприятные вопросы относительно того, откуда у него похищенная картина. Но сначала необходимо было решить другие проблемы, личного свойства.

– Значит, в твоей жизни нет места мужу.

– Свадьба была частью нашей игры. – Она снова обернулась к нему. Она ожидала, что это дастся ей легко и они даже смогут посмеяться перед тем, как расстаться и пойти каждый своим путем. – Возможно, нас ждет несколько неловких моментов с прессой и друзьями, но между нами все может быть решено очень просто. Нет никаких причин, почему мы должны связывать себя…

– Обещаниями? – закончил он за нее. – Если я не ошибаюсь, кое-какие обещания там все же прозвучали.

– Не усложняй.

– Что ж, хорошо. До сих пор мы играли по твоим правилам. Давай и закончим так, как этого хочешь ты. Что я должен сделать?

У нее все пересохло во рту. Адрианна взяла его бренди и сделала большой глоток.

– Это легко. Тебе всего лишь необходимо три раза сказать «Я с тобой развожусь».

– И это все? Мне не надо стоять на одной ноге и говорить это при свете полной луны?

Она с громким стуком поставила бокал:

– Это не смешно.

– Согласен, это смехотворно. – Он взял ее за руку, крепко стиснув ее пальцы, когда она попыталась ее отнять. Он всегда точно оценивал ситуацию. Но на этот раз он совсем не был уверен в том, что обстоятельства не против него.

– Я с тобой развожусь, – произнес он и наклонился, касаясь губами ее рта. Ее губы задрожали. Он сильнее сжал ее пальцы. – Я с тобой развожусь. – Свободной рукой он привлек ее к себе и еще крепче прижался к ее губам. – Я…

– Нет. – Адрианна обхватила его шею обеими руками и прильнула к нему, чертыхаясь. – Нет. Проклятье, нет.

От облегчения у него даже колени подкосились. На мгновение, всего на одно мгновение он прижался лицом к ее волосам.

– Эдди, ты меня перебила. Теперь мне придется все начать сначала. Лет эдак через пятьдесят.

– Филип…

– Теперь будет по-моему. – Он отстранил ее от себя, чтобы взглянуть ей в лицо. Она снова была бледна, и он очень надеялся на то, что ему удалось насмерть ее перепугать. – Хорошо это или плохо, но мы женаты. Если понадобится, мы проведем еще одну церемонию здесь или в Лондоне, из числа тех, на устранение последствий которых уходит куча денег и сил. И без адвокатов тоже обойтись не удастся.

– Я не говорила, что я…

– Поздно. – Он осторожно укусил ее за нижнюю губу. – Ты упустила свой шанс.

Она закрыла глаза:

– Я не знаю почему.

– Нет, знаешь. Скажи это вслух, Эдди. Твой язык от этого не отвалится. – Когда она попыталась отстраниться, он сильнее прижал ее к себе. – Ну же, дорогая, ты ведь никогда не была трусихой.

Это заставило ее открыть глаза. Они вспыхнули негодованием, и он улыбнулся.

– Может быть, я тебя люблю.

– Может быть?

Она с досадой выдохнула:

– Мне кажется, я тебя люблю.

– Еще одна попытка. У тебя все получится.

– Я люблю тебя. – На этот раз выдох был шумным и резким. – Вот. Доволен?

– Нет, но скоро буду.

Он увлек ее на уничтоженный диван.