Текст книги "Иуды в погонах"

Именно в это время Таврин поставил перед Краусом условие, чтобы в советский тыл в качестве радистки вместе с ним летела жена. Это была неприкрытая авантюра.

Из показаний Шиловой-Адамович:

«Спешно стали меня обучать радио. И в 16 дней сделали радисткой, проверили меня, как я могу держать связь. В последний момент перед отъездом (за 2 часа) устроили мне связь с Берлином. Но связаться-то я связалась и телеграммой обменялась, а принять – половину не приняла. Какой-то страх нашёл, руки совершенно не повиновались. Не смущаясь этим, они сами (то есть по приказу Крауса) ответили за меня Берлину. Сказали, что я настоящий радист, работала раньше. И Берлин дал тоже разрешение на мой отъезд с мужем».

Известно, что Таврин с Лидией Шиловой познакомился в Пскове в конце 43‑го. Молодая и красивая, она во время оккупации работала по разнарядке немецкого коменданта сначала в офицерской прачечной, потом в швейной мастерской. Там-то и вышел конфликт. Один из германских офицеров попытался склонить Лидию к сожительству, а получив категоричный отказ, добился её перевода на лесозаготовки. На тяжёлых работах она таяла на глазах, пока случай не свёл её с Тавриным.

Но прошло время, и 5 сентября 1944 года на рижском аэродроме стоял в готовности к вылету четырёхмоторный военно-транспортный самолёт…

Вскоре прибыли Таврин с женой в сопровождении Отто Крауса. Они попрощались, один из членов экипажа задраил люк. Всё! Загудели моторы, и после короткого разбега самолёт взял курс на восток.

9

То, что их ждали, в этом нет абсолютно никаких сомнений. Но если задача советских контрразведчиков была их поймать, то – германской разведки: ждать сообщений о ходе выполнения задания. Однако была ещё и третья задача – самого террориста или диверсанта, если хотите, Таврина: исчезнуть как можно быстрее и от тех, и от других.

Итак, в 1 час 50 мин ночи 5 сентября начальнику Гжатского РО НКВД с поста службы ВНОС было сообщено, что в направлении города Можайска на высоте 2500 метров появился вражеский самолёт.

В 3 часа поступило следующее сообщение: самолёт противника после обстрела на ст. Кубинка, Можайск – Уваровка Московской области возвращается обратно и стал приземляться с загоревшимся мотором в районе деревни Яковлево-Завражье Кармановского района Смоленской области.

«К месту посадки мы прибыли где-то около часу ночи. Перед посадкой самолёт сделал несколько кругов и начал снижаться, – расскажет на допросе Шилова-Адамович. – Но пилот, видимо, не рассчитал площади посадки, да и для четырёхмоторного самолёта место было выбрано неудачно.

Казавшийся сверху ровным луг на самом деле был весь в глубоких канавах, поросших высокой травой. Когда самолёт приземлился и побежал, то нас несколько раз подбрасывало вверх, потом что-то затрещало. Я подумала, что полопались колёса, но нет, самолёт бежал. На пути стояли ели – он их переломал и продолжал катиться дальше.

Лётчик дал полный газ, намереваясь взлететь, но поздно – впереди совсем рядом был лес. Видя нашу гибель, я ухватилась за мужа и опустилась на дно кабины. Раздался сильный треск, посыпались стёкла, и машина остановилась.

Прошла, видимо, одна секунда, когда все молчали. Потом я услышала: “Прыгай!”

Я выскочила, муж, состав экипажа, а их было 6 человек. Все ожидали взрыва, но нет, бензинный бак выскочил раньше и отлетел в сторону, это нас спасло.

Немцы помогли вытащить мотоцикл, потом стали бросать свои документы в огонь. По радио они не смогли сообщить о произошедшей катастрофе.

Как только мы немного отъехали от самолёта, муж тоже выбросил в кусты радиостанцию, потому что она лежала сверху и была тяжёлая, а дороги не было…»

Кроме выброшенной радиостанции, в самолёте Таврин оставил ещё и «панцеркнаке» и многое другое. Но не потому что так ему было легче уходить от погони, а просто за ненадобностью.

Однако спустя два года ему снова не повезло…

«Часов в 6 утра, когда уже стало светло, у села Карманово навстречу нам попался вооружённый мужчина на велосипеде. Я снова справился о дороге, он показал, но я, очевидно, проскочил мимо поворота. Пришлось возвращаться обратно, и тут мы снова встретили того же мужчину. Он предъявил документы на имя начальника Кармановского РО НКВД Ветрова и сказал, что в этом районе приземлился самолёт и от него отделился мотоцикл с людьми. Я предъявил ему свои документы и предупредил, что спешу. Но Ветров потребовал, чтобы я поехал с ним в РО НКВД. Я подчинился», – вспомнил Шило – Таврин, видимо, сожалея об этом. Но ведь тогда он ещё был уверен в силе своих документов, звания, должности и наград. Совершенно не осознавая, что теперь‑то он попал уже окончательно.

«Был обычный летний вечер, – запишет рассказ очевидца С. Кокоттина. – Жители деревни Яковлево собрались на посиделки… Примерно в час ночи внимание людей привлёк незнакомый гул самолёта, пролетавшего низко над лесом и, судя по всему, идущего на посадку. Самолёт скрылся за лесом, а через какой-то промежуток времени оттуда послышались взрывы и появилось пламя. Молодёжь побежала на зарево.

Тем временем из леса выехал мотоцикл, в коляске которого сидела женщина, а за рулём – человек в форме советского офицера. Он спросил дорогу на Карманово. Показать дорогу вызвалась молодая учительница Анастасия Малинина. Она проводила мотоциклистов до деревни Сидорово.

Ребята, которые побежали на зарево, обнаружили в лесу разбитый немецкий самолёт и, вернувшись в Яковлево, позвонили через Ветрово, Мало-Носовые и деревню Никульники в точки воздушного наблюдения. У нас о готовящейся акции немцев знали, поэтому все посты наблюдения были приведены в состояние боевой готовности и сразу же начали действовать.

Ночью меня разбудила первый секретарь Кармановского райкома комсомола М.Ф. Попова, сказав: “Вставай, пойдём ловить диверсантов”. Когда я пришёл в назначенное место, там уже собрались 18 призывников-комсомольцев и отряд милиции во главе с начальником милиции Павлом Евстафьевичем Ветровым и начальником отделения НКГБ (к сожалению, фамилию его я не помню). Мы устроили в Карманове засаду. Одна группа перекрывала дорогу на Гжатск, а вторая укрылась в парке.

Примерно в 16 часов мотоцикл Таврина по мосту пересёк реку Яузу и въехал в посёлок. П.Е. Ветров и начальник отделения НКГБ, переодетые в гражданскую одежду, пошли ему навстречу, но как бы на колонку за водой. Поравнявшись с ними, Таврин остановился и спросил дорогу на Ржев. В этот момент Ветров взял мотоцикл за руль, а начальник НКГБ потребовал у приехавших документы, а затем пригласил их пройти в милицию, якобы для обычной проверки.

В милиции, кроме П.Е. Ветрова и начальника НКГБ, присутствовал ещё первый секретарь Кармановского райкома партии С.И. Родин. При допросе Таврин сказал, что едет с важным поручением для Москвы со стороны Гжатска, но ехал он с противоположной стороны, от Самуйлова. При проверке документов внимание оперативников привлёк партийный билет – формат его оказался не соответствующим нашему стандарту. Когда Таврин начал что-то объяснять, С.И. Родин в упор спросил его: “А чей самолёт горит в лесу?” Эти слова очень сильно подействовали на диверсантов, и он во всём начал признаваться.

Как выяснилось из рассказа Таврина, готовящаяся акция имела далеко идущие планы. Немцы разработали несколько вариантов высадки своих диверсантов. По первоначальному замыслу Таврин и Шилова должны были высадиться в районе Лужники – Сокольники. Но наша авиация знала о готовящейся акции, поэтому были приняты все меры, чтобы не допустить диверсантов в Москву.

Немецкий самолёт был обстрелян, перелетая оборонительный пункт под Можайском, и повернул назад, высадив Таврина и радистку у деревни Завражье Подъелковского сельсовета (в двух километрах от деревни Яковлево). Таврин и Шилова, благополучно выгрузив свою технику, отправились в сторону Карманова. А самолёт при неудачном взлёте, задев верхушки сосен, потерпел аварию, что и привлекло внимание жителей деревни Яковлево…»

Вспоминает Клавдий Фёдорович Федосеев:

«Я тогда работал начальником Кармановского райотдела НКВД. Рано утром, ещё не было четырёх, позвонили из Гжатского райотдела НКВД и сообщили, что на высоте 2500 метров обнаружен вражеский самолёт.

Потом опять звонок: “Самолёт совершил посадку недалеко от Карманова. Предполагается, что в нём находятся немецкие диверсанты. Срочно организуйте поиск”.

Я сразу же поднял своих людей – человек двадцать. Собрались все у здания райотдела. Обсуждаем, куда нам идти. Начало светать. Было прохладно, стояли первые дни осени. Вдруг вдалеке показался мотоцикл. Он ехал в нашу сторону. На скорости пронёсся мимо. Мы только заметили, что за рулём сидел майор в кожаном пальто и рядом с ним молодая женщина-лейтенант. Дорога, по которой он ехал, вела в сторону соснового бора и там заканчивалась. Это мы знали. “Значит, сейчас развернётся и подъедет к нам”, – решил я. Так оно и получилось. Майор остановил мотоцикл возле нашей группы. Спросил, как проехать в Ржев. Это меня сразу насторожило. Может быть, это была его первая ошибка. Я представился, объяснил ситуацию и попросил предъявить документы. Он спокойно подаёт. Смотрю, майор из СМЕРШ. О, птица какая! Говорю, пойдёмте, вместе с нами подумаем, как разыскать диверсантов. И ваш мотоцикл очень кстати будет. Мы, мол, безлошадные. Он на ходу расстегнул своё кожаное пальто. Блеснула Звезда Героя Советского Союза на гимнастёрке. Поговорили мы несколько минут. Я вижу – он очень торопится. И нервничает. Опять у меня подозрение появилось. Извинился перед ним – всё-таки майор, а я старший лейтенант. Сказал, что должен ещё задать несколько вопросов его спутнице – лейтенанту. Он пожал плечами. “Пожалуйста”, – говорит.

А у меня, пока я с ним говорил, созрел план. Он ушёл. Вошла женщина. Я перед ней разложил на столе карту и попросил показать, по каким дорогам они уехали от дислокации своего штаба до Карманова. Она на секунду замерла, вроде бы как растерялась, и тут же взяла себя в руки. Сказала, что она не может раскрыть маршрут передвижения. “Почему?” – спрашиваю я. “Это тайна!”

Какая же это тайна, думаю. Нет, тут что-то не то.

Её отправили вниз. Кивнул трём вооружённым ребятам, чтобы поднялись ко мне. Из окна попросил майора пройти ещё для одного вопроса. Он вошёл. На столе по-прежнему лежала карта.

“Ваша спутница, – говорю, – отказалась сообщить маршрут, по которому вы ехали, покажите, пожалуйста”. Вижу, и он замялся, скосив глаза на карту. Дорог там много. Почти все просёлочные. Я-то их хорошо знаю. А чужому человеку сразу и не разобрать. Прошли несколько напряжённых секунд. И тут я понял, что передо мной – враг. Вскинув пистолет, я крикнул: “Руки вверх!”»

10

В Москве Таврина допрашивали представители сразу трёх спецслужб: начальник отдела НКВД СССР по борьбе с бандитизмом – комиссар госбезопасности 3‑го ранга Леонтьев, заместитель начальника 2‑го управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности Райхман и начальник отдела ГУКР Смерш НКО полковник Барышников. То есть и от Берии, и от Меркулова, и от Абакумова. Так уж получилось. Но, кроме того, что им пришлось выяснить (весьма обширные знания агента как германских разведывательных органов, их задач, форм и методов работы, так и их руководителей), Таврин оказался очень любопытным экземпляром.

В Центральном архиве ФСБ хранятся три пухлые папки уголовного дела о подготовке покушения на И.В. Сталина. При этом полтома его показаний перечёркнуто жирной красной чертой – «липа». То есть Таврин и советской контрразведке врал, как прирождённый Хлестаков. Прямо, как гоголевский знаменитый персонаж, он так входил в роль, что в конце концов мог себе позволить чуть ли не свысока разговаривать с чиновниками. Однако это был такой же трусливый, робкий и лживый человек.

В нём где-то глубоко было заложено желание перестать быть тем ничтожеством, что он из себя представлял. Он безумно хотел хотя бы с помощью фантазии подняться выше, блеснуть, пустить пыль в глаза собеседнику. Но всё также врал, врал вдохновенно, не задумываясь над сказанным. И чем больше ему верят, тем больше он распыляется. Но на Лубянке «Хлестакова» быстро прижали и узнали о нём такое!

«В 1931 году, работая в Глуховском районе Черниговской области уполномоченным в отделе труда, который занимался вербовкой рабочей силы для строительства промышленных предприятий, Пётр Шило проиграл в карты 5000 казённых денег. Попытался скрыться, но в Саратове был арестован.

Сидеть в камере не входило в его планы. Взломав вместе с находившимися с ним уголовниками кирпичную стену тюремной бани, Шило бежал.

Скрывался в Иркутске, потом в Воронежской области. Воспользовавшись пожаром в квартире, обжёг верх своего паспорта и получил новый на фамилию своей жены – стал Гавриным. Позже переправил букву Г на Т, получилось – Таврин. Под этой фамилией устроился на учёбу в Воронежский юридический институт. После окончания первого курса был принят на должность старшего следователя в Воронежскую прокуратуру. За самовольное оставление работы был вновь арестован, однако наказания избежал. В сороковом году уехал в Свердловск, где по подложному паспорту устроился на работу в трест “Урал-золото”, откуда 14 июня 1941 года и был призван в Красную Армию. Воевал, и даже не плохо», – пишет А. Михайлов.

«Враньё и авантюризм были натурой этого человека. Одна женщина, знавшая его по Свердловску, рассказывала, что знакомым женщинам Таврин представлялся сотрудником НКВД.

“Меня, правда, удивляло, – добавляла она, – что такой ответственный товарищ не упускал случая слямзить что-нибудь по мелочам. Пользуясь моим отсутствием, унёс мою кожаную куртку, кое-что из белья. Хозяйка квартиры лично приготовила ему из моей муки на дорогу булочки”».

Самое интересное, что один из ветеранов контрразведки, имеющий отношение к задержанию и допросам Таврина, рассказывал, «что ему показалось, что тот был не способен ни заложить бомбу в месте, куда приедет Сталин, ни стрелять из компактного фауспатрона по машине вождя».

«Не тот он был человек, – говорил ветеран. – Не того склада. Согласиться мог, тренироваться мог, а пожертвовать собой – нет» (Е. Жирнов).

«При аресте Шило – Таврина и его спутницы в руки контр-разведчиков попали шифры, кодировочные таблицы и специально оговорённые на случай провала способы оповещения. Шифровальный “лозунг” радистки – “Привет от дамы”. Шилова также была проинструктирована в “Цеппелине”: если работают под контролем, то в конце радиограммы будет подпись “Л. Ш.”, а при самостоятельной работе – “Л. П”. Но это были не все меры предосторожности, которые предусмотрели в “Цеппелине”…

Позже в ходе следствия удалось также установить, что “Цеппелином” разработана ещё одна предосторожность на случай провала, о которой знал только Таврин. Перед заброской в советский тыл, Шило – Таврин согласовал с немецким командованием условный сигнал, который он должен был применить в случае своего ареста советской разведкой. Его жена, заброшенная вместе с ним в качестве радистки, не знала о наличии этого условного сигнала.

Принцип шифровки условного сигнала состоял в следующем: берётся слово, в котором имеются две одинаковые буквы рядом, например, “русский”, “коммуна” и т. п. Для подачи сигнала немцам о работе под диктовку Таврин должен был внести в текст радиограммы два слова, начинающиеся с этих букв, например, “милая мама”, “сильный снегопад”, и вставить их в определённое место радиограммы. Однако более подробно и конкретно объяснить способ кодировки условного сигнала Таврин на следствии отказался», – рассказывают В. Макаров и А. Тюрин.

После задержания Таврина и его жены следствие по делу оказалось в ведении НКВД – НКГБ, а «радиоигра» – с противником в Смерше.

Радиостанции был присвоен псевдоним «Туман» (прежде – «Семейка»). В историю отечественной контрразведки она и вошла именно с этим названием. Цель заключалась в вызове на советскую сторону германской агентуры и её последующем аресте.

Последнее сообщение, отправленное Шиловой, ушло в «Цеппелин» 9 апреля 1945 года, но ответа уже не было.

Расстреляют «семейку» только в 1952 году. Его 28 марта, а её 2 апреля. Таврина за что, понятно. А вот её? В своём последнем заявлении Шилова писала: «Все эти годы оккупации я мечтала о родной земле и родных людях. Я не жалею о том, что прилетела. Если нужно будет умереть, умру, но зато буду знать, где умерла и за что. Прошу об одном: предоставить мне возможность разделить судьбу с мужем, какова бы она ни была. Я верю в то, что с момента вступления на родную землю он ничего бы не сделал против Родины».

Что ж, она говорила правду. Таврин-Шило действительно не собирался работать на немцев на советской территории. Он действительно хотел затеряться и порвать с немцами всякую связь. Но ошибся лишь в одном – уж слишком высоко забрался. Переиграв «Цеппелин», он уже никак не мог переиграть советские спецслужбы. Такова истина.

11

Удивительно, но в двадцать первом веке «дело Таврина» получило своё продолжение. Как пишет И. Ландер, «официальная историография тщательно стремилась повысить рейтинг этой незатейливой операции и приукрасить её, для чего к ней пристёгивались некие акции зафронтовой и даже внешней разведки. Всё это делалось для создания иллюзии важной роли органов госбезопасности в аресте террористов.

В 2000 году “дело Таврина” начали подвергать ревизии. Обнародованные документы оказались небезупречными, логические схемы не увязывались, и самые радикальные исследователи договорились даже до утверждений о фальсификации всей этой истории. В это время я работал над трёхтомником “Негласные войны. История специальных служб. 1919–1945” и, естественно, заинтересовался поиском истины. Подробное исследование привело меня к неожиданному заключению о том, что хотя официальная версия действительно не отражает реальный ход событий, мы имеем дело отнюдь не с банальной фальсификацией. “Дело Таврина”, подобно матрёшке, скрывает в себе несколько интересных агентурно-оперативных комбинаций, проводившихся с обеих сторон фронта. Равно как и является наглядным образцом методики, по которой спецслужбы фабрикуют приемлемую для обнародования версию и скрывают под ней реальные события.

Всё это побудило меня приступить к написанию новой книги под условным названием “Фальшивый террорист”…»

Что ж, писать книги, бесспорно, дело непростое, но нужное. Вот только по «делу Таврина» что ещё можно узнать, кроме того, что уже известно? Безусловно, что-то ещё можно сфантазировать, но, увы, уже невозможно доказать сам факт заброски к немцам в качестве агента советской разведки беглого растратчика да к тому же банального авантюриста – Таврина – Шило. Это примерно как генерала Власова в качестве «агента влияния» «отправили» к немцам, за ненадобностью его участия на фронтах Великой Отечественной войны. Генералов то у нас достаточно много, чтобы их по немецким тылам разбрасывать. Но, а растратчиков в разы больше. Чего ж добру‑то пропадать!

Ирония – иронией, однако давайте смотреть правде в глаза. Таврин был авантюристом, а такие типажи всегда находят своих хозяев. Нашёл и он. Его же последняя авантюра, авантюра, на которую пошли в «Цеппелине», и работа советских спецслужб – всё это именно тот клубок, намотанный в другие времена, и даёт сегодняшним вдумчивым исследователям сомнения в достоверности «дела Таврина». Воспоминания очевидцев лишь добавляют противоречий. Почему? Да потому что иногда людей подводит память.

Например, Клавдий Фёдорович Федосеев, рассказывая про задержание Таврина, утверждает: «Вскинув пистолет, я крикнул: “Руки вверх!”

У дверей стояли наши ребята с винтовками на изготовку. “Вы с ума сошли, капитан. Вы ответите за это!” – закричал он. Но я своё: “Руки вверх или стреляю!”

Тут он поднял руки, а в рукаве какое-то странное сооружение. Потом узнали, что это снаряд, пробивающий броню…»

А ведь «панцеркнаке» Таврин оставил в самолёте!

Далее Федосеев вспоминает: «Но я вот что никак не могу понять: когда передавали оружие, вещи, документы и деньги смоленским чекистам, дважды пересчитал купюры, в мотоцикле у Таврина был один миллион рублей. Сам видел. А когда в восьмидесятых годах приехал в Москву, пошёл на Лубянку, где мне дали из архива папку с моим допросом Таврина, я вдруг читаю, что у него изъято 428 400 рублей».

Как вы думаете, могло вообще такое быть при Сталине, чтобы вот так вот легко исчезло полмиллиона при передаче купюр сотрудниками органов из Смоленска в Москву?

Ведь сам Таврин просил в «Цеппелине» всего полмиллиона. Ему дали чуть меньше. Тогда о каком миллионе речь?

Вот вам и сомнения в достоверности. На самом же деле всё очень и очень просто, как в нашей с вами жизни. Великие произведения прошлого живут, как продолжают жить и их герои: Хлестаковы, Остапы Бендеры и прочие. При этом спецслужбы делают своё дело, как обычно. Словом, жизнь продолжается.

ИСТОЧНИКИ

1. Александров К.М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова. 1944–1945. СПб., 2001.

2. Боевой устав пехоты РККА. Часть 2. М., 1942.

3. Болтромеюк В., Виноградов В. С кем мы сражались? Служба безопасности № 6, 1993 г.

4. Жирнов Е. «Власть», № 44, 12 ноября 2007 г.

5. Зенькович Н.А. Интернет: Покушения и инсценировки: от Ленина до Ельцина.

6. Конев Г. «Вести сегодня» № 75, 29 марта 2006 г.

7. Кокоттина С. Интернет: Это было так.

8. Ландер И. «Совершенно секретно» № 01, 2008 г.

9. Макаров В., Тюрин А. ВПК № 32, 13–19 августа 2008 года

10. Михайлов А. Интернет: Хлестаков из Цеппелина.

11. Пронин А. «Братишка», март 2003 г.

12. Решин Л.Е., Степанов В.С. ВИЖ № 1, 1993 г.

13. Сергеев Ф. Интернет: Тайные операции нацистской разведки 1933–1945 гг.

14. СМЕРШ. М., 2003.

15. Смыслов О.С. Генерал Абакумов. М., 2005.

16. Телицын В. Смерш: операции и исполнители. Смоленск, 2002.

17. Убить Сталина. Документы. Служба безопасности № 3, 1993 г.

18. Федосеев С. «Калейдоскоп» № 4–5, 1998 г.

19. Харитонов Г. Генералы пропали без вести. (Интернет)

20. Ховрин Г.С. Священная память Урала. (Интернет)

21. ЦАМО РФ Ф. 48 а. Оп. 3408. Д. 5.

22. ЦАМО РФ. Ф. 56. Оп. 12220. Д. 57.

23. Чуев С.Г. Спецслужбы III рейха. Книга II. СПб/ 2003.