Текст книги "Темная лошадка"

– Вот негодники! – бушевала Нюся. – Ключи раздобыли! Небось у тебя Бьянка, стащили и подделали.

Окаменевшее лицо Бьянки не выпускало наружу даже тени эмоций. Яркой статуей в пятнах красных маков она замерла на фоне вечернего неба, ветер трепал блестящие волосы и кисти длинной шали, оплетающей тело, как кокон. Глаза, еще недавно горевшие беспокойством за друзей, погасли и слабо тлели на белом, словно мрамор, лице.

Мне стало ее жаль и я отвлекла Нюсю от упреков словами:

– Спасатели краску на ограде повредили. Смотрите, какое кольцо от троса осталось. Теперь придется заново красить, а то потом железо ржаветь начнет…

– А я говорила, – вступила Света, – негодная это краска. Да разве ж рабочих слушают? Хозяевам главное цвет понравился, а остальное без разницы.

Камушек вновь прицельно попал в Бьянку. Она на этот упрек даже ухом не повела.

А мы все прилежно полюбовались свежей царапиной на ультрамариновой трубе. Света бубнила что-то о внутренних и внешних работах с красками и пыталась привлечь внимание хозяйки к причине общего недовольства.

Бьянка глаз на царапину не опустила, цвет краски ее устраивал, поскольку прекрасно гармонировал с креслами, шезлонгами и диваном-гамаком.

Неожиданно к нашей компании, уже едва различимой в сиреневых сумерках, добавились Михаил Петрович и Туполев. Назар Савельевич делал вид, что мы вовсе не знакомы и к Кутеповым он приехал с дружеским визитом.

Михаил Петрович выглядел крайне довольным. Он потирал руки и ласково смотрел на домашних.

– Ну вот, все и разрешилось, – повторил несколько раз. – Прямо гора с плеч. – Подойдя к жене, он обнял ее за талию, нежно встряхнул и сказал громко, пожалуй, на публику: – Не кори себя, дорогая. Ты ни в чем не виновата. Мы найдем этих мерзавцев. – Кутепов не знал, как еще выразить радость избавления от горьких мыслей: злоумышленники найдены, тайна пропавшего пистолета разгадана – ведь не просто так Хорские обзавелись ключами от его дома! – конец подозрения, тревогам и бессонным ночам. – Предлагаю это отметить! Все в дом, все в дом. – Он широко раскинул руки, словно готовился обнять весь свет, свой пентхауз и нас до кучи. – Коньяк, шампанское, гуляем! Завтра выходной.

Проходя мимо Назара, я улучила минутку и шепнула:

– Надо поговорить. Обязательно на террасе.

В гостиной стало шумно от одного Михаила Петровича. Он шутил, звонил Стрельцовым, приглашая их на вечеринку, и громко давал указания: шампанское, бокалы, виски, лед, коньяк, лимон, конфеты!

Бьянка упала в угол дивана и затаилась испуганным зверьком. Только глаза настороженно поблескивали, когда муж обращался к ней. Протянутый Михаилом Петровичем бокал шампанского она едва не уронила.

Мне было очень-очень ее жаль.

Минут через двадцать истерического веселья я взяла со столика зажигалку и вышла на террасу. Темно-синее небо украсилось искрами звезд, на западе еще угадывалась розовая полоска заката.

– Что-то не так? – сзади подошел Туполев и встал плечом к плечу. Я кивнула. – Чем ты недовольна? Ведь все разрешилось.

– Все еще больше запуталось, – тихо сказала я.

– Но ведь Хорские могли взять пистолет? Незаметно днем, когда отключена сигнализация, подняться сюда по черной лестнице, открыть дверь… Это вполне вероятно. Квартира огромная, а от лестницы до кабинета темный коридор…

– Я хочу кое-что тебе показать, – перебила я и опустила ладонь на свежую царапину от троса спасателей: – Видишь? Это сделали сегодня. А теперь иди сюда. – Я завела Назара за угол пентхауса, подвела вновь к ограде и показала на точно такой же свежий след от веревки. – Как думаешь, откуда он взялся? Если спуститься отсюда, то прямиком попадешь на балкон спальни Валерии и Алексея. Причем, этот след точная копия того, что оставила веревка спасателей. Если бы снизу набрасывали крюк, царапина была бы совершенно иной. И этот след свежий, железо даже запылиться не успело.

– Черт! – выпалил Назар. – Ты хочешь сказать, что Хорские…

– Их подставляют, Назар, – снова перебила я торопясь. Скоро кто-нибудь обязательно выйдет на террасу покурить или проветриться, и поговорить нам не дадут. – Если бы Хорским потребовалось забросить сюда веревку, то на конце, вероятнее всего, был бы железный крюк, так? Но след оставлен определенно веревкой.

– Но ведь можно привязать груз, забросить веревку…

– Назар! У них были ключи от черной лестницы! Подумай, зачем им с тяжестями упражняться и по балконам лазать?! Это опасно. Хорских нам подставляют!

– Занятно, – пробормотал Туполев.

– Да. Очень. И учти – все как-то вовремя. Валерия и Алексей пропадают, кальмары тухнут, ключи от черной лестницы в тумбочке…

– Дьявол, – ругнулся Назар. – И что ты будешь делать дальше?

– Сидеть здесь и думать. Кстати, я не успела тебе сказать самого главного – за сегодняшний день выяснилось, что ни у кого, я повторяю, ни у кого из Кутеповых нет алиби. Алиби Бьянки теперь доверять нельзя, а Рената и Таша в глаза не видели друг друга вечером двенадцатого апреля. Как тебе это, а?

– Нормально, – выдавил Назар. – А Миша?

– Мише алиби не нужно, – поморщилась я, – он труп обнаружил, с него достаточно. Я об остальных говорю.

В кармане моего собеседника запиликал сотовый телефон, он поднял трубку к уху, сказал только «да», и долго, минуты три-четыре выслушивал сообщение. Потом выругался вполголоса и посмотрел на меня, хотите верьте, хотите нет, в легкой степени растерянности:

– Я получил информацию с обыска квартиры Хорских. Найдена цифровая видеокамера, на ней запись постельной сцены. Бьянка… ты ни за что не догадаешься с кем…

– С Валерией, а не с Алексеем, – вздохнула я.

– Нет. С обоими.

– И мне кажется, она не знала, что ее снимают…

– Похоже на то. Съемка велась скрытно. Ну и дела! Сейчас эксперты везут их комп в лабораторию, надеются восстановить уничтоженные записи и найти еще что-нибудь.

– Раскопают грязи, – поежилась я. – Бедная Бьянка.

– Почему ты уверена в ее непричастности? Не забывай, это она привела Хорских в свой дом…

– Еще скажи, что она сама позволила себя снимать. Бьянка не мазохистка, она жертва.

– Я сейчас позову Мишу, ему стоит взглянуть на эти царапины…

– Подожди! Не ходи. Пусть человек хотя бы одну ночь поспит счастливым.

Уже уходивший Туполев повернулся ко мне и прислушался к звукам вечеринки, несущимся из гостиной: бас Кутепова перекрывал рыком все голоса. Печалить такого весельчака – совершенное преступление.

– Как ты оправдаешь теперь свое присутствие здесь? Миша считает, что все закончено.

– Оправдывать пришлось бы мой внезапный ночной отъезд. Я спокойно дождусь утра и поговорю с Михаилом Петровичем. – Мы стояли у ограды террасы, смотрели на город, разрезанный полосками проспектов, расчерченный огнями тротуаров, и думали об одном и том же. – Позвони завтра «дяде Мише», попроси его внимательнее отнестись к моим словам. Иначе, боюсь, он отмахнется от меня, как от надоедливой мухи. Ты-то хоть мне веришь, что все еще больше запуталось?

– Не хочется, но верю, – нахмурился Назар.

Не сговариваясь, мы отвернулись от города, оперлись спинами о перила и какое-то время молча смотрели на стеклянные стены дома Кутеповых. Все как в той поговорке, за исключением крыши: крыша была монументальной, прилетевшим камушком ее не прошибить. Так что надежда оставалась.

Утром в мою комнату постучал Михаил Петрович и, одновременно с моим возгласом «Войдите!», распахнул дверь. Выглядел глава семейства неважно. Первую половину ночи он активно мешал коньяк с шампанским, вторую не менее активно мирился с перепуганной Бьянкой.

– Звонил Назар, сказал, что у тебя есть какие-то новости.

– Есть, Михаил Петрович, – внутренне ежась, сказала я. Бедный, бедный Михаил Петрович, не дают тебе спокойной жизни! – К сожалению, новости для вас не утешительные. – Хотела добавить «крепитесь», но нажала зубами на кончик языка и отдала честь перепугать «дядю Мишу» до самого основания официальным органам. Скоро эксперты проявят на жестком диске стертые записи, и тогда – держитесь, Михаил Петрович. Бьянку потащат в прокуратуру для объяснений, вам тоже седых волос прибавят, будем считать – пошел второй круг ада. Хорошо, если удастся избежать огласки. И, как это ни печально, я начинаю кромсать вас первой. – Пройдемте на террасу, я хочу вам кое-что показать, – сказала и опустила глаза.

Лучше б я попросила Туполева не звонить, а приехать! Пусть бы сам царапины на синих трубах демонстрировал. Трепать нервы истерзанному мужику – занятие малопочтенное.

За ночь, крутясь в без сна в постели, я подбила итоги, проанализировала возможные причины всего происходящего и вывалила на несчастного «дядю Мишу» все разом. Начиная с двух царапин на синей краске, речи, которую я вчера толкнула перед Туполевым, и резюме:

– Если предположить, что ключи у Хорских появились давно, – ведь за один день до приезда Коваленко такие сложные ключи даже если утащишь, то не в каждой слесарной мастерской изготовишь, – налицо получается давно запланированная акция. И пропажа пистолета всего лишь эпизод. Надо искать снова, Михаил Петрович. Мне очень жаль, но Хорские не очень вписываются в историю с убийством. Даже если представить, что они одиннадцатого апреля вечером стащили у Бьянки ключи, изготовили дубликаты и незаметно вернули их на место, то на кражу пистолета у них просто не было времени. Если же они умудрились провернуть всю операцию, включая убийство в гостинице, то это, извините, не Хорские, а преступный синдикат какой-то. Что, как вы понимаете, еще хуже. Так как из этого следует, что против вас в течение полугода целенаправленно работала преступная группировка. Я ясно выражаюсь?

Оцепеневший Кутепов мертвыми глазами смотрел на город. Сказать, что он был в шоке, значит сильно приукрасить действительность.

– Я не верю, – наконец выдавил он.

– Только не вините в этом Бьянку, – быстро добавила я. – Мне кажется, она жертва. Ее на чем-то поймали.

– На чем? – не глядя на меня, спросил Михаил Петрович.

Я замялась. Не говорить же мужику в возрасте «на сексе», мол, плохо с женой работали, товарищ. Когда узнает о видеосъемке, сам поймет, что его жена – самая пострадавшая сторона, ее предали.

Но пока Кутепов складывал лишь два самых очевидных факта: Бьянка и ее друзья.

А я лукавила. Второй след на ограде террасы вообще не вписывался в схему «Хорские враги». Почему-то мне думалось, что над Валерией и Алексеем тоже кто-то гадко подшутил. Но кто и почему, сейчас я не могла ответить и потому вешала несчастному «дядя Мише» килограмм лапши на оба уха. Мне было важно заставить его взглянуть на вновь открывшиеся данные под иным углом, с точки зрения «не все спокойно в нашем королевстве». Враг есть, враг бдит, врага надо найти.

– Вы уже разговаривали с Бьянкой о Валерии и Алексее? Откуда она их знает?

Опираясь обеими руками на ограду террасы и нависая над ней, Кутепов раскачивался, словно собирался прыгнуть вниз. Потом резко оттолкнулся от перил, сделал шаг назад и прекратил меня пугать.

– Они знакомые ее знакомых. В прошлом году они ездили на Кубу, там познакомились с Галиной, танцовщицей из клуба, где когда-то работала Бьянка, в случайном разговоре обмолвились, что собираются приехать в наш город, и та дала им телефон Бьянки.

За весь разговор Кутепов ни разу не взглянул на меня. Хорошо, не царские времена, раньше гонцов, приносящих дурные вести, пороли на конюшне. Нынешние богатеи только в личико смотреть не изволят.

– С Галиной можно связаться?

– Нет, Бьянка не знает ее нового телефона.

Надеюсь, госпожа Кутепова не врет. Пока она не знает, что при обыске обнаружена камера с пикантной видеосъемкой, и думает лишь о том, на кого свалить знакомство с Хорскими. Судя по ответам «дяди Миши», следствие отправят в Гавану. Могу лишь посочувствовать.

Или позавидовать?

Михаил Петрович взъерошил волосы и наконец взглянул на меня. В его глазах застыла такая безмерная, усталая растерянность, что я пожелала больше не встречаться с ним взглядом. Сильный мужчина не должен выглядеть таким сломленным, лучше бы он продолжал дарить взгляды городу с высоты птичьего полета.

– Бьянку вызывают в прокуратуру для дачи показаний, – горько произнес он. – Я поеду вместе с ней.

Упаси тебя бог! Пока остается хоть какая-то надежда на сохранение тайны отношений Бьянки и Хорских, надо поберечь тебя, Михаил Петрович. Надеюсь, в следующей жизни мне это зачтется, и я стану, например, Синди Кроуфорд грядущих поколений.

– Михаил Петрович, а если я поеду вместо вас? – с просительно-заискивающей интонацией пролепетала я.

– Зачем? – подозрительно нахмурился Кутепов.

– Я думаю… мне почему-то кажется, что Бьянке очень неприятны все эти разговоры о Хорских. Помните, как она переживала вчера? Чуть не плакала…

– Ну.

– Так вот. Я думаю, будет лучше, если рядом с ней окажется не близкий человек, но свой. То есть – я. Она стыдится того, что вас подвела. Не ездите с ней, Михаил Петрович, пожалуйста. Давайте я туда отправлюсь?

– Интересно, как ты ей это объяснишь? – сдаваясь, буркнул Кутепов.

– Просто. Меня тоже вызвали в прокуратуру. Когда только начиналось следствие по убийству Якова Семеновича, меня не было в городе, и теперь следователь хочет узнать – кто я, что я и откуда. Вдруг я аферистка-террористка? Попросите Бьянку захватить меня с собой. Города я не знаю, где находится прокуратура, в жизни не найду… А у вас образовались срочные дела. Хорошо?

– А что ты будешь делать в прокуратуре? В первый попавшийся кабинет зайдешь?

– А Бьянке это важно? – вопросом на вопрос ответила я. – У нее своих забот хватает.

– Но… я ей уже пообещал, что поеду вместе с ней…

– И как она отреагировала?

– Плохо.

– Ну вот видите. Ей будет легче разговаривать со следователем без вас.

По наблюдениям, кои я успела сделать за эти дни, близких друзей в этом городе у жены Кутепова нет. Не обзавелась еще, а последние полгода плотно общалась с Хорскими.

Сегодня танцовщице достанется – вчера уже пришлось непросто – и насколько я знаю женщин: снять стресс и выплеснуть обиду Бьянке будет просто необходимо. И если повезет, я стану ее наперсницей: мне нужно знать правду!

Надеюсь, подвернувшуюся родственницу, случайно залетевшую в дом на крыше, Бьянка использует по извечному женскому назначению: поплакать на мягком плече, дать утереть слезы и получить сочувствие.

Коридоры прокуратуры сияли свежей краской. Народу мало (прокурорские тоже люди, у них тоже есть дачные грядки, где вовсю идет посевная), я вольно вытянула ноги, почти до половины перегородила проход и жалела, что подслушать невозможно.

Одним глазком, когда Бьянка заходила в кабинет, я увидела длинное помещение с единственным столом у окна. От двери до стула, куда усадили Бьянку, было метров шесть, а двери в здании дореволюционной постройки стояли толстые и монументально-основательные. Плюс обивка из дерматина и страх попасться в позе «ухо у замочной скважины».

Терзали госпожу Кутепову долго, я уже начинала переживать о бесполезности моего пребывания в этом коридоре. Для исследовательских целей мне не подойдет Бьянка, выжатая как лимон, мне нужна женщина полная, хоть и неприятных, но эмоций. Эмоциям положено бить ключом, клокотать и выплескиваться через край. В мою сторону.

От скуки и переживаний спас звонок мобильника. На дисплее обозначился номер детектива Андрюши, и я радостно воскликнула:

– Привет! Как дела?

– Привет, – раздался крайне недовольный голос сыщика. – Как ваши дела?

– По-всякому, – вильнула я. – Чего нарыл?

– Ты там сидишь? – предварительно поинтересовался Андрюша.

– Сижу. Так давно, что седалище онемело.

– Ну так посиди еще пару часиков, – хмыкнул он. – Я уже в московской электричке, скоро приеду… такое расскажу.

– Говори! – взмолилась я. – Не томи душу!

– Фигушки. Я хочу в этот момент твою физиономию видеть. Насладиться, так сказать, моментом.

– Что-то важное? – еще больше оживилась я.

– Как посмотреть, – усмехнулся детектив. – Удивительное уж точно.

– Андрюша, ты злодей!

– Прими это как маленькую мстю за Туполева, – вредно произнес сыщик. – Помучайся теперь ты немного.

– Это не честно! – взвыла я и, вскочив, подбежала к окну.

– Очень даже честно, – не согласился Андрюша. – Я приеду часа через два, заскочу домой, переоденусь, душ приму (два дня в самолетах спал!), потом сразу к тебе. Договорились?

– А куда я денусь, – вздохнула я.

Может быть, сотворив маленькую «мстю», Андрей забудет старые обиды и перестанет относиться ко мне как к пятой колонне? Если мы вновь начнем общаться нормально, то это стоит любых ожиданий.

Едва я успела убрать мобильник в карман, из кабинета следователя вышла Бьянка. Лицо в красных пятнах, но глаза сухие. Увидев меня, она слегка удивилась. Толи не думала, что я буду ее ждать, толи вообще забыла о существовании «итальянской родственницы».

– Давно сидишь? – спросила, на ходу доставая из сумочки сигареты.

– Не очень. Меня саму только что отпустили. – Я засеменила вслед за ней к выходу.

– О чем спрашивали? – думая о своем, спросила Бьянка.

– Кто я, что я, как давно вернулась в Россию.

– Ну-ну, – бросила жена Кутепова и, сбежав по крыльцу к машине, оперлась задом о капот и долго, с трудом попадая кончиком сигареты на пламя зажигалки, прикуривала: – Достали! – выдохнула вместе с дымом. – Как они все меня достали!

Я молча смотрела на дрожащую в нервных пальцах тонкую сигарету, на слегка пыльный капот «ауди», который наверняка оставит след на бежевых брюках, и ждала, пока нечаянная родственница успокоится.

Рядом с машиной, метрах в двух стояла урна, но Бьянка намеренно швырнула окурок на асфальт и со злостью раздавила его подошвой удобных туфель на низком каблуке. «Поехали!» – скомандовала и села за руль. Но когда двигатель чуть слышно заурчал, вдруг выдернула ключ зажигания и, ударив обеими руками о руль, обняла его и опустила голову.

Я думала она заплачет. Но видимо, ожесточение Бьянка давила не слезами, а резкими движениями. Внезапно выпрямившись, одним точным движением она вернула ключ на место и, заставив машину взвизгнуть шинами, выбросила ее со стоянки.

– Поедем выпьем, – сказала и, промчавшись по дороге метров триста, швырнула машину направо к бордюру.

«Вот это темперамент!» – подумала я и, представив ее на месте убийцы, поняла: пистолет с подушкой вместо глушителя – не оружие Бьянки. В ее стиле треснуть врага подсвечником по голове. Так и видится эта женщина в кружевной мантилье, с подсвечником или серебряным стилетом в руке, – резкий замах, короткий удар и… «Кармен-Сюита» в аранжировке Щедрина. Дама в мантилье заламывает руки и уходит со сцены под аплодисменты восторженных зрителей.

…В полутемное нутро крошечного бара Бьянка не вошла, а ворвалась.

– Двести коньяку, лимон и… двести коньяку! Нет, тащи бутылку! – крикнула не сбавляя шага, с размаху шлепнула сумку на стол, села и наконец замерла.

Я неслышно примостилась рядом и с непритворным сочувствием спросила:

– Что-то не так?

– Всё не так! Все не так! – прорычала жена Кутепова и самым сатанинским взглядом посмотрела на официанта, выставлявшего с подноса фужеры, орешки и бутылку вроде бы армянского.

Бутылка была запечатана, и Бьянка немного подобрела. Тонко нарезанные дольки лимона нам принесли чуть позже.

Не обращая внимания на бармена, официанта и двух посетителей, Бьянка с грохотом вывернула сумку на стол, разворошила косметику, выудила нераскрытую пачку сигарет и зажигалку и, нависая грудью над столом, замерла с сигаретой, прилипшей к верхней губе.

Вещи в ее сумку сгребала я. Уронила тюбик с помадой и сползала за ней под стол.

Не знаю, сколько бы времени жена Кутепова просидела, изображая памятник, но я отвлекла ее от цементных мыслей вкрадчивым вопросом:

– Вас пытались в чем-то обвинить?

– Пытались! – фыркнула Бьянка и рассмеялась хриплым, нервным смехом. – Обвинили уже! Во всех грехах.

Чести абсолютно доверенной наперсницы я от нее так и не дождалась. Бьянка не касалась постельных откровений, не объясняла сути отношений с Валерией и Алексеем (это она переживала скрыто), но видя, как тяжело она приняла извести о предательстве близких людей, я поняла: кого-то из них Бьянка по-настоящему любила.

– Я одна, я совершенно одна, – выпив вторую порцию коньяку кряду, говорила женщина. – Ты представить не можешь моего одиночества! Меня вывезли сюда… как племенную корову, как… гейшу, как предмет интерьера! Все мое осталось там, в Москве! – горько сетовала она. – Здесь я даже не грелка для постели, я вообще никто! Ни мать, ни любовница, ни друг. – Бьянка опустила голову и судорожно, прерывисто вздохнула: – Я так одинока.

– А Валерия и…

– Я слышать не хочу об этой мерзавке! – вскрикнула Бьянка и все-таки заплакала. Коньяк ее расслабил, но не настолько, чтобы путаться в пьяных слезах. Она быстро с ними справилась и вновь наполнила бокалы.

Я не пила, предположив, что вести машину до дома придется мне.

Бьянка обратила внимание на этот факт и спросила с упреком:

– Ты что же… не желаешь со мной выпить?

– Вы не сможете сесть за руль, – напомнила я.

– Плевать! Вызову шофера, довезет. Пей!

Первый раз я увидела в Бьянке темперамент настоящей танцовщицы фламенко. Не женщина, а живой огонь в полный рост. Не удивительно, почему Кутепов когда-то прикипел к этой жар-птице. Сидя вровень со мной, она, казалось, возвышалась на метр с гаком.

Пить не хотелось совершенно. Через два часа мне предстояла встреча с детективом Андрюшей, привезшим полезные сведения, но Бьянка так глянула исподлобья, что я тут же и лихо опрокинула в рот грамм пятьдесят вроде бы армянского. Чмокая, закусила лимоном и в награду за лихость, позволила себе вопрос:

– Как давно вы знакомы с Хорскими?

Бьянка уже выцедила оглушительную дозу, выглядела не вполне трезво (умудряясь держаться с царским достоинством); положив скрещенные руки на стол, она приблизила ко мне лицо и, обжигая глазами, сказала:

– А вот сейчас я скажу тебе кое-что удивительное – я их совсем не знала. – Откинулась на спинку стула и дождалась, пока на моем лице появиться натуральное изумление.

Надо сказать, что пришлось потрудиться, поскольку ничего сногсшибательного в ее признании я не услышала. Чего-то подобного можно было ожидать.

Актриса из меня никудышная, лицедействовать я могу только на острие ножа (чему был яркий пример), но Бьянка посчитала мой вид удовлетворительным и ухмыльнулась:

– Удивлена?

– Пожалуй, – промямлила я. Сегодня утром ее муж уже сказал о том, что Бьянка призналась ему, что знакома с Хорскими не с московских времен, а через третьи руки. Теперь я услышала это от нее, но продолжила спектакль «мы так поражены, мы так поражены». Почему бы не сделать женщине приятно? – А зачем же вы сказали «дяде Мише»…

Бьянка не дала мне договорить. Вновь приблизила ко мне округлившиеся глаза и выдохнула:

– А ты можешь представить мою жизнь, а? Одна, с какими-то тухлыми, перезрелыми тетками, от которых толку-то, что рецепт варенья узнать. Ребенок не мой… точнее, мой, но как бы не мой. Ему больше врачи, чем мама, нужны. И этот… целый день на работе, деньги заколачивает… А, – Бьянка махнула рукой, – болото с золотистой ряской. Даже не аквариум, туда хоть воздух пускают – типичное, прогнившее, провинциальное болото!

«А ты, значит, у нас золотая китайская рыбка», – мысленно добавила я.

– Ты не представляешь, какая у меня жизнь была! – мечтательно пропела Бьянка. – Праздник, карусель… а, да что тебе объяснять, все равно не поймешь, – и налила себе очередную порцию коньяка. – И тут появляются они. Как видение из прошлой жизни – яркие, свободные, без этих… дурацких комплексов провинциальных! – Она со злостью обвела глазами небольшое помещение затрапезного бара. Словно взглядом подожгла, и дым пошел. – Ну, – выдохнула, – за помин моей прошлой жизни. – И выпила одним глотком.

– А где вы их увидели первый раз?

Бьянка подняла голову, посмотрела на зеркальный шар, болтающийся под потолком, и вымолвила:

– В таком же баре. Но в центре. Я после шейпинга всегда туда заглядывала, там кофе приличный делают. – Сказала и замолчала на какое-то время. – Они сразу мне понравились. Представь – я встретила близких по духу людей. Мы любили одну музыку, мы знали одну жизнь… скука у нас была одинаковая. Они ведь тоже приехали сюда из Москвы, Алексею предложили работу арт-директора в клубе, но потом… в общем, кинули. Так они и остались – без работы, без денег, на съемной хате размером с мой туалет…

– И вы предложили им поселиться рядом, – закончила я.

– Прекрати выкать, я тебе не Мафусаил.

– Хорошо. Ты пригласила их к себе и представила мужу, как старых друзей.

– А тебе не кажется, что ты слишком любопытна? – внезапно напряглась Бьянка, и я в ответ внутренне съежилась. В глазах моей собеседницы еще не совсем угас огонь недавней ярости.

– Извини, – пролепетала я. – Я думала, тебе надо выговориться.

– Думала она, – недовольно пробурчала Бьянка. – Хотя… пожалуй, да. Мне надо выговориться. И, – она будто увидела меня заново и удивилась, – почему бы не тебе? Тебе сколько лет?

– Двадцать пять.

– Выглядишь моложе, – одобрила мою сохранность танцовщица на пенсии. – Я к двадцати пяти такое количество грима на себе перетаскала, что странно, как к тридцати в урюк не превратилась. Давай, что ли, за свежесть?

Тост мне понравился, и второй бокал конька прошел уже живее.

– А Алексей и Валерия, они кто?

– По профессии? – уточнила Бьянка. – Оба «кулек» закончили: Алексей хореограф-постановщик, Лерка, как я, балетная. Оба нищие, оба целеустремленные, – усмехнулась, – как оказалось, даже с избытком. Какой-то бес навел их на меня…

– А если не бес? – бухнула я.

– Расшифруй, – слегка нетрезво качнулась Бьянка.

– Ну… ну ты же сама сказала, что в том баре ты бывала часто, они подкатили к тебе с одинаковыми привычками…

– Подожди! – внезапно и совершенно трезво перебила танцовщица. – Ты хочешь сказать… их кто-то на меня навел?!

– Да.

– Не-е-ет, – протянула Бьянка, – нет, я не верю! Это была симпатия, сразу, с одного взгляда!

Переубеждать и без того униженную женщину стало как-то неловко.

– Прости. Конечно симпатия. Три москвича в провинции, люди искусства, что может быть обыкновеннее? Конечно симпатия.

Но Бьянка задумалась. И мне не понравилось, как нехорошо заходили желваки на ее скулах.

– Знаешь, о чем меня спрашивали в милиции? – неожиданно спросила она. – Все ли время я видела обоих Хорских на даче двенадцатого апреля. – Собеседница задумчиво вертела в пальцах пустой бокал и напряженно разглядывала противоположный угол бара. – Так вот. Алекса я не видела часа полтора, может, чуть меньше.

– Он уезжал? С дачи?

– Не знаю. Как обычно, мы с Валерией были в бане. Алекс терпеть не может парную, у него после голова болит, и он занимался мангалом. Когда мы вышли из бани, нас уже ждал шашлык.

– То есть либо он уезжал, либо мясо готовил? Из этого ты сделала вывод, что Хорский не отлучался.

– Да. И вообще, что это я, – опомнилась Бьянка. – Моя машина перегораживала выезд, он возился с углями… я видела из окна бани горящий мангал…

– А самого Алекса? – быстро вставила я.

– Нет, по-моему, нет. Но огонь горел! Дрова он подкладывал…

«И смотаться в город на попутке он тоже мог. Пока ты парилась», – мысленно добавила я.

– Время ты помнишь?

– Да. И оно не совсем совпадает. Я не видела Алекса с шести до половины восьмого. Примерно.

«Если хитроумные Хорские не перевели стрелки на часах и не запудрили тебе мозги. Алиби Алекса можно принять только под огромным вопросом».

– Ты рассказала все это следователю?

– А пошел он к е… матери! – зло выругалась Кутепова. – Всю душу из меня вытащил! Кто, да откуда, да почему? Я не знаю, зачем Валерии и Алексею понадобились ключи от нашей квартиры и откуда они их взяли, но в одном я уверена точно: этот гребаный пистолет им ни к чему! Я могу представить их шантажистами, мерзавцами, кем угодно, но только не убийцами. Выделка не та, жидковаты ребята.

– А вдруг?

– На хрен! – выругалась Бьянка. Не иначе как в грим-уборной балетных так принято. Хотя… с пачками и мантильями мат не очень-то монтируется. Как-никак волшебницы и феи. – Я точно знаю, Алекс три раза обделается, прежде чем на курок нажимать. А кучки говна рядом с трупом что-то не находили.

– А Валерия?

– А Валерия все время была в парной. Рядом со мной, – раздельно произнесла Бьянка. – И хватит об этом. – Накапала мне в рюмку коньяку, себе вылила остаток и, чокнувшись с пустым армянским «тренером», выпила.

Крепкая бабенка. Меньше чем за полчаса засадила грамм триста пятьдесят, зажевала все долькой лимона и, не удивлюсь, если за руль полезет. Если не упадет.

За руль не полезла, на ногах устояла. Но возвращались мы на такси. Машину позже перегнал шофер Кутепова.

Отбрехавшись от церемонного субботнего обеда, я помчалась на свидание с Андрюшей. Он позвонил на сотовый, едва я и Бьянка переступили порог пентхауса, и назначил встречу в баре гостинице. Место было нами обжито, насижено.

По случаю субботних грядок и посевной бар пустовал не хуже прокуратуры. Андрея я увидела за столиком, перед ним стояла запотевшая бутылка минералки, пепельница с окурком и два бокала. Один из них чистый, второй с коньяком.

Увидев коньяк, я содрогнулась: начатый с коньяка день, видимо, им же и закончится.

– Давно ждешь? – усаживаясь напротив, спросила я.

– Минут десять. Доехал раньше, чем предполагал, город словно вымер, на трассах одни маршрутки.

– Тепло, весна, народ потянулся на природу. – Я кивнула и попросила бармена принести капучино. Андрей с некоторым ехидством держал паузу, курил и любовался моей красотой.

– Не томи, – строго попросила я и добавила: – Пожалуйста. Какие результаты, что привез? – И похвалила: – Кстати, ты очень быстро обернулся.

– Мне повезло, – пожал плечами сыщик. – По прилете сразу зашел в местный драмтеатр и тут же наткнулся на актрису, давнюю приятельницу Натальи Александровны. Впрочем, – ухмыльнулся он, – после всего, что она мне выложила о Стрельцовой, приговаривая «Ах, милая Таша, ах милая Таша, мы так нежно дружили», я бы не назвал ее даже доброй знакомой. Ядовитая бабища. – Отпил минералки и вздохнул: – Но где нам, мужчинам, проникнуть в суть женской дружбы…

– Лирическое отступление закончено? – нетерпеливо перебила я.

– Вполне. И вот эта самая дамочка подтвердила, что Наталья Александровна длительное время посещала психолога, по словам бабенки, «мозги вправляла, если было что». Она сообщила мне фамилию врача, я нашел его в справочнике и по тройному тарифу срочно записался на прием. Все. Дальше начинается интересное. Если ты помнишь, героическое поведение Стрельцовой при налете поразило даже налетчиков. О ней сочинил оду каждый неленивый писака из криминальных новостей, психолог мне даже подшитые к медкарте статьи предъявил: чего там только нет, как только Ташу не славили. И «есть еще женщины в русских селеньях», и «смелого пуля боится», и «преданность, возведенная в куб», и прочая чепуха из штампованного набора. Хотели даже фильм снять, да бандитов не поймали. А то прогремела бы наша Таша на всю Россию.