Текст книги "Братья Александр и Николай Первые"

Трудность была в этой выжидательной игре, по сути, Александр пропустил пару ходов. Ему это было не в новинку: вся его политика носила характер игры «в долгую», галсы длились годами и терпения ему было не занимать, так что переждать в засаде пару месяцев было не трудно. Труднее было с тем, что принято называть боевым духом армии, ведь армии всего мира привыкли действовать быстро и решительно.

Скажут, что облегчалось это позицией высшего военного командования, – что Барклай, что Кутузов придерживались той же заранее согласованной стратегии. Но что Барклая, что Кутузова назначил Александр.

Да и генеральное сражение дали удачно, хотя оно и было лишним. Но и формальное поражение пошло на пользу, – затащили-таки Великую армию в опустошённую Москву, – да там и бросили. С того момента русская армия как бы исчезла. Всё время торчала перед носом – и вдруг растворилась на просторах «Азии».

Всё это было ясно, и Фортунато попал в западню. Какие переговоры, когда нужно спешить закладывать нишу?

Был ли неизбежен Заграничный поход

Существует устойчивое мнение, что Заграничный поход 1813 – 14 пошёл России во вред. Используются по большей части аргументы из XX века, когда США, долго оставаясь нейтральными в двух войнах, нарастили мощь в годы, когда другие расходовали ресурсы, а потом грамотно выскочили из-за спин усталых гонщиков и финишировали на 1 месте.

Вроде бы, Россия могла бы поступить так же. Франция не полезла бы в Россию снова, и бесконечная битва её с Англией подорвала бы обоих конкурентов.

Более того, так поступить советовал Кутузов, а, значит, так и правильно.

Авторитет мнения Кутузова зиждется на факте, что тот был гениальным военным стратегом. Действительно, гениальность стратегии определяется не выигранными битвами, а выигранными войнами, желательно, без битв вообще. Кутузов грамотно использовал оперативную глубину России (что в Европе невозможно) и мог победить даже без Бородинской битвы, к которой его вынудили по причинам политическим и патриотическим. Чёткие манёвры, действия на коммуникациях, уничтожение ресурсов и прочая партизанщина могут вполне сделать кассу.

Но.

Наполеон никуда от границ России деваться не собирался, упорно торчал поблизости, и вся Пруссия и Герцогство Варшавское оставались бы за ним.

Без самой Пруссии надеяться на освобождение Пруссии было самонадеянно. А не получить нейтральную Пруссию – значит иметь плацдарм французской армии под боком. Ну, он и был, пока не вышибли.

Как повела бы себя оккупированная Пруссия в случае отказа России воевать дальше – и гадать нечего. У неё появился выбор не столько даже благодаря наступлению русской армии, сколько удачно использованному пиару супергероев. Генерал Йорк уступил под имитацией давления (хотя и сам хотел) русских войск, но король Фридрих не мог даже признать этого закулисного уговора о нейтралитете: в Берлине обретался французский контингент, и крепко держал короля за горло, так, что он до последнего изображал союз с Наполеоном. Помним, что Пруссию освободили далеко не сразу, и немало голов немецких патриотов полетело при французской реоккупации.

Австрия кочевряжилась дольше всех, изображая посредника и нейтрального наблюдателя за бучей. Франц и Наполеон были паршивыми, но родственниками, и только грубое и нахрапистое давление англичан заставило Австрию порвать с Наполеоном. Привезли в Австрию деньги и намекнули: или на госпереворот – или как субсидия на войну с гадом. Франц выбрал трон и сам сделался гадом (в глазах зятя). Дочку с внучком забрал обратно. Стала бы Англия стараться без участия России – большой вопрос.

Представление, что Россия могла занять и удержать хотя бы Польшу совершенно ни на чём не основаны. Вообще, русская армия в зиму 1812 – 13 была сама крайне слаба и довершала разгром из последних сил. Потери её были огромны (причины примерно те же, что у французов: люди не железные, особенно кони). И это в отличие от тех же Пруссии и Австрии, отсидевшихся в кампании 1812 без напряжения сил и потерь. Из 60 тысяч вышедших из России войск Наполеона половина было оттуда. То есть, они сколько ввели, столько примерно и вывели.

Оставлять усилившихся немцев во врагах было просто опасно. Напомню, вся война 1792 – 1815 – это война за тотальную перекройку Европы со сменой лидера и свирепым перераспределением мест внутри клуб (к) а великих держав. То есть, вообще говоря, союзнички были ситуативные, все подставляли всех с фанатизмом религиозных сектантов, и шанс возглавить континентальную Европу был у любого из четырёх бронтозавров. Именно потому война и шла двадцать три, а не два-три года.

Откуда взялся миф о том, что в случае русского нейтралитета воевать бы пришлось англичанам и прочим – не понятно. Нейтралитет нужно обеспечивать либо всеобщим признанием, либо неуязвимостью за морями. Никакого признания совсем-совсем не предвиделось, о неуязвимости и речи нет, и в какой-то момент повторилась бы ситуация тяжелейшего 1811 года с диким давлением на Россию одновременно из Англии и Франции, когда она по сути находилась на грани полной потери независимости в тисках врагов, воевавших через доверенности, выписанные на Александра.

Говорят, Наполеон, наученный горьким опытом, в Россию второй раз бы не сунулся. А ну, как сунулся бы? Но не в Москву, а отрезав западные губернии? А вот как раз на британском острове высадиться не мог никак. Обратное тоже верно: качество английских десантов на континент видели за 20 лет неоднократно. Так что, воевать в Европе пришлось бы всё той же материковой России – кому ж ещё? Только в гораздо худших условиях.

Убили бы англоманы самого Александра? Почему нет? Подобный случай помнили. А цесаревич Константин был тут как тут. Очень удобно. А могли и не убивать, а настоятельно попросить. Методы давления через аристократию контрагента были хорошо отработаны национальными дипломатами и масонами (почти) национального государства Великобритания. (Наполеон, от которого масоны отвернулись, давил лично, (почти) национальными генералами.) Свою же национальную администрацию, способную противостоять этим, Александру только предстояло создать. Бабушка об этом совершенно не позаботилась. Однако, личный фактор – второстепенен. Дело в другом.

Основная ошибка топящих за русский нейтралитет – не понимается ясный александровский план, с которым он пошёл на огромный риск 1812 года. План по суверенизации страны и династии. Возможно это было лишь освободившись минимум от одной из двух держав, державших в тисках Россию, то есть, получив свободу политического манёвра. И план этот на изгнании Наполеона не заканчивался.

Со стороны кажется, что войну можно было прикрыть в начале 1813 и отдыхать, восстанавливая силы. Но ничего подобного. Россия оказалась бы в совершенной изоляции и вынуждена была бы содержать гигантскую армию «на всякий случай». А нет ничего хуже долгой армии: она истощает последние ресурсы, разлагается и маргинализируется, особенно в среднем офицерском звене. Напомню, у русского правительства совсем не было денег (их и у английского-то толком не было). Тут либо воевать – либо заключать прочный мир и торговые соглашения, а армию распускать до состояния мирного времени. Но какие торговые соглашения с Англией? И какой, на фиг, мир с Францией? Он уже был, а толку? Надо ясно осознавать, что экономика наполеоновского евроколосса была абсолютно разбалансирована, и поддерживалась гнилыми подпорками войны, санкций и грубого ручного управления. Наполеон с какого-то момента просто не мог затормозить.

Главный же итог Заграничного похода и взятия Парижа – у Александра появилось свободное политическое место – отодвинуться, оторваться, оттолкнуться от Англии. Сразу на дистанцию дальше хука. Не страшно, что ради этого пришлось чуть отстать: дело того стоило. А дело у Александра было. И время для него – самый ценный ресурс – Александр выиграл, – и создал верхнюю часть национальной администрации, после чего планово передал Николаю фору вместе с мощной державой, развивавшей неслыханными темпами невиданный тип государственной машины.

Почему русских не было при Ватерлоо

А не захотели. Сами воюйте.

Фабула такая:

Всю жизнь Александр I душил англичан в объятиях, крепко обнимая вместе с руками, чтобы те не могли достать нож. Когда в Вене заточку они-таки достали, тогда Александр оттолкнулся и с наигранной обидой выбежал вон, а вместо него вошёл до зубов вооружённый Наполеон. Англичане поняли, что лучше иметь «другом» Александра и присмирели на 10 лет. Как так получилось, и что было дальше?

Стандартная модель крайне странно изображает события периода 1792 – 1815. Его разбивают на две крупные части (революционные и наполеоновские войны) и множество мелких (коалиции, кампании). Войны типа русско-турецкой и англо-американской вообще идут как бы отдельно. В многочисленных перерывах, вроде как, был мир.

Принуждённый к участию в войне англичанами Александр, в свою очередь, действовал максимально расчётливо и точно: заставил воевать Пруссию, Австрию и местами даже Британию, в нужный момент скинул с корабля немцев и не позволил скинуть себя англичанам.

Запланированный на шесть недель Венский конгресс танцевал уже полгода, заплетая узлы политических, а не паркетных контрдансов. Вколоченный в центр континента клин Польши не устраивал никого (Пруссия-луна помалкивала с каиновой физиономией), но Александр заявил, что у него имеется 800 тысяч войска и Польшу он не отдаст. Англичане быстро сколотили коалицию из себя-солнца, Франции Людовика и Австрии Франца против России и Пруссии (тогдашний русский сателлит).

Возвращение Наполеона в момент кинжального кризиса Венского конгресса каким-то чудом сыграло исключительно в пользу российского императора (напомню, он на секунду вышел, а Тот вошёл, – все вскочили). Разумеется, о сговоре трёх держав он знал, но сделал вид, что узнал только от Наполеона. Распри быстро забыли, «союзники» вновь сплотились, точнее, сплелись в змеиный клубок старого альянса.

Возможности у Александра для организации второго пришествия Первого Наполеона, конечно, имелись. Как-никак, в России человек имел пять «полиций», то есть, независимых систем сбора сведений, перекрёстных доносов и вброса информации. Лично набирал талантливых аристократов для политической разведки в форме агентов влияния, – это, конечно, помимо традиционных дипломатических каналов. И помимо главного канала – лично монархического.

Он до такой степени закрутил вихрь подстав и подозрений, что не только Меттерниха и Талейрана, – даже Каслри подозревали в работе на Александра. Инерция оказалась столь велика, что много лет спустя обвиняли в шпионаже в пользу России и самого Палмерстона.

Итак, в Вене заседает Конгресс. По некоторым данным, на март запланирован разрыв союза и выступление Англии, Австрии и Франции против России и Пруссии.

Но 1 марта Наполеон «вдруг» высаживается во Франции. Через 3 недели он вновь император. Один из антироссийских коалиционеров с семьёй и позором бежит в оккупированный британцами Гент. Бежит быстро, как на грех забыв свой экземпляр антироссийского договора. (Всё же надо отдать легитимисту должное: он хранил лицо до конца и уехал лишь за сутки до вступления Наполеона.) Австрия умывает руки (Наполеон всё-таки родственник) и продолжает давать балы и приёмы. Несмотря на разорения от всеевропейской тусовки, столующейся у них уже больше полугода, Конгресс обходится всё же дешевле войны, – что против Франции, что России.

До Ватерлоо ещё далеко. Конгресс договаривается выставить несметные полчища, но пока никто их особенно не выставляет. Союзники предпочитают выжидать. В конце мая Наполеон проводит референдум и получает 99 проц. Только 15 июня начинаются серьёзные боевые действия – против английской Бельгии.

Направить (натравить) Наполеона на сухопутные английские силы открывало чакры всей континентальной Европе. В конце концов, регулирующая роль Британии всем надоела. Австрийцы войск прислать не удосужились. Франц помнил, как в 1813 англичане готовились его свергнуть; взаправду или только делали вид – не важно, даже спросить «вы не шутите?» у английских шпионов было опасно.

Историки утверждают, что русская армия физически не успевала к войне. Это за три-то месяца Барклай не мог дойти до Бельгии из Польши?? По прекрасной европейской весне?

В итоге ситуация перевернулась до стадии комедии положений. Из арбитра, манипулирующего мизерными Гентами и контингентами, Англия превратилась в добычу на своём излюбленном плацдарме, а арбитрами стали управляемые издалека Александром пруссаки. Несколько брюзгливо: хочу помогу, а хочу – сброшу в море.

Русские войска шли быстро ровно настолько, чтобы не успеть к решающим битвам, так, что многие назвали это пасторальной прогулкой. Небольшой отряд генерала Ламберта, впрочем, героически отметился в небольших сражениях. Основные силы неторопливо обложили десяток крепостей, которые вскоре планово сдались. Действия России в войне Седьмой коалиции были самыми успешными за всё время наполеоновских войн. Вполне закономерно, что об этом западные и советские историки молчат как рыбы.

В крайней злобе на успехи деятельности Александра советские даже выдумали неудачу: по их версии Англия устроила побег Наполеона, сняв морскую блокаду. Англии-де не нравился единоличный стиль управления Александром в Париже, а потом в Вене. Они-де решили подорвать дело и сконфигурировать второе взятие Парижа, но уже без русских. Таким образом, якобы влияние Александра резко уменьшилось.

Но, пардон, советские! Зачем англичанам было рушить своими руками только что сколоченную антироссийскую коалицию? Зачем нужно было вызывать огонь на себя, рискуя вонючей Бельгией? Венский конгресс благополучно закрылся ещё до начала активных боёв, приняв все полагающиеся резолюции. К моменту второго взятия Парижа русские уже вовсю околачивались во Франции, но в Париж тоже умышленно не пошли. Александр желал показать французам, каково им будет под властью пруссаков, не удерживаемых англичанами (британцев было мало, даже в битве при Ватерлоо под командованием Веллингтона их стояло чуть более трети, прочие – рекрутированные на месте голландцы не непрусские немцы). Ставленника Англии, ненавидимого и презираемого Александром Людовика XVIII (впрочем, взаимно) удалось унизить и приструнить. На союзную Англии реставрированную Францию к удовольствию Австрии и Пруссии в 1815 удалось наложить весомую контрибуцию, которую не желали налагать более денежные британцы (и по договору 1814 её не было). В наказание за вероломство (мы-то с вами по-божески, а ваш-то сук-кин-то кот вон как) Александр порезал Францию (опять-таки к удовольствию немцев) до границ уже не 1792, а 1790 года.

Англичане тоже получили своё сполна, когда им пришлось провоеваться всерьёз, в полную силу (ну, в полсилы – всё хлеб). Блюхер умело имитировал разгром при Линьи (пришлось даже временно пропасть без вести), но на самом деле мастерски разыграл из себя главное действующее лицо, и явился на сцену во всей красе, словно бы спрашивая, помочь или сами справитесь?

Войска союзников вступили в Париж 7 июля. Не совсем без русских. Для контроля туда были посланы кавалеристы Чернышёва (это, без сомнения, крупный александровский военно-политический агент). Генерал-шпион запустил давно заготовленную машину дискредитации «союзников» и уже вскоре передал Александру просьбу Веллингтона приехать и разобраться с запутанностью дел (их загодя запутал Александр, Чернышёв узлов добавил) и озлобленными пруссаками, на которых не находилось управы.

Где был всё это время сам Александр? Недалеко. В Сен-Дизье. Вёрст 200. Что, не мог явиться сам на лихом коне? Ещё как мог. Но… не захотел.

Посмотрим, как вы без меня… Пойду бродить по свету… Ну как? Никак? Совсем никак? Карету мне! Карету!

С Веллингтоном у Александра были всегда прекрасные деловые отношения. Поначалу Александр ходатайствовал перед регентом за брата генерала, чтобы того назначили главой МИД. Не удалось. Назначили Каслри, и взаимная неприязнь долго отравляла жизнь обоим (регента Александр презирал до глубины души, не преминул продемонстрировать это лично, в Лондоне). В Эпоху Конгрессов Каслри неожиданно зарезался, обвинённый в содомии (а как зарезался перочинным-то ножом, и кто его подставил, с солдатиком?) и в Верону прибыл любимый дюк. В Вероне Веллингтон будто бы от себя лично и как бы невзначай передал план военных действий для французов в Испании, в пику официальной политике Англии. Французы по плану знатока Пиренеев монархию в Испании и восстановили.

В 1826 Веллингтона отправили в Россию поздравить Николая с восшествием на престол.

В последний путь его провожал Иван Гончаров.

Для чего Александр вступил в Лондон

Говорят, жить не мог без ватерклозетов, отсюда и конфликт с регентом.

Популярный мем об Александре I звучит так: продвинутый император предпочитал ватерклозеты горшкам, поэтому в путешествиях останавливался в отелях, внедривших острые новшества, а не в замшелых дворцах.

Это, конечно, чепуха. Но основа у мифа реальная. В 1814 году Александр посетил Великобританию с торжественным визитом. То есть, в мае император триумфально вступил в Париж, а в июне – в Лондон. Поскольку Париж брали совместно русско-прусские войска, то, чтобы подчеркнуть преемственность, Александр прихватил с собой в Англию короля Фридриха.

Впереди будет Венский конгресс (он начнётся в сентябре), ближе к концу которого в Париж не менее триумфально въедет Наполеон. Венский конгресс, позаседав ещё месяца три, успешно закончится консервацией немецких земель на 50 лет вперёд. Наполеона с бухгалтерским размахом разгромят прусско-немецкие войска под руководством англичан.

Александр будет и в Вене и снова в Париже и много где ещё – вплоть до Таганрога. Полжизни в дороге с ночёвками, где придётся, и ватерклозетов с собой не повозишь. Однако лондонская история почему-то отложилась.

Отчасти это объясняется действительной тягой Александра к новинкам, и в этом смысле он далеко опередил Петра, падкого на диковинки несколько подтухшие, 20 – 30-летней давности. Пётр, обожавший флот с детства, за третьесортными голландскими технологиями стоял в очереди, а к передовым французским допущен не был. Александр, ненавидевший флот, отправил дюжину кругосветок (лишь бы подальше от дома), открыл Антарктиду (ещё, ещё дальше), первым внедрил строительство паровиков (негодяи взорвутся – не жалко).

В принципе, то же касалось и ватерклозетов.

[Александр топал ногами на очкариков, заставлял в своём присутствии линзы снимать. Это объяснимо. В юности он получил баротравму на стрельбах, и остался несколько глуховат (что впоследствии мастерски использовал на переговорах, – слышал только то, что хотел). А компактных и эстетичных слуховых аппаратов тогда ещё не изобрели, наличные слуховые трубки уродовали человека и усиливали не столько звук, сколько комплексы. В сравнении с очкариками, которые могли элегантно превращать свои дефекты в достоинства, Александр ощущал дискриминацию. В 1822 глуховатому герцогу Веллингтону посоветовали улучшить левое ухо, прооперировали, после чего оно вовсе перестало слышать. То есть фельдмаршал успешно принял на вооружение тактику Александра.]

В Сент-Джеймском дворце толчков не было. Они имелись в гостинице Pultney неподалёку, куда незадолго до водворения Александра въехала его любимая сестра Екатерина Павловна, интриганка европейского масштаба. Троллить регента принялась именно она.

Александра встретили буйно: крупные континентальные монархи Англию не жаловали, а своего в тот момент не было: будущий Георг IV состоял регентом при душевнобольном отце. Так что народ в известном смысле соскучился. А тут сразу «два на доллар».

В битве при Ватерлоо Веллингтон командовал по большей части не англичанами, а голландцами и – Королевским Германским Легионом, – это были офицеры и солдаты, переправившиеся служить в Англию из оккупированного французами Ганновера, то есть, по сути, лично королю Георгу из Ганноверской династии, бывшему одновременно курфюрстом этой земли. (Первым королём возвысившегося после Венского конгресса Ганновера стал, не приходя в сознание, Георг III.)

Ганновер имел для английских королей значение особое: доходы с него не контролировались парламентом. Однако по той же причине за Ганновер особенно не вписывались: дело-то частное. Поэтому когда Наполеон его прибрал к рукам после Амьенского перемирия, в Англии махнули рукой. Для парламента это был инструмент давления на королевскую семью: можем вам содержание увеличить, а можем и так.

Георг IV прошёл несколько ступеней эволюции: он был принцем Уэльским, регентом при больном отце и, наконец, королём. Короновался он лишь после того, как в Европу пришли вести о смерти Наполеона, это, конечно, совпадение… Но для Георга очень характерное. Его биография изобилует стечениями обстоятельств.

Его правление (а править фактически он начал ещё будучи принцем, по причине отстранённости своего ветшающего отца), которое титулуют «эпохой» регентства, часто рисуют сумбурным и сводят к одежде и архитектурным экспериментам. Историки обожают припоминать ему тёток, мотовство и пьянство, английские либералы (и республиканцы) нарисовали на него бездну карикатур ещё при жизни. Однако как-то так само собой случилось, что в его годы Великобритания стала первой державой мира. Тоже, типа, «волею вещей».

Говоря о той Великобритании припоминают гений Нельсона и удачи Веллингтона, ум Питта и таланты Каслри, но Георг IV скользит по полям учебников призраком недотёпы и неудачника.

В то время как:

Британия оправилась от тяжелейшего поражения в войне (за независимость США) против всего мира, возглавляемого Францией и сама учинила свистопляску прямо в доме главного врага, подкинув ему ампулу с революцией. Бывшая недавно ещё в дипломатической изоляции, возглавила невиданную доселе коалицию держав, и, не имея армии, Францию разгромила (на суше). При этом пострадали и обрушились все остальные конкуренты с континента. Британия вышла на первое место в мире и продавила на континент бешеное культурное влияние. На Венском конгрессе от дремучих англичан шарахались, а уже через десять лет моды и шекспиров грузили из Лондона в количествах гомерических.

То есть, произошла цепочка величайших событий, а король будто бы ни при чём. Биографы как сговорились: «продулся в карты, всё спустил на баб и водку». Подчёркивается, вдобавок, что его никто не любил: ни парламент, ни аристократия, ни народ, ни жена, ни дочка. Точка.

А о чём это говорит прежде всего? Да о крайней самостоятельности и предприимчивости. Играючи и играя, человек реально правил в очень тяжёлых условиях внешней и внутренней конъюнктуры. И правил суперуспешно.

Всё это кого-то до боли напоминает…

Конечно, Александра I. Слабого, безвольного, переменчивого, влияемого… но поднявшего страну на место вице-чемпиона, победившего Наполеона и лично возглавившего клуб монархов. Новичок, залётный фраер, обчистивший шулеров с родословными от Потопа. «Правитель слабый и лукавый…»

Как так?

А так… «Волею вещей…»

Думается, что английские историки всё про своего Георга понимают правильно. Но изобразить события результатом замысла не комильфо – что подумают люди? А когда всё случается вроде бы само собой – это пристойнее. Хотя жертвовать приходится репутацией короля, это снести можно.

И вот два таких человека встретились летом 1814 лично. Конечно, Большой А на тот момент имел подавляющее превосходство в личном зачёте, и попытался максимально его реализовать. Про своего (очень опасного) визави он всё понимал верно, знал, например, что тот ещё принцем был приятелем Филиппа Орлеанского (Эгалите), и два принца на пару стряпали госпереворот, который потом помпезно окрестят Великой Французской Революцией. Понимал роль Георга в управлении войной Первой коалиции: со стороны коалиционеров она модерировалась его тестем Карлом Брауншвейгским и имела целью не победу, а истощение сторон. Имел он все основания подозревать регента и в прямой причастности к убийству своего отца, Павла I (посол Уитворт был его другом, у них была, как и в случае с Филиппом, общая любовница). Этот недружелюбный фон Александр старался подчеркнуть особо, демонстрировал у принца в доме, кто сегодня хозяин положения.

Оскорбительное пренебрежение и преднамеренная диффамация не были самоцелью, но (как и всё у Александра) должно было таковым выглядеть в глазах компетентных англичан. А что? Человек, у которого он гостил, не только убил его отца, но ещё и сваливал дельце на него. Он наводнил его госаппарат шпионами. Вокруг Александра с юности не было никого, кроме британских агентов. Не только высокородные отцеубийцы: поставщики двора, лекари, прислуга… Даже жену ему подобрала на специальном кастинге английская шпионка (тёща Сперанского – и люди ещё недоумевают, почему в 1812 Александр отправил госсекретаря на перекладных.) Закономерно, что жену свою, вполне миленькую баденскую Луизу Александр не любил, ей не доверял и с ней почти не общался (сдаст!) В качестве любовника пристроил к ней своего доверенного человека. Жена тоже человек…

В тяжёлых условиях межвидовой борьбы Георг и сам должен был проявлять максимум осторожности, совсем недавно ему удалось победить заговор республиканцев, но ситуация оставалась нестабильной, поэтому репутацией легковесного малого, как и титулом «всего лишь» регента он дорожил: быть целым королём себе дороже. С Александром им предстояла игра в долгую, и оба это знали.

Зачем же Александр приезжал в Лондон? Историки подпрыгивают: мир посмотреть и себя показать. Посетить ватерклозет. Но нормальный человек твёрдо знает, что величайший дипломат ничего не делал просто так.

Приезжал он – делать левой ногой госпереворот. Через переворот династический. Было хорошо известно, что дочь Георга, сумасбродная популистка и интриганка Шарлотта, отца открыто ненавидела, и сумела добиться значительной взаимности. Народ (ха-ха, но пусть это слово останется, раз так пишут) открыто и уже много лет стоял на стороне Шарлотты и её брауншвейгской матери, и категорически презирал Георга, который насильно хотел выдать её за очередного Вильгельма Оранского по принципу «кашу маслом не испортишь».

Александр приехал марьяж расстроить и всё переделать по-своему. Как всегда, между танцами, волокитством и фальшивыми восторгами по адресу парламентских чудес он изящной двухходовкой стравил всех, кто ещё не поссорился и развязал завязанные им же самим тугие узлы, а уплыв, оставил за собой кильватерную струю династической турбулентности. С собой в свите он привёз красавчика Саксен-Кобургского, – своего генерала, – нищеброда без стыда, но с совестью и королевским титулом. Сего Леопольда познакомила с мышкой-Шарлоттой Екатерина Павловна, для чего, собственно, и была направлена в Лондон.

Вскоре Шарлотта поставила отцу ультиматум и за александровского протеже вышла. Чтобы у Шарлотты и Георга было поменьше степеней свободы, Александр, не мудрствуя лукаво, убедил Вильгельма Оранского жениться на своей сестре Анне (а Наполеону ранее в том же отказал: смотрел дальше за горизонт). За послушание Нидерланды в Вене разбухли Бельгией и другими приращениями из разряда «не по чину берёшь». (То есть, Александр мимоходом прибрал к рукам английский плацдарм на континенте.)

В общем, в шаге от английского трона в 1816 всплыл человек, свободно изъяснявшийся по-русски и всем России обязанный. В Европе только рты разинули.

А что? Подсунули же когда-то англичане Александру «свою» жену. Ну вот и пасхалка. Передал лично в руки, от нашего стола вашему.

Говорят, что александровский визит в Лондон не удался, что принц-регент обиделся, и это принесло дурные плоды. Но монархи не обижаются, они своё дело делают. От себя и для себя. Как выгодно.

К якобы обиженному регенту уже в 1816 нагло заявился брат Александра, будущий император Николай I. И принят был, как положено, без обид. Прибыл он под предлогом развеяться в путешествии, а на самом деле с ревизией, проконтролировать процесс, как дела у молодожёнов. Внешне всё прошло с улыбками, но Георг был в бешенстве: русские зачастили к заднескамеечникам как к себе на задний двор.

А дела молодых были плохи, очень плохи, а дни их сочтены.

Конечно, Александр имел подозревать, что регент серьёзно замешан не только в убийстве чужого ему Павла, но и «своего» премьера Персиваля. Но такой подлости, чтобы отправить на тот свет дочь с новорождённым внуком…

Изящную комбинацию с кукушкиным яйцом зарубили показательно, чтобы неповадно было. Однако Леопольда трогать поостереглись: чересчур опасно.

Династия в Британии устремилась-таки по саксен-кобургской ветке, но дошла до неё почти через столетие, породив под конец миф англо-саксонского братства, а к России имела отношение касательное. Бельгию вскоре от Нидерландов отпилили, хотя дипломатично отдали всё тому же безутешному Леопольду. Королева Виктория Александрина (названная в честь своего крёстного, Александра I) была его племянницей.