Текст книги "Обратный отсчет"

– Кто б сомневался, – деловито проговорил Костяная Нога, вручая старшему лейтенанту деньги и листки с явками-паролями-адресами «сокамерников». – А трусы, майку, носки и мыльно-рыльные принадлежности мы тебе уже купили. Алексей, – обратился он к Прорабу, – ну-ка, вручи пакет старшему лейтенанту!

Вся компания «изгнанников» поднялась и потянулась к выходу.

– Да, чуть не забыл… – спохватился уже у дверей вертолетчик. – Я там, Александр Николаевич, сунул в твой холодильник флягу «шпаги» и всякую домашнюю снедь. Бабы наши, понимаешь, натащили, а тут – экстренная выписка!..

– Спасибо, мужики. – Хантер растрогался едва ль не до слез. – Не знаю, как вас и благодарить…

– На том свете угольками! – усмехнулся Костяная Нога.

Обнялись на прощание. А когда черед дошел до боевого вертолетчика, тот, подмигнув, наклонился к Сашкиному уху и шепнул:

– Как только выпишешься, Царевич, – жду в гости. И не одного тебя, а с Галиной. Думаю, все у вас сладится, – он лукаво окинул взглядом «генеральские» хоромы, – к тому же и жилищные условия располагают. Ну, будь здоров, десантник!

Как только дверь захлопнулась, началось паломничество госпитальных специалистов. Каждый пытался выяснить, нет ли у раненого жалоб по его профилю, но болящий всем повторял одно и то же: все идет нормально, нога заживает, болей нет, чувствую себя хорошо.

Потом на некоторое время его оставили в покое – но не надолго. Минут через двадцать появился неизвестный субъект неопределенного возраста в роговых очках. Из-под госпитального халата выглядывали офицерские брюки с голубым кантом, а на ногах пришельца болтались солдатские кожаные тапки и носки зеленого цвета.

На вид ему можно было дать и тридцать, и сорок пять, глаза субъекта шустро бегали за толстыми стеклами очков, ни на чем не останавливаясь, а пальцы нервно и безостановочно барабанили по черной кожаной папке, которую он, усевшись, положил на колени.

– Поспелов Геннадий Ефимович, майор медицинской службы, – представился он. – Я ведущий психиатр данного окружного военного госпиталя, и моя задача – убедиться, что вы находитесь в оптимальном психологическом состоянии, поскольку вам предстоит беседа с членом военного совета округа генерал-лейтенантом Полетаевым. В каком качестве я вас больше устраиваю: как невропатолог или как психиатр?

Вопрос звучал совершенно по-идиотски. Хантер тут же про себя окрестил странного субъекта «Психом».

– Ни в каком не устраиваете, – буркнул он. – Я на прием к ЧВС не записывался, да и ни в каком обследовании не нуждаюсь.

– Подполковник медслужбы Прошкин мне уже сообщил, – закивал Псих, совершенно не реагируя на смысл услышанных слов, – о шантажно-демонстративной линии вашего поведения. К тому же ваш основной диагноз с точки зрения военно-психиатрической практики оставляет возможности для различных девиаций. Поэтому вам придется ответить на несколько моих вопросов.

– Валяйте, – уныло согласился Хантер, откидываясь на подушки. От трескучей болтовни Психа сразу разболелась голова. – Что бы вы хотели знать?

– Значит так. Осел, точнее, два осла, – Псих придвинулся, теперь его очки поблескивали прямо перед Сашкиным носом, – вошли в горную реку. Один был навьючен сахарным песком, второй – хлопком. Скажите, больной, какому из них будет труднее нести свой груз после того, как оба выйдут на сушу?

– А кто из них ишак, а кто ишачка? – Хантер привычно переключил тумблер в «положение Д».

– Разве это имеет какое-то значение? – Псих не принял игры, но вместе с тем оживился и стал что-то записывать в толстый гроссбух, извлеченный из папки. На его лице читалось удовлетворение – похоже, он уже зачислил Петренко в свою «клиентуру».

– А как же иначе? – несколько преувеличенно изумился «клиент». – Ишачка меньше, ниже ростом, она глубже погрузится в воду; ишак – выше, у него меньше шансов намочить свой груз… Здесь необходимо все тщательно подсчитать… – Хантер, хоть и гнал пургу, пристально следил за реакциями Психа. Тот строчил без остановки, занося весь этот бред в гроссбух.

– Значит так, – продолжил старший лейтенант. – Для начала попробуем нарисовать схему. Найдется у вас листок бумаги и ручка? – Он дождался, пока Псих вырвет листок. – Вот пара ишаков… – На листочке нарисовались силуэты неведомых науке лопоухих зверей. – Это ишак, – у одного из лопоухих появилось внушительное «хозяйство», что, впрочем, нисколько не противоречило фактическому положению дел в природе, – он обычно идет впереди, но только тогда, когда у ишачки нет течки… – доверительно сообщил Хантер.

– Продолжайте, продолжайте! – мгновенно возбудился Псих.

– А вот и река. – Старший лейтенант упоенно изобразил быстрый поток с обрывистыми берегами и добавил стрелку, пояснив: – Это направление течения. Теперь предположим, что скорость течения – десять метров в секунду, а скорость растворения сахарного песка – сто граммов в минуту. Таким образом, чтобы весь сахар из пятидесятикилограммового мешка растворился, понадобится пятьсот минут, или восемь с половиной часов, причем все это время ишак должен находиться в воде… – Он вопросительно заглянул в очки Психа.

Тот подозрительно пожевал губами и спросил:

– А что же ослица?

Хантер расхохотался:

– А ей придется торчать на берегу и ждать до тех пор, пока сахар в мешке на горбу ейного супруга не растворится, и она сможет в свое удовольствие попить сладкой водички! – Потом резко оборвал смех. – Товарищ майор! Ответ на эту загадку знает любой пятиклассник. Ну какие ишаки, какой сахар-песок, какой хлопок? Вы за кого, простите, меня принимаете?

Псих вскочил как ошпаренный, кипя негодованием. Только теперь до него дошло, что он пал жертвой розыгрыша.

– Вы что себе позволяете, товарищ старший лейтенант? Это вам с рук не сойдет! Я такое заключение напишу, что мало вам не покажется!

– Да какое угодно. – Хантер спокойно следил за тем, как мечутся глазки психиатра за стеклами. – Дело в том, что я намерен как можно скорее вернуться в Афганистан, а не закосить, как некоторые. А насколько я помню приказ министра обороны, для офицеров, проходящих службу в ОКСВА, со стороны вашей службы никаких препятствий не существует. Я прав? Естественно, – кивнул он сам себе. – Так что вернуться к своей роте ни вы, товарищ майор, ни подполковник Прошкин мне не помешаете, даже если очень захотите. Что касается члена военного совета, то особого желания встречаться с ним у меня нет. На этом будем считать наше собеседование законченным. – Хантер демонстративно отвернулся к стене. – И попрошу вас вызвать ко мне старшую сестру отделения – сообщите ей, что состояние раненого после вашего визита резко ухудшилось.

Псих пулей вылетел из «генеральской», а вместо него прибежала запыхавшаяся и раскрасневшаяся Афродита.

– Что, Саша? – спросила она с порога. – Что тут у вас случилось?

– Скажи мне, о рахат-лукум моего сердца, – прищурился Саша, – кто еще сегодня собирается пить мою кровь?

Девушка опустилась на краешек кровати.

– Полковник Воротынцев, замполит, а с ними еще какой-то чин из окружного политуправления. Завтра конференция, вот они и забегали. Придется набраться терпения! Что, достал тебя наш Фрейд?

– Почему Фрейд? – ухмыльнулся Хантер.

– А он поведен на скрытых сексуальных отклонениях, – засмеялась девушка. – Мол, учение доктора Зигмунда Фрейда истинное, потому что никто пока не доказал обратного. Правда, еще два года назад, когда имя Фрейда все еще было под запретом, он об этом и не поминал. Скользкий он тип, не любят его у нас в госпитале…

– Галочка, – Хантер привычно взял ее за руку – так, словно делал это каждый день уже много лет подряд, – у меня к тебе две просьбы. Первая: поговори с рядовым Женей Куликом. Он собирается поступать в Куйбышеве на радиотехнический, ему нужна помощь. Ну, а вторая… Знаешь что? Вкати-ка ты мне чего-нибудь снотворного, дозу лошадиную, дабы я не смог дать показаний даже под пытками, и потому допрос военнопленного оказался бы безрезультатным. Хочу проспать до завтра и не видеть больше ни одной казенной рожи!

– Ну, это не есть проблема, – весело пообещала Афродита. – Только придется подождать минут пять.

– Спасибо, родная! – Приподнявшись, Хантер неожиданно обхватил рукой талию девушки, притянул к себе и поцеловал.

На этот раз в его поцелуе не было ничего братского, и Афродита ответила ему, да так, что он едва не задохнулся.

Оторвавшись друг от друга, оба еще долго не могли восстановить дыхание.

– Как ты думаешь, что это было? – удивленно пробормотал Хантер, откидываясь на изголовье кровати.

– Нетрадиционная терапия, – тихонько засмеялась Афродита. – Реабилитационный эффект, судя по всему, превышает традиционные показатели. Я мигом! – С этими словами она выскользнула из «генеральской».

Прошло всего несколько минут, и Александр получил все, что ему сейчас требовалось: еще один поцелуй, и не хуже первого, а затем – десять миллиграмм чего-то внутривенно. Покой был обеспечен до самого утра.

2. «Прожектор перестрелки»

Утром старший лейтенант проснулся от непривычных звуков. Оторвал голову от подушки: пожилая госпитальная нянька усердно шуровала шваброй паркет в «генеральской». И только едкий хлорный запах сигнализировал: он, Хантер, не в гостинице, а на территории, где правит бал медицина.

Впрочем, не это его удивило. На второй кровати, стоявшей у окна, в которое заглядывала зеленая лапа старой липы, тихонько спала… Афродита. Поверх покрывала, не раздеваясь и даже не сняв форменного халата. Укрывшись грубым солдатским одеялом, она во сне свернулась в позу эмбриона, словно не строгая старшая сестра окружной «травмы», а пятилетняя девчушка.

Как она сюда попала? И почему решила прикорнуть именно здесь, а не в ординаторской, где обычно отдыхали дежурные сестры? И почему, в конце концов, опять осталась ночевать в отделении?

В голове от этих вопросов воцарился полный сумбур.

Нянька тем временем покончила с уборкой и выкатилась из палаты, прикрыв за собой дверь. Минут пятнадцать после этого старший лейтенант любовался чудесным личиком спящей Афродиты, которое без косметики казалось таким близким и почти домашним.

Внезапно, словно почувствовав его взгляд, Афродита вздохнула, потянулась по-кошачьи, отбросив одеяло в сторону. Девушка перевернулась на спину, и от этого сонного движения ее халатик распахнулся, открыв грудь почти полностью. Только теперь Александр мог вполне оценить, чем матушка-природа и мама родная так щедро одарили Афродиту. Зрелище оказалось просто обворожительным, и Хантер невольно посмотрел на свои ноги – не оголились ли его ступни? Сердце колотилось где-то в горле, стало душно, от волнения перехватывало дыхание.

Одновременно мелькнула мысль: что если сейчас вернется нянька и увидит спящую «старшую» в таком виде?

Старший лейтенант кое-как поднялся, нанизался на костыли, прислоненные к спинке стула, и заковылял к кровати напротив. Остановился, не отрывая взгляда от того, что находилось под тонкой тканью халатика, наклонился и бережно прикрыл Афродиту колючим одеялом.

– Это ты? – сонно пробормотала девушка, перехватывая его руку горячей ладошкой. – Разбудил меня своим грохотом…

– Вся краса твоя чудова в мене на виду! Довелося приховати твої принади, щоби сорока цю красу не забрала… – проговорил Александр по-украински и запнулся.

– Какой красивый язык! – Афродита снова потянулась кошкой.

Сашку тянуло к ней как магнитом. Уже теряя остатки здравого смысла, он опустился на одно колено у кровати, вытянув загипсованную ногу в сторону, и принялся осыпать быстрыми поцелуями губы, глаза, брови и щеки девушки, а его рука тем временем скользнула под одеяло.

Афродита не противилась и отвечала не слишком умелыми, но острыми и взволнованными поцелуями. Увлекшись, оба позабыли обо всем на свете, и Хантер опомнился только тогда, когда обнаружил, что умудрился избавить девушку от того небольшого количества одежды, которое было на ней. Рука его лежала на упругом и плоском девичьем животе, а губы искали шершавую ягодку крохотного соска.

– Нет, не сейчас, милый! – жарко шептала Афродита, тем не менее крепко прижимая Сашкину голову к себе. – Сейчас кто-нибудь зайдет, уже утро… Потерпи, милый! – умоляла она.

У парня все же хватило сил оторваться и допрыгать до своего логова. Там присел на край кровати, отложив костыли. В голове стоял чугунный гул, сердце колотилось, словно спятило. Перед глазами стояло волшебно светящееся тело Афродиты.

– Одевайся, я не буду смотреть, – проговорил он, отворачиваясь. – Извини, не смог удержаться!

– Не надо спешить, милый. – Афродита вскочила, босиком перебежала палату и погладила его по стриженой голове. – Все у нас с тобой еще будет!

Она поспешно оделась, хотя кое-какие интимные детали отыскались далеко не сразу.

– А как ты тут оказалась? – на всякий случай спросил Хантер, хотя теперь это уже не имело никакого значения.

– Ты какой ответ хочешь услышать: честный или как? – по-одесски, вопросом на вопрос отозвалась девушка, присаживаясь рядом и ласково беря его разгоряченное лицо в ладони.

– Конечно, честный.

– Так вот: я всегда ночую в «генеральской», когда в ней нет больных, а мне надо задержаться на работе, – лукаво улыбнулась Афродита.

– Это когда их нет. Но ведь теперь в эти хоромы поселили меня. Это не отразится на твоем… на твоей репутации? Я тебя не скомпрометирую?

– Помнишь «Служебный роман» Эльдара Рязанова? – Девушка весело заглянула прямо в Сашкины глаза. – Там главная героиня на такой же вопрос ответила: «У меня настолько безупречная репутация, что меня давно следовало бы скомпрометировать!» – Афродита звонко рассмеялась. – Надоело быть примерной девочкой. Комсомолка, активистка, спортсменка, красавица… – с вызовом передразнила она кого-то, и Хантер по тембру сразу догадался, кого именно. – А я живая, и это гораздо важнее! У меня тоже есть право на личную жизнь!

Она раскраснелась и явно начинала злиться, словно еще не закончила давний спор.

– Только не сердись! – Старший лейтенант попытался ее успокоить, слегка приобняв за плечи. – Ну конечно имеешь! И с чего это ты, Галочка, так разнервничалась?

– Да ведь сегодня эта общегоспитальная партконференция, ты разве забыл? – Афродита смешно сморщила свой античный носик. – А мне от лица комсомольской организации выступать! Я же секретарь, и вдобавок ко всему еще и кандидат в члены партии. Тут не отвертишься.

– Ну и ну! – Хантер сделал большие глаза. – И когда ты все это успеваешь?

– Смеешься… – обиженно начала было Афродита, но Александр остановил ее поцелуем.

– Ничего подобного! – снова задохнувшись, проговорил он. – Слышишь, Афродита?

– Слышу, мой Царевич! – подхватила она игру. – Тем не менее мне пора. Надо привести себя в порядок, выгладить халат и чепчик, а заодно нацепить комсомольский значок. – Девушка тихонько рассмеялась.

– А что, на партконференции необходимо быть в белых халатах? – изумился Хантер. – Как в отделении?! Это же рабочая униформа, так? Или я чего-то не понимаю?

– Все ты правильно понимаешь. Но наше руководство думает по-другому. В соответствии с распоряжением начальника госпиталя, гражданский медперсонал должен явиться в белых халатах, а военнослужащие – в повседневной форме одежды, вне строя. Вот какие дела, милый! – Она стремительно поднялась и принялась застилать смятую постель у открытого окна.

Уже убегая, Афродита на миг задержалась у двери и наставительно проговорила:

– Ты смотри, ни с кем сегодня не ссорься. Не спорь, будь вежливым и воспитанным мальчиком, договорились?

– А еще разочек поцеловать воспитанного мальчика? – улыбнулся Хантер, укладываясь. – Чтоб был паинькой.

Афродита вернулась и склонилась над ним. Она оказалась одаренной ученицей – с каждым разом ее поцелуи становились все более изобретательными…

– Ну хватит… – выдохнула она. – Иначе я не попаду ни на какую конференцию. Пока, Царевич! – она помахала рукой. – Вернусь после обеда!

– Подожди! – Хантер, вылупив глаза, демонстративно схватился за бок. – Что-то у меня тут…

– Что, что такое? – кинулась девушка. – Больно?

– Контрольный поцелуй! – потребовал старший лейтенант, притягивая ее к себе.

– Симулянт! – вырвалась Афродита. – Я тебя завтра же выпишу! Контрольный поцелуй… Что еще за новости?

Завтрак в то утро показался ему просто замечательным. Потом ненадолго заглянули Седой, начмед с замполитом и, на всякий случай, Афродита. Все они выглядели донельзя озабоченными. Санитарки сменили у старшего лейтенанта постельное белье, выдали свежую пижаму и навели окончательный блеск в палате.

Включив телевизор, Хантер уставился на экран. Академик медицины Федор Углов с пафосом вещал об ужасах алкоголизма и табакокурения, то и дело ставя себя в пример: мол, он уже не первый десяток лет живет без этого зла и замечательно себя чувствует. Старший лейтенант спохватился – мать честная, да ведь он же не курил… дай бог памяти… с того момента, как его допрашивал старший следователь военной прокуратуры… И странное дело – ведь с тех пор он ни разу даже не вспомнил о куреве, хотя до того мог выкурить за ночь две-три пачки.

– Чудеса какие-то! – пробормотал он. – Оказывается, и в контузии есть кое-что положительное. Может, еще раз контузит – и от спиртного охоту отшибет? А в третий что? – Хантер хмыкнул. – Прости-прощай, девочки?

После обеда дежурная медсестра, девица дородная и неприветливая, сделала ему укол и поставила капельницу. Поэтому поневоле пришлось смотреть «замечательную» телепередачу «Прожектор перестройки» («Прожектор перестрелки» – так скептически именовал сей официоз Сашкин дед из Полтавы) с иглой в руке: прикованный к штативу с бутылкой, встать и переключиться с этой гадости на другой канал он никак не мог.

– А вот это по-нашему! – В палату шумно ввалилась целая толпа в белых халатах, накинутых поверх генеральских и полковничьих звезд, а речь держал какой-то генерал, одновременно окидывая взглядом палату и раненого младшего офицера под капельницей. – «Прожектор перестройки» – это чрезвычайно полезная и познавательная передача!

– Здесь у нас старший лейтенант Петренко, – высунулся из-за широкой генеральской спины замполит Воротынцев. – Тяжелая контузия, ушибы головного мозга и позвоночника, порвано сухожилие…

– Не лезь поперед батьки в пекло! – осадил его генерал. – Ты кто – лечащий врач? Надо будет, я и сам расспрошу подполковника Седого или замечательную нашу Галину Сергеевну, и они мне всю подноготную об этом самом Спящем царевиче выложат.

«Судя по всему, этому вальяжному генералу уже доводилось бывать в отделении травматологии, – мелькнуло в голове у Хантера. – И не только в качестве проверяющего».

При упоминании о «Спящем царевиче» свита генерала, словно по команде, деликатно заржала. Седой выглядел совершенно трезвым, строгим и как никогда напряженным. И Афродита не засмеялась: вместо этого она прошла через всю палату к телевизору и убрала звук.

– Заместитель начальника политуправления округа генерал-майор Артуров, – представился генерал в халате, усаживаясь на своевременно подставленный Воротынцевым стул. – Ты, Александр Николаевич, между прочим, лежишь как раз на моем месте, – подтвердил он Сашкину догадку. – Подполковник Седой, наш волшебник, вместе с Галиной Сергеевной буквально возродили меня здесь после одного недоброй памяти дорожно-транспортного происшествия.

– Не удивительно! – согласился Хантер. – Люди здесь чудесные!

– Этого не отнимешь, – кивнул генерал. – Но мы к тебе, старший лейтенант, по другому поводу. Собирался к тебе заглянуть сам член военного совета округа, генерал-лейтенант Полетаев, но его и командующего округом сегодня срочно вызвал министр обороны, поэтому оба они уже на пути в Белокаменную. Тем не менее своего намерения навестить в ближайшее время старшего лейтенанта Петренко ЧВС не отменял и сделает это в ближайшее время.

Эта генеральская тирада, понял болящий, адресована не ему, а госпитальному начальству – мол, не трогайте старшего лейтенанта.

– Ну, как твои дела, сынок? – осведомился Артуров, придав своему голосу отцовские интонации. – Жалобы, личные пожелания имеются? Не обижают тебя здесь? А качество медицинского обслуживания? Устраивает или нет?

– Жалоб не имеется, товарищ генерал-майор! – отрапортовал Хантер. – Медицинское обслуживание на высшем уровне, кормят как на убой, обижать пока никто не отваживался! – Он улыбнулся, вспомнив Прошкина с его картонной папкой с тесемками и местного доктора Фрейда с его кожаной папкой.

Жаловаться на этих неудачных творений Создателя он считал бессмысленным – таких полным-полно везде, и этому роду перевода не предвидится.

– Что касается личных пожеланий – оно у меня одно. – Хантер потянулся и слегка повернул регулятор на прозрачной трубке. Капли зачастили. – Хочу поскорее вернуться в свою часть и встать в строй. Других пожеланий не имею!

– Вот, товарищи офицеры! – Артуров многозначительно поднял указательный палец. – А у нас кадровики жалуются – некого направлять в состав Ограниченного контингента наших войск в Афганистане: один болен, у другого двое несовершеннолетних детей, третий рапорт на увольнение подал – до того боится в зоне боевых действий оказаться! Молодчина, Петренко! – Генерал энергично пожал левую, свободную от капельницы руку старлея. – Все бы так!

– Но есть у меня одна просьба, не личного плана. – Хантер сделал паузу, ожидая, пока генеральская свита перестанет обсуждать, каков же молодец этот Петренко. – Здесь, в травматологии, находится на излечении десантник моей роты, радиотелефонист рядовой Евгений Кулик. В «крайнем» нашем бою, когда попали в засаду, взрывом фугаса ему оторвало левый голеностоп. Парень совсем было пал духом, но мне удалось побеседовать с ним по душам и, похоже, кое в чем убедить. Суть моей просьбы вот в чем. Парень хотел бы поступить на радиотехнический факультет здесь, в Куйбышеве…

– Не продолжайте, Александр Николаевич! – остановил его генерал. – Прошу прощения, что перебил вас, но Галина Сергеевна, – он кивнул на Афродиту, которая тут же зарделась, словно яблоко-цыганка, – в своем сегодняшнем превосходном выступлении на конференции рассказала нам обо всем: о вас, о рядовом Кулике, о вашем неравном бое с душманами. Нам даже пришлось нарушить регламент – ее выступление длилось девятнадцать минут вместо семи, а женщины, присутствовавшие в зале, испортили слезами всю свою косметику… – Генерал вполголоса засмеялся. – Словом, член военного совета округа уже отдал распоряжение своему помощнику по комсомольской работе майору Одинцову, – по мановению руки Артурова от свиты отделился прилизанный худощавый блондин в белом халате, – заняться проблемами рядового Кулика.

– Мы уже связались с горкомом и обкомом комсомола, и нам обещали, что рядового Кулика возьмут на контроль, – объявил тот.

– Где ты, майор, этой канцелярщины нахватался? – перебил Одинцова генерал. – «Возьмут на контроль», «связались»… Через три месяца доложишь мне лично, как обстоят дела с парнем. И желательно, чтобы к этому времени он уже был студентом и проживал на первом этаже в самом комфортабельном общежитии, в окружении самых красивых самарских девчат. Правильно, Галина? – обернулся он к Афродите.

– Замечательно, Иван Герасимович, – улыбнулась девушка. – Я тоже уже поговорила о нем со вторым секретарем горкома комсомола…

– Вот, Одинцов, учись! Не «взяла на контроль», а сама поехала и изложила вопрос!

Блондин уязвлено скрылся в толпе.

– Полковник Пименов! – распорядился генерал. – Проследите, чтобы мне своевременно доложили!

– Есть! – ответил некто без лица.

«Порученец», – догадался Хантер.

– Тогда все. – Замначполитуправы поднялся с места. – Выздоравливайте, Александр Николаевич! И простите, что потревожили. Еще пять минут у вас отнимет корреспондент нашей окружной газеты – он уже здесь.

– Благодарю, Иван Герасимович! – взволнованно ответил Хантер. – Хорошо бы, если б у рядового Кулика все по-настоящему наладилось…

– Наладится, сынок, не сомневайся! – успокоил генерал, направляясь к выходу. – А ты сам держись, политрук!

Свита потекла вслед за генералом. Теперь в «генеральской» остались только Седой, Афродита и еще какой-то тип. Халат болтался на нем, как на вешалке, в руках он вертел пухлый блокнот.

– Майор Новиков, корреспондент окружной газеты. Кстати, бывал я в Афганистане и в вашей бригаде… Сам я десантник, до Афгана служил в Монголии, участвовал в учениях по парашютному десантированию перед началом афганских событий… Так что рассказывайте все начистоту, я пойму. У меня есть фотографии тел наших бойцов и офицеров, угодивших в плен к «духам». – Хантер ошарашенно взглянул на майора. – Заверстаем их на полосу вместе с очерком, материал может получиться далеко не рядовой…

– Не стану я ничего сейчас рассказывать, – упрямо проговорил старлей. – Я устал, у меня еще куча процедур сегодня. Если надо – обратитесь к Галине Сергеевне, она в курсе. Кстати, насколько мне известно, за все время Афганской кампании не было ни единого случая десантирования парашютным способом в боевых условиях.

– Я и сам пережил в Кабульском госпитале клиническую смерть! – гнул свое «боевой» корреспондент.

– При всем уважении к состоянию вашего здоровья, – наконец вмешался Седой, в голосе его зазвучал металл, – как начальник отделения я не могу разрешить вам и дальше нервировать раненого. Еще один вопрос – и на этом закончим.

– Скажите, Александр Николаевич, – пропустив реплику травматолога мимо ушей, обратился к старшему лейтенанту настырный журналист, – как вы относитесь к роли низового актива в ходе боевых действий: агитаторов, редакторов боевых листков, комсоргов взводов?

– Отрицательно, – по простоте душевной брякнул Хантер. – Его время давным-давно ушло. Может, в период Гражданской войны или в начале Великой Отечественной, когда на взвод насчитывалось два-три грамотных бойца, умевших читать и писать, польза от первичного актива была очевидной: они могли прочитать газету, листовку, памятку, написать за неграмотного письмо домой. Но в наше время это чистый анахронизм!

– А как вы думаете… – опять начал майор Новиков.

– Моему пациенту сегодня больше не положено думать! – загремел Седой. – Я же предупреждал вас, майор! Галина Сергеевна! – обратился он к Афродите. – Проводите корреспондента к выходу из отделения. К рядовому Кулику его также ни в коем случае не допускать, иначе не миновать осложнений! Расскажите товарищу майору все, что вам известно, а через десять минут я буду ждать вас в этой палате.

Обычно толерантного и доброжелательного подполковника сегодня было просто не узнать.

Майор в сопровождении Афродиты пулей вылетел из люкса, а Седой, тяжело дыша, стал мерить шагами «генеральский люкс».

– Владимир Иванович! – Хантер собственноручно извлек из вены иглу капельницы, воткнул в какую-то резинку на штативе и, зажав руку в локте, приподнялся на кровати. – У меня тут фляжка «шпаги» и кое-какая закуска имеется. – Он прищурился и выжидательно взглянул на Седого.

– А что ж ты до сих пор молчал? – отрывисто проговорил тот. – Где она у тебя?

– В холодильнике, ясное дело. – Старший лейтенант уже вскочил на костыли и нашаривал здоровой ногой тапок.

В недрах «Бирюсы» оказалась не одна, а целых три фляжки с разведенным спиртом, всевозможные домашние разносолы и к тому же бутылка десертной «Лидии». Это приятно удивило Александра, который до сих пор так и не удосужился сюда заглянуть.

– Не слабо живешь! – присвистнул от удивления Седой.

Трезвость в течение целого дня, да еще и после вчерашнего, далась ему нелегко. Это было заметно и по тому, как подрагивали его руки, пока он раскладывал закуски по тарелкам, сервируя импровизированное застолье. «Шпагу» перелили в графин, из серванта появились хрустальные рюмки, Хантер включил проигрыватель и поставил первую попавшуюся пластинку.

Первую выпили под «Обручальное кольцо» Стаса Намина. Седой сказал тост: за то, что партконференция, хвала Аллаху, закончилась благополучно, и теперь госпиталь может зажить нормальной жизнью.

После того как неизбежный «шторм» отступил и Петренко поднялся для второй, появилась Афродита, сияя белозубой улыбкой: ей наконец-то удалось избавиться от надоедливого военкора.