Текст книги "100 великих загадок Великой Отечественной войны"

Харьковская катастрофа

Считается, что на освобождении Харькова первый секретарь ЦК КП(б) Украины, член Политбюро ЦК ВКП(б), член Военного совета ряда фронтов Н.С. Хрущев настаивал еще в конце сорок первого. Однако в январе сорок второго первая попытка освободить город потерпела неудачу. Не удалось взять Харьков и в марте. А 22 марта главнокомандующий войсками западного направления маршал С.К. Тимошенко при поддержке члена Военного совета Хрущева предложили очередной план наступления на Харьков. При этом они планировали освободить не только сам город, но и всю левобережную Украину. Правда, для успеха предстоящей операции требовалось 40 дивизий и 1500 танков к уже имевшимся 92 дивизиям и 480 танкам.

Примечательно, что неправильная оценка противника прозвучала и из уст начальника штаба юго-западного направления генерала И.Х. Баграмяна, который оценивал оперативное построение войск 6‐й немецкой армии, как сильно расстроенное: «Нет ни одной пехотной или танковой дивизии, которая бы компактно занимала оборону на определенном участке фронта. Израсходованы оперативные резервы. В ходе боевых действий в районе Харькова противник вынужден перебрасывать на это направление отдельные полки, батальоны и даже роты с менее активных участков фронта, формировать из них боевые группы и затыкать ими образовавшиеся бреши в линии фронта».

Только после войны маршал Баграмян честно признается: «Наши прогнозы строились больше на догадках, чем на реальных сведениях».

Странным казался и дух оптимизма, который, по свидетельству маршала Москаленко, витал на Командном пункте фронта: «Как это ни странно, Военный совет фронта уже не считал противника опасным».

Странным было и то, «что командование и штаб Юго-Западного направления, как и Ставка, не согласились с выводом разведывательного управления, хотя он подтверждался разведывательными данными, имевшимися в их распоряжении. 22 марта 1942 г. Военный совет направления в докладе Верховному Главнокомандующему о перспективах боевых действий на юге в весенне-летний период доносил следующее: “…Мы считаем, что враг, несмотря на крупную неудачу осеннего наступления на Москву, весной будет вновь стремиться к захвату нашей столицы.

Колонна советских военнопленных на улицах Харькова. Май 1942 г.

С этой целью его главная группировка упорно стремится сохранить свое положение на московском направлении, а его резервы сосредоточиваются против левого крыла Западного фронта (восточное Гомель и в районе Брянск)…

На юге следует ожидать наступления крупных сил противника между течением р. Сев. Донец и Таганрогским заливом с целью овладения нижним течением р. Дон и последующего устремления на Кавказ к источникам нефти…”» (К.С. Москаленко).

Против плана, предложенного Военным советом юго-западного направления, категорически выступил Генеральный штаб, который делал упор на недостаточное количество резервных соединений, необходимых для успешного проведения операции. И Сталин сначала поддержал его выводы, но потом изменил свое мнение. По каким-то известным только ему причинам он вдруг оптимистично посмотрел на возможность частной операции по освобождению Харькова силами и средствами, которыми располагал Тимошенко. Последний, хотя и получил вместо 40 дивизий только 10 (кроме того, 26 танковых бригад и 18 артиллерийских полков), все же по силам и средствам его войска намного превосходили всю группу армий «Юг» вместе взятую.

И все же нашелся еще один ярый противник этой операции, которым оказался начальник оперативного отдела Юго-Западного фронта полковник И.Н. Рухле. «Рассмотрев подготовленные материалы по наступлению на Харьков, – пишет Борис Сыромятников, – он пришел к категорическому заключению: "Эту операцию мы проиграем, она окончится катастрофой". Полковник обращается к начальнику отделения особого отдела Михаилу Белоусову, которого знал по совместной службе в стрелковом полку в довоенное время, с просьбой о возможности чекистских органов довести эту важную информацию до И.В. Сталина». Поддержал эту идею и начальник особого отдела фронта Н.Н. Селивановский, который рассмотрел и отредактировал текст: «Однако Абакумов, получив этот документ, допустил грубейший просчет. Вместо того чтобы доложить Сталину, он, боясь обойти члена Политбюро Хрущева, связался по "ВЧ" с Никитой Сергеевичем и доложил ему, что опытные штабные работники серьезно опасаются за исход Харьковской наступательной операции. Член военного совета ЮЗН, как считается, ответил, что такие опасения имеют определенные основания, но теперь "ничего уже нельзя сделать. Всем нам надо работать над тем, чтобы эта операция прошла как можно лучше". Хрущев говорил неправду: Сталин колебался и, получив такую информацию, несомненно, эту операцию отменил бы».

К слову сказать, 4 октября 1942 г. генерал Рухле был снят с должности начальника оперативного отдела Сталинградского фронта, 5 октября взят под стражу, а 9 октября оформлено постановление на его арест по обвинению в провале Харьковской операции и работе на немцев (!). Факт любопытный.

Операция началась 12 мая в 7.30 утра одновременным ударом по немецким войскам на севере и на юге. Войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов должны были окружить 6‐ю немецкую армию генерала Паулюса в районе Харькова, чтобы тем самым отсечь группу армий «Юг» (6‐я армия, 17‐я армия и 1‐я танковая армия), прижать ее к Азовскому морю и уничтожить.

Немцы и сами готовились срезать барвенковский выступ, запланировав на 18 мая операцию «Фридрихус». Их план состоял в том, чтобы, обороняясь ограниченными силами на ростовском и ворошиловградском направлениях, нанести два удара по сходящимся направлениям на южной стороне барвенковского плацдарма (из района Андреевки на Барвенково и из района Славянска на Долгенькую с последующим развитием наступления на Изюм). Таким образом, противник предполагал рассечь оборону 9‐й армии, окружить и уничтожить ее восточнее Барвенково и в дальнейшем выйти к реке Сев. Донец, форсировать ее на участке Изюм-Петровское. Затем, развивая наступление в направлении на Балаклею, соединиться с 6‐й армией, оборонявшей Чугуевский выступ, завершив окружение всей группировки войск юго-западного направления. «Для запланированного немецкого наступления попытка русских помешать ему была только желанным началом», – утверждал немецкий генерал Курт фон Типпельскирх.

К 17 мая советским войскам удалось потеснить армию Паулюса и подойти к Харькову (советские танки находились в 20 км от города), но в этот же день 1‐я танковая армия Клейста нанесла удар в тыл наступающим частям и буквально сразу же прорвала оборону 9‐й армии Южного фронта (продвинувшись на 25 километров к северу).

По свидетельству маршала Г.К. Жукова, 17–18 мая «Военный совет фронта особого беспокойства не проявил». Причем, когда 18 мая ситуация для советских войск явно ухудшилась, главком юго-западного направления Тимошенко и член Военного совета Хрущев доложили в Ставку, что угроза со стороны южной группировки противника преувеличена. Они не решились попросить у Сталина разрешения остановить наступление. Такой приказ (приостановить наступление и развернуться фронтом) поступил на следующий день, когда генерал Василевский доложил о резком изменении обстановки вождю. В общем, по утверждению маршала Москаленко, советские дивизии «сами лезли в мешок, в пасть к врагу». Хотя и после 19‐го возможность спасти положение была. Для этого, по словам маршала, «необходимо было в ограниченное время произвести перегруппировку больших масс войск, разбросанных на большом пространстве, а мы тогда еще не умели делать это должным образом».

Как результат, 22‐го Клейст соединился с Паулюсом, окружив три армии, 23 мая пути отхода на восток для советских войск были отрезаны, а с 25 мая начались их отчаянные попытки вырваться из котла. Только 28 мая Тимошенко отдал приказ о прекращении наступления, однако усилия по выходу из окружения продолжались еще несколько дней.

Из-за Харьковской катастрофы немцы смогли стремительно продвинуться на южном участке фронта на Воронеж и Ростов-на-Дону с последующим выходом к Волге и продвижением на Кавказ.

Кроме ошибочных, а фактически преступных решений командования юго-западного направления, пассивность войск правого крыла Южного фронта позволила немцам вывести с этого участка часть сил и перебросить их на угрожаемое направление. Бездействие же всего фронта способствовало 17‐й и 1‐й танковой армиям вермахта начать перегруппировку войск и подготовку к контрудару на изюм-барвенковском направлении.

Как результат, советские потери составили в «барвенковском котле» 270 тыс. человек, из них 171 тыс. – безвозвратно. Из окружения вышли всего более 20 тысяч бойцов и командиров. Потери противника не превысили и 20 тысяч человек.

Любопытно, что в докладе командования юго-западного направления по итогам наступательной операции за период с 12 по 30 мая 1942 года совершенно справедливо говорилось: «Главная причина провала Харьковской операции была в том, что командование Юго-Западного направления неправильно оценило обстановку, а когда войска Юго-Западного фронта попали в сложное положение, своевременно не прекратило наступление. Более того, настаивало перед Ставкой на его продолжении. Решение, принятое 19‐го мая о прекращении наступления, опоздало. Командование Юго-Западного фронта не приняло необходимых мер, чтобы обеспечить фланги ударными группировками, слабо изучило противника, в частности, недооценило его возможности маневрировать в ходе сражения. Штаб фронта преуменьшил силы врага на 30 процентов».

Но пройдет время, и Н.С. Хрущев на ХХ съезде КПСС попытается свалить вину за поражение под Харьковом лично на И.В. Сталина. Маршал И.Х. Баграмян в своих мемуарах объяснил тот провал ошибочными действиями других военачальников. Один лишь маршал С.К. Тимошенко наотрез отказался участвовать в обмене упреками и не стал писать воспоминаний.

К цели он шел напролом

У Алексея Петровича Маресьева была поистине всенародная слава, которой он не гордился и лично для себя никогда не пользовался. Это был настоящий человек, подлинный богатырь, на которых во все времена и держалась земля русская. Своему сыну он всегда говорил: «Если узнаю, что ты, Витька, используешь мое имя в своих целях, запорю!»

«Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, основанная на реальных событиях, была написана в 1946 году и вышла осенью в журнале «Октябрь». Впоследствии она более восьмидесяти раз издавалась на русском языке, сорок девять – на языках народов СССР и тридцать девять – за рубежом, сделав Маресьева народным героем, на которого будут равняться все поколения советских людей…

Как вспоминает сын легендарного летчика Виктор Алексеевич, в 1949 году отцу написала «испанка, которая собиралась надеть на шею петлю, но, прочитав книгу, отбросила эту мысль напрочь. И ее жизнь сложилась счастливо: она нашла себе любимого, родила ребенка. И таких людей было много. Например, к нему обратился человек, который был разведчиком и провел на нелегальной работе 12 лет, а у него здесь дочка в 14 лет заболела менингитом и лежала в полной апатии два месяца. И он попросил, чтобы отец не просто дал ей автограф, а написал наставления по жизни. Алексей Петрович взял книгу и пошел к ней сам. Минут 45 пробыл у нее, а на следующий день она встала. Потом они нас даже приглашали на ее свадьбу».

После выхода книги, в 1940–1950‐е Алексею Петровичу писали очень многие, причем думали, что он живет в Кремле, ибо так и писали: «Москва. Кремль. Маресьеву».

После развала Советского Союза «Повесть о настоящем человеке» перестали проходить в школе, и когда президентом сталПутин, Маресьев посетовал ему на это.

– Как так? Я, Алексей Петрович, разберусь и Вам доложу! – ответил Владимир Владимирович.

А вскоре раздался звонок, «и чей-то голос сообщил, что по поручению главы государства он изучал этот вопрос, и Владимир Владимирович, к сожалению, не может помочь делу: учителя сейчас сами подбирают литературу для своих классов» (Интервью В.А. Маресьева А. Калашникову).

Только в 2013 году знаменитую повесть Бориса Полевого все-таки включили в рекомендованную школьникам программу внеклассного чтения. Но сам народный герой до этого дня не дожил…

«Подбили меня 4 апреля 42 г., – в июле 1943‐го рассказывал сотрудникам комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР А.П. Маресьев (К. Дроздов. Настоящий Маресьев). – Пробили мне мотор. А я был над их территорией. Высота была метров 800. Я немного оттянул самолет на свою территорию, километров за 12, но там были леса и болота, и сесть было негде. Я и пошел садиться на лес, а там лес редкий и высокий, и на лес садиться было очень трудно. Я прикрылся рукой, чтобы не удариться, может быть, думаю, жив останусь, так, чтобы глаза не выбило. Положил голову на руки, и здесь слева я увидел площадку. И здесь я сделал большую глупость. Я выпустил шасси, так как мне показалось, что там – площадка, но, когда я стал разворачиваться, то мотор остановился, и машина пошла книзу. Я только успел выровнять ее из крена, как лыжами самолет задел за макушку дерева, и получился полный скоростной капот, т. е. самолет перевернулся кверху колесами. Я был привязан ремнями, но их оторвало и меня выбросило из самолета. Так что я упал метров с 30, хотя точно не знаю. По-видимому, получилось так, что я упал на снег, а потом я покатился по дороге и ударился виском, и минут 40 я лежал без памяти. Потом, когда я очнулся, я чувствую что-то на виске, приложил руку – кровь, и висит лоскуток кожи. Я его хотел сначала оторвать, а потом чувствую, что кожа толстая, и обратно ее приложил к пораненному месту. Кровь там запеклась, и все потом заросло.

Афиша кинофильма «Повесть о настоящем человеке». 1952 г.

От самолета осталась только одна кабина и хвост – все разлетелось в разные стороны. Я, вероятно, сильно ударился, так как вскоре у меня начались галлюцинации. Я очень хотел испортить мотор, вынимаю пистолет и начинаю стрелять по мотору. И мне кажется, что я не попадаю, я выстрелил одну обойму в пистолете, затем другую. Потом посмотрел опять в лес, и я вижу, что там стоят самолеты, стоят люди, я кричу, чтобы мне помогли, но потом смотрю – ничего нет. Посмотришь в другую сторону, опять то же самое, и потом снова все исчезает.

Я так и блудил. Шел, ложился, потом снова шел. Спал до утра в снегу. Один раз мне показалось совершенно ясно, что стоит дом, из дома выходит старик и говорит, что у нас здесь дом отдыха. Я говорю: “Помогите мне добраться”. А он все дальше и дальше уходит. Тогда я подхожу сам, но ничего не вижу. Потом пошел в другую просеку, смотрю – стоит колодец, девушка гуляет с парнем, а то кажется, что девушка с ведрами идет. “Что несете?” – “Воду”. Но воды мне не дала.

Я упал 12 километров от линии фронта, но никак не мог сообразить, где я, мне все время казалось, что я у себя на аэродроме или где-то близко. Смотрю, идет техник, который меня обслуживал, начинаю говорить ему: “Помоги выйти”. Но никто ничего для меня не делает. И такая история со мной продолжалась суток 10–11, когда галлюцинация у меня прошла…

Раз я просыпаюсь утром и думаю, что мне нужно делать? Я уже был совершенно в здравом уме. Очень сильно я отощал, так как ничего все время не ел. И компаса у меня нет. Я решил идти на восток, уже по солнцу. Вижу и самолеты, которые летят к нам. Думаю, наткнусь, в конце концов, на какое-нибудь село, а потом меня доставят. Но я очень сильно отощал и идти не мог. Шел я так: выбрал себе толстую палку, поставишь ее и подтягиваешь к ней ноги, так и переставляешь их. Так я мог пройти максимум полтора километра в сутки. А потом трое суток опять лежал и спал. И сны такие снятся, что кто-то зовет: “Леша, Леша, вставай, там тебе припасена хорошая кровать, иди туда спать…”.

Так я провел 18 суток без единой крошки во рту. Съел я за это время горсть муравьев и пол-ящерицы. Причем я отморозил ноги. Я летел в кожанке и в унтах. Пока я ходил с места на место, в них попала вода, так как кругом уже таяло, а ночью было холодно, мороз и ветер, а в унтах вода, и я, таким образом, отморозил себе ноги. Но я не догадался, что ноги у меня отморожены, я думал, что не могу идти от голода».

В госпитале о Маресьеве говорили, что он жить не будет. Не питал надежд и профессор Теребинский. «Меня положили в отдельную палату, стали наблюдать, как я себя чувствую, – вспоминал Алексей Петрович. – Палата была проходной, я жаловался на шум. Тогда меня положили одного в палату, стали делать мне уколы для поддержания сердечной деятельности. Я не спал долго, мне стали делать уколы морфия. Я стал часика по четыре тогда спать. Все время спрашивали меня, как себя чувствую? Я говорю, что лучше. И здесь меня стали лечить основательно.

Необходимо было мне отрезать ноги. Они стали уже сами отходить: лежишь в кровати, потащишь, а суставы сами и расходятся.

Однажды пришел профессор, принесли меня в операционную, он взял стерильные ножницы и просто на моих глазах отрезал ноги этими ножницами. В некоторых местах, где были еще немного живые ткани, было больно, но вообще больно не было. Я спрашиваю: “Товарищ профессор, это вся операция?”.

И так как я боялся операции, то он сказал, что немного еще подзаделаем и все. Но стали меня готовить ко второй операции. У меня получилось нагноение и нужно было, чтобы оно прошло. 22 июля мне сделали вторую операцию. Хотели мне сделать только спинномозговой укол, но этот наркоз на меня не подействовал. Укол местного обмораживания тоже не берет. Профессор даже удивляется, и тогда решили делать операцию под общим наркозом. Накрыли меня маской и стали поливать на нее эфир, я должен был дышать эфиром. Сестра мне посоветовала глубоко-глубоко дышать. Как только я глубоко вздохнул, мне сразу же ударило в голову, я махнул рукой, маску сбил, капля эфира попала мне в рот, меня стало тошнить. Профессор ругается на сестру: “Что же вы не можете удержать маску!”. Опять наложили маску. Мне стало так нехорошо, я кричу: “Снимите, дайте мне хоть немножко пожить!”. Сестры здесь плачут, профессор ругается. Ну а потом мне немножко приподняли маску, я глотнул свежего воздуха, и все пошло, как следует.

После операции я проснулся со слезами. Ноги у меня очень болели».

Возвращение в строй – это еще один подвиг, который совершил Маресьев. 23 августа 1942 года ему принесли протезы и он начал учиться ходить: три дня с костылями, потом пять дней только с одной палочкой. Затем долгая битва с врачами, кадровиками и командирами за право летать, в которой он, как всегда, победил. Однако мало кто знает, что первые полгода после операции Алексей Петрович прожил на морфии. Его терзала жуткая боль. «Раны на культях заживали плохо, когда вечером снимал протезы в ванной, вода становилась красной», – поведал его сын.

В начале 1943‐го Маресьев прошел медкомиссию и был направлен в летную школу, в Чувашию, где ему дали четыре провозных полета. А уже в июне прибыл в 63‐й гвардейский истребительный авиаполк, где Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 августа 1943 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

«Это ж характер, я его хорошо изучил – если отец что начал, то не остановишь, к цели идет напролом», – в одном из интервью сказал Виктор Алексеевич, сын героя.

Подвиг «Молодой гвардии»

О том, что в небольшом шахтерском городке Краснодоне во время оккупации действовала и почти целиком погибла подпольная комсомольская организация, стало известно в феврале 1943 года, в дни освобождения Донбасса от фашистских оккупантов.

Уже в апреле 1943‐го во фронтовой газете «Сын Отечества» появились первые сведения о краснодонской подпольной организации «Молодая гвардия». Первыми же советскими журналистами, написавшими книгу о молодогвардейцах, стали В. Лясковский и М. Котов.

В феврале 1944 года советский писатель А. Фадеев сел писать роман о «Молодой гвардии», который вышел в свет в 1946 году. Затем автор романа был повергнут резкой критике за то, что он недостаточно ярко отобразил «руководящую и направляющую» роль Коммунистической партии. Тогда Фадеев переписал свое знаменитое произведение, добавив в него новых персонажей-коммунистов, и в 1951 году вышла вторая редакция «Молодой гвардии».

«По мнению оставшихся в живых членов подполья, – рассказывает М. Гриднева, – Фадеев очень точно передал характеры героев. Однако замечательная в художественном отношении книга оказалась не на высоте в смысле соблюдения исторической правды. В первую очередь это касалось личностей предателей – виновников провала “Молодой гвардии”. Ими у Фадеева стали молодогвардеец Стахович, выдавший товарищей во время пыток, а также две подружки-школьницы, сотрудничавшие с полицаями, – Лядская и Вырикова.

Стахович – фамилия вымышленная. Прототипом этого антигероя стал один из организаторов “Молодой гвардии” Виктор Третьякевич. Но в том, что фамилия этого бойца была предана анафеме, виноват отнюдь не Фадеев. Версию о малодушном поведении Третьякевича на допросах писателю преподнесли уже в качестве абсолютной истины (как известно, в 1960 г. Виктора Третьякевича полностью реабилитировали и даже посмертно наградили орденом Отечественной войны I степени).

В отличие от вымышленного Стаховича Зинаида Вырикова и Ольга Лядская – люди реальные, а потому роман “Молодая гвардия” сыграл в их жизни трагическую роль. Обе девушки были осуждены за предательство и надолго отправлены в лагеря. Причем подозрение на Лядскую, например, пало только потому, что она 9 дней провела в полиции под арестом и вернулась домой живой-здоровой. Сама же Ольга Александровна позже рассказывала, что в полиции над ней просто надругались. И даже ни разу не допрашивали. А выпустили ее за бутылку самогона – мать принесла.

Клеймо предательниц с женщин сняли только в 1990 г., после их многочисленных жалоб и жестких проверок прокуратуры».

«Я писал не подлинную историю молодогвардейцев, а роман, который не только допускает, а даже предполагает художественный вымысел», – не однажды повторял А. Фадеев. Однако в его романе историческая действительность так смешалась с вымыслом, что в него поверили. А уж страсти разгорелись нешуточные…

Как пишет Э. Шур, после выхода романа Фадеева «не только погибшие, но даже оставшиеся в живых “молодогвардейцы” принадлежали уже не себе, а Фадееву. В 1951 году по настоянию ЦК он ввел в свою книгу наставников-коммунистов. Тут же и в жизни об их роли в руководстве краснодонским молодежным подпольем написали километры диссертаций. И не писатель у очевидцев, а реальные участники событий стали спрашивать у писателя: чем действительно занималась “Молодая гвардия”? Кто ею руководил? Кто ее предал?».

Роман А.А. Фадеева «Молодая гвардия». Издание 1946 г.

Например, в 1956 году секретарю ЦК ВЛКСМ А.Н. Шелепину, о результатах проверки в г. Краснодоне некоторых вопросов деятельности «Молодой гвардии» докладывали следующее: «…Имя одного из видных членов “Молодой гвардии” – Виктора Третьякевича вычеркнуто из истории деятельности подпольной комсомольской организации на основании противоречивых, беспочвенных слухов о том, что он: 1) якобы проявил трусость, будучи в партизанском отряде; 2) как член подпольной организации при пытках в застенках гестапо выдал ряд своих товарищей по работе.

По первому вопросу оставшиеся в живых члены подпольной организации подтверждают, что среди них тогда ходили слухи о том, что Виктор проявил трусость в партизанском отряде. При проверке эти слухи оказались ложными.

Виктор Третьякевич вместе с братьями Левашовыми, Любой Шевцовой и Загоруйко окончил Ворошиловградскую партизанскую школу особого назначения. В период подхода немецких войск к Краснодону он находился в рядах Ворошиловградского партизанского отряда…

Большая часть отряда вместе с комиссаром вышла из окружения, но многие из партизан, в том числе и Виктор, потеряли связь с отрядом. После этого он пробрался в Краснодон…

Из документов архива ЦК ВЛКСМ, Краснодонского музея “Молодая гвардия”, следственных материалов, а также по рассказам оставшихся в живых молодогвардейцев явствует, что организаторами подпольной “Молодой гвардии” явились Иван Земнухов, Сергей Тюленин и Виктор Третьякевич. (…)

Третьякевич вместе с Мошковым и Земнуховым были первыми подвергнуты аресту 1 января 1943 года. Мать Валерии Борц, которая в то [же] время находилась под арестом, сообщает, что наиболее длительным, частым и утонченным пыткам подвергались Третьякевич и Земнухов.

Однако полиция ничего не смогла от них добиться…

Стойкое поведение Третьякевича в застенках полиции и перед смертью, несмотря на зверские пытки, подтвердили на следствии в 1946 году бывшие старшие следователи криминальной полиции Краснодона…

Тот же Черенков показал, что истязания не сломили Третьякевича, и более того, когда Виктора сбрасывали в шурф с первой партией молодогвардейцев, он схватил начальника криминальной полиции Захарова и его заместителя Селиковского и пытался сбросить их вместе с собой в шурф. Только лишь удар полицейского рукояткой пистолета по голове Третьякевича остановил его действия.

Между тем после гибели молодогвардейцев кто-то сказал, что Третьякевич назвал под пытками ряд фамилий молодогвардейцев, и в романе Фадеева “Молодая гвардия” появился предатель Стахович. Так Третьякевич стал предателем, хотя не было и нет до настоящего времени ни одного документа, обличающего Третьякевича в предательстве».

Коснулись в «записке» Олега Кошевого и его матери: «Из документов архива ЦК ВЛКСМ, Краснодонского музея “Молодая гвардия”и из рассказов оставшихся в живых молодогвардейцев установлено, что Олег Кошевой организатором “Молодой гвардии” не был и заслуга эта приписана ему ошибочно. Как уже отмечалось выше, Олег пришел в организацию в разгар ее деятельности в ноябре месяце. Нереальным является и утверждение, что квартира Кошевых являлась местом сбора штаба и различных совещаний. (…)

Характерно, что в ряде случаев основным источником по истории деятельности “Молодой гвардии” является т. Кошевая, а не оставшиеся в живых молодогвардейцы, среди которых есть и члены штаба. А ведь их первоначальные показания, да и воспоминания более поздних времен явно расходятся с “данными” Кошевой».

Как доподлинно установила Комиссия по изучению истории организации «Молодая гвардия» 1993 года (итоговая записка межрегиональной комиссии по изучению истории организации «Молодая гвардия» о ее деятельности за два года ее работы): «Олег Кошевой организатором и комиссаром “Молодой гвардии” не был. Комиссаром он стал числиться только в декабре 1942 года, когда создавался (фактически – на бумаге) отряд “Молот”. Этот отряд формировался в тайне от руководителя “Молодой гвардии” Виктора Третьякевича, что сразу же привело к дезорганизации в рядах подпольщиков. В качестве командира в создании отряда активно участвовали И. Туркенич, У. Громова, Л. Шевцова (в действительности не входившие в состав штаба “Молодой гвардии”), а также ряд лиц, которые не имели понятия о ее существовании.

К моменту провала “Молодой гвардии” “Молот” только-только складывался, ни одной операции не осуществил и ни одной из своих задач по борьбе с оккупантами, естественно, выполнить не смог».

Важно отметить и то, что «Молодую гвардию» никто не предавал. Один из выживших молодогвардейцев, Василий Иванович Левашов (умер в 2001 году), о тех драматических событиях перед смертью поведал следующее:

«– Никто нас не предавал, мы попались по трагической случайности. В конце 1942 года мы действовали с полным размахом, не береглись. Вечером 25 декабря дома у Третьякевича обсуждали план очередного нападения на фашистов. Хотели устроить оккупантам и местным полицаям “новогодний праздник”, а затем уйти навстречу фронту. Пришли Сергей Тюленин и Валя Борц и сказали, что в центре стоит машина с немецкими новогодними посылками. В дорогу нам были нужны продукты, и мы пошли ее “разгружать”. Сергей с Валей залезли внутрь, подавали посылки, а мы относили их в сарай. Утром немцы начали искать пропажу, а мы тем временем, переложив посылки в свои мешки, на санках перевезли их в клуб. Одна посылка выпала, ее заметил посторонний мальчишка. За молчание ему дали сигарет, а он пошел продавать их на рынок. Там его схватил полицай, и мальчишка сказал, откуда сигареты».

И еще. Продолжающийся десятилетиями спор о том, чем подлинная история «Молодой гвардии» отличается от написанной известным писателем, оказался бессмысленным. Как утверждает историк Н. Петров, «ряд подвигов, которые приписывались ребятам, они не совершали. Шахтоуправление, дирекцион так называемый, на самом деле они не сжигали, его сожгли отступающие еще советские войска. Управление биржи труда, где, казалось бы, по роману сгорели списки молодых людей, которых должны были отправить в Германию на работу, они тоже не сжигали, это тоже не их заслуга. И более того, мать Олега Кошевого на самом деле водила дружбу с немцами, и немецкие офицеры жили у нее на квартире».

Действительно, Комиссия 1993 года констатировала: «В ходе двухлетней работы никаких документов и материалов, свидетельствующих о связи “Молодой гвардии” с национально-освободительным движением народа Украины в годы Второй мировой войны и контактах организации с националистическим подпольем, обнаружено не было. Существующие документы, воспоминания и свидетельства очевидцев и участников тех событий позволяют сегодня квалифицировать деятельность этой организации, как юношеское коммунистическое антифашистское подполье (комсомольская антифашистская подпольная организация “Молодая гвардия”)».

А был ли тогда подвиг? Подвиг, безусловно, был. Только «Молодая гвардия» совершила его уже в тюрьме после провала, когда из молодогвардейцев выбивали признания нечеловеческими пытками.