Текст книги "Оружие возмездия"

– А ты на психа не похож, – заключил он, окончив осмотр. – Зачем тебе эта Янтарная комната?

– Если честно, то это не моя тема. Пишу работу по миграции янтаря в различных культурах. Только Грише не говори. Обидно за парня стало. Надо же хоть как-то поддержать.

– Ему поддержка нужна, да, – ухмыльнулся Альберт. – Видал, штаны сваливаются. Который год с лопатой по городу бегает, ни копейки не заработал.

– Он же по велению сердца, а не по расчету, – искренне заступился за энтузиаста Максимов.

– Ох, любят у нас, чтобы по велению сердца. Потому что платить не надо. А у Коня нашего, между прочим, три дочки. Старшая в невестах ходит. – Альберт покачал большой головой, густо поросшей пепельными кудряшками. – Хотя, с другой стороны... Если в доме теща, жена и три девки, в таком бабьем царстве чокнуться можно. Кто пить начинает, кто на рыбалку через день ездит, кто в гараже все выходные сидит, а наш Гриша в городского сумасшедшего превратился.

Максимов чутко уловил боль, которую Альберт пытался скрыть угловатыми медвежьими ужимками.

– А у тебя дети есть? – по наитию спросил он.

– Пацаны. В том-то все и дело. – Альберт не сдержался и продолжил: – Старшего в Чечне контузило. До сих пор лечится. А младшему осенью в армию идти.

– Понятно. – Максимов отвел взгляд, сделал вид, что рассматривает фотографии на стене. – А это Гришина дочка? – спросил он, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

Указал на маленький полароидный снимок, вставленный в рамку большой фотографии с пеликаном.

– Нет. Это Дымов, школьный друг Гришки, со своим найденышем. Кариной зовут.

– Почему – найденыш? – сыграл удивление Максимов.

– Ай, дурдом в стиле Ваньки Дымова, – махнул рукой Альберт. – Сделал ребенка в Москве, а нашел в Париже. Кстати, фотографии его. Нравятся?

– Что-то есть, – выдал Максимов полагающуюся в таких случаях фразу с соответствующей глубокомысленной миной на лице. – Рука мастера чувствуется. Безусловно.

– Конечно, Ванька у нас мастер куролесить. – Альберт хрипло хохотнул. – Гришка Белоконь с первого класса вздыхал по одной девчонке. А Иван с ней уехал в Москву учиться. Он – в Строгановское, она – в МГУ. Там у них образовалась студенческая семья. Потом Лера попала в интересное положение, вернулась домой рожать, позабыв зарегистрировать брак с Иваном Дымовым. Второй раз накинуть хомут на шею Ванька не дал. Гришка подсуетился и свою кандидатуру попытался пропихнуть, но Лерка его напрочь отвергла. Как была Ованесовой, так и осталась. Еще пять лет Ваньку измором брала, пока универ заканчивала, потом плюнула. Папа сосватал ее за какого-то московского армянина. Он в перестройку нефтяным боссом стал. Сейчас Лерка в шелках и шубах. Карина в Париже в школу ходит. Ванька с фотоаппаратом по всему миру куролесит. А Гришанька все Янтарную комнату ищет. Как тебе такая «энциклопедия русской жизни»? Умрешь от хохота.

Слушая, Максимов подумал, что Альберт, как всякий провинциальный журналист, прячет в глубине стола потайную папочку с недописанным романом.

– Ованесов Гаригин Сергеевич – профессор вашего университета? – уточнил Максимов.

– Именно! – Альберт плюнул в кулечек с пеплом, ткнул в него окурок. – Гуру местных поисковиков. Вот с кого Гришке пример надо брать. Сколько было иностранных экспедиций за эти годы, у всех консультантом подрабатывал. Не думаю, что бесплатно. – Он смял кулек в комок, бросил в корзину. Покосился на дверь и понизил голос. – Ты поосторожнее на этом сборище шизиков. Гришка в вечных контрах со стариком. А тут еще из Парижа Ванька с Кариной заявились, как снег на голову Ованесов Ваньку Дымова на дух не переносит до сих пор. А так как Дымов ему на глаза старается не попадаться, то все пироги и пилюли достаются Гришке.

– Учту. – Максимов с благодарностью взглянул на Альберта. – А у вас тут не скучно.

– Это в Москве, если на карту России смотреть, тоска пробирает. А в провинции, брат, жизнь клокочет и кипит. Все у нас есть: и смех, и слезы, и любовь. – Альберт, грузно опершись на стол, вытащил тело в проход. Распрямил спину, придержав живот рукой. – Я пройду разомнусь. Если хочешь, дождись Гришу. Но, имей в виду, от главреда у нас быстро не возвращаются.

Оставшись один, Максимов снял с лица маску вежливого гостя, уставился неподвижным взглядом на фото.

Пеликан, выкатив грудь, плыл по черной воде.

«ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ»

Пеликан, выкатив грудь, плыл по черной воде. Винер отложил рисунок и перевел взгляд на человека, согнувшегося над столом.

– Что это, Жозеф? – спросил он.

Жозеф, мужчина сорока лет, поднял голову и уставился на шефа таким же стеклянным взглядом, как у нарисованного им пеликана. Иссиня-черные всклоченные волосы, сухое скуластое лицо и отрешенный, обращенный внутрь взгляд миндалевидных семитских глаз выдавали в нем типичного обитателя богемного Монмартра. Сходство усиливалось эстетской небрежностью в одежде и пристрастием к легким наркотикам. В каюте витал тягучий аромат китайских палочек, забивая кислый запах утреннего косяка, выкуренного Жозефом.

На подобное нарушение строгого порядка на судне Винер смотрел сквозь пальцы. Все его экстрасенсы для достижения измененного состояния сознания использовали те или иные, не совсем одобряемые обществом методы. Жозеф был самым ценным, потому что вместе с уникальным даром ясновидения обладал четким образным мышлением и прекрасно поставленной рукой художника.

Большинство экстрасенсов не могут словами передать то запредельное, что открылось им. А если и получается, то они используют такую дикую смесь из научных терминов, библейских притч, буддистских трактатов и газетных статей, что требуется приложить адовы усилия, чтобы расшифровать эти «откровения». В корпорации «Магнус» однажды попытались создать словарь терминов, используемых экстрасенсами, чтобы переводить их «откровения» на нормальный язык, но потом махнули рукой. Дешевле и проще оказалось использовать профессиональных художников, наделенных даром ясновидения. Эмиссары Винера прочесали все малоизвестные галереи, мансарды и ночлежки. Среди отловленных гениев, безумцев и откровенных дегенератов, как из бесполезной руды, добыли несколько золотых самородков. Жозеф оказался самым крупным и ценным.

– Жозеф! – резко окликнул Винер своего экстрасенса, проваливающегося в сон.

Жозеф с усилием разлепил веки, отчего кожа на лбу собралась в волну морщин.

– Минуту, – пробормотал он.

Схватил перемазанными черной тушью пальцами ручку. Перо прочертило на бумаге изломанную дугу, сложившуюся в контур мужской фигуры. Жозеф принялся заштриховывать фигуру нервными, изломанными линиями, пока фигура не стала непроницаемо черной.

– Нет, не могу. – Он разжал пальцы и выронил ручку. На указательном пальце осталась белая вмятина. Винер взял лист. Долго всматривался в контур фигуры.

Взгляд Жозефа уже сделался осмысленным, он медленно, словно трезвея, выходил из транса. – Ты не можешь его увидеть, да? – спросил Винер.

Жозеф кивнул. Вьющаяся прядь упала на глаза, он быстро смахнул ее.

– Он черный. Понимаете? Непроницаемо черный, – произнес он сдавленным голосом.

– Вижу, – ответил Винер. – Не надо слов, Жозеф, я все понял. Он защищен от чужого взгляда, считать информацию о нем невозможно. А откуда этот образ? – Он показал рисунок пеликана.

– Как-то связан с этим человеком. – Жозеф потер уголок глаза, словно пытаясь достать соринку – Сначала я увидел птицу А потом... он просто вырос. Нет, сгустился из темноты... И сбил меня.

– Не надо слов, – остановил его Винер.

Больше часа Жозеф успешно работал, считывая нужную Винеру информацию. И вдруг на несколько минут вошел в каталепсическое состояние, застыв, как кукла. Очнувшись, он стал лихорадочно рисовать, переведя все листы, что подсовывал ему не на шутку растревоженный Винер.

– Ты можешь продолжить поиск?

Жозеф длинно вздохнул. Разгреб слой изрисованных бумажек. Показалась крупномасштабная карта города.

Жозеф стал водить над нею маленьким медным конусом, подвешенным на нитке. Конус раскачивался в разные стороны, потом неожиданно стал описывать концентрические круги. Наконец острие замерло, словно притянутое магнитом к точке на карте.

Винер привстал и прочел на карте:

– "Шванентайх".

Жозеф долго выдохнул, как человек, сваливший с плеч тяжелую ношу, уронил руку с маятником.

– Это все, repp Винер. Больше нет сил.

– Достаточно, Жозеф. Мы знаем главное: то, что мы ищем, все еще находится в предместье Понарт. – Он встал, собрал со стола рисунки. – Приведи себя в порядок. Через час мы сойдем на берег. У русских в моде борьба с наркоманией, а ты выглядишь, словно только что выбрался из опиумного притона.

– Я выгляжу свободным художником. – Жозеф откинулся в кресле, забросив одну ногу на подлокотник.

– Боюсь, твоего знания русского не хватит, чтобы объяснить это полиции, – добродушно усмехнулся Винер. И вышел из каюты, плотно прикрыв за собой дверь. Винер легко, как профессиональный моряк, взбежал вверх по лестнице. Вход на так называемую офицерскую палубу, здесь размещались каюты старших офицеров, Винера и Хиршбурга. Остальные члены экипажа могли подняться на эту палубу исключительно по вызову ее обитателей. За соблюдением этого правила следил вестовой из «специалистов узкого профиля». Сухая широкоплечая фигура с рельефной тугой мускулатурой и спокойный холодный взгляд выдавали в нем хорошо подготовленного мастера рукопашного боя. Увидев Винера, вестовой вытянулся по стойке «смирно».

– Хиршбург? – мимоходом спросил Винер.

– В кают-компании, герр Винер, – отрапортовал вестовой.

В кают-компании по стенам плыли яркие полосы – солнечные лучи играли с волнами реки. После полумрака каюты Жозефа Винер не сразу разглядел фигуру Хиршбурга на фоне большого прямоугольного иллюминатора. Старик повернулся на звук шагов.

– Как успехи?

– Полюбуйся. – Винер сел в кресло и бросил на стол рисунок.

В отличие от безалаберного Жозефа Хиршбург поддерживал на своем столе идеальный порядок. Разноцветные папки, справочники, блокноты илисты писчей бумаги лежали ровными стопочками на отведенных им местах. Ноутбук, которым Хиршбург не любил пользоваться, был сослан в дальний конец стола.

Хиршбург посмотрел на пеликана. Поджал старческие блеклые губы.

– Несомненно, это знак, – произнес он без особого энтузиазма в голосе. – И это все, на что способен этот патлатый гений?

Винер развернул кресло так, чтобы можно было любоваться панорамой набережной Преголи, залитой солнцем. За секретность разговоров в кают-компании он не беспокоился. К стеклам иллюминаторов прикрепили микрофоны, транслируя занудный скрежешущий звук. Ухо сидящего в кают-компании его не воспринимало, но у слухачей, скрывающихся где-нибудь в домах на набережной, наверняка уже заложило уши.

– В девяносто пятом Жозеф принес мне десять миллионов долларов чистой прибыли, – заявил Винер, блаженно щурясь от солнца. – Ты слышал о галионах испанских конкистадоров? Более сотни кораблей затонуло в Карибском море по пути в Испанию, попав в дикий шторм. Они везли золото ацтеков в дар королю. Пять экстрасенсов указали точные координаты, но лишь Жозеф нарисовал – слышишь, нарисовал – их местоположение на грунте! Заметь, работали они с картой в офисе «Магнуса» в Лиссабоне, не выходя в море. Наше судно вышло в указанный район, и аквалангисты с первого же погружения обнаружили галион, доверху набитый золотом. Обрати внимание: никаких расходов на поиски и бессмысленное болтание по морю.

– И все галионы подняли? – с саркастической усмешкой спросил Хиршбург.

– Один. Остальные ждут, когда мне понадобятся золотые монеты эпохи Кортеса, – ответил Винер. – Море хранит золото надежнее, чем Швейцария.

– Ты так доверяешь этому еврейскому полукровке?

Винер развернул кресло и теперь смотрел в лицо Хиршбургу.

– Я использую его, как используют тонкий прибор, отлично зная, как он устроен и насколько надежен. У иудеев врожденная способность к толкованию символов. Традиционное воспитание сознательно развивает эту способность у детей. Смею утверждать, что психоанализ есть сугубо иудейское ноу-хау, подаренное миру Фрейдом. А надежность... Наибольший процент психических расстройств дают семиты, это тебе скажет любой честный психиатр. Жозеф не идеален, но он полезен. – Винер замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. От Хиршбурга исходила волна нервного напряжения. – В чем дело, Вальтер?

Хиршбург перебрал тонкие пластиковые папки, открыл нужную.

– Только что принесли сообщение из штаб-квартиры «Магнуса» в Ганновере. – Он надел очки с толстыми стеклами. Прочел вслух: – «В девять тридцать на сервер архивного управления рейхсвера поступил запрос на установление принадлежности личного оружия за номером СС 57958. Результат поиска: оберштурмфюрер СС Ганс Барковски, первый батальон Четвертого полка дивизии „Бранденбург“. С сорок четвертого года прикомандирован к Личному штабу рейхсфюрера СС. Числится пропавшим без вести в Кенигсберге в январе сорокпятого». – Хиршбург закрыл папку. – Ганс Барковски входил в мою зондер-группу. Мы действительно потеряли его и еще троих под той бомбежкой в районе Понарт.

– Они установили, откуда поступил запрос? – металлическим голосом спросил Винер.

– Да. Из Калининграда.

Винер сложил ладони домиком, подпер ими подбородок, надолго замолчал, плотно закрыв глаза. Хиршбург, затаив дыхание, наблюдал, как медленно каменеет лицо его молодого шефа, превращаясь в мраморный лик беспощадного божества. Таким его Хиршбург еще ни разу не видел. Очевидно, Винер позволял себе снимать маску добропорядочного удачливого бизнесмена, любителя спорта и удовольствий только перед особо доверенными людьми. Или перед теми, над кем власть его была абсолютной.

– Прерогатива «Черного солнца»,-произнес Винер, не открывая глаз.

Хиршбургу показалось, что мраморная маска даже не разжала губ, слова родились сами собой, повиснув в неожиданно загустевшем воздухе. Солнечный свет, затопивший каюту, помутнел, словно кто-то подмешал в воздух белый дым. Тишина стала такой гнетущей, что Хиршбург услышал биение крови у себя в висках.

– Эндкампф. – Голос Винера прозвучал отрывисто и глухо, как выстрел в тумане.

Молоточки в висках у Хиршбурга застучали часто-часто, он почувствовал, как по голому черепу к затылку скользит холодная капля пота. Руки сделались ватными, и он не смог смахнуть ее. Так и остался сидеть, вдавленный в кресло силой, исходившей от Винера. Она была осязаемой, плотной, как предгрозовой зной.

Только что Винер на правах члена Высшего совета объявил Эндкампф – Последнюю Битву, в которой дозволено все. Значит, сложная и филигранная комбинация, выстроенная стараниями Хиршбурга, больше не нужна. Ситуация вышла за рамки обычной дуэли спецслужб. Противостояние поднялось на уровень извечного конфликта тайных Орденов.

С этой минуты Винер, охваченный священной яростью, станет сметать одну фигуру за другой, сталкивать их лбами, заставит делать ходы против всех правил и логики, и всего лишь для того, чтобы в конце остаться один на один с тем, чье незримое присутствие спутало все планы.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ЕЩЕ ОДНО ПРОИСШЕСТВИЕ, НЕ ПОПАВШЕЕ В СВОДКИ

СТРАННИК

Максимов уехал из редакции, так и не дождавшись возвращения Гриши Белоконя.

Терпения хватило ровно на десять минут. Их хватило, чтобы в уме выстроить не одну схему явных и тайных связей, опутавших поиски клада. И всякий раз слабым звеном в цепи оказывалась Карина. А как известно, где тонко, там и рвется.

Как рвут, режут и кромсают чужие жизни хладнокровные хозяева игр, когда рушат их расклад, Максимов знал. И установил для себя правило: всех случайных, лишних и не причастных надо отводить на безопасное расстояние.

Смерть в его работе была постоянным фактором, своя и чужая. Но чем больше на тебе невинной крови, тем меньше шансов уцелеть.

Максимов гнал машину на предельно допустимой скорости. Стрелка дрожала на отметке восьмидесяти километров в час, на большую скорость в чужом городе он не решился. Потратить сейчас время на объяснения с ГАИ означало безнадежно, непоправимо опоздать.

– Господи, дай мне ее вытащить. Свечку поставлю, обещаю! – Максимов мельком взглянул на шпиль кирхи предместья Понарт.

Вывернул руль, плавно ушел в поворот. Слева потянулся забор больницы.

Максимов свернул с основной дороги на узкую дорожку, ведущую к дому Карины, остановился у обочины. Решил не устраивать торжественного въезда во двор на радость скучающим бабкам. Выскочил из машины. Нажал кнопку на брелоке, поставив банковский «фольксваген» на сигнализацию.

Во дворе шел бой. В тени раскидистых каштанов мелькали низкорослые фигурки. Мальчишки лет по семь отрабатывали тактику боя в городских условиях.

– Прикрой меня!.. Первый, пошел! – звенели детские голоса.

Максимов профессиональным взглядом оценил их действия. Играли детки по-взрослому. Группа двигалась змейкой, каждый отслеживал свой сектор обстрела и страховал соседа. Перебежки делали по одному, от укрытия к укрытию.

«Дожили...» – поморщился Максимов. В годы его детства играли в нормальную окопную войну по сценарию киноэпопеи «Освобождение». «Наши» против «немцев». А здесь – не разберешь, чей спецназ в чьем разбомбленном городе. Баку, Сухуми, Грозный?

Детский спецназ нарвался-таки на засаду. Из окна на лестничном пролете вылетели литровые бутылки из-под пепси-колы, взорвались, окатив опешивших бойцов водой с головы до ног. Следом с грохотом распахнулась дверь подъезда, и наружу высыпала команда визжащих боевиков. Воздух наполнился электронной трелью игрушечных автоматов, щелчками пневматических пистолетов и классическим «тра-та-та, ты убит!».

– Гаси их! – закричал кто-то срывающимся командирским фальцетом.

Над головой Максимова свистнула пулька. Рефлекс войны тут же выстрелил в кровь удвоенную дозу адреналина. Мышцы сделались тугими. Максимов поймал себя на, том, что глазами инстинктивно ищет укрытие.

– Тихо, тихо, – прошептал он, успокаивая себя, как. наездник осаживает разыгравшегося коня. – Это детки балуются. Смена растет.

Через кусты, чтобы не идти мимо окон, срезал по тропинке к подвалу.

Первым делом отметил, что следов протекторов на земле нет. Значит, либо Карина отсыпается, либо оставила мотоцикл в подвале. Последнее было худшим вариантом.

Бросив взгляд по сторонам, быстро спустился по лестнице вниз. Вспомнил, что предпоследняя ступенька подломлена, и вовремя сбавил ход.

Металлическая дверь толчку не поддалась. Пришлось стучать. Сначала тихо, потом так, чтобы поднять спящего мертвым сном.

– Ну и чо ты долдонишь, дятел?-раздалось сверху.

Темная фигура заслонила свет.

Максимову сразу же не понравилась приблатненная манера растягивать гласные. Но сейчас так говорят практически все школьники, менты, челноки и эстрадные юмористы.

– Кошелек потерял, – ответил Максимов.

– Чо ты гонишь, какой кошелек? – прогнусавила тень.

«Сам думай», – усмехнулся Максимов, поднимаясь наверх.

Пока неизвестный размышлял о кошельке, Максимов успел подняться, став на одном уровне с его ногами кроссовки. Выше виднелись темно-зеленые адидасовские штаны.

Максимов поднялся еще на одну ступеньку и, подняв голову, встретился взглядом с молодым, накачанным, как бычок, парнем с коротким бобриком светлых волос. Утренний любитель пива, оказалось, успел протрезветь и прийти в себя.

Процесс узнавания занял у него больше времени, и Максимов успел приготовиться.

– Так это ты, падла! – выдохнул парень.

И кроссовка пришла в движение, метя в лицо Максимову.

Максимов плавно отступил в сторону, позволив кроссовке просвистеть в сантиметре от носа. Двумя пальцами подхватил ногу противника под пятку и потянул на себя и вверх. Слабого импульса хватило, чтобы у нападавшего сместился центр тяжести и он ногами вперед влетел в подвал. Максимову пришлось вцепиться в штаны и рубашку противника и плавно опустить его на ступени, иначе парень сломал бы себе позвоночник минимум в трех местах. Хлопком ладони в солнечное сплетение Максимов отправил его в нокаут.

Поднялся наверх. Осмотрел окрестности. Напарников нападавшего не обнаружил. А двор был поглощен рукопашной схваткой малолетних бойцов и ее комментированием из распахнутых окон.

Максимов снова быстро спустился вниз. Склонился над сипло дышащим парнем, с силой растер ему твердые бугорки за ушами. Едва веки у парня задрожали и кровь прихлынула к бледному лицу, Максимов рывком поставил .его на ноги. Прижал спиной к стене. Едва не задохнулся от запаха кислого пота, выползшего из-под спортивного костюма.

– Открой глаза! – приказал Максимов, словно ударил кнутом.

Парень уставился на него мутным взглядом.

– Как зовут?

– Леня, – прочел Максимов по вялым губам.

– Идешь со мной. Шаг в шаг. Ты мне полностью доверяешь, Леня. Да?!

Леня безвольно кивнул.

Максимов убедился, что моментальный гипноз сработал. Хлопнул Леню по плечу.

– Пошли!

Двор не обратил внимания на мужчину в светлом пиджаке, ведущего под локоть парня в спортивном костюме. Голосистые бабки никак не могли унять развоевавшихся детишек.

Город остался в трех километрах за спиной. По шоссе изредка проносились грузовики. А здесь пахло зеленью и болотистой землей. Ветер шелестел листвой придорожной рощи, почему-то солидно обозначенной на карте как Цветковский лес. Лучшего места для приватного разговора Максимов второпях вспомнить не смог.

Максимов вышел из машины, снял пиджак. Критически осмотрел бурое пятно на локте и темно-зеленую полосу на правом плече. Светлые брюки тоже несли следы быстрой схватки в сыром полумраке подвальной лестницы.

«Придется ехать в гостиницу переодеваться», – решил Максимов и бросил пиджак в салон.

В салоне раздалось глухое урчание, перешедшее в нечленораздельный мат.

Максимов открыл заднюю дверь, и наружу вывалился Леня.

Руки его были связаны особым способом: кисти сходились в промежности, а большие пальцы были прикручены друг к другу шелковым шнурком. Боль в нежном месте едва позволяла сидеть, а бежать лучше и не пытаться. Леня побрыкался немного, поскреб щекой по земле, но потом затих, поджав под себя одну ногу. Дышал тяжело и сипло, как бычок, заваленный на родео.

– Ты почему документов с собой не носишь?-спросил Максимов.

Леня конвульсивно дернулся, но, задохнувшись от боли, замер.

– Повторить вопрос? – Максимов присел на корточки, ладонь положил на горячую потную шею Лени, не давая его поднять голову

– Ты чо – мент? – прошипел Леня.

– Нет.

– Тогда обзовись как полагается, фраер.

Максимов легко шлепнул его по щеке. Достал из нагрудного кармана рубашки шариковую ручку в металлическом корпусе. Прикоснулся острием к уху Лени.

– Еще раз откроешь пасть без разрешения – продырявлю мозги, – ровным голосом пообещал Максимов.

По выпученным глазам, полным страха, понял, что разговор состоится.

– Повторяю последний раз, где документы?

– А на кой они мне ? Меня все знают. – Леня до отказа скосил глаза, пытаясь разглядеть, что холодом жжет ему ухо.

– Кто тебя поставил пасти Карину?

Пришлось немного вдавить острие, Леня слишком медлил с ответом.

– Га-а-рик.

– Кто он?

– Ты чо, в натуре, залетный? Кто же Гарика не знает!

– Подробнее. – Максимов подумал, что такие слова в лексикон Лени не входят, и добавил: – Колись, гад!

– Гарик – типа погоняло, а зовут его Игорем Яновским. Крутой перец по недвижимости. Я у него типа в охране на фирме. – Леня отдышался. – Ну, Гарик позвонил, сказал приволочь ему эту козу. А ее дома нет. Я бригадиру отзвонил. А он сказал пасти до упора.

– А зачем ему Карина?

– А я чо, знаю?

Легкий нажим ручки вернул память.

– А-ай, сука... Ну, дела у Гарика были с папашей... Дымов его зовут, кажется.

– Телефон Гарика, – потребовал Максимов.

– Сорок шесть – тринадцать – семнадцать, – выпалил Леня.

Максимов усмехнулся, кольнул ручкой под лопатку пленнику, отчего тот выгнул спину, и стянутые узлом кисти врезались в пах. Пришлось срочно заткнуть Лене рот ладонью.

– Отморозок паскудный, – прошипел он, едва справившись с болью. – Порву, как грелку...

– Больно? А ты не давай телефон Высшей школы МВД. Повторить вопрос?

Леня слизнул грязные комки с губы, погримасничал, как тяжеловес перед рекордным весом, и выдал телефон Гарика Яновского.

Максимов выпрямился, снял с пояса мобильный, набрал номер.

– Да?! – раздался в трубке взвинченный женский голос.

– Гарика позови, – произнес Максимов в лучших традициях братвы.

– А кто его спрашивает? – Женщина насторожилась.

– Один друг. Але, чо молчим?

– Гарика сегодня утром арестовали, – после паузы отозвалась женщина. – Не звоните больше сюда.

Максимов нажал на кнопку отбоя. Посмотрел на притихшего Леню. Он весь обратился в слух, для удобства выгнув шею. Утомленный молчанием Максимова, уронил голову, прижался щекой к земле.

– Слышь, фраер, линял бы ты из города. Подрежут обязательно, – громко прошептал Леня. В голосе угроза смешалась со страхом. Получился пшик.

– Еще попасть надо, – парировал Максимов. Нырнул в салон, достал купленную по дороге бутылку водки. Сковырнул пробку. Теплая «Столичная» неизвестного химического состава и происхождения отравила сивушным запахом воздух на пару метров вокруг.

– Полдень, джентльмены пьют не закусывая, -объявил Максимов.

Закинул Лене голову, поборол вялое сопротивление и в два приема перелил содержимое бутылки в пленника.

Свежая порция спиртного на старые дрожжи быстро сделала свое дело. Леня размяк, губы сделались дряблыми и отвисли, как у всякого серьезно выпившего человека. В вытрезвителях такую стадию не научно, но точно квалифицируют как «не может муху с губы сдуть». Через пять минут Леня уже спал глубоким сном. Максимов развязал жестокий замок, помог Лене разлечься в углублении между корнями сосны.

Максимов опять достал ручку. Стал водить пальцем по ладони пленника, время от времени втыкая жало ручки в найденные точки. Это иглоукалывание гарантировало двенадцатичасовой глубокий сон и пробуждение с полной потерей памяти обо всем, что произошло за последние сутки.

– Не убивать же тебя, дурила, – сказал Максимов, отодвинувшись от сонно задышавшего парня. – Не будешь нарываться на неприятности – спокойно доживешь до белой горячки. Благо мало осталось.

Максимов вернулся к машине. Тщательно протер руки ветошью, забивая бензином водочный запах.

В город он вернулся через пять минут.

Проезжая мимо редакции, вспомнил увальня Альберта.

– Правильно он сказал: скука берет, если в Москве , смотреть на карту страны, а тут жизнь кипит, бурлит и пузырится. И кровь тебе, и любовь...

Впереди из переулка вырулил милицейский «уазик». Максимов, от греха подальше, сбавил скорость. Как уже выяснил, местные органы на боку не лежат, а в меру сил ловят и сажают прямо с утра пораньше.