Текст книги "Обратный отсчет"

4. Операция

Наутро у него взяли все мыслимые и немыслимые анализы. Потом в палату вкатился анестезиолог – кругленький подполковник с усиками мушкой: то ли как у недоброй памяти товарища Жданова, то ли как у самого Адольфа Алоизовича. Настроен анестезиолог был решительно. Первым делом объявил, что операция – пластика ахиллова сухожилия – назначена на завтра. Наркоз специфический – обезболивающее введут длинной иглой в область седалищного нерва, и во время операции Петренко будет находиться в полном сознании.

Сделав аллергопробы, «Жданов» строго предупредил:

– И вот еще что, Александр Николаевич. Попрошу вас сегодня вечером ничего не есть, жидкость также принимать по возможности ограниченно. И ни капли спиртного!

– Вот те раз! – легкомысленно ухмыльнулся Александр Николаевич. – С чего бы это? Сухожилие расплетется?

– Иначе могут возникнуть проблемы с наркозом. – Анестезиолог явно не был расположен шутить. – Организм ваш еще слаб, наличие алкоголя или продуктов его распада в крови способно нейтрализовать наркоз. И другие реакции могут оказаться непредсказуемыми.

Когда анестезиолог удалился, к Александру подсела Афродита. Соседи по палате мигом улетучились кто куда: Костяная Нога с Бриллиантовой Рукой отправились на процедуры, а Прораб вдруг засуетился, вспомнив, что ему срочно надо позвонить по городскому телефону. В итоге молодые люди остались с глазу на глаз. Время было послеобеденное, они с девушкой уже виделись с утра, но Афродита все-таки еще раз поздоровалась, добавив:

– Я, Александр Николаевич, хотела бы поговорить с вами как старшая сестра.

На ее скулах зарделись пятна румянца – Афродита почему-то волновалась.

Вышеупомянутый Александр Николаевич с ходу взял иронический тон:

– Вы уж извините, Галина Сергеевна, но у меня двое старших братьев. А вот старшей сестры в нашей семье нет и никогда не было. Тем более такой обворожительной.

– Я тут не для того, чтобы обсуждать состав вашей семьи, Александр Николаевич!

– Раз так – объясните, пожалуйста, в чем причина вашего визита?

– Я… Я хотела… – Афродита вдруг смутилась, – кое-что выяснить… как раз по поводу вашей семьи. Дело в том… – Она снова запнулась, словно никак не могла подобрать нужные слова.

– Галина Сергеевна, – перебил Александр, – если так дело пойдет, мы до вечера ничего не выясним. Что вас конкретно интересует?

– Когда вас доставили в госпиталь, – девушка наконец набралась духу, – вы продиктовали ваш домашний адрес и адреса ваших близких. Но сейчас выяснилось, что вы либо ошиблись, либо намеренно сообщили неверные сведения о месте проживания ваших родственников. Я проверила. Как вы можете это… объяснить?

Она окончательно разнервничалась и сбилась.

– А каким образом вы это проверили? – удивился Хантер. Теперь пришел его черед краснеть за вранье.

– Пока вы с Владимиром Ивановичем и вашими соседями выпивали, – Афродита, словно ненароком, продемонстрировала свою полную осведомленность о том, что творилось в отделении, – я сбегала на главпочтамт, взяла талончик на 07, а потом из ординаторской через справочные до полуночи пыталась дозвониться по адресам, которые вы указали в истории болезни. Выяснилось, что ни этих адресов, ни ваших родных там просто не существует. Что это значит, Александр Николаевич? – Взгляд ее стал требовательным.

– Сколько вам лет, Галина Сергеевна? – неожиданно поинтересовался болящий, как бы невзначай беря в руку влажную от волнения ладонь старшей сестры.

– Двадцать три, а что? – Девушка вскинула подбородок, но руку не отняла. – Разве это имеет значение? – спросила она, почему-то вполголоса.

– А мне уже двадцать пять. С половиной, – грустно поправил Хантер. На самом-то деле ему казалось, что ему далеко за семьдесят и он уже увидел и познал все на свете. – Но дело не в этом. Давай, Галочка, договоримся: мы с тобой на «ты». Тем более что разница в возрасте у нас минимальная. Я – Саша, ты – Галя, идет?

Он покосился на высокую грудь Афродиты, которая сейчас оказалась совсем рядом. От нее исходило нежное тепло, хрустящая ткань халата колебалась от взволнованного дыхания девушки. Внезапно, впервые после ранения, он почувствовал, как тяжелеет в паху, сердце забилось туго и быстро. Жизнь возвращалась на круги своя, и весьма настойчиво…

Это была добрая весть, и Александр, не удержавшись, вдруг порывисто приподнялся на постели и, чмокнув старшую сестру в щеку, ребячливо рассмеялся.

– Что это с вами, Александр Ни… – Афродита чуть-чуть отодвинулась. – Что с тобой, Саша? – тут же поправила сама себя.

– О, совсем другое дело! – возрадовался Хантер. – А причина того, о чем ты говоришь, Галочка, проста: я дал себе слово – пока не встану на ноги, окончательно и бесповоротно, ни слова родным! Пусть думают что угодно: что почта барахлит, что задержался в командировке, да мало ли… Очухаюсь, начну передвигаться самостоятельно – пожалуйста. Такие дела. И все-таки – зачем тебе понадобилось меня проверять?

Лицо девушки снова стало невозмутимым, как у мраморной статуи.

– Перед любой сложной операцией мы обязаны предупредить родственников. В особенности если пациент в бессознательном состоянии. Возможны осложнения, может понадобиться донорская кровь редкой группы… Да мало ли что!

Афродита сейчас лгала, и притом не слишком умело, это чувствовалось.

– Ну, я-то не «дорогой Леонид Ильич», который долгое время того… «не приходя в сознание», – в меру заюморил молодой офицер расхожими фразами советских анекдотов. – И все равно – спасибо. Хороший ты человечек… – Он бережно прикоснулся губами к ее ладони, которая вдруг стала горячей. Голубоватая жилка на запястье трепетала, как пойманная птичка. – Ты сегодня вернула мне частичку жизни.

– Жизни? Каким это образом? Я ведь просто пришла поговорить, – изумилась девушка, – только и всего…

– Когда-нибудь расскажу, – рассмеялся Хантер. – Потом. В другой обстановке, ладно?

– Ладно, – согласилась она, убрав руку, потому что в палату как раз входил подполковник Седой. Полы его халата развевались на ходу.

– Вот это по-нашему! – бодро воскликнул он. – Полное взаимопонимание!.. Ну что, казак, – подхватив стул, подполковник подсел поближе к старлею, – готов?

– Еще бы, Владимир Иванович! – усмехнулся тот. – Благодаря, в основном, Галочке. Теперь все на своих местах!

– Смотри-ка, – удивился подполковник. – За те три года, что Галина работает в отделении, ты – первый, кому она позволила перейти с ней на «ты». Что бы это значило? Или ты опять за старое? – Он стремительно повернулся к девушке, в голосе зазвучал металл.

Афродита изменилась в лице.

– Вечно вы, Владимир Иванович, не ко времени! – В девичьем голосе явственно прозвучали слезы. Сорвавшись с места, старшая сестра «травмы» хлопнула дверью и умчалась.

Хантер помалкивал, гадая, что бы могла означать эта неожиданная сцена.

– Понимаешь, старлей, – обратился к нему подполковник, – у Галины все при себе. Как говорится, спортсменка, комсомолка, активистка, красавица. Не смейся, она и в самом деле чемпионка области по теннису и секретарь комсомольской организации нашего госпиталя. Умная и на редкость сообразительная девчонка, оттого и стала старшей сестрой «травмы» нашей, несмотря на небольшой опыт. Но есть у нее пунктик, из-за которого ей от меня время от времени достается по загривку. Думаешь, замуж хочется девочке? – Подполковник выдержал паузу. – Ничего подобного! Она, видите ли, желает отправиться в Афганистан!

– Куда?! – ошарашенно вырвалось у Хантера. – В Афган?! Она что, не в себе?

– Вот и я в последние два года только об этом и толкую. Но Галина если что вобьет в свою красивую, но упрямую головку, – не вышибить ничем, – вздохнул Седой. – Хочу, говорит, испытать себя в реальных боевых условиях и только после этого буду поступать в медицинский! С полгода уже она не возвращалась к этой теме, а как раненых привезли оттуда – будто подменили. Пропадет девчонка!.. Мало того – сдается мне, Александр Николаевич, что вдобавок втюрилась она в тебя без памяти. А ты же, надо полагать, женатый, а? – Он слегка потрепал раненого по бритой макушке.

– Есть чуть-чуть. Але ж так – трішечки, тільки для себе, – припомнив старый анекдот, Александр перешел на украинский.

– Тилькы для сэбэ, говоришь? – улыбаясь, переспросил травматолог. – Ладно. Настроение твое мне нравится. А что касается Галины, то вы с нею уже взрослые мальчик и девочка и все вопросы дружбы, любви и войскового товарищества решите между собой сами… Сейчас главное, чтобы ты нормально перенес операцию и побыстрее встал на ноги. Остальное приложится!.. Но все-таки попрошу тебя об одной вещи, старший лейтенант: отбей, если сумеешь, у Галины охоту писать рапорт на перевод в Афган. Договорились?

– Заметано! – Хантер с удовольствием пожал крепкую руку военного хирурга.

К личному больше не возвращались. Подполковник обстоятельно рассказал, как собирается заштопать поврежденное Сашкино сухожилие, используя новый метод, разработанный немецкими хирургами. Суть его сводилась к тому, насколько понял Петренко, что для того, чтобы соединить разорванные концы его «ахилла», вовсе не требовалось разрезать кожу и мышечные ткани голени, как это делалось по-старинке. Вместо этого под кожей через концы сухожилия проводились нити из специального шовного материала, который со временем рассасывался сам собой, а затем туго стягивались особым образом. При этом концы сухожилия смыкались, а позже прочно срастались.

Метод этот с успехом применялся в спортивной медицине – примером служил выдающийся баскетболист Арвидас Сабонис, вернувшийся в большой спорт после подобной травмы.

Слушая врача, Хантер постепенно успокоился, а когда Седой ушел, собрался как следует вздремнуть.

Не тут-то было. Не успел сомкнуть глаза, как в палату просочился тот самый тощий подполковник медслужбы в позолоченных очечках, что встречал прибывших «трехсотых» в аэропорту Курумоч. Несвежий белый халат висел на нем внакидку, как бурка, рукава болтались. Не здороваясь, он сразу направился к Хантеровой койке, на ходу вытаскивая из-под халата серую папку с тесемками.

– Подполковник медицинской службы Прошкин, – сухо представился он. – Моя должность… – Дальше посыпались невнятные аббревиатуры типа «адм», «орг» и «моб», и прочие в том же роде.

Разобраться, кем же на самом деле является этот Прошкин, старший лейтенант не сумел, да особенно и не собирался. Ясно было одно – подполковник имеет прямое отношение к каким-то административным службам окружного госпиталя. Что может быть скучнее?

Однако скучать не пришлось.

– Старший лейтенант Петренко, – в свою очередь представился Хантер.

– А чем вы можете доказать, что именно вы являетесь старшим лейтенантом Петренко А. Н.? – Многозначительная пауза зависла в палате номер шесть…

Старлей оторопел.

– С моих слов на борту санитарного самолета все записано, – выдал он, начиная злиться. – Майор медслужбы Фаткулина – та, что передавала вам партию раненых согласно сопроводительным документам, составленным в Кабуле…

– Мне придется отправить запрос в вашу часть, – проскрипел дознаватель в медицинских петлицах. – Нам необходимы документы, подтверждающие вашу личность. Кроме того, согласно приказу Министерства обороны, требуется справка о ранении.

– Товарищ подполковник! – не выдержал Петренко. – «Закрытое» наименование моей части – в/ч п/п 44585. Что касается запросов и справок – это не в моей компетенции!

– Поспокойнее, старший лейтенант! – очкарик слегка повысил голос. – Считаете, что отвоевали три месяца и уже герой? Я тоже провел в Афганистане два года, – с апломбом сообщил он. – И хорошо знаю, каков порядок! Почему при вас и вашем подчиненном рядовом Кулике не оказалось никаких документов?

– Прошу прощения, подполковник! Если не секрет – какую должность вы занимали на территории Республики Афганистан? – Голос Костяной Ноги наполнился ядовитым сарказмом.

– Председатель военно-врачебной комиссии гарнизонного госпиталя в Шинданде, – не без гордости сообщил тот. – Еще вопросы имеются?

Ну какие тут могли быть вопросы! Этот зануда Прошкин прослужил два года на непыльной должности, заработав приличные деньги и практически не сталкиваясь с войной и ее ужасами. Зато из самого подполковника вопросы так и сыпались. И все они относились к Петренко.

Где, когда и при каких обстоятельствах было получено его ранение? Кто может подтвердить сказанное им? Имеются ли боевые и политические донесения, выписки из приказов и списков БЧС[14]14
  БЧС – боевой и численный состав подразделения или соединения.


[Закрыть]? Имел ли на себе во время ранения старший лейтенант Петренко бронежилет и каску, как того требует приказ по Сороковой общевойсковой армии ТуркВО? Находился ли на броне или внутри бронеобъекта? Кто может это подтвердить? Кто направил его в кишлак Асава? Имеются ли свидетели? Где выписка из документов ЦБУ[15]15
  ЦБУ – центр боевого управления.


[Закрыть] о передвижении войск в этот день в уезде Ширавай провинции Нангархар Республики Афганистан?

Поначалу Хантер отвечал спокойно, сдерживая себя. Но вопросы у этого бумажного червя никак не кончались, и мало-помалу старлей начал заводиться.

– Товарищ подполковник медицинской службы! – После часового зудения он наконец взорвался. – У меня завтра утром сложная операция! Не могли бы вы перенести нашу беседу на более удобное время?

Тощий, однако, не желал ничего слышать.

– Нечего спекулировать своими травмами, товарищ старший лейтенант! – равнодушно проскрипел он. – Пластика ахиллова сухожилия правой нижней конечности не настолько сложна, чтобы из-за этого переносить допрос…

– Допрос?! – не выдержав, вскочил вертолетчик. – Слышь, подпол, ты хоть соображаешь, что несешь?! – загремел он, надвигаясь на Прошкина. – Мужик едва жив остался, его тут за двое суток едва-едва в сознание привели, а ты, крыса тыловая, ему допросы устраиваешь?!

Костяная Нога побагровел – вот-вот врежет костылем по черепу этому военно-медицинскому мутанту.

– Не знаю вашего воинского звания, больной, – очкарик шарахнулся к двери, вцепившись в папочку, – но согласиться никак не могу. Я два года в Афганистане…

– Чмо ты болотное! – окончательно вызверился Костяная Нога. – Отсиделся в крысятнике, на ВВК своей, как гнида! А люди тем временем кровь проливали! Мое звание – подполковник авиации, я дважды побывал в Афгане, участвовал в двух армейских операциях в Панджшере! Слыхал про такое ущелье, крючкотвор?!

– Разумеется, товарищ подполковник, – окончательно растерялся Прошкин. – Однако попрошу оставаться в рамках устава, тем более в присутствии младших офицеров! Я буду вынужден подать рапорт по команде о вашем хулиганском поведении!

– Засунь этот рапорт себе в анальное отверстие, урод! – не унимался Костяная Нога. – Вали отсюда, и мой тебе совет – нигде и никогда больше при боевых офицерах не упоминай об Афганистане. Иначе схлопочешь по морде своей очкастой!

– Я-то уйду. – Яду в ухмылке Прошкина хватило бы, чтобы отравить табун лошадей. – Однако вам, старший лейтенант, – обернулся он к Петренко, – могу пообещать ряд весьма неприятных моментов во время пребывания в нашем госпитале. К нам уже поступили запросы по линии КГБ и военной прокуратуры с просьбой установить ваше местонахождение. Поэтому нам с вами еще встречаться, встречаться и встречаться…

– А иди ты кобыле в трещину! – колоритно выругался вертолетчик, в сердцах метнув костыль.

Прошкин беззвучно исчез, дверь палаты захлопнулась, костыль ударился о стену.

– Да, ё-мое, рука уже не та, – пожаловался Костяная Нога…

В следующую четверть часа возле Сашкиной койки перебывала куча народу: Седой и Афродита, замполит Воротынцев, начмед Якименко, еще какие-то медицинские чины. От всех этих разборов Хантеру вновь «поплохело», хлынула носом кровь, а потом он и вовсе потерял сознание. Его привели в чувство, поставили капельницу и наконец-то оставили в покое. Усталый и опустошенный, он лежал пластом, безучастно уставившись в потолок. От приподнятого настроения, подаренного Афродитой, не осталось и следа. Ну что ж, отдельное спасибо подполковнику медицинской службы Прошкину…

После ужина Костяная Нога некоторое время косился на Хантера, а потом, кряхтя, снова полез в тумбочку. Боевой дух десантника следовало поднять. Стол накрыли в считаные секунды, Седой и Галина уже покинули «травму», а приятели, приехавшие днем проведать вертолетчика, снабдили его «боезапасом» – спирт в авиации не переводился…

Презрев анестезиологические запреты, Александр подсел к столу, и все повторилось снова: первая рюмка, «шторм», откат-накат, и так далее.

Уже под хмельком, Хантер не выдержал, поведав новым знакомцам свою «опупею», опустив эпизоды с Оксаной. О спецоперации «Иголка» упомянул лишь в самых общих чертах – по понятным причинам, оставив «за кадром» те моменты, которые могли бы высветить его истинную роль. За разговорами фляга незаметно опустела, вертолетчик достал вторую. За окном хлестал дождь, в щели рам задувало.

Внезапно дверь палаты скрипнула – и в проеме показался не кто иной, как анестезиолог со «ждановскими» усиками. В цивильном плаще и при шляпе.

– Что же вы делаете, Александр Николаевич? – с укоризною проговорил он. – Я же вас, кажется, предупреждал!

– Все-все, товарищ подполковник медслужбы. – Александр Николаевич и не думал препираться. – Ложусь баиньки…

Он поднялся на костылях и, слегка покачиваясь, поскакал к своей койке. Через минуту уже лежал, отдыхая лежа, как написано в уставе.

– Говорят, у вас тут Прошкин побывал? – поинтересовался подполковник-анестезиолог. – После такого и не захочешь, а выпьешь… Но у старшего лейтенанта завтра операция, и алкоголь ему вовсе ни к чему!

– Удавить бы этого вашего Прошкина! – сердито буркнул Прораб. – Может, товарищ подполковник, вы с нами по пять капель? – неожиданно предложил он.

– Спасибо, но я за рулем, – отказался анестезиолог. – Я тут в трех кварталах живу, вот и решил заглянуть. Оказывается, не зря… Что ж, доброй ночи, товарищи офицеры! Сами как хотите, а старшему лейтенанту больше ни грамма…

С этими словами неожиданный гость исчез в полутемном коридоре.

Утром Хантера взяли в оборот девчата-санитарки. Его вымыли, высушили, завернули в простынку и доставили прямиком в операционный блок. Там его уже поджидала весьма почтенная компания: Седой, «Жданов», Галина, троица ординаторов из травматологии и два представителя военно-медицинского факультета. Все уже облачены в хирургические костюмы, из-под которых виднелись только глаза или поблескивали очки. Александру сделали какой-то укол, и он почти сразу слегка прибалдел.

– Сейчас ввожу анестетик в седалищный нерв, – предупредил анестезиолог, – придется потерпеть.

Не вопрос – в последнее время приходилось терпеть почти постоянно. Длинная игла вошла в правую ягодицу, мышца сразу же начала неметь, а за ней «обесточилась» и вся нога.

– Чувствуешь что-нибудь? – спросил Седой, покалывая икру чем-то острым.

– Не так чувствую, как ощущаю, – отшутился Хантер.

– Нормально себя чувствуешь? – Над ним склонилась Афродита, осторожно вытерла лоб марлевой салфеткой.

– Нормально, – ответил молодой человек, – можно приступать!

– Отлично! – донесся голос Седого. Теперь у Хантера перед глазами болталась на кронштейне какая-то занавесочка, и было слышно только, как рассмеялся Седой, а за ним и вся операционная бригада. – Коль раненый не против, начнем!

Потом что-то звякало, время от времени Седой произносил непонятные, как заклинания, медицинские термины и отдавал распоряжения. Неожиданно появилась боль – должно быть, наркоз перестал действовать.

Вот тебе раз – «Жданов»-то оказался прав!

Теперь Хантер чувствовал, как хирурги «вживую» стягивают с двух сторон чертово сухожилие, и эта боль оказалась ничуть не меньшей, чем та, которая навалилась на него, когда его БМП[16]16
  БМП – боевая машина пехоты; бронированная гусеничная боевая машина, предназначенная для транспортировки личного состава к месту выполнения боевой задачи, а также для ее огневой поддержки и прикрытия в бою.


[Закрыть] подорвалась на фугасе. А что тут поделаешь – оставалось терпеть…

Он вцепился зубами в простыню, крепко зажмурился и негромко зарычал. Никто из операционной бригады поначалу не обратил на это внимания. Но боль стремительно набирала обороты, от нее закатывалось сердце, силы стремительно утекали, как песок в песочных часах. Продолжая глухо постанывать, Хантер стал сгибать руки, привязанные резиновыми жгутами к операционному столу.

Внезапно звонко лопнул левый жгут, и в операционной началась суета. Кто-то закричал, раздалась какая-то команда, но от боли старлей ни черта не слышал, только в памяти остались перепуганные глаза Афродиты, пристальные взгляды Седого и «Жданова», уставившихся ему в зрачки… Тут, как перетянутая тетива, лопнул правый жгут.

– Вырубай его внутривенным! – ворвался в мозг голос Седого. – А то он мне сейчас всю операционную разнесет к чертовой матери! Живо, поворачивайся!..

– Саша, ты меня слышишь? – сквозь багровую завесу боли донесся голос Афродиты.

– Ну! – выдавил он, выплюнув изодранный в клочья угол простыни.

– Сейчас сделают укол, будет легче, честное слово легче! Ну потерпи, милый! – со слезами на глазах упрашивала девушка.

Собрав всю оставшуюся волю в кулак, Хантер заставил себя терпеть. Тем временем игла нашла вену на левой руке, и вдруг навалились прохладная тьма и тишина. Впрочем, не надолго.

…БМП Зверобоя горела чадным пламенем. Вокруг колотилась бешеная стрельба. Сашка чувствовал все: звуки, запахи, цвета, дыхание жары. Он не видел, откуда стреляют, но то, что стреляют по нему, совершенно очевидно – бойкие фонтанчики пыли возникали все ближе, окружали, не давая возможности перебежать и укрыться. Близко, ближе, еще ближе… Оружия под рукой никакого, подчиненных тоже – только он и невидимые «духи», стягивавшие петлю окружения…

Старший лейтенант Петренко набрал воздуху и хрипло заорал во все горло – может, кто-то из бойцов жив и бросит ему хотя бы гранату или на худой конец штык-нож, чтобы не попасть к «духам» живым. Никто не отозвался, зато гортанные крики «Аллах акбар!» прозвучали уже совсем близко…

– Саша, все нормально, – прорвался сквозь кошмар голос Афродиты. Ее ладошка прошлась по его щекам, слегка похлопала, приводя в чувство. – Операция прошла успешно, все в порядке, успокойся!

С трудом разлепив веки, Александр обнаружил себя в незнакомой палате. Вокруг перемигивались и гудели какие-то приборы, рядом сидела Галя. Во рту торчал пластиковый загубник, и он сразу же его выплюнул. Зубы и десны болели и кровоточили, а загубник оказался прокушенным насквозь.

А в двух метрах от его койки стояла в точности такая же кровать, на которой лежал, опутанный проводами датчиков и непонятного назначения трубками, – собственной персоной Лось, он же рядовой Кулик.

Лось пребывал в сознании и приветствовал своего начальника, приходившего в себя после наркоза, вялым взмахом руки.