Текст книги "О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927"

13. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

30 мая [1901 г. Ялта – Аксеново]

Ну, милая моя Олечка, тебе только одной удалось окрутить моего брата! Уж как крепился, не поддавался человек, но судьба пришла и кончено! Тебя конем трудно было объехать! Только вчера, получивши от тебя письмо, я несколько поуспокоилась, ведь с 18 мая ты ровно ничего мне не написала. Неожиданная телеграмма, конечно, встревожила нас, особенно мать. Она все металась из стороны в сторону, плакала сильно. Теперь она уже успокоилась и даже, кажется, начинает желать повидаться с тобой поскорей и примирилась с тем, что ее Антоша женат. Мне казалось таким ужасом венчание – эта трепка для Антона, все-таки больного человека, – что я не раз спрашивала себя, зачем тебе все это понадобилось?

Но как я страдала, если бы ты знала, моя дорогая! Что, если наши отношения изменятся к худшему, теперь все зависит от тебя. И вдруг ты будешь Наташей из «Трех сестер»! Я тебя тогда задушу собственноручно. Прокусывать горло я тебе не стану, а прямо задушу. О том, что я тебя люблю и уже успела к тебе за два года сильно привязаться, ты знаешь. Вспомни альфу – постановку «Одиноких» и омегу – нашу послед. поездку из Севастополя до Москвы, и тебе станет ясно, как я к тебе относилась.

В Ялте переполох по поводу женитьбы Антона, сегодня уже напечатано в газетах об этом. Прилагаю вырезки. Больше всего болтают m-m Бонье[178]178
  Софья Павловна Бонье (ум. в 1921 г.), ялтинская знакомая Чеховых, член Попечительства о нуждающихся приезжих больных в Ялте.


[Закрыть] и Синани[179]179
  Речь, видимо, о жене И.А. Синани.


[Закрыть]. Первая даже плачет. Плачет и наша бабушка Марья. Телефон трещит непрерывно, не оставляют нас в покое… Я смеюсь, острю, говорю глупости и принимаю поздравления. Вчера была начальница[180]180
  Начальницей, «гимназией», с легкой руки А.П., в чеховской семье называли Варвару Константиновну Харкеевич (урожд. Сытенко; 1850–1930), основательницу и начальницу ялтинской женской гимназии.


[Закрыть], и даже пили за ваше здоровье! Мать тоже чокалась.

Работаю я много, вожусь с Машей и Арсением в саду, много шью и стараюсь как-нибудь скоротать эти два месяца, пока вы будете на кумысе. Я так надеюсь, что вы приедете в Ялту. И вдруг ты не захочешь! У меня только одно теперь желание – поскорее увидеть вас. Третьего дня Средины получили телеграмму от Антоши (это я узнала от начальницы), а мы все еще ничего не знаем про вас, хотя бы в три слова телеграммку! Пиши же, милая, как вы поживаете? Счастливы ли? Как здоровье Антоши? Начал ли он пить кумыс? Если ты очень счастлива, то все-таки не забывай меня страждущую, совсем одинокую… Пиши обо всем, о своих будущих предположениях и т. д. Буду ждать с огромным нетерпением твоих писем. Как странно, что ты Чехова, нужно сейчас на конверте так писать.

Третьего дня приходила Надежда Ивановна, плакала у меня, она недовольна своей новой невесткой[181]181
  Видимо, речь о жене Ал. В. Средина Марии Григорьевне.


[Закрыть], Л.В. тоже недоволен, они не могут простить ей ее еврейства. Я еще у них не была.

Вот как получу от тебя письмо после венчания, успокоюсь и буду ходить в гости. На днях с Елпат[ьевским] и Купр[иным][182]182
  Александр Иванович Куприн (1870–1938), писатель.


[Закрыть] собираюсь пешедралом в горы, думаю также проехать к Дроздовой в Бахчисарай, пописать там. Ну, будь здорова, моя новая сестрица, целую тебя очень крепко и надеюсь, что ты будешь для меня тем же, чем была. Твоя Маша

Год по содержанию.

14. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

2-го июня 1901. Андреевск. санаторий [В Ялту]

Ты, Машка, злая! Почему от тебя нет ни строки, ни одного словечка тепленького? Мне это как-то странно и по правде сказать, и обидно и грустно. Не совсем тебя понимаю. Жду и буду ждать каждый день весточки от тебя. Подумай хорошенько и напиши.

Вот уже второй день что мы здесь в санатории, в «исправительной колонии», как говорит Антон. Он сидит сейчас против меня и тянет кумыс и занят корректурой. Прибыли мы сюда после адских мучений. Из Пьяного Бора попали на скверный пароход, очень маленький и набитый пассажирами. В рубке (с наперсток) сидела масса некрасивых дев и все отчаянно вязали крючками, точно обет дали, и отчаянно говорили на «о». Со мной в каюте были две девы из Елабуги, одна, учительница в Пьяном Бору, много мне рассказывала про этот дивный уголок, т. е. про эту дыру. Кстати, вместо подражание она говорит подражение – вообще оригинальный говор. Давала мне читать стихи жены земского начальника в Пьяном Бору, кот. с тоски сделалась поэтессой – можешь себе представить эту прелесть: много страданий, но очень мало поэзии. Ехали еще две учительницы, одна из Москвы, другая из Перми, и узнали Антона, а мне вдруг говорит, что я очень похожа на артистку Книппер. Я так и покатилась со смеху. У нее, кстати, Машенька, бритая борода, пушистые баки и усы вдвое длиннее моих – каково? На пароходишке на этом плюгавом вообще живо признали Антона и начали приставать к нему, а я разыгрывала унизительную роль жены знаменитости. Ты рада? По Белой славно плыли. Река симпатичная, извилистая, живописная, не такая мертвая и холодная, как Кама. Мы с Антоном здорово жарились на солнышке, но зато твоя розовая рубашечка, кот. ты шила, вся выгорела, но, кажется, довольно ровно. Вечера были очень холодные. Антона одолевал один инженер из Уфы, но везде побывавший, и начинал и кончал разговор непременно «о дамах». Говорил много, и к тому же глух. Прицеплялся и ветеринар-студент, бывший навеселе, и одна дама хромая из Благовещенска. Публика удивительно неизящная, неинтеллигентная и неинтересная.

Рано утром мы прибыли в Уфу и спешили на 6-тичасовой поезд, но, увы – и тут несчастье! Недалеко от Уфы произошло крушение поезда с переселенцами, путь был загроможден, и мы ждали поезда до 2-х часов. Умирали с тоски и от жары. Антон все время ест и все на меня сваливает, что я требую. Стерлядок много истребили. Сели наконец в поезд, но и тут неприятность – в нашем купе не спускалось окно! Призывали столяра, отвинчивали раму, но ничего не помогло – так и ехали с закрытым в духоте адской. Антон все время был весел и острил и все время хотел есть. На ст. Аксеново оказались только плетенки без сидения, была коляска, но оказалось, что ее выслали за другими. Тут же представился какой-то субъект и объявил, что в санатории получено до дюжины телеграмм и что одну вскрыла родственница ваша – Анна Ивановна Чехова (жена Мих. Михайловича. Антон уверяет, что ты иначе не будешь знать, кто это, правда?)[183]183
  В тот же день А.П. писал по этому поводу сестре: «Публика здесь серая, скучная, среди нее Анна Ивановна, супруга Чохова, кажется аристократкой. Она здесь со своим сыном, оболтусом, по-видимому, избалованным ужасно».


[Закрыть], думавшая, что это от мужа. Взгромоздивши багаж на одну таратайку, мы сели на другую и уже в темноте доехали до санатории. Воздух был упоительный, благорастворение удивительное, т. ч. я дышала вовсю, и тепло было к тому же замечательно. Здесь нас встретил д-р Варавка (славная фамилия!), повели нас в столовую, накормили, напоили и водворили. Тут случился курьез: Антон, знаешь, ездит с студенческим багажом, я ему говорила, что надо все брать с собой. Он уверял, что все можно купить на месте. Оказывается, здесь ни простынь, ни подушек не дают. Хорошо, что я простыни взяла и среднюю подушку. Ему прислал доктор свою. Завтра я еду в Уфу закупать все нужное, а то неуютно. Место здесь живописное, лесистое, овражки, горы, вообще славно, а главное воздух – чудный, напоенный, пахнет цветами, много берез, дубов. Санатория состоит из 40 маленьких домиков, двух домов по 10 номеров и столовой, где находится и гостиная, и биллиардная, и библиотека, и пианино есть. Домики издали, по-моему, похожи на большие ватеры. В каждом из них 2 несообщающихся комнаты, кругом галерейка узенькая, комнаты средней величины, все беленькие. Обстановка: стол, три стула, кровать жестковатая и шкафик. Ах – и треножник с микроскопическим кувшином вместо умывальника. Как видишь – по-спартански. Кровати пришлют нам помягче, и зеркало я получила. В одной комнатке спальня наша, в другой «рабочий кабинет» – видишь, как громко! Наш домик крайний, т. ч. вид на степь отличный; тут же лесок березовый. Утренний кофе нам приносят в комнату, в 1 ч. мы идем завтракать, подают два горячих блюда, в 6 ч. обед из 3-х блюд и в 9 ч. чай, молоко, хлеб с маслом. Вчера Антона вешали, и он начал пить кумыс, пока переваривает его хорошо, ест отлично и спит много. Познакомилась я с твоей родственницей и ее сыном 8 лет. Много смеемся с Антоном, говорим о тебе. Мне очень хорошо на душе, Машечка. Ну, будь мила, напиши мне, чтоб я знала, что у тебя на душе, какие мысли в голове. Понимать-то я все понимаю, но хочется от тебя иметь письмецо. Я сейчас очень много говорила с Антоном о тебе. Знаешь, Маша, мне очень хочется написать твоей матери хоть несколько слов, но ужасно боюсь, сумею ли ясно выразить то, что хочу сказать. А сказать мне было бы легко!

Кланяйся Марьюшке, Арсению и Мархфуше.

Что ты делаешь целый день! Каждый день жду письма от тебя, пойми ты, душа жестокая!

Хозяйничает здесь дама тоже из Ялты, хохлушка, полная, симпатичная. Тяжело больных здесь нет. В общем, курьезно, меня иногда душит смех.

Сегодня я вешалась. О ужас – во мне 3 п. 32 ф.! Надо худеть. Хотя я опять похудела уже.

Ну, будь здорова, не хандри, голубушка, пиши, умоляю тебя. Целую крепко-крепко. Твоя Книпшитц

15. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

7-го июня 1901 г. [Аксеново – Ялта]

Если бы ты знала, милая моя Машечка, какой гнет ты сняла у меня с души своим письмом. Я просто не знала, что думать после твоего письма к Антону. Я все перестала понимать. Сразу так вскипела, что хотела накатать тебе сгоряча письмо здоровое, но, спасибо, Антон остановил меня. Он сам очень расстроился твоим письмом и ничего не понимал. Ты бы, наверное, не написала такого письма, если бы знала, как огорчишь его. Ну, довольно об этом. Сегодняшнее письмо успокоило нас. И главное, как раз мы много говорили о тебе, обдумывали, по какой дороге посоветовать ехать тебе сюда, чтоб обратно вместе прокатиться по Волге. И вдруг этакое послание.

Больше всего ты меня огорчила несправедливым подозрением, будто я буду уговаривать Антона не ехать в Ялту. Я бы с наслаждением все лето прожила в Ялте! И отсюда непременно прямо поедем к вам. Откуда ты взяла, что я не люблю Ялты? При других обстоятельствах я, конечно, не могла бы ехать к вам. Ну, ты успокоилась, милая моя, тревожная Машечка? Всегда мы помним о тебе и надеемся тебя скоро увидеть здесь. Ведь ты приедешь? Да? Комнатка для тебя есть. Посмотришь на нашу исправительную колонию.

Сегодня неделя, что мы здесь. Антон сегодня вешался и, представь, прибавил 8 фунтов. Он пьет уже 4 бутылки и пьянеет, много спит, много ест. Острит, шутит, одним словом, прелесть! Боюсь мечтать, но мне кажется, что мы с ним отлично будем поживать. Но как только вспомню об августе, у меня душа в пятки уходит! Ах, Маша. Маша, если бы ты знала, какая во мне борьба происходит! Мне ужасно хочется видеть тебя и мать, хочется с ней поговорить.

На днях я ездила в Уфу покупать супругу моему подушку и простыни и ночные рубашки. Вот яма-то эта Уфа! Пекло, духота, пыль! Потеряла целые сутки, вечером зашла в театр, просмотрела 2 акта «Старых годов»[184]184
  «В старые годы» И.В. Шпажинского.


[Закрыть] – больше не высидела! Вчера мы с Антоном и здешним доктором Варавкой смотрели, как ловят рыбу бреднями, попалась большая форель среди другой рыбы. Завтра идем с удочками. Речонка маленькая, но живописная.

Антон сидит, болтает с кадетиком из Питера, славный мальчик, но заика, бедный. Общество неважное. Мы побалтываем все-таки. Антон срамит меня, что я так дую молоко, стаканов по 6. С Анной Ивановной видимся, но говорить с ней как-то не о чем. Она очень моложава, остроносенькая, худенькая.

Я начала обливаться холодной водой градусов в девять. На ручье устроена купаленка, и можно досыта лить воду. Я этому рада ужасно. Можно и теплее воду сделать. Приезжай, будем ходить вместе.

Средин собирается сюда, вчера я написала ему в Нижний[185]185
  Речь о Ал. В. Средине.


[Закрыть]. Будь здорова, Маша, собирайся в путь и приезжай, как писал Антон.

Кланяйся матери, скажи, чтоб Марьюшка не плакала. Кланяйся всем. Целую тебя крепко, крепко, мою милую, будем жить по-прежнему. Твоя Ольга.

Нас пропечатали решительно во всех газетах, даже в южных: смеемся много.

25. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

16-го июня 1901 г. [Аксеново – Ялта]

Только что написала два нужных письма и немного устала, но все же хочу и тебе написать хоть немного, дорогая моя сеструля Маша. Антон ушел с кадетиком удить рыбу, пристрастился к этому спорту. Я желала бы, чтоб ты видела его, когда он священнодействует на реке и как он счастлив, когда поймает рыбку. Сейчас я пойду к нему. Чувствует он себя хорошо, почти не кашляет, ест отлично, по две порции, пьет по 4 бут. кумысу и спит отлично, т. ч. я его дразню. От кумыса ведь пьянеют и все спать хочется. Он мил, мягок до бесконечности. Глупостей болтает без конца.

Машечка, порадуйся, – я собственноручно сшила Антону наволоку и простыни подрубила, вообще я все что-то шью и зашиваю и чищу. Сегодня послали Антону за калошами в Уфу, а то здесь после дождя ходить нельзя. Я тоже жду своих из Москвы, а то беда. Носить здесь светлые юбки, белые башмаки неприятно: очень быстро чернеют от чернозема.

Ты теперь уже получила письмо Антона от 4 июня[186]186
  Как ни странно, письмо от 4 июня не было опубликовано в Полном собрании сочинений и писем при жизни М.П. («Милая Маша, твое письмо, в котором ты советуешь мне не жениться, прислано мне сюда из Москвы вчера. Не знаю, ошибся я или нет, но женился я, главным образом, из того соображения, что, во-первых, мне теперь более 40 лет, во-вторых, у Ольги добродетельная родня и, в-третьих, если понадобится разойтись с ней, то я разойдусь ничтоже сумняся, как будто и не женился; ведь она самостоятельный человек и живет на свои средства. Затем, важно соображение, что эта женитьба нисколько не изменила образа жизни ни моего, ни тех, кто жил и живет около меня. Всё, решительно всё останется так, как было, и я в Ялте по-прежнему буду проживать один»). Опубликовано было только письмо от 2 июня, где, среди прочего, А.П. писал: «О том, что я женился, ты уже знаешь. Думаю, что сей мой поступок нисколько не изменит моей жизни и той обстановки, в какой я до сих пор пребывал. Мать, наверное, говорит уже Бог знает что, но скажи ей, что перемен не будет решительно никаких, все останется по-старому. Буду жить так, как жил до сих пор, и мать тоже; и к тебе у меня останутся отношения неизменно теплыми и хорошими, какими были до сих пор».


[Закрыть], и мы с нетерпением ждем ответа и ждем тебя. Ответ твой придет не раньше, чем через неделю – как долго ждать!!! Телеграфируй, приедешь ли, чтоб я знала.

Мы с Антоном начинаем слегка мечтать о Ялте, ему хочется в свой кабинет. Народу прибавляется здесь, поджидаем Средина. Я вчера уже представляла себе, какое впечатление произведет на тебя здешняя исправительная колония. Ты тоже попьешь кумыс. Мужчины здесь есть всякие. Ты со всеми, наверное, начнешь флиртовать разом, а я уж теперь буду только любоваться, а то ты всегда говорила, что я мешаю тебе.

Я не то что полнею и крепну, хотя горло скрипит что-то по-прошлогоднему. Обливаюсь я каждое утро, и это мне сильно по вкусу. Ну приезжай, сама все увидишь. Клубника начинает поспевать, ее здесь, говорят, масса. Вчера мы ездили с доктором за 8 верст на реку Дёму ловить рыбу, но ничего не поймали, очень уж жарко было.

Ну, Машечка, до свиданья, не ломай себе голову о наших будущих отношениях, а люби меня по-прежнему, а я счастлива, что у меня есть сестра, да еще Маша. Пиши мне скорее.

Кланяйся всем и сама будь здорова и благополучна.

Целую крепко, крепко, кланяйся комнатке своей и японцам на занавесках, и лестнице, по кот. я люблю прыгать. Евгении Яковлевне кланяйся хорошенько, скажи, чтоб она меня хоть немножко полюбила, я, право, не скверная и зла никому не желаю. Ольга.

Антон шлет поклоны тебе и матери.

17. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

12 июня 1901 г. [Ялта – Аксеново]

Это второе мое письмо к тебе, милая Оля, если не считать последнего письма, котор. я писала вам, супругам, вместе. По-видимому, наши письма расходятся. Вчера ночью я вернулась из Бахчисарая. Если бы прибавить к этому очаровательному путешествию хорошее настроение, то было бы великолепно. Я ехала с компанией, в котор. был киевский актер Скуратов, Антоша его помнит, он играл в Москве в Пушкинском театре[187]187
  Так именовался в обиходе единственный в начале 1880-х гг. (до отмены монополии императорских театров) частный театр в Москве, получивший свое неофициальное название от расположения невдалеке от установленного в 1880 г. памятника Пушкину.


[Закрыть], и покойный Николай[188]188
  Н.П. Чехов.


[Закрыть] рисовал его в «Зрителе» в роли из «Побежденного Рима». Много говорили о Худ. театре. Ты пишешь, что хотела бы написать моей матери, – за чем же дело стало? Очень бы хорошо сделала. Ты не думай, что она на тебя сердится, напротив; достаточно того, что ты жена Антоши, и она уже желает тебя видеть и тоже боится, что ты не будешь расположена к ней; боится, что ты не захочешь после кумыса приехать в Ялту. Антоша все пишет, что «я приеду тогда-то…», и о тебе ни звука. Как странно. Неужели правда, ты не приедешь в конце июля? Тебе разве по случаю бракосочетания не продлят каникулы, хотя бы до 15 августа? Ты знай все-таки, если не приедешь в Ялту, то очень обидишь мать. По правде сказать, я очень удивляюсь геройству матери, что она так легко примирилась с женитьбой своего любимчика, котор. все время только и толковал о том, что никогда не женится, и вдруг сразу огорошил – женился, да еще на актрисе… Она даже собирается тебе писать.

Ты мне пишешь о каких-то кикиморах, с котор. ты ехала на пароходе, и пишешь о них много, а вот о чем ты думаешь и что предполагаешь – ничего об этом не пишешь. Когда приедешь в Ялту, как будешь жить зимой? Ничего об этом не говоришь. Помнишь, в Гурзуфе и потом иногда в Москве мы с тобой мечтали жить вместе. Как же теперь? Дашь ты мне приют? Я думаю, что я вам не помешаю, а, быть может, сумею быть и полезной. Мое кухонное и столовое хозяйство может пригодиться на первых порах, покупать не надо. Держать квартиру одна я не буду – одиночество тяжело. Если тебя не устраивает жить со мной (до моего замужества, я решила выйти замуж – добрые люди уже ищут мне жениха[189]189
  7 июля И.А. Бунин, откликнувшись на «грустное письмо» М.П. по поводу женитьбы брата, писал ей: «Искал Вам жениха – ничего подходящего, – лето! Подождем зимы…» (цит. по: Чехова М.П. Из далекого прошлого. М., 1960, с. 239).


[Закрыть]), то я распродам все и возьму комнату где-нибудь в семье. Мать решила жить в Ялте, на случай же приезда в Москву она будет останавливаться у брата Ивана. Иван еще не приехал. Завтра напишу Антоше. Скажи ему, что чек я получила. Собираюсь в Гурзуф и боюсь, что разревусь там от воспоминаний. Милая Олечка, приезжай ради Бога, мне страшно хочется тебя видеть и говорить с тобой. Неужели между нами ляжет бездна, как это всегда бывает, когда одна из подруг выходит замуж! Ведь у нас с тобой были исключительные отношения. Если ты не лгала, то ведь ты сильно была привязана ко мне, да? Обо мне уж и говорить нечего. Приеду ли я к вам, я еще не решила. Вероятно, не приеду, а буду с нетерпением ждать вашего приезда. Пиши чаще и побольше о нутре. Антоша все пишет: все останется по-старому, – на чертей по-старому, нужна не видимость, а мораль. Ну, Бог с тобой, прощай.

Целую тебя крепко и обнимаю по-старому. Твоя Маша.

Дождь опять идет, и камелии мочатся. У нас в саду очень зелено. Мамаша и вся дворня кланяются тебе. Это письмо пошлю, для верности, заказным.

18. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

1901 г. 20-го июня [Аксеново – Ялта]

Ты, Машка, дуся, что прислала мне такое милое письмо. Я за него крепко тебя целую. Теперь ты опять прежняя Маша. Села писать, но не знаю от жары, с чего начинать. Прямо тропики. Сижу и обливаюсь влагой. Антон лег, читает и спит. Дует горячий ветер. Ты пишешь, что не знаешь, приедешь ли. Отчего, Машечка? Только что очень измучаешься ехать по такой жаре в вагоне, а по Волге ехать уж очень далеко. Мы сидим и придумываем, как бы покороче добраться до Ялты. Страшно подумать ехать в такую жару.

Как я тебе благодарна, что ты меня успокоила относительно матери. Я тут же села и написала ей. Надеюсь, мы с ней поладим.

Ты меня спрашиваешь о будущем, о зиме – я сама ни о чем не думала. Страшно рада, страшно, что жить буду с тобой и что ты первая заговорила об этом. Итак, значит, решено! Гурзуфские мечтания сбываются. Приедем, будем говорить много и о многом. Я тебе опять не буду давать спать, радуйся.

Начала 20-го, а кончаю 21-го – ходили вчера чай пить дневной к m-lle Баранецкой, и пила с удовольствием: целых 4 стакана. Соскучилась по дневному чаю и теперь завела у себя каждый день, привезли мне чаю. Сегодня будут пить у нас. Есть я скоро совсем перестану, да и сильно приелся здешний стол. А мы с тобой состряпаем рыбку с майонезиком, этак вкусненько, а? И водочки при свидании дернем, а, Машечка?! Жара все стоит. По вечерам, когда все стихает, я на галерейке, обращенной к степи и освещенной луной, совершаю обливание – довольно, собственно говоря, бесстыдно. Могу не услыхать, если кто-нибудь выйдет из-за угла. Антон доволен.

Я было начала заниматься ботаникой с одним лесником, да теперь только читаю, зачитываюсь «Анной Карениной», и Антон только что перечитывал ее. Перечла «Головлевых». Шью нижний шелковый лифчик. Буду хвастаться.

Милая Машечка, и мне ужасно хочется видеть тебя. Как я буду волноваться, когда буду подъезжать к дому. Вчера мы с Антоном искали водного пути до Ялты и, кажется, нашли, но ехать долго. От Самары до Царицына, там 1 ч. по жел. дор. до Дона, затем по Дону до Ростова, по Азовскому до Керчи и далее по Черному. С неделю будем ехать, а, может, и более. Антону хочется так. Сейчас вернулись с рыбной ловли, ничего не поймали.

Думай хорошенько о зиме и рассказывай мне свои планы, а пока будь здорова моя (пока незамужняя) сестра Маша, целую твою милую мордочку. Кланяйся всем. Ольга.

Антон шлет поклон и поцелуй.

Чернозем меня изводит, ходишь всегда грязной, моюсь каждый [день] вся с мылом и вечером еще раз. Белье меняй хоть каждый день, а прачки [нрзб] держать – мука.

Средины телеграфировали, что если мы останемся еще с месяц, то приедут. Мы ответили, что уезжаем в первых числах июля.

19. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

21 июня [1901 г. Ялта – Аксеново]

Милая Оля, передай Антоше, что у нас все весьма благополучно. Земля в саду дышит от влаги. Сильные дожди прекратились только вчера, и барометр стал подниматься. С страшным шумом шла вода через наш сад, унося с собой плети арбузов и дынь… С час вода шла в бак от сильного напора. Раза два была сильная гроза. Погода чудесная – прохладно, тихо и зелено. Персики на наших деревцах крупные, красные и, вероятно, скоро поспеют. Приехал наконец Ваня, давно ожидаемый матерью. В.И. Чалеева опять больна, опять кровохарканье, я у нее была на днях. Приехала Лопатина[190]190
  Екатерина Михайловна Лопатина (1865–1935), литератор; сестра известного философа Л.М. Лопатина (который, кстати, был учителем русского языка в гимназии у О.Л.) и актера В.М. Михайлова (который под этим псевдонимом впоследствии служил в Художественном театре), была давней подругой М.П.


[Закрыть], сегодня жду ее к себе.

В Ялте так хорошо, что я даже не жалею, что не поехала к вам. А не поехала главным образом потому, что только недавно начала выздоравливать. Сначала был бронхит, котор. я привезла из Москвы. Елпатьевский избавил меня от него горчичниками и разными микстурами. Потом началось прошлогоднее расстройство желудка, вероятно, лихорадочного свойства, т. к. я ничего не ела. Теперь я чувствую себя хорошо, быстро поправляюсь. Поеду на днях в Гурзуф.

Мамаша здорова, кланяется, бабушка прихворнула – полеживает. Куприн уехал. Бонье тоже. Поговаривают, что у них романчик.

Будь здорова, кланяйся Антоше. Твоя Маша.

Очень хочу есть и потому руки трясутся.

Напиши, когда можете приехать в Ялту, хоть приблизительно[191]191
  А.П. и О.Л. приехали в Ялту в начале июля, О.Л. уехала в Москву 20 августа.


[Закрыть].

Письмо хранится в папке за 1904 г. (ОР РГБ, 331.105.6), но по содержанию и по тону письма, оно написано на три года раньше, достаточно его сопоставить с письмом М.П. от 12 июня 1901 г.