Текст книги "Забытые герои войны"

Зоя погибла за счастье…

«Ее задание было поджигать дома»

Еще несколько десятков лет назад Зоя Анатольевна Космодемьянская была символом подлинного героизма советских людей в Великой Отечественной войне. 16 февраля 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР ей было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Так она стала первой женщиной, удостоенной этого высокого звания в годы войны. В послевоенное время образ Зои Космодемьянской отражали в художественной литературе, публицистике, кинематографе, живописи, монументальном искусстве, музейных экспозициях. Но пройдет время, и появятся публикации, ставящие под сомнение подвиг русской девушки, ее героизм. Этим самым их авторы еще раз подтвердили давно известное утверждение: и мертвых можно легко втоптать в грязь, потому что они уже никогда не смогут ответить…

Осенью 1991 года «Аргументы и факты» опубликовали статью писателя А. Жовтиса, который якобы пересказал историю, которую услышал от покойного на тот момент писателя Н. И. Анова (Иванова). Анов, собираясь написать повесть о Зое, поехал в Петрищево, где одна учительница «между нами» рассказала ему следующее: «Немцы заняли Петрищево во время общего наступления на Москву. Они назначили старосту и ушли. Староста поддерживал контакт с оккупационными властями, располагавшимися в другом населенном пункте. Однажды ночью в деревне загорелась изба, пожар уничтожил ее дотла. Люди пришли к заключению, что это был поджог, и на следующую ночь выставили караульных. Через день или два поджигатель был пойман с поличным: неизвестная девушка с помощью тряпок, смоченных в керосине, пыталась поджечь другую избу. Зима была суровая, одна семья, потерявшая кров, ютилась у соседей, жители деревни были обозлены и разъярены. Караульные зверски избили девушку, затем втащили ее в избу к Лукерье, а утром староста отправился к властям и доложил о случившемся. В тот же день девушка была повешена прибывшими в Петрищево солдатами спецслужбы… Немцев на постое здесь не было, и, следовательно, не было никаких немецких конюшен, которые, согласно официальной версии, партизанка якобы подожгла. После прихода наших войск многие жители деревни были арестованы и увезены неизвестно куда. Отсюда непроходящий страх оставшихся перед возможными репрессиями…»

По мнению Жовтиса, «трагедия в подмосковной деревушке явилась результатом того, что, срочно создавая партизанские отряды из готовых к самопожертвованию во имя правого дела мальчиков и девочек, их, видимо, ориентировали на осуществление тактики «выжженной земли».

К слову сказать, Александр Лазаревич Жовтис (1923–1999) – советский и казахстанский писатель, литературовед, переводчик, педагог. Доктор филологических наук, профессор Алма-Атинского университета им. Абая. Член международного ПЕН-клуба. Автор научных исследований в области теории поэтической речи. Переводчик корейской классической поэзии. Родился в еврейской семье адвоката Лазаря Борисовича Жовтиса и его жены Розалии Исааковны. В 1942 году вся семья оказалась в эвакуации в Казахской ССР, где осталась в послевоенные годы.

Пройдут годы, и в декабре 2006-го в зарубежном альманахе «Лебедь» появится еще одно творение – «Мифы войны» («Баллада о школьнице и писателе») В. С. Батшева: «Итак, мы вплотную подошли к одному из популярных мифов советско-германской войны. Заодно мы коснемся и другого.

Что такое миф? Почти всегда он несет с собой не только событие, но и героя.

В нашем случае герой – московская школьница, страдающая психическим расстройством. Перед войной, зиму 1940/41 года, она лечилась от него в психиатрической больнице имени Ганнушкина в Москве.

В воспоминаниях ее матери мы прочтем, какой она была хорошей девочкой, активной пионеркой и комсомолкой, как училась, что читала, какие отметки получала. Но вот попала девочка в больницу (которую мама кокетливо называет санаторием).

Лечил школьницу психиатр Коганович. (Фамилию врача мне любезно сообщил М. Шенкман, за что приношу ему искреннюю благодарность.)

И – о радость! – в больнице лежит любимый писатель школьницы! Автор популярных среди советских школьников романтических книжек про голубые чашки и мальчиков-барабанщиков, про дальние страны и школу мужества.

Писателя доставили в больницу с «белой горячкой». Говорят, что он пил с той поры, как публично отказался от своей арестованной жены. А может, и с того времени, как мальчишкой, но с партийным билетом командовал карательным отрядом, который расправлялся с непокорными алтайскими крестьянами. Затем будущий писатель стал командиром полка внутренних войск ВЧК – ОГПУ, но во время боя с повстанцами получил рану в голову, и с тех пор… Да-да! С тех пор, как рассказывали его сын и внук, будущего писателя стали посещать мальчики кровавые. Но, думаю, это все-таки неправда, а позднейшие литературные напластования.

Странный у нас получается клубок. Не правда ли, читатели? Сплошной узел карательной машины советской страны, психически неполноценных людей (не забудем, что и Сталин, по утверждению академика Бехтерева, страдал паранойей), писатель, школьница…

Так вот, писатель и школьница подружились, насколько могут подружиться два неполноценных человека в условиях психиатрической больницы.

Впрочем, мне их отношения представляются больше отношениями поклонницы и таланта.

Разумеется, писатель много разглагольствовал о судьбе подрастающего поколения, о его путях и судьбах, о предназначении и т. п. Тогда-то, вероятно, в силу обстоятельств он и сказал, что надо и жизнь отдать за идею, если потребуется.

Только не уточнил, кому потребуется.

Они расстались в марте 1941 года, чтобы больше не увидеться. <…>

А школьница?

Да, где же школьница, роман с которой ожидали наши читатели, но намеков на который у меня нет и которых я даже не нашел, как ни старался (а хотелось!).

А школьница «попала под приказ» № 0428.

В октябре она отправилась в городской комитет комсомола и стала требовать, чтобы ее взяли добровольцем на фронт.

Сначала ей отказывали, потом какой-то чекист заметил сумасшедшинку в глазах и предложил ей «специальную работу» в тылу врага.

Надо ли говорить, что школьница немедленно согласилась!

В те дни молодчики Судоплатова добровольно-принудительно сформировали около 20 диверсионных молодежных отрядов под руководством кадровых чекистов. Почти все эти молодые люди, обманутые грязными чекистами, полегли на подмосковных просторах, многие не успев даже один-единственный раз в жизни выстрелить.

В один из отрядов была зачислена молодая девушка, Нина Костерина, дочь писателя Алексея Евграфовича Костерина. Писатель в 1937 году был осужден ОСО и гнил на сталинской каторге. Что же, его дочь не знала о том? Знала. И потому пошла в диверсанты. Руководящие товарищи заявили ей, что только таким образом она сможет облегчить участь отца. Нина Костерина пишет об этой альтернативе в своем дневнике откровенно – она кладет свою молодую жизнь не за чуждого и ненавистного ей кремлевского людоеда, а за своего отца.

Жертва Нины оказалась напрасной – она погибла при переходе линии фронта, а отец вышел на волю только в 1954 году.

Дневник Нины Костериной, опубликованный в 1960 году в «Новом мире», стал своеобразной литературной сенсацией своего времени.

Но вернемся к московской школьнице. За пару недель молодчики из управления Судоплатова научили стрелять, кидать гранаты, основам топографии и с группой таких же юных энтузиастов по первому снегу перебросили в тыл медленно наступающих немецких войск.

Ее задание было поджигать дома, в которых жили немцы и конюшни, в которых стояли кони немецких солдат. Для этого ей дали три бутылки с зажигательной смесью (который немцы называли «коктейль Молотова») и револьвер системы «наган».

Она попыталась поджечь конюшню – это было просто. Но вышедшие люди заметили ее и сумели погасить пожар. Тогда она убежала.

Но население насторожилось – объявился поджигатель.

Когда на другой день она попыталась поджечь избу, в которой жили солдаты, ее поймали.

Схватили ее простые русские крестьяне, избу которых она хотела спалить и оставить на морозе семью с маленькими детьми.

Крестьяне не могли допустить, чтобы кто-то это сделал. Это была их собственная изба, в которой находились на постое трое немецких солдат.

Немцы стали допрашивать школьницу.

– Кто вас послал? – спросили ее.

– Меня послал Сталин! – закричала она, вспоминая лик своего божества.

– Где Сталин? – удивились немцы.

– Сталин в Кремле! – кричала она в экстазе.

Ее стали бить, но она впала в каталепсию и боли не чувствовала.

По законам военного времени на другой день ее повесили.

В январе 1942 года журналист Петр Лидов приехал вместе с наступающими частями 20-й армии генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова в деревню Петрищево.

– А у нас тут немцы девушку повесили, – рассказал ему кто-то из жителей.

– А как ее звали? – спросил журналист.

– Не знаем, – признались жители. – Может, Катя… Может, Таня…

На другой день на газетных страницах родился миф про героическую русскую девушку, которая призывала советский народ бороться за Сталина. (В психиатрическую больницу имени Ганнушкина немедленно был послан наряд НКВД, который изъял историю болезни З. Космодемьянской. Врачу Когановичу пригрозили сроком за разглашение, и до середины 50-х годов он молчал.)

Дальше – ясно.

Дальше взошла звезда Зои Космодемьянской

Что еще?

Ах, писатель…

Фамилия его была Голиков. Печатался под псевдонимом Гайдар. Аркадий Гайдар.

Вот так.

P.S.

После выхода в 2002 году моей книги «Власов» – нет, не в России, любезные читатели, там ее издавать упорно не хотят, – где приводится эта история, российская газета под соответствующим названием «Московский комсомолец» высказала свое недовольство. Меня обвинили в искажении фактов, в переписывании истории и т. п. (Это было до того, как Путин заявил, что «мы не позволим переписывать историю Великой Отечественной войны».) Но газета на манер всем известной унтер-офицерской вдовы сама себя высекла, опубликовала фотографию Гайдара в сумасшедшем доме (ныне психбольница № 3 им. Ганнушкина)».

Новоявленный разоблачитель, Владимир Семенович Батшев, который называет себя русским писателем, родился в 1947 году. В апреле 1966-го был осужден на 5 лет за тунеядство. Отбывал ссылку в селе Большой Улуй Красноярского края. Под давлением издательства «Посев» освобожден уже в 1968-м. С 1968 по 1975 г. участвовал в диссидентском движении. В феврале 1995 г. эмигрировал в Германию. С тех пор оттуда и пишет свои «баллады» (лиро-эпические произведения, т. е. рассказы, изложенные в поэтической форме, исторического или героического характера)…

«Отбирали лучших комсомольцев»

15 октября 1941 года Государственный комитет обороны принял решение о срочной эвакуации из столицы иностранных миссий, Наркоматов обороны и ВМФ, Генштаба и правительства. Видя нередко убегающих начальников, москвичи решили, что город сдают врагу. В Москве началась самая настоящая паника. Ее жители устремились на восток, в городе грабили магазины, избивали эвакуировавших начальников, отбирали транспорт. Но были и те, кто в эти жуткие октябрьские дни готовился к уличным боям. Например, многие москвичи записывались в коммунистические, рабочие батальоны, боевые дружины, занимавшие оборону в городе. В каждом районе создавались отряды истребителей танков, парашютистов, подрывников и снайперов.

Комсомолка Зоя Космодемьянская была среди тех, кто остался тогда в Москве. М. М. Горинов пишет: «Во второй половине октября в Москве отбирали лучших комсомольцев для работы в тылу врага. Их вызывали в райкомы, где им вручали путевки. Затем в здании ЦК ВЛКСМ с каждым беседовали секретарь МГК комсомола А. Н. Шелепин и руководители разведывательно-диверсионной войсковой части № 9903. Как вспоминал Д. М. Дмитриев, 26 октября около 30 юношей и девушек вызвали в горком. Разговор в кабинете Шелепина был кратким и жестким. «Родине нужны бесстрашные патриоты, способные перенести самые тяжелые испытания, готовые на самопожертвование, – говорил Шелепин. – Хорошо, что все вы согласились пойти в немецкий тыл сражаться с врагом. Но может случиться, что 95 % из вас погибнут. От фашистов не будет никакой пощады: они зверски расправляются с партизанами. Если кто-то из вас не готов к таким испытаниям, скажите прямо. Никто вас не осудит. Свое желание биться с врагом реализуете на фронте». Однако «отказников» не оказалось. Но брали не всех. У кого-то были нелады со здоровьем (требовалось предъявить медицинскую справку), кто-то слишком нервничал при разговоре, и возникали сомнения, как он поведет себя, если попадет в плен. Поначалу отказали и Зое, выглядевшей слишком юной и хрупкой».

З. А. Космодемьянская

31 октября 1941 года в 9 часов Зоя Космодемьянская вышла из своего дома и направилась прямиком к кинотеатру «Колизей» (ныне театр «Современник»), где был назначен сбор добровольцев, отобранных для действий в тылу врага. А отобрали около 2 тысяч человек. Всех их (девушек и юношей) обучали разведывательному и диверсионному делу только три дня, по ускоренной программе.

Уже через час после приезда, как вспоминала К. А. Милорадова, «начались занятия. В комнату принесли гранаты, пистолеты… Три дня ходили в лес, ставили мины, взрывали деревья, учились снимать часовых, пользоваться картой».

4 ноября первые две группы перебросили в район Волоколамска, где предстояло перейти линию фронта и выполнить специальное задание в пунктах, занятых врагом. Первое задание Зои и ее товарищей стало минирование дороги в тылу противника. Группа выполнила его успешно и без потерь вернулась в часть.

17 ноября Сталин и маршал Шапошников подписали приказ Ставки Верховного главнокомандующего № 0428, в котором говорилось:

«Ставка Верховного главнокомандующего приказывает:

1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог. <…>

2. В каждом полку создавать команды охотников по 20–30 человек каждая для взрыва и сжигания населенных пунктов, в которых располагаются войска противника. В команды охотников подбирать наиболее отважных и крепких в политико-моральном отношении бойцов, командиров и политработников…»

М. М. Горинов совершенно точно подчеркивает: «В начале 1990-х гг. много писалось о неоправданной жестокости, бесчеловечности данного приказа. Конечно, местных жителей, которые после поджога их домов среди зимы оставались без крова, можно только пожалеть. Но не нужно забывать, что гитлеровцы ставили задачу уничтожить русскую государственность и превратить всех оставшихся в живых русских в бесправных рабов арийской расы. <…>

Русские должны были или победить – любой, самой страшной ценой, – или через какое-то время перестать существовать на этой земле как народ. Третьего было не дано».

Ведь это было самое страшное нашествие, какого еще не знала русская земля за всю свою многовековую историю. Вспомним 1812 год, нашествие Наполеона. Тогда население в 500 тысяч жителей целиком бежало из Москвы. Бежало в чем попало, оставив самое ценное. Город же подожгли. Как позднее рассказывал граф Ростопчин, еще до вступления в Москву неприятеля в разговорах с купцами, мастеровыми и людьми из простого народа ему «приходилось слышать следующее выражение, когда они с грустью заявляли опасение, что Москва может достаться в руки неприятеля: лучше ее сжечь! Во время моего пребывания в Главной квартире князя Кутузова я видел многих москвичей, спасшихся из столицы после пожара, которые хвалились тем, что сами сожгли свои дома».

И еще одно свидетельство: «Москва, из своего пепла восставшая, – говорил один из боевых деятелей 1812 года, – прекрасная, богатая, новою вечною славою великой жертвы озаренная, конечно, всегда будет помнить вместе с целой Россией свои дни скорби и запустения, но помнить с тем, чтобы гордиться ими: ибо пожар ее, над головой вторгнувшегося в нее врага зажженный, если был делом немногих, то был мыслью всех. И с нею вместе обращались в прах и все надежды завоевателя на мир и на победу».

Словом, абсолютно ничего криминального не было в приказе Ставки. Сама наша история тому подтверждение…

По одним данным, 18 ноября, по другим, 20-го командиры диверсионных групп части № 9903 П. С. Проворов и Б. С. Крайнов получили задание сжечь 10 населенных пунктов, среди которых была деревня Петрищево. Срок на выполнение – 5–7 дней. На задание группы уходили все вместе. Среди бойцов группы Проворова – Зоя Космодемьянская, Вера Волошина, Клавдия Милорадова и другие. В деревне Головково диверсанты наткнулись на немецкую засаду. Началась перестрелка, в ходе которой группы были рассеяны. Часть бойцов погибла, а Вера Волошина тяжелораненой попала в плен. Ее зверски пытали, а потом всю истерзанную повесили.

После неудачного задания остатки диверсионных групп были объединены в небольшой отряд под командованием Крайнова. «В Петрищево, находившееся в 10 км от совхоза «Головково», – пишет М. М. Горинов, – они пошли втроем: Крайнов, Зоя Космодемьянская и Василий Клубков. Как вспоминала Клавдия Милорадова, «они вышли из леса. Василий пошел перелеском к школе, Зоя поползла к конюшням, Борис – к штабу. Крайнов видел вспыхнувшее пламя, слышал стрельбу и крики в деревне… Он ожидал их в условленном месте… Ни Зоя, ни Василий так и не вернулись».

Как выяснилось впоследствии, Зое удалось поджечь три дома. Однако после этого она не вернулась на условленное место, а, пересидев день в лесу, на следующую ночь (или, по показаниям одного из очевидцев, через ночь) вновь пошла в село. Именно этот поступок… лежит в основе позднейшей версии о том, будто бы «она самовольно, без разрешения командира направилась в деревню Петрищево». «Без разрешения» она пошла туда только во второй раз. И пошла не «самовольно», а для того, чтобы до конца выполнить данный диверсионной группе приказ – «сжечь населенный пункт Петрищево».

Что же касается конкретно деревни Петрищево, то поджечь ее было необходимо прежде всего потому, что там разместилась часть немецкой радиоразведки, которая перехватывала радиопередачи советских войск и устраивала в эфире помехи. Только поэтому требовалось разыскать и вывести из строя узел связи противника. Более того, немцы надежно охраняли деревню, и поэтому все диверсионные группы несли потери и возвращались ни с чем. Не удалось выполнить задание и группе Зои.

«Выждав, когда стемнеет, – продолжает свой рассказ М. М. Горинов, – Зоя вновь пошла в деревню. Немцы были настороже. После событий предыдущей ночи староста, два немецких офицера и переводчик собрали сход местных жителей, на котором велели им охранять дома. Некоторым выдали белые повязки стражников, в том числе С. А. Свиридову. У того на квартире стояли 4 офицера и переводчик. Возможно, именно поэтому Зоя направилась к его усадьбе. Когда партизанка стала поджигать сарай с сеном, Свиридов ее заметил и побежал за немцами. Подразделение солдат окружило сарай. Зоя была схвачена. Свиридову благодарные оккупанты подарили бутылку водки. На основании этих обстоятельств пленения Зои Космодемьянской в начале 1990-х гг. была сконструирована сенсационная версия о том, что в Петрищеве-де не было немцев, а партизанку схватили сами местные жители, дома которых она собиралась поджечь.

Между тем в Петрищеве и сейчас живут очевидцы тех драматических событий. Их возмущает ложь об отсутствии в селе фашистов. «Теперь пишут, – говорила в 1991 г. в беседе с корреспонденткой «Комсомольской правды» Л. Овчинниковой Н. Н. Седова (в 1941 г. ей было 9 лет), – что и немцев-то в Петрищеве не было. Но ведь можно людей спросить. Немцы нас из домов прикладами выгоняли. В каждой избе было их набито. Мама и четверо детей – мы ютились в кухне на соломе».

А. Хинштейн в книге «Подземелья Лубянки» совершенно точно подмечает: «Именно так описывался в советской историографии подвиг Зои Космодемьянской: комсомолка-партизанка, пойманная при поджоге конюшни. В действительности ничего этого не было: ни группы «комсомольцев-партизан», ни конюшен.

А была специальная команда охотников-диверсантов из разведотдела Западного фронта – в/ч 9903. Был приказ Ставки, названный в просторечии «огненной землей»…

И еще – может быть, даже самое главное. Зоя Космодемьянская была схвачена немцами не случайно. Они охотились за ней намеренно, специально, ибо знали, кто она такая и зачем пожаловала в Петрищево…»

Случилось это 28 ноября 1941 года.