Текст книги "Casual"

Интересно, где они познакомились?

Мне позвонил брат водителя. Сказал, что хочет поговорить и приедет в понедельник в офис.

– О чем? – вежливо спросила я.

– Ну, как… – он замялся, – вы же понимаете…

– Я не понимаю.

– Наша мама… она…

– Я улетаю в понедельник. Вам привезет деньги женщина по имени Алекс. Всего вам доброго.

– Я улетаю, – сказала я Алекс. – Надолго.

– Возьми меня с собой. – Она умоляюще посмотрела на меня.

– Я подумаю, – пообещала я.

Она по-дурацки щелкнула каблуками и радостно улыбнулась.

«Я улетаю», – подумала я и поняла, что эта мысль мне приятна.

Мне устроили пышные проводы.

Собрались все, кроме беременной Кати. Состояние здоровья ее мамы не улучшилось. Она умирала.

Олеся церемонно приглашала всех на свое венчание. В Иерусалиме. В православном храме, конечно.

Кира была без собаки, потому что от частых перекрашиваний у Блонди началась перхоть и ее невозможно было взять на руки.

Ее муж так и не вернулся. Кира мечтала о том мгновении, когда он снова появится в ее доме.

– Я дам ему по роже, – обещала Кира, – а потом ударю в пах.

Лена была счастлива своим новым романом с Олежеком. В ее ушах сверкали шопардовские сердца – его подарок в честь недели их знакомства.

Вероника наконец приняла своего мужа таким, каков он есть, и перестала расстраиваться из-за его частых отлучек. Также она перестала грозить ему разводом или милицией. Он в свою очередь перестал с ней драться.

Мы пили шампанское в «Грине» на Кутузовском. Ресторана дороже найти в Москве невозможно, но зато и публика соответствующая. У меня была золотая дисконтная карта – двадцатипроцентная.

– Девочки, у кого в Думе кто-нибудь есть? – спросила Вероника заплетающимся языком. – Нужен законопроект об управлении автомобилем с шестнадцати лет. В присутствии взрослых.

– Зачем? – удивилась Олеся.

– Игорь дочери на шестнадцатилетие машину дарит, а прав-то у нее нет…

– Девочки, с кем это Оля? – отмахнулась от Вероники Лена и показала глазами на хозяйку спортивного магазина, любительницу пластической хирургии.

После последней операции ее груди разъехались в стороны так, что мешали рукам свободно висеть вдоль туловища. Она немножко стала похожа на штангиста в среднем весе перед выступлением.

Оля была с мужем одной нашей приятельницы.

– Никакой он ей не муж, – возразила Олеся, – они не расписаны.

– Какая разница! – возмутилась Кира. – У них же ребенок! Девочки, давайте с ней не поздороваемся!

Мы завели оживленную беседу и, когда Оля проходила мимо нашего стола, якобы не заметили ее. Одна только Олеся исподтишка ей улыбнулась и кивнула.

В девять мы засуетились. Через два часа у меня был самолет. В Индию.

– Я нашла тебе потрясающее место, – сообщила мне Дудина в пятницу вечером, – «Боинг», первый класс, лететь всего шесть часов, погода отличная – умеренная жара, гостиница великолепная, SPA, и – недорого.

Я слушала с замиранием сердца.

– Индия, – выдохнула Дудина, – визу мне поставят в понедельник утром. Счастливого пути.

Я боялась летать, и Лена дала мне имован – специальное лекарство от страха в самолете.

– Правда, его с алкоголем не рекомендуют, – произнесла она между прочим, – немного действует на память. Можешь одно и то же рассказывать несколько раз. Но ты же спать будешь?

Лена потянула меня за рукав, потому что я отправилась в зону VIР. Посадка на мой самолет уже началась.

– VIР тебе никто не заказывал. – Лена тяжело выговаривала слова и поглядывала на палатку с алкогольными напитками. Мы решили, что успеем выпить в баре еще по бокалу вина. Потом еще по бокалу.

Когда я шла на посадку, мое имя уже объявляли по громкоговорителю.

Первый класс был полон.

Мой сосед заказал себе коньяк, даже не дожидаясь взлета.

Я смотрела из иллюминатора на бегущие огоньки взлетной полосы, и все, связанное с Москвой, становилось далеким и неважным.

Разрешили отстегнуть ремни, и я перевела сиденье в горизонтальное положение.

– Может быть, коньяк? – предложил мой сосед.

Я подумала секунду и вернула сиденье обратно.

Мы пили коньяк и мило болтали. Я рассказывала ему про Индию все, что успела прочитать за выходные в путеводителе.

Стюардесса разбудила меня, когда самолет шел на посадку.

– Доброе утро, – сказала я соседу, стараясь не дышать на него перегаром.

Он кивнул и улыбнулся.

– Очень хочется посмотреть на Индию, – проговорил он.

– Да. Вы знаете, у них есть очень интересный обычай… – И я собралась рассказать ему про то, что женщины носят на руке такое количество браслетов, сколько лет они замужем.

– Знаю. – Он мягко остановил меня. – Эту историю я слышал вчера семь раз.

Очень кстати стюардесса поставила передо мной поднос с завтраком.

Мы вышли из самолета.

Воздух Индии наполнен запахом пряностей и авантюр.

Руки стали скользкими уже через секунду от повышенной влажности.

Аэропорт в Дели был похож на аэропорт Шереметьево в 1988 году. Даже еще и в 1990 году.

На некоторых такси гордо красовалась надпись: Air Condition. Я выбрала одно из них.

– Вы изменили свой маршрут? – вежливо поинтересовался мой попутчик. Его звали Костя, но я этого не помнила.

Оказывается, мы с ним останавливались в одной гостинице и еще вчера договорились добираться туда вместе. Его встречал «мерседес» с водителем.

По дороге в гостиницу других «мерседесов» я не видела.

Зато на глаза мне попались: слон, вышагивающий по тротуару с человеком в белоснежном наряде; стайка обезьянок на поводке (неплохая идея для Киры вместо ее Блонди); абсолютно голый гражданин, прогуливающийся со скучающим видом; огромное количество нищих в наглаженных брюках и разноцветных сари, расшитых стразами. В Москве я бы могла пойти в таком на какой-нибудь прием. Еще были коровы, поджарые и вальяжные, они лежали посередине дороги и делали вид, что машины им не мешают.

Улицы были чище московских в несколько раз, что меня приятно удивило. Правда, Костя объяснил мне, что центр Дели сильно отличается от его окраин. И пообещал взять меня туда на экскурсию.

Гостиница «Oberoi» находилась в стороне от центра и относилась к разряду resort hotels.

Я разобрала свои вещи и всерьез задумалась о том, чем буду здесь заниматься. И решила начать с экскурсий по городу.

Я ездила в такси, похожих на наши старые «Волги», и чувствовала себя женой колонизатора. Индусы обращались со мной почтительно, как с белым человеком, и на фоне всей остальной экзотики каждый мой день был похож на приключение.

Иногда я звонила в Москву. Там открылся новый ресторан «Shatush». И теперь все собирались в нем.

Я ни по кому не скучала. Разве что по маме и по дочери.

Костя все время уезжал то в Джайпур, то в Бомбей. Он занимался экспортом «жигулей» в Индию. Однажды, вернувшись из очередной поездки, он пригласил меня на ужин.

– Будут две индийские принцессы. Но форма одежды – casual. У тебя хороший английский? – спросил он весело.

На ужин с принцессами я не пошла. Я представила себе, как мы подружимся: они познакомят меня со своим окружением, мы станем вместе ходить в рестораны, ездить за город, устраивать вечеринки и праздновать дни рождения. Словом, делать все то, к чему я привыкла в Москве. И я испугалась. Я ведь приехала за одиночеством и совсем за другой жизнью.

– Не хочешь – не ходи, – согласился Костя. – Только зря ты думаешь, что так легко стать подругой индийских принцесс.

Я многозначительно улыбнулась.

В Индии очень много нищих. Но индусы неравнодушны к комфорту. Поэтому у каждого нищего есть еще более нищий, который ему прислуживает.

Однажды я забрела на огромную улицу, на которой продавались гвозди. Одни только гвозди. Но очень много. Это вообще типично для Индии. Кажется, что в ней всего очень много. Людей, слонов, цветов, всего. И гвоздей. Рядом с одной из лавок пожилой индус, одетый только в светлые широченные штаны, брился. Индус выглядел очень бедным. Очень бедно выглядела лавка рядом с ним, его застиранные штаны, его грязные ноги, его изможденное лицо, его полуржавая опасная бритва, треснувшее в уголках зеркало, в которое он смотрелся. Зеркало ему держал другой индус. И его штаны были еще больше застираны, а лицо еще сильней измождено. На почтительном расстоянии от этой парочки стоял еще один индус, который держал миску с водой. Трудно себе представить нищего, который был бы более нищим, чем этот индус. Если только не видеть четвертого, который держал помазок. Он передавал его тому, кто держал миску, и тот надменно кивал ему головой. Он макал помазок в воду и, раболепно улыбаясь, протягивал держателю зеркала. Держатель зеркала не удостаивал своего помощника даже взглядом. Он преданно заглядывал в глаза тому, кто непосредственно брился. Весь этот процесс замыкался на бедном калеке, который держал полотенце. Относительная белизна полотенца подчеркивала черноту лица калеки. Оно было обожжено и покрыто какими-то струпьями. Я заглянула за спину калеки, ожидая увидеть даже не знаю что. Но увидела только щенка, лениво развалившегося в грязной луже.

Я пожалела, что у меня нет фотоаппарата. И порадовалась, что не родилась дочкой какого-нибудь продавальщика гвоздей в Дели. Попыталась представить, как я выхожу из лавки и говорю своему свежевыбритому папочке, что он отлично выглядит. А он мне говорит, чтобы я помыла миску. И я киваю молодой индуске, которая стоит за моей спиной. В блеклом сари. Хотя надо отдать должное индускам. Я не видела ни одной из них в блеклом сари. Даже самая последняя попрошайка прошла бы dress-code в любой клуб города Москвы.

Если сравнивать Индию с Америкой, то Дели – это Вашингтон. А все самое роскошное и веселое находится в Бомбее. Как в Нью-Йорке.

В Дели жизнь текла размеренно, утреннее солнце переходило в дневную жару, а потом в вечернюю прохладу. Я пристрастилась к индийской кухне, выучила три слова: ага (хорошо), ханджьи (да), нанджьи (нет) – и с удовольствием начинала свой день с похода в гостиничное SPA.

Аюрвердический массаж в четыре руки на огромном куске дерева с выемкой под человеческое тело заканчивался каплями горячего кокосового масла на лоб. И после него казалось, что твое тело, старое и измученное, остается в этой деревянной ложбине, а встает только душа, чистая, как у младенца, но имеющая руки, ноги, живот. И ты рассматриваешь их, как впервые, удивляясь, что они существуют. Два учтивых массажиста в набедренных повязках расчесывают твои волосы, смывают с тебя масло и провожают тебя, склонившись в поклоне и произнося какие-то слова, которые кажутся магическими, но наверняка переводятся как: «Спасибо, что вы нас посетили».

Еще мне очень нравился массаж головы с горячим маслом. В первую секунду кажется, что оно обжигает, но потом приятная слабость разливается по всему телу и действительно кажется, что под заботливыми пальцами массажиста плохая энергия и вообще все плохое скользят по волосам, от макушки к самым кончикам, и падают вниз, бесследно растворяясь в пространстве. Так учит аюрведа.

Костя свозил меня в Агру. Величественное в своем великолепии место. Мы ужинали в каком-то старинном дворце, столики стояли прямо на лужайке, и я повторяла за индийскими танцовщицами причудливые движения их национального танца. Они окружили меня, и я плавно водила кистями рук, сощурив глаза, покачивала бедрами в такт музыке, и мне казалось, что другой жизни у меня никогда и не было.

– В своей прошлой жизни я, наверное, была танцовщицей, – сообщила я Косте, приближаясь к нашему столику, пританцовывая.

– Шансонеткой, – кивнул Костя.

– Никакой не шансонеткой! – Я демонстративно возмутилась. – А, наоборот, какой-нибудь Айседорой Дункан.

– Нет. Она рано умерла.

– Тогда Чарли Чаплином! Точно. Я была Чарли Чаплином.

Я прошла по лужайке знаменитой походкой великого комика.

– Мужчиной? – Костя недоверчиво посмотрел на меня.

Я рассмеялась:

– Ты в то время был женщиной.

– Я? Нет, это вряд ли.

– Ты что, женоненавистник?

– Если бы я даже был им раньше, то сейчас все равно все бы изменилось. Но, честно говоря, я никогда им не был.

Я кокетливо улыбнулась.

Костя курил сигару и смотрел на меня тем взглядом, какой наполняет жизнь любой женщины самым высоким смыслом. Когда она чувствует себя самой красивой и самой желанной.

Так я себя и чувствовала.

Когда Костя говорил, жесты его рук всегда сопровождали слова. И мне было приятно понимать, что у него красивые кисти и тонкие длинные пальцы. Я даже стала немного копировать движения его рук. Непроизвольно.

Он говорил всегда немного с улыбкой. Даже самые серьезные вещи. Как-то совсем по-мальчишески.

И еще мне нравилось, что он умел то, что умеют немногие: жить здесь и сейчас И когда он был со мной, он был только со мной. Все остальное было не важно. И поэтому казалось, что всего остального просто не существует. И я чувствовала себя с ним самым важным человеком во Вселенной.

Костя купил мне красное сари, и мы потратили пару часов на то, чтобы научиться меня в него заворачивать. Случайно выяснилось, что красное сари надевают в качестве свадебного платья.

– Ты, случайно, не женат? – с притворным ужасом в голосе спросила я Костю. – А то в этом наряде я могу оказаться в щекотливом положении.

Костя заверил меня в том, что он абсолютно свободен от каких-либо обязательств, и пошел узнавать, в чем должен быть на свадьбе жених. Но индусы улыбались в пышные усы и загадочно молчали. Чем, кстати, очень нас заинтриговали.

В Агре я начала коллекционировать разнообразные декоративные наволочки: расшитые стразами и вышитые затейливыми зверями, с бисером и крохотными зеркальцами, из разноцветных лоскутов и превосходной переливающейся тафты. Я посвятила своей коллекции три дня. Когда количество наволочек достигло ста двенадцати, я плавно перешла на коллекционирование бус из полудрагоценных камней.

Жизнь здесь была такой солнечной и размеренной, что наполняла душу покоем, которого я уже давно не испытывала. Мне казалось, что в этом странном, немного сказочном городе я абсолютно защищена от потрясений и несчастий. Я хотела, чтобы каждый мой день был похож на вчерашний, а вчерашний на завтрашний. Я хотела знать, что больше ничего в моей жизни происходить не будет. Я была готова к тому, чтобы самой моей большой проблемой был выбор нового сари. Яркие шелковые сари стоили по пять долларов, и их можно было покупать хоть каждый день.

Я всерьез стала подумывать о том, чтобы остаться здесь жить навсегда. Моя давнишняя мечта о большом белом доме, продуваемом южными ветрами, и о смуглом юноше в чалме, который будет почтительно носить за мной раскладной стульчик, вполне могла осуществиться в Дели. Я, правда, подумала, что постоянное таскание за мною стула будет меня раздражать, но во всем остальном – это как раз то, к чему я стремилась.

Я решила ознакомиться с рынком недвижимости в Дели. Это ведь ни к чему не будет меня обязывать. Просто знать, что продается и за какие деньги. Не покупать, но знать, что такая возможность существует. Или вдруг купить? И почувствовать себя немного авантюристкой, немного конквистадором. Как у Гумилева: «Я вышел в путь и весело иду, то отдыхая в радостном саду, то наклоняясь к пропастям и безднам…» А если это правда то, что я всегда хотела? Не в смысле «пропасти и бездны», а в смысле «отдыхая в саду»…

Я обратилась к фирмам по продаже недвижимости, и мне стали показывать разные милые особнячки. Но ни один из них не был похож на дом моей мечты. Пока.

Я покупала жемчужину моей коллекции – бусы из ярко-оранжевого камня ханьч или амьч, когда мне позвонил Ванечка. И сообщил, что отец Светланиного ребенка – не Серж.

Я положила бусы на прилавок и вышла из маленькой лавки на улицу. Солнце резало глаза и обжигало плечи.

– Как ты сказал? – переспросила я и поймала себя на том, что абсолютно не удивилась. Я как будто всегда это знала.

– Отец ребенка ее бросил. Мне рассказала Светланина подруга. – Ванечка виновато хмыкнул в трубку. – У нас роман. Возможно, я даже женюсь.

Ко мне подскочил какой-то убогий. Он передвигался посредством одной ноги и одной руки, больше у него ни рук, ни ног не было. Я брезгливо отвернулась.

– На ком?

– На Светланиной подруге. Но это еще не точно.

Я не вешала трубку в ожидании какой-нибудь народной мудрости, но ее не последовало.

Я вернулась в лавку и купила оранжевые бусы, отчаянно сторговавшись с четырех долларов до одного.

«Какая мерзавка эта Светлана», – подумала я, лежа около бассейна в тени пальм. Мне было обидно за Сержа. И я испытывала явное удовлетворение оттого, что, кроме Маши, у моего мужа детей не оказалось.

Мелькнула мысль о квартире в Крылатском и о родителях Сержа. Захотелось оказаться в Москве и ударить Светлану чем-нибудь тяжелым. Но потом я представила себе, что будет, если забрать у них Сережу. Они просто не перенесут еще одной потери. Этого я не допущу.

Я позвонила. Трубку взяла свекровь.

После подробного рассказа об успехах ребенка в области подрыгивания ножками и ручками она сообщила мне, что Светлана уехала.

– Сказала, что толком ничего объяснить не может, но какая-то экспедиция, – без сожаления объяснила свекровь. – А ты скоро вернешься?

– Не знаю, – ответила я чистую правду, – может, вы с Сережей ко мне приедете…

В этот день я не пошла с Костей ужинать, не плавала в ночном бассейне и рано легла спать.

Костя прислал мне в номер цветы и книжку на русском языке, что было здесь редкостью. Гарленд, «Тессеракт». Фраза «по полу пробежал таракан, похожий на крошечный скейтборд», подняла мне настроение, и я заснула, снова забыв и о Светлане, и о Москве.

Наутро я решила начать коллекционировать старинные музыкальные инструменты. Как и всего остального, их здесь было в избытке. Я собиралась развесить их по стенам моего индийского дома, который мне когда-нибудь все-таки найдут.

Костя поддержал мое начинание и, пока я завтракала, притащил мне гигантский потрепанный барабан, который занял ровно половину моего номера. Я решила хранить его в номере Кости. Я также предложила ему часть своей коллекции подушек, но он отказался. Бусы предлагать не стала.

Я поехала с Костей в старый город, где у него были какие-то дела. Там мы познакомились со старым сморщенным индусом по имени Шиам. Из огромного куска мрамора он выдалбливал шар, внутри которого должны были переливаться всеми цветами радуги десятки маленьких, но таких же совершенных по форме шаров. Эта работа занимает пять лет.

Шиаму было семьдесят три. Он не был уверен в том, что сможет довести дело до конца до того как умрет. Поэтому каждый день к нему приходили ученики. И каждый день Шиам отправлял их обратно.

– Для чего нужен этот шар? – спросила я Костю.

Костя перевел мой вопрос на хинди.

– Красиво, – ответил Шиам и долго смотрел мне в глаза.

Я понимающе улыбалась.

– Он спрашивает тебя, не хочешь ли ты научиться? – перевел мне Костя его отрывистые шипящие фразы.

– Я? – Я даже растерялась.

– Он говорит, что у тебя получится.

Я представила, как следующие пять лет своей жизни сижу на этом солнцепеке и монотонно долблю молоточком по мрамору.

– Спасибо, конечно, за доверие… – Я покосилась на Костю, но он не собирался меня выручать и от души забавлялся ситуацией.

А Шиам уже протягивал мне инструмент, отчасти напоминающий наш лом. Мне не хотелось обижать старика, и я взяла лом из его рук.

– Ладно, ладно, пойдем, – засмеялся Костя и что-то сказал на хинди, – а то еще вдруг тебе понравится. Куда я дену этот шар? У меня и так полный номер твоих барабанов.

Шиам улыбался нам вслед отличной белозубой улыбкой, свойственной всем индусам независимо от возраста.

– Он не обиделся? – забеспокоилась я.

– Нет. Я сказал ему, что тебе нельзя, потому что ты беременна.

– Но я же не беременна. – Я почему-то смутилась.

– Ну, будешь же, – невозмутимо пообещал Костя, не глядя на меня.

Мне нравится, когда мужчины строят свои фразы в утвердительной форме. Без заискивающих знаков вопроса.

Я не стала спорить с Костей. Просто отвернулась, пряча улыбку.

А через день мне позвонили из риэлторской компании.

Мы подъехали к дому моей мечты, пробираясь сквозь плотный слой пешеходов и велосипедных рикш.

Я его сразу узнала. По состоянию покоя и довольства, охватившего меня в огромной солнечной гостиной с распахнутыми стеклянными дверьми, выходящими в ухоженный сад. Я с трепетным чувством выбирала комнаты для Маши и мамы. Маме наверняка понравится просторная спальня, соединенная с террасой раздвигающейся стеклянной стеной, а Маше…

Я в который раз обходила дом по кругу, и мне уже слышались в нем голоса моих родных и представлялось, как на этой веранде мы завтракаем, а в этом саду устраиваем прием для соседей.

Я сказала риэлторам, что готова посмотреть документы. Костя обещал мне помочь в этом.

Я думала о том, что в моей жизни были и счастье и радости. И любовь. И друзья. И мечты, которые сбывались, и надежды, которые оправдывались. И я была благодарна судьбе за то, что у меня было все это.

И какое счастье, что у меня есть дочь и мама. Я посвящу свою жизнь им. Я буду воспитывать Машу, и она вырастет лучше меня, и красивее, и добрей. Я поселю маму в этот дом, и ей уже не нужно будет самой о себе заботиться. Она будет выращивать диковинные цветы и разводить растения.

Я шагала по ярким улицам Дели и была счастлива.

Костя улетел на несколько дней в Гоа, и поэтому сделка пока была отложена.

Домой я решила позвонить тогда, когда дом будет уже куплен и обставлен мебелью. Я собиралась приобрести его на банковские деньги и расплатиться, продав свой дом в Барвихе. Если мне захочется в Москву, то буду останавливаться в «Балчуге». Но я почему-то была уверена, что не захочется.

Я думала о доме каждую секунду.

Во время ланча в «Тадж-отеле» меня осенило, что мне нужна гостевая. До самого десерта я выбирала под нее комнату и продумывала ее стиль. Сначала хотела сделать ее русским теремом, но остановилась на любимом поп-арте 1980-х годов. Яркие коллажи с Мэрилин Монро на стенах будут отлично сочетаться с индийской стилистикой остального дома. И придавать ему особый шарм.

Я придирчиво выбирала обстановку для детской комнаты. Все самое красивое и праздничное. Для маминой спальни – изысканное, с золотым кружевом покрывало.

Я нашла целую улочку с мебельными магазинами. Они потрясли меня. Такой мебели я не видела никогда в своей жизни. Огромные старинные лавки и сундуки, тяжелые столы и комоды из тикового дерева. С латунными вставками и тонкой причудливой резьбой. Дух времени в них ощущается настолько явно, что, кажется, можно потрогать.

Я как завороженная рассматривала необыкновенные предметы. Переходила из магазина в магазин и не верила, что смогу обладать этим.

Невольно представила черный кованый сундук в гостиной своего московского дома. А старинную ступу – в прихожей. В нее можно поставить зонтик.

Такая мебель вызвала бы в Москве фурор. Можно открыть галерею. Даже на ремонт тратиться не обязательно – эти вещи будут поражать в абсолютно обычном интерьере.

Я поинтересовалась оптовыми ценами:

– Could you show me whole sale prices?

Мне расхотелось дома в Дели. Мне расхотелось покоя. Я поняла, что мой рай – это что-то другое.

Я сделаю магазин в Москве. Такой красивый и такой необычный. Люди будут приходить и любоваться. Даже покупать, наверное, не сразу будут. Только самые модные и прогрессивные. А потом это станет модным для всех. Но я окажусь первой.

Жара в Дели мне показалась слишком жаркой, а солнце слишком ярким. Первый раз я подумала о Москве с ностальгией.

Меня встретит в аэропорту Алекс. Я представила себе ее довольное лицо.

Но до этого я позвоню ей и поручу подобрать помещение под галерею. Где-нибудь в центре. С хорошим подъездом. Метров четыреста.

И интересно, как там Вероника? Катя? И что это за новый ресторан – «Shatush»?

Продавец посмотрел на меня маслянистыми, как у всех индусов, глазами.

– Hi! This is whole sale prices.

Я улыбнулась ему от всей души.

«Мы подружимся, – уверила я его мысленно, – но оптовые цены тебе придется менять. В сторону понижения».

Похоже, он это понял. И широко улыбнулся в ответ.

«В конце концов, – подумала я, – дом здесь можно купить и через несколько лет. Как раз тогда, когда симпатичный юноша в чалме, носящий за мной раскладной стульчик, уже не будет раздражать своим присутствием».