Текст книги "Капитализм (сборник)"

Я взял у него нож и стоял теперь, как последний придурок, непонимающе вращая его в ладони.

Витек извлек из кармана обрубок бельевой веревки.

– Обо всем позаботился, – улыбнулся он. – И о тебе тоже, госпожа удача. Подставляй ручонки!

Это было сказано Марине. Она вытягивать руки не торопилась. Витек приблизился к ней и со всей дури залепил девушке пощечину. Марина вскрикнула и инстинктивно подалась назад.

– Руки вперед! – крикнул он.

Она протянула ему ладони. Зажав между ног ружье, в несколько нескладных движений Витек обмотал их веревкой.

Марина, пока он делал это, взглянула на меня. Взгляд ее был выразительный, я понял, что она хотела сказать мне. «Не позволь другим дорогам соблазнить тебя», – говорили ее глаза.

– Значит, так, – объявил Витек. – План такой: идем сейчас в сторону поляны, встречаем там Владика и отправляем его на тот свет. Патронов, как я слышал, у него нет, так что замочить его – не проблема. Ну, а потом примемся за Сергеича. Он, видимо, уже смотался с бабками, но это ладно. Это ничего. Все равно найдем, куда он от нас денется. В городе появится, в квартиру к себе заглянет – там и встретим. А может, и раньше посчастливится.

– Знаешь, – делился со мной Витек воспоминаниями и ощущениями, – поначалу, когда произошло все это – бугра убили, Сергеич завопил – меня страх охватил. Реальный животный страх. Сам не помню, как с места сорвался. Бежал, бежал, часа два бежал не останавливаясь. До деревни добежать успел, только там передохнул. Отдышался и думаю: ну ты и ссыкло, Виктор Александрович. Редчайшее и бесподобнейшее ссыкло! Неужели злости у тебя нет? Неужели нет чувства собственного достоинства? Так есть же, – сам себе говорю, есть! Но, видишь ли, говорить – это мало. Его еще и чувствовать надо, ощущать каждым атомом. Прислушался я к себе – да вот же оно, вот! Чувство собственного достоинства. Огромная, беспредельная злость. И неужели я вот так просто, без борьбы, сдамся на милость обстоятельствам? Нет, решил, рано меня со счетов списывать. Я еще поборюсь. Завалился в первый попавшийся дом, старик какой-то. Я его за грудки. Ружье, говорю, есть у тебя? Ну, поотпирался он немного, пришлось пару тумаков ему отвесить. Тут же ружье притащил, тут же куча патронов нашлась. И нож, и веревка вместе с ними. Да и накормил заодно меня дед! Хорошим человеком оказался – бабло добудем, надо будет дать ему пару тысяч. Заслужил.

Я Витька не перебивал. Пусть выговорится.

– Лень, я, может, говорил тебе раньше что-то не то, обидные слова какие-то, но ты в голову не бери, ладно. Я тоже дураком бываю часто. На самом деле я тебя искренне уважаю. Цельную в тебе натуру вижу. Сбалансированную. Даже завидую в чем-то.

– Боюсь, он о тебе другое думает, – высказалась шедшая впереди Марина.

– Помолчи, стерва! – крикнул Витек. – Твое мнение никого не интересует.

– Ты, видимо, сволочью меня считаешь, – продолжал он. – Что сдал всех, что рассказал все этой девке. А я не сволочь, Лень, нет. Я просто запутавшийся человек. Но это все в прошлом. Мне за последние дни на многое глаза открылись. Я теперь не такой простофиля, как раньше.

– Сволочь ты и есть, – снова, повернувшись на ходу, бросила Марина. – Именно как о сволочи Леня о тебе и думает. Оправдывайся – не оправдывайся, другого звания ты уже не получишь. Да ведь, Лень?

– Вот смотри, а! – скривился в улыбке Витек. – Вот смотри, что делает, змея подколодная! Это она стравливает нас так. Вот, мол, сцепятся сейчас, один другого порешит, а в это время Владик подоспеет да второго прикончит. Ошибаешься, сучка! Я сейчас на такие провокации не поддаюсь!

Я так и не нашел места для ножа. Все еще нес его в руках. Чувствовал себя с ним совершенно несуразно.

– Слушай-ка, Лень! – остановился вдруг Витек. – А куда мы вообще ее ведем? Зачем она нам нужна? Для чего? Как заложница? Да у нас и так преимущество в оружии. Она же с языком своим змеиным еще много бед наделать сможет. Может, прикончить ее, да и все?

Я остановился рядом и вроде как раздумывал над его словами.

– Нет, серьезно! – загорелся идеей Витек. – Пристрелить ее к чертовой матери, и все дела. Мне человечество только благодарность за это выскажет, зуб даю. А, как ты думаешь?

Я пожал плечами.

– Все, решено, – среагировал на мое движение Витек. – Эй, красавица! Становись на колени! Кончать тебя будем.

Марина недоуменно и испуганно – да, это был испуг – взирала на нас.

– Можно, конечно, прежде и в нее кончить, – шепнул Витек. – Но я не хочу, мне она теперь противна, а ты, похоже, уже кончил. Так что не будем этим себя затруднять. Эй, ну ты чё! – прикрикнул он на Марину. – Я сказал, на колени!

Он подскочил к девушке, врезал ей пару раз куда-то в живот, схватил за волосы и заставил опуститься на колени.

– Так, – выбирал он позицию, – а как лучше? В затылок или в лицо? Это ж дробь у меня, куча дырок получится, вот даже не знаю, портить ли ей личико или нет?

– Ладно, лучше в затылок, – решил он. – Не буду симпатичную мордашку поганить. Да и взгляд у нее тяжелый, сглазит еще.

– Прическа короткая, это хорошо, – приставил он дуло ружья к затылку Марины. – Дробинки в волосах не запутаются. Все в черепушку войдут.

Марина бросала на меня отчаянные взгляды. Я чувствовал себя потерянно.

Мысли, мысли одолевали. Как сейчас помню эти мысли, все до одной.

Ведь все само собой должно происходить, думал. Само по себе. Не я выбрал дорогу, она меня. Значит, от моего выбора ничего не зависит. От поступков тоже. Делать или не делать – все одно. Результат не изменится. Результат уже известен, там, где-то за пределами, там его уже знают. Быть ей со мной или не быть – не мне решать. Все решено, решено!

Витек уже взвел курок, уже сощурил глаз. Я сжимал в руках нож, я готов был сделать выпад, чтобы одним движением перерезать ему горло, но все еще ждал сигнала. Я не был уверен. В ней, в себе, в дороге. Он должен быть, сигнал, говорил я себе, от меня ничего не зависит.

Я потом рассказывал Марине об этих своих мыслях, о той оторопи, что опустилась на меня, и она все поняла. Она согласилась с тем, что на тот момент у меня на руках не было достаточных доказательств ее верности, я был в общем-то свободен от обязательств перед ней, я мог делать что угодно, я мог ничего не делать – она восприняла все правильно. Нужен был сигнал, верный знак, что дорога у нас одна и что именно она выбрала нас.

И сигнал последовал.

В буквальном смысле сигнал – зазвонил телефон Марины. Заиграла мелодия вызова – а мелодией на ее телефоне стояла старая и чрезвычайно глупая советская песенка «Из чего же, из чего же, из чего же сделаны эти девчонки» – Марина недоуменно огляделась, а потом полезла в карман джинсов за мобильником. Связанные руки мешали.

– Дай сюда, дай! – выхватил Витек телефон из ее рук и жадно уставился в дисплей. – Ага, Владик! – объявил он нам.

А потом, приставив мобильник к уху, томно произнес:

– Отель разбитых сердец.

Это он из какого-то фильма взял. Сам бы ни в жизнь не додумался. Я вроде бы тоже этот фильм смотрел – там именно так по телефону отвечали.

– Кто это? – достаточно громко разнеслось из трубки.

– Смерть твоя, – все так же, паясничая, ответил Витек. С дикой гримасой он взирал на меня, словно ожидая от меня одобрения.

Несколько секунд Владик молчал.

– Так, понятно, – донеслось наконец из трубки. – Как тебя звать, герой?

– Я же говорю, – жутко обрадовался вопросу Витек. – Смерть меня звать. Смертушка. По твою душу иду, голубчик.

– Ага, Витя! – определил обладателя голоса Владик. – Так вроде тебя зовут. Тот самый дебил, который все разболтал Марине. Где она сама?

– Марина твоя с жизнью прощается. Через секунду-другую я ее на тот свет отправлю.

– Дай мне с ней поговорить.

– А где волшебное слово «пожалуйста»?

– Дай без «пожалуйста», придурок. Мне спросить ее кое о чем надо.

Витек задумался. Давать или нет?

Все же передал почему-то.

– Алло, – выдохнула в трубку Марина.

– Что там у тебя?

– Мне связали руки, я в плену.

– Поздравляю. Ты зачем от меня убежала?

– Так надо было.

– Кто там с тобой?

– Молодые, оба. Ты нашел третьего?

– Нет. Никуда он от нас не денется. Ты знаешь, кто перепрятал деньги?

– Да. Но сейчас это не важно. Многое изменилось, Владик. Пожалуй, наш договор сейчас не действует.

– Что ты плетешь? Они заставляют тебя это говорить?

– Нет, никто не заставляет. Подожди, послушай меня, я хочу тебе сказать нечто важное. Я думаю, ты можешь оставить все это и отправиться домой. Я тебя отпускаю.

– Что за чушь! Домой? Без денег?

– Да забудь ты про эти деньги! Тебе жизнь дороже или деньги? Владик, тебя убьют, я чувствую это! Уходи отсюда, уезжай! Так будет лучше для всех.

– Подожди, кажется, я вижу вас. Да, вижу тебя. Скоро буду, жди!

Связь прервалась. Витек, да и я вместе с ним, принялись лихорадочно оглядывать окрестности. Долго ждать не пришлось – Владик вскоре появился в поле зрения. Бежал, держа в руках автомат, и что-то делал с ним на ходу, словно переключая режимы стрельбы.

Эге, а вдруг патроны у него не закончились?

Именно этот вопрос был на растерянном лице Витька. Я же подспудно приценивался: кто мне нужнее – Владик или Витек? Оба на фиг не нужны, но Владик все же хуже. Витьком, по крайней мере, так мне казалось в тот момент, можно управлять.

– Блефует! – крикнул я Витьку. – Нет у него патронов, нет!

Окрик мой подействовал ободряюще. Пожалуй, без него Витек не решился бы вступить с Владиком в бой.

Витек присел на корточки, выставил ружье, прицелился и выстрелил. Владик продолжал приближаться.

– Далеко слишком! – снова заорал я. – Надо подпустить ближе.

Витек внял, Витек слушал меня.

Он затолкал новый патрон и выжидал. Владик продолжал бежать и стрелять не думал. Патронов, по ходу, у него действительно не было.

Метров тридцать оставалось до него, когда Витек нажал на курок. Выстрел напрасным не был: кровавые точки зажглись на теле бегущего: грудь, лицо, живот. Владик остановился, скорчился от боли, тут же залег и, матерясь, принялся ощупывать свое тело.

Витек перезарядил. Поднялся и не спеша пошел в атаку. Лицо его выражало торжество. Владик успел вскочить и побежать в обратную сторону, но дробь от очередного выстрела достигла его спины. Падать Владик не стал, видимо, ранения были несерьезные, и он успел отбежать на приличное расстояние Витек выстрелил еще.

– На поляне добью! – громогласно сообщил он нам, вернувшись. – Ему больше идти некуда. Машина-то на ходу? – спросил он Марину.

Та кивнула.

– Эх, черт! Не сообразил я что-то шины проткнуть или еще чего сделать. Ладно, уехать он сможет только по просеке. Она недалеко, если что – встретим его там. Вправо нам надо сместиться, там просека. Пошли, пошли, – крикнул он нам. – Живей!

Мы побежали за ним.

Много позже Марина рассказала мне одну поучительную историю.

История состояла в следующем. После смерти отца мать Марины снова вышла замуж. Отчимом ее оказался пронырливый и похотливый мужичок, работавший инженером в строительной организации.

Он часто засматривался на четырнадцатилетнюю Марину, непременно хотел искупать ее в ванной, собственноручно надеть на нее новую футболку или даже трусики.

Однажды мужичок решил изнасиловать девочку.

– Я нисколько не испугалась, – призналась мне Марина. – Ни капельки. Почему-то во мне жила твердая и непоколебимая уверенность, что у него ничего не получится. Не потому, что я ему не позволю, и даже не потому, что он сам не сможет совершить акт в силу своей прогрессирующей импотенции. Просто я четко понимала, что произойдет нечто в окружающей действительности, в самой природе. Нечто, что помешает ему.

Отчим уже взбирался на послушную девочку, которая молчаливо и терпеливо ждала своей участи, как вдруг раздался пронзительный звонок в дверь. Вполне возможно, что звонок был не такой уж и пронзительный, по крайней мере, самой Марине он показался самым что ни на есть обыкновенным, а вот для похотливого мужичка он прозвучал как адский колокол. Уже готовый приступить к действию, он замер вдруг, словно пораженный громом. А потом с хрипом повалился на Марину.

Это был сердечный приступ.

Она отшвырнула скрюченное тело в сторону и направилась в прихожую открывать дверь.

– Вам телеграмма, – сказала почтальонша, протягивая бланк. – Распишитесь.

Телеграмма была поздравительной. Ее прислала мамина сестра. В ней говорилось: «Дорогие Валя и Толя! Поздравляю вас с годовщиной бракосочетания. Счастья. Любви. Зинаида».

– Дорога! – смеялась она, завершая свой рассказ. – Вот как я теперь это называю. Дорога не позволит свершиться тому, чего быть не должно.

Витек споткнулся на бегу и упал. Нехорошо упал. Неудобно. Прямо на корягу. Витая, длинная, она торчала из земли в самом нужном месте. Она воткнулась ему в горло и вылезла наружу сзади.

Мы подбежали к нему: он хрипел, дрыгался и упирался руками в землю, пытаясь приподняться и освободиться. Кровь струилась по почерневшему дереву и стекала на траву. Витьку хватало сил, чтобы шевелить губами. Видимо, он пытался что-то произнести. Наверное, просил освободить его с этого кола.

Никогда, ни до, ни после, человеческая смерть не вызывала у меня такого безудержного приступа веселья. Я вдруг сел на землю и заржал как конь. Отворачивался в сторону, пытался сдержаться, успокоиться, но снова, скосив глаза на Витька, заходился в приступах хохота.

Реакция Марины была такой же. Она уселась напротив и огласила окрестности залихватски звонким смехом. Глядя на нее, я заржал еще пуще. А когда вытянул руку и просто указал пальцем на издававшего последние предсмертные стоны Витька, этот жест и вовсе погрузил нас в какое-то сумасшедшее и беспробудное веселье.

Мы пребывали в нем минут пятнадцать. А может, и больше. Смех вроде бы затихал, но Марина корчила рожу, изображая человека с проткнутым корягой горлом, и от хохота опять было некуда деваться. Мы уже просто по земле катались и думали про себя, как бы у нас чего внутри не порвалось от такой радости.

Все было понятно. Кристально ясно: всё здесь за нас. Абсолютно всё. Каждая кочка, каждая коряга, каждый сотовый телефон и каждая секунда наших жизней.

Насмеявшись, мы долго целовались.

– Я люблю тебя, – признался я ей, перерезав путы на ее руках.

Я никому и никогда не признавался в любви. Я и не верил, что она вообще возможна.

– А я – тебя, – ответила она.

Уверен, Марина признавалась в любви в первый раз, как и я. И так же, как я, не верила прежде в ее существование.

У нее вновь зазвонил телефон. На дисплее опять высветилось «Владик».

– М-да, – грустно вздохнула она. – А вот что теперь с этим делать?

– Да, – сказала она в трубку.

– Здравствуй, солнышко ясное! – донесся из нее голос. Это был не Владик. Тем не менее голос был мне удивительно знаком. Я непроизвольно напрягся, вспоминая, кто же говорит с такой интонацией и таким тембром, и прежде чем говоривший назвался сам, понял, кто это.

– Ленчик случайно не с тобой? – спрашивал голос.

– Кто это? – недоумевала Марина.

– Алексей Сергеич это, – пояснил человек.

– Какой Алексей Сергеич? – все еще не понимала она.

– Тот самый, – жестко ответил Сергеич. – Вспомнишь, если захочешь.

Марина наконец поняла, кто это.

– А почему вы по этому телефону говорите? Где Владик?

– Владик мертв, – объяснил Сергеич. – Набегался парнишка, хватит. Ты лучше передай-ка аппарат Лене, голос его хочу услышать.

Я взял у нее мобильный.

– Сергеич, ты?

– Я, Лень, я! – он обрадовался, услышав меня. – Черт, живой! Ух, от сердца отлегло! Знаешь, как я переживал?! Думал, вот случись что с тобой – и как мне объясняться с твоей матерью? Ты как, цел, невредим?

– Все нормально, цел.

– Не ранен, нет?

– Нет. Ни одной царапины.

– Ну и слава богу! Витьку не встречал там? Будь осторожнее, он опасен!

– Витек погиб.

– Да что ты!

– Да, случайно. Сам по себе.

– Здорово, Лень, здорово! Его бы и так замочить надо было. За все его дела. Гнилой парень.

– Ты-то как, Сергеич? Что там с Владиком?

– Владик в лучшем мире. Приложился я к нему как следует. Да чего объяснять – придешь, посмотришь. Ты сейчас прямиком на поляну иди. Я здесь, у коттеджа. Нам нельзя терять друг друга. Я за тебя отвечаю. Никуда не сворачивай, прямиком сюда. И фифу эту с собой забирай, ее тоже отпускать не следует.

– Сергеич! – мне было многое еще неясно. – Ты где пропадал все это время?

– Позже, Лень. Позже все расскажу. Подходи. У меня телефон пиликает, видимо, аккумулятор сел. Потом договорим. Ты, главное, не исчезай.

Марина немного погрустнела, узнав о смерти Владика. По крайней мере, мне так показалось.

– Все же он нравился тебе, – попенял я ей.

– Нет, я не о Владике. Я о другом. О своем.

А чуть позже добавила:

– Не забывай о моих словах! Тех самых. Верь мне.

Владик лежал у автомобиля, в спине его торчал топор.

Сергеич, завидев меня, выказал бурную радость.

– Живой! – обнял он меня своими, надо сказать, весьма крепкими ручищами. – Живой, чертяка! Ну ладно, не придется перед матерью твоей краснеть.

– Тебя искал всю ночь, – говорил он. – Вроде за тобой бежал все время, а не уследил.

– Пол-леса обшарил – нет тебя, – разжигал он костер. – Что, думаю, делать?

– Когда рассвело, двинулся на поляну, – кидал он в котелок картофелины. – Решил, пусть будет что будет. Пришел – нет никого.

– Вижу: инструмент раскидан, вещи. Но на меня этот беспорядок отрезвляюще подействовал, – передавал он нам сваренную в мундире картошку. – Я вдруг понял, что в голове моей порядка намного больше, чем на этой поляне. Что я могу бороться и победить.

– Посидел немного – прибегает Владик, – уминал он плохо сваренный картофель. – К машине кинулся, видимо, ехать куда-то собрался. Ну, я его тут топориком и встретил. Подрыгался немного парень и затих. Собаке – собачья смерть.

– Ну что, поели хоть немного? – спрашивал он нас, внимательно заглядывая в глаза. – А то, почитай, целые сутки не жрамши. У меня самого желудок к спине прилип. Думал, еще немного – и с голода подохну.

– Поели, Сергеич, поели, – благодарил я его. – Спасибо.

– Ну и слава богу, – кивал он. – Сейчас деньги заберем – и домой двинем. Машина на ходу должна быть. К ночи до дома доберемся.

Он печально смотрел по сторонам. Наверняка ему жалко было оставлять коттедж недостроенным. Сергеич – опытный строитель. Любил все до конца доделывать.

– Так, значит, деньги ты перепрятал? – со смехом спросил я его.

Губы Сергеича задрожали отчего-то.

– Да нет, милый ты мой, – смотрел он, не моргая, на меня, – деньги перепрятал ты. Ты, и никто другой. Потому что некому больше.

– Сергеич, – я все еще улыбался, – я не брал эти деньги. Понятия не имею, кто их перепрятал.

Сергеич опустил глаза и, скрестив руки на коленях, взирал какое-то время себе под ноги.

– Эх, Ленька, Ленька! – сплюнул он на землю. – Я ведь и предположить не мог, что ты таким хватким да вертким окажешься. Смотри-ка, до последнего отпираешься! Я же знаю, я твердо знаю, что деньги у тебя. Давай поделим их по-хорошему и расстанемся, если тебе моя морда опротивела. Пойми, Лень, я же тоже жить хочу. Мне пятьдесят пять, работать долго не смогу, а на пенсию нашу не проживешь – ты ведь сам понимаешь. Лень, я ведь тебя с рождения знаю, на руках тебя качал, попку целовал, ты на моих глазах вырос. Я тебе словно отец второй был. Неужели ты не отдашь мне то, что мне причитается? По праву, Лень, причитается, по праву. Я сильно пострадал, человека вон убил, в аду теперь гореть придется. Неужели ты не дашь мне последние годы жизни пожить по-человечески?

– Да Сергеич, е-мое! – пытался я достучаться до него. – Ну как ты не поймешь, что не знаю я, где эти деньги! Ты думаешь, я такой куркуль, что не поделился бы с тобой половиной? С тобой, который мне как отец родной? Да ведь нету их у меня, нету!

– Лень! – глаза у Сергеича сузились и заслезились. – Давай по-хорошему, а? Не хочу я ничего с тобой делать, дорог ты мне. Но если упорствовать будешь, знай – я на все способен!

– Сергеич! – умолял я его. – Да одумайся ты! Успокойся! Не сходи с ума, ты же умный мужик. Нет у меня этих денег и никогда не было. Наверняка кто-то из местных засек бугра и перепрятал их. Пацаны какие-нибудь. Мне на эти деньги насрать, я в них счастья не вижу, а ты, если хочешь, по деревням окрестным походи, поспрашивай. Просто так они не могут исчезнуть. Глядишь, что-то да и вернешь.

Сергеич поднялся на ноги, рывком вытащил из спины безмятежного Владика топор и направился ко мне.

Марина вскрикнула и даже вроде бы сделала движение броситься наперерез, но не сделала это. Теперь была ее очередь ждать знамений и убеждаться в истине теорий.

Сначала он повалил меня на землю и от души приложился по бокам и голове тощими ногами в старых, но еще крепких ботинках. Я пытался вскочить, врезать ему в ответ, но Сергеич был в эти минуты необычайно ловок. Он пресекал все мои попытки к бунту.

Когда я ослаб, он схватил меня за волосы и подтащил к деревянному поддону, на котором хранились раньше кирпичи. Придавив мне спину коленями, он схватил мою руку и объявил:

– Знай, Ленька, это ты меня до греха довел. Будь ты посговорчивей, ничего этого бы не произошло. Не хочется тебя калечить, да придется. Сейчас я буду отрубать тебе по пальцу – это очень больно, я сам когда-то потерял палец под пилой, смотри, – он помахал перед моим лицом ладонью, на которой отсутствовал безымянный палец, – и чем дольше ты не признаешься, тем больше пальцев потеряешь. Прости меня, господи, но я не виноват.

Он прижал мою ладонь к деревянной поверхности поддона и замахнулся топором.

Ну где же знак, гудело в голове, знак, за которым спасение и победа?

И знак появился. Верный знак, спасительный.

Где-то за нашими спинами раздался выстрел, Сергеич тут же обмяк и секунду спустя медленно осел на меня. Я тут же стряхнул его со спины и вскочил на ноги.

Передо мной стоял Павел Аркадьевич, в вытянутой руке он держал пистолет. Был он какой-то темный, синеватый, на плече и груди одежду украшали кровавые пятна, а еще одно пятно значилось на лбу. Он стоял, покачиваясь.

– Павел Аркадьевич! – воскликнул я, и удивлению моему не было предела. – Вы живы?

– Вряд ли это можно назвать жизнью, – глухо ответил он. – Я поднялся, чтобы не позволить восторжествовать несправедливости.

– Но я видел, как вас убили! Как вам выстрелили в голову!

– Я мертв, Леня, – отвечал замогильным голосом бригадир. – Я не человек, я – зомби. Я ожил лишь на пять минут и лишь для того, чтобы исправить ошибку, которую допустил при жизни. Я был слишком горд и высокомерен, мне казалось, я выйду победителем из любой ситуации. Я не верил, что меня могут прикончить, потому и не признался, что деньги на самом деле лежали в другом тайнике. Я повел всех по ложному следу. Я полагал, что смогу выиграть время. А сейчас я не мог допустить, чтобы самый честный и беззащитный человек во всей этой истории погиб ни за грош. Я восстал, чтобы спасти тебя, Леонид! Через минуту я успокоюсь навеки, но прежде хочу рассказать тебе, где лежат деньги. На опушке растет еще один кривой дуб. Он не так крив, как тот, под которым мы спрятали деньги в первый раз, но ты его узнаешь. Да вот он! – медленно показал Павел Аркадьевич в сторону не такого кривого дуба. – Деньги под ним. Будь счастлив, Леня, и не поминай лихом своего бригадира.

Едва закончив говорить, Павел Аркадьевич рухнул на землю.

Марина бросилась ко мне, мы обнялись, а потом вместе отправились выкапывать бабки…

Ниче финал, да? И мне нравится. Да и Марина говорит, что по приколу. Я к чему его сюда вставил-то? Литературным творчеством хочу заняться. Тянет что-то к нему. Понимаю, что мое. Делать-то сейчас особенно нечего, деньги в бизнесе вертятся, времени свободного полно, вот и займусь писаниной. Романы сочинять буду, повести. Глядишь, известным стану.

Если печатать не захотят, говорят, такое бывает, можно самим издательство основать. Марина, кстати, уже заикалась на эту тему. Она ведь тоже тонкая натура и искусство любит.

Ну, а на самом деле все было, конечно, не так.

Сергеич замахнулся топором и опустил его на мои пальцы. Отлетели сразу два – безымянный и мизинец. Ладно, что хоть на левой руке – не так жалко. Мне бы, дураку, надо их было потом найти, в тряпочку завернуть да в больницу с ними заявиться. Глядишь, и пришили бы. Но чего-то ума не хватило.

– Хорошо! – заорал я дурью. – Отдам я тебе половину, отдам! У меня деньги. Только не делай этого больше.

– Нет уж, Леня, – рычал за спиной Сергеич, – правила изменились. Победитель получает все! А победитель – я. Так что ты отдашь мне все деньги, если хочешь остаться в живых. Если хочешь, чтобы в живых осталась эта баба.

Я вроде призадумался, но Сергеич снова замахивался топором, поэтому ответ был быстр.

– Ладно, ладно! Я согласен. Я на все согласен!

Сергеич поднялся на ноги. Возвышаясь надо мной, ждал.

Я на карачках дополз до лежака. Того самого, что под навесом. Того самого, где мы спали. Под кучей травы, уже успевшей превратиться в сено, – она служила мне матрасом – и была зарыта перепрятанная мной пачка с деньгами. Места лучше этого я не нашел.

Когда успел перепрятать, спросите? Со всеми этими эротическими и прочими переживаниями. Да вот успел. Я все же не такой дурак, каким кажусь на первый взгляд. Бугра хоть и уважал, но доверия к нему, как и ко всем, не было.

Здесь же лежал и пистолет.

Я понял вдруг очень многое о дорогах, которые нас выбирают, понял именно в это мгновение. Это очень образное и емкое понятие, оно как сфера, оно имеет цвет, запах и вкус, если ты оказался внутри – вот так, усилием воли, напряжением мысли, то оно открывает тебе тайны. Это словно скрытый смысл жизни, словно недоступная истина. Когда поймешь, что такое дороги, становится легче жить.

Самое главное, что я понял тогда: знак – это я сам. Они могут быть разнообразными и совершенно немыслимыми, эти знаки, но однажды, в самый ответственный момент выбора знаком, сигналом становишься ты сам.

Дорога выбрала тебя, и хотя бы раз ты должен поблагодарить ее за этот выбор.

– Вот твои деньги! – швырнул я Сергеичу пакет.

Он нагнулся, поднял, разорвал целлофан. Достал пачку и, словно пытаясь убедиться, что бабло реально, что он не спит, понюхал ее.

В эту секунду я выстрелил. Потом еще и еще. Нажимал на курок снова, но в пистолете были лишь три пули. Все они достигли цели.

– Я безумно счастлива, – говорила мне Марина, когда мы усаживались в машину, – что ты понял все правильно. Это очень непросто – поверить другому человеку. А еще сложнее поверить себе самому.

– Просто я постарался не забыть твои слова, – улыбнулся я ей.

Она завела двигатель, мы тронулись с места.

Как раз в эту секунду я услышал звук моторной лодки. Видимо, это вез нам продукты Валера Дятлов. Вот небось удивился мужик, когда увидел на месте стройки кучу трупов!

Ну да ладно, там работы немного оставалось. Наверняка, нанял кого-нибудь доделать. К тому же нам он не успел заплатить, так что наверняка должен быть доволен таким развитием событий.

Вскоре мы купили дом. Точнее сказать, коттедж. Очень похож на тот, что мы строили Дятлову. Где именно? Ага, так я вам и сказал. Держите карман шире.

Деньги, как я уже упоминал, вложили в дело. Ниче, крутятся. Грех жаловаться. Матери переслал кой-чего. Но с тех пор не видел ее – нельзя. Мало ли кто там поджидать меня может.

Сейчас у нас двое детей. Думаем, что можно и на третьего решиться.

Короче, все у меня зашибись. Да и у Марины тоже.

Просто нас хорошая дорога выбрала.

2008