Текст книги "Женская месть"

Когда он ее выпустил, она опустилась на кровать. Он так был похож на того мужчину, которого она тогда впервые увидела в тумане, – одетого во все черное, с зачесанными назад волосами и пристальным взглядом. Она протянула руку и впервые по собственной инициативе коснулась его лица.

– Филип, ты романтик.

– Похоже на то.

– Я принесу планы.

Они разложили все материалы Адрианны на столе в столовой. Обстановка здесь была традиционной. Чиппендейл, Уотерфорд, ирландские скатерти. На одной кораллового цвета стене висела морская нимфа Максфилда Пэрриша. Заметив ее, Филип окончательно утвердился в мысли, что Адрианна больший романтик, чем готова признать.

Филип расспрашивал ее пункт за пунктом, продвигаясь вперед, возвращаясь назад, снова и снова задавая одни и те же вопросы, а за окном тихо падал снег. Когда сгустились ранние сумерки, они включили свет и разогрели кофе. Файлы и документы, периодическое щелканье калькулятора придавали их работе сходство с деловой встречей. Он делал свои собственные заметки, пока они перекусывали холодными бутербродами.

– Как ты можешь быть уверена в том, что систему безопасности не усовершенствовали?

– Я до сих пор общаюсь с некоторыми из родственников. – Адрианна наморщила нос. Остатки кофе были очень горькими. – Двоюродные сестры, тетки. Когда сын Абду…

– Твой брат?

– Сын Абду, – повторила она. Она не хотела примешивать сюда чувства. Было бы слишком больно вспоминать того маленького мальчика и то, как безумно она его любила. – Когда он учился в колледже в Калифорнии, мы встречались. Мне удалось кое-что уточнить. Как и большинство членов королевского дома, которые бывают за рубежом, Фахид считал себя очень американизированным и очень прогрессивным. Во всяком случае, пока ходил в «Левисе» и водил «порше». Он хотел бы, чтобы Абду привнес кое-какие изменения в политическую и культурную жизнь страны. В числе прочего он жаловался на то, что дворец не менялся уже много столетий. Охрана до сих пор ходит с оружием, в то время как современная электронная система сделала бы это совершенно излишним.

– Ты говоришь о наружной охране?

– Да. Безопасность дворца обеспечивает охрана и само его положение. Тем более что никому в Джакире и в голову никогда не пришло бы проверять, насколько надежно он защищен. С этой стороны имеется крепостной вал и зубчатые стены, отсюда море. Таким образом, приблизиться к дворцу незамеченным просто невозможно. Именно поэтому я и использую свое право поселиться внутри.

– Расскажи мне еще раз о хранилище. Все с самого начала.

Он ткнул пальцем в синьки.

– Этому хранилищу более ста лет. Это герметично закрытое и полностью звукоизолированное квадратное помещение двадцати футов в ширину. В самом начале века в нем заперли женщину, изменившую своему мужу, чтобы она умерла медленно и в одиночестве, среди горы драгоценных камней. Когда-то хранилище называли сокровищницей, но с той поры она известна как могила Берины. – Она потерла уставшие глаза. – Вскоре после Второй мировой войны хранилище снабдили новой дверью. Теперь она запирается на три замка – две комбинации и один ключ. Ключ – это традиция. Правитель Джакира носит его при себе как символ своей власти и права отпирать и запирать сокровищницу.

– А сигнализация?

Она вздохнула и отодвинула в сторону пустую чашку.

– Установлена в семидесятые годы, когда нефтяной бум привел в Джакир и на Ближний Восток в целом так много неверных.

– Неверных?

Она оставила его ироничный вопрос без ответа.

– И в частности американских бизнесменов. Как и в большинстве арабских стран, их использовали и презирали одновременно. В их технологиях нуждались, причем нуждались отчаянно, поскольку без этого Джакир был бы не в состоянии получать доходы от своей нефти. В страну потекли деньги, и в некоторых областях даже наблюдается некоторый прогресс. Электричество, современные дороги, подъем образования и здравоохранения. Но иностранцам никогда не доверяли. Чтобы никто из них не смог войти во дворец без сопровождения или чтобы не позволить обитателям дворца возможности с ними сближаться, установили системы сигнализации. Но опять же, они в основном защищают от проникновения снаружи. Впрочем, одну из таких систем установили и в хранилище. – Она пододвинула ему схемы. – Честно говоря, она очень примитивна. Провода можно пережать и разомкнуть. Вот здесь и здесь. – Она указала точки на схеме. – В этом случае это предпочтительнее их простого перерезания, поскольку я не знаю, сколько пройдет времени после кражи, прежде чем мне удастся покинуть страну.

– Это отключает сигнализацию, когда ты отпираешь дверь, а не тогда, когда она уже открыта.

– Для отключения вторичной сигнализации мне пришлось создать пульт. Он очень похож на устройство для управления музцентром или телевизором. На то, чтобы его усовершенствовать, у меня ушел почти год.

– Ты уверена, что тебе это удалось?

– Прошлой осенью я пустила его в ход во время работы у Барнсвортов. – Она невозмутимо улыбнулась. – Я специализируюсь на электронике.

– Я это заметил.

– Этим пультом я могу отключить сигнализацию с расстояния в сто двадцать футов. Сложности заключаются в человеческом факторе. Изнутри королевский дворец также патрулируется. И узнать расписание патрулей я смогу только после того, как попаду внутрь.

– Камеры видеонаблюдения?

– Никаких камер. Абду их ненавидит.

– А это что?

– Старый тоннель, который ведет в гарем из королевских покоев. Женщину могли привести из гарема и вернуть обратно совершенно незаметно для всех остальных.

– Им до сих пор пользуются?

– Возможно. Вероятно, да. А что?

– Просто ищу пути отступления. На какой высоте находится вот это окно?

– Шестьдесят, может, семьдесят футов над скалами и морем.

– Я предпочитаю гарем.

– Да, если тебя в нем поймают, тебя всего лишь кастрируют, – небрежно заметила она, подавая ему какую-то книгу. – Вот это отличный труд о Джакире и его традициях. Тебе лучше это прочесть, чтобы не оказаться в темном подземелье за то, что ты на рынке прикоснешься к женской руке или задашь неудачный вопрос.

– Премного благодарен.

– Филип, тебе ни за что не понять это место. После того как я окажусь внутри, ты будешь предоставлен самому себе. И пока что я понятия не имею, как мне с тобой связаться и сообщить, что дело сделано.

– Если ты считаешь, что я буду валяться, задрав ноги, в каком-то убогом жарком отеле, пока ты будешь изображать из себя принцессу во дворце, то ты глубоко ошибаешься. Я тебя не оставлю.

Она откинулась на спинку стула и показала пальцем на книгу.

– Тебе просто необходимо это прочитать. Когда мы окажемся в Джакире, ты не сможешь со мной даже разговаривать, уже не говоря о том, чтобы войти вместе со мной во дворец. Таков закон. Как женщине, мне запрещен контакт со всеми мужчинами, которые не являются моими родственниками. Если бы я была замужем, я также смогла бы общаться с мужчинами из семьи моего мужа.

– Нам придется придумать, как это можно обойти. – Он пролистал книгу. – И тебе придется добыть для меня приглашение.

– Я не в том положении, чтобы просить Абду об одолжениях. Чтобы не скомпрометировать себя, он вынужден позволить мне вернуться, но он не обязан исполнять мои желания.

– Тогда тебе придется выйти за меня замуж.

– Не смеши меня.

Она вскочила и, схватив кофейник, направилась на кухню.

– Полагаю, с этим мы можем повременить. – Он вместе с ней вошел в кухню и начал шарить в холодильнике в поисках чего-нибудь поинтереснее бутербродов. – Я хотел бы, чтобы ты сначала познакомилась с моей мамой.

– Я никогда не выйду замуж. – Она вытряхнула гущу в мусорное ведро.

– Ну ладно, тогда до рождения первого ребенка нам придется жить во грехе. Но не будем отвлекаться. – Он обнаружил в морозилке мороженое и, вооружившись ложкой, начал есть прямо из коробки. – Что, если мы будем уже обручены… Это только для Абду, – уточнил он, увидев, что она уже открыла рот, чтобы запротестовать.

– Мы не будем обручаться. Вообще ни для кого.

– Но ты только подумай об этом. Это неплохая идея. Прошло так много лет, и вот ты возвращаешься в Джакир, чтобы помириться с отцом перед тем, как выйти замуж. А чтобы все это выглядело еще правдоподобнее, скажем, что предприняли это путешествие по моему настоянию. Я с удовольствием сыграю роль высокомерного шовиниста.

– У тебя бы это хорошо получилось. – Но она задумалась. Забрав у него коробку, она попробовала мороженое. – Пожалуй, это могло бы сработать. Возможно, это даже сыграет нам на руку. Он прикажет тебе жить во дворце, чтобы за тобой понаблюдать. Он захочет, чтобы его одобрение имело какое-то значение, а значит, оно должно быть взвешенным. А раз уж ты все равно там будешь, то почему бы тебя не использовать?

– И на том спасибо. – Он сунул ее носом в коробку с мороженым. – А сейчас почему бы тебе не потренироваться изображать из себя тихую и покорную будущую жену, пока я буду кое-кому звонить.

– Да лучше я съем таракана.

– Ну, как хочешь, хотя вообще-то тебе не помешало бы поучиться с готовностью кивать и идти в двух шагах позади мужчины.

– Я не собираюсь задерживаться там больше чем на две недели. – Она вытерла мороженое с носа. – Так что лучше тебе к этому не привыкать.

– Сделаю все, что будет в моих силах.

– Кому ты собираешься позвонить?

– Мне надо пустить в ход кое-какие связи, чтобы получить визу в Джакир. А затем я позабочусь о том, чтобы слух о нашей помолвке распространился как можно быстрее. Так лучше для прикрытия, Ваше Высочество.

– Я не собираюсь выходить за тебя замуж, Филип.

– Я понял. – Он направился было к двери, но затем вернулся. – Один вопрос. Если меня в Джакире поймают, когда я буду заниматься с тобой любовью, чего мне следует ожидать?

– Тебя как минимум выпорют. Но с большей степенью вероятности мы оба рискуем быть обезглавленными.

– Хмм. Тут есть над чем призадуматься.

Когда за ним закрылась дверь, Адрианна покачала головой. Посмотрев на кофейник, она отставила его в сторону. Ей хотелось выпить. К тому же чего-нибудь покрепче кофе.

Часть третья. Сладость

Мстит любовь себе самой, Платя за счастье страшною ценой.

Лорд Байрон

За горьким вслед приятней будет радость.

Шекспир

Глава двадцать вторая

Семнадцать лет – это очень долгий срок. У Адрианны было много времени на то, чтобы мечтать, строить планы, ненавидеть. Похожая на сапфир синева Средиземного моря раскинулась внизу подобно ковру, лишь изредка прерываемая пушистыми облачками и клочком суши под названием Кипр. Они подлетали к Джакиру. Ожидание завершилось.

Адрианна откинулась на спинку кресла. Рядом с ней на мягком сиденье частного самолета дремал Филип. Пиджак его костюма, его галстук и даже туфли лежали на сиденье позади них, чтобы он мог спокойно вытянуться и воспользоваться комфортом этого последнего отрезка их пути. Адрианна была полностью одета. Спать ей не хотелось совершенно, и она следила за тем, как тают последние минуты их путешествия.

После вылета из Парижа они занимались любовью так отчаянно, как будто делали это в последний раз. Хотя отчаяние могло исходить только от нее. Этот бурный бездумный секс ей был необходим не меньше последовавшего за ним умиротворения.

Большая часть ее жизни была посвящена этому возвращению домой. Теперь годы ожидания сжались до минут, и ей было страшно. Она не смогла бы объяснить этот страх ни себе, ни Филипу. От этого переживания у нее не взмокли ладони, а во рту не появился неприятный медный привкус. Страх перекатывался у нее в животе и тупой болью стучал где-то в глубине глазниц.

Она все еще видела отца таким, каким она запомнила его в детстве, и этот образ сопровождался острой любовью и таким же мучительным страхом. Она представляла его таким, каким он был тогда, – атлетически сложенным подтянутым мужчиной со сжатыми неулыбчивыми губами и сильными красивыми руками.

Два десятилетия она прожила по западным законам, согласно западным традициям, западным верованиям. Она никогда не позволяла себе сомневаться в том, что она вполне западная женщина. Но тщательно скрываемая правда заключалась в том, что в ее жилах текла кровь бедуинов, и эта кровь могла проявить себя совершенно непонятным для любой американской женщины образом.

Кем она станет, снова оказавшись в Джакире, живя в доме своего отца, будучи скованной законами Корана, а также традициями, созданными и поддерживаемыми мужчинами? Гораздо острее страха быть пойманной или казненной был страх утратить ту женщину, которой она так старалась стать.

Этот страх удерживал ее от каких-либо обещаний Филипу. Он не позволял ей произнести слова, так легко дававшиеся другим женщинам. Она его любила, но любовь – это не мягкие шелковистые слова, воспеваемые поэтами. Любовь с ее двумя гранями ослабила очень многих женщин, вынудив жертвовать своими желаниями, своими потребностями ради потребностей и желаний другого человека.

Самолет нырнул вниз. Море начало подниматься им навстречу. Взвинченная до предела Адрианна положила ладонь на плечо Филипа.

– Я должна подготовиться. Мы скоро приземляемся.

Услышав напряжение в ее голосе, он мгновенно проснулся.

– Ты все еще можешь передумать.

– Нет, не могу. – Она встала и прошла через проход к дорожной сумке. – Не забудь, после того как мы выйдем из самолета, нас повезут к терминалу в разных машинах. Еще необходимо будет пройти таможню. – Продолжая говорить, она обернула свои волосы черным шарфом так, что из него не выбивалась наружу ни одна прядь. – Это иногда бывает унизительный процесс, но влияние Абду должно его смягчить. Мы увидимся только после того, как окажемся во дворце, но я не могу сказать, когда это будет позволено. За его пределами контакты невозможны в принципе. Внутри, с учетом того, что я полукровка и к тому же все уверены, что мы скоро поженимся, нам сделают кое-какие послабления. Ни в коем случае не приходи ко мне. Я сама к тебе приду, когда мне представится такая возможность. Если она, конечно, представится.

– Сорок восемь часов. – Завязывая галстук, он смотрел, как она заворачивается в черную абайю. Невзрачная, как мешковина, накидка закрыла ее от горла до ног. Она сделала ее исламской женщиной гораздо больше, чем цвет ее глаз или кожи. – Если ты не найдешь способа связаться со мной до истечения этого времени, я сам тебя найду.

– И в лучшем случае будешь депортирован.

Больше всего беспокойства ей доставлял никаб. Вместо того чтобы закрыть лицо, Адрианна продолжала держать его в руке. В элегантном пиджаке Филип походил на типичного британского бизнесмена и вдруг показался ей совершенно чужим. Она решила не обращать внимания на боль в горле, где вдруг учащенно забилось ее сердце. Между ними образовалась и начала стремительно расширяться пропасть.

– Филип, в этом ты должен мне доверять. Я намерена провести в Джакире не больше двух недель и собираюсь покинуть его с колье.

– Я предпочел бы, чтобы ты говорила о нас, а не о себе.

– Хорошо, пусть будет мы. – С легкой полуулыбкой она наблюдала за тем, как он обувается. – Главное – убедить Абду в том, что ты будешь мне хорошим мужем. Ах да, не забудь поторговаться о цене невесты.

Он подошел к ней и сжал ее руки в своих ладонях. Они не дрожали, но были холодны как лед.

– Как ты думаешь, сколько ты стоишь?

– Миллион – неплохая начальная цена.

– Миллион чего?

Радуясь тому, что она все еще может смеяться, она снова села в кресло и пристегнулась.

– Фунтов стерлингов, Филип. Любая меньшая сумма с учетом легенды, которую ты для себя придумал, будет оскорблением.

– В таком случае нам лучше начать вот с этого. – Он вынул из кармана коробочку. Лежавшее внутри кольцо заставило Адрианну отшатнуться. Филип молча взял ее руку и надел кольцо на безымянный палец. Он предвидел ее реакцию и ожидал до последнего, чтобы у нее осталось как можно меньше времени на споры. – Если хочешь, можешь считать его частью нашего прикрытия.

Чистейшей воды бриллиант весил больше пяти карат. «Русский», – определила Адрианна, глядя на его искрящиеся огнем ледяные грани. Как и все самые лучшие бриллианты, он был страстным и сдержанным одновременно. Он пылал огнем на черном фоне ее абайи, внушая ей мечты о недостижимом.

– Дороговатое прикрытие.

– Ювелир уверил меня, что с удовольствием примет его обратно.

Эти слова заставили ее резко вскинуть голову. Она успела заметить его широкую улыбку, но в следующую секунду его рот накрыл ее губы. Тут тоже был огонь, разгоравшийся несмотря на то, что самолет уже, вибрируя, мчался по земле. На мгновение ей захотелось забыть обо всем, кроме этого – обещания на ее пальце, страстности поцелуя.

– Я пойду первой. – Сделав глубокий вдох, она расстегнула ремень. – Филип, будь осторожен. Мне не нужна твоя кровь на «Солнце и Луне».

– Через две недели у нас свидание в Париже. С бутылкой шампанского.

– Пусть это будет «Магнум», – попросила она и закрыла лицо чадрой.

* * *

Джакир изменился. Даже зная, что в семидесятые на него обрушился нефтяной бум, зная, что сюда пришел Запад, она оказалась не готова к выросшим повсюду зданиям, некоторые из которых сверкали сталью и стеклом, или к гладким широким дорогам, способным вместить оживленное движение. Когда она покинула страну, самым высоким зданием в Карфие, столице Джакира, была водонапорная башня. Сейчас она показалась ей карликом на фоне офисных зданий и отелей. Тем не менее, несмотря на современные шоссе и сверкающее стекло, казалось, что город способен, если на то будет воля Аллаха, снова раствориться в пустыне.

По шоссе мчались огромные грузовики «Мерседес». Грузовые суда толпились в порту, а доки были забиты контейнерами, ожидающими погрузки. Она знала, что Джакир ведет политику «и вашим и нашим» и ему пока что удается с помощью искусства дипломатии и денег умиротворять своих соседей на Востоке, а также своих нервничающих западных попечителей. У его границ бушевали войны, но Джакиру удавалось сохранять как минимум видимость нейтралитета.

И он оставался прежним. Когда они въехали в центр города, Адрианна увидела, что, несмотря на здания, современные дороги и наплыв эмигрантов с Запада, Джакир оставался таким, каким он хотел быть. Она наблюдала в аэропорту, как женщин, нагруженных багажом и колясками, усадили в отдельные автобусы и провели в аэропорт сквозь двери с надписью ЖЕНЩИНЫ И ДЕТИ. Всем этим процессом руководили мужчины, отдававшие резкие приказания. Она вспоминала это, глядя на минареты мечетей, вонзающиеся в чистое синее небо.

Закончилась полуденная молитва, а следовательно, магазины и рынки были открыты. Хотя она не стала опускать стекло, ей казалось, что она слышит оживленный гул города, певучий арабский язык и щелканье четок. Женщины ходили по торговым центрам – группами или в сопровождении родственника мужского пола. Улицы патрулировала, ревниво следя за соблюдением религиозных законов, муттава, состоявшая из мужчин с выкрашенными хной всклокоченными бороденками и хлыстами из шкуры верблюда. Сквозь тонированное окно своего лимузина Адрианна увидела, как один из них набросился на западную женщину, которая допустила ошибку, закатав рукава до локтя и тем самым обнажив руки.

Нет. Несмотря на то, что двадцатый век близился к концу, Джакир почти не изменился.

Вдоль дороги выстроились финиковые пальмы. А также «мерседесы», «роллс-ройсы» и лимузины. В Дом Диора вели две двери – одна для мужчин, другая для женщин. Драгоценные камни в витринах сверкали в лучах полуденного солнца. Какой-то мужчина в белой кандуре и рваных сандалиях вел за собой покрытого пылью осла.

Большая часть домов здесь была построена из глины, не более долговечной, чем пески пустыни. По стенам карабкались цветы. Окна были снабжены обязательными решетками, назначение которых было скрывать находящихся внутри женщин, но не потому, что ими так дорожили или поклонялись им, – размышляла Адрианна, но потому, что их считали глупыми созданиями, жертвами своего собственного неконтролируемого сексуального влечения.

Мужчины в джалабиях и куфиях сидели на красных коврах и ели бутерброды. Шаурма. Ей показалось странным, что она вдруг вспомнила вкус этой пряной баранины на лепешке.

Лимузин миновал рынок и начал подниматься в гору. Здесь дома были более элегантными и затененными деревьями. Некоторые могли похвастать даже такой роскошью, как трава. Ей показалось, что она помнит, как была в гостях в одном из этих домов и они пили зеленый чай в тускло освещенной гостиной, слушая шелест шелковых одежд и вдыхая аромат благовоний, которыми был напоен воздух.

Они въехали в открытые ворота дворца мимо темных пустых глаз охранников. Здесь тоже мало что изменилось, хотя детские воспоминания рисовали ей более величественную картинку, чем того заслуживала эта реальность. В палящих лучах солнца оштукатуренные стены были ослепительно-белыми. Зеленая черепичная крыша на этом фоне казалась чуть ли не вызывающе яркой. Блестели окна, защищенные от жара плотными шторами. Вздымались стройные минареты, хотя в знак почтения к Аллаху они не могли превосходить по высоте минареты мечети. Окружающие дворец брустверы в случае гражданских беспорядков или нападения извне были способны обеспечить ему надежную защиту. В спину дворцу настойчиво стучали морские волны. Его сады были пышными и служили дополнительным укрытием от любопытных глаз, а также скрывали своей зеленью женщин королевской семьи, когда им хотелось прогуляться.

Хотя во дворец вели раздельные двери для мужчин и для женщин, лимузин подъехал именно к саду, а не к главному входу. Адрианна лишь слегка приподняла брови. Итак, ей предстояло попасть в гарем без предварительной встречи с Абду. Вероятно, это было и к лучшему.

Она дождалась, пока водитель откроет дверцу. Хотя она не сомневалась в том, что он приходится ей родственником, пусть и очень дальним, он не предложил ей руку и ни разу на нее не взглянул, старательно отводя глаза в сторону. Подобрав юбки, она шагнула наружу, в жару и буйство ароматов. Ни разу не оглянувшись, Адрианна вошла в сад.

Журчал струйками воды фонтан. Она знала, что отец приказал построить этот фонтан для ее матери в первый год их брака. Вода стекала в маленький пруд, в котором жили карпы длиной с человеческую руку. Окружающие пруд цветы склонялись к воде в поисках влаги.

Не успела она подойти к потайной двери, как она открылась. Адрианна прошла мимо одетой во все черное служанки и вдохнула женские ароматы, вернувшие ее в детство. Когда дверь за ее спиной закрылась, она сделала то, что жаждала сделать всю долгую дорогу из аэропорта, – сорвала с себя никаб.

– Адрианна. – К ней подошла какая-то женщина, от которой резко пахло мускусом. Она была одета в красное платье с блестками, более уместное на каком-нибудь балу девятнадцатого века. – Добро пожаловать домой. – Женщина поцеловала ее в обе щеки, что служило в Джакире традиционным приветствием. – Ты была совсем маленькой, когда я видела тебя в последний раз. Я твоя тетя Латифа, жена Фахира, брата твоего отца.

Адрианна ответила на приветствие:

– Я помню тебя, тетя Латифа. Я видела Дуджу. Она здорова и счастлива. Она просила передать привет тебе и поклон отцу.

Латифа кивнула. В дворцовой иерархии Адрианна занимала более высокое положение, но и Латифа, которая родила пятерых крепких сыновей, пользовалась всеобщим уважением. Другие женщины ей завидовали.

– Проходи, мы приготовили угощение. Все остальные тоже хотят тебя поприветствовать.

Здесь также мало что изменилось. В воздухе витал аромат приправленного специями кофе, смешиваясь с благовониями. Длинный стол был накрыт белой скатертью с золотой отделкой и уставлен угощениями не менее яркими, чем платья женщин – шелковые, атласные и даже – несмотря на невыносимую жару – бархатные. Мерцали блестки и бисер. Тускло блестело золото, поблескивало холодное как лед серебро, и, разумеется, сверкали драгоценности. Звон браслетов и шорох кружев сливались с традиционными приветствиями.

Она коснулась губами щек второй жены Абду – женщины, которая много лет назад стала источником несчастья Фиби. Адрианна не держала на нее зла. В Джакире женщина своей судьбой не распоряжалась. Подтверждением этому служило то, что Лейха, которая родила уже семерых детей и которой уже было за сорок, снова была беременна.

Тут были кузины, которых она помнила, и другие принцессы рангом пониже. Некоторые из них подстригли или завили волосы. Они это делали ради своего собственного удовольствиями, хвастаясь друг перед другом прическами, как дети новыми игрушками.

Тут была и Сара, новая жена Абду – миниатюрная большеглазая девочка лет шестнадцати, но уже беременная. Судя по всему, они с Лейхой забеременели почти одновременно. Адрианна обратила внимание на то, что украшения на ее пальцах и у нее в ушах сверкают так же ярко, как драгоценности Лейхи. Этого требовал закон. Мужчина мог взять четырех жен, но только если он был в состоянии относиться к ним одинаково.

Фиби никогда не была здесь своей, но Адрианна не могла презирать из-за этого эту девочку.

– Добро пожаловать, – негромким музыкальным голосом произнесла Сара, слегка запнувшись на английской фразе.

– Это принцесса Ясмин. – Тетя Адрианны положила ладонь на плечо смуглощекой девочки с золотыми обручами в ушах, которой на вид было лет двенадцать. – Твоя сестра.

Этого она не ожидала. Она знала, что познакомится с другими детьми Абду, но не ожидала взглянуть в глаза, по цвету и форме являющиеся точной копией ее собственных. Она оказалась не готова к вспышке родственных чувств и симпатии. Из-за этого ее приветствие вышло несколько натянутым.

– Добро пожаловать в дом моего отца, – произнесла Ясмин, когда Адрианна наклонилась, чтобы поцеловать ее в обе щеки.

– Ты хорошо говоришь по-английски.

Ясмин приподняла брови, и выражение ее лица сообщило Адрианне, что, хотя никаб ей предстояло надеть не скоро, она уже стала женщиной.

– Я хожу в школу, чтобы, когда меня отдадут мужу, я не была невеждой.

– Понятно. – Адрианна улыбнулась ей, принимая девочку как равную, и сняла абайю. Жестом отказавшись от услуг служанки, она аккуратно сложила накидку, в подкладку которой были вшиты все необходимые в ее ремесле инструменты. – Я надеюсь, ты расскажешь мне, чему ты уже успела научиться.

Ясмин взглядом опытного модного критика окинула простую белую юбку и блузку Адрианны. Когда-то Дуджа тайком привезла во дворец фотографии Адрианны, поэтому Ясмин знала, что у нее очень красивая сестра. И сейчас она думала о том, что Адрианне следовало бы надеть что-нибудь красное и расшитое блестками.

– Вначале я отведу тебя к своей бабушке.

За их спинами обитательницы гарема уже набросились на угощение. Еда – чем вкуснее, тем лучше – была их любимым развлечением. Разговоры всегда крутились вокруг детей и магазинов.

Старая женщина, сидевшая в обитом парчой кресле, была великолепна в своем изумрудно-зеленом платье. Ее лицо было покрыто морщинами и складками, но ее волосы были все так же старательно выкрашены хной. Пальцы, немного искривленные артритом, были унизаны сверкающими кольцами. Она держала на коленях мальчика лет двух-трех. По обе стороны от нее стояли слуги, помахивая веерами, чтобы дым от медной жаровни с благовониями ароматизировал ее волосы.

Прошло почти двадцать лет. Адрианне было всего восемь, когда она покинула дворец, но она ее помнила. Слезы хлынули из ее глаз так внезапно и так неожиданно, что она ничего не смогла сделать, чтобы их остановить. Вместо традиционного приветствия она опустилась на колени и положила голову на колени бабушки. Матери ее отца.

Ее кости были тонкими и хрупкими. Адрианна чувствовала их под жестким атласом. Но, к ее изумлению, бабушкин аромат остался прежним – от нее пахло маками и специями. Ощутив на своей голове руку, поглаживающую ее волосы, она прижалась щекой к ее ладони. В самых приятных и добрых воспоминаниях о Джакире неизменно присутствовала эта женщина, которая расчесывала ее волосы и рассказывала ей истории о пиратах и принцах.

– Я знала, что еще тебя увижу. – Джидда, хрупкая семидесятилетняя женщина, мать двенадцати детей, единственная жена короля Ахменда, гладила волосы своей любимой внучки, одновременно прижимая к груди самого младшего из своих внуков. – Я плакала, когда ты нас покинула, и плачу, когда ты вернулась.

Адрианна совсем по-детски вытерла слезы тыльными сторонами ладоней и встала для поцелуя.

– Бабушка. Я совсем забыла, какая ты красивая. Я по тебе скучала.

– Ты вернулась ко мне взрослой женщиной, так похожей на своего отца.

Адрианна напряглась и через силу улыбнулась:

– Возможно, я похожа на свою бабушку.

Джидда улыбнулась в ответ, демонстрируя зубы слишком белые и ровные, чтобы быть ее собственными. Протезы были новыми, и она гордилась ими так же, как и изумрудным колье на шее.

– Возможно. – Она приняла у служанки чашку чая. – Шоколада моей внучке. Ты все еще питаешь к нему слабость?

– Да. – Адрианна устроилась на подушке у ног Джидды. – Я помню, как ты давала мне целую пригоршню шоколадных конфет, завернутых в красные и серебряные обертки. Я их так долго разворачивала, что они начинали таять. Но ты меня никогда не ругала. – Она заметила, что Ясмин все еще стоит рядом. Ее лицо было бесстрастным, но в глазах поблескивала какая-то эмоция, которая вполне могла быть ревностью. Адрианна машинально подняла руку и усадила девочку рядом с собой на подушку. – Бабушка все еще рассказывает истории?

– Да. – После секундного колебания Ясмин расслабилась. – Ты мне расскажешь об Америке и мужчине, за которого выйдешь замуж?

Прислонившись головой к бабушкиному колену и держа в руках чашку чая, Адрианна заговорила. Она далеко не сразу осознала, что говорит по-арабски.

Филип решил, что если уж сравнивать дворцы, европейские ему нравятся больше. Он предпочитал каменные строения с витражами в окнах и мебелью из старого темного дерева. В этом дворце было темно, потому что шторы, решетки и гардины не впускали внутрь солнечный свет. Его обстановка, разумеется, была очень богатой – с шелковыми портьерами и вазами династии Мин в нишах. Он также был современным. В предоставленных ему комнатах имелась даже ванна с золотыми кранами. Но самым главным было то, что из этих кранов лилась горячая, почти как кипяток, вода. Все же весь этот восточный колорит был ему не по вкусу.

Окна его комнат выходили в сад, что ему очень даже нравилось. Несмотря на солнце, он распахнул створки, впуская внутрь горячий аромат жасмина.

Его волновал только один вопрос: где Адрианна?

Ее брат, наследный принц Фахид, встретил его в аэропорту. Этот молодой человек, которому было чуть больше двадцати, носил бурнус поверх идеально скроенного костюма. Со своим отличным английским и непроницаемым лицом он показался Филипу идеальным сочетанием восточного происхождения и западного образования. Он упомянул Адрианну лишь для того, чтобы сообщить Филипу о том, что ее доставят на женскую половину дворца.