Текст книги "Русская литература XVIII века. Учебно-методический комплекс"

Решив вопрос о характере русского стихосложения, Ломоносов принялся за создание теории русской поэзии и прозы: в 1748 г. он опубликовал “Краткое руководство к красноречию”. Риторики писались и раньше, но исключительно по-латыни. Ломоносов написал свою “Риторику” на русском языке, риторика перестала быть тайной наукой, для избранных, она стала доступна для всех грамотных русских как школа логической мысли, ораторской речи, литературного языка. Книга была наполнена многочисленными примерами из произведений древних и новых авторов, из его собственных – тем самым Ломоносов создал прекрасную литературную хрестоматию, чтение которой не только расширяло кругозор, но и формировало, развивало художественный вкус.

Трактат “Риторика” (“Краткое руководство к красноречию”) показывает, что Ломоносов истолковывает понятие “поэзия” как “искусство создавать поэтические произведения”. Впервые в такого рода трактате он учит, как это делать, как писать стихи, как выдерживать единый стиль, как развивать тему, какие использовать изобразительно-выразительные средства. Поэт расширяет тематику произведения, включая научно-философский и любовный мотивы. Ломоносов рекомендует в художественном сочинении показывать борьбу противоположных начал в человеке “для умножения силы красноречия”, в результате чего “разум” утверждает свою власть над “чувством”. Проблема вымысла в художественном произведении решается М. В. Ломоносовым в соответствии с назидательной направленностью классицизма: небывалое (приключения, “события”, “герои”), должно исправлять нравы читателя.

В главе “О украшении” Ломоносов объясняет законы стилистики и образности русской речи. Правила “украшения” охватывают все единицы речи, начиная с мельчайшей – звука – и заканчивая более крупным элементом – предложением. Некоторые положения по эвфонии (звукописи), в частности, звуковой символизм, до сих пор находят своё отражение в поэтике.

Касаясь вопросов поэтического синтаксиса, учёный заявил, что порядок слов в стихе должен подчиняться требованиям смысловой ясности и стилистической “чистоты”. Ломоносов даёт определение тропов, в основном сохранившееся и в современном литературоведении. Он советует не перегружать ими текст, чтобы не нарушались ”чистота штиля” и “ясность смысла” – важнейшие требования в классицизме.

Существенен также вклад Ломоносова в область стилистико-синтаксической синонимики, в описание разновидностей комического, “фигур мысли” и способов построения художественного произведения.

Работа над “Риторикой” и требования “чистоты штиля”, высказанные в ней, вынудили Ломоносова заняться вопросами русской грамматики. Как почти во всем, что ему приходилось делать, и здесь он шёл путем первооткрывателя. В России существовала грамматика славянского языка – Мелетия Смотрицкого. Ломоносов составил первую научную грамматику русского языка (1757). Он доказал, что церковнославянские элементы в русском литературном языке должны быть составной частью. В литературном языке Ломоносов определил соотношение церковнославянских и исконно-русских слов (“речений”) и на этой базе предложил в учении о “трёх штилях” теорию литературных жанров (в статье “О пользе книг церковных в российском языке”, 1757–1758). Л. И. Кулакова пишет: “В основе ломоносовской теории трёх штилей лежит мысль о необходимости соответствия между тематикой художественного произведения и формой выражения её… Направленное против пестроты письменной речи, характерной для многих произведений XVIII века, учение о трёх штилях 1758 года довершало жанровую теорию русского классицизма, замеченную Феофаном Прокоповичем, Кантемиром, Тредиаковским и приведённую в систему “Епистолой о стихотворстве” Сумарокова” [211. C. 66–67]. “Три штиля” в литературе – высокий, средний и низкий – различаются между собой пропорцией славянских и русских элементов. Всю лексику Ломоносов разделил на три группы – “три рода речений”, то есть слов:

1) славянские слова, общеупотребительные и в русском языке, имеющие нейтральную стилистическую окраску – рука, слава, бог;

2) славянские слова, малоупотребительные в русском языке, но русскому человеку понятные (употреблённые в русском тексте, они получают особую – поэтическую, торжественную – стилистическую окраску) – отверзаю, взываю, зеницы, длань, ланиты;

3) слова живого русского языка (их нет в церковнославянском) – пока, ручей, говорю, лишь.

Литературные жанры, поделенные на “три штиля”, используют только “свою” лексику. Так, высокий “штиль” соответствует героической поэме, оде, трагедии и использует “речения” первого и второго рода; средний охватывает жанры драмы, послания, сатиры, элегии и пользуется “речениями” первого и третьего рода (то есть “высокие” старославянизмы невозможны для произведений “среднего штиля”); наконец, “низкий штиль” включает жанры комедии, эпиграммы, лирические песни, эпистолярные жанры и пользуется исключительно “речениями” третьего рода, то есть живым русским языком, с возможным употреблением просторечия. Классицизм возьмёт на вооружение предложенное Ломоносовым учение о трёх “штилях”. Следом за Ломоносовым Сумароков разработает строгую и четкую иерархию классицистических правил для различных жанров, а вскоре появится Державин, который сломает все систему стилей и жанров классицизма и тем самым откроет дорогу Пушкину.

В филологических трудах и поэтическом творчестве Ломоносов достаточно четко изложил свою литературную позицию.

Ю. В. Стенник подчёркивает, что в сознании Ломоносова литература (“словесные науки”; самого понятия “литература” в нашем смысле слова в ломоносовские времена ещё не было) предстает частью общего научного знания, и отличие её от других наук заключается прежде всего в поэтической форме. Ломоносов в поэзии оставался учёным, а свои научные изыскания часто воплощал в стихотворной форме [319. С. 35].

По мнению Ломоносова, поэзия должна воспитывать у людей самые благородные качества, побуждать в людях чувство гордости за отечество и его историю. Историческая наука и поэзия, утверждал Ломоносов, по своему назначению близки: они сохраняют в веках подвиги героев для подражания потомкам. Подобное понимание функции литературы в общественной жизни, подчеркнул Ю. В. Стенник, вполне соответствовало духу эпохи Просвещения, а в условиях России XVIII в. наполнялось особой актуальностью [319. C. 37]. Литература должна быть общественно значимой и значительной, а потому любовной тематике он предпочитает высокую общественную тематику [211. C. 56].

В поэтической форме эта важная для Ломоносова мысль выражена в “Разговоре с Анакреоном” (1761). Жанр разговора восходит к античному диалогу; в русской литературе он возникает в первой трети XVIII века в творчестве Феофана Прокоповича, Антиоха Кантемира, Василия Татищева, Александра Сумарокова. Содержание его могло быть как сатирическим, так и нравственно-этическим, философским; форма чаще всего тяготела к драматургической. Ломоносов впервые связал этот жанр с совсем другим кругом проблем, дал ему новое содержание, которое впоследствии закрепится литературной традицией. От ломоносовского “Разговора с Анакреоном”, прослеживая развитие новой традиции, мы придём к “Разговору книгопродавца с поэтом” Пушкина, “Журналисту, читателю и писателю” Лермонтова, “Поэту и гражданину” Некрасова, наконец, к “Разговору с фининспектором о поэзии” Маяковского. Ломоносов дал новую тему и новую структуру традиционному жанру. Тема эта – поэт и поэзия, их роль в обществе, их назначение. В структуре “разговора” в качестве обязательного персонажа, ведущего главную тему и выражающего авторскую позицию, стал поэт-гражданин, сын Отечества.

“Разговор с Анакреоном” Ломоносова представляет собой цикл из восьми стихотворений; четыре – переведённые Ломоносовым стихотворения Анакреонта (древнегреч. поэта VI века до н. э.; точнее сказать, эти тексты фактически принадлежали подражателям Анакреонта – так называемой анакреонтике). На каждую оду Анакреона (так мы будем называть эти тексты вслед за Ломоносовым) русский поэт даёт свой ответ, эти ответы – оригинальные стихотворения Ломоносова. Ломоносов вступает в спор с Анакреоном не потому, что отвергает воспеваемые им земные радости, он утверждает другую тему как более важную и достойную настоящей поэзии: служение родине и прославление её героев.

Открывает цикл перевод анакреонтической оды “К лире” (Ода 1), в переводе Ломоносов решительно заменяет “лиру” на “гусли” (“лира” – постоянный атрибут торжественной поэзии, официальных од). Смысл оды Анакреона: о чём бы он ни пел – струны велят петь про любовь. Даже когда взял в руки другие гусли, всё равно они велели петь про любовь:

 
Мне петь было о Трое,
О Кадме мне бы петь.
Да гусли мне в покое
Любовь велят звенеть.
Я гусли со струнами
Вчера переменил
И славными делами
Алкида возносил;
Да гусли поневоле
Любовь мне петь велят,
О вас, герои, боле,
Прощайте, не хотят. [25. C. 286]
 

В ответе Ломоносова – зеркальное отражение, мотивы поменялись местами: петь бы о любви, а струны велят о героях. Причём Ломоносов подчеркивает, что темы любви он не отвергает в поэзии, более того, он в своём сердце чувствует “жар прежний” – но героическая тема важнее:

 
Хоть нежности сердечной
В любви я не лишен,
Героев славой вечной
Я больше восхищен…
[25. C. 286–287], —
 

так заканчивает Ломоносов свой ответ на первую оду Анакреона.

Вторая пара стихотворений: XXIII ода Анакреона (в греческом подлиннике – “К сребролюбцу”) и ответ на неё. Здесь главная тема – одна из вечных тем философской поэзии: тема жизни и смерти и отношение к богатству. Анакреон утверждает, что нет смысла копить богатства, коли “сокровища” не дают откупиться от смерти, а потому лучше радоваться жизни и любить, чем крушиться об отсутствии сокровищ:

 
Не лучше ль без терзанья
С приятельми гулять
И нежны воздыханья
К любезной посылать 2[5. C.287]
 

В. И. Фёдоров пишет, что хотя Ломоносов отверг жизненную философию Анакреона, всё же во втором ответе он отнёсся к нему сочувственно, ибо античный поэт “жил по тем законам, которые писал”, в отличие от Сенеки, который

 
…правила сложил
Не в силах человеку,
И кто по оным жил? [25. C. 287]
 

Ломоносов не поддерживает такие “правила” Эта мысль получает дальнейшее развитие в третьем ответе. В нём Ломоносов отказывается признать, кто же “умней”: Катон с его “угрюмством” или Анакреон, который “жизнь употреблял как временну утеху”. Очевидно, подчеркивает В. И. Фёдоров, идеал Ломоносова заключался в утверждении гармонического развития личности, в сочетании деятельности “для пользы общества” с радостями жизни, и всё же Катон, пренебрегавший жизнью “к республики успеху”, ближе Ломоносову, чем живший “век в забавах” Анакреон [333. C. 99—100]. Противопоставление Катона Анакреону столь существенно, что Ломоносов в своём ответе сменил размер: оды Анакреона и прежние ответы Ломоносова написаны лёгким трёхстопным ямбом, третий же ответ написан шестистопным ямбом с парной рифмовкой, то есть “александрийским стихом”. Канонический размер высокого жанра трагедий и серьёзных сатир придал ответу неторопливость и весомость [333. C. 100]. Не случайно Ломоносов выбрал для перевода и “спора” именно XI оду Анакреона (“К самому себе”): хотя он противопоставляет Анакреону Катона, он имеет в виду своё отношение к жизни, выражает гражданственность своей жизненной позиции.

Последняя пара стихотворений представляет перевод XXVIII оды Анакреона (“К девушке”) и ответ на неё Ломоносова (четвёртый ответ). Здесь повторяется тот же мотив, с которого начался “Разговор с Анакреоном”: у Анакреона любовная тема, у Ломоносова – патриотическая. Анакреон просит художника нарисовать портрет его любимой девушки, рассказывает, как она прекрасна. Ломоносов в ответе тоже говорит о своей возлюбленной и просит художника изобразить её: эта возлюбленная – Россия, “моя возлюбленная мать”. Ломоносов хочет видеть свою родину духовно богатой (“Изобрази ей возраст зрелой”), величавой (“И полной живости уста в беседе важность обещали”), процветающей и могущественной (“Возвысь сосцы, млеком обильны, И чтоб созревша красота являла мышцы, руки сильны”), с непререкаемым авторитетом на международной арене, способной прекратить разорительные для народов войны (“Как должно ей законы миру И распрям предписать конец”) [333. С. 100].

Это – гимн, ода родине-Матери; не случайно ответ написан четырехстопным ямбом – размером, которым Ломоносов писал оды. Пышная метафоричность – тоже особенность его одического стиля; здесь обилие метафор оттеняет торжественный, гражданственный пафос, с каким поэт-патриот говорит о Родине. Горячее патриотическое чувство он стремится зажечь в своих соотечественниках, читателях его произведений.

“Разговор с Анакреоном” Ломоносова публицистичен по своей сути, отвечает просветительским настроениями самого Ломоносова и его эпохи. В стихотворном диалоге-диспуте с Анакреонтом Ломоносов намечает две основные тематические линии своего творчества: воспевание “вечной славы героев” и изображение силы, могущества, богатства России [100. С. 190].

Теме поэта и поэзии, размышлениям об общественном назначении поэта посвящен у Ломоносова более ранний (1747 года) перевод из Горация, положивший начало целой литературной традиции – поэтического “Памятника”. Вслед за Ломоносовым последовали Державин, Капнист, Пушкин, Шатерников, Брюсов и др. Хотя у Ломоносова это перевод, а не переделка применительно к своему творчеству, как у Державина и Пушкина, все-таки можно говорить о выражении в “Памятнике” авторских, ломоносовских, воззрений на проблемы поэзии, хотя бы косвенное отражение его личности. Если он выбрал для перевода именно это горацианское стихотворение, значит, оно ему близко, созвучно его собственным настроениям и мыслям. И по судьбе своей Ломоносов чувствует себя близким Горацию: он так же “беззнатен” родом, как римский поэт, и так же много сделал для развития отечественной поэзии.

Жанр оды в творчестве Ломоносова

Жанр оды возник еще в античной поэзии и значил – “песня”; так же понимали оду французские классицисты, в русском классицизме жанр оды получил более конкретный, узкий смысл. Ода – высокий жанр героической, гражданственной лирики, отсюда её пафос, высокий “штиль”, ораторский слог, события общегосударственного масштаба. Лирическое Я в оде предельно обобщено: выражает мысли и чувства эпохи.

Обязательны в структуре оды следующие моменты. Для оды характерно свободное развитие поэтической мысли; отсюда многотемность, перетекание одной темы в другую, связь их по принципу ассоциации, метафорическое развитие темы, поэтической мысли. Особенностью жанра являются похвалы определённому лицу. Поскольку это обязательный структурный элемент, требование жанра, то одописца нельзя упрекать в лести, хотя похвалы могут быть чрезмерны. Таковыми они и являются в традиционных хвалебных одах многих современников Ломоносова. У него же похвалы вызваны прежде всего его публицистической задачей – дать программу действий на пользу Отечеству. Как свершившийся факт предстаёт в похвалах то, что ещё только следует совершить восхваляемому в оде лицу; отсюда ода наполнена нравоучительными рассуждениями и предсказаниями, обилием исторических и мифологических образов. Они не просто украшают оду и служат признаком высокого “штиля”, но и несут в себе просветительскую задачу, “работают” на раскрытие заложенной в оде авторской “программы”, публицистической идеи.

Обязательным структурным элементом оды являются многочисленные обращения автора – к природе, музам (независимо от темы); эта особенность связана с ораторским, декламационным характером оды, особенно ломоносовской оды, рассчитанной именно на произнесение. Ю. Н. Тынянов верно подметил, что слово у Ломоносова в оде всегда связано с жестом [330. C. 235–236]. Кстати, в “Риторике” Ломоносов подробно описывает, какими жестами должен сопровождать свою речь оратор, чтобы подчеркнуть её пафос, страстность, важность произносимого.

Ораторский характер оды определяет и особенности ее композиции. В оде три части: “приступ” (введение в тему), “рассуждения” (развитие темы с помощью примеров-образов), “заключение”; внутри каждой части свои правила построения.

Жанр оды требует, чтобы поэт (его лирическое я) – носитель лирического восторга – был искренен; ода описывает не событие, а чувства, которые это событие вызвало у поэта; поскольку поэт говорит от лица нации, то чувства эти обязательно исполнены патриотизма; даже “исповедь” лирического героя, его монолог в оде – всегда выражение не личного, индивидуального, а общего, национального, отношения к предмету воспевания.

Насыщенность ломоносовской оды различными описаниями, придающими ей эпическое начало, обусловлено ломоносовской поэтикой: он видел в описательности средство, с помощью которого у читателя вызывалось нужное поэту настроение. Оно создаётся и звукописью, о чём подробно пишет в своей статье об оде Ю. Н. Тынянов [330. C. 237–239]. Звуковой рисунок оды строится у Ломоносова на окружении слова однокоренными словами, а также такими, в которых есть звуковые повторы. “Ломоносов широко использовал теорию XVII и XVIII веков об эмоциональной значимости звуков”, – утверждает Ю. Н. Тынянов [330. С. 239].

Ода стала главным жанром в творчестве Ломоносова. Почему? Русский классицизм начался не с оды, а с сатир Кантемира, и это было закономерно: реакция на петровские преобразования после смерти Петра, засилье иностранцев воспринимались отрицательно передовой русской мыслью, и воплотилось это отрицательное отношение именно в сатирах. Когда же на престол взошла дочь Петра Елизавета, появилась надежда, что “дело Петрово” получит дальнейшее развитие. Традиционную комплиментарную, “похвальную” оду Ломоносов превратил в жанр общественно значимый. Он даёт в оде “программу” политических и культурных мероприятий, которые должно осуществить правительство, если действительно желает блага нации. Эта особенность ломоносовской оды определит характер данного жанра в русской поэзии вплоть до пушкинской “Вольности”. Оды Ломоносова строятся как “поучения” и даже “предостережения” царям.

Г. Н. Моисеева подчеркнула, что свою высокую гражданственность ода восприняла у древнерусской литературы: “Ода с её публицистическим звучанием в прославлении героических событий прошлого, с её “учительностью” по отношению к настоящему явилась идейной наследницей лучших произведений древнерусской письменности” [240. C. 16].

В оде Ломоносова выражены просветительские идеи, красной нитью проходящие через всё его творчество: идеи мира (образ “тишины” в одах), развития наук, могущества России. Ода Ломоносова стала средством воспитания гражданского самосознания и формирования общественного мнения. Ломоносовская ода публицистична, а эмоциональное воздействие произведений этого жанра прекрасно определил в своей эпистоле Сумароков: “Гремящий в оде звук, как вихрь, слух пронзает…”.

“Ломоносов наполнил жанр оды новым гражданским содержанием и выработал поэтическую форму, соответствующую этим высоким поэтическим идеям”, – пишет Г. Н. Моисеева [240. C. 17]. Поэтика ломоносовской оды насыщена метафорами, гиперболами, неожиданными и смелыми сравнениями. Поэтический строй ломоносовской оды удачно определил Г. А. Гуковский: “Ломоносов строит целые колоссальные словесные здания, напоминающие собой огромные дворцы Растрелли; его периоды самым объёмом своим, самым ритмом производят впечатление гигантского подъёма мысли и пафоса” [142. C. 110].

Рассмотрим подробнее две ломоносовские оды.

“Ода на взятие Хотина 1739 года”. Ода написана за границей, во Фрейберге после получения известия о взятии русскими войсками турецкой крепости Хотин. Вместе с трактатом “Письмо о правилах российского стихотворства” Ломоносов послал оду (как образец реформированного русского стиха) в Россию, в Академию наук. Белинский с неё начал историю русской литературы: “Литература наша, без всякого сомнения, началась в 1739 году, когда Ломоносов прислал из-за границы свою первую оду “На взятие Хотина” [89. T. 1. C. 90]. Главнейшие особенности поэтического стиля Ломоносова определились в его первой оде и существенно не менялись на протяжении всего его творчества. Ода входит в общий художественный стиль того времени: правдивость в индивидуальных чертах, жизненная конкретность – и вместе с тем монументальность, обобщённость и декоративность. Пример тому – скульптурный портрет Анны Иоанновны Карло Растрелли. Скульптор придал облику императрицы черты неумолимой самодержицы, подчеркнул в ней всесокрушающую властность. То же у Ломоносова: “Великой Анны грозный взор!” [25. C. 67]. Анна в оде ещё более символизирована, ещё более аллегорична, чем у Растрелли. Она лишена индивидуальных черт, её образ доведен до крайней степени абстракции:

 
Одеян в славу Аннин лик
Над звездны вечность взносит круги;
И правда, взяв перо злато,
В нетленной книге пишет то,
Велики коль ее заслуги [25. C. 69].
 

То “российская орлица”, она парит на недосягаемой высоте и разит молниями своих врагов. Весь образ Анны в оде – одна большая, сложная метафора: это сама Россия, победившая своих врагов и торжествующая победу. А вместе с Анной, вместе с Россией ликует и автор. Так в первой же ломоносовской оде определились роль автора (носитель лирического восторга) и пафос оды (взволнованность патриотического чувства). Посылая оду в Россию, Ломоносов сопроводил её пояснением: эта ода “не что иное есть, как только превеликия оныя радости плод, которую… преславная над неприятелем победа в верном и ревностном моём сердце возбудила” [26. T. 7. C. 9]. С описания этого восторга и начинается ода:

 
Восторг внезапный ум пленил,
Ведет на верьх горы высокой,
Где ветр в лесах шуметь забыл;
В долине тишина глубокой.
Внимая нечто, ключ молчит,
Который завсегда журчит
И с шумом вниз с холмов стремится
Лавровы вьются там венцы,
Там слух спешит во все концы
Далече дым в полях курится [25. C. 63].
 

Найденная Ломоносовым строфа – десятистишие – станет традиционной для классицизма одической строфой.

Здесь и в других торжественных одах Ломоносов сохраняет чередование мужских рифм (ударение на последнем слоге) с женскими (на предпоследнем слоге), выдерживает один и тот же тип рифмовки: четыре первых стиха с перекрёстной рифмой (abab), затем двустишие с парной рифмой (cc) и последние четыре стиха с кольцевой рифмой (dfdf). Такая чёткая организация строфы сообщает оде стройность, ритмичность. Они усиливаются “звонким” четырехстопным ямбом – размером совершенно новым в поэзии того времени.

Ода звучит удивительно легко, естественно, в отличие от сложных и утомительно длинных силлабических стихов. Эту естественность и лёгкость стихов не портит даже инверсия – традиционная в те времена примета поэтичности стиля. Но если у Тредиаковского, как мы видели, инверсия приводила к полному затемнению смысла, то у Ломоносова это явление, скорее, эмоционального плана – передаёт взволнованность лирического “я”.

Особенностью ломоносовской оды стало совмещение, наложение реального и мифологического содержания. В первой строфе хотинской оды упоминание о горе высокой, о долине и о ключе могут быть поняты как намёки на гору Парнас и на долину у её подножия, где был Кастальский ключ (поэтические символы вдохновения). Но они характеризуют вместе с тем и реальные условия боя: турецкий лагерь на высокой горе, русскую армию в долине и маленькую речку, отделяющую русских от неприятеля [26. T. 8. C. 876].

Центральная часть – рассказ о сражении и размышления поэта по его поводу. Описывая битву, Ломоносов выбирает наиболее яркие моменты – то, что может воздействовать на патриотические чувства, дать представление о силе и мужестве россов, полков орлиных.

Интересна пространственно-временная организация оды. Для неё характерно не только совмещение реального и мифологического, о чём мы уже сказали, но и совмещение реального (настоящего, “сегодняшнего”) и исторического. Поэтическая хронология условна. Так, в хотинской оде участниками взятия крепости в 1739 году являются Дмитрий Донской (XIV в.) и Иван Грозный (XVI в.). Эти исторические параллели выступают как своеобразное доказательство закономерности победы “россов”: и в далёком прошлом, и сейчас Россия – победительница. Несомненно, здесь чувствуется влияние традиции древнерусской воинской повести, когда на помощь русским обязательно приходило “воинство святое”.

Традиции древнерусской литературы сказываются и в описании природы. Природа предстаёт как живое существо. Она стыдится, видя трусость турок, негодует на их коварство, чувствует нравственное превосходство русских и готова им помочь.

 
Шумит с ручьями бор и дол:
Победа, росская победа!..
Тогда, увидев бег своих,
Луна стыдилась сраму их
И в мрак лице, зардевшись, скрыла
[25. C. 66–67].
 

Подобные пейзажные зарисовки заставляют вспомнить образ природы в “Слове о полку Игореве”, например. Но у Ломоносова пейзажные образы не просто олицетворения, а ещё и метафоры-перифразы: так, в данном отрывке луна – и собственно луна, небесное светило, часть природы; и перифрастическое наименование Турции, поскольку её государственной эмблемой является полумесяц. Такими перифрастическими персонификациями наполнены все оды Ломоносова. Это станет характерной особенностью ломоносовской и классицистической оды вообще. “Создавая сложные метафорические конструкции, Ломоносов ориентируется во многом на метафорическую систему псалмов”, – пишут С. И. Панов и А. М. Ранчин в своей статье о поэтике ломоносовской оды [266. C. 180].

Заканчивается ода прославлением наступившего мира: пастух со своими стадами “лесом без боязни ходит” и поёт песню, в которой

 
… вечно тишины желает
Местам, где столь спокойно спит;
И ту, что от врагов хранит,
Простым усердьем прославляет [25. C. 70].
 

Так уже в первой оде возникает образ тишины – ведущий образ в его творчестве; в первой же оде определилась и неразрывная связь образов тишины и царствующего монарха, который является гарантией мира: пастух (и поэт) прославляет “ту, что от врагов хранит”, то есть “страны полночной героиню” – императрицу России Анну Иоанновну. В этом нерасторжимом единстве понятий мир и монархиня и заложена публицистическая мысль Ломоносова, “программа” его оды, назидание для императрицы – хранить тишину.

“Ода на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны 1747 года”. Эта ода начинается с прославления тишины, потому что процветание и благополучие государства связано прежде всего с миром, тишиной. Она – “царей и царств земных отрада”, “блаженство сёл” и благополучие городов, она полезна, она – “благо”. Как и в первой оде, здесь образ тишины связывается с образом царствующей особы – Елизаветы Петровны. Обращаясь к тишине, поэт говорит о Елизавете:

 
Когда на трон она вступила,
Как вышний подал ей венец,
Тебя в Россию возвратила
Войне поставила конец. [25. C. 121–122]
 

Мир – основное условие и для успехов просвещения. Елизавета способствует развитию наук в России, продолжая дело своего отца. Вот так в оде связываются воедино три образа: тишина, Елизавета, науки. Утверждение пользы наук – основная мысль оды.

Ода эта – одна из лучших у Ломоносова – написана к очередной годовщине восшествия Елизаветы на престол и по конкретному поводу: Российской академии наук был “дарован” новый устав. Используя форму посвящения оды определённому лицу – Елизавете Петровне, Ломоносов, посвятивший всю свою жизнь служению науке, раскрывает в оде самые любимые свои мысли и мечты о пользе наук для процветания России, о необходимости их развития, о приобщении к ним талантливой молодежи.

Ломоносов даёт в оде поэтический очерк истории развития наук в России, построенный на метафорах, персонификациях, олицетворениях. Первым “призвал” науки в Россию Пётр. Он изображён в оде как национальный герой. Используя традиционные для оды мифологические образы, Ломоносов образно и выразительно говорит об успехах Петра:

 
В полях кровавых Марс страшился,
Свой меч в Петровых зря руках,
И с трепетом Нептун чудился,
Взирая на российский флаг [25. С. 123].
 

Слава Петра – слава России. Пётр “Россию, грубостью попранну, // С собой возвысил до небес” [25. C. 123].

Он способствовал развитию всех наук, и вот “уже Россия ожидает полезны видеть их труды” [25. C. 123]. В Елизавете Ломоносов хочет видеть продолжательницу дел её великого отца. Желаемое, как это свойственно программной оде, подаётся как свершившееся: “Здесь в мире расширять науки // Изволила Елисавет [25. C. 122].

Обращаясь к императрице, Ломоносов призывает монархиню направить “щедроты” на процветание “пространственной” державы, поощрить развитие наук. Ломоносов убеждает одой, что науки принесут пользу: они откроют потаённые в недрах страны богатства, а значит, будут способствовать процветанию страны. Отсюда призыв к молодежи овладевать науками на благо своей родины:

 
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовет от стран чужих,
О, ваши дни благословенны!
Дерзайте, ныне ободренны
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.
[25. С. 127]
 

А далее Ломоносов поёт гимн науке, приводя систему аргументов о пользе наук:

 
Науки юношей питают,
Отраду старым подают…
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут…
Науки пользуют везде…
[25. C. 127]
 

А. В. Западов пишет об этой оде: “Изящная и умная ода 1747 года является одним из лучших стихотворных произведений Ломоносова. Она отличается логической убедительностью, чётким построением, и высокая риторика сочетается в ней с поэтическими образами большого художественного достоинства. Это зрелый Ломоносов, поэт неподдельного гражданского чувства, горячий патриот, опытный ритор и проницательный исследователь природы” [162. C. 54].