Текст книги "Иуды в погонах"

ЖАДНОСТЬ ФРАЕРА СГУБИЛА, ИЛИ ШПИОН «ПО БЛАТУ»

1

При председателе КГБ В.Е. Семичастном был пойман один из самых знаменитых шпионов ХХ века полковник ГРУ Олег Пеньковский. Его арестовали осенью 1962 года, а 7 мая 1963 года состоялось первое заседание Военной коллегии Верховного суда СССР по его делу…

После ареста Пеньковского привезли сразу же к Семичастному. По его воспоминаниям, он просто хотел на него посмотреть. Полковник что-то невнятное бормотал, «что он ничего плохого не сделал, ни в чём не виноват и готов помочь родине».

– Какой вред принёс Пеньковский? – спросил однажды Семичастного Леонид Млечин.

«– Он давал информацию американцам и англичанам и об атомных делах, и о ракетных, об их дислокации. Но это что ему перепадало, так сказать, с маршальского стола. Я имею ввиду маршала Варенцова, который командовал артиллерией и ракетными войсками сухопутных войск. Доступа к высшим секретам у Пеньковского не было. Скажем, о переброске ракет на Кубу Пеньковский не знал. Так что Пеньковский не был той фигурой, какой его изображают. Почему же мы его всё-таки расстреляли? Потому что он был хорошим для них агентом. И плохим для нас сотрудником…

Пеньковский среди прочего провалил лучшего советского агента в Швеции. Когда советник шведского правительства по вопросам разоружения и друг короля Густава Адольфа, полковник Генерального штаба Стиг Эрик Констанс Веннерстрём был арестован в Стокгольме, он признался, что работал на Москву пятнадцать лет. По объёму информации, которую он давал, Веннерстрёма сравнивали с Кимом Филби.

С ним работал генерал Виталий Александрович Никольский из Главного разведывательного управления Генерального штаба. В 1960 году его назначили военным атташе в Швеции.

– Швеция как таковая особого интереса не представляла, – рассказывает генерал Никольский. – Практически всю информацию об её армии и флоте можно было получить из открытых источников. С помощью шведов мы пытались найти ключи к секретам НАТО и США. Веннерстрём и был нам нужен именно для этого. Пять лет он служил военно-воздушным атташе в Вашингтоне, закупал самолёты для шведских ВВС и имел, следовательно, доступ ко всем американским новинкам. Потом он четыре года возглавлял отдел вооружений военно-воздушных сил в Министерстве обороны – сами понимаете, какими возможностями он обладал.

Например, наших военных в то время очень интересовала новая американская ракета “Хок”. Мы попросили Веннерстрёма, и он добыл то, что нам было нужно.

– Самый опасный для агента момент – передача информации.

– Где вы встречались с Веннерстрёмом? – спросил я Никольского.

– Мы виделись с ним очень часто, раза два в неделю, на всевозможных приёмах, куда обязательно приглашают военного атташе. В этой толчее он передавал мне информацию, а я ему – задания Центра. Веннерстрём работал в военном атташате в Москве, хорошо говорил по-русски, и его контакты с русскими выглядели естественно.

– Почему он провалился?

– Информацию о новейших западных вооружениях, которая поступала от Веннерстрёма, Главное разведывательное управление передавало тем, кого она больше интересовала, то есть советским производителям оружия. К этой информации имел доступ и полковник Пеньковский, который в конце концов установил, что немалая часть секретных сведений поступает из Швеции, и сообщил об этом своим английским связным».

По подсчётам некоторых исследователей целых восемь месяцев Пеньковский пытался стать агентом иностранной разведки. За это время он предпринял «шесть инициативных подходов, пять раз пытался передать секретные документы и трижды посещал гостиничные номера иностранцев». Всё это начинается 12 августа 1960 года, когда Пеньковский подходит к двум американским студентам и просит передать ЦРУ письмо. Место – Красная площадь. Но только в апреле 1960 года настырному полковнику повезёт, когда в Москву приедет английский коммерсант Гревилл Винн, сотрудник МИ-6. Именно его руководство Госкомитета по науке и технике поручит заботам Пеньковского. При этом сам Винн имел при себе инструкции на установление контакта с Пеньковским. Но советского полковника прежде проверяли досконально и долго! Там, на Западе…

Вербовка Пеньковского была проведена по всем канонам в Лондоне в апреле 1961 года, где он находился в составе советской делегации. С ним встретились два сотрудника ЦРУ и два сотрудника МИ-6. Сопровождая советского полковника по стране в течение пятнадцати дней, они провели с ним семнадцать встреч.

В Москве связь с Пеньковским осуществлялась на моментальных личных встречах в различных местах столицы, а также на приёмах, в том числе в резиденции посла США в Москве. Во время четырёх выездов за границу (три в Лондон и один в Париж), «у Пеньковского брали информацию, отрабатывали условия безличной связи, знакомили с московскими связниками, обучали работе с шифрами и оперативной техникой. Также всячески развлекали, вплоть до предоставления платных интимных услуг. В Москве у него был один тайник на случай экстренной связи: пространство за чугунной батареей отопления в подъезде дома № 5 на Пушкинской улице. После закладки туда спичечного коробка с письменным тайнописным сообщением он должен был выставить сигнал – чёрный крест на фонарном столбе № 35 у остановки троллейбуса на Кутузовском проспекте. Появление сигнала ежедневно проверялось сотрудником резидентуры и привлечённым специально для этого врачом посольства.

Согласно инструкции, выданной Пеньковскому, находящейся ныне в архивах ЦРУ и рассекреченной в соответствии с Законом о свободе информации, этот тайник должен был использоваться в случаях: во-первых, получения им информации от ответственных советских официальных лиц, что СССР предпримет нападение на Запад (требовалось указать план, дату и время нападения, подробности получения информации); во-вторых, получения информации о том, что СССР нападёт на Запад, если Западом не будут выполнены определённые конкретные условия или если Запад предпримет некоторые действия или будет проводить определённую политику; и в‑третьих – для сообщения о переводе из Москвы, но только при невозможности сообщить об этом через связника. Для каждого сообщения был предусмотрен “сигнал срочного раннего оповещения”».

«После шестидневной оперативной проверки материал Пеньковского был признан надёжным, – пишут Дж. Шектер и П. Дерябин. – Документы, которые он сфотографировал совсем недавно, были переведены и распространены среди сообщества разведслужб. Англичане и американцы согласовали комплекс “дальнейших планов” в отношении Пеньковского, где предусматривалось следующее:

1. Связь с “Героем” должна поддерживаться в любом случае.

2. На “Героя” не должно оказываться никакого давления с целью получения разведданных, особенно в том случае, если ему придётся уйти в отставку.

3. Если “Герой” выедет за границу, мы должны быть готовы к тому, что он пожелает там остаться, и мы не должны принуждать его к возвращению в СССР.

4. Если “Герой” останется в Комитете, мы приложим все усилия к тому, чтобы ограничить личные контакты с ним светским и профессиональным общением.

5. Мы рассмотрим возможности тайного вывоза его из СССР в случае его отставки.

6. Роль Винна в дальнейшем будет сводиться к поддержке “Героя” в Комитете, а его роль тайного связного прекратится».

2

«Прошло два года, и дело шпиона Пеньковского начинало уже забываться, – вспоминал Н.Ф. Чистяков, в прошлом начальник следственного отдела КГБ СССР. – Но в 1965 году о нём заговорили за рубежом в связи с выходом в свет так называемых “Записок Пеньковского”… Речь шла о том, что предатель Пеньковский за время сотрудничества с английской и американской разведками якобы вёл секретный дневник, который им в 1962 году был передан этим разведкам. Вот этот “дневник” и преподнесён английской и американской секретными службами как “Записки Пеньковского”. Сначала “Записки” были напечатаны по частям американскими и английскими газетами, а потом в ноябре 1965 года в Нью-Йорке и Лондоне они вышли отдельной книгой. “Записки Пеньковского”! Захватывающий рассказ о советской разведке, потрясающая история друга Запада из Москвы! Один против всех!” – с явным сенсационным накалом американской газеты…

Бывший сотрудник американской разведки Пол Плэкстон в журнале «Уикли ревью» писал, что утверждение издателей «Записок» о том, что Пеньковский передал информацию на Запад ещё осенью 1962 года, звучит нелепо, так как он, зная, что за ним внимательно следят, не стал бы подвергать себя опасности разоблачения. Небезызвестный журналист и «специалист по русскому вопросу» из английской газеты «Гардиан» Виктор Зорза тоже считал книгу фальшивкой, так как обратившимся в Центральное разведывательное управление за её русским текстом некоторым западным газетам и издательствам штаб американской разведки не смог предъявить оригинал. Человек искренний и честный, он был уверен, «книга Пеньковского» написана людьми, для которых родной язык был английский.

Бывший шеф ЦРУ Ричард Хелмс, выступая в 1971 году перед журналистами, заявил, что предотвратить третью мировую войну помогли несколько высокопоставленных лиц СССР, в том числе полковник Главного разведывательного управления Генерального штаба Пеньковский.

Дж. Шектер и П. Дерябин, например, пишут: «В целом продолжительность личных встреч с Пеньковским во время трёх его командировок в Лондон и Париж составила около 140 часов, и отчёты о них уложились примерно в 1200 страниц расшифрованных записей. Он передал в общей сложности 111 роликов отснятой плёнки. Как ни поразительно, снимки на 99 процентов были разборчивыми. Плёнки наряду с другими переданными им материалами в письменной и устной форме составили, по оценкам, не менее 10 000 страниц отчётов разведки. В резюме работы Пеньковского ЦРУ отмечало: “Он чрезвычайно ответственно относился к тому, что от него требовали, и умудрился собрать значительный объём информации, которая иногда выходила за пределы того, что ему было положено знать. Его позитивные разведданные неизменно заслуживали высокой оценки, вплоть до последнего материала (и включая его), полученного 27 августа 1962 года. Результаты его контрразведывательной деятельности, хотя они никогда и не оценивались в целом, также высоко котировались. В августе 1963 года операция Пеньковского характеризовалась как самая результативная секретная операция из когда-либо проводившихся ЦРУ или МИ-6 против советской стороны”. Тридцать лет спустя эта оценка всё ещё не утратила своей силы”.

3

Двадцать первый век в плане переписывания истории ещё покажет себя. Новое поколение безумно любит фантастику, а уж про мистификации и говорить не приходится. Дело обычное. Судите сами, по «делу Пеньковского» до сих пор было две позиции. Первая – советская и российская: предатель, изменник, шпион. Вторая – западная: борец против советского режима, супершпион эпохи холодной войны, «шпион, который спас мир»…

Наконец-то мы дожили до третьей. В своей книге «Тайны Лубянки» А. Хинштейн рассказывает нам, что «дело Пеньковского – это не только самое крупное дело эпохи холодной войны. Это ещё и самое запутанное, самое таинственное дело в истории разведки.

Хотя с тех событий и прошло уже более сорока лет, оно так и не перешло в разряд хрестоматийных. Слишком много загадок и странностей, наверченных вокруг дела Пеньковского, остаётся по сей день без ответа. Даже после того как все участвовавшие в этом поединке разведки (ЦРУ, МИ-6, КГБ – ФСБ) приоткрыли свои архивы, число этих тайн не стало меньше. Напротив, их ещё только прибавилось…

На кого в действительности работал полковник военной разведки? На англичан с американцами? На ГРУ? Или всё-таки на КГБ?

Так вот. Предательство Пеньковского было выгодно… Нет-нет, вовсе не Западу. Как раз наоборот. Оно было выгодно…Советскому Союзу. А заодно горстке тогдашних обитателей Кремля – лихой комсомольской ватаге, которая через пару лет скинет с Олимпа кукурузника Хрущёва».

Любопытная версия на первый взгляд, и ничего более, потому как озвучили её уже давно и совершенно другие люди.

По мнению автора книги «Шпионы ХХ века» Филиппа Найтли, в донесениях Пеньковского особых секретов не было. Якобы в природе нет ни одного примера полученной от Пеньковского информации, имевшей серьёзное военное значение. Знания Пеньковского этот автор вообще ценит как не более чем артиллериста.

Пеньковский хоть и фотографировал всё старательно (страницы закрытых журналов «Военная мысль», «Артиллерийский сборник» и «Военный вестник»), но только в 1968 году американцы и англичане узнали, что их попросту надули.

С. Лекарев продолжает развивать эту тему: «СПЕЦАГЕНТОМ советской стратегической разведки являлся полковник ГРУ Олег Пеньковский. Он передал ЦРУ информацию, сумевшую склонить американцев к отказу от развязывания ядерной катастрофы. В критический момент раскручивания Карибского кризиса Москве удалось убедить Вашингтон в подлинности сведений, полученных от “подставы”. Для пущей важности советское руководство пошло на инсценировку громкого ареста Пеньковского и его связника Гревилла Винна (суд приговорил Пеньковского к расстрелу, британского разведчика Винна вскоре обменяли на советского нелегала Конона Молодого)».

Можно было бы и дальше цитировать сей бред, но мы не будем тратить время зря. Ведь всё гораздо проще, элементарнее и прозаичнее…

4

Олег Владимирович Пеньковский родился 23 апреля 1919 года в городе Орджоникидзе. Рос без отца и воспитывался одной матерью. По окончании средней школы в дань тогдашней моде, когда юноши мечтали стать командирами, записался во 2‑е Киевское артиллерийское училище. После выпуска из училища в качестве политрука батареи (замполитом) служил в обычной дивизии на Западной Украине (1939 г.), а затем, под конец войны с финнами (январь 1940 г.) на Карельском перешейке. Дивизия находилась в резерве и в бой была брошена за два дня до подписания мирного договора.

Трудно понять, но каким-то образом никому не известный тогда политрук попадает из Финляндии сразу в Москву, где его назначают на блатную должность заместителем начальника политического отдела по комсомольской работе в Московского артиллерийского училища имени Красина. С началом войны Пеньковского переводят на должность старшего инструктора Политического управления Московского военного округа. Буквально через год (1942 г.), его назначают уже офицером по особым поручениям Военного совета столичного округа. Работа ещё более блатная, особенно если учитывать период Великой Отечественной войны. Пеньковский уютно устроился в тылу. Писать рапорта о переводе его в действующую армию, как это делали тогда многие, он даже не думал. А здесь достаточно тепло, сытно и уютно. Более того – связи, да ещё какие!

Там он делает всё, чтобы завоевать расположение члена Военного совета МВО Дмитрия Афанасьевича Гапановича. А попросту, втирается в его доверие. Видимо, такие задатки у этого молодого человека были.

Д.А. Гапанович родился в 1896 году. В 1919‑м вступил в партию, участвовал в Гражданской войне. Прошёл путь от рядового до комиссара полка. В 1931–1937 годах занимал должности заместителя начальника политотдела, начальника политотдела 84‑й стрелковой дивизии. До 1939 года, то есть весь период репрессий, на ответственной работе в Главном политическом управлении РККА, затем член Военного совета Забайкальского военного округа. В годы войны Гапанович был членом Военного совета Центрального фронта (26.07.1941 г. – 15.08.1941 г.), военным комиссаром Военной академии имени Фрунзе. В сентябре 41‑го он член Военного совета Юго-Западного фронта, с ноября 41‑го – член Военного совета Уральского военного округа. С декабря 1942 года по май 1947 года – член Военного совета МВО. Одновременно исполнял обязанности члена Военного совета Московской зоны обороны (до октяб-ря 1943 года).

Корпусному комиссару Гапановичу военное звание «генерал-майор» было присвоено 6 декабря 1942 года и «генерал-лейтенант» в 1944 году. Умер он достаточно рано, в 1952 году, в возрасте 56 лет.

В 1942 году Гапанович пригласил к себе молодого офицера на ужин и представил ему темноволосую миниатюрную дочь. Генеральскую дочку и красавицу звали Вера. Тогда ей было всего 14 лет. Но это было не просто знакомство. Генерал приблизил Пеньковского не случайно. И визит на званый ужин стал неким билетом на вход в этот дом. Пеньковский же увидел в дочери Гапановича своё будущее и, как человек исключительно расчётливый, смекнул, что женитьба на ней гарантирует вечного покровителя. А это уже стопроцентная карьера. Было над чем призадуматься.

«Я работал в Военном совете до ноября 1943 года, – вспоминал будущий шпион. – В это время праздновали освобождение Киева, и я подумал, что война очень скоро кончится. У меня не было ни знаков отличия, ни орденов. За финскую кампанию я не получил ничего – лишь благодарность да портсигар. Уже тысяча человек получили звание Героя Советского Союза, поэтому я подал ходатайство о том, чтобы меня послали на передовую, и прибыл на Первый Украинский фронт. Я был приписан к подразделению огромного штаба генерала Сергея Сергеевича Варенцова…

В то время он был генерал-полковником артиллерии и начальником артиллерии Первого Украинского фронта. Я понравился ему, потому что был полон энтузиазма, и он назначил меня командиром учебного центра пополнения противотанковых артиллерийский частей. В то время у нас было двадцать семь действующих противотанковых артиллерийских частей, сражавшихся с немецкими танками на Первом Украинском фронте. Тем не менее генерал дал мне это поручение, подчеркнув тем самым, как важно иметь постоянный приток на фронт новых соединений.

У меня было три учебных подразделения, и я проработал с ними три месяца…»

То есть юному майору Пеньковскому, прослужившему после училища на политработе в большей степени в тёплых кабинетах штабов, вдруг по его прихоти (причина: отсутствие наград) дают возможность покомандовать. И абсолютно безграмотного артиллериста (он даже забыл, что знал) смело назначают начальником учебного отряда (позднее комбатом, для прохождения необходимой ступеньки) 27‑го артиллерийского полка 1‑го Украинского фронта.

Думаю, не открою секрета, если скажу, что Пеньковский оказался перед генералом Варенцовым не случайно. Был звонок, была просьба помочь молодому и перспективному. Были рекомендации. Правильно, от самого Гапановича. В 1941‑м они пересекались в Киеве. Варенцов тогда был начальником артиллерии 6‑го стрелкового корпуса, а Гапанович – членом Военного совета Юго-Западного фронта. Кому как не ему доверить судьбу будущего зятя!

В киевской катастрофе Варенцов сумел сохранить значительную часть артиллерии корпуса и с боями вывести её из кольца окружения, при этом присоединив к своим частям несколько тысяч красноармейцев из разбитых частей. За это его наградили орденом и присвоили звание «генерал-майора артиллерии», назначив начальником артиллерии 40‑й армии Юго-Западного фронта. С сентября 1942 года он начальник артиллерии 60‑й армии Воронежского фронта. С 4 февраля 1943 года – генерал-лейтенант артиллерии, а с 20 октября 1943 года – генерал-полковник артиллерии. Более того, с октября 1942 года Варенцов – бессменный командующий артиллерией Воронежского фронта (с октября 1943 года 1‑го Украинского фронта).

После короткого прохождения необходимой ступеньки Пеньковского назначают заместителем командира артиллерийского противотанкового полка. Сам он об этом поведал следующее: «У меня было три учебных подразделения, и я проработал с ними три месяца, но мне хотелось попасть на передовую, и я подал рапорт. Меня назначили заместителем по делам личного состава полка. И снова я был офицером, прослужив два месяца под началом моего командира Героя Советского Союза Тихвича. Он был хорошим парнем, но пьяницей. Он изнасиловал беременную женщину, и его убрали, поэтому я и стал командиром 323‑го артиллерийского противотанкового полка Восьмой артиллерийской противотанковой бригады.

Во время одного сражения нас сильно атаковали немцы, которые пытались освободить свои находящиеся под угрозой соединения. Мы выдержали яростные атаки артиллерии и пехоты, что стоило нам огромных потерь – в некоторых наших артиллерийских расчётах количество человек снизилось с семи до одного-двух.

Именно тогда я вынужден был застрелить одного из наших офицеров, лейтенанта пехоты, который должен был защищать наш полк, но не вынес напряжения боя и пытался бежать.

В то время меня не мучили угрызения совести, и мои действия, по-видимому, были одобрены как начальством, так и политическим руководством. В моём полку, однако, были мнения, что я переусердствовал и проявил излишнюю жестокость, но в критические моменты необходимо принимать решительные меры, что я и сделал. И уверен, что поступил правильно.

В июне 1944 года я был ранен и послан в Москву. Меня выписали в июле, и я был готов вернуться на фронт. В то время я был майором, самым младшим полковым командиром на фронте. У меня было тогда два ордена; теперь у меня пять орденов и восемь медалей».

Некоторые неточности этих воспоминаний Пеньковского связаны прежде всего с их переводом сначала с русского на английский, а потом наоборот. Так как всё это он рассказывал своим кураторам на встрече под запись магнитофона.

Даниил Петрович Тыквач был командиром полка у Пеньковского, а он у него заместителем по строевой. Тыквач был старше своего зама на 9 лет. После окончания Объединённой военной школы имени ВЦИК в Москве служил командиром батареи в Одесском артучилище. Начало войны встретил в должности начальника штаба артдивизиона на Украине. Под Сталинградом командовал полком, а звание Героя получил за форсирование Днепра в 43‑м.

Весьма трудно установить причину снятия Тыквача с полка и назначения на эту должность Пеньковского. История про изнасилование беременной женщины – не более чем плод фантазии будущего предателя. Гвардии подполковник Тыквач в мае 1944 года принял под своё командование тяжёлый артиллерийский полк 152‑мм орудий и провёл его через Польшу, Германию и Чехословакию. В Прагу командир 367‑го гвардейского Краснознамённого Одерского орденов Суворова 3‑й степени и Богдана Хмельницкого 2‑й степени тяжёлого самоходного полка вошёл с двадцатью ранениями и семью орденами, среди которых один орден Ленина, два ордена Отечественной войны первой степени, три ордена Красной Звезды и Чехословацкий орден Почёта.

Но всё-таки что-то произошло тогда. И, скорее всего, это была интрига Пеньковского, когда он мог просто подставить боевого командира, воспользовавшись его слабостью к спиртному, чем отличались большинство офицеров на войне.

А расстрел новым командиром лейтенанта! Это грозный приём зарвавшегося новичка, три года отсиживавшегося в тылу и вдруг получившего необъятную власть.

О ранении Пеньковского существует две версии. По одной, он был легко ранен во время артобстрела. По другой, его машина попала под свою же самоходку.

«Когда я должен был отправиться на фронт, то услышал, что генерала Варенцова ранили, когда он ехал к генералу Коневу, и его отправили в Москву, – продолжал свой рассказ Пеньковский. – Он лежал в так называемом маршальском госпитале в Серебряном переулке. У него было ранение в бед-ро, в результате чего одна нога стала короче другой. Четыре месяца он провисел в госпитале на растяжке. Он был моим командиром, и я привёз ему подарки».

То есть пронырливый Пеньковский узнаёт, а земля всегда полна слухами, что его командующий лежит тут же, в Москве, в госпитале, собирает подарки и навещает его. Красивая картина!

Николай Фёдорович Чистяков рассказывает об этом так: «– Расскажите, как вы познакомились с генералом В.?

И следователю раскрылась картина, в которой были ярко вписаны два свойства человеческой души: с одной стороны, простодушная доверчивость, с другой – ловкость изощрённого мошенника, карьериста, подонка, эксплуатирующего человеческие слабости.

Вот эта картина…

По случайности в этом же госпитале лежал и генерал В(аренцов). Пеньковский, узнав об этом, старался попасться на глаза генералу, завести с ним разговор. Но случай всё не представлялся, а Пеньковского неожиданно для него выписали из госпиталя. Тогда он отважился на решительный шаг: облачившись в форму, зашёл в палату к генералу и бойко отрапортовал:

– Командир артиллерийского полка майор Пеньковский. Представляюсь вам по случаю выздоровления и отбытия в часть.

Генералу наскучило лежать в госпитале, он обрадовался боевому офицеру-артиллеристу, тепло побеседовал с ним.

Прощаясь, Пеньковский спросил:

– Не будет ли, товарищ генерал, каких поручений?

Генерал подумал и сказал:

– Вы возвращаетесь в часть через Львов. Может быть, сумеете повидать там мою семью?

– С удовольствием, – обрадовался Пеньковский.

– Ну вот и прекрасно. Сейчас я напишу письмо, которое, пожалуйста, передайте жене.

Пеньковский, приехав во Львов, постарался сделать всё, чтобы понравиться семье генерала. Жена генерала была в восторге от элегантного офицера, тепло поблагодарила его за письмо, привезённое от мужа.

Так Пеньковский на правах друга вошёл в семью генерала В(аренцова)».

Но это только в общем. А в деталях? Варенцов назначил Пеньковского прямо в госпитале своим офицером связи, или, проще говоря, адьютантом. Предложение было интересным, соответственно, об отказе не могло быть и речи. Хоть за орденами, но всё же на фронт не сильно хотелось. А тут всё было гораздо серьёзнее. Ордена тоже могли быть, но уже без передовой. Кроме того, Пеньковский сразу же попросил после возвращения Варенцова на фронт вновь дать ему полк, а ещё после окончания войны пристроить в командную академию. Для Варенцова это был не вопрос.

Пеньковский помнил всё. «Первая жена Варенцова, Аня, которая умерла от туберкулёза, была очень красивой. Позже он женился на своей теперешней жене Екатерине Карповне. Он увёл её от одного ленинградского доктора, за которым она была замужем. В это время его мать Екатерина и две его дочери находились во Львове (Западная Украина). Пока маршал лежал в госпитале, они жили на Пушкинской улице. Им было трудно доставать еду и топливо. Так я стал заботиться о его семье; маршал не только был хорошим человеком, я знал, что он сторицей отдаст мне за то, что я для него сделал. От первого брака у маршала была дочь Нина. Когда Варенцов стал поправляться, маршал Конев потребовал его скорейшего приезда на Первый Украинский фронт, чтобы возглавить артиллерию. Муж Нины был расстрелян вместе с двумя другими людьми, которые были замешаны в спекуляции во Львове. Её муж – майор Лошак, еврей, – которого она очень любила, был обвинён в спекуляции. Им предъявили обвинение в саботаже и подрыве сил Красной Армии. Было доказано, что сам Варенцов не имел личной заинтересованности в каких бы то ни было делах “чёрного рынка”, но его обвинили в политической близорукости, в том, что он допустил такие дела у себя под носом. Его вызвали к министру обороны, который сделал ему выговор. Тем не менее министр закончил словами: “Давайте забудем эту историю. Возвращайтесь на фронт”.

Его дочь Нина работала младшей медсестрой в военном госпитале. Когда её мужа расстреляли, она была вне себя от горя, но вернулась на работу. В коридоре она увидела раненого лётчика, который ждал приёма врача. Она подошла к нему, выхватила пистолет из кобуры и застрелилась.

Я продал свои часы и поехал во Львов, чтобы её похоронить. Купил чёрное платье и гроб. Когда Варенцов возвращался поездом на фронт, я был с ним и именно тогда рассказал о несчастье, которое произошло в марте 1944 года. Когда мы вернулись на фронт, маршал, зная, что я для него сделал, сказал: “Ты мне как сын”.

Позже он дал мне 5000 марок и попросил заказать в Вене самый лучший памятник на её могилу во Львове».

Все обещания Варенцов без особого труда выполнил, назначив Пеньковского командиром 51‑го гвардейского артиллерийского полка 1‑го Украинского фронта, а потом отправив в Академию имени Фрунзе.

Получилось у Пеньковского и с орденами. Если первым орденом Отечественной войны первой степени он был награждён 8 мая 1944 года приказом командующего артиллерией 1‑го Украинского фронта № 052/Н, то вторым (Красного Знамени) 6 апреля 1945 года опять приказом командующего артиллерией 1‑го Украинского фронта № 023/Н.

Третьим орденом (Красного Знамени) его наградят 23 мая 1945 года, а четвёртым (Александра Невского) аж 12 сентября 1945 года приказом командующего артиллерией Центральной группы войск № 0769/Н. Командующий всегда сам Варенцов.

Пятый и последний орден Пеньковского – Красной Звезды (Указ ПВС СССР от 21 августа 1953 года) будет за выслугу лет.

Словом, и про ордена Пеньковский хвастаясь, будет врать всем подряд, в том числе и тем, на кого будет работать последние годы.

5

В 1945 году Пеньковский приезжает в Москву поступать в академию. «Я приехал через два месяца после начала занятий, но успешно сдал все экзамены и был принят, – вспоминал он. – Поскольку я командовал полком, мне не составило никакого труда сдать экзамен по командованию батальоном. В 1948 году окончил Военную академию имени Фрунзе. Сразу же после окончания мне предложили поступить в Военно-дипломатическую академию, чтобы изучать стратегическую разведку».

В 1945‑м Пеньковский делает предложение семнадцатилетней Вере Гапанович, и они играют свадьбу.

По окончании академии будущий шпион советуется с тестем или приобретённым папой.

«Я посоветовался с тестем, генералом Гапановичем, и он сказал мне, что лучше год поработать вместо того, чтобы с одного курса переходить на другой. Так в течение года я работал в двух местах. Моим первым назначением была должность старшего офицера в Управлении штаба Московского военного округа по мобилизации и организации, где до этого я служил чином ниже. Я проработал там полгода и был переведён в штаб наземных сил. Там я тоже был старшим офицером, и эта работа меня вполне удовлетворяла, поскольку платили на 200 рублей больше. Но в 1949 году я хотел поступить в Военно-дипломатическую академию, а у нас, к счастью, есть правило, по которому жалованье офицера, которое он получал до поступления в ВДА, сохраняется на период учёбы. Так, в 1949 году меня приняли в ВДА, которая находится около мет-ро “Сокол”…

Я проучился там четыре года, с 1949‑го по 1953‑й. Тогда был четырёхгодичный курс, теперь – трёхгодичный».

На одном курсе с Пеньковским в этой уважаемой академии учился легендарный разведчик генерал-майор М.Е. Черных. Митрофан Ефимович запомнил его как одиозную личность.

«Своим поступлением в академию Пеньковский обязан маршалу артиллерии Варенцову, у которого он в годы войны ходил в адъютантах. А во время учёбы в академии Олег слыл бабником, любителем выпить. Однако это не помешало ему окончить академию и убыть в Турцию заместителем генерала Любченко – нашего военного атташе в этой стране. Любченко был умница, блестящий специалист, и ему не составило особого труда раскусить гнилую сущность подчинённого». Вместе с Пеньковским и Черных также учились два сына маршала Василевского, сын Булганина, сыновья маршалов Шапошникова и Конева, зять Жукова. Характерно, что почти никто из них так и не выехал за границу. Все остались в Москве. Только на год выезжал в командировку сын маршала Шапошникова.