Текст книги "Генезис и функционирование молодежного социолекта в русском языке национального периода"

1.6. Современная система понятий и терминов молодежного социолекта: за и против

Проведенное исследование (обращение к истокам русского молодежного жаргона, рассмотрение истории отражения молодежной лексики в литературных памятниках и истории изучения молодежной речи) позволило выявить хронологию появления различных терминов, обозначающих молодежный жаргон. Результаты могут быть представлены в таблице.

Хронология функционирования лингвистических терминов (и дополнительных дефиниций к ним), обозначающих молодежную лексику и фразеологию

Данные таблицы отражают время появления различных обозначений, возрастание их популярности, лингвистическую закрепленность, а также их взаимозаменямость на определенных исторических этапах.

Наблюдение показывает: при обозначении специфической лексики и фразеологии учащаяся молодежь чаще всего использует словосочетания с компонентами «язык» и «жаргон», подбирая к ним определения, указывающие как на уникальность лексикона (свой, особый, наш, особенный), так и на сферу его функционирования (кадетский, семинарский, институтский и т. д.); исследователи молодежной речи обращаются не только к популярным среди создателей жаргона обозначениям, но и к терминам «диалект», «арго», «сленг», используя дефиниции «условный», «типичный», «корпоративный», «профессиональный», «юношеский», «групповой» и др., подчеркивающие социальную, возрастную ограниченность.

Экскурс в историю позволил выявить не только используемый исследователями понятийно-терминологический аппарат, но и их предпочтение того или иного обозначения: термина язык [Тиханов 1899; Зеленин 1905; Бодуэн де Куртене 1908; А.И. Томсон 1910; П.С. Богословский 1927; Е.Д. Поливанов 1931; В.В. Стратен 1931; В.Виноградов 1934 и др.], жаргон [Тиханов 1899; Бодуэн де Куртенэ 1908; Копорский 1927; Е.Д. Поливанов 1931; В. Виноградов 1934; Ахумян 1957; Кевлишвили 1958; Сорокин 1965; Серебренников 1970; Копыленко 1976; Лошманова 1975; Скворцов 1979; Дубровина 1980; Борисова-Лукашанец 1983; Туманян 1985; Грачев 2002 и др.], арго [Тиханов 1899; Г. Виноградов 1926; Ларин 1928; Стратен 1931; В. Виноградов 1934; Жирмунский 1936; Ушаков 1935; Лихачев 1938; Ахумян 1957; Кевлишвили 1958; Сорокин 1965; Елистратов 1994 и др.], сленг / слэнг [Скворцов 1966; Борисова-Лукашанец 1983; Мазурова 1988; Грачев, Гуров 1989, Рожанский 1992; Береговская 1996; Никитина 1998, 2003 и др.]. Однако, как было отмечено выше, в научных исследованиях «наблюдается разнобой в понимании и употреблении этих терминов» [Грачев 1997: 11].

Подобная «терминологическая ситуация» прослеживается и сегодня. «Получилось так, – утверждает B.C. Елистратов, – что по поводу арго и жаргонов лингвисты создали свой жаргон, причем, в отличие, например, от носителей «блатной музыки», сами лингвисты понимают друг друга не всегда» [Елистратов 1995].

Это ироничное замечание исследователя справедливо. В связи с тем что в языках-источниках к терминам арго, жаргон, сленг до сих пор нет однозначного отношения, по-разному трактуются они и в современном русском языкознании.

О трудностях разграничения терминов пишут и начинающие исследователи, и жаргонологи, имеющие многолетний опыт работы с субстандартной лексикой. Так, В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитина в Предисловии к «Большому словарю общего жаргона» (в обращении «К читателю») подчеркивают, «сколь ожесточенные споры вызывают у исследователей живой русской речи и определение жаргонизма, и попытки отделить этот термин от терминов арго, сленг, субстандарт, нонстандарт и др.» [БСРЖ: 7]. Ученые говорят о неразрешимости данной терминологической проблемы и о том, что не будут пытаться «открывать очередную Америку в унификации терминологического многоголосья» [ТСРШСЖ: 3]. Свою позицию они аргументируют установкой продолжать традицию лексикографической и социолингвистической школы Б.А. Ларина, который с присущей ему смелостью нейтрализовал ведущиеся жаргонологами в 1930-е годы споры, употребив термины «арго» и «жаргон» как синонимы [БСРЖ: 7–8]. Вместе с тем надо отметить, что В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитина выбирают термин жаргон ведущим (нейтральным), о чем пишут сами («Традиционная отечественная интерпретация терминов жаргон, арго, сленг дает тем не менее возможность принять чисто прагматическое определение первого термина как доминантного» [БСРЖ: 7–8]) и о чем свидетельствуют названия их совместных лексикографических проектов: Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского жаргона. СПб.: Норинт, 2000; Вальтер X., Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь русского школьного и студенческого жаргона. Около 5000 слов и выражений. М., 2005.

Таким образом, понимая «неразрешимость терминологической проблемы», мы все же должны определиться с употребляемой в монографии терминологией и, погрузившись в «терминологическое поле», выбрать наиболее подходящие обозначения для молодежной лексики.

Обращение к словарям отражает стремление лексикографов пояснить один термин через соотношение с другим, устанавливая между ними сходство, а нередко и ставя знак равенства. Д.Н. Ушаков подчеркивает: «Жаргон – то же, что арго» [ТСУ: 846]. В словаре О.С. Ахмановой арго – то же, что и жаргон, но в отличие от последнего «лишено пейоративного, уничижительного значения»; авторскую позицию подчеркивают примеры к словарным статьям (к арго и жаргону соответственно): Арго военное / Жаргон военный. Арго воровское / Жаргон воровской. Арго спортивное / Жаргон спортивный. Арго школьное / Жаргон школьный [Ахманова 1969: 53; 148].

Близость рассматриваемых терминов прослеживается и в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова, который дает следующие (во многом схожие!) определения – жаргону: «Речь какой-нибудь социальной или иной объединенной общими интересами группы, содержащая много отличных от общего языка, в том числе искусственных, иногда условных слов и выражений / жаргон торговцев, воровской жаргон /» [СО: 174] и арго: «Условные выражения и слова, применяемые какой-нибудь обособленной или профессиональной группой, кружком и т. п. / воровское арго /» [СО: 30].

Не проясняют специфику арго и авторы энциклопедии-справочника «Культура русской речи» (2003): «арготизмы (от франц. argot – жаргон) – слова и обороты, входящие в состав какого-либо арго (условная речь относительно замкнутой социальной группы или сообщества, с элементами «тайности»: театральное, спортивное, воровское, картежное, армейское и др. виды арго) и при этом широко используемые в общей речи» [Культура русской речи 2003: 78].

Данная ими трактовка противоречива: отмечается «замкнутость» арго, «тайность» арготизмов и в то же время подчеркивается широкая употребительность арготизмов «в общей речи»; вызывает критику и перевод французского слова argot словом «жаргон».

Мы разделяем точку зрения тех исследователей, которые, проводя грань между арго и жаргоном, учитывают, во-первых, первоначальное значение терминов (этому были посвящены отдельные страницы в диссертации), а во-вторых, «специфику тех языковых явлений, которые они обозначают» [Грачев 1997: 11]. Так, в монографии М.А. Грачева «Русское арго» термином арго обозначается только лексика деклассированных элементов [Грачев 1997: 11]. Это, на наш взгляд, обоснованно и подкрепляется сложившейся лингвистической традицией. [См. труды В.М. Жирмунского, В. Стратена, В.Д. Бондалетова и др.]. В.М. Жирмунский, дифференцируя понятия «арго» и «жаргон», считает, что арго («воровской язык», «жаргон деклассированных») занимает особое место среди жаргонов профессий и корпораций: «Специфическим отличием арго от других видов жаргона является его профессиональная функция: в то время как…корпоративные жаргоны являются своего рода общественной забавой, языковой игрой, подчиненной принципам языковой экспрессивности, арго…служит орудием их профессиональной деятельности, самозащиты и борьбы против остального общества» [Жирмунский 1936: 118–119].

Терминологическое разграничение терминов представлено и в классификации социальных диалектов В.Д. Бондалетова (рассмотренной раннее), и в научных взглядах Л.И. Скворцова, по мнению которого, арго – это тайный язык, которым пользуются члены закрытой группы, низы общества, а жаргон – это социальный диалект определенной возрастной общности или профессиональной корпорации [Скворцов 1979: 23–24; 82–83].

Трактуя вслед за учеными арго как речевой обиход низов общества, мы будем использовать в нашей работе термин жаргон (школьный жаргон, молодежный жаргон). Термин «арго» будет сохраняться при цитировании научных работ, где арго и жаргон синонимичны.

Современные исследования молодежного лексикона, в частности диссертации конца XX – начала XXI века [См.: Миралаева 1994; Гойдова Сильвия 2004; Шмачков 2005; Никитина 2005; Арустамова 2006; Казачкова 2006 и др.] отражают преимущественное использование обозначений жаргон и сленг, причем нередкое их синонимичное употребление [Никитина 2005: 8; Арустамова 2006: 9]. Отождествлять эти термины, на наш взгляд, также неправомерно.

Нам близко определение сленга Л.И. Скворцова: «жаргонообразная, жаргонная лишь по происхождению лексика (сленг) служит обычно своеобразным средством оживления бытовой речи, составляет сосуществующую с обычными вариантами систему общебытового словаря, экспрессивно ярко окрашенную» [Скворцов 1966: 15]. Исследователи, разделяющие точку зрения Л.И. Скворцова, не относят сленг к социально и диалектно ограниченной лексике: «он лишь создается в среде представителей разных профессий, но бытует уже за пределами этих профессий в разговорно-бытовой лексике» [Соловьева 1961: 149]; это «особый лексико-фразеологический слой, составляющий основу современного нелитературного просторечия» [Саляев 2007: 29]. По мнению О.С. Ахмановой, сленг: 1. «Разговорный вариант профессиональной речи»; 2. «Элементы разговорного варианта той или другой профессиональной или социальной группы, которые, проникая в литературный язык или вообще в речь людей, не имеющих прямого отношения к данной группе лиц, приобретают в этих разновидностях языка особую эмоционально-экспрессивную окраску» [Ахманова 1969: 419].

Сказанное сближает термин сленг с понятием «разговорной речи» и «просторечия», однако в отличие от них он имеет ощутимую социальную маркировку. Именно так этот термин трактуется в Большом энциклопедическом словаре (Языкознание), где одно из значений сленга – «совокупность жаргонизмов, составляющих слой разговорной лексики, отражающей грубовато-фамильярное, иногда юмористическое отношение к предмету речи… Сленг состоит из слов и фразеологизмов, которые возникли и первоначально употреблялись в отдельных социальных группах…» [Большой энциклопедический словарь 1998: 461].

В нашей работе термином молодежный сленг обозначается лексический пласт, первоначально возникший в одном из социальных диалектов (жаргонов, арго), но перешедший в интержаргон и ставший популярным в речевом общении молодежи. Интержаргон, интержаргонная лексика – это перекрещивающиеся общие части бытового (и отчасти профессионального) словаря разных жаргонных формаций [Скворцов 1966: 10; Грачев 1997:16]. Единицы интержаргона с течением времени либо выходят из употребления, либо перемещаются в просторечное употребление. Так называемые «промежуточные» обозначения (интержаргон, интержаргонная лексика, жаргонизированная лексика) призваны подчеркнуть «широкий круг носителей, гибкость и изменчивость языка социально-возрастной группы, а также его тенденцию к заимствованию слов из различных жаргонов» [Бабина 2002].

Среди используемых в диссертации терминов – социальный диалект, социолект, субъязык, являющиеся обобщающими обозначениями социальных разновидностей языка и лишенные оценочной окраски.

Термин «социальный диалект» появился в научном обиходе в годы зарождения отечественной социолингвистики: Е.Д. Поливанов впервые использует его для обозначения социально обусловленных вариантов языка. Позже диапазон понятийного наполнения термина варьируется: к числу социальных диалектов относят основные формы существования языка, включая и территориальные диалекты, и литературный язык [Жирмунский 1969: 23]; при втором, узком подходе рассматривается лишь «арго бродячих торговцев» [Степанов 1975: 198].

В.Д. Бондалетов дает термину «вторую жизнь», представив классификацию социальных диалектов (социолектов) и закрепив за ним обозначение языковых вариантов, употребляемых в обиходе определенных общественных или профессиональных групп. «Общей чертой всех языковых образований, включаемых в категорию социальный диалект, – подчеркивает ученый, – является ограниченность их социальной основы: они выступают средством общения отдельных социальносословных, производственно-профессиональных групп и возрастных коллективов, а не всего народа (как литературный язык) и не всего населения региона (как территориальные диалекты)» [Бондалетов 1987: 68].

Особое место в классификации В.Д. Бондалетова занимают групповые, или корпоративные, жаргоны, которые «в отличие от профессиональных социолектов порождены…стремлением дать общеизвестным понятиям свое обозначение, отличающееся новизной и экспрессией» [Бондалетов 1987: 71–72].

Молодежный жаргон в нашей работе рассматривается как разновидность социально-групповых диалектов (социолектов).

Различается школьный жаргон XIX века (семинаристов, кадетов, гимназистов, воспитанниц института благородных девиц, студентов и других ученических корпораций), жаргон беспризорников и подростков 20—30-х годов XX века, общемолодежный жаргон (второй половины XX века, на рубеже XX–XXI веков) и его разновидности (специализированные социолекты): жаргон неформальных молодежных объединений (хиппи, панков, металлистов, фанатов), жаргоны хипхо-перов, компьютерщиков, уличных музыкантов, толкиенистов. Центральное место в исследовании займет жаргон учащейся молодежи – своеобразное связующее звено молодого поколения разных столетий.

2. Молодежный социолект как особая разновидность социально-групповых диалектов. Его специфика

2.1. Проблема социально-возрастного и психофизического аспектов носителей молодежного социолекта

Язык, неоднородный в социальном отношении, заключает в себе богатство речевых особенностей. Социальная вариативность речи может зависеть от возраста, пола, социального происхождения, круга интересов, общеобразовательного уровня, рода занятий и т. д. «Внутри данного языка, – отмечал А. Мейе, – определяемого единством произношения и, в особенности, единством грамматических форм, в действительности существует столько особых словарей, сколько имеется социальных групп, обладающих автономией в пределах общества, говорящего на этом языке [Meillet 1926: 251].

Среди социальных диалектов, по классификации В.Д. Бондалетова, Б.А. Серебренникова, Е.Г. Туманян, М.А. Грачева и других лингвистов, особое место занимают корпоративные (групповые) жаргоны, возникающие «из потребности отдельных общественных и возрастных групп обособить себя и выделиться среди других средствами языка» [Бондалетов 2006: 47].

Основная особенность корпоративных (групповых) жаргонов заключается в стремлении к экспрессии, к игре словами. Жаргон предпочитает не спокойную, нейтральную лексику, а эмоционально-экспрессивную. Собственно, ради экспрессии, броскости, бравады нестандартностью и непонятностью он и используется [Бондалетов 2006: 47]. Подобно другим корпоративным жаргонам, молодежный социолект является «своего рода общественной забавой, языковой игрой, подчиненной принципам эмоциональной экспрессивности» [Жирмунский 1936: 119], однако молодежный жаргон специфичен уже в силу своего названия – «молодежный», то есть ограниченный, прежде всего возрастными рамками. Одним из важных вопросов, таким образом, является выяснение возраста носителей молодежных жаргонизмов. Кого можно отнести к молодежи?

В научных работах, посвященных изучению молодежной речи, возраст носителей данного социального диалекта варьируется: от 6–7 лет до 30–35. Так, по мнению Л.П. Крысина, «носители молодежного жаргона – учащаяся и рабочая молодежь (студенты, школьники старших классов, молодые рабочие), отчасти молодая техническая и гуманитарная интеллигенция в возрасте примерно от 22–23 до 33–35 лет» [Крысин 1989: 76]. Как видим, ученый верхнюю границу обозначает в 35 лет, а нижнюю ограничивает школьниками старших классов (т. е. достигшими 15–16 лет). Л.А. Кудрявцева, И.Г. Приходько считают носителями жаргонизмов молодых людей от 15 до 30 лет [Кудрявцева, Приходько 2006: 3], Е.Г. Борисова – от 14 до 25—30 лет [Борисова 1981: 84], Т.В. Зайковская – от 12 до 25 лет [Зайковская 2005: 8].

Исследователь молодежного жаргона М.М. Копыленко сужает границы: «Значительная часть носителей русского языка в возрасте от 14–15 до 24–25 лет употребляет в общении со сверстниками несколько сот специфических слов и сильноидиоматических словосочетаний, именуемых молодежным жаргоном» [Копыленко 1976: 79]. Его мнение разделяют Э.М. Береговская [Береговская 1996: 35], Е.В. Уздинская: «Молодежный жаргон – это особый подъязык в составе общенационального языка, используемый людьми в возрасте от 14 до 25 лет в непринужденном общении со сверстниками» [Уздинская 1991].

Иной возрастной диапазон рассматривается М.А. Грачевым; согласно его точке зрения, «носителями молодежных жаргонизмов являются лица от 6–7 лет (именно с данного возраста начинается учеба в школе) до 35 лет (возрастная «граница представителей неформального объединения хиппи)» [Грачев 1997: 167].

Таким образом, верхняя возрастная планка отличается разницей в 10 лет, а нижняя (хотя у большинства исследователей относительно постоянна) – в 7–8 лет. Это говорит о том, что учитывается не только биологический показатель, но и социальный статус носителей молодежного жаргона, важны не только хронологические границы, но и «содержательные признаки» [Тощенко 2001: 228] определенных жизненных этапов. Хронологический возраст прямо или косвенно отражает общественное положение индивида, характер его деятельности, диапазон социальных ролей и т. п. [Тощенко 2001: 229]. «Фактор возраста, – справедливо подчеркивает В.В. Химик, – следует понимать в широком смысле – как психическое, психофизическое и социальное состояние говорящего и целого социума, которое проявляется как в субкультуре (нормы поведения, выбор одежды, художественные вкусы), так и в соответствующем речевом поведении» [Химик 2000: 110].

В рассмотрении вопроса о носителях молодежного жаргона важным является понять: в каком возрасте возникает осознанная необходимость в создании специфического «языка» общения, в силу каких причин это желание рождается?

По мнению психологов, в подростковый период впервые возникает сознательная потребность в скрытой от официальной речевой культуры форме существования. Уйти от социального контроля в возрастную группу, сделать так, чтобы не путали с другими, обособиться не только территориально, но и знаковыми системами, придав особый смысл своему объединению, – вот что становится глубинно привлекательным для подростков [Мухина 2003: 383].

В подростковых группах формируются определенные нормы и модели поведения (экспрессия, мимика, походка), вырабатывается свой стиль жизни, складывается соответствующий образ (элементы костюма, прическа) – формируется своя культура (субкультура), важной частью которой является специфический словарь. В общении друг с другом применяется «словесная небрежность, даже пренебрежительность, разрушающая границы и дистанции» [Абрамова 2003: 558]. Общим достоянием подростков становятся оригинальные, с их точки зрения, словесные выражения.

Л.П. Крысин подчеркивает свойственную подросткам игру в употреблении языка: «Подросток экспериментирует со словом, то намеренно искажая, то переосмысливая, то вставляя в такие сочетания, в которых оно не употребляется» [Крысин 1977: 40]. Эксперименты над речью отмечает и Г.С. Абрамова.

Они порождаются закономерностями развития: «новые переживания ищут соответствующей им формы, отсутствие такой формы ощущается как невыразимость Я» [Абрамова 2003: 558]. Желание выразить не испытываемые раннее чувства, эмоции, переживания побуждает подростков употреблять в речи слова своеобразные и экспрессивные.

Исследователь детского и юношеского словесного творчества В. Малаховский объясняет эту возникающую «потребность в углублении и увеличении языковых средств» психофизическими изменениями в организме. «Чтобы понять стремление юности к жаргону, – пишет он, – надо вспомнить, какое громадное значение имеет в жизни подростка период полового созревания. Новое резкое увеличение содержания юношеской жизни ищет соответствующих форм выражения и в языке. Так язык становится средством сублимирования половой энергии» [Малаховский 1927: 265].

По мнению В. Малаховского, жаргон этого жизненного периода в отличие от языка младших по возрасту детей представляет собой «углубленную целую систему, создаваемую с определенной целью» [Малаховский 1927: 264], то есть подростковый жаргон – это результат сознательного словесного творчества. Мысли В. Малаховского, высказанные им в начале прошлого века, находят продолжение в работах современных психологов. В частности, Г.С. Абрамова отмечает: «Основное отличие этого языка (языка подростков. – О.А.) от языка более ранних детских субкультур в том, что подростки более или менее ясно осознают, что мысль приобретает действенность только тогда, когда она находит для себя соответствующее речевое выражение» [Абрамова 2003: 558].

Итак, подростки – не только носители молодежных жаргонизмов, но и активные их создатели. Подростковый возраст – благодатная пора для словесного творчества.

Для установления хронологических рамок подросткового периода обратимся к существующим возрастным периодизациям.

В вузовском учебнике B.C. Мухиной «Возрастная психология: феноменология развития, детство, отрочество» выделяются следующие этапы: 1. Детство (от 0 до 10–11 лет); 2. Отрочество(11–12 до 15–16 лет); 3. Юность (от 15–16 до 21–25 лет) [Мухина 2003: 383]; в учебном пособии Г.С. Абрамовой «Возрастная психология» дана периодизация более подробная: 1. Младенец (от 0 до 2 лет); 2. Раннее детство (2–4 года); 3. Середина детства (5–7 лет); 4. Конец детства (8—12 лет); Подросток (13–17 лет); Юность (18–22 года); Взросление (23–30 лет) [Абрамова 2003: 558].

Как видим, расходятся мнения не только лингвистов, но и психологов. Нечеткость возрастных граней наблюдаем и в толковых словарях русского языка, и в русской классической литературе. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля юноша определяется как «молодой, малый, парень от 15 до 20 лет и более» [Сл. Даля: Т. 4, 688], а подросток характеризуется как «дитя на подросте», около 14–15 лет [Сл. Даля: Т. 3, 204]. В трилогии Л.H. Толстого «Детство. Отрочество. Юность» 15 лет – это граница между отрочеством и юностью. В романе Ф.М. Достоевского «Подросток» главному герою 20 лет.

Возрастная терминология никогда не была однозначной, и в настоящее время, по мнению социологов, наблюдается «изменение возрастных границ статуса молодежи». Это связывают прежде всего с удлинением сроков обучения, а значит, с «нарастающим запаздыванием со вступлением в полноправную взрослую жизнь» [Филатова 2002: 415]. О «расплывчивости и относительности» понятия «молодежный» пишут и авторы «Словаря современного школьного и студенческого жаргона»: «Это понятие (молодежный жаргон. – О.А.) является столь же расплывчатым и относительным, как и понятие возраста, тем более что процесс «старения» молодежного жаргона происходит иногда еще быстрее, чем процесс старения биологического» [ТСРШСЖ: 7]. В свете сказанного «молодежные арго целесообразно рассматривать в контексте молодежной культуры» [Елистратов 2000: 653], точнее, субкультуры. Носителей молодежных жаргонизмов, отмечает А.М. Грачев, объединяет не только возраст, но и «принадлежность к определенной социальной молодежной группе» [Грачев 1997: 167], ученый различает соответственно: «общемолодежный и специализированные молодежные жаргоны» [Грачев 1997: 167]. Появление специализированных молодежных жаргонов обусловлено дифференциацией субкультур (в рамках общей субкультуры) в подростковом и раннем юношеском возрастах.

У молодежных группировок свой специфический словарь, который отражает их образ жизни, мироощущение. У представителей различных молодежных корпораций (как и у молодежи в целом) – свои увлечения, вкусы, свой тип поведения, свой способ свободного времяпрепровождения. Важным признаком подростково-юношеских субкультур является следование моде. Именно мода определяет внешний вид (костюм, прическу, татуировки и т. п.), музыкальные и иные эстетические пристрастия. Мода определяет и речевую манеру, выбор слов. Ценностные ориентации субкультуры влияют на отношения ее носителей к миру и с миром, на их самосознание и самоопределение. Составной частью молодежных субкультур (и их отражением) является жаргон, пользование которым предполагает «осмысление себя членом данного социума, причем сам социум негласно регламентирует право на соответствующее поведение» [Успенский 1985: 55–56. Цит. по: Крысин 1989: 67].

Корпоративность, которая является основной характеристикой жаргона, сопровождается употреблением определенных слов, фраз, своего рода индикаторов, по которым можно отличить «своего» от «чужого» [Бугаева 2004: 39]. В молодежном жаргоне реализуется потребность противопоставить свой коллектив всем прочим коллективам.

Именно в жаргонной лексике ярко отражается отрицательная оценка всего, что принадлежит «чужому» миру. «…Врага и противника, – делится своими наблюдениями исследователь начала XX века М. Рыбникова, – нужно сразить не только дав ему подножку, но и словесно уязвив его. И вот он (подросток. – О А.) режет его: «Вдарь по кумполу! Жарь по портрету!». Все эти выражения, конечно, грубы и вульгарны. Но, конечно, они выразительны. Находящиеся в постоянной вражде к ребятам других школ, других групп, мальчуганы 12 лет да и старше, конечно, дорожат этой экспрессией. «Вот, мол, как его отбрил, не цепляйся больше. А то выдадим банок – и с катушек долой» [Рыбникова 1927: 248]. В этой цитате обращаем внимание не только на экспрессивность как яркую черту жаргона, но и на отмеченный в статье возраст носителей жаргона – «мальчуганы 12 лет и старше».

В 1960-е годы Л.И. Скворцов предложил различать «активных» и «неактивных» носителей жаргона. Первые, по его словам, «активно усваивают новообразования и энергично пускают их в ход», вторые «отрывочно и непоследовательно усваивают те или иные элементы жаргона» [Скворцов 1964: 50]. Развивая идею Л.И. Скворцова, мы (вслед за М. Рыбниковой, М.А. Грачевым, Т.В. Зайковской и согласно периодизации B.C. Мухиной) рассматриваем двенадцатилетних подростков как активных носителей молодежных жаргонизмов, хотя, как было подчеркнуто раннее, чаще всего исследователями современного молодежного жаргона отмечается нижняя планка – 14–15 лет.

Что касается детей младшего школьного возраста, то и они используют жаргонизмы в своей речи, однако такое употребление значительно менее частотно. Процесс творения жаргона приходится на подростковый и юношеский возраст. Если в детстве, в младших классах, ребенок психологически поглощен самой учебной деятельностью, то подростка в большей мере занимают собственно взаимоотношения со сверстниками. Это время переоценки ценностей, когда авторитеты взрослых отодвигаются и возникает желание говорить на особом «шутливом» языке, отличном от того, на котором «вечно читают нотации», причем прелесть и притягательность жаргона только возрастает, когда против него выступают взрослые.

Стремление доказать свою независимость и самобытность, желание выразиться необычно и остроумно характерны молодым людям и после окончания школы: в кругу студентов, в неформальных группах, в среде рабочей молодежи, в армии. «Вкус к слову, к его выразительности, – подчеркивает В.В. Малаховский, – чрезвычайно повышается в период юности. Особенное внимание юношество отдает качественной стороне речи: ее яркости, эмоциональности, изобретательности. Стиль юности необуздан и романтичен. Юность любит выражаться своеобразно, сильно» [Малаховский 1927: 264].

Юношеский период сменяется периодом взросления, когда жаргон как средство выражения чувств, эмоций перестает быть значимым. По данным социологов, психологов, взрослость «приходит» в 25–30 лет: молодые люди становятся менее зависимыми в финансовом отношении, они вступают в новые социальные роли и принимают новые жизненные уклады, при этом они приобретают большую самостоятельность и ответственность [Волков, Добреньков, Нечипуренко, Попов 2004: 138]. И молодежный жаргон как социальное (и возрастное!) явление постепенно уходит из речи взрослых людей. Эпизодически жаргонные слова встречаются и за пределами возрастной границы в 30 лет в устной речи людей среднего и старшего возраста, но их функционирование можно расценивать (если они уместны) как стремление говорящих эмоционально окрасить речь, придать ей оттенок шутки, как желание «вспомнить молодость». Жаргон выступает в данном случае как «островки», «осколки» экспрессивной речи [Скворцов 1981: 64, 69].

Если же желание активно пользоваться молодежным жаргоном с годами не проходит, то следует говорить о невежестве. «Злоупотребление молодежным жаргоном, – справедливо подчеркивает М.А. Грачев, – своего рода интеллектуальная болезнь» [ССМЖ: 12]. Так же считает В.Д. Бондалетов, – и беда в том, что она может затянуться на десятилетия [Бондалетов 2006: 47], в то время как «взрослея, молодой человек не может обходиться только привычным жаргоном – он просто недопустим в сфере нашей повседневной жизни, творческого труда» [Скворцов 1981: 116].

Итак, наиболее активными носителями молодежного жаргона являются молодые люди от 11–12 до 28–30 лет. Как отмечалось выше, их состав неоднороден – это школьники, студенты высших и средних учебных заведений, молодые рабочие и служащие. «В подавляющем большинстве мужская часть перечисленных категорий», – подчеркивает Л.И. Скворцов, тем самым устанавливая еще одни рамки: по половой принадлежности. Ученый считает, что особенности мальчишеской психологии («ложно понятая мужская честь (мужское достоинство)» и «противопоставление себя «девчоночьей» части школьного коллектива») побуждают юношей пользоваться жаргонными словами, придавать своей речи грубоватость и экспрессивность. С данными аргументами можно согласиться лишь частично.