Текст книги "Сон океана"

Альвильда

Передав штурвал Бабуру, она присела на ступеньках, наблюдая за поединком Кичиро и Ремко.

Эти двое такие разные и такие одинаковые одновременно в последние годы разнообразили течение жизни на корабле и вызывали симпатию всех членов команды, в том числе капитана. Все с интересом прислушивались к их спорам и ждали момента, когда у них дойдет до мечей. По заведенным у друзей правилам каждый раз они чередовали оружие, выбирая то японские катаны77
  Длинный японский меч, прим. автора.


[Закрыть], то голландские шпаги, и сильнейший в сражении всегда был победителем в споре, проигравшая же сторона беспрекословно с ним соглашалась. Альвильда называла эти поединки «мирным спором».

– Почему мирный? – как-то спросил ее Алан.

– Потому что каждый из них в любой момент готов принять точку зрения другого, уважая его право на его личный взгляд на мир. И в этом есть высшая мудрость человека, доступная, к сожалению, не многим. В их спорах нет злобы и тупой настойчивости, это больше похоже на диалог или на попытку рассказать другому о своем мире.

– Но, они же сражаются не на шутку?

– Да. Но сколько раз, за все время пребывая на нашем корабле, кто-то из них ранил другого?

– Я не припомню…

– Потому что любой спарринг у них – это диалог, это продолжения разговора и одновременно весьма полезное мероприятие по оттачиванию своего мастерства…

И сейчас она смотрела на них с интересом и ожиданием, как и вся собравшаяся вокруг команда. Впрочем, сегодня она чувствовала, что Кичиро проиграет, он не был достаточно сосредоточен на процессе, в его голове было слишком много мыслей и воспоминаний из его прошлого – в этот день когда-то у него родился первый сын.

Предки Кичиро выращивали рис. Но однажды в неурожайный год, когда засуха пришла в их земли, а черная болезнь в их общину, его прапрадед продал двух своих сыновей одному доброму самураю, проезжавшему мимо, имя которого было Хироко. С этого момента и началась история воинов рода Кичиро. Вместе с удачей в тот день боги дали им здоровье, отвагу, дар быть войнами и производить на свет воинов. Их семьи были многочисленны по мужской линии и все как один верой и правдой служили дому Исикава. Сам Кичиро рано потерял своего отца Джиро, тот пал, защищая земли даймё Акихиро, который впоследствии взял его в свою семью и воспитывал вместе со своими сыновьями Иочи и Иуоо. Его жизнь складывалась также как и жизнь его предков в учениях, оттачивании боевого мастерства и охране границ владений Исикава. Но однажды во время цветения сакуры он встретил прекрасную, подобную весенней богине Айяно. Акихиро, долго не раздумывая, дал согласие Кичиро на создание семьи и в положенный срок у того родился сын Кацу, а затем второй сын Маморо и дочь Кико. Дети росли крепкими, жизнерадостными и послушными, радуя родителей и окружающих. Все эти годы Иочи представлял свой дом при дворе сёгуна, но когда Акихиро слег, вернулся в замок принять дела и навести порядок в провинциях, вышедших из-под контроля во время болезни отца, оставив вместо себя прибывшего ему на смену младшего брата Иуоо.

День его приезда Кичиро очень хотел, но не мог стереть из памяти, как и последовавшие за этим события. После церемонии встречи Кичиро представил Иочи свою семью, тот мрачно окинул всех взглядом и не сказал ни слова. Кичиро решил, что его друг детства устал с дороги и удручен состоянием здоровья своего отца, поэтому не придал этому значения. Но намного позже он узнал, что дело было совсем в ином. Как-то, в далекой юности, Иочи встретил Айяно, тогда еще совсем маленькую девочку, в мастерской у ее отца, оружейного мастера Наоки. После этой встречи он часто прибегал в кузнецу и, делая вид, что выполняет поручение отца, наблюдал за веселой вечно что-нибудь поющей Айяно. Затем семья Акихиро переехала в новый замок и кузница Наоки была забыта. Но когда Иочи вновь встретил Айяно, то забытое во времени чувство вернулось. В его сердце поселилась обида на ничего не подозревающего Кичиро. Дальнейшие события в воспоминаниях Кичиро были молниеносны как полет стрелы, нашедшей свою цель. После торжественных похорон Акихиро, Кичиро обвинили в измене и бросили в колодец. Иочи приказал убить его детей и привести к нему Айяно, та после ночи с Иочи убила его, а за тем и себя. В замок прибыл Иуоо, он хорошо знал Кичиро и его семью, поэтому поверил ему и отпустил, но при этом сказал ему, что не может очернять память брата, поэтому через месяц объявит о его побеге и отправит погоню.

Так Кичиро и оказался на голландском торговом судне Ламберта, где Ремко сошел в грузовой отсек и случайно нашел среди мешков спящего от усталости самурая. Точнее сначала он услышал его храп, и был очень удивлен, увидев японца на корабле. Рассмотрев внимательно Кичиро и решив, что тот, не смотря на то, что выглядит как ниндзя, не опасен, Ремко закрыл его обратно мешками, а позже принес ему хлеб и воду. Японец так выбился из сил, что не почувствовал его присутствия ни в первый ни во второй визит, а когда проснулся и увидел ломоть хлеба, то был очень удивлен. В трюме они общались мало, Ремко приходил и, махнув головой в знак приветствия, ставил на пол воду и пшеничные лепешки, а иногда и кусок сухого мяса, они некоторое время в молчании сидели друг напротив друга, затем Ремко поднимался и, махнув головой на прощание, уходил. Они сошли с корабля в первом же порту и уже вместе нанялись на другое судно, которое разбилось в первой же встреченной ими буре, а из команды уцелели только эти двое. Их подобрал корабль Альвильды и она, удивившись, что они выжили, так долго пробыв в такой холодной воде, сохранила им жизнь, оставив в своей команде.

Кичиро считал Ремко своим спасителем и дал себе клятву всю жизнь оберегать и охранять его. Ремко же, в свою очередь после истории с бурей, считал Кичиро своим ангелом-хранителем и что тот привлек удачу в его жизнь.

О себе Ремко рассказывал мало. Его братья и мать умерли от голода и болезней, его отец активный участник великой революции погиб в войне за независимость Нидерландов. Ремко остался служить у друга отца и строить новый свободный и процветающий мир Великой Республики88
  Имеется в виду Республика Соединённых Провинций Нидерландов, прим. автора.


[Закрыть]. Но затем те идеалы, в которые он верил, исказились, а статхаудер Мартинус превратился в погрязшего в сплетни и коррупцию правителя когда-то процветающего города.

– Я служил ему верой и правдой девять долгих лет. Не просил лишнего, довольствуясь тем, что имел и то, что он мне давал. Я считал, что так и должно быть, – в один из вечеров на корабле рассказывал Ремко. – Он приказывал мне что сделать и я делал, не спрашивая зачем, приказывал соврать – я врал, хотя по сути я против лжи в жизни, но я полагал, что это ради великого дела. Нет, я не был бездумной болванкой, со многим я был не согласен. Иногда я мягко намекал на его не правоту, иногда он ко мне даже прислушивался, но в любом случае я был частью его команды и действовал во имя нашего лидера и нашей группы, как тогда я считал новаторов и строителей будущего. И возможно так было бы всегда, если бы не появились другие люди. Статхаудер выгнал некоторых из нас, взяв им замену. И тогда, наблюдая со стороны, что делали те другие, и как вели себя по отношению к памяти и делам покинувших нас, наблюдая за реакцией Мартинуса на это, видя новые задачи, поставленные им вновь прибывшим, я понял, не сразу, но постепенно, я понял, с кем я все это время был рядом, чьи указания выполнял. Мне стало стыдно, не за все, но за многие свои поступки. И тогда его свора, почувствовав, что я становлюсь другим начала действовать против меня. И все стало на свои места. Я всегда думал, что я часть стаи, а это оказалась стадо, я думал, что служу у льва, а оказалось, что у шакала. Я был слеп и я благодарю судьбу за тот луч солнца, холодного и отрезвляющего, что она мне подарила. Самое смешное, что когда уходили те, кто очнулся до меня, они удивлялись, почему я остаюсь, а я удивлялся, почему они удивляются. Но когда уходил я – я уже не удивлялся, я сочувствовал тем, кто остается, и со временем их постигла та же участь, их обвинили в безграмотности, бесперспективности и ненадежности, но это уже не моя история. А я, я теперь свободен и служу только тем, в чем сердце бьется огонь и чья душа благородна. Но иногда я вспоминаю его прощальные слова, он сказал мне, что разочарован во мне и мне нет места в его новом мире развития и процветания….

– Некоторые слова – это песок они проходят сквозь пальцы, соединяясь с вереницей событий, ничего не значащих в этой жизни, – ответил на это другу Кичиро.

С момента как Кичиро и Ремко встретились на острове Дедзима, они были всегда вместе как тень друг друга, вообще было удивительно, что судьба соединила пути таких разных не только по происхождению, но и по характеру людей. Они спорили постоянно и обо всем – из-за политики своих государств, из-за традиций своего народа, из-за еды, из-за вина, из-за религии, из-за женской красоты, и даже из-за предстоящей погоды и из-за вкуса воды. Причина была всегда и сегодня темой дня у них была вчерашняя рыбалка, хотя рыбы они поймали одинаковое количество, но спор шел о способах ее ловли в их странах и их эффективности.

Понаблюдав за ними некоторое время, Альвильда покинула команду и разместилась на корме корабля, наблюдая за опускающейся тишиной ночи.

Ближе к полуночи к ней подошел Кичиро:

– Простите меня кёси, – он поклонился и, не поднимая головы, почтительно ждал ее ответ.

– Я не учитель тебе Кичиро, – ответила Альвильда и дотронулась до его плеча, дав понять, что он может остаться. – Тебе не спится?

– Вы учите меня жизни, значит вы мой сенсей, точнее вы больше чем сенсей.

– И когда я тебя учила?

– Сначала вы научили меня языку европейцев, я не знаю, откуда вы знаете так хорошо мой язык, но благодаря вам я теперь могу не просто говорить, но и понимать окружающих меня людей. Я вырос в закрытом обществе, в обществе с жесткими правилами и дозированными знаниями, там не интересна другая культура и другие мысли, до встречи с вами я был как мышь в своей закрытой норке, а теперь я как чайка, кружащая над бесконечными водами.

– Но тебе не кажется, что это сделала не я, а твой друг?

– Ремко. Да, он мой семпай. Он дал мне новую жизнь, но я бы не понял и не узнал бы его так хорошо, если бы не вы кёси.

– Но ты тоже научил меня искусству твоего боя.

– Не научил, а показал. Это разные вещи. Урок – это когда один обогащает чем-то другого. А вы кёси прекрасно владеете всеми мечами. Мои вакидзаси99
  Короткий японский меч, прим. автора.


[Закрыть] всего лишь немножечко дополнил вашу коллекцию и вашу безупречную технику.

– Ты скромен. Ты раскрыл для меня технику боя твоих предков, то, что втайне держит твой народ.

– Иногда мне кажется, что вы и так все знаете…. Но что удивительно, знание вас не обременило и не принесло тоску в душу, вам интересен окружающий мир. Я рад, что немножечко пополнил его.

– Хорошо Кичиро. Тебя что-то тревожит?

– Не меня, а вас кёси что-то тревожит. Постоянно тревожит…

Альвильда внимательно посмотрела на него и промолчала, он был необычным человеком, раз понял ее настроение.

– Удивительно ясная ночь, – продолжил Кичиро и пропел стих:

Одиночество луны.

Хризантемы лепесток…

Тоска, но не любви…

– Ты скучаешь по своей родине? – спросила Альвильда.

– Да кёси, я скучаю о земле моих предков и о моей семье, но это прошлое, а я живу в настоящем… Мы на разных берегах…

– Да это точно… Разные берега… – Альвильда не хотела продолжать этот разговор, она почувствовала боль Кичиро, и ей захотелось отстраниться от нее. Что-то знакомое мелькнуло во всем этом разговоре, поэтому, улыбнувшись, она добавила, – иди, отдыхай Кичиро, не будем будить океан своими разговорами.

– Будить океан? О нет, кёси, океан никогда не спит.

– Кичиро, я не в этом смысле, понятно, что и ночью в нем бурлит своя жизнь. Я о том, что в такую тихую и звездную ночь хочется замереть и ощущать, как тебя обнимает тишина и мне кажется, что даже такая стихия как океан испытывает подобные чувства.

– Я тоже не о рыбках и мидиях. Я о том, что океан вечная и первозданная сила, он древен как сама жизнь, он был до нас и будет после нас. Но со временем, живя в суете настоящего, он забывает прошлое, но бывают моменты, такие как эта ночь, когда он замирает и вспоминает то, что когда-то было с ним, то, что важно для него, то, что важно для всей жизни в целом, то, что лежит в основах его создания. И тогда с первыми лучами солнца он смотрит на мир уже другими глазами. Океан не спит кёси, океан перерождается…

– Ты говоришь о нем, как о человеке, – заметил, подошедший к ним Алан.

– Человек, это всего лишь оболочка, как дерево или вон тот дельфин, играющий на лунной дорожке. Океан, это тоже оболочка, оболочка для вечной энергии жизни и мысли, – ответил Кичиро, низко поклонился и тихо ушел, оставив их вдвоем.

– Интересный человек, – сказал Алан, проводя его взглядом. – Жаль, что придётся похоронить его и Ремко вместе с этим кораблем.

Альвильда промолчала, задумчиво наблюдая за дельфинами, пытающимися поймать отражение луны, при этом подумав о том, что высадит приятелей в ближайшем порту с очень важным для нее заданием и естественно назад их не заберет. Она капитан – ее право.

Иранхара

Было жарко. Воздух плавился под лучами Солнца, создавая видимость легкой дымки. Редкий теплый ветер ласкал ее кожу. Странно, но в такой зной ветер сохранил свою прохладу, хотя время от времени он и обдувал горячими потоками, но, тем не менее, оставался приятным и нежным.

Соломея внимательно вглядывалась в сидящего вдалеке гепарда. «Почему он остановился? Почему не бежит? Он же видит кто мы, он же знает, что мы преследуем его все это время…», – задавала она себе вопросы. Царица первой заметила, что зверь ждет их на возвышенности. Дав команду всем остановиться и замолчать, она рассматривала кошку. Что-то в ней интересовало и манило ее.

Царица спешилась и, сделав жест, чтобы все оставались на местах, медленно отправилась к гепарду. Она слышала, как Ерсус за ее спиной снял лук и приготовил стрелу. «Как всегда все делает по своему», – улыбнулась Соломея, подняв руку и медленно опустив ее, дала понять стражу, чтобы тот не торопился и не мешал. Она встала напротив хищника в нескольких метрах, их взгляд встретился.

– Как хороша, как грациозна и свободна, почему же ты не бежишь? – тихо спросила она зверя.

Гепард даже не пошевелился, он ждал. В нем не было обреченности или покорности, но было решение – решение принятое осознанно и готовое к исполнению.

Разглядывая гепарда, Соломея заметила, что это самка и, скорее всего, кормящая котят.

– Ах, вон оно что…. Все это время ты уводила нас от них, а теперь готова принять смерть… Ты знаешь, что мы убьем только одного и закончим охоту. И ты решила, что это будешь ты. Так, так…, – ответила на свой вопрос царица.

Взгляд кошки был ожидающе спокоен. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга. И вдруг Соломея уступила.

– Сегодня ты победила, постарайся больше не попадаться мне на глаза, – произнесла она вслух, наклонив голову и положив руку на грудь в знак уважения. Затем развернулась и медленно вернулась к оставленной свите.

– Это неразумно, поворачиваться к гепарду спиной, – недовольно проворчал Ерсус.

– Неразумно поворачиваться спиной к людям, – с усмешкой ответила Соломея. – Мы возвращаемся в лагерь. Иринарх ждет нас.

Всадники развернулись и помчались к лагерю, никто не стал удивляться и задавать вопросов, все знали – царица на вопросы не отвечает.

Соломея, пропустив всех вперед и опустив поводья, задумчиво возвращалась последней. Ерсус тенью следовал за ней, ожидая, когда она позовет его. Некоторое время они ехали молча. Затем Соломея спешилась и махнула рукой, подзывая главного легионера. Тот не заставил себя долго ждать, мигом подъехав и соскочив с коня. Их взгляды встретились, он никогда не опускал глаз, даже ради приличия, и отводил взгляд только тогда, когда отводила она.

– Ты составил списки соратников Иринарха?

– Да, моя госпожа, – Ерсус достал и протянул ей свиток.

Царица развернула его и внимательно прочитала.

– Здесь не так много имен…

– Да, моя госпожа, с тех времен уже многие умерли от возраста и болезней.

– Хорошо, сожги его.

– А я так старался… – с улыбкой возразил Ерсус.

– Я всех запомнила, сожги, – перебила его Соломея. Немного помолчав, она добавила: – Я оставлю тебя управлять в Красном замке. – Почувствовав, что Ерсус хочет возразить, царица пристально посмотрела ему в глаза и повторила:

– Я оставлю тебя в Красном замке, не перебивай. Ты укрепишь его, расширишь вокруг зону города, для снабжения города организуешь дополнительные поселения. Перед замком и на выходе к морю поставишь несколько фортов. Я хочу, чтобы ты создал школу для обучения воинов, а также организовал строительство судов для перехода через Узкое море.

– Моя госпожа, ты хочешь завоевать соседние земли?

– Вполне возможно. После смерти Аружан, а затем и ее отца, земли Сумары не надежны. Молодые принцы Анандир и Олрекр скоро поймут, что не стоит враждовать между собой и направят свои усилия против нас.

– Не проще будет отдать одному из них в жены Синклар?

– Да, такой вариант я рассматриваю, но, думаю, Дильдабек может помешать.

– Если речь будет идти о безопасности его империи, то он согласиться на некоторое время расстаться с ней.

– Моей империи. Речь идет о моей империи, и я планирую держать Дильдабека подальше отсюда как можно дольше. Кроме того я действительно желаю долгих лет Иринарху.

– Твои желания идут в разрез с планами мандира…

– Посмотрим. В любом случае, я хочу обезопасить это место, это раз, и создать… вырастить новую армию, это два. Воинам нужны постоянные тренировки, поэтому время от времени, вы будите посещать соседей.

– И сколько ты планируешь разместить там воинов?

– Два легиона.

– Сколько? – переспросил главный легионер.

– Может и больше, конечно это произойдет не сразу, – ответила Соломея и вскочила на коня.

– Но рядом я буду тебе нужней.

– Нет, ты нужен мне в Красном замке. Только ты поймешь то, что я хочу сделать, и только ты сможешь мне помочь в этом. И кстати, Ерсус, не забудь оборудовать покои для меня и обязательно с бассейном, – и царица пришпорила скакуна, уносясь вперед.

– Но ты же понимаешь, что тебе придётся сделать выбор! – крикнул ей вслед Ерсус и тише добавил, – убить Дильдабека или пожертвовать Иринархом. Я бы выбрал первое.

Он долго смотрел ей вслед, затем вскочил на коня и не спеша направился за ней.

У подъезда к лагерю Соломею встретил Иринарх. Он выехал на встречу, волнуясь, что та задержалась.

– Я скучал по тебе, – поцеловав ее, произнес он, доверчиво и с любопытством заглядывая ей в глаза. – Ты отпустила гепарда, почему?

– Я тоже соскучилась, милый, – как обычно не ответив на вопрос, Соломея подмигнула мужу и, махнув ему рукой, направила коня к их шатру. – Догоняй!

Иринарху ответ уже был не важен, такая редкая возможность остаться с ней наедине его обрадовала и быстро погрузила в мир фантазий и желаний.

Она зашла в шатер, чаша с огнем прогорела и угли мигали в полутьме, напоминая о себе. Царица скинула тунику и присела рядом с Иринархом.

– За что мне это счастье, – произнес он и положил голову ей на колени, любуясь ее грудью.

– Ты хороший человек, правитель Иранхары, – прошептала она, подумав про себя: «О, если бы я знала это раньше…».

Они отправились в путешествие по стране через пару дней после Ритуала создания союза и коронации Соломеи. Все обряды, как и хотела Соломея, прошли скромно с приглашением только небольшого количества вельмож из свиты Иринарха. В поездке должны были принять участие все приглашенные на церемонию и небольшое количество воинов, хотя можно было обойтись и без них, но Иринарх настоял, объясняя это тем, что так будет солидней и более представительно. В день перед отъездом главный визирь вдруг сказался больным.

– Мне так жаль, мой повелитель, но моя слабость и жар не дают мне возможность последовать с вами, – сказал Ингис, при этом он действительно выглядел очень бледным и слабым, его мучил постоянный кашель и озноб.

– Мне тоже жаль, друг мой, ты упускаешь возможность еще взглянуть на созданную нами империю, – ответил ему царь, восприняв эту весть с облегчением. Иринарх чувствовал вину перед старым соратником за то, что пообещал Соломее сменить его. Хотя вознаграждение, которое он планировал дать ему за службу, должно было смягчить всю неприятность этой ситуации и обеспечить благополучную жизнь его семье на многие поколения.

– Нам будет недоставать тебя, о мудрейший, – поддержала его царица, – но не беспокойся, лечись и быстрее выздоравливай.

Соломея улыбалась, но главный визирь почувствовал весь холод ее взгляда.

– Спасибо, я желаю вам удачной охоты, но бойтесь тигров, – ответил он ей.

– Тигров?

– Им свойственно быть незаметными и нападать со спины, светлейшая. Опасные животные скажу я вам.

– Ингис, зачем ты пугаешь мою царицу, в наших краях уже давно не было видно тигров, – нахмурился Иринарх.

– Не видели, еще не значит, что нет, – возразил главный визирь. – Но что вы, мой господин, я не пугаю, я бы не посмел, я просто забочусь.

Ингис низко поклонился и хотел удалиться, но Соломея остановила его, дотронувшись до руки:

– Мой царь, наш главный визирь действительно очень болен, предлагаю оставить город на Хонора, а твоему верному другу дать возможность поправить здоровье без забот и хлопот.

– Но я…, – Ингис попытался было возразить, но Иринарх громко позвал визиря Хонора и при всем дворе дал распоряжение ему управлять городом.

– Тигры говорите, это интересно. Достойная добыча, хорошая охота, – серьезно сказала царица, прощаясь на следующий день с главным визирем.

Царская чета путешествовала по Иранхаре уже три луны, останавливаясь по пути во всех крупных поселениях. Царя и новую царицу везде ждали и торжественно встречали, организовывая пиры, праздники и представления. В каждом уголке империи уже слышали о Соломее, о ее реформах и начинаниях, вводимых ею законах и наказаниях, а так же о ее взгляде, пронизывающем и глубоком, от которого невозможно было укрыть ни мысли, ни желания.

Все точно знали, что теперь Иранхара изменится и людей охватывал то страх, то любопытство и ожидание перемен. В каждом поселении царица лично знакомилась с жителями, с их бытом, проходила по улицам, заглядывала в дома, осматривала сады и поля, время от времени тихо диктуя писцам распоряжения. Ее интересовало все – сколько в последний оборот Солнца родилось детей и сколько из них выжило, какими болезнями болеет скот, что едят и пьют люди, сколько снимают в год урожаев, как цветут сады, если в поселении уникальные мастера или знахари. Соломея удивительно успокаивающе действовала на окружающих, и если до ее приезда люди чувствовали напряжение, то после ее отъезда, все были убеждены, что наступило золотое время империи, что их царица самая мудрая и справедливая и что неукоснительно следует выполнять любое ее пожелание.

Соломея не жалела времени на иранхарцев, в то время как Иринарх больше придавался охоте и отдыху. Царица поощряла развлечения супруга, время от времени присылая ему новых танцовщиц и музыкантов. Их совместная охота всегда проходила удачно и весело, но тигров они так и не встретили, в связи с чем Иринарх отметил, что Ингис действительно уже нуждается в отдыхе.

Еще на одну луну путешествующие задержались в Красном замке. После смерти Аружан и отъезда Гутлеифа, Иринарх забыл про эти края, хотя когда-то и сам, переплыв через Узкое море, вошел в страну именно в этом месте. Здесь участились набеги со стороны соседей, которые будто бы пробовали на прочность южные ворота Иранхары. Жители замка стоически отражали нападения, приезд царя для них был долгожданной наградой и сулил помощь.

Соломея долго изучала крепость, город перед ней, и, несмотря на возражения Иринарха, несколько раз выезжала за пределы страны, осматривая близ лежащие окрестности и выход к морю.

– О чем ты думаешь? – спросил как-то вечером Эрсус, когда они стояли на берегу моря и планировали расположение форта.

– О том, где лучше расположить смотровую башню, – ответила царица, подняла камушек и, повертев его в руке, бросила далеко в воду.

– Я поставлю их четыре, но ты думаешь не об этом.

– Не плохо бы было сесть на ладью и уплыть…

– Ладья не надежна, но можно построить хороший корабль, большой с двумя рядами весел.

– Вот и построй его.

– И мы уплывем?

– Нет, это для военных целей.

– Но, ты же хотела бы…

– Наши желания не всегда истинны, – помолчав, произнесла Соломея. – Поэтому существуют цели и обязательства. Я бы уплыла, мне нравится море, я не боюсь его. Но есть клятва, которую я обязана выполнить.

– Что за клятву ты принесла Дильдабеку?

– Нет, что ты. Не ему. Клятва, обязательство, как не назови смысл один – есть то, что я должна выполнить, чего бы мне это не стоило и чего бы для этого не потребовалось.

– А потом ты будешь свободна?

Соломея долго молчала, смотря на водную гладь. Море в этих краях было изумрудное и даже в плохую погоду оно не мутнело, а становилось немного темнее и насыщеннее по цвету. Было тихо, замолчал даже ветер, пытаясь услышать ее ответ.

– Свободна? Свобода это название определенного состояния в определенный промежуток времени. Но в целом это иллюзия. Как это море, которое кажется спокойным и миролюбивым, но в глубине там идет насыщенная жизнь и борьба на выживание. Свободным сам по себе ты быть не можешь, можно быть только свободным от чего-то, или от кого-то. Если ты имеешь в виду, что я буду свободна и смогу с тобой уехать, то нет, такого варианта не будет. Я думаю, если я дойду до цели, после у меня вообще будет мало вариантов. Если я дойду…. И то, что я сейчас царица этой империи это и есть моя свобода. Я постараюсь как можно дольше сохранить ее.

– Я не понимаю…

– Придет время, и ты все поймешь. Но не расстраивайся, у меня здесь будет много дел, и я буду часто приезжать к тебе. Но пообещай мне…

– Что ты хочешь, чтобы я пообещал?

– Однажды я попрошу тебя быстро собраться и уехать, туда, куда я скажу и сделать то, что я скажу, и ты сделаешь это без лишних вопросов и рассуждений. Ты просто поверишь мне.

– И как скоро это будет?

– Не скоро. Надеюсь очень даже не скоро.

– Тогда клянусь, я сделаю, так как ты скажешь. Поклянись и ты, если я, конечно, могу о чем-то тебя просить.

– Проси.

– Ты всегда будешь думать о своей безопасности, особенно когда меня нет рядом, и ты не забудешь меня.

– Это уже две просьбы, я же говорила, что буду к тебе приезжать.

– Я не об этом.

– Хорошо, обещаю.

– Что обещаешь?

– Что никогда не забуду тебя, и всегда буду стараться обезопасить себя…

Через день, назначив управляющим Красным замком Ерсуса и поручив ему город и окрестности, царская семья со свитой направилась в Арзу, по дороге ненадолго остановившись в Верене.