Текст книги "Управление акционерным обществом в условиях реформы корпоративного права"

Глава 19
Экспертная деятельность в России: многообразие форм и видов против стагнации

Общий уровень востребованности полноценной экспертной практики в нашей стране удручает. Как представляется, ведущееся сейчас заинтересованными специалистами обсуждение проекта Федерального закона «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» и ожидаемое вступление в силу Федерального закона от 28 декабря 2013 г. № 412-ФЗ «Об аккредитации в национальной системе аккредитации» – достойный повод предпринять попытку проанализировать означенную проблему в целом.

О бедном эксперте замолвите слово…

Вызывающе рассеянное отношение потенциальных заказчиков к экспертизе бросается в глаза. Дежурный вопрос «когда же выйдем из кризиса?» тут категорически неуместен: тотально депрессивное состояние данного рода социально-экономической активности (преимущественно как раз из-за системной невостребованности) наблюдается с момента почти бескровного рождения рыночной экономики РФ в начале 90-х гг. прошлого века и по настоящее время. То есть если и констатировать кризисность в данной области, то нужно признать со всем экспертным мужеством, что ее возраст составляет ныне без малого четверть века.

Некое отрадное исключение составляют случаи, когда экспертиза обязательна в силу закона: некоторые господа и рады бы манкировать сим родом профессиональной деятельности, ан нет, вынуждены предъявлять платежеспособный спрос. Например, поручать ту или иную экспертизу независимым оценщикам, или экологам, или искусствоведам, или криминалистам, или, положим, медикам. Либо экспертам в области техники. Экспертиза же на факультативной основе, а в этом сегменте экономики пребывает абсолютно бóльшая часть людей (групп людей, ассоциаций, компаний и т. п.), располагающих профессиональными ресурсами «разрешения вопросов, требующих специальных знаний в области науки, техники, искусства или ремесла» (ст. 2 действующего Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации»), повторим, пребывает в неизбывно стагнирующем состоянии. Попробуем разъяснить, почему.

Полагаем, коренная причина заключается в комбинации различных черт переходности, т. е., по сути, неразвитости, отечественной экономики, ожидаемо проецируемых на иные сегменты общественной системы, также в идеале заинтересованные в кооперации с экспертным сообществом. Так, специалистами в области корпоративного управления замечено: крупные отечественные холдинги, если их не «одергивать» программами по избавлению от непрофильных активов, увлекаются натурализацией своих организационных и владельческих структур. Речь идет о том, что «все, необходимое для жизни», в условиях состоявшихся и потенциально ожидаемых (на всякий случай), должно быть «строго своим» и, так сказать, под руками. Классическое натуральное хозяйство на средневековый или, допустим, маоистский лад (про «концепцию опоры на собственные силы», по идее, пожилые россияне как большие друзья китайского народа должны еще помнить). Эксперты, иными словами, сплошь и рядом формально подпадающие под преимущественно аморфные критерии независимости, также оказываются в этой обойме.

Мотивы такого алогичного взгляда на тему с точки зрения запада в общем и целом также просматриваются в ракурсе нашей трогательной «недоразвитости». Во-первых, свои гарантированно управляемы. Нужное заключение, завуалированное под объективное и беспристрастное, как правило, по меркам бенефициаров и «топов» больших компаний и их объединений, являет собой несравненно более значимую ценность, чем пресловутая объективная истина. Во-вторых, если в нужной сфере нет своих, всегда можно произвести нужный обмен, в том числе и по бартеру, с другими корпорациями, эксплуатирующими натурально-хозяйственные модели. Это будут почти свои – в нужной мере ручные. В-третьих, сил, готовых деятельно оппонировать инвестициям в непрофильные, квазиэкспертные квазибизнесы ввиду высокой концентрации капитала в российской экономике, увы, немного. Низкий поклон государству: в последние годы в соответствующем секторе корпоративного управления оно с такими явлениями пытается бороться. В-четвертых, в ряде компаний бытует мнение об информационной нечистоплотности внешних экспертов, категорически не соответствующее действительности. Это объясняет причину пренебрежения наймом экспертов «со стороны». В-пятых, примем во внимание феномен исторической памяти. Давно ли Отчизна вышла из недр общественно-экономических формаций, генетически и функционально закреплявших натуральное хозяйство как ключевую модель микро-и мезоэкономики? Про столетия российского феодализма говорить не приходится: тут все ясно («и все как будто под рукою, и все как-будто на века»). Однако и советские министерства в их модельной интерпретации (в том числе совнархозы, главки и прочие аналоги данной мезоструктуры) также, как мы помним из недавней истории, предпочитали иметь «все необходимое» в своих блок-схемах, включая своих «ведомственных экспертов».

Нередко в корпорациях высказывают суждение и о том, что держать свой штат квазинезависимых экспертов дешевле, чем рекрутировать реально независимых экспертов в соответствующей области. По нашим убеждениям, основанным на несложных расчетах, это циничное лукавство. Учитывая динамику и общий уровень денежного довольствия ведущих «домашних» специалистов опорных компаний наших диверсифицированных холдингов, а также тот факт, что работают они и получают упомянутое довольствие в отличие от своих «вольных» коллег на основе трудо-правовых контрактов, т. е. регулярно, разница в пользу своих может по сравнимым критериям выражаться в кратных позициях, а иногда и в иных порядках (!). Нет сомнений в том, что апологеты данной точки зрения на «дешевизну собственных сил» все еще помнят школьные правила сложения «в столбик». Автору настоящих строк ключевые «домашние» специалисты нередко выказывали сильное раздражение по поводу отвлечения их руководством разного рода экспертным «мелкотемьем», которое, как они вполне резонно полагают, имело бы смысл отдать на откуп аутсорсингу. Между тем руководство так не считает. Таким образом, это обстоятельство в целом реальной причиной отмеченного рассеянного внимания (точнее, невнимания) потенциальных заказчиков к профресурсам реально независимых экспертов быть, по нашему мнению, не может. На деле это как раз стимул. Однако он, увы, не может противостоять отмеченным выше консервативным и негативным факторам.

Справедливости ради следует признать, что одна из групп причин коренится в деятельности собственно экспертного сообщества, которое по тем же западноевропейским меркам не располагает чертами высокой меры развитости. О чем речь? Далеко не во всех областях экспертное сообщество обнаружило склонность к должной самоорганизации. Как известно, прорыв в этом плане состоялся в отраслях, которые законодатель отнес к сегменту обязательной профессиональной консолидации (аудиторы, оценщики, специалисты по техконтролю, инвестконсультанты и пр.). Здесь либо создаются СРО, либо государство сохраняет за собой роль кассы, торгующей билетами для входа в экспертный бизнес вплоть до традиционного порядка лицензирования. Что касается отраслей, где госконтроль отсутствует либо предельно ослаблен, то в них наблюдаются разные ситуации.

Так, мы, с одной стороны, видим отрасли-лидеры, где сформированы союзы, палаты, гильдии, ассоциации и иные профобъединения. Им в основном за счет аккредитации, сертификации, профстандартизации, признания добровольной ответственности (и порой ее страхования), коллективной «подстраховки» результатов профессиональной деятельности членов таких объединений удается противостоять непрофессионализму, демпингу, экономически неоправданной волатильности микрорынка, сговору эксперта и заказчика и тому подобным мрачным, но слишком хорошо известным на практике явлениям, откровенно дискредитирующим этот почетный род деятельности и вполне ожидаемо льющим воду на мельницу апологетов натуральных экспертных хозяйств в недрах отечественных диверсифицированных холдингов. С другой стороны, мы видим и отрасли, в которых имеет место разнузданный разгул стихии рынка и неправильное понимание принципа свободы договора. Здесь все держится на личном или корпоративном авторитете эксперта. При отсутствии оного экспертный продукт может оказаться «сколь угодно гибким» со всеми вытекающими для клиента последствиями.

Казалось бы, по наведении регулятивного порядка в отраслях второго типа прогрессу добросовестного экспертирования будет придан могучий импульс. Однако это, пожалуй, было бы слишком просто… Значимая прикладная проблема заключается в том, что в отраслях с высокой мерой профессиональной самоорганизации экспертов тоже не все идеально. Так, порой сильные экспертные команды резонно сетуют на возникновение и углубление эффектов монополизации, бюрократизации и даже появление различных форм «профсоюзной коррупции» в таких сегментах. Примеры приводить не хочется: на эмпирическом уровне понятно, что имеется в виду. Как следствие, цена «билета на вход» в экспертный бизнес непомерно возрастает, ростки рациональной свободной конкуренции губятся на корню.

Нечто обратное, как, собственно, уже отмечалось, происходит с интеграцией в экономику экспертных сил в «неорганизованных» сегментах: транзакционные издержки минимальны, свобода конкуренции едва ли не предельная, но персонально-репутационные регуляторы работают слабо либо за полным отсутствием таковых у приличной генерации экспертов, либо за избыточной краткостью временного лага для всеобщего признания профессионального авторитета и личных брендов у коллег, которые на самом деле их тщательно культивируют.

Такой вот парадокс. Разрешить его может, как представляется, либо активизация государственного регулирования, что ныне не в почете (напротив, государство искренне ратует за деятельное предпочтение профессиональной самоорганизации гослицензированию и обязательной сертификации), либо смиренное ожидание обретения лидерами экспертной практики персональных брендов, что потребует немало времени.

Кардинальным фактором радикального «облагораживания» ситуации мог бы стать институт общественного контроля. Дело в том, что в установлении объективной истины (наличия обстоятельств, опровержения гипотез, подтверждения фактов, системных и количественных оценок и т. п.), любой, в сущности, – юридической, медицинской, экологической, технической и иной, заинтересованы не только участники соответствующего микроконфликта, каждая из сторон которого обычно и апеллирует к экспертному мнению (понятно, они в таких антагонистических ситуациях, как правило, бывают полярно отличными), но и родственные им социальные страты. Положим, с учетом фабулы стартовых разночтений, что население региона (района, города) – потребители того или иного продукта либо услуг, кредиторы, должники, миноритарные акционеры, инвесторы-нерезиденты, пациенты и т. д. В этом перечне могут быть даже разработчики соответствующих «правил игры», не исключая законов. Они со своей стороны гипотетически могут и должны предъявить платежеспособный спрос на честный экспертный продукт, стоящий вне заказа конкретного частного клиента с его неизбежным нашептыванием на ухо эксперта о желаемом результате исследования. В цивилизованных странах так, кстати, чаще всего и происходит. Когда недобросовестного «частного» эксперта «приколачивают к позорном столбу» его коллеги, нанятые общественностью, профессиональный жизненный путь первого в нашем измерении можно считать законченным. Однако в том, что касается российской ситуации, то здесь во весь рост встает очередная незадача: наши социальные объединения, от которых мучительно хочется ожидать исполнения миссии «санитара леса» в указанном аспекте, страдают такой же организационной слабостью, как и их оппоненты – профобъединения экспертов. И, что важней, если последние располагают некими финансовыми ресурсами, то первые функционируют, в значительной мере подпитываемые голым энтузиазмом и прочими видами «любви к искусству». А далеко не каждый априори добросовестный эксперт данный сорт любви разделяет… И ведь трудно его в этом винить.

Наряду с объективными причинами сложившегося в экспертной сфере положения дел, а признáем, что в одночасье их не ликвидировать, имеются и причины субъективной, если угодно, гносеологической природы. Вот на них повлиять можно и в краткосрочной перспективе.

О различии подходов к оценке феномена экспертной практики

Принято считать, что экспертом может именоваться тот, кто соответствует легальным дефинициям, содержащимся в нормативных правовых актах. Так, работающие по поручению следователя, федерального судьи, должностного лица, ведущего административное расследование, и других специалистов – носителей специальных знаний могут на сей счет не комплексовать: их защищают применимые статьи закона. Например, упомянутый выше Закон о судебно-экспертной деятельности, ряд статей АПК РФ, в том числе ст. 14, 23–25, 54, 55, 64, 74, 78, 82–87, 107, 109, 153, 155, 157, 162, ряд статей ГПК РФ, в том числе ст. 18–20, 35, 55, 58, 63, 79–87, 95, 113, 157, 164, 168, 171, 181, 184, 187, 229, ряд статей УПК РФ, в том числе ст. 57, 70, 74, 80, 111, 119, 131, 178, 195–207, несколько тематических статей НК РФ и КоАП РФ. Упомянем также федеральные законы «Об экологической экспертизе», «О техническом регулировании», «Об оценочной деятельности в Российской Федерации» (в части экспертной практики СРО оценщиков), «Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов», «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний», «Об обращении лекарственных средств», «О промышленной безопасности опасных производственных объектов», «О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения», «О полиции», «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля», Трудовой кодекс РФ (например, ст. 261.1), Бюджетный кодекс РФ, Градостроительный кодекс РФ и некоторые другие законы, упоминающие о возможности проведения государственной или независимой экспертизы в соответствующих ситуациях.

Со статусом, миссией, функциями, правами и обязанностями таких экспертов все более или менее понятно. Их деятельность, несомненно, относится к собственно экспертной практике. Такой подход к идеологии определения границ интересующего нас понятия можно назвать традиционным или «узким».

В то же время в последние годы экспертная деятельность некими значимыми правоприменителями, в числе которых, кстати, и правоохранительные органы, воспринимается с более широких позиций. Экспертами в соответствии с этой философией признают не только тех, кто относится к первой описанной нами выше рубрике, но и носителей иных специальных знаний и навыков, нормативными правовыми актами строго таковыми не квалифицируемых, либо все-таки признаваемых, но не в строгих дефинициях, а, так сказать, всуе. Например, аудиторов, оценщиков, юристов, проектировщиков, инженерно-технических работников, искусствоведов. Логика, в том числе правовая, для такой квалификационной идеологии, а ее можно определить как «мезоподход», как мы полагаем, имеется. Ведь эти специалисты обычно рекрутируются во вполне официальных ситуациях и «делах». И как раз «для разъяснения возникающих при рассмотрении дела вопросов, требующих специальных знаний» (ст. 82 АПК РФ, применяемая в данном случае, если угодно, по аналогии). Да и «круг и содержание вопросов, по которым должна быть проведена экспертиза» (там же), также вполне четко и официально проясняются заказчиком.

Между тем в силу отмеченного их правовой статус, в том числе формы и пределы ответственности, остается не до конца проясненным, из-за чего возникают разного рода коллизии. Скажем вроде той, которая в начале февраля 2014 г. удостоилась развернутых комментариев авторитетной телепрограммы «Время». Известный искусствовед признал картину подлинником, а она оказалась грамотно сработанной копией. Заказчик обратился в компетентные органы. Те возбудили уголовное дело. Юристы специалиста оппонируют: подписанный их клиентом документ не был формальным экспертным заключением, он был «выражением мнения физического лица». Что допускало, полагаем, с учетом оговорок различные интерпретации, вплоть до не-императивности высказанного мнения.

Наконец, в последнее время нечасто, но вполне настойчиво высказывается мнение о том, что по сути к экспертной деятельности следует причислять и иные виды интеллектуальных услуг, которые подпадают под квалифицирующие признаки категориальной конфигурации «специальные знания» либо статус специалиста: стартовые критерии услуги – проведенное исследование – составленное и надлежаще подписанное заключение (акт, мнение, позиция и т. п.), передача (публикация) заключения заказчику (потребителю, адресату услуги).

В этом своде видов и подвидов экспертной практики оказываются такие неожиданные роды весьма уважаемой в социально-экономическом плане деятельности, как, скажем, нотариат. Так, гл. XIV Основ законодательства РФ о нотариате относит к перечню нотариальных действий «удостоверение фактов», а гл. XX – «обеспечение доказательств», в том числе допрос свидетелей, произведение осмотра письменных и вещественных доказательств. Или деятельность ревизионной комиссии и официального аудитора акционерного общества. Согласно п. 3 ст. 88 Закона об акционерных обществах «достоверность данных, содержащихся в годовом отчете общества, годовой бухгалтерской отчетности, должна быть подтверждена ревизионной комиссией (ревизором) общества». Перед опубликованием обществом указанных документов в соответствии с абзацем вторым этого же пункта «общество обязано привлечь для ежегодного аудита годовой бухгалтерской (финансовой) отчетности аудиторскую организацию, не связанную имущественными интересами с обществом или его акционерами» (в ред. Федерального закона от 29 июня 2015 г. № 210-ФЗ). Апофеозом такого подхода, а его уместно назвать «расширительным», является признание работы присяжных заседателей родом экспертной практики. Согласно ч. 1 ст. 338 УПК РФ «судья с учетом результатов судебного следствия, прений сторон формулирует в письменном виде вопросы, подлежащие разрешению присяжными заседателями, зачитывает их и передает сторонам». А в соответствии со ст. 334 того же Кодекса «в ходе судебного разбирательства уголовного дела присяжные заседатели разрешают только те вопросы, которые …сформулированы в вопросном листе». Чем не ТЗ эксперту?

Вполне очевидно, что чересполосица подходов к понятию экспертной практики, которую демонстрируют порой даже профессионально подготовленные в этой области специалисты, усиливает категориальный хаос в головах потенциальных заказчиков, в том числе «топов» и бенефициаров диверсифицированных отечественных холдингов, усиливая их пагубное пристрастие к формированию натуральных хозяйств с участием «карманных» экспертов. Эта проблема, с одной стороны, как уже заявлялось ранее, является «познавательной», а с другой – законодательной. Нетрудно заметить, что и авторы законов, которые об экспертной деятельности говорят прямо, не вполне солидарны в определении существа и технологий деятельности экспертов в соответствующей области. И здесь, как получается, имеются разнотолки.

В связи с изложенным напрашивается следующий вопрос в духе «что делать»: а не стоит ли всесторонне обсудить идею создания, а в случае ее одобрения – вдумчивой разработки и широкого (экспертного!) обсуждения и, наконец, принятия Федерального закона «Об экспертной деятельности в Российской Федерации», который бы унифицировал все имеющиеся подходы к ее существу, миссии, правам, обязанностям, ответственности эксперта, а главное, юридико-технологическим аспектам данной практики? На наш взгляд, такой нормативный правовой акт был бы полезен как своего рода кодекс эксперта, который проведет, наконец, четкие границы между понятиями «специалист» («просто специалист») и «эксперт», «экспертиза», «консультирование». Как представляется, его введение в действие позволит постепенно «причесать» и отраслевые законы, содержащие положения об экспертах в своем сегменте. Полагаем, вступивший в силу с 1 июля 2014 г. Федеральный закон «Об аккредитации в национальной системе аккредитации» можно считать первым, хотя и достаточно робким шагом в этом направлении.

О многообразии форм и видов экспертной деятельности, а также об эффекте ее прокламирования

Однако энтузиастам идеи энергичного преодоления существующего упадка экспертной практики в стране не стоит уповать лишь на законодателя. По нашему прочному убеждению, их прокламационные усилия относительно не только генерального блага, связанного с подстраховкой любой социально полезной деятельности, коль скоро она еще не начата и риски «напортачить» минимальны (на Западе без эксперта и шага никто не сделает), но и вариативности этой практики, ее «флексибильности» – генетических ресурсов гибко адаптироваться под ситуацию потенциального заказчика, в том числе финансовую, имеют колоссальное практическое значение.

Ну да, опять-таки мы толкуем о «познавательной» стороне вопроса. И нет здесь никакого избытка романтики. Сплошной прагматизм.

Устоялся вредоносный стереотип. Эксперт – это тот, кто получает от заказчика некое ТЗ, проводит анализ, отчитывается заключением, на котором, как правило, применяя собственные методики, дает ответы на поставленные ТЗ вопросы и, получив гонорар, динамично «убывает» его применять по назначению. И все. Однако мы убеждены, что это серьезное заблуждение. И от самих экспертов во многом зависит, сможет ли носитель такого стереотипа быстро и эффективно от него избавиться. А вот стать «коллективным агитатором и пропагандистом» вариативности и адаптивности экспертной практики, по нашим грустным наблюдениям, коллеги не слишком торопятся… А зря.

Вариативность же, если присмотреться и не потакать шаблонным подходам уважаемых субъектов платежеспособного спроса на услуги эксперта, поражает. Для доказательства этого тезиса прибегнем к довольно простым классификациям, иллюстрирующим богатство возможностей сотрудничества клиента и эксперта.

Разнообразие конечных продуктов экспертной практики:

1) ответы на конкретные вопросы по поучению заказчика;

2) выявление и фиксация обстоятельств;

3) подтверждение фактов (например, верификация, идентификация, опровержение предположений);

4) дача количественной оценки объекта или ситуации;

5) дача системной (качественной) характеристики объекта или ситуации;

6) строгая квалификация (в том числе правовая) обстоятельства (совокупности обстоятельств);

7) прогноз, в том числе серия соответствующих сценарных прогнозов; 8) выражение в произвольной форме экспертного мнения по ситуации;

9) доказательства невозможности формирования позиции ввиду недостаточности информации или иных значимых обстоятельств (в том числе профессиональной некорректности ТЗ).

Наличие в экспертном заключении рекомендационного блока:

1) отсутствует (с учетом ТЗ);

2) присутствует (с учетом ТЗ);

3) присутствует на факультативной основе (по инициативе эксперта). Если таковой присутствует, то ориентирует заказчика на:

1) деятельное участие эксперта во внедрении рекомендаций, в том числе в полной мере;

2) включение специалистов экспертной бригады к коллектив заказчика по реализации рекомендаций;

3) авторское сопровождение или авторский надзор за внедрением рекомендаций;

4) мониторинг силами эксперта соответствующего объекта, реализующего рекомендации;

5) систематический, периодический или фрагментарный (выборочный, апериодический или эпизодический) аудит силами эксперта соответствующего объекта, реализующего рекомендации.

Стандарты экспертного исследования и оформления заключения:

1) нормативно закреплены;

2) закреплены регулятивными документами профессионального объединения;

3) корпоративные (фирменные) стандарты эксперта, с которыми можно ознакомиться;

4) корпоративные (фирменные) стандарты эксперта, которые не раскрываются;

5) корпоративные (фирменные) стандарты эксперта, которые детально прописываются или фрагментарно обозначаются в самом заключении;

6) стандарты заданы заказчиком;

7) комбинации указанных вариантов.

Общие подходы к кооперации со специалистами заказчика:

1) полная автономия эксперта;

2) специалисты заказчика поставляют актуальную информацию и организационно обеспечивают интервьюирование ее обладателей;

3) специалисты заказчика входят в бригаду экспертов;

4) специалисты заказчика оценивают промежуточные результаты исследования и вправе оппонировать экспертам;

5) эксперт взаимодействует со специалистами заказчика на стадии внедрения рекомендаций, мониторинга или аудита подвергшегося в соответствии с рекомендациями экспертов объекта.

Ответственность эксперта:

1) императивна и определенна (зафиксирована соответствующими нормативными правовыми актами);

2) носит договорный (факультативный) характер;

3) материальная ответственность застрахована (не застрахована);

4) предусмотрена регулятивными актами профессионального объединения (СМО, гильдии, союза, ассоциации и т. д.);

5) носит сугубо репутационный характер;

6) комбинации указанных вариантов. Временнóй аспект исследования имеет:

1) ретроспективный характер;

2) перспективный характер (прогноз);

3) «мониторинговую» природу;

4) комбинации указанных вариантов.

Объекты экспертной деятельности:

1) носят строго отраслевой характер;

2) носят межотраслевой (междисциплинарный, комплексный) характер;

2.1) документы и иные источники фиксации фактов и обстоятельств; 2.2) онлайн-информационные потоки;

2.3) носят традиционно материальный характер (денежные средства, основные средства, человеческие ресурсы и т. п.);

2.4) свидетельские показания очевидцев, аудио– и видеоисточники;

2.5) предварительные мнения экспертов, специалистов, научные разработки;

2.6) комбинация указанных вариантов и иное.

Варианты допуска на рынок экспертных услуг:

1) лицензирование;

2) обязательная сертификация; 3) добровольная сертификация;

4) членство в СРО или ином профобъединении;

5) образовательный ценз;

6) ценз «по стажу»;

7) возрастной ценз;

8) имущественный ценз (в том числе наличие страховых фондов);

9) страхование ответственности;

10) репутационный бренд;

11) комбинации данных вариантов.

Источники информации о компетентных экспертах для заказчиков:

1) государственные реестры;

2) реестры СРО и иных профобъединений;

3) корпоративные (отраслевые) реестры, в том числе обладателей добровольных сертификатов;

4) рейтинги;

5) рекомендации других экспертов и специалистов, располагающих должной репутацией;

6) «самореклама» эксперта;

7) комбинации данных вариантов.

Организационные способы и алгоритмы рекрутирования экспертов заказчиком:

1) тендеры;

2) акты компетентных госорганов, в том числе суда;

3) прямые форматы рекрутирования;

4) вхождение эксперта в творческие коллективы заказчика;

5) вневозмездный характер (репутационный, научный или общий эвристический интерес как ключевой мотив), в том числе в порядке дистанционного сотрудничества.

Опорные экспертные технологии:

1) дача заключения под конкретное экспертное поручение (ТЗ);

2) комбинация экспертного заключения и свода развернутых предложений по коррекции ситуации;

3) «хот лайн» (сотрудничество в формате «вопрос – ответ»;

4) «абонент» (предоставление заключений по меняющимся ситуациям на безлимитной основе до устранения нуждаемости клиента в услугах заказчика);

5) «оппонирование» (проверка и перепроверка ранее подготовленных экспертами и специалистами заключений и предложений);

6) вербальный формат (оперативное участие эксперта в коллективных обсуждениях ситуации).

Мера обязательности учета выводов эксперта:

1) строго обязателен, в том числе в силу закона;

2) обязательны «потолочные» позиции (не более и не менее позиций, прописанных в экспертном заключении);

3) необязателен;

4) обязателен «под условием», в частности, при наступлении определенных событий или истечении времени.

Критерии и способы оплаты услуг эксперта:

1) «подряд» (фиксированная сумма «за заключение»); 2) «почасовка» (с учетом фактической трудоемкости);

3) «абонент» (безлимитная схема за фиксированное месячное вознаграждение);

4) «бонус» (оплата при условии достижения позитивного результата вследствие осуществления рекомендаций эксперта).

Как видим, если исключить разного рода императивные ситуации (например, требования закона), то потенциальному заказчику есть из чего выбрать. И уж во всяком случае расхожая «трехчленка» представлений об экспертной практике «ТЗ – заключение – гонорар» как «единственная и неповторимая» не выдерживает никакой критики. Хорошо бы заинтересованным лицам все это доходчиво растолковать. Пока же у нас, как водится, сапожник же сплошь и рядом без сапог: коллегам-экспертам на это порой не хватает то ли мужества, то ли времени…

Совсем кратко подведем некоторые итоги. Считается, что быть экспертом в нашей стране весьма почетно и очень денежно. Но это – иллюзия! За ее розово-голубыми шорами просматриваются серьезные проблемы, и их – легион. Когда-то надо начинать с ними сражаться…