Текст книги "Абхазия на рубеже веков (опыт понятийного анализа)"

Несмотря на противоречивость предлагавшихся (на правительственном и неправительственном уровнях) моделей урегулирования, все они были построены на одной и той же методологической основе. Урегулирование мыслилось в этих моделях как реализация принятого сторонами на высшем уровне разового политического решения. Им также присуща одна общая особенность – стремление к полномасштабному урегулированию и нейтрализации конфликта. Именно недостаточная корректность исходной методологической базы, а также нереальность цели, которая при этом преследовалась, во многом предопределили результаты переговорного процесса.

Проведенный выше анализ истоков и природы абхазо-грузинского конфликта показывает, что в рамках текущего исторического времени невозможно найти политическую формулу, приемлемую для обеих враждующих сторон, тем более добиться полномасштабного и окончательного урегулирования. Говоря на языке математики, задача, сформулированная таким образом, решения не имела. Следовательно, ее надо было переформулировать с учетом перспектив развития текущих реалий.

Стремление враждующих сторон к некоему полномасштабному и окончательному урегулированию конфликта, как показала практика, оказалось иллюзией: нереально было рассчитывать на то, что Грузия признает независимость Абхазии, как, впрочем, и наоборот, – что Абхазия согласится быть в составе Грузии.

Продолжать же добиваться признания Грузией независимости Абхазии или согласия Абхазии быть в составе Грузии есть не что иное, как продолжение противостояния, поддержание напряженности во взаимоотношениях. Задача состоит не в мнимом устранении конфликта, что на данном этапе его развития уже невозможно, а в накапливании опыта конструктивного взаимодействия сторон в условиях открытого конфликта между ними.

В связи с этим следует еще раз подчеркнуть, что конфликт не есть единожды свершившееся историческое событие, а цепь таких взаимосвязанных событий, т. е. процесс. В этом процессе конфликт, как уже отмечалось, проходит различные стадии (этапы). Стало быть, урегулирование – это не полное, не метафизическое и абсолютное отрицание конфликта, а его (конфликта) определенная фаза, при которой участники конфликта уже не противостоят друг другу, а взаимодействуют друг с другом в интересах каждого.

Урегулирование конфликта не означает, что конфликт исчерпан, как это часто воспринимается на уровне обыденного сознания. Конфликт сохраняется, пока сохраняются взаимодействующие в нем стороны, каждая из которых преследует свои, отличные от другой стороны, интересы.

Урегулирование, таким образом, не есть нейтрализация конфликта как такового, а такое его преобразование, когда участники конфликта, повторяю, переходят из состояния открытого противостояния в состояние конструктивного взаимодействия. Тем самым конфликт может и должен быть преобразован из деструктивной (разрушительной) силы в фактор социального конструирования (созидания).

Более того, при разумном (целенаиравлеином) управлении конфликтом он может быть превращен в фактор (инструмент) ускорения процессов развития и формирования нового социального опыта. Ведь в условиях урегулированности конфликта участники его вступают в отношения социального партнерства, стимулируя друг друга к активным действиям. При таких условиях единица социального пространства и времени наполняется гораздо большим содержанием, интенсивнее развивается интеллектуальный потенциал человека, действия которого становятся более осознанными и продуктивными. Новая форма взаимодействия сторон конфликта (в условиях его урегулированности) может стать фактором не только динамичного, но и стабильного социального развития каждой из них.

Поэтому, не дожидаясь разработки и принятия каких-то универсальных и всеобъемлющих формул урегулирования, следует искать и находить временные формы и схемы (промежуточные модели), позволяющие стабильно развиваться, решать проблемы текущей жизни, налаживать контакты между сторонами и создавать условия для ослабления напряженности. Нашли ведь, скажем, Абхазия и Грузия возможность распределения между собой электроэнергии, вырабатываемой Ингурской ГЭС? Так же можно было бы решать и другие проблемы, в которых стороны заинтересованы или позиции по которым достаточно близки. Например, открытие транзитной транспортной коммуникации через Абхазию, в которой заинтересована не только Абхазия, но и Грузия, а также Армения и Россия. И таких проблем, в решении которых стороны могли бы участвовать на взаимовыгодных началах, немало. Именно такое наполнение процесса урегулирования могло бы составить основу для так называемой промежуточной модели на пути к полному разрешению конфликта.

Промежуточная модель, понимаемая нами как система целенаправленного выстраивания отношений между конфликтующими сторонами, создание условий для совместного выполнения частных (хозяйственных, гуманитарных и др.) проектов, имеет гораздо больше перспектив в урегулировании, чем стремление к окончательному определению политического статуса Абхазии. Об этом свидетельствует и международный опыт миротворческого процесса.

Идея о промежуточной модели находит все большее понимание как среди зарубежных, так и абхазских и грузинских аналитиков [27]. К тому же эта идея более доступна для понимания широкой общественностью обеих сторон, продолжающей находиться в состоянии военного синдрома.

Проделанный выше анализ позволяет сделать некоторые предварительные, но весьма важные, на наш взгляд, выводы:

а) конфликт есть процесс, который неустраним, но на который могут влиять его участники. Потому характер и направление трансформации конфликта во многом зависят от степени взаимосогласованного действия его участников;

б) урегулирование есть определенная стадия развития (трансформации) конфликта, в которой его участники переходят из состояния неконструктивного противостояния в состояние продуктивного взаимодействия. Тем самым конфликт перестает быть деструктивной силой и становится фактором социального развития.

Эмпирическим подтверждением таких выводов может служить не только международный опыт миротворчества, но и опыт собственно абхазо-грузинского урегулирования. Об этом говорит, в частности, выше упоминавшийся консенсус, достигнутый Абхазией и Грузией после войны в распределении между собой электроэнергии. Можно говорить также и о той работе, которая проводится в последнее время с целью открытия железнодорожной магистрали, соединяющей Россию с Арменией, через территории Абхазии и Грузии. Интересы Абхазии и Грузии в реализации этого проекта очевидны, что дает основание говорить о возможности налаживания добрососедских взаимоотношений между ними.

Выше также отмечалось, что конфликт есть столкновение интересов его участников. Подтверждением этого является и абхазо-грузинский конфликт. Именно попытки совместить в рамках единого (унитарного) государства несовместимые интересы Абхазии и Грузии привели их к столкновению. Иначе и не могло быть, ибо грузинское государство, выражая и защищая только свои интересы, не учитывало абхазских интересов. Будучи в составе Грузии, сама Абхазия была лишена каких-либо политикоправовых механизмов защиты своих национальных интересов. Потому политическая формула урегулирования должна представлять собой совокупность (систему) правовых норм и механизмов, адекватно отражающих и эффективно защищающих национальные интересы как Грузии, так и Абхазии.

Однако реализовать такую формулу вряд ли возможно в рамках общей для грузин и абхазов государственной системы, о чем свидетельствует печальный опыт XX века [28]. Впрочем, было бы неверно оценивать этот опыт только негативно: из него можно извлечь немало полезных уроков. Особо следует отметить следующие:

1) невозможно добиться ненасильственного урегулирования путем реанимации советской модели абхазской автономии в составе Грузии;

2) добиться ненасильственного урегулирования возможно только на базе построения новой системы отношений между Абхазией и Грузией. Эта система может стать формой ненасильственного урегулирования лишь в том случае, если она будет строиться на межгосударственной основе, равнозначности и равноправии ее субъектов. Разумеется, это приведет к повышению правового статуса Абхазии до уровня субъекта международного права. Вызвано это будет не чьими-то амбициями и субъективными пожеланиями, а необходимостью защиты национальных интересов.

Если процесс урегулирования будет развиваться по такому сценарию, то на начальном его этапе Грузии придется преодолеть чрезвычайно важный психологический барьер, смысл которого состоит:

а) в осознании необходимости принятия правового акта (мирного соглашения) о неприменении силы в урегулировании как правового гаранта стабильного мира во взаимоотношениях сторон и

б) в признании правомочности национальных интересов Абхазии.

При этом важно подчеркнуть, что образование суверенной абхазской государственности de jure может явиться весьма важным подспорьем в обеспечении безопасности не только Абхазии, но и грузинского общества (и грузинского государства). В этом случае Абхазия и Грузия получают реальную возможность перестать быть врагами и превратиться в дружественных социальных партнеров.

В этом статусе Абхазия и Грузия могут договориться по всему спектру своего будущего развития на солидной правовой основе. Таких аналогов в мире немало, например Евросоюз. Разделенность континента на множество суверенных государств не только не помешала, но стала важнейшим фактором его стабильного и динамичного развития. Это во-первых.

Во-вторых, амбициозные планы Грузии в отношении Абхазии на протяжении веков разъедали и разрушали грузинское общество. Теперь проблема может быть перенесена из общества вовне его, что, разумеется, менее опасно для Грузии. Более того, абхазо-грузинский конфликт из стихийного и неуправляемого может быть переведен в управляемое русло. Важно только постоянно совершенствовать механизм согласованности интересов сторон.

Переход Абхазии и Грузии на правовой уровень взаимоотношения и конструктивного взаимодействия требует достаточно полного и четкого тезауруса базовых (национальных) интересов сторон. К сожалению, ни одна из сторон, как уже отмечалось, не имеет необходимого понятийного аппарата. Выполнение такой задачи выходит за рамки данной работы. Подчеркну еще раз, что именно столкновение интересов привело Абхазию и Грузию к вооруженному противостоянию, а в конечном итоге – и к войне.

Чтобы отвести угрозу новой войны, необходимо развести базовые интересы сторон и создать такое правовое поле, где можно было бы развиваться, не сталкиваясь, а взаимодействуя друг с другом. Добиться такого взаимодействия возможно путем не противопоставления, а взаимосогласованного развития интересов сторон, когда каждая сторона, преследуя свои интересы, учитывает интересы другой стороны.

Примечания

1. Дзидзария Г.А. Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми, 1982.

2. Гогебашвили Я. Кем заселить Абхазию? // Тифлисский вестник. 1877. № 2. С. 49.

3. Лакоба С.З. Абхазия после двух империй. XIX–XX вв. Очерки. (Славяно-евразийские исследования. Вып. 2). М., 2004. С. 12.

4. Там же. С. 46–47.

5. Там же. С. 48.

6. Утверждения многих грузинских авторов и аналитиков, пытающихся объяснить все эти и аналогичные им факты идеологическими установками советской системы, не выдерживают никакой критики. Внутренняя политика советской системы была нацелена на формирование «новой исторической (надэтнической, наднациональной) общности людей», в контекст которой никак не вписываются мероприятия по «огрузиниванию» Абхазии. Каким образом могла отвечать интересам советской системы деятельность такой государственной структуры, как, например, «Абхазпереселенстрой», созданная в разгар Великой Отечественной войны? Уместно вспомнить в связи с этим, что политическое руководство СССР дважды (в 1956 и 1978 гг.) принимало специальные постановления по Абхазии, в которых действия грузинских властей в Абхазии подвергались серьезной критике.

7. Лакоба С.З. Абхазия – де-факто или Грузия – де-юре? (О политике России в Абхазии в постсоветский период. 1991–2000 гг.). Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2001. C. 27.

8. Там же. С. 27, 53, 60.

9. Цит. по: Там же. С. 39.

10. Там же.

11. Цит. по: Там же. С. 81.

12. Цит. по: Там же. С. 34.

13. Цит. по: Там же. С. 35.

14. Такие превращенные формы восприятия победы в войне в истории человечества наблюдались часто. Характеризуя ситуацию, возникшую на Руси после освобождения ее от татарского ига, В.О. Ключевский отмечал: «Оказалось, что легче было перенести татарское иго, чем собственное величие» (Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 302).

15. Подробнее см.: Грузины и абхазы: Путь к примирению / Общ. ред. Б. Коппитерс, Г. Нодиа, Ю. Анчабадзе. М.: Весь мир, 1998.

16. Дамениа О.Н. История Абхазии как феномен национальной культуры // Актуальные проблемы истории народов Кавказа. Материалы научной конференции, посвященной 70-летию со дня рождения З.В. Анчабадзе. Сухум, 1996. С. 58–77.

17. Нодиа Г. Конфликт в Абхазии: Национальные проекты и политические обстоятельства // Грузины и абхазы: Путь к примирению / Общ. ред. Б. Коппитерс, Г. Нодиа, Ю. Анчабадзе. М.: Весь мир, 1998. С. 23.

18. Краткий очерк теории эволюции организованных систем. 1986–1995. URL: http://masterint-21h.webzone.ru/publik/evolutn.htm

19. Кант И. Сочинения в шести томах. Т. 6 / Ред. Т.И. Ойзерман. М.: Мысль, 1966. С. 11.

20. Маслоу А. Мотивация и личность. 3-е изд. СПб.: Питер, 2003. С. 24.

21. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. 2-е изд., доп. и испр. М.: Наука, 1979. С. 117.

22. Там же.

23. Малышева Д.Б. Россия и государства Закавказья в поисках устойчивой стабильности // Ксенофобия на Юге России. Ростов н/Д, 2002. С. 19.

24. Чирикба Б.А. Грузия и Абхазия: предложения к конституционной модели // Практика федерализма. Поиски альтернатив для Грузии и Абхазии. М., 1999. С. 394.

25. Там же. С. 387–441.

26. Хайндрава И. Конфликт в Абхазии и возможный путь его урегулирования // Практика федерализма. Поиски альтернатив для Грузии и Абхазии. С. 353–366.

27. Лепсая А. К проектам урегулирования. Возможны ли промежуточные модели? // Аспекты грузино-абхазского конфликта. Ирвайн (США), 2001. С. 158–173; Анчабадзе Г.З. Преодолевая поствоенный синдром // Кавказский акцент. 2001. № 2. С. 3; Тархан-Моурави Г. Грузино-абхазский конфликт в региональном контексте // Грузины и абхазы: Путь к примирению. М.: Весь мир, 1998. С. 121–153.

28. Попытки Грузии создать единое с Абхазией государство потерпели, как известно, полное фиаско. Эти неудачи грузинская сторона объясняет спекуляциями на российском (советском) факторе. Несостоятельность этих объяснений очевидна. Достаточно отметить следующее. Немало сил потратила Грузия, чтобы сохранить Абхазию в лоне своей государственности. Но для защиты национальных интересов Абхазии Грузия так и не смогла предложить ничего конструктивного, кроме пресловутой культурной автономии. Не смогла она этого сделать ни в период существования Грузинской Демократической Республики, ни в постсоветское время, когда Грузия стала независимой от России. Напротив, ослабление российского влияния на Южном Кавказе всегда использовалось Грузией против Абхазии и Южной Осетии. Грузия могла бы сегодня воспользоваться имеющимся шансом, но, увы, она по-прежнему настойчиво продолжает утверждать, что «национальные интересы» Абхазии придуманы все той же «третьей силой», т. е. Россией, против Грузии и не присущи самой Абхазии. По мнению грузинской стороны, интересы абхазов являются не национальными, а лишь этническими, которые исчерпываются в сохранении ими своего языка и самобытности культуры. Нетрудно понять, что такими инсинуациями грузинская сторона хотела бы представить абхазов не как отдельный народ, исторически имевший на территории своего проживания государственность, а как этническое меньшинство, проживавшее и проживающее на грузинской территории.

Глава III
Поствоенная абхазия: проблемы и перспективы развития

§ 1. По пути самоопределения

Ключевые понятия: право, политика, демократия, самоопределение, суверенность, государство, порядок, закон, управление

Война еще раз как нельзя лучше подтвердила, что абхазы – не грузины, а Абхазия – не часть Грузии. Именно это обстоятельство предопределяло поведение абхазов в контексте абхазо-грузинского противостояния, в котором они выступали за сохранение своей социокультурной идентичности.

Но победа в войне не означала достижения Абхазией своей стратегической цели. Победа лишь открывала новые социально-политические перспективы выживания. Реализовать же их на деле можно было только через самоопределение в форме создания своей системы национальной государственности.

Сделать такой шаг было тем более важно, поскольку после распада СССР и войны с Грузией Абхазия, по сути, оказалась, как уже отмечалось, в состоянии политико-правовой неопределенности. Не стало правовых основ (конституций СССР и ГССР), через которые определялась государственность Абхазии.

На пути к своей государственности абхазскому народу было абсолютно ясно: строить отношения с Грузией как гарантом своей национальной безопасности и развития невозможно. Напротив, грузинская государственность по-прежнему оставалась источником угрозы, при том, что ни международное сообщество, ни одно другое государство не могли тогда реально выступить в качестве правового гаранта безопасности Абхазии. И вообще, сама идея самосохранения через другое государство, повторяю, была сильно дискредитирована. Ответственность за свою историческую судьбу абхазам приходилось брать на себя.

Формирование постсовременной абхазской государственности началось, можно сказать, еще в конце советской эпохи. В то время (на рубеже 80-90-х годов прошлого столетия) руководство Грузии взяло новый курс, направленный на выход из СССР, ликвидацию автономных образований на территории Грузинской ССР, выживание этнических меньшинств и создание моноэтничного унитарного государства. В русле этой политики с 1989 по 1991 г. Верховным Советом ГССР были денонсированы все правовые и законодательные акты, принятые и действовавшие в период с 1921 по 1991 г. В то же время Грузия восстановила действие Конституции Грузинской Демократической Республики 1921 г., в которой Абхазия как субъект государственно-правовых отношений, как уже отмечалось, не предусматривалась.

Ситуация правового вакуума создавала реальную угрозу государственной безопасности Абхазской АССР. В этих условиях руководству Абхазии пришлось принять ответные меры по укреплению государственной безопасности автономной республики. С этой целью еще 25 августа 1990 г. Верховным Советом Абхазской АССР были приняты: «Декларация о государственном суверенитете Абхазской Советской Социалистической Республики» и постановление «О правовых гарантиях защиты государственности Абхазии».

Однако эти меры не могли устранить тот правовой вакуум, в котором оказалась Абхазия. Чтобы вернуть жизнь абхазского общества в правовое русло, 23 июля 1992 г. Верховный Совет Республики Абхазия восстановил действие Конституции ССР Абхазии 1925 г. Но она не отвечала новым реалиям, поэтому сразу же после прекращения войны и начала миротворческого процесса 26 ноября 1994 г. была принята новая Конституция Республики Абхазия, в которой Абхазия была провозглашена как «суверенное, демократическое, правовое государство» (статья 1).

Принятие новой Конституции явилось наиболее рельефным выражением политической воли народа Абхазии и реализацией им своего естественного права на самоопределение. Конституция строится на базе как культурно-исторического опыта народа Абхазии, так и основополагающих либерально-демократических принципов и ценностей, что позволяет Абхазии интегрироваться с внешним миром, сохраняя при этом свою самобытную социокультурную идентичность.

Новая Конституция стала нормативно-правовой базой структурных социально-политических преобразований в поствоенной Абхазии. В соответствии с ней происходит формирование высших органов власти (законодательной, исполнительной и судебной), а также местного самоуправления. На основе новой Конституции создается законодательство, и осуществляют свою деятельность государственные органы по обеспечению внутреннего правопорядка и внешней безопасности. Власть Абхазии легитимна, поддерживается народом и осуществляет свои полномочия на всей территории страны.

Хотя Абхазия до августа 2008 г. считалась de jure непризнанной, но ее власть осуществляла определенную внешнеполитическую деятельность: проводила встречи на международном уровне и вела переговоры с официальными представителями различных стран. Через эту власть поддерживались взаимоотношения Абхазии с внешним миром. Все это дает основание считать, что реально Абхазия, еще до ее признания, являлась суверенной страной не только de facto.