Текст книги "Casual"

21

В магазинах появились летние коллекции. Запахло весной. Все начали худеть и заниматься спортом.

Я сидела в кафе «World Class» в Жуковке и думала, куда пойти. Налево – SPA, направо – тренажерный зал. Я решила начать оздоровительную программу с бассейна.

Там же Олеся начала свою. Она сидела на бортике и размышляла о том, как заставить своего мужа венчаться. Надеясь на то, что, обвенчавшись, он уже точно не уйдет к другой.

– А может, сказать, что меня батюшка в церкви ругает, что мы во грехе живем? – спросила она, когда я проплывала мимо, следя за ритмичностью вдохов и выдохов.

– Скажи, – ответила я, как раз уместив слово в один вдох.

– А может, сказать, что за наши грехи дети будут расплачиваться? Это ведь так и есть? – придумала она, когда я пошла на четвертый круг.

– Неплохо! – У меня получилось не сбиться с ритма. Но я уже начала уставать.

– А может, купить платье тысяч за десять долларов, а потом не выбрасывать же его? Придется венчаться!

– Думаю, что, как только он поймет, что венчается из-за потраченных денег, эта затея потеряет для него всякий смысл. – Я решила отдышаться и продолжить заплыв.

Олеся аккуратно, на руках, опустилась в воду. Повернулась на спину и легла, слегка двигая ногами.

– А Кира ходит в бассейн? – спросила я Олесю.

– Да, – ответила она, шевеля в воде пальцами.

– А что в это время делает ее собака?

– Не знаю. – Олеся непонимающе уставилась на меня.

– Я пошла, – сказала я.

– Хорошо позанималась? – бодро спросила меня Алекс в машине.

– Отлично, – процедила я сквозь зубы.

Катя встретила меня с распростертыми объятиями.

– Боюсь даже говорить, – она счастливо улыбалась, – но у нас та-а-акой роман! И он хочет детей.

– А я хочу есть. Я со спорта.

– Ух ты! – В ее голосе появилось уважение. – Но мне сейчас нельзя. Я активно пытаюсь забеременеть. Я уже купила штук двадцать тестов, чтобы потом не бегать.

Катина домработница накормила нас картофельной запеканкой. С филиппинкой я научилась ценить простую человеческую еду.

– После секса я по десять минут держу ноги задранными вверх, – рассказывала Катя, – и вообще мы занимаемся этим, только когда доктор разрешает, меня смотрят на ультразвуке и там видно, есть ли вероятность зачатия. Конечно, никакой романтики, – сокрушалась она, – но, я думаю, ему романтики и без меня уже хватило.

Я вдруг начала сомневаться, можно ли мне с моим пиелонефритом ходить в бассейн.

– У тебя нет, случайно, ста двадцати тысяч? – спросила я Катю за десертом.

– В долларах? – уточнила она.

Я кивнула.

– Нет, нету.

– Жалко.

– Мне тоже, честно говоря. Но, я думаю, скоро все изменится.

На десерт был вафельный торт «Причуда».

Одноклассник Олежека погиб в авиакатастрофе. Вместе с ним разбился летчик. Частный самолет рухнул вниз через десять минут после взлета.

«В квартире Шпака – магнитофон, у посла – медальон», – вертелась у меня в голове фраза из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Я ведь раньше не доверяла Олежеку. Я даже бриллианты снимала в машине. Почему я решила, что он должен измениться после того, как перестал быть бедным? Ведь все равно всегда есть деньги, которые тебе не принадлежат. Пока.

Как он сказал? «Я не могу сейчас засветиться в таком деле».

Я набрала его номер. Автоответчик.

– Олег, я хотела выразить тебе соболезнования. Но, конечно, слава богу, что ты не полетел с ним. Пока.

«В квартире Шпака – магнитофон…»

Если бы можно было запереться в своем доме! С книгами и телевизором! И ров с водой пустить вокруг. Только чтоб кто-нибудь к завтраку икру свежую приносил по перекидному мостику. И маракуйю. Впрочем, скоро приносить будет некуда. Банк заберет дом.

* * *

Кате купили джип Cayenne. А на Восьмое марта она ждала цветы от Van Cliff. В уши и на палец.

Лена рассталась со своим женихом. И одновременно – с надеждой когда-либо выйти замуж. Теперь, когда она хотела охарактеризовать какую-либо девушку, она просто почтительно декларировала, сколько лет та в браке. Например: «Вон идет Оля. Посмотрите на ее юбку. Она уже девять лет замужем. У нее двое детей». Это означало, что юбка хорошая.

Муж Вероники пришел домой в девять утра. В семь утра им надо было выезжать в аэропорт. Они летели в Египет нырять с аквалангами. В полдевятого Вероника велела домработнице разбирать чемоданы, а детей отправила спать.

Олеся никак не могла придумать, как ей заставить мужа венчаться. Последняя идея – лечь в больницу, как будто при смерти, и сказать, что только венчание поможет. Мы отказались обсуждать этот вариант.

Муж Киры ушел к другой. Странно, что она не покрасила Блонди в черный цвет. Они прожили вместе одиннадцать лет. И все одиннадцать лет он терпел Кириных любовников так же покорно, как Кириных собак. Пока не нашел в себе силы влюбиться в другую.

Мы сидели на стеклянной веранде «Марио» и ели макароны с белыми трюфелями (по тридцать долларов грамм), запивая их мартини со льдом в бокалах, похожих на перевернутую пачку балерины.

– Можно кого-нибудь нанять, и ее покалечат, – предложила Кира после четырех мартини.

– Смотрите, Искандер идет! Говорят, он с женой развелся. – Олеся быстро достала пудреницу из сумочки и подкрасила губы.

– Да, а в списке «Harper’s Bazaar» десяти самых завидных женихов Москвы его не было, – уверенно сказала Лена.

– Он отдал свою страничку Соркину. «Кто мо-о-о-о-ожет сравниться с Матильдой моей…» – пропела Катя.

– Да просто ему это не нужно, – вздохнула я, – он может жениться на любой в этом ресторане и в этом городе. И даже не жениться.

– Ну конечно! – упрямо возразила Кира.

– Конечно! Если тебе утром к подъезду подгонят Bentley с откидным верхом в розовых ленточках – ты устоишь? А он это может запросто. А если устоишь, то назавтра он купит тебе дом в Марбелье. И что?

Кира мечтательно вздохнула. По ее улыбке я поняла, что она согласна.

– И все так, – произнесла я. – Так что ему можно только посочувствовать. Представляете, какая скукотища ему с нами общаться?

– Девочки, давайте проучим эту суку, – вернулась Кира к реальной жизни.

– Как? – спросила Лена.

– Можно ее припугнуть, – предложила Катя.

– Можно в лицо серной кислотой плеснуть, – сказала Олеся.

– Нет, тогда он догадается, что это я, – возразила Кира.

– Ну и пусть догадается. – Вероника заказа всем еще по мартини. – Главное, чтоб она его стороной обходила.

– Девочки, – Лена огляделась вокруг, – давайте больше трех не собираться, а то нас мужчины боятся. Никто даже шампанское не пришлет.

– Надо в Нью-Йорк ехать, – предложила Лена. – Смотрели «Секс в большом городе»?

– Да, это в Нью-Йорке, – вздохнула Кира, – а у нас «Отсутствие секса в большом городе». Пора сериал снимать; все, кто в этом ресторане, будут главные герои.

– Девочки, а помните, пятнадцать лет назад… – Олеся мечтательно закатила глаза.

– Пятнадцать лет назад секс был, – твердо сказала Лена.

– Но не было денег, – заметила Катя.

– А кого можно попросить ей позвонить и припугнуть немного? – Кира заказала себе тирамису. В «Марио» – лучшие тирамису в Москве. И лучшее общество.

– Я сейчас Борисыча попрошу.

Вероника полезла за телефоном, но не смогла его найти в своих карманах. Лена предложила ей свой. Вероника стала переворачивать содержимое Лениной сумки.

– О, – воскликнула она и замерла, – как это волнительно – носить в сумке презервативы. Давно забытое ощущение.

– Ты телефон лучше ищи, – поторопила Кира.

– Алле! Борисыч! Ну что, мой дорогой: или Игорь узнает, что я не поехала на эту встречу, потому что ты напился, или окажи услугу моей подруге.

Она объяснила ему, в чем суть. Попросила его быть ужасающе страшным.

– Ну что ты скажешь, например? – устроила она небольшой тестик.

Вероника сморщилась и отодвинула трубку от уха.

– Какой ты хам, Борисыч. Нет, нет – нормально. И как только дозвонишься туда, сразу набери мне.

Мы заказали еще мартини.

– Я продаю дом, – сказала я.

– Да ладно? – удивилась Вероника.

– Надоело жить на Рублевке. – У меня получилось не совсем так, как я планировала, но я постаралась исправиться и заговорила надменно и лениво. – Эти вечные пробки! И Путин все никак не переедет. К тому же мне дали очень хорошую цену.

– Сколько? – спросила Кира.

– Три с половиной.

– Я бы свой ни за что не продала, – сказала Олеся.

– Я бы тоже, – вздохнула Катя.

– А я отношусь к этому просто как к недвижимости – дали хорошие деньги, продам, куплю другой.

– Но только тоже на Рублевке, – посоветовала Олеся, – потому что ты уже нигде больше жить не сможешь.

Перезвонил Борисыч. Сказал, что она молча выслушала и положила трубку.

– Ну, ничего. Теперь призадумается, как чужих мужей отбивать, – угрожающе произнесла Кира.

– Дура! – сказала Олеся и рассмеялась.

Интересно, будет это так же весело завтра утром?

У Лены зазвонил телефон.

– Это мой, – сказала она, глядя на номер, – может, не брать? Пошел он… Пусть жене звонит.

Она ответила, высокомерно задрав подбородок:

– Алле… Конечно, меня нет дома… Меня срочно вызвали на операцию… Я не говорила тебе, что стала хирургом?

В дверях я столкнулась с Олежеком. Он входил, окруженный охраной, как дядька Черномор со своими богатырями.

– Какой обалденный красавец! – сказала я почему-то зло.

– А кто это? – спросила Катя.

– По-моему, у него есть никельная компания. Или какой-то завод на Урале. Не меньше, это уж точно, – ответила я.

Олежек улыбнулся мне как старой знакомой.

Я мило помахала в ответ рукой.

– Мы продаем дом, – сказала я Маше за ужином.

– Почему? – Она подняла на меня удивленные глаза.

– Так получается.

– Ура! – закричала она и подкинула вверх салфетку.

– Чему ты радуешься? – удивилась теперь уже я.

– Значит, мы уедем отсюда и мне не придется ездить с Никитой каждый день в школу.

– Я не знала, что это для тебя проблема.

Маша помолчала.

– Просто нас так учительница учит. Если случается что-то плохое, то надо постараться найти в этом хорошее. – Маша внимательно посмотрела на меня.

– А с чего ты взяла, что это плохо – продавать дом?

Я положила себе еще салата из свежей капусты и предложила дочери. Она отказалась.

– Потому что у тебя глаза грустные. – Маша была еще слишком мала и не умела одновременно есть и говорить на серьезные темы. Ужин на ее тарелке оставался нетронутым.

– Но ты не волнуйся, – прошептала Маша, – все будет хорошо. Я это еще у Деда Мороза попросила. Не тот настоящий фарфоровый сервиз для Барби, а чтобы все было хорошо. И чтобы все мы были здоровы.

Я ведь ничего не знала про сервиз. Я подарила ей от Деда Мороза новый магнитофон. Мне казалось, что она хочет его.

– Ты ничего мне не говорила. – Я даже представить не могла, что Маша могла попросить у Деда Мороза сервиз, а он бы ей его не подарил.

– Я в «Вини» видела. Но я сразу запретила себе о нем думать. Я знала, о чем попрошу Деда Мороза.

– А хочешь, я подарю его тебе на Восьмое марта?

Глаза Маши заблестели.

– Полный или только для чая?

Я сделала вид, что задумалась.

– Ну, скажем – полный!

– Ура! – снова закричала Маша. – Я же говорила, что все будет хорошо! Там еще есть настоящая настольная лампа, – вспомнила она, – вот такусенькая.

– Я уверена, что там еще много чего есть, – улыбнулась я.

Я проводила Машу в школу. Сквозь огромные окна гостиной лучилось солнце. Это был первый день весны.

Есть что-то фатальное в том, что люди с одинаковым энтузиазмом поздравляют друг друга и с первым снегом, и с первым днем весны. Наверное, они радуются тому, что жизнь не стоит на месте. Хотя всем известен итог этого движения.

Я включила рэп через мощные колонки.

Эй, филиппинка, где ты там прячешься?

Я танцевала с солнечными лучами, потом со своим отражением в стеклах, потом со звуками барабанов, потом с голосом вокалиста. Потом я танцевала сама по себе, не нуждаясь в партнере.

Я чувствовала себя абсолютно свободной. Я была одна в огромном пустом доме. Я могла прыгать по диванам. Это я и делала.

Я могла снять майку и остаться topless.

Нет, все-таки где-то… Ерунда! Я сняла майку и, размахивая ею, вообразила себя поп-звездой на сцене.

Thank you very much, дорогая филиппинка, за это абсолютно пьянящее ощущение, когда никто на тебя не смотрит, не вертится у тебя под ногами, не разбрасывает тазики и не пристает с кулинарными рецептами.

Я сделала музыку тише и пошла принимать ванну.

На телефоне – три пропущенных звонка. Все от моего врача.

– Я звоню вам целое утро…

– У меня музыка была громко…

Ей необходима госпитализация. Кризис, конечно, прошел, но ей нужен правильный реабилитационный курс в стационаре. Или он ни за что не ручается.

– Спасибо, – сказала я.

Весной даже решения принимаются легче. Наверное, потому, что светло. А когда светло – не страшно.

Лежа в моей ванне, можно смотреть на деревья. Господи, как я не хочу отсюда уезжать!

Этот Вова не должен ходить по земле. Он не должен смотреть на деревья. Эти деревья – для избранных. Я ненавижу его.

Я ненавижу, если звонит телефон, когда я принимаю ванну. Вероника. Игорь устроил ей огромный скандал. Ему позвонил муж Киры.

– Представляешь, – всхлипывала Вероника, – эта дура Олеся все рассказала своему мужу. Видишь, говорит, какая я хорошая – все терплю. А некоторые бандитов нанимают и серную кислоту собираются в лицо лить.

– А он тут же позвонил мужу Киры, – догадалась я, – мужская солидарность?

– Ну конечно. А тот – моему. Он был в бешенстве. Но я Борисыча не выдам, пригодится еще.

– Вот дура, – согласилась я.

«Алекс, – подумала я. – Алекс может убить Вову. У нее такое волевое лицо. За деньги».

Еще – брат моего водителя. Абсолютно меркантильное существо. Нет, потом начнет меня шантажировать.

У Алекс есть «оса». Я купила. С трех метров пробивает человека насквозь. Можно инсценировать самооборону.

Вымыв голову, я поняла, что никого Алекс убивать не будет.

Какую, оказывается, важную роль играл в моей жизни Олежек. Без него теперь как без рук.

– А вот если, например, я хочу убить человека, то что мне надо делать? – спросила я у Кати, когда она позвонила мне, чтобы обсудить Олесин поступок.

– Тогда тебе надо сходить к психиатру, – сказала Катя. – Это ты из-за Олеси так?

– Нет. Меня раздражает президент Америки. – Что я говорю?

– А… – Катя немного помолчала. – Меня тоже, если честно.

Забеременеть самостоятельно у нее не получалось. Катя решила делать ЭКО – экстракорпоральное оплодотворение.

– Это, конечно, ужасный процесс, – рассказывала она, – через день надо наблюдаться у врача (у меня Торганова – самая лучшая), каждый день делать уколы в живот; кроме того – бесконечные уколы в попу, пока что-то там не случится с желтым телом. Я уже хотела было взять суррогатную маму, – вздохнула Катя, – пусть бы она делала все эти процедуры; знаешь, желающих полно – десять тысяч долларов США всего плюс снимаешь ей где-нибудь квартирку и приставляешь охранника. И привозишь фрукты и книги. И классическую музыку. Удобно, да? Но мой не согласился. Прям ни в какую. Говорит, не хочу, чтобы моему ребенку передавались гены какой-то там неизвестной колхозницы. Хотя уже давно доказано, что через кровь мамы ребенку ничего не передается. Но ему же не объяснить.

Катя вздохнула.

– Ладно тебе. – Я попробовала ее утешить. – Зато будешь ходить с таким животиком И у тебя там будет маленький. Ты кого хочешь?

– Не знаю. Девочку, наверное. Ее наряжать можно.

– Мальчика тоже хорошо. А твой кого хочет?

– Ему все равно, он просто хочет ребенка. Представляешь, раз он на спермограмму согласился?

– А как это?

– Я так смеялась! Мы приехали туда, там эти женщины, беременные, в очереди, кругом фотографии детишек; я-то ему обещала, что его никто и не заметит, но с ним же охрана, представляешь? Все смотрят, а я ему ключик даю и на дверь показываю: мол, тебе туда. Думала, он убьет меня сейчас. А он ничего, ухмыльнулся и меня за собой потащил. Там комната два на два и журнал Playboy на табуреточке. А потом выходишь оттуда с колбочкой, и опять все смотрят. Никакого интима!

– И что?

– Ждем результатов. Там от подвижности этих сперматозоидов многое зависит.

Я заехала в «Вини». Коллекционный фарфоровый сервиз для Барби стоил ненамного дешевле, чем мой парадный мейсенский.

Потопталась около двухсантиметровых настольных ламп. С настоящим шелковым абажуром и электрическим шнуром с вилкой. Купила тоже.

Содержание Барби обходится дороже, чем содержание ребенка.

В отделе для новорожденных я купила несколько штанишек и костюмчик для Сережи.

Надеюсь, Светлана больше не распускается. А еще говорила: «У меня большие планы». Все они только говорить и могут. Бедный ребенок даже заикался от крика.

Светлана сказала мне, что хочет переехать к родителям Сержа. Попросила помочь перевезти вещи.

Конечно, помогу.

Скоро будет год, как погиб Серж. Соберутся друзья. Мы со Светланой будем сидеть с двух сторон от его родителей. Дальше – будут сидеть наши дети. Я лучше вообще не поеду туда. Или… Соберу всех в ресторане, а Светлану не приглашу.

Моя свекровь была радостно возбуждена. Они готовились к переезду внука.

Я смотрела на их суетливые приготовления и счастливые лица и думала, что все мои тревоги по поводу Светланы – это обычная бабская ревность. И что Сережа должен был появиться на свет хотя бы для того, чтобы снова ожили эти высохшие от слез старики.

– Видишь, какие у нас дела, – сказала мама Сержа, как будто извиняясь.

Я кивнула.

– Да… Ей замуж надо – молодая совсем.

Я удивленно посмотрела на свекровь. Она ответила мне мудрым взглядом семидесятилетней женщины.

– А мы Сереженьку подымем. Внука. – Она не смогла удержать улыбку умиления. – Да, мы тут Машеньке куклу купили на Восьмое марта. Ты уж передай.

Я бы не обиделась на них, даже если бы не купили.

Счастье избавляет людей от обязательств.

– Как только я придумаю, как объяснить Маше все это… про Сережу… я ее сразу же привезу…

Свекровь ласково улыбнулась мне на прощание.

«Наверное, надо позвонить соседу-адвокату, – подумала я. – Кто-то же должен представлять мои интересы в суде с банком».

Я ехала в «Балчуг»: мы ужинали с Ванечкой. Я была рада его увидеть. Наша дружба, подвергшаяся серьезному испытанию под названием «плохой секс», с честью выдержала его.

Он осыпал меня комплиментами. Я загадочно улыбалась.

– Ты бы мог убить человека? – спросила я, ставя на стол огромную тарелку всех подряд салатов со шведского стола.

Странно, что в ресторане мало народу. Огромный выбор блюд и дешево.

– Нет. – Перед ним лежала вареная брокколи, которую он уже несколько минут усердно посыпал приправами, словно удобрениями. Как будто хотел, чтобы она проросла в этой тарелке. Или хотя бы зацвела. – Я слишком хорошо воспитан. А вот ты, мне кажется, на многое способна.

Я с шутливым негодованием подняла одну бровь.

– Ты намекаешь на душевую кабину в мужской раздевалке?

– И это тоже. – Он лукаво улыбнулся. Я бросила в него салфеткой.

Так мы определили свое отношение к происшедшему. Натянутость исчезла.

– У меня завтра день рождения. Я устраиваю небольшой коктейль для друзей. Приедешь?

– Приеду. Спасибо. – Я церемонно наклонила голову.

В дверях показалась Вика. Она увидела меня и подошла с широкой улыбкой, обращенной к Ванечке.

– Ты одна? – спросила я, намекая на ее тренера по плаванию.

– Ну, не то чтобы одна… – пропела она туманно.

Я познакомила ее с Ванечкой. Он умел произвести впечатление. Вика манерно улыбалась, озвучивая общие фразы про Лондон и английских дизайнеров.

Она попрощалась, покинула нас и тут же перезвонила мне по телефону.

– Только не говори ему, что это – я, – попросила Вика. – Слушай, мы тут с девочками номер снимаем, сьюту с раздвижной дверью, хочешь – приходи!

– А что там? – заинтересовалась я.

Вика рассмеялась:

– Не что, а кто! Мальчишки! Лучшие из лучших. Не пожалеешь, все, как один, красавцы! Старше двадцати двух нет. Негров тоже нет, не волнуйся.

Не знаю, почему она решила, что я – расистка.

– Спасибо, конечно, может, и зайду… – неопределенно ответила я и улыбнулась Ванечке: – В гости подружка приглашает. На чай.

– Давай здесь пирожные купим. «Не красна изба углами, а красна пирогами». – Он проговорил это с трудом, видимо только что выучил.

– Слушай, сколько ты поговорок знаешь?

– Целую книжку. Когда я в Москве, я читаю ее на ночь. И учу, что понравилось.

К Вике в номер я не пошла. Хотя, конечно, было интересно, как у них там все происходит.

Я представляла себе кокаиновые трассы на принесенном из ванной зеркале, а может, и просто на журнальном столе и обнаженных загорелых красавцев, почему-то танцующих канкан на кровати. Или, скорее, танец маленьких лебедей.

За рулем машины я почувствовала себя скучной и одинокой занудой.

«К тому же пора делать эпиляцию».

Я решительно нажала на газ. Перед глазами стояли картины вакханалий из какого-то фильма про Римскую империю.

Интересно, сколько Вике лет?

«Наверное, за сорок, – подумала я с уважением, – надо Лене рассказать».

В школе было родительское собрание. Пожилая учительница распределяла между родителями спонсорскую помощь. Мне предложили на выбор – мытье окон или закупку дидактических материалов.

Сначала мне захотелось влезть на подоконник, надеть косынку и взять в руки тряпку. Загорая под весенним солнышком, перемыть все окна в классе. Но, поразмыслив, я подписалась на закупку дидактических материалов. Пошлю Алекс.

– Ну а сейчас я расскажу, как ваши дети занимались первые три четверти.

Учительница взяла в руки журнал. Я вспомнила, что она учит детей находить хорошее даже в самых плохих обстоятельствах, и посмотрела на нее внимательней.

– В общей массе неплохо, – сказала она и захлопнула журнал успеваемости.

«Наверное, Маша имела в виду учительницу физкультуры», – подумала я и твердо решила на следующий год перевести дочь в British School.

Перед собранием я переставила телефон на виброзвонок. И вот он уютно зашевелился у меня в кармане.

Номер был незнакомый.

Учительница диктовала список стихов, которые надо было выучить за каникулы.

– Алле, – ответила я приглушенно. И записала: «Бородино».

Странно, по-моему, раньше мы учили его в четвертом классе.

Я узнала голос своего бывшего директора.

– Не отвлекаю? – спросил Сергей.

– Нет.

Я почему-то еще раз написала: «Бородино».

– Меня попросили позвонить вам с предложением от компании…

– Я слушаю.

Я сказала это слишком громко. Учительница посмотрела на меня поверх очков и отчетливо повторила: «У лукоморья дуб зеленый…»

– Вам удобно по телефону?

Я благодарно улыбнулась учительнице и склонилась над листочком.

– Ну хорошо. – Сергей, как обычно, говорил очень быстро. – Мы готовы купить бренд вашей компании. Мы считаем, что нам выгодней взять успешное и раскрученное имя, чем создавать что-то заново. Мы предлагаем за вашу пахту сто тысяч.

– Триста, – сказала я, стараясь не шевелить губами, потому что учительница смотрела на меня.

«Бородино», – написала я в третий раз, и мамаша, сидевшая за партой рядом со мной, покосилась на меня с подозрением.

– Мне кажется, детали лучше обсудить при вашей встрече с руководством. Я должен был получить ваше принципиальное согласие. – Интересно, почему они поручили звонок Сергею? Он сказал, что знает меня и имеет на меня влияние? Наверняка что-нибудь в этом роде.

Я подняла руку и чуть не выпалила: «Можно выйти?»

В школьных классах я всегда чувствовала себя маленькой девочкой.

Извинившись улыбкой, я закрыла за собой дверь.

Маша играла с подружками в школьном дворе.

Я подхватила ее на руки и стала кружить. Она весело хохотала.

– Маша, – сказала я, отдышавшись, – твой Дед Мороз не наврал. У нас все просто замечательно. Мы ничего не продаем. Мы все только покупаем!

Она скакала на одной ножке, а я улыбалась ей, и солнцу, и жизни. Вот, оказывается, что означает выражение «дышать полной грудью». Хотя в современном мире это должно звучать по-другому: «Она была так счастлива, что даже имплантант № 4 научился дышать».

Весна капала на голову с крыш домов, обновленные витрины магазинов зазывали сменить гардероб.

Я, Катя и Лена, посадив Алекс за руль, отправились за весенне-летней коллекцией.

В магазинах был ажиотаж.

Все ходовые размеры Bluemarin в «Италмоде» разобрали еще в конце февраля. Лена, заискивающе глядя в глаза продавцам, умоляла принести ей что-нибудь из подсобки. Все самое лучшее продавцы оставляли для «своих» клиентов.

Я схватила несколько цветастых сарафанов и поглядывала в сторону джинсов.

Катя мерила курточку от Валентино.

Я не шла в примерочную, потому что надеялась, что куртка Кате не подойдет, и тогда мне надо будет успеть взять ее первой.

– По-моему, ничего? – спросила Катя, вертясь перед зеркалом.

– Да, – довольно прохладно ответила я. Зато честно.

– Возьму, – решила Катя.

Свои покупки мы с Леной оформили на Катину дисконтную карту – двадцатипятипроцентную. Спасибо хозяйке «Италмоды». Катя говорила, что если бывают нежные акулы, то это как раз она.

Потом мы поехали в торговый дом «Москва».

Лена мерила уже десятую пару туфель от Chanel, а мы с Катей изучали сумки.

– Мы заколочки новые получили, – предложила продавщица, – и косметику из «Круиз-коллекции». Очень интересная.

Катя примеряла очки с темными стеклами и повернулась ко мне.

– Ничего, – одобрила я. Мне такие обычно не шли.

– Представляешь, у его сперматозоидов подвижность – ноль.

Катя, не снимая очков, ходила между полок с сумками.

– Что это значит? – не поняла я.

– Это значит, что он не может иметь детей.

Я ахнула.

Катя приложила палец к губам, и я поняла, что Лена этого не знает.

– Что же делать? – Я взяла с полки черную стеганую сумку скорее для конспирации.

– Если у нас не будет детей, он меня бросит, – горько сказала Катя и сняла очки. – Опять.

– Подойдут к моему Dolce&Gabbana? – Лена вышла в изящных босоножках в горошек на высоком каблуке. «Лагерфельд сошел с ума», – назвала я эту модель про себя.

– Милые. – Катя вежливо улыбнулась.

– Если честно, вон те лучше. – Я показала на черные с длинными ремешками туфли.

– А лечиться можно? – спросила я, когда Лена отошла.

– Можно. Всю жизнь. – Катя вздохнула. – Я возьму вот эту сумку. – Она протянула ее продавщице. Та довольно кивнула.

– И что ты будешь делать?

Я устремилась в другой конец зала, увидев шлепанцы из летней «Круиз-коллекции».

– Рожать, – ответила Катя, когда я вернулась.

– Как?

– Существует донорский банк спермы. Я уже договорилась. Он об этом никогда не узнает.

Я задумчиво кивнула: мол, «никогда».

– Gucci будем смотреть? – весело спросила Лена.

– Все что угодно, только не Gucci, – ответила Катя, и я с ней согласилась.

Потратив двенадцать тысяч на троих, мы заехали пообедать в «Виллу».

Я смотрела на Катю и думала, что должна сказать ей какие-то слова. Но не знала какие. Ей не так просто было принять это решение. Ради семьи. Ради себя. Ради него. Я пыталась поставить себя на его место. Что лучше? Никогда не иметь детей или иметь, никогда не узнав, что ребенок не твой? И что значит «не твой»? Если ты воспитал его и он вырос вместе с тобой? Если готов отдать за него все, что у тебя есть? А значит, все, ради чего жил?

Интересно, могла бы я поступить так, как Катя?..

Чтобы это понять, надо влюбиться в кого-нибудь, у кого не может быть детей. Надеюсь, со мной этого не произойдет. По крайней мере, раньше все было скорее наоборот.

Я рассказала девочкам про Светлану.

– Я познакомила ее с родителями Сержа, – вздохнула я.

– Зачем тебе это надо? – удивилась Лена.

Мы заказали равиоли. Официанты в этом ресторане ходили в одежде от Armani. Это хоть как-то оправдывало цены.

– Для них это просто счастье, они остались одни, и вдруг – внук. – Я развела руками. – Они просто начали жить заново.

– А Светлана как? – спросила Катя.

– Сначала родила, а потом подумала. Но, в сущности, ее жалко.

– Жалко? – передразнила Катя.

– Да она вроде нормальная. К родителям Сержа сейчас переезжает.

Я спорила не с ними. Я спорила сама с собой.

– Нормальная? – возмутилась Лена. – Ты бы на ее месте пришла к жене своего любовника? Ты бы стала просить деньги?

Лена почти кричала.

– Ни за что! – ответила за меня Катя. – Она бы пошла офисы мыть, а скорее всего, что-нибудь поумнее придумала.

Я покачала головой.

– Вы еще не знаете, что я ей квартиру покупаю. Первый взнос.

– Зачем? – Лена посмотрела на меня как на ненормальную.

– Сама не знаю.

– Неплохо девочка устроилась. А теперь к родителям Сержа. Там вроде и бассейн в доме, и тренажерный зал? И общество? – насмешливо спросила Катя, отказываясь от десерта.

Я заказала ананас.

– А если она просто влюбилась? И забеременела? А его убили. А они мечтали о ребенке…

«То ей надо было пойти и удавиться», – хотела я продолжить, но промолчала.

Мне нравится «Вилла». Раз официанты там носят Armani, значит, клиентам надо приходить в рваных джинсах. Но никто не приходил. Все хотели перещеголять официантов. Не получалось – они всегда оставались самыми стильными.

Я заехала в Brioni, в «Славянскую», посмотреть подарок Ванечке на день рождения.

Были неплохие пижамы за тысячу двести долларов США. Удивить англичанина русским размахом? Не поймет.

– А есть какой-нибудь брелок? – спросила я, но продавщица не удосужилась ответить. Наверное, подумала, что шучу.

В соседнем магазинчике вместе с журналами продавались матрешки. По-моему, я их дарила ему лет десять назад.

– А у вас нет какого-нибудь нарядного издания русских пословиц и поговорок?

– К сожалению, нет. Многие спрашивают.

Многие? Я подумала; может, самой организовать такое издание? Обидно будет потом узнать, что продавщица сказала это просто из вежливости.

Я съела порцию «унаги» и запила «панаше» – это половинная смесь пива и спрайта. Очень хорошо утоляет жажду.

В «Славянской» – самый модный японский ресторан. Его хозяин (с неприличным прозвищем) открыл такой же в Лондоне. Я попыталась выстроить логическую цепочку между двумя ресторанами, Ванечкой и какой-нибудь японской безделицей, которую я могла бы купить прямо сейчас. Не получилось.

Я решила подарить Ванечке Светлану. Она должна ему понравиться, судя по тому, что понравилась Сержу. То есть, получается, мы с ней одного типа, хотя я ничего общего между нами не находила.

– Ты можешь оставить на кого-нибудь ребенка? – Я позвонила ей, допивая «панаше».

Оказывается, у нее была мама. Ее давление нормализовалось.

– Отлично. Я заеду за тобой через полчаса. Оденься понарядней.

Интересно, почему она меня всегда слушалась? Потому, что я давала ей деньги? Потому, что я была женой Сержа? Или потому, что я – это я? В конце концов, мое право командовать признавала не она одна.

Ванечка арендовал небольшое помещение с огромным балконом и барной стойкой на шестом этаже гостиницы «Балчуг». С балкона открывался потрясающий вид на Москву-реку, и неудивительно, что все гости предпочитали находиться там. Официанты не ленились разносить крепкие коктейли, поэтому никто не боялся замерзнуть.