Текст книги "Обратный отсчет"

2. На волжских берегах

Народу встречать раненых собралось порядочно. Видно, не каждый день в тихий тыловой Куйбышев доставляли «трехсотых»[5]5
  «Груз 300» – неофициальный войсковой термин, обозначающий транспортировку раненых, эвакуируемых из района боевых действий.


[Закрыть] из Афгана. Врачи и администрация госпиталя организовали вновь прибывшим плотное «сопровождение». Всех опросили; даже тех, кто без сознания, привели в чувство, проверили документы (у кого таковые имелись), на каждого завели новую историю болезни. Начальник госпиталя – осанистый седой генерал-майор – побеседовал с каждым, за ним явились начмед и замполит – и опять за рыбу гроши, как говорят на Украине.

На момент опроса раненые афганцы уже практически не могли озвучить просьбы и пожелания. Изможденные, вымотанные, едва-едва притерпевшиеся к неотступной боли, они хотели только одного: скорей бы вся эта мутотень закончилась, дабы просто передохнуть от многочасовых перелетов, переездов, тряски и суеты.

Однако это было еще далеко не все. Прибывших прогнали сквозь санпропускник – одежда отправилась на санобработку, а раненых раздели донага и первым делом удалили всю растительность на теле.

На Сашкиной голове и без того почти ничего не было, но на груди, животе и в паху уже в ранней юности курчавились довольно густые «водоросли» – предмет его тогдашней гордости. Две молодые санитарки, не задавая вопросов, размотали бинты и уложили на кушетку. Девиц он не стыдился, а заодно впервые получил возможность взглянуть на себя. Зрелище оказалось не для слабонервных – едва ли не все тело представляло собой нечто среднее между сплошным кровоподтеком и шматом базарного мяса. Даже санитарки, всякого навидавшиеся, подрастерялись.

Выручила старуха-санитарка. Проворчав, что «в ту войну» еще и не такое видела, она ловко намылила Сашкины «водоросли», взяла станок для бритья и пару раз провела по синей груди, подбадривая молодух. Те быстро сориентировались и в два счета обслужили Хантера по высшему разряду, удалив всю растительность, в том числе и в самых укромных местах.

Надо полагать, руководство госпиталя всерьез опасалось, чтобы афганцы не завезли с собой каких-нибудь туземных насекомых, а с ними – инфекций вроде сыпняка.

После бритья Хантера осторожно подняли и уложили в ванну, наполненную теплой водой. В воде ему стало так хорошо, что он едва не заснул, и только боль в ноге не давала возможности расслабиться полностью. Затем девчонки, перебрасываясь шуточками, принялись осторожно тереть мочалками. Закончив, подняли легкое тело старлея, перенесли на покрытую чистыми простынями каталку, закутали, как младенца, по самые ноздри, и помчали по бесконечным госпитальным коридорам.

В отделении травматологии Хантера поджидал какой-то медик, мужик, лет сорока с виду. Санитарки ловко перекинули раненого на кушетку и удалились. Из коридора еще долго слышался их смех и скрип колес каталки.

– Молодежь, что с ними поделаешь? – улыбнулся мужик. – Ну что, давай знакомиться?

– Давайте, – согласился Хантер. – Только недолго, что-то опять в сон бросает…

– Ладно, – кивнул медик. – Я тоже не в лучшей форме. Сутки дежурил по госпиталю, плюс две операции сложные. Устал. А тут позвонили, что «трехсотых» из аэропорта везут… Подполковник медицинской службы Седой Владимир Иванович, – представился он, – начальник травматологического отделения. В практической медицине пятнадцать лет, из них десять – в области травматологии.

– Старший лейтенант Петренко Александр Николаевич, – назвался Хантер. – Заместитель командира четвертой парашютно-десантной роты N-ской отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады, Афган…

– Ну, здравствуй, десантник, – подполковник протянул руку, и они обменялись рукопожатием. – А сейчас коротко расскажи обо всем, что с тобой случилось. Как на духу.

Прихватив стул, Седой уселся рядом с кушеткой.

Хантер самым лаконичным образом доложил все, что помнил о событиях последних дней, опустив, ясное дело, многие подробности операции «Иголка» и нюансы «ночи на Днепре» с Оксаной. Упомянул о глумлении таможенников и погранцов в Ташкенте, рассказал о майоре медслужбы Фаткулиной и ее роли в деэскалации «пограничного конфликта». Подполковник медслужбы Седой расхохотался, когда Александр добрался до мордобоя, устроенного афганцами-заменщиками на авиабазе Тузель.

– Молодцы хлопцы, с этими крысами иначе нельзя! И Гюльчатай эта твоя, или как ее там, – тоже молодчина! Мне ведь тоже довелось побывать в Афгане, – как бы между прочим сообщил он. – Я вашего афганского брата навидался.

– Служили?

– Нет. Пару лет назад всех ведущих травматологов из окружных госпиталей начальник Центрального военно-медицинского управления генерал Комаров отправил туда в трехмесячную командировку. Поднабраться практики. Называлось – «прогнать сквозь Афган». Так что побывал я и в Кабуле, и в Кандагаре, и в милом твоему сердцу Джелалабаде, оперировал во время крупной армейской операции вроде той, в которой и тебе досталось. Потом стажировался в Германии – тоже не без пользы, и около года провел в Никарагуа…

– Повезло мне, – заключил Хантер.

– Будем надеяться, что так оно и есть. – Подполковник медслужбы смахнул улыбку с лица. – А теперь рассказывай про свои болевые ощущения, только начистоту! Герои мне здесь ни к чему, ясно? Герои остались там – в Джелалабаде!

– Ясно, товарищ подполковник! – Александр припомнил военно-полевую шутку: – Значит так, докладываю голосом…

На протяжении следующего получаса они беседовали исключительно на медицинские темы. Седой задавал вопрос за вопросом, Хантер подробно отвечал. Затем подполковник долго осматривал повреждения, полученные старлеем за много тысяч километров от волжских берегов, бережно, сантиметр за сантиметром, прощупывая его мышцы и суставы, и что-то заносил в историю болезни.

– В общем так, дружище, – наконец подвел итог Седой. – Твоя Гюльчатай верно оценила твое состояние, несмотря на то что времени у нее было в обрез, а возможностей для полноценного обследования – еще меньше.

– Да никакая она не Гюльчатай, – почему-то обиделся Хантер. – Майор медицинской службы Зульфия Фаткулина.

– Шучу, – улыбнулся травматолог. – А теперь выслушай диагноз, который мы с уважаемой ханум Фаткулиной тебе поставили. Звучит он так: минно-взрывная травма (контузия), закрытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга, посттравматический арахноидит со значительным повышением внутричерепного давления, множественные ушибы позвоночника, разрыв ахиллова сухожилия правой нижней конечности, разрывы левой и правой барабанных перепонок. Как – впечатляет?

– Это все обо мне? – изумился Хантер. – Не многовато ли?

– Знаешь, Александр, – не поддержал его иронии подполковник медслужбы, – мой богатый опыт показывает, что ты наш клиент месяца на полтора-два. Ну, а потом… Думаю, от службы в ВДВ тебе придется отказаться…

– Это уж я сам решу, – Хантер даже приподнялся на топчане от возмущения, – где и как мне служить! Может, скажете, что и в Афган дорога мне закрыта?

– Ну, раз ты такой упертый, – усмехнулся Седой, – будем лечиться. А что дальше – вскрытие покажет, – не удержался он от специфического медицинского юмора.

– Лечиться так лечиться, – не убоялся Хантер. – Только сразу заявляю: и в ВДВ я буду служить, и в Афганистан вернусь! У меня там долги!

– Посмотрим. – Травматолог вернулся к рабочему столу. – Для порядочных людей карточный долг – дело чести. Пока начнем с полного обследования всего твоего организма. Потом – операция. Подлатаем, что сможем.

– Товарищ подполковник, – спохватился Хантер. – Вместе со мной был мой подчиненный – рядовой Кулик, прозвище – Лось. Он без левой ноги, я сам ее ему штыком ампутировал в ходе боя. Где он, что с ним?

– Рядовой Кулик сейчас в реанимации, то есть в палате интенсивной терапии. – Подполковник недоверчиво покосился на старлея. – У него проблемы, большая кровопотеря. Как только переведем в общую палату, сможешь навестить.

– Ташакур, себ дегерман! – припомнил Хантер знакомые слова. – Это на пушту[6]6
  Пушту – один из двух официальных языков Афганистана (пушту и дари). Распространен в южной и юго-восточной части страны, граничащей с Пакистаном.


[Закрыть] – «Спасибо, господин подполковник!». Вы, если не верите, что я ногу Лосю самолично отрезал, у него самого спросите. Он, если в сознании, подтвердит…

– Досталось вам там, как я вижу, мужики… – «Дегерман» только сокрушенно покачал головой.

Затем Петренко перевезли в палату для старших офицеров – большую и светлую. Болящих там оказалось трое: пара майоров и подполковник. Раззнакомились. Выяснилось, что один из майоров – звали его Алексеем – служил в стройбате, травму специфическую получил на стройке – на ногу упала бетонная плита. Другой майор, мотострелок Виталий, служил на каком-то отдаленном полигоне в заволжских степях, а ранение свое – заряд дроби в руку – получил на охоте. Подполковник Игорь Васильевич тоже побывал в Афгане, а теперь преподавал в Сызрани в вертолетном училище что-то связанное с высшим пилотажем. В госпиталь попал банально – в марте поскользнулся на улице, раздробил голень.

Компания офицеров встретила Хантера радушно – выделила лучшее место, удобную койку, и всячески подбадривала, суля скорое выздоровление и возвращение в строй.

Не прошло и четверти часа, как явились разбитные девчонки из пищеблока и накормили обедом. А когда посуду унесли, в палату вплыло существо в таком ослепительно-белом халате, что вокруг еще больше посветлело. Девушка, находившаяся под этим халатом, тоже выглядела на редкость эффектно: смуглая, стройная, в белой косынке, из-под которой до талии падала тяжелая черная коса чуть не в руку толщиной. При этом халат вовсе не скрывал того, чем природа щедро одарила красавицу. Однако Хантер пребывал не в том состоянии, чтобы реагировать на женские прелести – он чувствовал себя смертельно уставшим, тупая боль снова вернулась в немощное ныне тело.

– Меня зовут Галина Сергеевна, фамилия – Макарова, – торжественно объявила красавица. – Я старшая сестра травматологического отделения. Сейчас я сделаю вам инъекцию внутривенно, придется немного потерпеть… – Она участливо заглянула в Сашкины глаза, в которых ничего не было, кроме боли.

– С каких это пор, – возразил тот, – старшие сестры занимаются манипуляциями? Насколько мне известно, для этого существуют дежурные сестры.

– Распоряжение начальника отделения, – сухо обронила девушка. Выражение ее лица ясно говорило: она обижена тем, что раненый и бровью не повел при виде ее. – Мне уже известно, что вы большой специалист по оказанию первой и последней медицинской помощи, но я выполняю то, что мне предписано руководством. Поэтому, Александр Николаевич, не валяйте дурака, а подставляйте руку!

Когда игла вошла в вену, Хантер позволил себе расслабиться. Боль билась в его ни на что не годном сейчас теле, как хищник в клетке, перебрасываясь из головы в ногу, оттуда – в спину, потом – еще куда-то. Спорить с излишне самодостаточной местной красоткой не было ни сил, ни желания.

– Вот и хорошо. – Девушка выдернула иглу и помассировала руку. – А сейчас – отдыхайте. Когда проснетесь, нажмите эту кнопку, – она показала на обычную кнопку от дверного звонка, присобаченную электриком в изголовье кровати, – вас отвезут на рентген.

– Не обижайте старшего лейтенанта! – сурово велела девушка офицерам, уже покидая палату.

– О, Афродита на тебя глаз положила! – засмеялся мотострелок Виталий, как только старшая медсестра вышла и уверенный стук каблучков затих в коридоре.

– Что еще за Афродита? – не врубился Хантер.

– Да это Галку так прозвали в отделении, – объяснил вертолетчик Игорь Васильевич. – Красивая и холодная, будто только-только из пены морской. Майор прав, – поддержал он незадачливого охотника. – Сроду мы ее тут не видали при полном параде – с косметикой и на шпильках. Обычно она попроще.

– А мне так без разницы, – Александр зевнул, укол начинал действовать, – кто из них на шпильках, а кто в валенках. Мне бы побыстрее в строй – и назад, к своим!

– Дурачок ты, – улыбнулся подполковник, которого старлей про себя успел окрестить Костяной Ногой. – Пользуйся возможностью, отдыхай от этого пекла. А при случае поговорим по душам…

Последние слова подполковника Хантер слышал словно через плотную завесу дремоты.

Он понятия не имел, сколько проспал, но сквозь сон чувствовал, как его несколько раз пытались добудиться. Время от времени он и сам делал усилия, чтобы вернуться к реальности, но ничего не выходило. Веки налились свинцом, уши плотно забиты какой-то ватой, а тело не слушалось никаких приказов.

Пробуждение было странным – кто-то хлопал его по щекам, в ноздри бил едкий запах нашатырного спирта, каким-то образом смешавшийся в его сознании со смрадом хлорпикрина в кяризе[7]7
  Кяриз – род колодца, глиняная горизонтальная штольня, соединяющая поверхность с водоносным слоем. В годы Афганской войны кяризы использовались моджахедами как укрытия и бомбоубежища.


[Закрыть] близ разрушенного кишлака Асава. От жутких ассоциаций тело старшего лейтенанта подобралось, словно для прыжка, руки искали оружие, разум еще ничего не успел осознать, а подсознание властно командовало: «Опасность! Аларм!» В эту минуту он снова был замкомандира парашютно-десантной роты, воюющей в Афгане. Отталкивая чужие руки, удерживающие его на койке, старлей рванулся, едва не выбросившись на пол.

– Зверобой! – дико заорал Хантер. – Где мой автомат?! Тут «духи»[8]8
  Душманы, «духи», моджахеды – бойцы афганской вооруженной оппозиции.


[Закрыть] шарятся, а ты куда сгинул?! К бою!!!

– Успокойтесь, товарищ старший лейтенант! – послышался твердый и ровный мужской голос. – Вы в госпитале. Все нормально. Опасности нет. Успокойтесь!

Открыв наконец глаза, Александр увидел странную картину: он сидел на кровати, а в палате собралась целая толпа. Был здесь и подполковник Седой в повседневной форме, еще три-четыре незнакомых врача, несколько медсестер. Перепуганная Афродита сидела рядом, тыча ему в нос ватку с нашатырем.

– Что, блин, тут творится? – хрипло поинтересовался старлей. – Чего все на меня уставились?

– Он еще спрашивает! – хмыкнул начальник травматологии. – Ты, Александр Николаевич, всех нас напугал. Знаешь, сколько ты спишь?

– Ну, пару часов, – выдавил Хантер. – Вот она, – он кивнул на старшую сестру, – вкатила мне укольчик, и я вырубился. А в чем дело?

– Пару часов?! – восхитился осанистый медик в белом халате, не сходившемся на животе. Старлей пригляделся и узнал: полковник медслужбы Якименко, госпитальный начмед. – Ты, старший лейтенант, проспал уже тридцать шесть часов, и еще бы, наверно спал, если б тебя не добудились. Мы тут уже советоваться начали, как тебя из комы выводить!

– Тридцать шесть часов?! – Теперь пришел Хантеров черед изумляться. – Разве так бывает? Без воды, без еды… И до ветру не ходил… – Он словно разговаривал сам с собой.

– Глюкозу и физраствор тебе вводили внутривенно, – успокоил Седой, – а вот почки действительно забастовали. Но это дело временное. Сейчас санитарки тебе все организуют. Главное – ты в сознании.

– Дурдом какой-то, – пробормотал Хантер, отваливаясь на подушку.

Толпа в белых халатах мало-помалу рассосалась, а соседи по палате поведали о том, что произошло после того, как он уснул.

Часа через два снова явилась Галина. Пощупала пульс, оттянула веки и посмотрела реакции зрачков, измерила температуру. Раненый никак не реагировал. Тогда старшая сестра вызвала дежурного врача, вдвоем попытались разбудить – без всякого успеха. Следом примчался начмед, осмотрел Хантера и решил, что после ранения и сложной транспортировки организм раненого крайне истощен. Сошлись на том, что будить пока не следует, ограничились капельницей.

Между тем раненый продолжал спать, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Миновала ночь. С утра в палате появился Седой, внимательно осмотрел «спящего царевича», не нашел серьезных отклонений от нормы и подтвердил вывод начмеда – организм истощен, крайне нуждается в отдыхе.

К тому моменту, когда Хантер проспал сутки, созвали консилиум специалистов, в составе которого были в том числе и какие-то светила с военно-медицинского факультета. Осмотрев раненого, медики сошлись на том, что организм самостоятельно решит проблему пробуждения, и посоветовали не будить. Однако еще через двенадцать часов все-таки приняли коллегиальное решение привести десантника в чувство. Для этого потребовались радикальные средства, и они подействовали.

Старшему лейтенанту было неловко чувствовать себя причиной всеобщего переполоха. Все тело затекло и ныло, в голове стоял гул, как в улье, во рту был отвратительный вкус, словно накануне принял на грудь не меньше литра. А вскоре возникла еще одна проблема – посетить туалет. На спинке стула, стоявшего у кровати, висел больничный прикид – коричневые фланелевые брюки и такая же куртка, на полу – новехонькие черные кожаные тапки. Александр с трудом сел и, морщась, натянул на себя госпитальное. По ходу заметил на вороте куртки аккуратно подшитый, явно женской рукой, свежий подворотничок…

– Слышь, Прораб, – десантник с ходу приклеил военному строителю прозвище. – Одолжи-ка костыль. Пока бабья нет, до ветру сбегаю. Что ж мне, как паралитику, под себя ходить?

– Держи, Царевич! – Прораб усмехнулся, допрыгал на одной ноге до Сашкиной койки, держа загипсованную перед собой, и озабоченно спросил: – Может, помочь?

– Справлюсь, – блефанул Хантер, с трудом нанизываясь на костыли.

Опыта обращения с костылями не имелось никакого, сил – тоже. Александр оттолкнулся, выпрямился рывком, попытался сделать шаг, опираясь на костыли, – и его понесло в сторону, с опасным креном, по кругу, как подбитую «вертушку»[9]9
  «Вертушка» – жаргонное название вертолета.


[Закрыть].

И лишь вмешательство Костяной Ноги и Бриллиантовой Руки (так он нарек про себя другого майора – с гипсом на руке) спасло от «жесткой посадки».

– Ну вот, – подвел итог Игорь Васильевич. – Силенок у тебя и в самом деле еще в обрез. Но есть и положительный момент – твое стремление передвигаться самостоятельно. Все у тебя будет нормально. Виталий, – обратился он к Бриллиантовой Руке. – Подсоби старшему лейтенанту, пусть подвигается. Все же лучше, чем два дня подряд под покойника косить!

С помощью мотострелка Хантер кое-как допрыгал до туалета. По пути временами накатывало, становилось совсем хреново, да так, что пот заливал лицо. Тогда приходилось делать передышки. И все же он упорно продвигался к цели. А когда добрался к заветному кабинету, ощутил радость самой настоящей победы. И не какой-нибудь, а самой главной – над самим собой, над собственной судьбой, вознамерившейся намертво приковать его, Петренко, к койке в неполных двадцать шесть.

Возвращался опять же с помощью майора, сияя, хотя ногу дергало, будто под током. До палаты оставалось не больше трех шагов, когда откуда-то вынырнула Галина-Афродита – такая же белая, холодная, неприступная.

– Вы что себе позволяете?! – испуганный возглас старшей сестры разнесся по всему коридору. – Кто вам разрешил вставать?

– Тише, Галина Сергеевна! – Хантер приложил палец к губам, зажав костыль подмышкой. – Ничего особенного – просто маленькая прогулка, чтобы взбодриться и не вырубиться снова на полсуток.

– Ладно уж, что с вами поделаешь… – Афродита отступилась, даже легкое подобие улыбки промелькнуло на красивом породистом личике. – А теперь идите и ложитесь. Сейчас отвезем вас на рентген. Только не вздумайте вновь уснуть!.. – шутливо велела она и застучала каблучками к ординаторской.

– Точно тебе говорю – она на тебя глаз положила! – провожая мужским напряженным взглядом девушку, заметил Бриллиантовая Рука. – Впервые вижу, чтобы Галка кокетничала!

– Знаешь, – поморщился Хантер, – таможенники, что нас шмонали в Ташкенте прямо на бетонке, назвали меня доходягой, а девчонки-санитарки на санпропускнике боялись поначалу ко мне прикоснуться. На что там глаз класть? Да и не похожа эта Афродита на кокетку…

– Ну-ну! – засмеялся горе-охотник. – Видел бы ты, как она тебя обхаживала, когда ты в отключке лежал. Даже ночевать осталась вместо дежурной сестры. Я теперь уже точно что стреляный волк, в бабах толк знаю…

Хантер не сразу нашелся, что ответить.

– И что, по-твоему, она во мне нашла, в таком? – Он покосился на свою затрапезную пижаму.

– Тайна сия велика есть! – мотострелок многозначительно указал в потолок пальцем здоровой руки.

Когда наконец добрались до койки, старлей обессиленно рухнул на матрац и про себя констатировал: все, на сегодня хватит. Однако, к его удивлению, марш-бросок в туалет подействовал положительно – суставы перестали болеть, дурь из головы выветрилась. Вскоре появились санитарки с каталкой – на рентген.

«Отщелкали» его во всех ракурсах: начиная от грудной клетки и правой ноги и заканчивая снимками черепа в разных проекциях и всех отделов позвоночника. Он уже начал было опасаться, что такая «фотосессия» скажется на предполагаемом потомстве, но женщины-рентгенологи только посмеивались, прикрывая мужское достоинство старлея-десантника тяжеленным свинцовым так называемым, с недавних пор, чернобыльским фартуком.

Затем его свозили на кардиограмму и водворили обратно в палату номер шесть – ничего не поделаешь, такой номер подвернулся. А там к Хантеровой койке уже выстроилась целая очередь врачей-специалистов – невропатолог, терапевт, хирург, уролог, офтальмолог, отоларинголог и еще не пойми кто. Не хватало только психиатра, гинеколога и патологоанатома для комплекта.