Текст книги "100 великих загадок Великой Отечественной войны"
Автор книги: Олег Смыслов
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Боевой устав пехоты
9 ноября 1941 г. Приказом НКО СССР № 347 был утвержден и введен в действие новый Боевой устав пехоты Красной Армии.
Только теперь некоторые положения Боевого устава, существующие с 1927 и 1938 гг., впервые назвали устаревшими и способными принести большой вред.
Только теперь новый устав исключал поэшелонное построение в глубину боевых порядков дивизии начиная от взвода. В основу их построения было положено обязательное требование максимального и одновременного участия в бою пехоты и ее огневых средств от начала до конца боя.
Только теперь для отражения внезапных ударов противника, особенно на флангах и стыках, для поддержки ведущих бой частей, а также для развития закрепления достигнутого успеха должны были создаваться резервы в зависимости от выполняемой задачи и т. д.
Только теперь требовалось сосредоточить основные силы, средства и усилия на направлении главного удара и атак меньшими силами на вспомогательном направлении.
Только теперь командиры были названы центральной фигурой боевых порядков, а значит, командиры взводов, рот и батальонов должны были находиться за боевыми порядками своих подразделений и частей, на месте, с которого они могли бы наблюдать за ходом боя как своего подразделения, так и на флангах соседей, видеть свой боевой порядок и наблюдать за противником.
Только теперь командирам взвода, роты и батальона разрешалось выдвигаться перед боевыми порядками и лично вести за собою в бой свои подразделения лишь в исключительных случаях.
Только теперь было восстановлено для стрелкового отделения, взвода, а в некоторых случаях и для роты применение залпового огня.
Только теперь современный бой пехоты стал рассматриваться как бой соединенных родов войск, в котором большое участие должны были принимать артиллерия, огнеметы, танки и авиация, что соответственно требовало строго налаженного и непрерывного взаимодействия.
Только теперь оборона была названа нормальным видом боя в современной войне, а наиболее типичным случаем наступления – фронтальный удар с целью прорыва, организуемый из района непосредственного соприкосновения с противником.
Только теперь были введены новые понятия: артиллерийское наступление и авиационное наступление с целью непрерывной поддержки пехоты массированным огнем в течение всего периода наступлений.
Только теперь оборона должна была стать противоракетной, противоартиллерийской, противовоздушной и глубокой, а следовательно, упорной и активной. При этом фортификационные мероприятия войск должны были обеспечивать живучесть и устойчивость обороны.
В общих положениях устава были определены и задачи пехоты:
«– в наступательном бою умело сочетая огонь и движение, сблизиться с противником, атаковать его, захватить в плен или уничтожить в рукопашной схватке и закрепить за собой захваченную местность;
– в оборонительном бою мощным и метким огнем и решительными контратаками отразить атаки пехоты и танков противника, нанести ему тяжелые потери и удержать за собой обороняемую местность.
Стойкая оборона дело чести пехоты. Она может отходить только по приказу старшего начальника».
В новом «Боевом уставе пехоты» современный бой пехоты стал рассматриваться как сражение соединенных родов войск
Но сколько еще потребовалось времени и крови, чтобы соблюдались написанные в 1941–1942 гг. буквы Боевого устава…
Ведь и в 1943‐м, и в 1944‐м нередко пехоту по привычке гнали на убой вопреки всем новым уставам, наставлениям и приказам!
Вспоминает М. Сукнев: «Прошу его вызвать комдива Ольховского и отменить штурм без соответствующей артподготовки. Ведь наша полковая, в одну батарею, артиллерия – это капля в море.
Говорю:
– Товарищ подполковник, позвоните командиру дивизии. Отставьте. Вы же на убийство нас посылаете. Всех! Живым никто не вернется.
– Не могу! Приказ командарма! – резко ответил Лапшин.
Я почти молил не губить не только батальон, но и весь полк, ибо от нас видны колокольни Новгорода. Это значило – противник нас просто расстреляет на этом пойменном ледяном поле!»
И бой начался: «Грянул беспрерывный взрыв, от которого у меня чуть не лопнули барабанные перепонки в ушах, а многие надолго оглохли. Немцы открыли стрельбу из 500, если не более орудий, и все снаряды осколочно-бризантные или шрапнель! Не достигая земли, они рвались над ней в 10–15 метрах, поражая все живое. (…)
Попадались убитые наши, по двое-трое, но это были трупы, это были бестелесные останки! Пустое обмундирование, без голов, пустые мешки с сапогами, даже без костей! Взрыв бризантного снаряда (название произошло от французского слова brisant – «дробящий». Представляет собой осколочный или осколочно-фугасный снаряд, в котором находится дистанционный взрыватель, применяемый в качестве взрывателя снаряда в воздухе на заданной высоте) над головой – и человека нет, он уже “без вести пропавший”. При взрыве такого снаряда температура достигает двух тысяч градусов, и человек испаряется мгновенно.
Мы наткнулись на проволочные заграждения, а наши где-то еще дальше, уже в траншее противника, вели штыковой и огневой бой.(…)
Батальоны Кальсина и Гайчени, атаковавшие в лоб, натолкнулись на каменные стены “земляного” вала и отхлынули назад, оставив на поле убитыми по одной трети батальонов, унося столько же ранеными.
Батальоны отступили на исходное положение атаки».
Спустя десятилетия комбат Сукнев прочтет справку из архива Министерства обороны, где будет сухо написано:
«15.03.1943 г. 52‐я армия перешла в наступление с задачей форсировать реку Малый Волховец, уничтожить противостоящего противника и овладеть городом Новгородом.
Войска армии встретили сильное огневое сопротивление противника.
С 16 по 20 марта 1943 г. включительно все попытки перейти в наступление успеха не имели. Приказом Волховского фронта на основании распоряжения Ставки ВГК наступление войск 52‐й армии было прекращено…»
Только тогда из 450 человек его батальона в строю осталось всего 15! Ведь как-то не по Боевому уставу все получилось!
Дом, носящий чужое имя
Говорят, первое, что увидели наши войска в освобожденном Сталинграде, – надпись на здании: «Этот дом отстоял Яков Павлов». Речь идет о четырехэтажном с четырьмя подъездами Доме Облпотребсоюза по адресу: улица Пензенская, 61 на площади 9‐го января, построенном в середине тридцатых архитектором С. Волошиным. До войны этот дом считали одним из престижных в Сталинграде. В нем жили специалисты промышленных предприятий и партийные работники. Совсем рядом располагались еще несколько элитных жилых зданий: Дом связистов, Дома работников НКВД, Дом Железнодорожников и Дом Совконтроля. Примечательно, что Дом Совконтроля – зеркальная копия Дома Облпотребсоюза. Оба здания были выкрашены в зеленый цвет и оба сыграли в обороне Площади 9‐го января весьма важную роль. Один станет «Домом Павлова», а другой – «Домом Заболотного».
Осенью 1942‐го здесь держал оборону 42‐й гвардейский стрелковый полк 13‐й гвардейской стрелковой дивизии. Однажды командир полка приказал захватить эти два дома, имевших важное значение в системе обороны дивизии: «у него было очень важное тактическое преимущество: оттуда контролировалась вся окружающая местность. Можно было наблюдать и обстреливать занятую к тому времени противником часть города: на запад до 1 км, а на север и юг – и того больше. Но главное – отсюда просматривались пути возможного прорыва немцев к Волге: до нее было рукой подать» (В. Рощупкин). Были созданы две группы: одна младшего лейтенанта Заболотного, а вторая сержанта Павлова, которые и выполнили поставленную задачу. Вот только здание, где находился Заболотный, впоследствии было разрушено и вся группа, его оборонявшая, погибла. Официально гибель командира стрелкового взвода зафиксирована 24 ноября 1942 года. Зато сержанту Павлову повезло не только выжить, но и обрести славу Героя. Сам он о захвате Дома вспоминал так:
«27 сентября вечером вызвал меня к себе командир роты… Я выбрал пулеметчика из моего отделения Черноголова и еще двух храбрых парней: Глущенко и Александрова. С наступлением темноты, часов в девять вечера, мы поползли вперед… Днем мы установили, что дом имеет четыре подъезда. Держим курс к первому подъезду… По моему приказанию Александров остается снаружи у подъезда, а Глущенко, войдя туда, наблюдает за лестницей, ведущей в верхние этажи. Мы с Черноголовым спускаемся в подвал. Прикладываю ухо к двери. Доносится приглушенная русская речь… Включаю фонарик, скользнув тонким лучом по группе женщин и стариков… Убеждаемся, что в первом подъезде немцев действительно нет… Пробираемся вдоль стен ко второму подъезду. По-прежнему караулить остаются Александров и Глущенко. Приказываю Глущенко следить за подвалом, а с Черноголовым тихонько поднимаемся по нескольким ступенькам на площадку первого этажа… В квартире – немецкий разговор… Шепотом передаю Черноголову план действия: я распахиваю двери одной квартиры, он – другой, бросаем по три гранаты и затем врываемся в комнаты… Тщательно осматриваем все квартиры и чердаки третьего и четвертого подъездов. Убеждаюсь, что дом теперь в наших руках…
Расставляю посты: Черноголов занимает позицию у окна, где раньше были гитлеровцы, и наблюдает за площадью. Глущенко следит за подъездами. Александров смотрит за тыловой стороной… Решаю послать к комбату санинструктора Калинина, который оказался вместе с жителями в подвале занятого фашистами подъезда.
Дом Павлова в дни Сталинградской битвы
Через час после ухода Калинина Глущенко подает мне сигнал:
– Товарищ гвардии сержант, со стороны Волги приближаются трое…
– Привет вам от комбата и гвардии полковника! – говорят они, заскочив к нам в подвал.
Минут через пятнадцать из батальона подошли еще три бойца, потом еще и еще. К полуночи я торжественно объявил под грохот немецкой артиллерии:
– Нашего полку прибыло! Теперь у нас мощный гарнизон – 18 бойцов! (…)
День за днем мы держали оборону, день за днем отражали все попытки гитлеровцев приблизиться к нашему дому, истребляли один десяток их за другим. Что и говорить, нелегко было, но мы помнили слова командира нашей дивизии генерала Родимцева, который сказал, что мы, гвардейцы, должны стоять в Сталинграде насмерть.
Оборону свою мы старались совершенствовать. Питание и воду с Волги приносили ночью. Вода у нас была на вес золота, расходовалась со строжайшей экономией. Носили ее в термосах. Нелегкая была задача с термосом на спине доползти от нашего дома к мельнице, а потом спуститься к Волге и проползти обратно. Участок между нашим домом и мельницей яростно обстреливался. Несколько наших товарищей погибли не в доме, который мы защищали, а в пути. Мы, обжившись в нашей крепости, прорыли глубокую траншею в человеческий рост, тянувшуюся на двести метров до КП батальона. Эта траншея помогла нам эвакуировать в тыл, на другой берег Волги, спасавшихся в подвалах мирных жителей».
В общем, под постоянным огнем артиллерии и авиации противника, младший командир Павлов избегал больших потерь и в течение двух месяцев не давал немцам пробиться к Волге.
Сразу после войны гвардии сержанту Павлову было присвоено звание Героя Советского Союза, а заодно и лейтенантское звание. После демобилизации Яков Федотович работал в городе Валдай Новгородской области, был третьим секретарем райкома, окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС. Трижды избирался депутатом Верховного Совета РСФСР от Новгородской области. В 1980‐м стал «Почетным гражданином города-героя Волгограда». Неоднократно награждался высокими государственными наградами и пожинал плоды своей славы.
Пройдет много лет, прежде чем откроется вся правда обороны Дома Облпотребсоюза. Оказывается, «…отвечал по поручению И.П. Елина (командир 42‐го полка 13‐й дивизии. – Прим. авт.) за всю эпопею с домом… комбат А.Е. Жуков, – напишет в своей книге «Осколок в сердце» старейший журналист Волгограда Ю. Беледин. – Он приказал комроты, старшему лейтенанту И.И. Наумову, направить туда четырех разведчиков, одним из которых был Я.Ф. Павлов. И сутки они отпугивали спохватившихся немцев. Остальные 57 дней за оборону бессменно отвечал перед А.Е. Жуковым пришедший туда с пулеметным взводом и группой бронебойщиков лейтенант И.Ф. Афанасьев. Убитых и раненых в ходе боев, о чем мне лично рассказывал Алексей Ефимович Жуков, заменяли регулярно. В общей сложности гарнизон насчитывал 29 человек».
Как известно, в армии единоначалие никто не отменял, а потому гвардии лейтенант Афанасьев в Доме Облпотребсоюза был для гвардии сержанта Павлова самым что ни на есть главным отцом-командиром. Вот только советская пропаганда того времени сама выбирала своих героев. В данном случае больше повезло сержанту, которого эта «машина» назначила, не разобравшись, на роль единственного героического защитника дома. В итоге Дом Облпотребсоюза стал Домом Павлова.
Оборона «Дома Павлова» продолжалась 58 дней. Из 31 одного его защитника погибли всего трое: лейтенант-минометчик А.Н. Чернышенко, сержант И.Я. Хаит и рядовой И.Т. Свирин.
Лейтенант Афанасьев в дом прибыл на третьи сутки. Под его командой было семь человек с одним станковым пулеметом, шесть бронебойщиков с тремя ПТР, четверо минометчиков с двумя 50‐мм минометами и три автоматчика. Группа сержанта Павлова также вошла в его подчинение. А это уже был гарнизон дома, который под командованием Афанасьева удерживал важный объект до начала общего наступления.
4 ноября Иван Филиппович повел в атаку своих бойцов через площадь 9‐го января. К 11 часам ему удалось овладеть одним из домов, отразив четыре атаки противника, однако сам был контужен с одновременной потерей слуха и речи. В бою за заводскую часть города он получил еще одно ранение, а после излечения продолжал воевать в танковой бригаде. Дошел до Берлина, а затем освобождал Прагу. В армии прослужил до 1951 года, затем был уволен по состоянию здоровья.
В результате полученных ранений почти ослеп. С 1958‐го проживал в Сталинграде, работал в обществе слепых, станочником на заводе и мечтал написать правдивую книгу о защите Дома Облпотребсоюза. Все свободное время он по крупицам собирал информацию о людях, с которыми он воевал осенью 1942 года, а вечерами уединялся в комнате и наугад выводил строки рукописи. Ради своей мечты даже освоил азбуку Брайля и добился своего. Книга вышла под названием «Дом Солдатской славы», издавалась трижды, последний раз в 1970 году. Вот только не обошлось без цензуры, и Афанасьев был вынужден согласиться на пересказ слов сержанта Павлова о том, что в занятом ими доме были немцы. На самом деле их там не было.
По мнению бывшего комбата Алексея Ефимовича Жукова, «Павлов – болтун и хвастун. Он воспользовался неизвестностью оставшихся в живых товарищей и их подвиги повернул на себя. Вот подлая душа!» (Добрина Д., Сажнева Е.).
Как говорится, из песни слов не выкинешь. Яков Федотович оборонял «Дом своего имени» до конца и не желал делиться славой. Когда он бывал наездами в Волгограде, то первым делом звонил журналисту Беледину из гостиницы «Октябрьская», задавая один и тот же вопрос:
– А этот (непечатное) еще жив?
Этот… бывший его командир Афанасьев умер в августе 1975 года. На его похороны приехали все фронтовые друзья. Не было только одного героя-сержанта…
Яков Федотович пережил его всего на шесть лет. Они были почти одногодками (1916 и 1917).
А в литературе и после их смерти все осталось по-старому: «Захватив один из домов и усовершенствовав его оборону, гарнизон из 24 человек под командованием сержанта Якова Павлова в течение 58 дней удерживал его и не отдал врагу».
Почему маршал стал генералом
Все мы прекрасно знаем, что генералы иногда становятся маршалами, однако в карьере одного сталинского «полководца» именно в годы войны получилось все с точностью да наоборот…
9 ноября 1941 года личным распоряжением Сталина маршала Советского Союза Григория Ивановича Кулика направляют в Керчь на помощь командованию 51‐й армии. Но как выполняет он это поручение-приказ, становится воочию видно из его ответов на вопросы Специального судебного присутствия под председательством армвоенюриста В.В. Ульриха, с участием армейского комиссара 1-го ранга Е.А. Щаденко, генерал-полковника П.А. Артемьева и секретаря бригвоенюриста А.А. Батнера 16 февраля 1942 года.
«Ульрих: Где вы находились в ночь на 10 ноября?
Кулик: В Ростове.
Ульрих: Кто передал вам приказ вылететь в Керчь?
Кулик: Мне лично звонил товарищ Сталин.
Ульрих: Что товарищ Сталин вам сказал?
Кулик: Насколько помню, товарищ Сталин мне сказал по телефону: “Прошу, поезжайте в Керчь. Помогите Левченко навести порядок. Нужно не допустить противника на Кавказ и удержать Керченский район. Вам дается 302 дивизия. Как можно скорее продвигайте ее”.
Маршал С.К. Тимошенко и Г.И. Кулик
Ульрих: Когда вы вылетели из Ростова?
Кулик: 10 ноября, около часу дня.
Ульрих: Когда прибыли в Краснодар?
Кулик: В тот же день.
Ульрих: Сколько пробыли в Краснодаре?
Кулик: В тот же день выехал на авто, так как погода была нелетная.
Ульрих: На каком самолете прилетели?
Кулик: На “Дугласе”.
Ульрих: Погода могла измениться. Самолетом скорее можно было добраться. Почему выехали машиной?
Кулик: Погода была нелетная. Самолет я в тот же день послал со своим адъютантом подполковником Валюшкиным в Свердловск за своей женой.
Ульрих: Вам самим самолет разве не мог понадобиться?
Кулик: Он был неисправен.
Ульрих: Посылали какой-либо груз с самолетом?
Кулик: Продовольствие.
Ульрих: Ну а как вы сами выехали?
Кулик: Выехал на машине до Темрюка, где и заночевал. Ночью ввиду бездорожья ехать нельзя было. Утром 11‐го выехал на Тамань, куда прибыл во второй половине того же дня. По дороге из Краснодара на Тамань видел бегущую армию. Сформировал из отдельных подразделений и военнослужащих 6–7 заградительных отрядов. В Тамани занялся организацией Таманского полуострова и установлением связи с Левченко и Батовым.
Ульрих: Когда прибыли в Керчь?
Кулик: Днем 12 ноября.
Артемьев: Когда улетел “Дуглас” из Краснодара?
Кулик: Я сейчас не помню точно. Он вскоре сел из-за неисправности на Кубани.
Щаденко: До Краснодара могли долететь, а почему не могли лететь дальше сами и не посылать самолет с продуктами за женой?
Кулик: Я прошу этот вопрос увязывать с общим вопросом.
Щаденко: Почему вы считали, что самолет был годен для полета до Свердловска, когда сами здесь же сказали, что он был неисправен?
Кулик: Погода была нелетная.
Ульрих: Когда точно прибыли в Керчь 12 ноября?
Кулик: Во второй половине дня.
Ульрих: Сколько пробыли в Керчи?
Кулик: Около 3 часов.
Ульрих: Как добрались с Тамани до Керчи?
Кулик: Я никому не сказал и выехал на катере. Меня могли потопить самолеты противника.
Щаденко: Вы же ехали на быстроходном катере. Как же могли попасть в него с самолета?
Кулик: Нет, могли попасть.
Щаденко: А немцы разве не знали, что это едет именно Кулик?
Кулик: В Керченской бухте я ехал под обстрелом с обеих сторон».
Дальше разговор идет о работе Кулика в Керчи и о его отъезде в Тамань. После многочисленных вопросов и сорокаминутного перерыва генерал Артемьев снова возвращается к вопросу о том, как долго Кулик добирался до Керчи:
«Артемьев: Какое расстояние от Краснодара до Керчи?
Кулик: Километров двести с лишним.
Артемьев: А потратили больше двух суток?
Кулик: Дорога была просто непроходимая. Машины пришлось бросать. Тягачами вытягивали.
Артемьев: В Тамани зачем задержались?
Кулик: Там я сознательно остался для организации обороны».
Парадокс ситуации с самолетом заключается в том, что Кулик сначала сказал о его неисправности, а чуть позже признался, что отправил его в Свердловск вместе с адъютантом и продовольствием. То есть вместо того, чтобы выполнить приказ Верховного, Маршал Советского Союза выезжает на машине и добирается до Керчи целых два дня, а самолет, на котором он бы долетел до города менее чем за час, отправляет к семье. При этом в Керчи льется кровь, гибнут люди, идет страшная война не на жизнь, а на смерть. В стране разруха, люди банально голодают. И не только в тылу. Но маршала больше всего интересует забота о своей молодой жене, находящейся на маршальском пайке, которой всего-то девятнадцать лет. Безусловно, беспокоит Кулика и собственный желудок. И вот личные, животные интересы он ставит выше приказа, выше присяги, выше защиты родины! Ему, мягко говоря, наплевать, что происходит в Керчи. Он для себя все давно решил. Потому что он маршал, ему можно все!
Старший адъютант маршала Кулика подполковник Г.А.Валюшкин даст следователю по этому вопросу такие объяснения:
«Маршал Кулик вылетел в Ростов из Москвы 11 октября 1941 года и находился там до 9 ноября, после чего мы полетели в Краснодар… Вместе с председателем облисполкома Тюляевым и своим адъютантом майором Канашевичем и ст. лейтенантом Новиковым маршал поехал в Тамань и далее в Керчь, а я 10 ноября по распоряжению Кулика Г.И. на его самолете (который был за ним закреплен из ГВФ еще в Москве и на котором мы летели из Москвы) полетел в Свердловск.
В Свердловске находилась в то время эвакуированной жена маршала и моя семья. Посылая меня в Свердловск, маршал разрешил мне побыть у своей семьи дня три, а потом возвратиться самолетом же в Краснодар и привезти туда жену маршала. Расчет был такой, что, пока я летаю в Свердловск и обратно, пройдет дней 6–7, за которые сам маршал успеет закончить свои дела в Керчи и возвратится в Краснодар, и там встретит свою жену. Однако вышло иначе. От Краснодара до Свердловска я летел фактически 13 суток, так как по условиям погоды самолет с ряда аэродромов по целым дням не выпускали.
В Свердловск я прилетел числа 23–24 ноября. Числа 27‐го я собрался лететь в Краснодар, как мне и указано было маршалом, но 27‐го узнал из телефонного разговора Жигарева с женой, которая была в Свердловске, что маршала вызывают в Москву, и поэтому решил остаться в Свердловске и ждать указания.
Примерно числа 28‐го или 29.XI маршал из Москвы уже позвонил мне, что он едет в Тихвин, а мне пока оставаться в Свердловске и ждать указаний.
В Москву я возвратился 28.XII, уже после того, как маршал прибыл из Тихвина, и с тех пор из Москвы никуда не выезжал. При возвращении в Москву я привез сюда и жену маршала.
Когда я летел из Краснодара в Свердловск, то маршал просил предоблисполкома Тюляева послать что-нибудь туда своей семье, что Тюляев и сделал. В самолет ко мне было загружено 7 ящиков яблок, ящик колбасы, 2 ящика кефали, мука, крупа, масло, сахар и еще ряд продуктов. Какова была стоимость этих продуктов, я не знаю, не знаю также, платились ли за них деньги. Отправку по указанию Тюляева производил некто Санадзе, какой-то работник военторга.
В отношении остальных продуктов, полученных для маршала, ничего сказать не могу. В курсе этих вопросов должен быть адъютант Канашевич, который и занимался во время командировки маршала хозяйственными вопросами».
В общем, представитель Ставки ВГК маршал Кулик, направленный для оказания помощи войскам в Керчь, прибыл на полуостров 12‐го, отдал командующему распоряжения относительно его оставления, а сам совершенно спокойно отправился обратно на Тамань, поскольку «считал своей главной задачей организацию обороны» именно там.
15 ноября Кулик телеграфировал в Москву о том, что положение войск 51‐й армии крайне тяжелое, они почти небоеспособны и малочисленны, оборонять Керчь, по сути дела, некому. Бои уже идут на окраине города, который удержать практически невозможно.
А 17 ноября он доложил по телефону, что «части 51‐й армии с Керченского направления полностью переправились на Таманский полуостров во второй половине дня 16.11. Переправа проходила в тяжелых условиях штормовой погоды при морозе в 12 (градусов)».
Пройдет всего три месяца, и в феврале 1942 г. Григория Ивановича за оставление керченского направления исключат из состава членов ЦК ВКП(б), снимут с поста заместителя наркома обороны, лишат воинского звания маршала и всех наград.
В постановлении Пленума ЦК ВКП(б) будет подчеркнуто:
«…ЦК ВКП(б) стали известны также факты, что Кулик во время пребывания на фронте систематически пьянствовал, вел развратный образ жизни и, злоупотребляя званием Маршала Советского Союза и зам. наркома обороны, занимался самоснабжением и расхищением государственной собственности, растрачивая сотни тысяч рублей из средств государства».
«В Краснодарском военторге для него в октябре – декабре 1941 г. было взято товаров больше чем на 85 тысяч рублей. Председатель крайисполкома Тюляев приказал военторгу оплатить взятое по оптовым ценам и расходы отнести на счет тыла фронта. Расследование показало, что маршал специальным самолетом отправил семье в Свердловск большими партиями фрукты, колбасу, муку, масло, сахар, 200 бутылок коньяку, 25 килограммов паюсной икры, 50 ящиков мандаринов. Мясо, мука, крупа были отправлены и по московскому адресу Кулика», – доложило ведомство В.С. Абакумова.
Другого бы крохобора и жмота за такое расстреляли. Но Кулику повезло. В марте ему присвоят, не без доброты Сталина, звание «генерал-майор» и будут держать в распоряжении наркома обороны, решая, что с ним делать дальше…
Расстреляют генерал-майора Кулика 24 августа 1950 года, когда терпение Сталина лопнет окончательно.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?