Текст книги "Обратный отсчет"

2. До дому, до хаты!

На следующий день Аврамов и Шубин вылетели в Москву. Молодые люди провожали их в аэропорт Курумоч.

А по пути в госпиталь старший лейтенант принял решение сделать все, чтобы скорее вернуться в строй. Помимо предписанных медицинских процедур, он начал втихомолку, когда его не могла видеть Афродита, снимать гипс и разминать свою все еще неподатливую ногу. Случалось, на глазах выступали слезы от боли и бессилия, иной раз непроизвольно сквозь закушенное полотенце вырывался звериный рык, но он настойчиво продолжал «нелегальную терапию». Кроме того, регулярно изводил подполковника медслужбы Седого и начальника медчасти полковника медслужбы Якименко просьбами побыстрее отправить его на ВВК[33]33
  ВВК – военно-врачебная комиссия.


[Закрыть] и вообще – выписать из госпиталя.

Благодаря яростной настойчивости процесс реабилитации завершился успешно: комиссия наконец-то сняла с него гипс, удостоверилась, что результаты операции, проведенной Седым, положительны – правая нога снова обрела подвижность, и пришла к выводу, что старшего лейтенанта Петренко можно выписать, предоставив ему отпуск «по состоянию здоровья» на тридцать календарных суток. По окончании отпуска ст. л-ту Петренко А. Н. предстояло пройти еще одну военно-врачебную комиссию, по месту проведения отпуска, которая окончательно решит его судьбу. Отпускной билет и проездные документы выдал собственноручно начмед Якименко, пожелав… не слишком спешить на войну.

«Отвальная» с подполковником Седым растянулась на целый вечер, а прощание с Афродитой заняло совершенно неистовую ночь и начало следующего дня. Поскольку у начальника отделения был операционный день, на вокзал отправились без него. Хантер с Афродитой и Женя Кулик со своей репетиторшей, хорошенькой и хрупкой, как фарфоровая статуэтка, калмычкой, погрузились в «шестерку» прапорщика Бушуева и уже через полчаса были на месте.

Проводы затянулись, чего Хантер терпеть не мог. На перроне распили бутылку шампанского, разбив бокалы и саму бутылку об рельс – на счастье. На Афродиту было больно смотреть – она осунулась и буквально почернела от горьких переживаний.

Наконец Александр, набравшись духу, забросил чемодан в купе, коротко обнялся с Бушуевым и Лосем, а затем оказался в объятиях Афродиты. Девушка никак не хотела отпускать возлюбленного; проводница уже дважды предупреждала, дескать, поезд проходящий, стоянка в Куйбышеве короткая и пора в вагон, но они ничего не слышали.

Но вот коротко отсигналил электровоз, зашипел сжатый воздух в тормозной системе, заголосила проводница. Хантер осторожно освободился, в последний раз заглянул в глаза своей Афродиты и, опираясь на трость запрыгнул на подножку вагона, уже начавшего набирать скорость.

Оставшиеся на перроне закричали, замахали на все лады, и только Афродита стояла неподвижно, прижав стиснутые в замок руки к груди. Точь-в-точь как солдатская вдова…

К тому времени когда окраины и промзоны Куйбышева остались позади, настроение у Хантера было таким паршивым, что не хотелось ничего ни видеть, ни слышать. В голове царила страшная путаница, противоречивые чувства буквально разрывали на части. Оставалось единственное средство. Разложив на столике заботливо приготовленную Афродитой снедь, он вытащил бутылку водки – свой НЗ – и предложил соседям выпить.

Те мигом оживились. Появилась еще выпивка и закуска, и «дорожный банкет» покатился обычным порядком. Купе наполнилось нетрезвым гомоном, кто-то провозглашал тосты, кто-то исповедовался случайным попутчикам, то один, то другой бегали в тамбур курить… Хантер, однако, помалкивал, не собираясь ни с кем делиться тем, что камнем лежало у него на душе. Да и спутники особо не тревожили – все видели, как на перроне в Самаре провожали молодого человека.

Окончательно убедившись, что водка его не берет, он забрался на свою полку и с трудом заставил себя уснуть.

До Полтавщины неторопливый поезд тянулся полтора дня. И все это время Хантер чувствовал себя как сомнамбула, – ел, пил, говорил с кем-то, отвечал на вопросы, а его мозг не то спал, не то просто отключился, словно нуждался в основательной передышке. Он не испытывал никакого интереса к девушкам, которых было полным-полно в вагоне, а спиртное вызывало у него отвращение. Даже курить не хотелось.

Благодаря этой «отключке», в свой городок К. старший лейтенант Петренко прибыл с холодной головой и ясным умом. Еще в пути сочинил нехитрую легенду, объясняющую родичам сразу две вещи: почему он в отпуске и что случилось с его ногой. Вкратце легенда выглядела следующим образом: его командировали в Куйбышев за молодым пополнением для бригады в мифическую учебку[34]34
  Начиная с 1980 г. все военнослужащие срочной службы, которым предстояло служить в ОКСВА, проходили обучение на территории СССР.


[Закрыть], а поскольку пришлось задержаться в городе, свободного времени у него появилась масса. Во время инцидента, возникшего в одном из тамошних ресторанов, ему и повредили ногу, так что придется некоторое время попрыгать с тростью. Для домашних, хорошо знающих повадки «потерпевшего», такое легендирование подходило едва ли не идеально. Отпуск Александр решил обозначить календарным, хотя всего полгода назад побывал в подобном отпуске «крайний» раз.

Он нарочно никого не предупредил о приезде: просто вышел на вокзале – и долго стоял на перроне, не в силах двинуться с места.

Прошло каких-то двести дней, срок небольшой для жителей маленького города, где время течет монотонно и каждый следующий день похож на предыдущий. Но Хантеру казалось, что для него, как для астронавта, путешествовавшего со скоростью, близкой к скорости света, промелькнуло по меньшей мере несколько лет – столько всевозможных событий «упаковалось» в эти две сотни дней и ночей.

Город остался на месте, и воздух был тот же – странная смесь запахов днепровской воды, мокрого песка, прибрежных лозняков и отталкивающего смрада химических и нефтеперерабатывающих предприятий. И здешние жители выглядели по-прежнему. А вот он, старший лейтенант Петренко, имеющий здесь прописку и собственное жилье, вернулся совсем другим человеком. Что-то глубоко изменилось в нем за эти полгода, и, в общем-то, немного легкомысленный парень, все свое время отдававший армейской службе, а в промежутках «оттягивавшийся по полной», превратился в умудренного горьким опытом мужчину.

Нет, в пути его мозг не спал, там шла тайная, никому не видимая работа. И лишь оказавшись здесь, Хантер внезапно осознал, что уже не сможет жить так, как жил раньше. Чего стоили его самопожертвование и гибель друзей, товарищей и сослуживцев, ежели для этой страны были куда важнее субординация, бесконечные бумажки и связи, от которых зависели все и вся? Он не щадил себя, воюя не на жизнь а на смерть с душманами, но военному руководству было плевать на пот, кровь и лишения, которые выпали на его долю. Ни орденов, ни должностей, ни денег, и слава богу, что ему чудом удалось избежать трибунала и лишения офицерского звания.

Сейчас, стоя на перроне, он ничего не чувствовал, кроме глубокой опустошенности и горечи.

Встряхнувшись, Хантер привычно перехватил трость левой рукой, поднял чемодан – и неторопливо зашагал к недалекому дому тестя с тещей.

Что ждет его там? Отношения с женой у них сложились путаные, до крайности сложные, но дочурка Аня доставляла ему только радость. Она же играла роль единственного связующего звена между Сашкой и Ядвигой – только на ней держалась созданная ими не слишком прочная «ячейка общества». Тем не менее обе будут рады подаркам. Накануне отъезда Хантер с Афродитой снова побывали в куйбышевской «чекушке», и он накупил под ее руководством всякой всячины для родни.

Как он проведет отпуск, было решено заранее. Две недели на Полтавщине, чтобы уделить максимум внимания дочурке и раненной ноге, а затем пройти ВВК в местном госпитале. Далее – на Урал, к родителям, завернув по пути на пару дней в Куйбышев. В целом отпуск казался старшему лейтенанту неоправданно длинным, и он планировал сократить его до трех недель. Но тут все зависело от здешних военных медиков.

Мало-помалу внутри все встало на свои места, и он перестал нервничать. У него есть цель – вернуться в Афган. Здесь, в мирной жизни, Хантер ощущал себя каким-то инородным телом и знал, что это чувство никуда не денется. Его опыт, навыки и знания, приобретенные за несколько месяцев войны, тут абсолютно не нужны, и на этот счет он не строил никаких иллюзий. Воин необходим только там, где изо дня в день идут бои. Его ждут в роте, ждет Тайфун на жарких афганских «Югах», ждет Аврамов, там же, по соседству. Разве у него есть иной путь?..

Прихрамывая, он приближался к дому, в котором теперь жили Ядвига с дочкой, тесть и теща. Их с женой прежнюю квартиру, по настоянию гарнизонного начальства, пришлось сдать «по договору» сразу после того, как Петренко пересек советско-афганскую границу. Там поселились чужие люди – гарнизонные «очередники», ожидающие получения собственного жилья.

Во двор он вошел с замиранием сердца: свой – и в то же время какой-то чужой. Время было обеденное, стояла жара, и на хромого парня с чемоданом и тростью в руках никто не обратил внимания. Неожиданно из подъезда вприпрыжку выбежала девчушка в пестром сарафанчике… Аня!

– Аннушка! – позвал Сашка, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Иди ко мне, малышка! – Он поставил чемодан и присел, убрав трость за спину, чтобы не напугать ребенка.

– Мне не разрешают разговаривать с чужими дядями! – твердо заявила девчушка, направляясь к песочнице. – И вообще – я сейчас с мамой и бабулей еду на дачу! А ты кто? – все-таки поинтересовалась она.

Александр слегка смутился – когда уезжал, дочка еще только начинала произносить первые слова, обычный детский набор: мама-папа, дай, купи-купи, гули-гули и прочее в том же роде. А сейчас она говорила солидно, почти как взрослая…

– Аня, ты с кем там разговариваешь? – донесся из глубины подъезда голос жены. – Вот уж находка для шпиона, всем все дочиста выложит!

Голос приближался.

– Со мной, – негромко произнес Сашка, как только из парадного появилась Ядвига в легком платье. В руках у нее была корзинка.

За ней показалась теща – и тоже с поклажей. Аннушка не ошиблась – они и в самом деле собирались на дачу. Жена охнула, прослезилась теща, посыпались вещи, расплакалась испуганная Аня…

Встреча была бурной. Из соседних квартир высыпали соседи. Дом был старый, сталинка, и здесь, как в селе, все знали все обо всех. Хантер оказался в центре внимания, но отвечать на расспросы вовсе не хотелось, и он, дабы далее не пугать мирных жителей, чуть ли не силком затолкал родню обратно в прохладный полусумрак квартиры. Словом, на дачу в тот день никто не попал, а помидоры с огурцами остались неполитыми…

Весь вечер он посвятил дочери. Аня снова и снова удивляла. Так, на его вопрос, где сейчас папа, девчушка указала пальчиком на его фотографию на стене и ответила: «В Августане!» Легендирование по поводу «календарного» отпуска и травмированной в ресторанных боях ноги прокатило, хотя теща по старой памяти принялась ворчать – мол, зять нам достался такой, что и без всякой войны найдет себе приключений на одно интересное место…

Утром старлей отправился по делам службы. Предстояло посетить гарнизонную комендатуру и встать на учет, а затем смотаться в военный госпиталь – разведать, что собой представляет местная военно-врачебная комиссия.

В комендатуре все прошло гладко, а вот гарнизонный госпиталь он привел в полное смятение.

Как только в приемном отделении Хантер задал вопрос о том, как пройти ВВК на предмет дальнейшего прохождения службы в ОКСВА, его моментально перенаправили к начальнику госпиталя. Похожий на цыгана-барышника полковник медицинской службы по фамилии Марунчак и слушать ничего не пожелал. Схватив документы старшего лейтенанта, он сурово велел отправляться домой, догуливать отпуск, а за документами заглянуть через неделю.

Ошеломленный таким приемом, ничего не понимая, Хантер приплелся домой. Там его тоже ждали новости: на Украину с Урала вылетели его родители, а один из братьев, Семен, служивший в одном из многочисленных в стране Советов медвежьих углов, выбил отпуск по семейным обстоятельствам и тоже в данный момент направлялся с семьей на Полтавщину. В результате все планы, выстроенные Хантером, рухнули в одночасье…

На следующее утро прибыли его отец и мать, а к обеду подоспел и брат с семейством. Громадная «сталинка» тестя сразу стала тесной для такой компании.

Кроме того, отцу и брату, кадровым офицерам, навешать лапши на уши не удалось – оба сразу раскусили Сашкину «легенду». Так что пришлось «колоться». На даче, на берегу Псла, после третьей или четвертой рюмки Хантер выдал обоим еще одну версию о своем появлении на территории Союза – строго отфильтрованную и дозированную.

Что, впрочем, не убедило отца и брата. Оба старшие офицеры – полковник и майор, всю жизнь прослужившие в войсках, они никак не могли взять в толк, что реальная картина боевых действий в Афганистане как небо от земли отличается от того, что написано в Боевом уставе, а телевизионные репортажи того же Пищинского скорее дезориентируют людей, чем информируют о том, что реально происходит «за речкой».

Слава богу, по чистой случайности горе-репортаж Пищинского о «взятии безымянной высоты» не попался на глаза никому из его близких, видимо, сказалось семейное предубеждение по отношению к программе «Время».

Хантер пребывал в шоке – ведь он рассказал отцу и брату лишь о надводной части айсберга, тогда как в глубинах его сознания прятались такие вещи, что не миновать бы ему психиатрической экспертизы, если б он позволил себе просто заговорить о них. Попытка объясниться с теми, кто не воевал и не видел всего своими глазами, ни к чему не привела. Семен лишь деликатно промолчал, а отец посоветовал не давать воли фантазии, дабы не нажить неприятностей…

С тех пор Хантер старался как можно больше времени проводить с дочуркой и ее мамой, а заодно сосредоточился на себе. Не имея ни малейшего представления о медицинской реабилитации после травм и ранений, он пошел собственным путем. Чтобы быстрее и эффективнее разработать травмированный голеностоп, он много плавал – часами, в любую погоду; повсюду ходил пешком, а уже через неделю побежал босиком по сыпучему песку днепровских пляжей, наматывая километр за километром. Особенно эффективными оказались плавание в ластах и катание на водных лыжах за моторкой. В результате всего за три недели Хантер вернул себе былую физическую форму.

А задолго до того – как только истекла первая отпускная неделя – старший лейтенант Петренко снова явился в госпиталь. Начальника не оказалось на месте, а его кокетливая секретарша, постреливая глазками, вручила пакет с документами. Вскрыв его, Хантер, когда-то давший себе слово больше ничему не удивляться, обалдел: в пакете находилось заключение военно-врачебной комиссии, из которого вытекало, что он совершенно здоров и, следовательно, препятствий к тому, чтобы служить где угодно, как угодно и кем угодно, то есть – без всяких ограничений, не имеется.

Помимо заключения, в пакете покоились ВПД для ускоренного передвижения по маршруту Киев – Ташкент, а также предписание, не оставлявшее никаких сомнений, что место его службы находится «южнее южных» рубежей Союза ССР.

Только теперь Хантер въехал, что «альфу и омегу» всех госпитальных дел, как-то: справку о ранении, предписанную Приложением 18, приказ МО СССР N 185 от 03 сентября 1973-го, далекого уже, года, подтверждавший факт его подрыва на фугасе и получения множественных травм, в прошлый раз он забыл дома, а значит, начальник госпиталя ни малейшего понятия не имел о его реальном состоянии.

Приемную он покинул в ошарашенном состоянии. С одной стороны – свинство: отправлять человека на войну, даже не взглянув на него самого, с другой – случившееся значительно упрощало возвращение в Афганистан, которого он так настойчиво добивался…

Выбираясь в город, Хантер почти что ежедневно звонил с почтамта в Куйбышев, и эти беседы с Афродитой порой длились по получасу. Между тем Ядвига вскоре почувствовала, что с мужем что-то происходит, однако разобраться в этом не сумела и решила, что странности в Сашкином поведении и его холодность – результат пребывания в Афганистане. Тем не менее она всячески угождала и проявляла чудеса изобретательности в постели.

Так или иначе, но сократить отпуск до трех недель, как первоначально планировал Хантер, не удалось, а значит, попасть в заветную Самару ему не светило. И все потому, что отпускник потерял бдительность и отцу попалось на глаза его воинское предписание, в котором значилась реальная дата прибытия в Ташкент. Врать и выкручиваться было бесполезно, и Хантеру пришлось смириться, ограничившись долгими телефонными переговорами с Афродитой.

А однажды вечером, когда все семейство находилось дома, загремел тревожный междугородний звонок. Трубку схватила переполошившаяся Ядвига и тут же передала супругу.

– Это тебя. Москва… – проговорила с удивлением.

– Салам, Шекор-туран! – весело закричал в трубку Шубин. – Як ся маеш?

– Та трохи ще маю! – обрадовался Шекор-туран. – Ты в Москве? Что случилось, друже?

– Сейчас в Москве, – подтвердил собкор. – Передаю тебе привет от Бугая и Тайфуна! Оба уже в Зоне ответственности «Юг», ждут тебя. А звоню я вот по какому поводу. Завтра выходит номер «Комсомолки» со статьей о тебе. Это такая бомба, скажу я тебе, Хантер, что твои «заклятые друзья» почувствуют нечто, похожее на землетрясение! Название осталось то же: «Никому не нужный старший лейтенант». «Сам» лично утвердил материал перед тем, как сдавать в набор. Так что следи за прессой!.. – продолжал кричать в трубку корреспондент, а Хантер никак не мог понять, отчего он так возбужден.

Вывалив кучу столичных новостей, Шубин закруглился:

– Ну, у меня все. А ты когда в Афган?

– Через неделю, – ответил Хантер и сам удивился: времени осталось всего ничего. – Ты что-то хотел?

– Да нет, это, в общем, не телефонный разговор, – замялся Шубин. – При случае расскажу… Ты вот что: как только прилетишь в Кабул, позвони дежурному по политотделу Сороковой армии, он будет в курсе – где я. Нам обязательно надо встретиться. Хочу тебя проинструктировать, как вести себя в бригаде. Договорились? Ну, до встречи, Шекор-туран!

– До встречи, Миша! Обязательно найду тебя в Кабуле! Будь здоров!

Хантер положил трубку на рычаг. Все мышцы подрагивали от волнения, сердце торопливо стучало. Он возвращается! Всего через несколько дней он будет в Афгане!

– Кто это? – недовольно поинтересовалась супруга. – Что ему надо?

– Товарищ по службе. – Вдаваться в детали ему не хотелось. – Спрашивает, когда я возвращаюсь.

– Делать им нечего! – буркнула жена. – Не дадут отдохнуть по-человечески…

На следующее утро Сашка решил вместе с родителями, женой и дочерью съездить в Полтаву – проведать деда и бабушку. В киоске на автовокзале купил свежую «Комсомолку» и засунул поглубже в дорожную сумку. Ядвига и теща вообще не брали в руки газет, тесть налегал на «Гудок», отец с брательником отдавали предпочтение, ясен пень, «Красной Звезде». Неприятностей можно было ожидать только от мамы, которая любила именно «Комсомольскую правду».

Но та в это время терпеливо втолковывала внучке, что коровы отличаются от лошадей не только наличием рогов, но что и те и другие едят траву. Ядвига дремала на мягком сиденье новенького ЛАЗа, и Хантер наконец развернул вожделенную газету…

Статью «Никому не нужный старший лейтенант» написал профи, это чувствовалось с первых строк. Шубин в деталях описал бой спецназовцев и десантников на высоте Кранты, отход по тоннелю кяриза, кровавый пляж, танковый взвод, подоспевший на выручку, и случайного «Ястреба» над их головами.

Журналист не забыл и артиллерию, и четвертую роту, и всех, кто принимал участие в том бою, попутно заставив читателя прослезиться над описанием гибели Романа Кривобоцкого (Хантер тоже не выдержал и смахнул предательскую слезинку). Затем, подорвав лейтенанта П-ко на фугасе и оставив его в строю, автор нарисовал поистине героический образ, достойный подвигов времен Великой Отечественной.

А дальше началась «работа на контрастах». Перед читателем неожиданно возникла целая свора отрицательных персонажей: аппаратчик Михалкин, патологический трус Пол-Пот, формалист и бумажный червь Почтальон Печкин. Досталось даже особисту Иванову, который единственный, кроме Хантера, был упомянут не по фамилии, а как «майор И-ов».

В конце Шубин нарочито сгустил краски: полуживой старший лейтенант П-ко, до конца выполнивший свой воинский долг, оказался ненужным в своей родной бригаде, больше того – против него возбуждено уголовное дело. Благо, военная прокуратура быстро разобралась, что к чему, закрыла дело и даже направила одного из следователей принести извинения экс-подозреваемому.

В заключение журналист сообщал читателям, что капитан Аврамов, участвовавший в том памятном бою, повышен в звании и ему присвоено звание Героя Советского Союза, а старший лейтенант П-ко не был даже упомянут в приказе по итогам армейской операции в своей бригаде. Ныне он находится на излечении в окружном госпитале в городе Куйбышеве и лишь благодаря самоотверженности врачей и медсестер отделения травматологии сохраняет шанс вернуться в строй…

– Ну, Шубин! – Хантер вытер взмокший лоб. – Вот так залп! Ну, с меня бакшиш!

– Не шелести газетой, Сань! – капризно проговорила жена, не открывая глаз. – Спать мешаешь…

В Полтаве, в уютной хатке, что на славном переулке Быстровском, приезд целой оравы родичей вызвал ажиотаж. Предупрежденные заранее, дед и бабушка приготовили настоящее пиршество, был подан даже кролик, тушенный в белом вине, – любимое блюдо «старшего лейтенанта П-ко», как Хантер мысленно стал называть себя.

Возвращаясь в мыслях к статье Шубина, он ощущал легкость и полное спокойствие: теперь ни Монстр, ни Почтальон Печкин не осмелятся его травить. Этим хитрым и изощренным аппаратчикам волей-неволей придется хотя бы на время затаиться и притихнуть.

Тем не менее от взгляда Сашкиного деда не укрылись кое-какие перемены в поведении младшего внука. Когда после обильного ужина многочисленная родня собралась перед телевизором, где крутили какой-то приключенческий фильм о победоносной борьбе советских таможенников с международными контрабандистами и гнусными фарцовщиками, мудрый старик, прошедший три войны, вызвал Сашку в беседку под вишнями.

Там на полированном столике уже стояли обильная закуска и графинчик дедова «samgene», попросту – высококачественной домашней горилки, которой тот лечил все мыслимые и немыслимые болезни. Но как только выпили по одной, дед со стуком отставил чарку и направился в хату, дабы собственными глазами убедиться, что народ увлеченно переживает за таможенную службу и их с внуком беседе с глазу на глаз никто не помешает.