Текст книги "Люди огня"

ГЛАВА 7

Господь вернулся недели через две в отличном настроении. Мы встречали его в аэропорту. Он ласково улыбнулся нам и благословил всех поочередно.

Миссия его удалась. США и Мексика были наши. Не ожидал я такой прыти от Североамериканских Штатов – этого сектантского заповедника. Впрочем, богатея, сектанты добрели и становились пофигистами. Новое поколение явно предпочитало спокойную жизнь. К тому же договор с Эммануилом предполагал некоторое самоуправление.

Южная Америка пока сохраняла свою независимость. На нее времени не хватило. По данным разведки, Китай собрал войска у своих северных границ и явно не с мирными намерениями, поэтому Эммануилу пришлось срочно вернуться.

– Они не сумасшедшие, чтобы начать со мной войну, – сказал Господь. – Но Востоком тоже надо заниматься. Запад сам упадет к нам в руки.

Я доложил Эммануилу об аресте его предполагаемых убийц.

– Ну хоть какая-то от тебя польза, Пьетрос, – порадовался Господь. – Молодец. Кто они такие?

– Некий «Союз Связующих». Похоже, что сатанисты. Птичек режут. И если бы только птичек! На них два трупа. Тоже похоже на жертвоприношения. Иногда трупы бальзамируют и делают их предметом поклонения.

Господь задумался.

– «Союз Связующих»? – медленно повторил он. – Интересно. Что ты еще знаешь?

Я рассказал подробности. Эммануил помрачнел.

– Что они сами говорят?

– Ничего, Господи. Они не желают отвечать никому, кроме вас.

– Так… Ну что ж, я, пожалуй, с ними пообщаюсь. Пусть их приведут ко мне… Завтра. В одиннадцать.

Вечером Иоанн пригласил нас с Марком к себе на ужин и самозабвенно хвастался американскими фотографиями. На одной из них ангелочек стоял рядом с Господом на фоне глубокого ущелья в окружении нескольких зловещих красных скал.

– Это ущелье Армагеддон, – прокомментировал Иоанн.

– Мне казалось, что Армагеддон в Палестине, – заметил я.

Он посмотрел на меня с уважением.

– Верно, в Палестине. Но и в Америке тоже. Они любят воровать названия. А к ацтекам Господь приплыл рано утром, под сияющей Венерой, на плоту из змей.

– На плоту из змей?

– Да. И змеи были живыми и извивались, играя своими кольцами, пестрые, черные, пятнистые. А Господь стоял на них недвижим, словно это твердь. И его лицо, опаленное солнцем Америки, овеянное ее ветрами, напоминало профиль императора на медной монете.

– Какой пафос, Иоанн! Тебе надо писать романы.

– Да, я знаю… О если бы вы это видели! Индейцы пали перед ним на колени и кричали: «Кетцалькоатль, Бог Утренней Звезды, вернулся к нам!»

– Красиво, конечно. Но, Иоанн, зачем ему это нужно? Ацтеки давно католики.

– Затем, что Адонай эхад [23]23
  Господь един (ивр.)


[Закрыть]. И Господь хочет, чтобы все это поняли. Ему не нужна религиозная рознь. К тому же национальные традиции много значат.

Господь выбрал из религии ацтеков лучшее, что в ней было. Когда конкистадоры приплыли в Америку, они обнаружили государственный культ с человеческими жертвоприношениями. Племена воевали друг с другом не ради победы, а для захвата пленных, чтобы принести их в жертвы богам, чтобы солнце всходило, вращались небесные сферы и вовремя выпадали дожди. С юной девушки-жертвы сдирали кожу, жрец тут же облачался в нее и продолжал жертвоприношения.

Возникли дискуссии о том, люди ли индейцы или порождения бесов, каиниты, произошедшие от блуда людей с демонами. Бывало, что их насильно крестили и сразу убивали, чтобы они гарантированно попали в рай. Средневековый цинизм.

Так было, пока не нашли отшельников, поклонявшихся духам, не признававших жертвоприношений и ждущих прихода Кетцалькоатля. Часть народа была спасена – та, что теперь католики.

Утром следующего дня, около одиннадцати, мы с Марком были в станцах Рафаэля [24]24
  Станцы (stanza– комната) – апартаменты в ватиканских дворцах, расписанные Рафаэлем.


[Закрыть]. Точнее, в станце Гелиодора. На фреске справа от меня стража хватала Гелиодора, похитившего золото из Иерусалимского храма. За процессом наблюдал папа Юлий II на носилках и группа людей в средневековых одеждах. А впереди, над дверью в станцу Сигнатуры, где теперь находился кабинет Господа, ангел выводил из темницы святого Петра.

В углу между Петром и Гелиодором, под охраной полицейских, стояли арестованные члены «Союза Связующих». Иуда Искарти посмотрел на меня и очень вежливо попросил:

– Господин Болотов, передайте, пожалуйста, Господу, что мы будем говорить с ним только наедине, без охраны.

– Вы с ума сошли! – бросил я и открыл дверь кабинета.

Эммануил сидел за столом под небесно-голубым знаменем с золотым Знаком Спасения. Выше располагалась фреска «Спор о святом причастии». Сверху – Бог Отец с земным шаром, почему-то напоминающий сорбоннского профессора, под ним – кроткий Христос, благословляющий двумя руками с ранами от гвоздей, и у его ног – Святой Дух в форме голубя. Еще ниже – алтарь с сияющей облаткой и вокруг – клирики, обсуждающие истинность евхаристии. Эммануил продолжил эту вертикаль…

Знамя висело непосредственно под алтарем, не закрывая существенных деталей фрески, но несколько наползая на нее. Внутри Знака Спасения имелась шитая золотом надпись: «RGES». Она была мне незнакома.

– Rex Gloriae Emmanuel Salvator [25]25
  Царь Славы Эммануил Спаситель (лат.)


[Закрыть], – расшифровал Господь, заметив мое любопытство. – Ты еще не забыл латынь, Пьетрос?

– Нет.

– Они здесь?

– Да, но…

– В чем дело?

– Они хотят говорить с вами только наедине.

Господь тонко улыбнулся.

– Так пусть заходят.

– Но…

– Не беспокойся за меня, Пьетрос. Это не опасно. Выполняй!

Я подчинился, и заговорщики вошли внутрь, а мы с полицейскими остались за дверью.

Время тянулось до отвращения медленно. Я в волнении слонялся по комнате. От «Изгнания Гелиодора» к «Освобождению Петра», от «Ареста Атиллы» к «Мессе в Болонье». Почему-то большинство фресок в этой комнате носили юридический характер. Разве что кроме последней. «Месса в Болонье» была посвящена чуду тысяча двести шестьдесят третьего года, когда во время литургии из облатки для причастия истекли капли крови.

Марк занимался такими же бессмысленными шатаниями. Иногда мы сталкивались посреди комнаты, но не смотрели друг другу в глаза.

Наконец дверь комнаты отворилась, и мы услышали голос Спасителя:

– Марк, Пьетрос, идите сюда,

Мы бросились в кабинет и почти одновременно застыли на пороге. Заговорщики лежали на полу, все пятеро. Они были мертвы. Я почему-то сразу понял это, хотя на телах не было ни царапины. По крайней мере на первый взгляд.

– Уберите это, – спокойно сказал Господь.

– Что здесь произошло? – испуганно спросил я и посмотрел на Эммануила. Он стоял спиной к столу, сложив руки на груди.

– Казнь.

– Но ведь не было приговора!..

– Пьетрос, меня поражает твоя любовь к официозу, – он усмехнулся. – Раньше ты не страдал формализмом. Нет приговора, говоришь? Сейчас напишу, – и он повернулся к столу. – Кстати, Пьетрос, за тобой еще те священники, которых я оставил в живых на время поездки в Америку. Я не заставляю тебя организовывать казнь, есть люди, которые сделают это значительно лучше, но видеть тебя там очень хотелось бы. Так что добро пожаловать. Недельки через полторы. А пока займитесь мертвецами. Я не хочу видеть здесь полицию.

Мы вытащили трупы из кабинета. При этом Марк быстро осмотрел их с почти профессиональным интересом.

– Опять остановка сердца, как тогда, в Москве? – спросил я. – Смерть по приказу?

Марк повернул руку Иуды Искарти ладонью вверх. На кончиках пальцев у него были следы от ожогов. Я посмотрел на лицо убийцы. Здесь тоже было что-то не так. Слабые, еле заметные ожоги губ. Я перевел взгляд на Марка. Он кивнул,

– То же самое с остальными.

– Отчего они умерли? – спросил я, когда мы спускались по лестнице на первый этаж. – Ты ведь в этом что-то понимаешь, да?

– Понимаю, но не в этом случае!

Только тогда мы вызвали по телефону инспектора Санти и сдали тела полиции.

Потом в прессе появилось официальное сообщение о том, что покушение на Господа было организовано сатанистским «Союзом Связующих». Преступники казнены. Как – не уточнялось. Личность юноши в саркофаге была установлена: некоторое время он тоже входил в «Союз». Возможно, жертвоприношение было добровольным.

В общем-то очень естественно: сатанисты пытаются убить своего главного врага – Господа. Но что-то не стыковалось. В деле было полно недоговорок и неясностей.

Казнь священников состоялась почти через две недели на площади святого Петра. Мы были рядом с Господом на балконе храма. На другой стороне площади полукругом стояли двенадцать шестов, к которым привязали виновных. Между храмом и шестами – толпа зевак. Я посмотрел туда внимательнее. Неужели будет сожжение? Мне жутко не нравилась мысль о том, что тот, кто спас меня от костра, теперь сложил свои костры. Но нет, возле шестов не было хвороста. Только полицейские удерживали толпу метрах в десяти от приговоренных и никого не подпускали ближе.

Зачитали приговор. Все как положено, громко, в микрофон, с усилителями. Тогда Господь поднял руку и указал на шесты. И над ними вскипело небо. Заклубилось, вспыхнуло и разорвалось. И на площади, словно отражение небес, вспыхнули двенадцать факелов. Всего лишь на мгновение, на долю секунды. И ничего не осталось, кроме кучек пепла. Тогда я понял, что стою на коленях, и все апостолы стоят на коленях, и вся площадь. Я видел это сквозь ограду балкона.

– Они вычеркнуты из Книги Жизни, – сказал Господь. И я готов поклясться, что его слышала вся площадь, хотя он не повышал голоса и у него не было микрофона, такая установилась тишина. – Их больше нет, а значит, их никогда не было. И так будет со всеми моими врагами. От них не останется ничего, кроме пепла, и пепел будет развеян. Верным же – благословение.

Господь поднял руки и благословил площадь, а потом и нас. Я поднялся с колен. Голова у меня кружилась.

Эммануил не отпустил нас с Марком после казни и приказал сопровождать его во дворец Киджи на площади Колонна, где после переезда располагались правительственные службы. Здесь у него был еще один рабочий кабинет (кроме Станцы Сигнатуры и кабинета во дворце Инквизиции, как теперь частенько именовали дворец Монтечитторио).

– У меня к тебе новое поручение, Пьетрос, – сказал он, когда мы вошли в кабинет. – Рим – это временно. Столицей мира должен стать Иерусалим. И ты…

В этот момент зазвонил телефон. Господь поднял трубку. И сразу нахмурился.

– Да. Идут сюда? Самоубийцы! Они что, решили устроить демонстрацию? Я знаю, что сегодня последний день. Да… Кто их ведет? Ах так! Под моими окнами? Пусть проходят… Они сами этого хотели. Не надо полиции.

Эммануил положил трубку, и я вопросительно посмотрел на него.

– Сейчас увидите. Подойдите к окну.

По улице ко дворцу приближалась процессия людей. Все они были налегке, ничего не несли с собой. Толпой предводительствовали трое: двое мужчин и женщина – все в длинных белых туниках, с непокрытыми головами и сандалиях на босу ногу.

– Кто это? – спросил я.

– Святой Франциск, Хуан де ля Крус и Тереза Авильская. Выводят Погибших из Рима.

– Святые?

– Боюсь, что теперь уже нет, – спокойно ответил Господь. Он подошел к столу, выдвинул ящик и вынул оттуда пистолет. – Пьетрос, возьми. Осторожно, заряжен.

Я взял.

– Ну, убей своего беглеца, исправь свою ошибку.

– Святого Франциска?!

– Он больше не святой.

– Но я никогда не стрелял из пистолета! Я не служил в армии.

– Это очень просто, Пьетрос. На вытянутую руку. Прицелься. Та-ак.

Моя рука предательски дрожала, и я начисто забыл о том, что с чем надо совмещать, когда прицеливаешься.

– Ну! Жми на курок!

– Не надо! – Марк выхватил у меня пистолет. – Он же ничего не умеет, Господи! Только пули переведет. Смотри, как надо!

И он твердо, профессионально прицелился. Раздался выстрел. Но никто из святых не пострадал. Никто не дрогнул. Они вели процессию дальше, словно ничего не произошло.

– А вот тебе, старому солдату, не положено промахиваться, Марк, – медленно проговорил Эммануил. – Я это запомню. А теперь убирайтесь! Оба!

– Позвольте, я попытаюсь еще? – осторожно спросил Марк. – У меня что-то с рукой…

– Вон! Если мне надо будет кого-нибудь убить, я обойдусь без пистолета. Чтоб я вас больше не видел!

Мы вышли из кабинета и спустились вниз. Потом я узнал, что демонстранты шли от Аппиевой дороги через базилики Сан-Джованни и Санта-Мария Маджоре, мимо основных правительственных зданий, к Ватикану. Они, конечно, не знали, что Господь во дворце Киджи, просто аккуратно обошли все места, где он может быть, и повернули на север у Ватиканских стен, оставив цветы на месте казни священников на площади святого Петра. Их не остановили. Процессия долго и занудно тянулась мимо нас, обтекая триумфальную колонну Марка Аврелия, увенчанную статуей святого Павла.

– Как ты думаешь, что он с нами сделает? – спросил я. – Может, присоединимся?

Марк сурово посмотрел на меня.

– Я не одобряю убийств без суда и неисполнения обещаний. Если Господь обещал, что все, кто пожелает, смогут беспрепятственно покинуть город, значит, они должны его покинуть. Но я не предатель. Служу тому, кому служу. А что он сделает с нами, то и сделает – его право, Пошли. И только попробуй сбежать. Господь должен легко найти нас, как только мы ему понадобимся.

И я поплелся вслед за Марком.

В эту ночь я так и не смог заснуть. Мне грезилась казнь на площади святого Петра, пламя, упавшее с неба, и гневное лицо Эммануила. Наконец мне надоело без толку валяться. Я встал часов в пять и сам сделал себе бутерброды. А около шести раздался звонок в дверь, чего, собственно, и следовало ожидать. Я даже не удивился, увидев у входа инспектора Санти в сопровождении полицейских.

– А, здравствуйте, инспектор, заходите, – спокойно сказал я. – Забавно у нас с вами получается: то вы мне обязаны подчиняться, то я вам. Куда я должен идти?

– Следуйте за нами.

Я пожал плечами и послушался.

Привезли меня не в тюрьму – во дворец Киджи, но я не понимал, хорошо ли это.

У дверей все того же кабинета Господа мы нос к носу столкнулись с Марком. Он тоже был под охраной.

– Как думаешь, он нас сразу испепелит или сначала выведет на площадь? – спросил я, кивнув на дверь.

– То, что он не испепелил нас вчера, несколько обнадеживает.

Нас втолкнули в кабинет одновременно, и мы вновь оказались перед лицом Господа. Он долго молчал и изучающе смотрел на нас. Признаться, пауза была мучительной.

– Ладно, – наконец сказал он. – Я вчера несколько погорячился. Ты прав, Марк, обещания должны выполняться. Если я обещал, что в течение месяца Погибшие могут покинуть город, значит, пусть уходят живыми и невредимыми. Просто меня слишком расстроили гибель стольких душ одновременно и люди, считавшиеся когда-то святыми, ведущие их в пропасть. Великая любовь часто приводит к великой ненависти… А ты, Пьетрос, всегда был слюнтяем. Но слюнтяйство – еще не предательство. 0т людей следует требовать только то, на что они способны. Я вас прощаю.

Мы вздохнули с облегчением.

– Однако мы вчера не договорили, – продолжил Господь. – Я хотел поручить вам Иерусалим. Вы должны подготовить город морально и идеологически к тому, что он станет моей столицей, столицей мира. И это поручение остается за вами. Завтра, и ни днем позже, вы должны вылететь в Тель-Авив.

ГЛАВА 8

В аэропорту имени Бен-Гуриона под Тель-Авивом нас встречали у трапа самолета как официальных гостей.

– Арье Рехтер, представитель президента, – произнес длинный интеллигентный еврей в дорогом сером костюме и неярком галстуке. Удивительный стиль для здешних мест. Как мы потом убедились, местное население, как правило, не признает ничего, кроме маек, джинсов и шортов. – Я буду сопровождать вас в отель «Rex David» [26]26
  Царь Давид (лат.)


[Закрыть]. Прошу в машину.

Нас погрузили в роскошный черный «Мерседес» последней модели и повезли в Иерусалим.

Арье Рехтер оказался весьма разговорчивым человеком и взял на себя роль экскурсовода.

– Вот, посмотрите налево, правда, отсюда не видно, но там дальше будет «оазис стариков» Неот Кедумим, заповедник библейской растительности. Правда, не все сохранилось…

– Неопалимая купина есть?

– Нет. Неопалимая купина только на Синае. – Этот факт явно расстраивал нашего гида. – Пытались пересадить, но она больше нигде не растет… А теперь опять налево. Видите, поселок Абу-Гош. Назван по семейству Абу-Гош, поселившемуся здесь в шестнадцатом веке и взыскивавшему пошлину с направлявшихся в Иерусалим. Древня находится на месте библейского города Кирьят Иеарим, куда был возвращен захваченный филистимлянами Ковчег завета…

Минут через десять после Абу-Гош мы въехали в Иерусалим. Всего-то дороги минут сорок пять! Меня всегда поражали микроскопические европейские масштабы, но здешние места были, похоже, еще компактнее.

– А где Масличная гора и Гефсиманский сад? – поинтересовался я.

– За старым городом. Это восточнее. Только вы не ходите туда одни. Если захотите совершить экскурсию, мы выделим вам охрану. Терроризм, знаете ли, особенно последние два года. Мы, конечно, боремся, но… Раньше во всех путеводителях писали, что путешествия по Израилю совершенно безопасны, даже для одиноких женщин, но теперь… – Арье вздохнул и печально посмотрел на нас темными еврейскими глазами так, что мы сразу поняли, что одинокие апостолы Эммануила находятся в куда большей опасности, чем одинокие женщины.

Я вспомнил дорогу из Тель-Авива в Иерусалим: пустыня да голые скалы. Тоже мне! Земля доброго слова не стоит, а эти все никак поделить не могут. Что только в ней нашли? Еще меньше я понимал, что наш Господь нашел в этом пыльном восточном городишке. По-моему, даже Рим лучше.

Отель «Царь Давид» оказался весьма роскошным, даже не к чему придраться. Мы неплохо отдохнули и на следующий день, как и было запланировано, отправились в Кнессет.

Говорить, как всегда, пришлось мне. Марк только стоял рядом, молчал и исподлобья глядел на такое количество евреев, собранных в одном месте.

– Я рад приветствовать уважаемых депутатов Кнессета, – вежливо начал я. – Создание Всемирной Империи близится к завершению, и Господь Эммануил велел передать возлюбленному народу своему, что он собирается перенести свою столицу в Иерусалим и исполнить обетования, данные Аврааму и Исааку, а позже Моисею, если народ его примет и признает его власть. А именно: Моисею были обещаны земли «от моря Чермного до моря Филистимского и от пустыни до реки», то есть от Эйлатского залива до Средиземного моря, а на востоке до самого западного изгиба реки Евфрат, что восточнее Халеба. К тому же, так как в обетовании, данном Аврааму и Исааку, было сказано «от реки Египетской до реки Евфрат», к Израильской автономии отойдет также Синайский полуостров.

– Что значит «автономии»? – выкрикнул какой-то дотошный депутат.

– Автономии внутри Великой Всемирной Империи. Это та честь, которую Господь решил оказать вам. Больше ни один народ не удостоился автономии.

И тут я понял, что сказал что-то не то, причем, кажется, не один раз.

– Так он называет себя Господом! – воскликнул пожилой невысокий депутат. – Богохульство!

– Еще один богохульник на нашу голову, – вздохнул его собрат помоложе.

– Мало того, господин Бруневич, он собирается отнять у нас наши земли, предложив взамен какую-то автономию!

– Но Великий Израиль… «От Нила до Евфрата», – заманчиво, господин Шимонский?

Двумя евреями не обошлось. Почти сразу в дискуссию вступили другие депутаты, и в зале поднялся настоящий гвалт. Говорили прямо с мест, в микрофоны, причем преимущественно одновременно:

– У нас нет выбора! Он раздавит нас, как яичную скорлупу!

– Ха! Нет выбора! Масада сражалась одна против Рима! [27]27
  Масада – крепость в Палестине, последний форпост восставших евреев в Иудейской войне 66-73 гг. н.э. После падения крепости осажденные покончили жизнь самоубийством, чтобы не стать рабами Рима.


[Закрыть]

– И чем это кончилось?

– Рим собирался сделать из нас рабов, а Эммануил обещает привилегии.

– Бесплатный сыр только в мышеловках! – вмешался какой-то явный выходец из России, судя по акценту.

– Грош цена его привилегиям, если мы потеряем независимость!

– Но «от Нила до Евфрата…» Наши предки веками мечтали об этом!

– Лучше маленькая земля, но своя!

Наконец председателю удалось навести порядок в зале, и все недовольно притихли.

– Я считаю, что нам надо подумать, господин Болотов, – заявил он. – Мы обсудим ваше предложение на закрытом заседании. Не так ли? – обратился он к депутатам.

На том и порешили, и мы с Марком с облегчением покинули зал.

Основная часть нашей миссии была выполнена, и теперь можно было с чистой совестью прогуляться по городу, чего я давно хотел.

– Ну что, будем брать охрану? – спросил я Марка.

– На фиг! – безапелляционно ответил тот. – Я на сегодня слишком устал от евреев.

И мы направились в Восточный Иерусалим. У Яффских ворот монах и раввин отлавливали туристов и настойчиво предлагали экскурсии: первый – по святым местам христианства, второй – по синагогам. Я уж было соблазнился, но увидел небольшую толпу, окружившую молодого человека с израильским флагом. Мы подошли поближе, и я заметил, что перед человеком стоит раскладной столик, заваленный бумагами, а над ним висит большой плакат с надписью на иврите: «За Великий Израиль!»

– Кнессет как всегда проявляет нерешительность и печется исключительно о личных амбициях, – вещал агитатор. – Эммануил – тот мессия, которого мы ждали многие века, тот, кто восстановит Израиль в обетованных границах и вернет ему былое величие! И он должен въехать в Иерусалим через Золотые Ворота, а мы – встречать его как царя. Кончилась эпоха парламента, как когда-то кончилась эпоха Судей. Настало время, и пророк Самуил помазал на царство Саула, а потом Давида. И Голиаф был побежден. Как сказано в книге пророка Исайи: «Итак, Сам Господь даст вам знамение се: Дева во чреве примет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил». Подписывайте же обращение к Кнессету с требованием признать власть Машиаха [28]28
  Машиах (ивр.) – мессия


[Закрыть], власть Эммануила!

– Но он называет себя Господом, – осторожно заметил кто-то из толпы.

– Заблуждение невежественных гоев! Как были язычниками, так и остались. Что делать, если они не понимают, что Бог невидим, и способны поклоняться только идолам, живым или мертвым?

Толпа одобрительно загудела, и подписей у агитатора прибавилось. Мы тоже подписали. Он даже не обратил внимания, что у нас несколько другие паспорта, и почтительно пожал нам руки.

– Слушай, Марк, – шепотом спросил я у своего друга. – Это ты его нанял?

– Ничего подобного. Инициатива снизу.

– А-а. Это радует.

Город бурлил. Это был не единственный агитатор. Правда, призывали к разному: признать Эммануила, не признавать Эммануила, призвать Эммануила на царство, сражаться с ним до последней капли крови, выйти к нему навстречу с пальмовыми ветвями в руках, бежать в пустыню от соблазна. Самое интересное, что у всех находились сторонники

Мы купили свежие газеты: «Маарив» и «Хаарец» на иврите и «Вести» на русском. Там была та же бодяга. Кроме того, с недоумением сообщалось, что на Иордане происходят массовые крещения евреев. С чего бы это? Никто же не заставляет!

– В этом народе очень силен дух противоречия, – предположил я.

Тем временем мы вышли к Стене Плача. Здесь собралась самая большая толпа из встреченных нами в старом городе. Не протолкнуться.

– Что там происходит? – поинтересовался я у молодого израильского солдата, скучавшего рядом в обнимку с автоматом

– Новый пророк. Он здесь уже не первый день проповедует.

Мы заинтересовались и попытались пробиться к центру. Пророк был стар и обладал воистину ветхозаветной внешностью: белая борода, длинные белые волосы и горящий взгляд. Впечатление усиливали длинные белые одежды.

– Я видел Господа, истинного Господа, – вещал старик. – Я стоял с ним лицом к лицу. Эммануил – сын Сатаны и явился, чтобы соблазнить вас! Не слушайте его! Господь уже дважды отворачивался от Израиля, и храм дважды был разрушен. Осталась лишь эта стена, у которой вы молитесь и оплакиваете руины Иерусалима. Еще одно отступничество, и не останется ничего! Пламя, сошедшее с небес, затопит ваши земли и города. Опомнитесь! Доколе избранный народ будет поклоняться Ваалу? Доколе будет строить жертвенники кумирам, когда грядет истинный Господь?

– Кто ты? – с придыханием спросил кто-то из толпы. Я оглянулся и увидел еще одного вооруженного до зубов солдата, восхищенно взирающего на белобородого пророка.

– Я Илия. Господь послал меня к вам, ибо наступают последние времена!

И тут старик заметил нас. Он сразу осекся, замолчал и поднял худую узловатую руку, похожую на ветку старого дерева. Желтый старческий палец распрямился и указал на нас.

– Вот они, слуги Сатаны! У них на руках печати Антихриста! Убейте их!

Толпа угрожающе качнулась к нам, а Илия так жег нас взглядом, что мы не могли шевельнуться. Взгляд бессмертного. Любопытный израильский солдат снял с плеча автомат и медленно повернул его в нашу сторону.

– Надеюсь, он не разрядит его в такой толпе, – шепнул я Марку.

Тот пришел в себя и вытащил сотовый телефон.

– Хватай! Звони в полицию! – крикнул он, швыряя телефон мне, и встал в боевую стойку.

Я молниеносно набрал «100», но и толпа не теряла времени. Марк применил пару приемов из годзю-рю, и двое фанатиков оказались на земле с разбитыми физиономиями. Это несколько охладило толпу. Но надолго ли?

– Полиция? Стена Плача! Беспорядки! – орал я в трубку. – Готовится убийство! Мы – послы Господа Эммануила!

В следующее мгновение телефон выбили у меня из рук, и кто-то раздавил его сапогом. Марк дрался красиво, так, что мне оставалось только не подставляться под удары, но силы были неравны, к тому же дуло автомата здорово нервировало. Похоже, солдат только ждал момента, чтобы никого больше не задеть очередью, кроме нас, грешных. Но пока Марку удавалось все время кого-то держать между нами и автоматом.

Раздался вой сирен, и толпа расступилась.

– Что здесь происходит? – поинтересовался полицейский, выйдя из машины.

– Нас хотели убить. Вот подстрекатель! – Я указал на пророка, который, кажется, и не собирался бежать.

– А-а, – протянул офицер. – У нас свобода слова. При чем тут мирный проповедник?

– При чем тут свобода слова? Нас хотели убить, вам говорят! Мы – представители Господа Эммануила. Вы хотите международного скандала и войны с Великой Империей?

Полицейский явно этого не хотел.

– Арестуйте его! – приказал он своим подчиненным. Пророка пихнули в полицейскую машину. Мы с Марком вдохнули с облегчением.

– А вы что здесь делаете? – обратился полицейский к солдату с автоматом. – Уличные беспорядки не касаются армии?

– Но я же не мог стрелять в толпу!

– Да, конечно, нам, как всегда, за все отдуваться, – проворчал страж порядка и сел в машину.

Толпа потеряла агрессивность и потихоньку начала расходиться, и тогда полицейские машины покинули площадь. Мы тоже направились к выходу, но вдруг раздались выстрелы. Лицо Марка исказилось от боли, и он медленно опустился на землю, Я бросился к нему. По брюкам ниже колена у него расплывалось здоровое красное пятно. Я оглянулся. На площади царила беспорядочная суета. Все куда-то бежали, причем, кажется, в совершенно случайных направлениях. Выстрелы повторились, но на этот раз вроде бы никто не пострадал, только усилилась паника.

– «Скорую помощь»! Вызовите кто-нибудь «Скорую помощь»! – крикнул я. Но, кажется, всем было наплевать.

– Ничего, – процедил сквозь зубы Марк. – Здесь недалеко телефоны. Иди!

– А как же ты?

– Ничего со мной не случится.

– Уже вызвали, – рядом с нами появился человек, пожалуй, больше похожий на араба, чем на еврея. Хотя черт их разберет!

«Скорая помощь» подъехала на удивление быстро, буквально через пару минут. Белый микроавтобус с красным могендовидом и надписью на иврите. Я помог погрузить Марка на носилки и в машину и сам сел рядом с ним.

Внутри оказалось многовато народа, человек пять. Зачем в «Скорой помощи» столько людей? Врач да шофер. Впрочем, Марку тут же оказали первую помощь и перевязали рану, что меня несколько успокоило.

Повернули налево. Видимо, к Мусорным воротам.

– В Западный Иерусалим? – спросил я.

– Да, там более современные больницы, – ответил один из санитаров.

Но ехали мы почему-то на юг.

– Нам, наверное, нужно еще раз налево, – осторожно предположил я.

– Не нужно, – жестко ответил мой сосед, и я почувствовал, как что-то твердое уперлось мне в бок. – Молчать. Пистолет заряжен.

Я растерянно посмотрел на Марка. «Врач» держал пистолет у его виска.

– Захир, – кивнул мой сосед молодому человеку арабского вида. – Давай.

Захир достал шприц и ампулы и очень ловко сделал укол Марку, при этом моего друга крепко держали за плечи еще двое арабов. Теперь я не сомневался в национальности наших захватчиков, хотя их намерения оставались туманными. Настала моя очередь. Мне тоже вкололи какую-то гадость, и я благополучно отрубился.

Я очнулся в каком-то темном помещении.

– Марк!

– Да, – тихо отозвался он.

– Как ты?

– Нормально. Наркотик, между прочим, еще и обезболивающее.

Я вздохнул.

– Надо было брать охрану.

– Ха! Задним умом умны даже суслики.

– Как думаешь, что им от нас нужно?

– Выкуп. Или вообще не от нас. Думаю, они знают, кто мы. Будут предъявлять какие-нибудь требования. К Госроду или к евреям. А может быть, и к нему, и к ним.

Не знаю, что здесь было на самом деле, нас не поставили в известность. Похоже, террористов вовсе не интересовало наше мнение по этому поводу.

Через несколько часов, точнее не скажу – часы у нас отобрали, в потолке открылся люк, и нам спустили корзину с едой, прямо скажем, не слишком роскошной. При свете мы смогли разглядеть нашу тюрьму. Скорее всего, это был подвал какого-то дома, но без обычного в таком месте хлама. Только стены, сложенные из крупных камней, что не особенно обнадеживало. Корзину подняли наверх, люк закрыли, и мы снова оказались во тьме.

– Марк, как ты думаешь, нас быстро освободят? Господь ведь нас не оставит?

– У него без нас дел полно. Когда дойдет сюда, может, и нас выпустит заодно. Вообще-то в таких местах заложники сидят месяцами. Если, конечно, их не убивают раньше. Эти ребята очень любят отрезать пленникам головы и выставлять на всеобщее обозрение. Восток!

– Марк, но большинство местных арабов – христиане!

– Ну и что? Ты действительно считаешь, что это имеет значение?

Я задумался.

– Вообще-то Торквемада тоже считал себя христианином…

– Вот именно.

– Ну и что ты предлагаешь?

– Как что? Бежать!

– Отсюда? Ты думаешь, это возможно?

– Я уверен. Вот только приду немного в себя. Нога… Но с этим нельзя затягивать. Чем дольше мы здесь проторчим, тем будет труднее. Ослабнем. На таких харчах далеко не убежишь.

– Но как?

– Они не слишком опытные тюремщики, – Марк перешел на шепот. – Они не отобрали у меня ботинки.

– Ну и?

– Увидишь. Еду из корзины будешь забирать ты, а я уберусь, пожалуй, подальше от этой дыры и от света, чтобы они поменьше меня видели. Спросят – скажешь, что мне плохо. Они не рискнут спуститься. А рискнут – им же хуже.

Дня через три Марку стало лучше, и он занялся осуществлением своего плана. Когда я забирал из корзины воду и хлеб, при тусклом свете, льющемся из люка, я заметил, что у ботинок Марка оторваны подошвы. Разобравшись с едой, я подполз к моему другу.