Текст книги "Абхазия на рубеже веков (опыт понятийного анализа)"

§ 5. Об истоках конфликта и национальных интересах Абхазии

Ключевые понятия: конфликт, истоки, интересы, противоречие, единство, ресурсы, идентичность

Конфликт, как известно, есть столкновение интересов участвующих в нем социальных акторов. Сталкиваются интересы в силу своего различия, а также в силу различия их носителей – отдельных индивидов и общностей (объединений). Объединение людей в разнообразные формы кооперации не есть свободный выбор, а необходимость, которая вынуждает объединяться. Не объединяться друг с другом люди не могут, ибо никто изолированно существовать не может. Но, объединяясь в конкретное сообщество, каждый вынужден ограничивать свою свободу, чтобы его свобода не стала «произволом» (Кант) для свободы другого. Получается, что люди вынуждены объединяться вопреки своей воле и в ущерб своей свободе. Это не может не делать складывающиеся между ними взаимоотношения противоречивыми. На это, пожалуй, первым обратил внимание еще Кант в тезисе об изначальном «антагонизме» любого сообщества людей [19].

Что касается отдельного индивида, то и он выживает только в коллективе и через него – другого пути нет. Но жить в коллективе – значит признавать его правила и нормы, сбалансировать свою свободу со свободой других, соотносить свои потребности с потребностями других членов коллектива. Это значит, что неизбежные для жизни социальные отношения складываются как противоречивые и могут стать источником конфликта. Поэтому социальная форма жизни изначально конфликтогенна; неконфликтогенных социальных общностей не бывает.

По такой же схеме строится взаимоотношение между этническими общностями, каждая из которых стремится к абсолютной свободе и максимальному удовлетворению своих потребностей. Ни одна из них (общность), какой бы многочисленной она ни была и каким бы потенциалом ни обладала, не является абсолютно самодостаточной, а потому вынуждена вступать в отношения с другой общностью. Эти отношения могут быть разными: непосредственные, опосредованные, взаимовыгодные, ущербные для одной из сторон и т. д. Но какими бы ни были сами отношения как таковые, они всегда остаются потенциально конфликтогенными. Именно в сфере отношений следует искать истоки конфликте генности.

В конфликтологии участники конфликта делятся на непосредственных и опосредованных. Абхазы и грузины являются непосредственными участниками конфликта, о котором здесь идет речь. Уже сам факт сосуществования на одном геополитическом пространстве (Южный Кавказ) двух различных народов (абхазов и грузин) обрекает их многовековые взаимоотношения на конфликтность (противоречивость). Однако это не означает, что конфликтность неизбежно приводит к вооруженному столкновению. Ведь жили же абхазы и грузины бок о бок на протяжении не одного столетия мирно? Хотя и тогда, в мирных условиях, взаимоотношения между ними не были бесконфликтными.

В процессе своей трансформации конфликт, как известно, проходит различные стадии, главные из них – это латентное (скрытое) и открытое состояния конфликта. В латентном состоянии конфликт существует в любой социальной общности, любой структурной организации.

Абхазы и грузины – это не только исторически сложившиеся народы, обреченные жить в непосредственном соседстве и поддерживать друг с другом определенные отношения, но и самостоятельные субъекты культурно-исторической жизни. В иерархии этносоциальных общностей они качественно однопорядковые. Каждый из них в отдельности (и абхазы, и грузины) осознают себя не только на этнокультурном, но и на политическом уровнях.

Оба народа являются носителями идеи своей государственности, унаследованной ими от предков. Поэтому истоки абхазо-грузинского конфликта следует видеть в самом факте сосуществования на небольшом жизненном пространстве двух разных, самостоятельных социально-культурных и социально-политических образований, каждое из которых вынуждено взаимодействовать с другим и при этом оберегать свои национальные интересы. А поскольку потребность защиты возникает из другой потребности – общаться и взаимодействовать с другими, постольку взаимодействие несет в себе вероятность перерастания скрытого конфликта в открытую его фазу. Преследуемые при этом цели и ценности разных сторон (которые не всегда совпадают, а порой, как в нашем случае, исключают друг друга) лишь усиливают эту вероятность.

Коль скоро конфликт есть столкновение интересов его участников, то необходимо, в первую очередь, выяснить, что собой представляют интересы вообще и интересы абхазов и грузин в особенности. Однако при выяснении смысловой нагрузки понятия «интерес» возникают серьезные трудности. Они связаны, прежде всего, со слабой разработанностью этого понятия в научной литературе. Еще менее разработано понятие «национальный интерес», что позволяет политической конъюнктуре использовать его в качестве инструмента, а лидерам ведущих стран мира, например США, по своему усмотрению объявлять ту или иную территорию земли «зоной своих национальных интересов».

В понимании национальных интересов Абхазии и Грузии ситуация обстояла ничуть не лучше. Как оказалось, конфликтующие стороны не обладали сколько-нибудь осмысленными представлениями о своих национальных интересах, подтверждением чего стал сам переговорный процесс. Между тем рассчитывать на успех в миротворческом процессе, без учета интересов враждующих сторон, вряд ли было возможно.

Рациональное осмысление национальных интересов Абхазии и Грузии возможно, на наш взгляд, в контексте той стратегической цели, которую каждая сторона преследует, и теми потребностями, которыми она (сторона) обладает. Если попытаться понять смысл преследуемой сторонами стратегической цели, то, видимо, это создание реальных условий для свободного саморазвития и обеспечения безопасности своей формы организации социальной общности. В свою очередь это есть не что иное, как поддержание каждой стороной своего социального гомеостаза:

а) производства (поддержание наличной формы) жизни;

б) воспроизводства (повторение и транслирование наличной формы) жизни;

в) обеспечения безопасности как необходимого условия производства и воспроизводства жизни.

Такая структура национальных интересов (потребностей) социальной общности воспроизводит на более высоком уровне гомеостаз других живых существ, приверженных вести коллективный образ жизни. Только на уровне социальной формы жизни каждый из этих интересов (потребностей) представляет собой более сложное образование. Так, например, производство жизни осуществляется через и посредством удовлетворения таких базовых потребностей человека, как потребность в пище, одежде и жилище. Но объекты, посредством которых можно удовлетворить такие потребности, человек (в отличие от других живых существ) в природе в готовом виде не находит. Поэтому ему самому приходится производить то, что он потребляет.

Провести такую сложную операцию – из вещества природы сделать предмет потребления – в одиночку человек не может. Чтобы наладить производство, люди, используя приобретенные навыки и способности адаптивно-преобразующей социальной деятельности, должны скооперироваться, скоординировать свои совместные действия, создать и соблюдать определенный внутрисоциалъный порядок.

Это дает основание думать, что достижение преследуемой индивидом (или сообществом индивидов) стратегической цели может осуществляться им через удовлетворение, в первую очередь, своих базовых потребностей. Поэтому здесь важно выяснить природу самих человеческих потребностей, тем более что они достаточно хорошо изучены в науке.

В современной науке потребность как таковая понимается как то, что мотивирует, побуждает человека к определенным действиям. Обычно действия человека направлены на внешние объекты, причем на те из них, которых ему недостает. Потребность, таким образом, есть «стремление к тому, чего недостает» [20]. Здесь важно не отождествлять потребность с объектом, посредством которого она удовлетворяется. Потребность, как бы в чистом виде, есть характеристика психофизиологического состояния человека, при котором он либо нуждается в том или ином объекте, либо же не нуждается в нем, ибо «удовлетворенная потребность – уже не потребность» [21].

По своему содержанию потребности человека самые разнообразные, не сопоставимые с потребностями высокоорганизованных животных, даже приматов. Потребности бывают врожденными и приобретенными в ходе социализации индивида. Разнообразны они и по степени значимости. Чтобы охватить все это разнообразие потребностей, в науке формируются различные модели их классификации и систематизации. Но в качестве главных выделяются следующие:

а) физиологические потребности,

б) потребность в безопасности,

в) социальные потребности.

Каждая из этих потребностей структурируется и образует целую систему других потребностей. Например, социальные потребности включают в себя необходимость не только в принадлежности к определенной социокультурной общности, но и в эстетических, этических, политических и других благах.

При этом важно подчеркнуть, что иерархическая структура, образуемая потребностями, не является абсолютно жесткой и исторически меняется в зависимости от уровня организации и развития общества, а также условий удовлетворения этих потребностей. Чем более примитивна организация жизни социальной общности, тем более значимы потребности физиологические и потребность в безопасности.

Иерархическая структура потребностей меняется также в зависимости от особенностей той или иной цивилизации, культуры, страны и т. д. Например, в общине йогов физиологические потребности не играют той роли, какую они играют в жизни, скажем, западных обществ. Зато потребность в медитации, не столь значимая в жизни западных обществ, значима в жизни тех же йогов.

Без учета этих особенностей потребностей трудно разобраться в природе национального интереса. Более того, осмысление стратегической цели в удовлетворении базовых потребностей как раз и есть тот самый путь, который ведет к адекватному пониманию природы интереса вообще и национального интереса в том числе.

В самом деле, потребность и интерес органически взаимосвязаны. Потребность и интерес – это однопорядковые, но не тождественные понятия. Потребность кратковременна, прерывна во времени, интерес же как таковой сохраняется в течение длительного времени. Сытый человек не испытывает потребности в еде, но при этом пристрастие к созданию пищевых запасов, так же как и интерес к разрекламированному или просто незнакомому продукту, сохраняются.

Интерес формируется через потребность, точнее говоря, потребность, если она базовая, перерастает в интерес. Перерастание потребности в интерес происходит в том случае, если она постоянно повторяется.

Формирование интереса происходит также путем суммирования однопорядковых потребностей. «На основе суммации длительных устойчивых потребностей, – пишет в связи с этим профессор Б.Ф. Поршнев, – формируются интересы, как личные, так и общие» [22]. Именно совокупность таких наиболее устойчиво повторяющихся потребностей и составляет национальные интересы народа или страны. Потому важно выяснить, а каковы те интересы Абхазии и Грузии, которые привели к их столкновению?

Типологически абхазо-грузинский конфликт, как и другие постсоветские конфликты на Кавказе, является этнополитическим, в котором территория играет роль одного из конфликтообразующих факторов. Значимость территории здесь столь велика, что некоторое время иностранные аналитики рассматривали абхазо-грузинский конфликт как территориальный.

Выше уже отмечалось геополитическое значение абхазской территории для Грузии. Но геополитическая составляющая далеко не исчерпывает всей значимости этой территории, которая могла бы служить расширению жизненного пространства Грузии и укреплению ее безопасности от внешней угрозы. Жизненно важное значение абхазской территории – это, прежде всего, те природные ресурсы, которыми она располагает и в которых Грузия остро нуждается.

Территория Абхазии, как известно, чрезвычайно разнообразна и богата природными ресурсами, что весьма благоприятствует развитию социальной, особенно хозяйственной, жизнедеятельности человека. Именно природно-климатический комплекс Абхазии всегда привлекал и привлекает внимание внешнего мира. Этот комплекс может служить сегодня мощной базой для формирования национального капитала, ставшего самодовлеющей ценностью и формой экономической безопасности.

Ресурсный потенциал Абхазии (геостратегическое положение территории и ее сырьевые запасы) представляет собой как раз то, чего Грузии больше всего недостает. Мотивирование грузинской стороной своих действий в Абхазии стремлением к сохранению государственной (территориальной) целостности есть не что иное, как попытка подвести политико-правовую базу под свою конечную цель – присвоение необходимых ей ресурсов Абхазии. На достижение этой цели, всеми дозволенными и недозволенными приемами, Грузия тратила (и продолжает тратить) значительную часть своего государственного, в том числе идеологического, потенциала.

В условиях посягательств Грузии на абхазскую территорию Абхазии не остается ничего другого кроме как защищать свою исторически унаследованную территорию. Без этой территории, без своих собственных природных ресурсов реальное существование Абхазии просто немыслимо. Иначе говоря, рассчитывать на историческую перспективу Абхазия может только через сохранение своего ресурсного потенциала; другого пути самосохранения (выживания) ей просто не дано.

Именно этот рациональный смысл территории мифологизируется в самосознании народа в форме различных сакральных представлений об Отечестве, Родине, земле предков и т. д. с целью закрепления в сознании и поведении людей. Тем более в условиях горных и предгорных территорий, где дефицит земли всегда ощущался весьма остро. Во многом этим – потребностью в сохранении ресурсного потенциала – вызвано стремление Абхазии к созданию своей суверенной государственности, которая мыслится ее народом как определенный гарант своего существования.

Ресурсный потенциал территории – важная составляющая национальных интересов Абхазии, о которых грузинская сторона намеренно умалчивает. Более того, грузинская сторона вообще не признает наличия у Абхазии каких-либо своих национальных интересов, кроме культурных. Именно поэтому предлагаемая ею форма абхазской государственности сводится, по существу, к «культурной автономии». Что касается национальных интересов Абхазии, то это, по мнению грузинской стороны, придумано «третьей силой», т. е. Россией, в качестве рычага давления на Грузию.

Если согласиться с грузинской стороной в том, что у Абхазии, на самом деле, нет иных интересов, кроме культурных, то как она удовлетворяла и будет удовлетворять свои естественные потребности в природных ресурсах? Грузинская сторона избегает такой постановки вопроса, дабы не затронуть при этом проблемы собственности на ресурсный потенциал абхазской территории. А ведь это ключевой вопрос в жизни любого народа, страны: разве не тот, кто владеет природными ресурсами территории, является и ее собственником? Что касается развития абхазской культуры, то грузинская сторона готова даже помочь (!) в решении этой проблемы, лишь бы стать собственником абхазской территории.

Но и абхазская сторона не обладала адекватным пониманием своих национальных интересов, которые зачастую сводились лишь к созданию независимой от Грузии абхазской государственности. Идея создания своей государственности в самосознании абхазского общества из политического средства превращалась в некую самодовлеющую цель. Не потому ли среди вопросов, обсуждавшихся на официальных переговорах, вопроса о национальных интересах Абхазии не было вообще? А между тем без оптимального балансирования национальных интересов Абхазии и Грузии вряд ли было возможно добиться заметного прогресса в ненасильственном урегулировании конфликта.

Такой подход к осмыслению грузино– абхазского конфликта (сквозь призму территориальных интересов его непосредстве иных участников) важен еще и потому, что он позволяет раскрыть смысловое различие стратегических целей, преследуемых Абхазией и Грузией в конфликте. Если цель грузинской стороны состояла и состоит в расширении жизненного пространства, увеличении ресурсного потенциала и укреплении безопасности от внешней угрозы, то целью абхазской стороны одновременно выступало и выступает решение вопроса: быть ей или не быть вообще! Иначе говоря, Грузия может обойтись без абхазской территории, но без этой территории сохранить себя Абхазия не может!

Одним только территориальным подходом (при всей его важности) вряд ли возможно исчерпать суть абхазо-грузинского конфликта. Речь в этом конфликте идет не только о перераспределении ресурсного потенциала абхазской территории, сколько об укреплении и сохранении социокультурной идентичности обеими сторонами. Иными словами, в конфликте Грузия стремится расширить и укрепить свою социокультурную идентичность и на абхазской территории, а Абхазия – сохранить свою идентичность на своей территории.

Сама территория или, говоря шире, природная среда обитания (экологическая ниша) есть лишь средство, целью которого являются создание и функционирование определенной модели социального жизнеустройства. Иначе говоря, стратегическая цель и Абхазии, и Грузии – создание условий для свободного и безопасного саморазвития, для сохранения и воспроизводства исторически сложившейся на территории каждой из них структурной организации своей социальной системы.

Выше уже отмечалось, что Абхазия и Грузия – это не какие-то абстрактные участники конфликта, а исторически сложившиеся, самобытные социокультурные общности, функционирующие на высоком уровне социальной организации. Это значит, что каждая из них создала и поддерживала на своей территории ту модель социального жизнеустройства (структурную организацию внутрисоциальной жизни, систему запретов и разрешений, отношения и ценностные ориентации людей, порядки, обычаи, верования и т. д.) или тот социальный мир, в котором она мыслит возможность своего существования и своего жизнеобеспечения.

Из этого отнюдь не следует, будто для создания такого социального мира сразу же нашлись соответствующие этой задаче люди. Напротив, именно в процессе формирования социального мира (социокультурной общности) формируются и сами люди, создающие этот мир. Человек, несомненно, выступает социообразующим субъектом, но и социальная общность выступает человекообразующим фактором. Ведь человек как социальный актор готовым не рождается, а становится им в процессе социализации. Человек и социальная общность формируют друг друга. Создаваемый человеком социальный мир – это такая же реальность, как и он сам. Различие между ними лишь в том, что человек (индивид) – понятие конкретное, его можно представить зримо, в то время как образ социума можно воссоздать только на уровне абстрактного мышления.

Чтобы быть человекообразующим фактором, социальный мир (общность) должен обладать рядом существенных признаков, главные из которых:

а) внутренняя упорядоченность составляющих его структур (система);

б) единое смысловое (информационное, языковое и в целом культурное) пространство;

в) единые правила совместной жизнедеятельности людей;

г) условия и механизмы формирования социального потенциала;

д) коллективное самосознание, выраженное в форме «Мы»;

е) система обеспечения безопасности и др.

Подчеркну еще раз: без наличия этих признаков или хотя бы одного из них функционировать и воспроизводить себя социальная общность не может.

И абхазское, и грузинское общества обладают этими признаками в полном объеме. Это значит, что каждая из противоборствующих в конфликте сторон имеет свою систему социальной организации, свой социальный мир, который, повторяясь, существует не только в пространстве, но и во времени (трансляция от поколения к поколению). Обеспечение безопасности этого мира, как основного условия его сохранения и развития, как раз и есть доминантная составляющая национальных интересов конфликтующих сторон. Именно поэтому суть абхазо-грузинского конфликта не может быть сведена только к территориальным (ресурсным) интересам. Собственно территориальные интересы выступают в контексте социокультурной идентичности, что дает основание рассматривать абхазо-грузинский конфликт как столкновение двух разных социокультурных идентичностей.