Текст книги "Обратный отсчет"

Как только Грач доложил, что его взвод напоролся на мины и не может пробиться на помощь, хотя и слышит неподалеку звуки боя, Тайфун с Быстряковым подняли по тревоге роту охраны и на пяти БТР-80 выдвинулись к подбитой БМП. Дыня, он же старший лейтенант Денисенко, исполняющий на то время обязанности ротного, оставил, на свой страх и риск, позиции на СТО и с остатками четвертой парашютно-десантной роты поспешил на выручку к Хантеру с другой стороны. Но вскоре стемнело, и уцелевшие «духи» отошли, их следы затерялись где-то на пакистанской территории. Предатель Захир и пятеро его подельников погибли, их трупы потом доставили на ПКП. Взять живыми никого из душманов, к сожалению, не удалось…

Когда же на ПКП привезли беспамятного Хантера и изувеченного Лося, больше похожих на трупы, чем на еще живых людей, Оксана выла как волчица. Воспользовавшись своим влиянием в штабе, она «выбила» вертолет, и только благодаря ее усилиям обоих срочно перебросили в Джелалабад, хотя по ночам в Афгане армейская авиация летает в исключительных случаях. Капитан Быстряков вместе с Оксаной сопровождали раненых, пока их не перегрузили на санитарный борт и не отправили в Кабул…

Старший лейтенант выключил магнитофон и, опираясь на костыль, повернулся к двери в соседнюю комнату. Прямо перед ним, прижавшись к стене, стояла Афродита.

Хантер выругался про себя. Как она здесь оказалась? Когда успела войти? Видно, слух, севший после контузии, в очередной раз подвел…

– Ты все слышала? – хрипло спросил он. Глаза Афродиты были полны слез.

– Слышала, Саша… Все слышала. – Она оторвалась от стены, шагнула и прижалась к нему. – Кто эта Оксана? Твоя… твоя ППЖ? – сдерживая готовые вырваться рыдания, спросила Афродита.

– Нет. – Хантер не лгал. – Просто девушка. Судьба подарила нам всего одну ночь, – с трудом выдавил из пересохшего горла, – и вот… видишь, как вышло… Извини, – он отстранился, – мне надо выпить.

Застолье пребывало в самом разгаре. «Шпага» давным-давно закончилась, а вместо нее на столе возникла неизвестно откуда некогда знаменитая на всю Россию самарская водка. Хантер перегнулся через стол, молча налил полный стакан, осушил в два глотка и, не закусывая, потянулся к сигаретам, лежавшим на столе. Закурил, с силой выдохнул дым и застыл, опираясь на костыль.

Следователь и Седой в недоумении уставились на него.

– Ну к-как п-письмецо? – заплетаясь языком, спросил Серебряков. – Прослушал целиком?

– Кое-что еще осталось, – ответил Александр, короткими затяжками докуривая сигарету. – На закуску…

В голове шумело, как в механическом цеху, табачный дым бодрил и одновременно усиливал действие алкоголя. Неожиданно все стало легким и простым.

Будь что будет, решил Хантер. Сейчас ему нужно одно: вернуться, а там все станет на свои места. Отправив окурок щелчком в открытое окно, он перехватил костыли и поскакал в соседнюю комнату.

Афродита сидела в той же позе, в какой он ее оставил, слегка раскачиваясь, и никак не среагировала на его появление. Сейчас все слова казались пустыми и ничего не значащими, поэтому он не стал успокаивать ее. Просто рухнул рядом, обнял за плечи и снова включил магнитофон с паузы.

Невидимый Тайфун продолжил невеселое повествование:

«Наваль вступил в конфронтацию с бандой инженера Хашима, передает тебе привет и пожелания скорого выздоровления. А вот у меня чуть не нарисовались серьезные неприятности. После того как ты, Хантер, отправился на СТО[23]23
  Речь здесь идет о событиях, описанных в финальной части романа О. Белоброва «Волчье правило». «СТО» – позывной подразделения, сформированного из остатков других подразделений, которые понесли существенные потери.


[Закрыть], а потом попал в засаду, Михалкин свалил всю вину за гибель двоих, ранение четверых военнослужащих и потерю БМП не на кого-нибудь, а на известного тебе майора Чабаненко. То, что он сам задержал «охотничью команду», когда ты засветло собирался отправиться на СТО, он почему-то запамятовал, а запомнил лишь то, что передал экипаж БМП во главе со старшим лейтенантом Петренко спецпропагандисту майору Чабаненко для участия в операции по обмену пленными.

Военная прокуратура гарнизона в лице капитана юстиции Серебрякова, оказавшегося под рукой и к тому же в курсе дела, быстро провела следствие и выяснила, что с моей стороны нарушений закона нет – все делалось с учетом уставных требований и афганской специфики. Это же подтвердил и подполковник Ваганов – тот самый кагэбист, «каскадер»[24]24
  «Каскадеры» – отряд спецназа КГБ «Каскад».


[Закрыть], который брал у тебя и твоих подчиненных подписку о неразглашении военной тайны, и в результате всякие обвинения против твоего земляка были сняты…

Ну что еще? За полтора месяца боев в четвертой парашютно-десантной роте в строю осталось всего пятьдесят два человека, погибли семеро, сорок один десантник получил ранения, контузию или подцепил какую-то инфекционную дрянь…»

Хантер снова поднялся, нажал «паузу» и направился в соседнюю комнату, откуда доносились обрывки пьяных разговоров подполковника-медика с капитаном-юристом. Налил себе водки, прикурил и снова уселся рядом с безмолвной Афродитой.

«Хантер! – снова зазвучал голос Тайфуна. – Если ты дослушал до этого места, лучше сразу налей себе водки. Я сейчас сообщу одну очень тяжелую вещь… – Повисла пауза, потом майор посоветовал: – Выпей, Саня!»

Саня исполнил все в точности: выпил не закусывая.

«Ты, Хантер, сильный мужик, десантник, вот и держи себя в руках! – прозвучало из динамиков. – Потому что… твоя Оксанка… она погибла».

Стакан в руке Хантера лопнул. Он разжал ладонь – посыпались осколки, из порезов показалась кровь. Афродита мгновенно схватила полотенце и замотала руку старшего лейтенанта. Майор продолжил:

«После того как мы проводили тебя и Кулика на Джелалабадском аэродроме, Оксана с капитаном Быстряковым решили не ждать утра, а добраться до ПКП армии вместе с небольшой колонной охранбата, сопровождавшей “Уралы” со свежевыпеченным хлебом. Охранбатовцы, не владея обстановкой, толком не зная местности и специфики провинции Нангархар, вышли в эфир и открытым текстом сообщили свой маршрут и время начала движения…»

Голос Тайфуна совсем сел, до того тяжко ему было сообщать скверную новость.

«В районе кишлака Захирхейль колонна попала в заранее спланированную и хорошо организованную засаду, все наши пали в неравном ночном бою… Погибшим офицерам “духи” отрезали головы, потому что Гульбеддин Хекматияр[25]25
  Гульбеддин Хекматияр (родился в 1944) – афганский полевой командир, впоследствии премьер-министр Афганистана, лидер Исламской Партии. Вошел в политику как коммунист просоветского толка, затем стал исламистом, возглавил повстанческое движение пуштунских племен, которое США спонсировали через пакистанскую разведку. После падения в 1992 г. просоветского режима в Афганистане в ходе борьбы за власть отряды Хекматияра разрушили большую часть Кабула. В 2003 г. он был объявлен США международным террористом и внесен в «черный список» ООН вместе с бен Ладеном.


[Закрыть] по прозвищу Кровавый как раз решил устроить в своей пакистанской штаб-квартире что-то вроде кунсткамеры, собрав коллекцию из заспиртованных голов офицеров-шурави[26]26
  Шурави (в переводе с персидского – «советский») – так афганцы называли специалистов из СССР и служащих Советской Армии, мобилизованных для войны в Афганистане. Многие отряды повстанцев сражались под лозунгом «Марг бар шурави!» – «Смерть советским!»


[Закрыть]…»

Хантер почувствовал, как вздрогнуло плечо Афродиты.

«Оксана, на свою беду, угодила в плен, ее отвезли в Захирхейль. Там ее изнасиловали около двадцати негодяев, а затем заперли в каком-то хлеву, чтобы утром продолжить издевательства. Как сообщили наши источники в ХАД[27]27
  ХАД – органы государственной безопасности Республики Афганистан.


[Закрыть], неустановленная ханумка под покровом ночи подкинула Оксане известный тебе американский револьвер…»

Стало слышно, как Тайфун пьет не то воду, не то водку, перед тем как продолжить невеселое повествование.

«Именно тот, что ты подарил ей тем памятным вечером. В барабане оставался один-единственный патрон. У Оксаны был выбор – или добровольно уйти из жизни, или… В общем, она выбрала другой путь. – Голос Тайфуна окреп. – Ночью к ней сунулся часовой, чтобы продолжить глумления. Она уложила этого урода выстрелом в упор, завладела автоматом и отстреливалась до последнего патрона, убив еще двоих и ранив троих насильников…»

Майор закашлялся.

«Тело ее запаяли в цинк и отправили на родину, на Черкащину… Затем появился указ о посмертном награждении Оксаны орденом Дружбы народов… Хантер! – уже гораздо тверже проговорил Тайфун. – Почему я решил сообщить тебе это именно сейчас, когда тебе и без того нелегко? Потому что знаю твой характер – настоящий “коктейль Молотова”! Перебесись в Союзе, мой тебе совет, и только после этого возвращайся сюда. Иначе будет беда: или сам погибнешь, или учинишь международный скандал и пойдешь под трибунал. Мне ли тебя не знать! Что бы ты ни делал – Оксану не вернешь. Поэтому просто держись, дружище, мы с тобой…

Когда прослушаешь все до конца, сотри эту запись, а кассету спали к едреной фене… Придет время возвращаться в Афган, в Ташкенте обязательно зайди в политуправу окружную, возьми у дежурного адрес полковника Худайбердыева и навести его, он очень просил… Все, конец связи, Шекор-туран!»

Голос майора Чабаненко умолк, повисла тишина. Слабо шипела, прокручиваясь, пустая пленка. За окном стемнело, накрапывал мелкий противный дождь. Сашка чувствовал себя так, словно внутри у него образовалась гулкая пустота, и в этой пустоте судорожно метались смутные чувства, которые не выразить никакими словами.

– Ты любил ее? – не поворачиваясь, спросила Афродита. В ее голосе звучали слезы.

– Не знаю, – честно признался Хантер. – Нам было хорошо вдвоем. Жизнь дала нам один-единственный шанс, и мы его использовали. Наверно, тогда мы были очень нужны друг другу…

– Скажи, – тихо пошмыгивая носом, снова спросила Афродита, – ты ведь женат?

– Да, Галочка. И дочка у меня есть, ей два с половиной года, звать Аней…

– Так что же ты… – горестно всхлипнула девушка. – Что же ты раньше мне об этом не сказал?! – Она стремительно вскочила и бросилась прочь.

– Но ведь ты и не спрашивала! – только и успел бросить вслед Хантер.

Дверь захлопнулась, Афродита исчезла. С трудом неся тяжелую, будто отлитую из свинца голову, старший лейтенант шагнул через порог к своим нетрезвым гостям.

– Докладываю голосом! – проговорил он, отшвырнув окровавленное вафельное полотенце. – Кассету дослушал, Афродите сообщил, что женат… Земля пухом милой и нежной Оксаночке! – Хантер выплеснул в первый попавшийся под руку стакан все, что оставалось в бутылке, и одним махом, не чувствуя вкуса спиртного, проглотил.

А затем, не дожидаясь, пока алкоголь отключит сознание, рухнул на кровать…

5. Политика национального примирения

Ему снился не Афган, а живописная Полтавщина: белые хатки, излучины речки Псел, вода цвета разбавленного йода, вишневые сады…

Очнулся рано. На кровати напротив спал капитан Серебряков. С трудом утвердившись на костылях, старший лейтенант поволок непослушное затекшее тело в соседнюю комнату. Там на плюшевом диване заливисто храпел подполковник Седой, так и не добравшийся вчера до дома. На столе царил бардак, голова раскалывалась. Перед глазами неотвязно стояли события недавнего прошлого. Он начал было прибирать, но тут же напомнила о себе боль в располосованной стеклом руке.

Не хотелось верить, что все, о чем поведал вчера глуховатый голос Тайфуна, – правда. Оксаны больше нет…

Хантер слил остатки спиртного из бутылок в стакан, выплеснул в рот, запил водой из графина и снова лег. В голове зашумело, потолок палаты косо поплыл в сторону. Сквозь похмельную муть услышал, как в «генеральскую» вошла нянька со шваброй и ведром и принялась наводить порядок.

Часом позже проснулись подполковник и военюрист.

Седой как ни в чем не бывало умылся и отправился в свой кабинет – готовиться к обходу. Серебряков дождался завтрака, а потом, сославшись на какие-то таинственные дела в штабе округа, также улетучился, сообщив, что во второй половине дня у него самолет в Ташкент.

Оставшись в одиночестве, Александр погрузился в тупое отчаяние. В голове не возникало ни одной внятной мысли. Сердце вяло трепыхалось, все было совершенно безразлично, словно сквозь грудную клетку пропустили мощный электрический разряд, после которого внутри остался один пепел. Только водка могла хоть немного унять невыносимую душевную боль и заставить забыться…

Промаявшись так до полудня, Хантер отправился на поиски Лося. Вот кто способен его понять! А еще часом позже оба – старший лейтенант и его подчиненный – были в стельку пьяны…

С этого дня старший лейтенант Петренко «вошел в штопор» – впервые в жизни. В РККА подобное состояние многодневного загула называли не иначе как «сквозняк», но суть от этого не менялась. День сменялся ночью, но Хантер этого не замечал: какая разница? Он пил с Седым и с Лосем, с офицерами и прапорщиками, находившимися на излечении в «травме», а порой даже с разбитными санитарками, которые исправно поставляли спиртное. Деньги у него теперь водились, а значит, и «приятелей», охочих выпить «на шару», прибавилось.

Как в чаду минули три дня, но Афродита так и не появилась. Больше того – она вообще не выходила на работу, а Седой сообщил, мол, дозвонился отец девушки и передал, она-де нездорова и находится на больничном.

На четвертый день беспробудного загула Александр, проснувшись, обнаружил в постели рядом с собой одну из дежурных сестер. Девица оказалась славная, совсем молоденькая, звали ее Маша, но он совершенно не мог вспомнить, когда и каким образом она оказалась в его постели.

Именно этот факт подтолкнул Хантера к решительным действиям. Он резко «завязал», принял контрастный душ и в течение суток истязал себя самыми жестокими физическими упражнениями, чтобы остатки алкогольной отравы окончательно выветрились вместе с потом. О таком зверском способе протрезвления рассказывал как-то его дед-фронтовик. Затем пришла пора для решительных действий. Прискакав в кабинет заведующего отделением, он заявил с порога:

– Владимир Иванович, я прошу вас отпустить меня в город!

– Что, герой, очухался? – Подполковник пожал ему руку и смерил ироническим взлядом. – Это хорошо, потому что я уже собирался переводить тебя в общую палату. Санитарки уже болтают, что там теперь не «люкс», а нечто среднее между базаром и вокзалом… Ты что в городе забыл? – с подковыркой поинтересовался доктор.

– Во-первых, хочу съездить в здешний авиационный институт на радиотехнический факультет – насчет моего Кулика. А во-вторых, надо бы в «чекушку»[28]28
  «Чекушки» – сеть фирменных магазинов «Березка», торговавших потребительскими товарами (преимущественно импортными) за чеки Внешторгбанка, которыми выплачивалась часть зарплаты советским гражданам, работавшим или служившим за рубежом, – дипломатическим, военным и техническим специалистам. «Чекушки» существовали в крупных городах с 1964 по 1989 г.


[Закрыть] заехать, приодеться, а то у меня кроме больничных рямков ничего и нет… Ну, а в-третьих, – Хантер заговорщически понизил голос, – хочу с Галиной объясниться. По-хорошему: с цветами, шампанским и всем, что в таких случаях полагается!

– Вот с этого бы и начинал, – понимающе усмехнулся подполковник. – А то в отделении без нее совсем зашились, да и я без нее как без рук… Позволь, а как же ты на костылях? – Седой с сомнением оглядел старлея. – Самара наша – город немалый, на сорок верст вдоль Волги протянулась…

– А такси на что?

– Такси… – поморщился Седой. – С нашими таксистами ты так накатаешься, что твой недельный «сквозняк» детской забавой покажется. Завезут они тебя – к цыганам с медведями! Та еще публика!

– Выходит, я целую неделю пил?! – поразился Александр. – А мне-то казалось – дня два-три, не больше…

– Неделю, не сомневайся. – Седой о чем-то напряженно раздумывал. – Хвала Аллаху, ты во хмелю тихий, иначе не миновать бы тебе крупных неприятностей… В общем, сделаем так, – продолжал он. – Есть тут у нас в отделении один прапорщик-татарин из Сызрани, Бушуев Павел. Был в Афганистане, служил в ОБАТО[29]29
  ОБАТО – отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения.


[Закрыть] в Шинданде. Ты во время своего «сквозняка» с ним, часом, не пересекался?

– Не знаю я никакого Бушуева, Владимир Иванович. – Сашка, сколько ни напрягал память, так ничего и не припомнил.

– Ну, не важно. Этот Бушуев – мой должник. Цель у него – уволиться из армии «по состоянию здоровья», хотя на самом деле здоров как бык, точнее – может этих самых быков на бойне кулаком забивать. Была, правда, давняя травма после жесткой посадки на «корове»[30]30
  «Корова» – сленговое обозначение транспортного вертолета Ми-6.


[Закрыть] в горах, но от нее и следа не осталось. Сейчас он якобы у нас в госпитале обследуется и лечится, а на самом деле разъезжает по городу на своей новенькой «шестерке» и, как говорится, срывает цветы удовольствий. Я потолкую с ним – пусть повозит тебя денек, тем более что он местный и знает город как свои пять пальцев. Бензин – с тебя, ну, там, покормишь его при случае… Иначе я ему такой эпикриз нарисую, что служить ему в кремлевском полку до скончания веков… Да, а теперь насчет твоих костылей. Есть у меня одно предложение…

– Предложение? – обрадованно дернулся Хантер. – Неужто снимем гипс?

– Не спеши, еще не время, – остановил Седой. – Сделаем по-другому: переведем ногу в обычное положение и снова загипсуем. Сможешь ходить без костылей, опираясь на трость. Ну, а там – еще дней «надцать», и отправим твой гипс на свалку. Усек, герой? – подмигнул подполковник.

– Класс! – возликовал старлей. – Надоели мне эти ходунки, ну их к лешему!

Однако ликовать, как оказалось, было рано. За время, прошедшее после операции, нога привыкла к тому странному положению, которое ей придали под гипсовой повязкой, и никак не желала распрямляться. Сухожилие срослось, но стало толще и оказывало тупое и невероятно болезненное сопротивление. Хантер десять раз вспотел и высох, стискивая в зубах полотенце, чтоб не орать благим матом от боли. Попотеть пришлось и Седому, трудившемуся над его ногой в паре с молодым ассистентом. В конце концов пришлось ввести обезболивающее, и только после этого удалось управиться с непослушной конечностью.

Целый день ушел у старшего лейтенанта на то, чтобы прийти в себя после этих манипуляций. Время от времени он поднимался и, скрипя зубами, принимался расхаживать ногу в новой повязке, привязав к стопе шнурками больничный тапок.

Лишь на вторые сутки после памятного разговора с Седым Хантер наконец-то смог выбраться за пределы госпиталя. Бушуев – румяный и добродушный здоровяк лет тридцати с небольшим – подогнал машину прямо к приемному отделению. Старший лейтенант взгромоздился на сиденье, пристроив ногу поудобнее, а водитель сунул могучую лапищу и представился запросто: «Пашка!»

Отъехали. За госпитальным КПП замелькали улицы, от вида которых старлей уже успел основательно отвыкнуть. Поначалу было решено завернуть в «Березку» – сменить больничный прикид на что-то более достойное боевого офицера-афганца.

Задачка оказалась не для слабонервных. Из-за Сашкиной больничной пижамы и тапок их категорически отказались впустить в «чекушку», а когда старший лейтенант и его спутник закатили «шкандаль», вызвали милицию. Оперативно прибывший наряд проверил документы у «нарушителей», а затем вежливо распахнул перед ними двери магазина, до того казавшиеся непробиваемыми. Выяснилось, что старший наряда в свое время отслужил в Газни.

Девчонки-продавщицы демонстративно воротили нос от афганцев, бродивших между рядами и примерявших фирменные шмотки. И только когда Хантер вынул заначку, предусмотрительно припрятанную еще в самом начале «сквозняка», и зашелестел чеками, начали оттаивать. Примерно через час Хантера облачили в «нулевый» джинсовый костюм, рубашку-батник и кроссовки «Montana».

Затем он нахально подозвал одну из продавщиц, чей рост и фигура примерно совпадали с параметрами Афродиты, и заставил ее примерить так называемое «люрексовое», сверкающее металлической нитью, элегантное платье, которое показалось ему подходящим презентом. К платью добавил итальянские сногсшибательные туфли на шпильке, а покончив с этим, купил набор косметики и бутылку «Артемовского» красного шампанского.

Из «Березки» Хантер вышел упакованным с ног до головы, и картину эту не портила даже трость, на которую все равно приходилось опираться. Госпитальные рямки, подарки для Афродиты и одинокая правая кроссовка покоились в пластиковых пакетах, которые тащил Бушуев.

За цветами – огромным букетом гладиолусов (он не забыл Галкиных предпочтений!) и тортом пришлось завернуть на Центральный колхозный рынок.

Афродита, как выяснилось, жила довольно далеко от госпиталя – в новом спальном микрорайоне на самой окраине растянувшегося вдоль берега Волги огромного города. Подъезд оказался на удивление чистым, лифт работал, и с помощью Бушуева Александр в два счета доставил все свои пакеты и свертки на седьмой этаж.

У двери прапорщик оставил пакеты, а сам удалился, чтобы дождаться в машине «возвращения Будулая». Волнуясь, как перед первым десантированием парашютным способом, старший лейтенант нажал кнопку звонка. За дверью послышались легкие шаги. Молодой человек отступил на шаг, а вместо собственной физиономии подставил дверному глазку охапку пышных цветов.

– Саша, это ты? – послышалось из-за двери.

– Само собой! Ты что, о рахат-лукум моего сердца, так и будешь держать меня в коридоре?

Замок щелкнул, дверь отворилась – но вовсе не та. Из соседской квартиры высунулась голова дамы неопределенного возраста в бигуди. Оценивающе осмотрев пакеты на площадке, цветы и самого визитера с головы до ног, женщина исчезла, и только тогда открылась дверь квартиры Афродиты.

Девушка стояла в домашнем ситцевом халатике, прислонившись к косяку; глаза блестели, словно от непросохших слез, а тени под глазами свидетельствовали, что их хозяйка накануне неважно спала.

– Ну, входи, Рахат-Лукумыч, – жестом пригласила она. – Я дома одна.

– Сейчас, – пробормотал Хантер. – У меня тут это… бакшиши…

– Смотри-ка, какой ты у нас сегодня фирмовый! А костыли твои где? – В голосе девушки зазвучало волнение. – И почему ты с палкой?! Кто тебе позволил? – Мало-помалу она снова превращалась в старшую медицинскую сестру травматологии.

– Ага, уже теплее, – засмеялся Александр. – Так я войду, ладно? Не прогонишь?

– Извини, Саша, – Афродита шагнула вперед и помогла ему собрать многочисленные пакеты.

Как только они оказались в крохотной прихожей и дверь на площадку захлопнулась, Саша обернулся и сунул в девичьи руки букет цветов.

– Это тебе!

И вдруг жадно схватил ее за плечи, прижал к себе и, целуя, горячо зашептал:

– Прости меня, дорогая моя, прости дурака! Я ведь давно хотел тебе рассказать все как есть, но так боялся, просто до смерти боялся, что наше хрупкое счастье слишком быстро закончится…

– И ты прости меня, милый, – подавшись всем телом к нему, уже оттаивая, ответила девушка. – Просто не хватило ума понять, что такие, как ты, не берутся ниоткуда, что у тебя и до меня, была своя жизнь, своя судьба… Ох, что ж мы здесь, как пионеры в парадном, тискаемся? Идем в комнату!

Но едва Афродита переступила порог, как Александр, следовавший за ней, отрывисто скомандовал:

– Стой!

Девушка застыла, не оборачиваясь.

– Закрой глаза и подними руки!

Каким-то балетным движением Афродита вскинула руки и застыла, крепко-накрепко зажмурившись.

Хантер осторожными движениями освободил ее от халатика, оставив в одних трусиках, извлек из свертка платье, встряхнул и надел на девушку. Затем слегка коснулся ее губ – дескать, помалкивай, и, действуя одной рукой, помог ей обуть только что купленные «лодочки» на высоченных каблуках. С удивлением отметив, что теперь Афродита почти сравнялась с ним ростом.

– А теперь – просыпайся! – Он поочередно поцеловал ее веки, словно расколдовывая.

Девушка взглянула в зеркало и охнула, широко открыв глаза:

– Неужели это я? Ты, Сашенька, – настоящий волшебник! Ну до чего же я красивая! – Она закружилась посреди комнаты.

– Это еще не все. – Сашенька выложил из пакетов косметику, торт, шампанское, а сам присел на край стола, опираясь на рукоять трости. – А теперь – принимай таким, какой есть, Галина Сергеевна! Можешь выгнать – уйду молча. Оставишь – приму из твоих рук любое наказание!

– Наказать вас, Александр Николаевич, конечно, следует. Хотя бы за то, что вы о своей Афродите вспомнили только на восьмой день… Но только как? – Девушка прищурилась, словно раздумывая. – О, я, кажется, знаю способ! – Она торопливо и жадно поцеловала возлюбленного, но вдруг отстранилась и властно приказала: – А ну-ка, марш в ванную, живо!

Хантер расхохотался.

– А как же твои родные? – спросил он, на ходу стаскивая с себя джинсы. – И вообще, меня внизу человек в машине ждет…

– Подождет! – усмехнулась Афродита. – Папан и маман явятся только вечером, не раньше, а сестричка – у бабушки Гали, в селе Богоявленском, на Волге. Так что отговорки тебе не помогут, милый!

Оба соскучились, а размолвка и все передряги последних дней сделали близость еще острее и ярче. Двумя часами позже, утомленные и счастливые, они оделись, привели комнату в порядок и уселись за стол. Хантер откупорил «Артемовское» красное шампанское, но не успел даже распробовать, как Афродита учинила ему форменный допрос. Она хотела знать о нем абсолютно все, поэтому допрос получился длинный, с пристрастием, со слезами, небольшой ссорой и последующим примирением.

Больше всего Хантера поразилo, когда расставили все точки над «і», – Афродита, по крайней мере внешне, смирилась с тем, что он «окольцован». Помогла и короткая разлука – время все расставило по местам. Нынешнее положение вещей как будто вполне устраивало девушку: главное, все по-честному, никто никому не врет, каждый знает, на что идет и какую цену придется заплатить за короткие мгновения счастья.

Но самое настоящее негодование у Афродиты вызвало то, что Александр до сих пор ничего не сообщил своим близким о том, где он и что с ним. Тот привычно возражал – мол, поклялся никому не сообщать о себе до полного выздоровления, но девушка тут же изобрела простенькую уловку. Зачем волновать близких? Ведь вполне достаточно позвонить и сказать в двух словах – мол, жив-здоров, нахожусь в Самаре (как истинный патриот своего города Галка называла его всегда по старинке – Самарою, и практически никогда – Куйбышевом), в командировке по служебным делам, – и все. Ведь они уже больше месяца не имеют от него никаких известий!

Сказано – сделано. Афродита не откладывая принялась названивать в междугородную службу «07» и поочередно заказывать номера, написанные на листке из блокнота. Через час дали Урал, трубку взяла Сашкина мама – и едва не разрыдалась от радости. Оказывается, они с отцом уже собирались направить официальное письмо на имя командира бригады с просьбой известить, где в настоящее время находится старший лейтенант Петренко. Так что его звонок оказался очень своевременным.

Звонок на Украину также вызвал бурю эмоций: и там потеряли Сашкин след. Тесть с тещей и Ядвига время от времени перезванивались с его родителями, но и они ничего толком не знали… Отзвонившись братьям, Александр окончательно успокоился – теперь все, для кого он хоть что-нибудь значил, были в курсе, что он в Союзе и в ближайшее время ему ничего не грозит…

Остаток вечера решили провести в одном симпатичном ресторанчике на высоком волжском берегу.

За время Сашкиного отсутствия прапорщик успел выспаться и теперь с ветерком погнал «шестерку» по людным улицам вечернего города.

Свободных мест в ресторане, как во все времена при Советской власти, не было и в помине. Однако, благодаря расторопности Бушуева и десяти чекам, которые Хантер сунул в потную лапу швейцара, места тут же нашлись. Их столик оказался в дальнем конце зала, все окна открыты, с Волги задувал свежий ветерок.

Павел на скорую руку поужинал и оставил их наедине, якобы опасаясь бросать машину без присмотра. Он все больше нравился молодым людям – спокойный, надежный, с таким как за каменной стеной. Что и подтвердилось позже.

Засиделись допоздна, музыканты уже несколько раз демонстративно «прощались» с благодарной аудиторией, провоцируя на новые подношения. Не обошлось и без инцидента. Хантер чувствовал себя слегка захмелевшим – не столько от вина, сколько от близости Афродиты, огней и шума большого города, музыки и танцев, – от всего этого он уже успел отвыкнуть. Но не только на него подействовало обаяние девушки – за столиком по соседству собралась шумная компания горячих детей гор Кавказа, и кое-кому из них Афродита в новом платье, сидевшем на ней как перчатка, тоже приглянулась. Сашка, с их точки зрения, был всего лишь безобидным инвалидом, и то один, то другой кавказец принялись приглашать Афродиту потанцевать.

Горцы, будучи основательно «под мухой», никаких возражений слушать не желали, нахраписто лезли навстречу неминуемым неприятностям. Хантер решительно поднялся из-за стола, приблизился к пьяной компании, подозвал самого назойливого ухажера и вежливо попросил прекратить домогательства к девушке. Доморощенный абрек презрительно оглядел «джинсового мальчика» с тростью, а затем неосторожно и омерзительно выругался по-русски прямо в лицо.

Госпитальная трость в тренированных руках десантника, к тому же основательно накачанных гонками на костылях, оказалась серьезным оружием. Секунду спустя незадачливый абрек уткнулся немытой рожей в салат-оливье, а кинувшийся на выручку дежурный джигит получил пару сокрушительных парализующих ударов по плечам и с визгом шарахнулся прочь от осатаневшего «инвалида».

Ясное дело, с гипсовой ногой Хантер не представлял особой опасности – достаточно толкнуть посильнее, и он не устоял бы, но тут подоспел Бушуев, заметивший с улицы заварушку в зале ресторана. Двумя-тремя богатырскими оплеухами он раскидал разъяренных шакалов и поволок Хантера с перепуганной Афродитой за собой.

Отступали, пятясь и огрызаясь на языках тех народов СССР, что знали, отбивались палочкой и стульями, «случайно» подвернувшимися под руку, но все же прорвались сквозь стаю, налетавшую со всех сторон. В конце концов у одного из почитателей Казбека мелькнул в руке нож, последовал резкий взмах палочки, раздался хруст костей и дикий гортанный вой раненого шакала. Воспользовавшись замешательством в нестройных рядах горных людей, троица быстренько метнулась к авто.

Бушуев газанул, и в следующее мгновение «шестерка» уже шелестела по асфальту. Александр на заднем сиденье обнял Афродиту, чувствуя, как быстро бьется ее сердце.

Куда теперь? Ехать домой к девушке никак нельзя, в советские гостиницы, с их дуристикой и ненавязчивым сервисом, нечего было и соваться.

Неожиданно в голове созрела блестящая идея: Костяная Нога! Ведь подполковник-вертолетчик настойчиво звал в гости, а до Сызрани, где он живет и служит, – два часа езды, полтора десятка литров бензина.

– Паша, – обратился старший лейтенант к водителю, – давай-ка, поворачивай к мосту…

По пути Хантер растолковал «замысел боя».

Накупив спиртного и всякой съестной всячины в единственном на всю Самару ночном магазине, они вскоре пересекли мост через Волгу, и «шестерка» вырвалась на оперативный простор.

Было около двух часов ночи, когда развеселая гоп-компания завалилась к Костяной Ноге. Подполковника пришлось будить, но, несмотря на позднее время, он искренне обрадовался появлению Хантера и Афродиты. Жена вертолетчика, веселая разбитная белоруска Люба, мигом накрыла стол, и ночной банкет стремительно набрал обороты. Пашку Бушуева все же пришлось отправить отдыхать, благо его родители жили неподалеку.

Посиделки затянулись до утра. Часов в восемь вертолетчик позвонил своему начальству с сообщением, дескать, у него внезапно опухла травмированная весной нога, и поскольку он ожидает прибытия врача-специалиста, то не сможет прибыть на занятия…

Словом, в госпиталь старший лейтенант, прапорщик и старшая сестра отделения травматологии попали только через сутки.

Заведующий отделением, к которому Хантер заявился с вязанкой копченой рыбы и бутылкой армянского коньяку, выглядел обеспокоенным. И вовсе не Сашкиным отсутствием и непомерной активностью своего пациента.