Текст книги "Серебряный монах"

Глава 17

Кабинет генерала медицинской службы Бурденко. За столом хозяин кабинета, генерал Абакумов и капитан Добрый День Екатерина Федоровна.

– Какие есть мнения по медицинскому объяснению факта исчезновения трех человек с поля боя? – деловито спросил генерал Абакумов. – В каком направлении нам вести поиски? Дело очень важное и находится на контроле там, – генерал поднял палец вверх, подчеркивая важность порученного дела. – Учтите, вся наша жизнь зависит от этого дела. Даже ваша Катынь, Николай Нилович, не так важна, как это дело.

– Может, Виктор Семенович, послушаем специалиста по этим вопросам? – предложил генерал Бурденко и, уловив одобрительный кивок головой, сказал капитану Добрый День, – будьте так любезны, Екатерина Федоровна, изложить свои соображения по данному вопросу.

– Я могу сказать, что у нас огромное поле для поиска и вероятность того, что мы их найдем, равняется нескольким процентам, – сказала капитан, – но я попробую определить направления поисковых мероприятий. Все люди инкарнируются в богов и в существа небожественного происхождения. В греческой мифологии таких людей называли титанами. Следующая группа инкарнаций это добрые или злые существа в виде духов, фей, чертей и ведьм. Затем – животные. Кое-кого мы уже нашли, но установить с ними контакт невозможно. Хотя, нет, установить контакт возможно, но что мы будем делать с этим контактом? Есть еще группа идагов-чудовищ, вечно терзаемых голодом и жаждой, обитателей различных чистилищ и подвергаемые там жестоким мучениям. Это тоже отбрасываем. Предметы и растения тоже отбрасываются, хотя нахождение в вышеперечисленных группах тоже не вечное. Даже боги не вечные. Через какое-то время проходит новая инкарнация и люди превращаются снова в людей или переходят в одну из перечисленных групп в зависимости от того, какие поступки они совершали, пребывая в том или ином состоянии. Поэтому искать нужно среди людей, и я еще раз повторю, что вероятность их нахождения очень мала. А появление на поле боя монаха с резонатором в виде медного котелка и железного била может указать нам направление и место поиска. Это Памир. И если они попадут в Шамбалу, то нам придется очень долго искать то, что до сих пор еще не найдено.

– Что-то вы, Екатерина Федоровна, так долго говорили, а назвали только одно место – Шамбалу и то с малой долей вероятности, – сказал недовольно Абакумов.

– Я для того и говорила подробно, – сказала Добрый День, – потому что в случае неудачи будут обвинять меня, а ведь объект поиска может быть простым камнем или пнем там же в районе прошлого боя.

– Как это пнем или камнем? – не понял Абакумов.

– Человек может инкарнироваться и в неодушевленные предметы, как то деревья, камни, какие-то искусственные сооружения, в предметы обихода. Например, вот вы сейчас курите «Северную Пальмиру», а кто может ручаться, что это не инкарнация какого-нибудь Сидорова Ивана Петрович? – не удержалась от язвительного вопроса капитан.

Абакумов поперхнулся дымом и затушил папиросу, размышляя, то ли ему запить сказанное, то ли пойти в туалетную комнату и порыгать. Вот, дурра баба, скажет такое, а потом оно еще и ночью приснится. Надо будет кого-нибудь в футбольный мячик инкарнировать, пусть его попинают как следует. И монаха такого с медным котелком на службу принять. Присвоить ему младшего сержанта, а потом указать ему пальцем на кого нужно, постучит он в свой котелок и вот злобный Берия уже свиньей хрюкает, и понять не может, куда его НКВД подевалось.

– Хорошо, – сказал Абакумов, выдав свои смятения за начальнические размышления, – служба технической поддержки изготовит для вас необходимые документы, деньги в любой валюте и вперед. Все сообщения направлять в адрес профессора, чтобы никто не догадался, что тут замешаны спецслужбы.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – капитан Добрый день встала и вышла из кабинета.

– Как с размножением Метелкиных? – спросил начальник СМЕРШ и профессора Бурденко.

– Оплодотворены десять добровольцев женского пола, – доложил профессор.

– Аааа, – задумчиво протянул Абакумов, – а не пробовали для этого дела привлечь добровольцев мужского пола? От них и солдаты покрепче будут.

– Думали над этим вопросом, но не создал Бог мужчин способными к размножению в своем чреве, – сказал профессор.

– Что за старорежимные разговоры о каком-то там Создателе? – поморщился генерал-чекист. – Бога нет, не было и не будет. Наш Бог – это Карл Маркс и товарищ Ленин. Используя марксистко-ленинскую научную методологию, мы сможем достичь невиданных результатов. Помните, мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор, нам Сталин дал стальные руки-крылья и вместо сердца пламенный мотор… Вот как нужно вести науку. Все можно сделать и мужиков заставить детей рожать.

– Работаем над этим, – пробормотал Бурденко, понимая, что Абакумов разошелся не на шутку. Взбредет ему в голову и заставит дрессировать обезьян и делать из них стахановцев, чтобы все пятилетки выполнять в три года. А зачем тогда план пятилетний принимать? Прими трехлетний план и выполняй его на здоровье.

– И за какое время вы думаете получить потомство? – спросил генерал.

– Как обычно, не раньше, чем через девять месяцев, – сказал профессор, – потом нужно будет подождать до юношеского возраста, а это еще пятнадцать лет, так что лет через шестнадцать можно будет определенно сказать, удачен наш эксперимент или нет.

– Вы что, издеваетесь надо мной? – закричал Абакумов. – За это время война закончится, да и я товарищу Сталину обещал, что скоро будет результат.

– Постараемся сделать побыстрее, – сказал профессор.

– Да уж, постарайтесь, – сказал раздраженно Абакумов, – это вы, грамотеи, тормозите научный и технический прогресс. Нужно все делать быстро. Сказали – нужно! Ответили – есть! И за работу. А через месяц уже первый доклад. Как мы противотанковые оружия делали для защиты Москвы? А? Две недели и готово. Ладно, я пошел, а вы работайте побыстрее. Нам сильный народ позарез как нужен. Бабы не успевают рожать, на вас вся надежда.

Глава 18

В оперативно-техническом отделе Главного управления контрразведки СМЕРШ Екатерине Федоровне Добрый день выправили документы на гражданку Швейцарии Гутен Таг Екатерину Фридриховну.

Профессор провожал на вокзале свою лучшую работницу и желал ей удачи.

– Вы там, голубушка, уж поберегите нашего пациента, – говорил он, – это будет революция во всей медицине. Да что там в медицине, во всей науке. Возможно, что мы узнаем тайну нашего мироздания, а, может, узнаем фамилию, имя и отчество нашего Бога.

– Профессор, да что вы такое говорите, – испугалась капитан Гутен Таг – Добрый День, – это же кощунство…

– Нет, милочка, это не кощунство, – парировал профессор, – мы божьи дети и имеем право знать имя Отца нашего. Но это потом, езжайте, милочка, езжайте…

Паровоз дал резкий гудок, затем колеса паровоза закрутились быстро-быстро и состав плавно тронулся с места.

Глава 19

Оперативно-технический отдел главного управления имперской безопасности (РСХА) изготовил документы на имя Марии Федоровны Добрый День, которые в этот же день вручили гауптштурмфюреру СС Гутен Таг Марии Фридриховне.

– Мари, ты должна найти нашего питомца и он должен быть жив, – напутствовал ее профессор Гутен Таг (Guten Tag) – руководитель проекта «Зильбер Кугель» (Серебряная Пуля). – С этим человеком связана большая тайна, которую я раскрою тебе только после возвращения вместе с ним. С нами Бог и Фюрер. Хайль Гитлер, – и профессор отвернулся, смахивая в платочек непрошенную и крупную слезу. Затем он вышел из лаборатории и в его твердой походке чувствовалась решительность немца, бросившего вызов всему цивилизованному миру.

Бомбардировщик немецких люфтваффе, натужно гудя, совершил посадку в Стамбуле, бывшем как бы нейтральной, но пронемецки настроенной территорией, на которой кишели сотни разведчиков со всего мира, выискивая то, не знаю что и неизвестно для чего, но никогда и никакая информация не оказывалась бесполезной.

– Мадам, давайте ваш чемодан, Ахмед всего лишь за пару пиастров поможет, – сказал смуглый носильщик на русском языке.

Мария Федоровна не удивилась и спросила:

– А что, турецкие лиры сейчас не в ходу, – и отдала свой чемодан носильщику, расплатившись с ним двумя бумажками.

Вечером в кабинет Абакумову вошел секретарь с папкой.

– Радиограмма.

В радиограмме было три слова: Роза Тибет Шамбала.

– Так, так, – удовлетворенно ухмыльнулся генерал, – посмотрим, чей соловей поет лучше77
  Пение соловья означает удачу и хорошее здоровье для слушающего.


[Закрыть].

Кабинет Лаврентия Берии.

– Приказываю, – генеральный комиссар безопасности чеканил слова, поблескивая стеклами круглых очков, которые он надевал, когда был сильно не в духе, потому что пенсне сваливалось с носа, – установить круглосуточное оперативное наблюдение за козлом полковника и за свиньей политрука. Изолировать их от общения с местным населением и дождаться, когда они снова переселятся в их тела и тогда обоих отдать под трибунал. Обоих, и под трибунал, чтобы знали, как под личиной сотрудника доблестного и народного комиссариата внутренних дел скрывать личину верующего козла, а под личиной политического работника скрывать обыкновенную свинью и еще в свинском состоянии распевать «Интернационал». Что он, других песен не знает. Например, вот эту, – и он начал притоптывать ногой, вспоминая подходящую к случаю песню, – ты же мени пидманула…, нет, лучше вот эту, – шумел камыш, да ну его, пусть Щербаков с ним разбирается.

Кабинет начальника Главного политического управления Красной Армии Щербакова.

– Вы говорите, что свинья хрюкает «Интернационал»? – кричал Щербаков. – Да как вы смеете оскорблять пролетарский гимн? Да я вас всех на партийную комиссию, всех из партии исключу, подлецы, свинью зарезать и скормить её…, – и он прикрыл рот ладошкой. – А товарищ Сталин знает об этом?

– Так точно, знает, – подтвердил помощник.

– Тогда так, – откашлялся Щербаков, – для свиньи построить отдельный свинарник, дать ей усиленный рацион и охрану, охрану выставьте, чтобы не дай Бог, какая-нибудь сволочь не объела бесценное приобретение и доказательство того, что марксизм-ленинизм охватил весь живой мир. Если так пойдет, то и воробьи будут чирикать цитаты из классиков, напоминая людям из враждебных нам государств, что идеи Маркса, Ленина и Сталина это мощное оружие в борьбе с мировым империализмом.

Глава 20

Тибет. Горная тропа. Завывает ветер и бросает в лицо пригоршни снега. На тропе Савандорж с медным котелком, штурмфюрер фон Безен и лейтенант Метелкин.

– Савандорж, – сказал штурмфюрер, – ты что наделал?

– Я, однако, – ответил монах, – только тучи и дождь хотел вызвать, а вот смотри, как получилось. Сильно котелок звенел.

– Ты куда нас занес? – вступил в разговор Метелкин, удивляясь тому, что он говорит по-немецки так, как будто это его родной язык.

– Однако, не знаю, где мы, – сказал Савандорж, – сейчас вот в котелок постучу и узнаю.

– В бубен тебе настучать надо, – сказал по-русски фон Безен, сам удивляясь тому, что говорит на языке своего врага и что русский лейтенант свободно говорит по-немецки.

– Однако, у Савандоржа нет никакого бубна, поэтому в бубен стучать не будем, – сказал монах, – а вот вы оба можете смотреть друг на друга как в зеркало.

– Слушай, монах, – сказал штурмфюрер, – перестань говорить загадками, я смотрю на своего врага и не вижу самого себя, он не зеркало.

– А вот видишь, только ты не догадываешься, – начал говорить монах, закатывая глаза к небу, – и он тоже не догадывается, – продолжил монах, указывая на Метелкина.

– Ты чего-нибудь понимаешь? – спросил фон Безен у лейтенанта.

– Совершенно ничего не понимаю, – ответил тот, – хотя, если исходить из того, что если я гляжу на тебя и вижу себя, а если ты глядишь на меня и видишь меня, то мы с тобой внешне похожи. У тебя есть родинка за левым ухом? – спросил Метелкин.

– Вроде бы есть, – сказал штурмфюрер, – посмотри сам, а потом я посмотрю у тебя.

Они осмотрели друг друга, нашли родинки и сели рядом на тропе, забыв о пронизывающем холоде.

– Выходит, что мы с тобой родственники, – сказал Метелкин по-немецки.

– Выходит, что так, – подтвердил фон Безен по-русски, – мне часто снилось, как моя мама пела мне колыбельную песню на русском языке.

– А я помню, как моя мама пела колыбельную на немецком языке, – сказал Метелкин.

– А как же мы оказались в разных местах и даже в разных армиях? – вздохнул фон Безен.

– А вот это загадка, – согласился Метелкин. – Савандорж, стучи в бубен!

Монах стал стучать в котелок, и снова темная туча закрыла небо, а снежные заряды стали заносить трех спутников, неизвестно как оказавшихся в горах.

Глава 21

Безымянная деревушка в тибетском районе У-Цанг. Северо-восточнее район Амдо, юго-восточнее – район Кам.

Безымянной деревушку назвать было нельзя, потому что жители считали ее верхней и так и называли ее – Верхняя.

Екатерина Федоровна Добрый День, а по документам Екатерина Фридриховна Гутен Таг разместилась в гостинице, то есть в доме старой вдовы Лохонг.

В этот же день ближе к ночи в гостиницу прибыл новый постоялец. Вернее, постоялица – Мария Федоровна Добрый День, ранее бывшая Марией Фридриховной Гутен Таг.

Чувствуя, что не только уважаемый читатель начинает путаться в наших героинях, благо они похожи друг на друга, в дальнейшем повествовании мы будем называть их Екатериной и Марией, или просто – Катя и Маша.

– Вы, девки, не сестры, однако? – спросила мадам Лохонг, подслеповато прищуриваясь на новых постоялиц.

– Нет, нет, – дружно заверили они, и как-то так получилось, что обе сказали это на тибетском наречии.

– Ну, ничего страшного, – сказала мадам, – у меня всего одна женская комната, так что не подеритесь, хотя, бывает, чаще всего сестры и дерутся между собой. А на ужин дам вам кислого молока с лепешкой, спать будете крепче.

Глава 22

Снежная буря все усиливалась, а крупный снег падал и подхватываемый ветром прилеплялся к горам и всему, что было на них.

Сквозь снег был еле слышен стук била в медный котел. Наконец последний звук смолк и вздрогнула вершина горы, как будто холодный и мокрый снег попал ей за воротник. Еще раз дернувшись, гора вызвала снежную лавину, которая понеслась вниз, сметая все на своем пути и прихватывая то, что плохо лежало на горе.

Лавина остановилась на окраине безымянной деревушки недалеко от хижины мадам Лохонг.

Выйдя с фонарем на крыльцо, мадам увидела что-то блестящее в снегу. Это оказался медный котелок.

– Вот, однако, Будда и обо мне позаботился, – подумала пожилая женщина и потянула к себе котелок.

Котелок подался удивительно легко, но он к чему-то прицепился дужкой и никак не хотел отдаваться другому хозяину. Потянув посильнее, мадам Лохонг увидела руку, которая держала котелок. Начав откапывать руку, она увидела буддийского монаха, державшего котелок. Откапывая монаха дальше, она увидела, что он держит за руку другого человека в военной форме из числа тех, кто не так давно приезжал к ним в горы и говорил, что они приехали от внебрачного сына Будды по имени Гитлер.

Быстро сбегав в дом, мадам Лохонг разбудила сладко спавших постоялиц и позвала помочь ей.

Втроем они откопали монаха и двух мужчин, один был в эсэсовский форме, а другой в форме офицера Советской Армии.

Взял старую кошму, они притащили мужчин в дом. Катя и Маша проявили достаточно высокий уровень медицинской подготовки и установили, что внутренних повреждений у них нет, но люди сильно замерзли и находятся на пороге между жизнью и смертью. То же самое подтвердила и мадам Лохонг, исследовав монаха.

– Однако, девки, – сказала мадам, – спасать мужиков надо.

– А как это сделать? – спросили молодые женщины. – У нас нет ни лекарств, ни нужных инструментов.

– Эх вы, городские, – засмеялась тибетская женщина, – женщина собой спасает мужчину. Тащите их к себе в постель, раздевайте и согревайте своим телом. Мужчина, почувствовавший женщину, вернется с того света.

– А вдруг они захотят овладеть нами? – спросила Маша.

– А с тебя, что убудет? – спросила мадам. – От одного раза не сотрешься и на остальную жизнь хватит. Все, тащите мужиков по комнатам, – она схватила монаха за воротник халата и потащила в свою коморку.

Екатерина и Мария, одна в женской комнате, а другая в мужской комнате массировали голых и бездыханных мужчин, пытаясь зажечь в них искру жизни, но они не шевелились, хотя было видно, что кожа стала понемногу краснеть, показывая, что капилляры наполняются кровью и он пошла к жизненно важным органам.

Мужики бы красивыми и хорошо сложенными, вызывая внутреннее желание быть рядом с ними в положении на и под.

Где-то под утро Екатерина проснулась от того, что дом шевелился как живой. Она напряглась в готовности выпрыгнуть из постели в случае землетрясения, но услышала легкие стоны мадам Лохонг и поняла, что та преуспела в деле оживления своего пациента.

Собираясь снова лечь в постель с уже теплым мужчиной, она вдруг увидела, что тот смотрит на нее внимательным взглядом.

– Ты гурия? – спросил мужчина и, не дожидаясь ответа, повалил Катю на постель, обнимая крепкими руками.

В соседней комнатенке через тонкую дощатую стенку явственно заскрипела кровать и послышались страстные стоны Марии.

Мужчины были спасены старинным тибетским способом, которым всегда спасали людей. Этот же способ применялся и для быстрого излечения раненных в битвах рыцарей и богатырей. В древней России к этому способу присоединялся и банный метод с употреблением немалого количества хмельных напитков.

Глава 23

Позднее утро.

На кошме сидят четыре человека. Исай Иванович Метелкин, лейтенант в распоряжении СМЕРШ, Йозеф фон Безен, штурмфюрер СС, Мария Гутен Таг, гауптштурмфюрер СС и Екатерина Добрый День, капитан медицинской службы Красной Армии.

Все одеты в монгольские халаты, из-под которых видны босые ноги. Все четверо пьют горячий чай с молоком и маслом.

Савандорж занимается разделкой мяса в кухонном углу.

Мадам Лохонг готовит какое-то блюдо из муки.

– Давайте знакомиться, – предложил лейтенант Метелкин. – Екатерину я знаю, с Йозефом познакомился на поле боя, а вот как вас зовут, – обратился он Марии. – И еще вопрос, на каком языке говорить будем?

– Ничего себе, – возмутилась Мария, – сначала называл меня гурией, а потом предлагает познакомиться, – и она влепила Метелкину пощечину.

– Подлец, – сказала Екатерина и тоже влепила Метелкину пощечину.

– Ты раньше спала с ним? – спросила одна девушка другую.

– Спала, – подтвердила та, – только вот у меня сомнения, а правильно ли я влепила ему пощечину? Мне кажется, что мной был Метелкин.

– А я даже не знаю, кто был со мной, – сказала Мария, – они такие одинаковые, может, и я погорячилась тоже. И мне кажется, что мы все понимаем русский и немецкий языки.

– Женщины, – степенно сказал фон Безен, – вы такие одинаковые, что и я мог перепутать вас.

– С кем перепутать? – одновременно спросили женщины.

– Вас между собой, – засмеялся штурмфюрер, – но это дело не так важное, давайте выясним, зачем мы здесь собрались. Савандорж, – крикнул он.

– Слушаю, насяльника, – согнулся в поклоне монах.

– Ты зачем нас сюда привел? – спросил штурмфюрер.

– Приказ свыше был, однако, – сказал уклончиво монах.

– От кого именно? – настаивал Фон Безен.

– От самого большого насяльника, – повторял Савандорж.

– От Будды, что ли? – спросил Метелкин.

– Еще выше, – сказал Савандорж.

– Кто же еще выше Будды? – спросил фон Безен.

– Профессор, – гордо сказал монах.

– Хорошо, – не стал уточнять фон Безен, – а как они приехали именно в то время, как мы появились здесь? Как можно до Тибета добраться за несколько часов?

– Они ехали долго, насяльник, – сказал Савандорж, – и мы тоже гуляли долго, месяц, однако, гуляли.

– Где гуляли? – не понял Метелкин.

– Везде гуляли, – уклончиво ответил монах, – сейчас чай выпьете и все вспомните.

Подошедшая мадам Лохонг принесла на деревянном подносе две расписные деревянные пиалы с дымящейся жидкостью.

– Пейте, однако, – сказал Савандорж мужчинам.

Переглянувшись между собой, Метелкин и Безен выпили.

Питье было приятным и пахло какими-то травами. Внезапно в глазах поплыли метельки-огонечки и что-то голубое заполонило все пространство. Они уже спали.

Глава 24

Метелкин и фон Безен идут по какой-то дороге, окутанной легкой дымкой. Вокруг тишина и дорога такая мягкая, что заглушает шум шагов.

– А где Савандорж? – спрашивает фон Безен и голос не разносится вокруг. – Где Савандорж? – кричит штурмфюрер и трогает за плечо Метелкина.

– Чего? – кричит лейтенант и понимает, что фон Безен не слышит его. – Чего? – Метелкин наклоняется к штурмфюреру и кричит ему в ухо.

Фон Безен отшатывается и говорит:

– Ты чего кричишь? Я же не глухой, – но понимает, что слова не долетают до его собеседника. Тогда он наклонился к Метелкину и сказал нормальным голосом:

– Ты не знаешь, где Савандорж.

– Не знаю, – ответил Метелкин, – может, его вообще с нами нет. А что это за местность, ты здесь бывал когда-нибудь?

– Нет, место незнакомое и такое ощущение, что впереди усадьба какого-нибудь помещика, – сказал фон Безен.

– Похоже, – согласился лейтенант, а вот там впереди и ворота виднеются.

Впереди в дымке были кружевные ворота, а за воротами была такая же дымка, как и за спиной путников.

Около ворот прохаживался старичок в белом балахоне и с двумя ключами на поясе. Один ключ золотой, а другой серебряный.

– Смотри, – сказал фон Безен Метелкину, – мы у ворот на тот свет, а это апостол Петр, у него золотой ключ от врат Рая, а серебряный от Ада.

– А ты откуда все это знаешь? – лейтенант недоверчиво покосился на штурмфюрера-всезнайку.

Эх ты, большевик, – сказал фон Безен, – я учился в нормальной школе и нам вместо коммунистической теории преподавали историю и рассказывали о религии, а в декабре месяце двадцать пятого числа мы праздновали Рождество – день рождения Иисуса Христа.

Подойдя к воротам, они поздоровались со старичком.

– Докладывайте о своих хороших делах, – предложил старик.

– Я боролся с большевизмом, – доложил фон Безен.

– А я боролся с фашизмом, – торжественно сказал Метелкин.

– А разве между ними есть какая-то разница? – удивился апостол.

– А как же, – сказал лейтенант, – фашисты борются за счастье капиталистов, а мы боремся за счастье простого народа.

– Каких капиталистов? – сказал штурмфюрер. – Национал-социалистическая рабочая партия Германии не имеет никакого отношения к фашизму. Это все коммунистическая пропаганда. Фашизм есть только в Италии. А в Германии наши «наци» подняли с колен Германию, обеспечили работой рабочий класс и крестьянство и свято блюдет их гражданские права. Не то, что коммунисты в России, которые расстреливают миллионами своих людей, за то, что подобрали три колоска в поле или опоздали на пять минут на работу.

– Наша партия большевиков тоже подняла Россию с колен, – запальчиво стал говорить Метелкин. – Мы провели индустриализацию и коллективизацию. У нас все работают на победу, не считаясь ни с какими жертвами.

– Вот-вот, не считаясь ни с какими жертвами, – ухмыльнулся фон Безен. – Вы были в числе победителей в Великой войне и могли тоже поучаствовать в грабеже Германии. Но ваши большевики при поддержке нашего Генерального штаба совершили революцию в стране-победительнице и развернули гражданскую войну. Вы уже подсчитали, сколько людей вы загубили в гражданскую войну и в лагерях во время вашей индустриализации и коллективизации. Мы же вас расколошматили в 1941 году в пух и прах. Народ свой вы не жалеете. Ваши фюреры говорят, что русские бабы еще нарожают детей.

– Зато ваши гестаповцы носят черные повязки со свастикой, – выдвинул последний аргумент лейтенант.

Ну и пусть носят, – миролюбиво сказал штурмфюрер. – Это знак солнца, знак чистоты и стремления к свету. А ваши гестаповцы носят змею с мечом на рукаве, а комиссары носят пентаграмму. Ты знаешь, что она обозначает? Не знаешь, вам и не говорили об этом. Она олицетворяет власть правителя, которая распространяется на все четыре стороны света. Вы сразу поставили задачу завоевания всего мира и лозунг ваш «Голодранцы усих краин – гоп до кучи!» тоже является признаком завоевательных намерений.

– Это вы завоевали всю Европу, – не сдавался Метелкин.

– Мы не завоевывали Европу, – степенно сказал фон Безен. – Кто из европейских стран воевал с нами? Да никто. Австрия ликовала, когда мы пришли туда. В Чехословакии в нас выстрелил один пьяный майор. Венгрия нас поддержала. Словакия тоже. Бельгия, Голландия, Люксембург… Франция имитировала войну с нами, как же, самая крупная армия в Европе. С Польшей пришлось повозиться две недели. Но ваш Сталин помог нам, внезапно появившись за польской спиной. Да, с Англией мы воюем, но мы же ее не завоевали. А вот расскажи-ка уважаемому старцу, как вы завоевали весь Кавказ и Среднюю Азию с Прибалтикой.

– Мы ничего не завоевывали, – запальчиво сказал лейтенант. – Это все наши земли. Императоры российские завоевывали их не для того, чтобы отдавать их кому-то и чтобы они мнили себя равными нам.

– Вот именно! – торжествующе сказал штурмфюрер. – Вы как были империей, так и остались империей. А у любой империи главной задачей является завоевание новых земель и порабощение других народов. Вы к тому же еще расисты, а в отношении евреев вы ведете себя как тысяча гитлеров.

– Неправда! – закричал Метелкин. – Мы любим евреев.

– Вы их любите? – гомерически захохотал фон Безен. – Вы уничтожаете дома главного еврея Иисуса и всеми силами стремитесь воспитать ненависть у своего народа к представителям еврейской нации, наводняя органы безопасности их представителями.

– Хватит, хватит, – замахал на них руками апостол Петр, – я совершенно не вижу разницы между вами. Когда придет время Высшего суда, вы будете сидеть рядом на одной скамейке. Поэтому, я открою вам дверь серебряным ключом.

– Вы отправляете нас в Ад? – воскликнули хором два офицера.

– А вы что, думали, что попадете в Рай с одинаковыми заслугами? – спросил апостол. – Нет уж, будьте самокритичны к себе и к своим фюрерам. Они тоже будут там, может начать подготовку к их торжественной встрече.

– А что там, в Аду? – спросили офицеры. – Там черти и кипящие котлы?

– Боже, какие же вы дремучие, – сказал апостол Петр, – у чертей других забот по горло. Им не до вас. В Аду главный принцип: все, что ты желал другим людям – испытай на себе.

– Как это так? – не поняли молодые люди.

– Очень просто, – сказал апостол, – коммунистам – фашистские концлагеря, фашистам – большевицкие концлагеря. И там, и там работа круглосуточно за палочки.

– За какие палочки? – чуть не плача стали выяснять кандидаты в Ад.

– За трудодни, – спокойно ответил апостол, – там у них, правда, расценки все время меняются. У них кусок хлеба стоит то пятнадцать палочек, то двадцать. Коммерсанты хреновы, большевики недоделанные.