Текст книги "Демон Монсегюра"

– Вы ищите своего раненого друга, сударь? – осведомился он.

– Да, – подтвердил Оссин.

– Он в келье, я провожу вас.

Комин с перевязанной грудью, в забытьи, лежал на соломенном тюфяке брата Доминика.

– Как вы думаете, он выживет? – поинтересовался оруженосец.

– Возможно, всё в руках Господа нашего. Лучше ему побыть здесь, он не вынесет дороги, откроется кровотечение.

– Вот возьмите, здесь небольшая награда за ваши хлопоты. – Оссин протянул монаху мешочек серебра.

– Благодарю, сын мой, что вы беспокоитесь о друге и Святой церкви.

* * *

Оссин вернулся в шатёр лорда Сетона почти через час.

– Ваша светлость, тот человек жив. Уж очень он похож на лорда Комина. Монахи перевязали его, брат францисканец сказал, что «мой друг», как он выразился, может выжить. Деньги я отдал монаху как вознаграждение за хлопоты.

– Я удовлетворён, Оссин, ты сделал всё правильно. Я напишу записку королю, передай её срочно. Ты понял?

– Понял, чего же не понять, мой господин?!

– И не болтай о том, где ты был и кого видел. – Сетон многозначительно посмотрел на оруженосца.

– Да я вообще никого не видел! Клянусь, я не отходил от вашего шатра ни на шаг!

Через пять минут записка была готова:

«Спешу сообщить Вам, что Комин жив и находится у францисканцев в келье.

Преданный Вам лорд Уильям Сетон».

Примерно час спустя человек в тёмном плаще, с надвинутым на глаза капюшоном, так, что лица почти не было видно, вошёл в церковь францисканцев. Он решительным шагом направился в кельи братьев. В это время францисканцы находились в трапезной.

Без труда человек в плаще нашёл раненого лорда и, подойдя к нему, извлёк из-под одежды трёхгранный стилет с длинным узким лезвием, который не раздумывая вонзил Комину прямо в горло. Джон Комин, некогда могущественный и влиятельный лорд, правая рука короля, испустил дух.

Глава 8

Килмартин и Беннахи, да что там – весь Аргайл, говорил о рыцарях в белых плащах с красными крестами – как о героях. Особенно охотно передавалась история о поединке доблестного рыцаря из Килмартин с кровожадным англичанином. Постепенно она обросла мифическими дополнениями, превратившись в полулегенду. Отцы с удовольствием рассказывали своим подрастающим сыновьям:

«…И достал тогда доблестный рыцарь Огюст свой волшебный дюрандаль, который ему подарила верховная богиня войны Морриган, желающая свободы для Кумбии. И взмахнул рыцарь мечом: затрепетали несметные полчища англичан, и поселился в их тёмных душах страх. Взмахнул доблестный рыцарь мечом во второй раз и сразил английского лорда прямо в сердце. И брызнула кровь врага, оросив дюрандаль…»

Герой, оросивший кровью свой славный дюрандаль, пребывал в объятиях жены. Он был искренне убеждён, что жизнь прекрасна, а жизнь героя к тому же увековечена в сказаниях и, стало быть, будет продолжаться, пока гайленды помнят о нём. Шевалье вернулся к красавице Федельм, увенчанный неувядаемой славой, почестями и, что немало важно, признанием тестя, лорда Мак Кумала.

К предложению перебраться на Лох-О Федельм отнеслась без интереса, ей вовсе не хотелось расставаться с привычным уютом и комфортом в Крэг Фадриг. Федельм в вежливой, но категоричной форме отказала мужу, несмотря на все его заслуги перед Шотландией. Огюст не очень расстроился по этому поводу и окончательно обосновался в замке. Из рыцарей Килмартин никто не осуждал его выбора, все поняли – желание жены, да ещё дочери влиятельного лорда – ничего не поделаешь, даже герой не сможет противостоять такой женщине.

* * *

Время бежало быстро. Наступила весна. Огюст стал подумывать о Бланшефоре. Со дня первой брачной ночи прадед Клермон де Монсегюр больше не снился Огюсту. Но Бафомет снился часто. Огюст просыпался по ночам и ему везде мерещились его красные рубиновые глаза. Жена чувствовала его внутреннее беспокойство, объясняя это тем, что муж ещё не привык к новой обстановке, людям и кельтским обычаям. Она окружала его заботой и вниманием. Сны стали приходить каждую ночь, Бафомет преследовал шевалье. Огюст пребывал в состоянии постоянного внутреннего напряжения.

Федельм, видя страдания мужа и желая помочь ему, приготовила специальный напиток.

– Ты должен испить его из своей чаши. Иначе он не возымеет силу, – настаивала она.

Огюст, не в силах сопротивляться, позволил жене достать чашу из сундука, в котором та хранилась, и наполнить очередным напитком друидов.

Действительно, зелье возымело действие. Огюст обрёл спокойствие на какое-то время.

В одно хмурое дождливое утро, в конце марта, он поставил Федельм перед фактом:

– Время пришло, любимая, я отправляюсь на юг Франции.

Федельм обняла его:

– Береги себя, Огюст. И поскорее возвращайся.

– Да, дорогая, если кто из прецептории Килмартин вдруг будет меня искать, скажи, что я отбыл по делам твоего отца. Тогда не возникнет лишних вопросов. В замке же скажи, напротив, что я отправился в Лох-Свэн, далее в Дуннад и Доннаверт, на полуостров Кинтаре.

– Когда ты едешь? – спросила Федельм.

– Через два дня.

– И сколько займёт путешествие по времени?

– Недели три, не меньше, возможно, даже месяц, – прикинул Огюст.

– Ах, как долго! Я буду скучать без тебя! – Федельм прильнула к груди мужа.

– Тогда не будем терять драгоценное время. – Огюст повлёк жену в спальню.

Прошло два дня. Почти всё это время молодые супруги не покидали постели. В назначенный день, рано утром шевалье пробудился, встал с кровати, стараясь не разбудить жену, умылся, оделся, взял приготовленную с вечера дорожную кожаную сумку и покинул Крэг Фадриг.

* * *

В течение этого же дня, к вечеру, Огюст добрался до Дуннада. Переночевал на постоялом дворе.

– Хозяин, – обратился шевалье к корчмарю, расплатившись за ночлег и завтрак, – как здесь можно нанять шебеку[73]73
  Шебека – длинное, узкое парусное судно.


[Закрыть]?

– Спросите, сударь, у рыбаков про капитана Финбоу. Я видел вчера его шебеку в порту. Он старый морской волк, берёт недорого, слово держит, – ответил корчмарь.

Огюст направился в порт. Двое рыбаков несли на плечах свёрнутую сеть.

– Рыбаки! Где мне найти капитана Финбоу?

– Господин, да вон он стоит со своей командой!

Огюст подошёл к морякам. Вид у них, скажем прямо, был бандитский и устрашающий. Одеты они были в кожаные вытертые куртки, такие же видавшие виды шапки со следами разводов от солёной морской воды, на правом боку каждого висел длинный нож – словом, прирежут и имени не спросят. Лицо одного из них, пожилого шотландца, украшал шрам, видимо, полученный в поножовщине. Огюст, пытаясь придать лицу благодушный вид, обратился к самому свирепому, со шрамом на лице:

– Вы, сударь, капитан Финбоу? —

– Да, я! – Капитан зыркнул на клетчатый плащ Огюста, сообразив по расцветке, что незнакомец из клана Мак Кумалов.

– Я хотел бы зафрахтовать вашу шебеку, – пояснил Огюст.

– Отлично, господин, мы сейчас как раз без работы. А куда вы желаете следовать?

– Юг Гаскони, за Биаррицем, ближе к Пиренеям. В течение двенадцати дней команда должна будет меня ждать. Если я не возвращусь в условленный срок, выходите в море без меня.

– Идёт. Знакомый маршрут. За всё возьму, пожалуй, двадцать мерк серебром. Деньги вперёд!

Огюст не возражал и отсчитал из кошелька названную сумму. Финбоу остался доволен, давно так щедро, не торгуясь, не платил никто, обычно, все пытались сбить цену, а «Мак Кумал» – раз и вот вам – двадцать монет без разговоров.

Капитан Финбоу никогда не задавал лишних вопросов. Надо во Францию – хорошо. Высадиться на побережье ближе к Пиренеям – тоже хорошо. Рейсы до Франции и Испании ему были привычны.

Плыли почти молча, подобные рейсы не располагают к общению. К концу первого дня Огюста начало мутить, но он старался держаться. В марте в Ирландском море ещё сильные ветры, шебеку бросало, как щепку. Капитан Финбоу выглядел невозмутимо, поэтому шевалье решил, что всё идёт по плану, и успокоился.

До берегов Франции добрались без приключений. Высадились, как планировали, почти у отрогов Пиренеев, шевалье с радостью вступил на землю Гаскони. Место выбрали безлюдное, шебеку вытащили на берег, разбили лагерь на скорую руку.

Огюст подошёл к капитану:

– Вот вам два золотых флорина. Дам ещё столько же, когда вернусь.

Финбоу посмотрел на шевалье и усмехнулся:

– Знал я, что клан Мак Кумалов богат, но чтоб настолько, и не предполагал!

– Почему, капитан, вы решили, что я Мак Кумал? – спросил Огюст.

– Странный вы, право, господин, так клетка на вашем плаще говорит сама за себя! Вы недавно стали принадлежать к клану?

– Да, сравнительно недавно, я женился на леди Федельм, дочери лорда Мак Кумала.

– А, так вы из тех самых рыцарей, которые приплыли в Шотландию отсюда, из-за моря! Наслышан про ваши подвиги, говорят, благодаря вам король Брюс разбил англичан. Да и в Лох-Свэн постоянно приходят ваши корабли.

Огюст удивился осведомлённости Финбоу.

– Не удивляйтесь, господин. Не каждый день в Шотландии появляются рыцари на восемнадцати кораблях, да ещё выигрывают сражения. Всё восточное побережье от Кинтаре до Килвиннинга и замка Эйр знают об этом.

Огюст заплатил два золотых флорина, на том они с капитаном и расстались.

…Он шёл горными тропами, соблюдая предосторожность. Останавливался ненадолго – немного отдохнуть и перекусить, предусмотрительно захватив с собой вяленое мясо, запеченное в ржаном тесте, оно долго хранится и хорошо утоляет голод. В горных источниках шевалье пополнял запас воды.

Погода стояла тёплая и сухая для конца марта, не то что в Шотландии. Костры Огюст не разводил. Ночью хоть и холодало, но тёплый шерстяной плащ хорошо спасал от холода. Деревни на пути не встречались, места слишком малонаселённые.

Наконец, измученный пятидневным переходом, Огюст увидел очертания развалин замка, возвышающихся на горе. Он предположил, что это Монсегюр. Огюст никогда здесь не был, лишь слышал о героическом прошлом замка, которое закончилось лет пятьдесят назад. По мере приближения Огюст разглядел, что Монсегюр разрушен практически до основания, превращён из величественного непреступного замка, о котором рассказывала бабушка, Жанна де Комменж, в груду камней. Он, обессилев, присел на камень, едва справляясь с эмоциями. «Французы, будь они прокляты! – в гневе подумал Огюст. – А ведь я один из прямых наследников Монсегюра. Вот оно, былое величие моих предков, Тулузов! Всё уничтожено!»

Кто-то тронул Огюста за плечо. Он пришёл в себя, прервав размышления, на него сочувственно смотрел пастух-горец, дружелюбно протягивая бурдюк с молоком.

– Благодарю. – Огюст с жадностью отхлебнул молока.

«Вот оно, молоко родного Лангедока! Даже вкус другой!» – подумал Огюст.

– Вы, господин, наверное, давно не были в здешних краях, – предположил пастух, принимая его за отпрыска знатного рода, возвращающегося из изгнания. – И плащ на вас странный, в клетку.

– Возвращаюсь из Шотландии. Вообще, я родом из Лангедока, его восточной части, из замка Кавальон.

– Стало быть, вернулись из чужих краёв, видно, там тоже не сладко, – предположил пастух.

– Да, пастух, ты прав – везде хорошо, где нас нет, – попытался пошутить Огюст.

Огюст достал из кошелька медную монету:

– Вот возьми, за молоко.

– Благодарю, ваша милость! Я уж и забыл, как выглядят монеты. Кругом нищета, королевские налоги просто непомерны! Его величество Филипп, наверное, думает, мы здесь монеты с деревьев собираем!

Огюст решил немного передохнуть.

– Расскажи мне, пастух, что ты знаешь о Монсегюре.

Пастух откашлялся, посмотрел на гору с развалинами замка.

– Да, ваша милость, что говорить, величественный был замок. Мне родители о нём рассказывали. Сам я родился, когда Монсегюр уже был разрушен. Ну, воля, ваша господин. Слушайте…

Пастух сел на землю, подстелив шкуру козла, свисавшую с плеч, вместо плаща и неторопливо начал свой рассказ:

– Много лет назад Лангедоки, притесняемые французами и инквизиторами, покидали свои дома, бросали последнее имущество и разбегались по лесам и горам. Единственным безопасным местом стал замок Монсегюр. Его владелец, граф Раймонд VII, умер в абсолютной нищете, не оставив после себя наследников.

После его смерти в замке засел доблестный рыцарь барон Рожер Мирпуа. Он не выносил французов, восстал против инквизиторов, защищал катаров и давал им кров и пищу. Сеньор Рожер, по праву потомка старинного и знатного рода, не склонял головы ни перед королём, ни перед папой.

Монахи-доминиканцы, верные псы Папы Гонория III, называли Монсегюр крепостью еретиков и ненавидели барона. Но никто не мог взять замок штурмом, он был непреступен. Однажды сеньор Рожер с небольшим отрядом предпринял вылазку в местечко Латуэрс, там проездом остановились одиннадцать инквизиторов. В живых не осталось ни одного, всех одиннадцать членов трибунала нашли изрубленными. В отместку сенешаль Каркасона с отрядами провансальских и французских баронов осадили Монсегюр. Замок держался очень долго, по горным тропинкам подвозилось продовольствие. Овладеть им удалось только с помощью предательства. Сенешаль Каркасона уничтожил замок, а сеньора Рожера и его соратников сожгли на костре. Вот такая история, господин. У нас все её знают. Я родился на пятнадцать лет позже этих событий, о них мне поведали родители.

– Да, печальная история… Нечто подобное я уже слышал, но о Мирпуа ничего не знал. Скажи мне, пастух, что случилось за последние годы с замком Бланшефор?

– С Бланшефором всё в порядке, – сказал пастух. – Я слышал, что старый граф Луи жив, хоть и ходит еле-еле, да и разорился вконец.

– Вот возьми. – Огюст достал из кошелька серебряную монету и протянул пастуху.

Тот смутился, не ожидая такой доброты от незнакомого господина.

– Возьми, не смущайся. Все эти земли и замок когда-то принадлежали моим предкам Тулузам. Смотреть на всё это больно!

– Так сиятельный граф Раймонд VII ваш предок?! – пастух просто оторопел от удивления.

Он бросился целовать Огюсту руку.

– О, молодой господин, сохрани вас Господь!

– Перестань, ни к чему мне такие почести! – Огюст убрал руку и сунул пастуху монету.

Они простились, Огюст двинулся в путь, времени у него оставалось мало. Следуя по направлению к замку Бланшефор, он представлял, как встретит его дядюшка Луи.

«Скажу, пожалуй, что пробираюсь через Пиренеи из Арагона в замок Кавальон, – размышлял он. – Давно не получал вестей из дома и всё такое… А вас решил навестить по дороге. На словах получается складно. А что получится на деле?..»

Глава 9

С наступлением весны граф Пьер д’Омон со своими рыцарями засобирался в дальнюю дорогу, в Гэлоуэй. Сборы не заняли много времени, всё, что рыцари имели, было надето на них и умещалось в кожаной походной сумке. Лорд Антуан де Безье отписал бумагу, что, мол, передаёт права на собственность графу Пьеру д’Омону на замки Аннан и Карлаверок, заверив её, как положено, у филида в Обане. Все формальности были соблюдены и, простившись с прецепторией Килмартин, Пьер д’Омон со своими рыцарями отправился в Лох-Свэн, чтобы погрузиться на корабль ордена и отплыть в Гэлоуэй.

К вечеру того же дня отряд добрался до замка Лох-Свэн. Пьер д’Омон решил, что не стоит отправляться в дальнее морское путешествие поздно вечером, отложив это мероприятие до утра. Рыцари переночевали в Лох-Свэн, преподобный приор де Мюи поделился и ними новостью, что магистр де Клифтон освобождён из Эдинбургской тюрьмы и следует в замок. Зашёл разговор о Гэлоуэй.

– Король Брюс пожаловал прецептории Килмартин земли в Гэлоуэй?

– Да, господин приор, замки Аннан и Карлаверок, – подтвердил Пьер д’Омон.

– Да, множество тайн хранят эти замки. Говорят, якобы переселенцы с Фландрии ещё много веков назад спрятали там некую христианскую реликвию.

Пьер д’Омон насторожился, тема для него была животрепещущей.

– А что-то о ней известно, господин приор?

– Да, граф, чего только ни говорят. Существует легенда, будто Карлаверок был заложен первыми поселенцами из Фландрии примерно шестьсот лет назад. Якобы один священник привёз с собой распятие Христа, которое насчитывало уже тогда чуть ли не несколько столетий, судя по всему, одно из первых изображений Спасителя. Затем время шло, шотландские барды сочинили множество поэм про таинственные ворота Гэлоуэй. Одина из них утверждает, что ворота охраняют чашу Грааля.

– А вы, господин приор, верите в существование чаши Грааля?

– Конечно, дрогой мой д’Омон. В неё верит каждый добропорядочный христианин! Вопрос в другом – о её местонахождении.

* * *

На следующее утро отряд Пьера д’Омона погрузился на корабль и отплыл, обогнув Кинтаре с юга, взяв курс на остров Малл, далее через Северный пролив к заливу Фёрф, омывавшему Гэлоуэй, на берегу которого возвышался легендарный Карлаверок.

Рыцари высадились в шлюпки и достигли берега. Перед ними возвышался Карлаверок, его бартизаны были разрушены. Пьера д’Омона поразило отсутствие ворот и надвратной башни, пострадавших при штурме, видимо, от применения осадных орудий. По-прошествии нескольких лет на развалинах начала пробиваться робкая растительность.

В стратегическом отношении Карлаверок располагался идеально. С одной стороны его омывал залив Фёрф, с другой – огибала река Клайд. Сам замок возвышался на отрогах Южных Шотландских гор.

Рыцари прошли через мост, оставляющий желать лучшего, вошли через выломанные ворота и огляделись. Башня-донжон, пристроенная к замку, почти не пострадала, по винтовой лестнице, расположенной в её толстой стене, рыцари проследовали в сам замок.

Оглядев своё имущество, Пьер д’Омон понял, что восстановительных работ хватит с лихвой и надолго. В зале из мебели сохранился лишь один деревянный стол, и то, скорее всего, сделанный в незапамятные времена переселенцев. Он был настолько велик, что при разграблении замка просто не прошёл ни в одну из дверей, посему и был оставлен за ненадобностью. Видимо, плотник, изготовивший его когда-то, мастерил прямо на месте, в зале, выполняя пожелание бывшего господина – сделать стол большим и крепким.

Пройдя дальше, д’Омон обнаружил, что в некоторых комнатах сохранились кровати, явно по той же причине, что и стол в гостиной. В общем, замок был запущен и захламлён, на окнах отсутствовала слюда, сохранились лишь её фрагменты, наводящие на мысль, что они были когда-то цветными. Камины пребывали в удручающем состоянии, они не чистились несколько лет, и в одном из них поселились птицы, в других – летучие мыши, которые мирно спали днём, опрокинувшись вниз головой, уцепившись за каминные решётки.

Пьер д’Омон понимал, что отступать некуда, придётся решать множество хозяйственных проблем. Рыцари были немногословны, они думали о том же, что и д’Омон. После полученных впечатлений от замка они решили проинспектировать земли, или, по крайней мере, что от них осталось.

Земли оказались менее запущенными. На пастбищах паслись овцы, козы и коровы. Пастухи, понимая, что пожаловал новый хозяин со свитой, низко кланялись, словом, стараясь выказать максимальное почтение. Крестьяне восстановили свои жилища после военных действий, проходивших здесь несколько лет назад, жили в ожидании нового лорда, нехотя платя уоттл[74]74
  Уоттл – налог с населения.


[Закрыть].

После поместья Карлаверок отряд сразу же двинулся в Аннан, решив осмотреть и его для полноты картины и далее принимать решения. Проехав примерно две лиги, рыцари увидели замок, расположенный на холме в живописной долине Шотландских гор. Аннан производил впечатление крепкого исправного замка, бартизаны и турель были на месте, деревянные ворота, обшитые металлом – в сохранности, виднелась крепкая надвратная башня. Как и полагается, мост был переброшен через ров. Рыцари подъехали к воротам – д’Омон дёрнул за медное кольцо – они оказались запертыми изнутри. Все удивлённо переглянулись, неужели кто-то прежде их получил инвеституру? И королевский секретарь что-то не отметил в бумагах?

Вдруг из надвратной башни появилась всклокоченная светлая голова:

– Ну, кто тут ещё? – Голова широко зевнула, обнажая редкие зубы. – Замок казённый! В нём никто не живёт!

– Теперь здесь живу я, граф Пьер д’Омон лорд Карлаверок, и мои рыцари. Вот бумаги, подтверждающие право собственности. – Д’Омон показал свиток с печатью короля.

– Ваша милость! Какая честь для нас! Какая радость, новый господин! Сейчас я отворю ворота, – затараторила голова и тотчас пропала из окна надвратной башни.

Ворота открылись, охранник, не переставая, кланялся. Отряд въехал во внутренний двор, постройки были целы, видно, что здесь следили за порядком. Рыцари спешились. Охранник подскочил, уводя в конюшню поочередно по паре лошадей.

– Ты кто такой? – обратился к нему д’Омон.

– Я, ваша светлость, Ховард – охранник. Три года назад господин из королевского казначейства поручил мне охранять замок и следить за порядком, пока не пожалует новый господин. В замке всё цело, не извольте беспокоиться! Англичане обошли замок стороной, и он остался цел и невредим, в отличие от Карлаверока.

– В Карлавероке мы были, только что оттуда. Он тоже подвергался осаде?

– Да, ваша светлость, покойный лорд Карлаверок помогал англичанам. Глупец!!! За что и поплатился.

– Ну, показывай мои владения.

Д’Омон поднялся по лестнице в замок, создавалось впечатление, что хозяин здесь и вот-вот выйдет из покоев. В зале добротная дубовая мебель хорошо сохранилась. В комнатах драпировка на окнах и кроватях была не тронута, лишь потеряла первоначальный цвет от пыли, скопившейся за несколько лет. Посуда, столовое серебро, подсвечники были описаны и сданы в казну, не говоря уже о предметах роскоши – вазах, картинах, украшениях, дорогом оружии – конфисковано всё полностью. На подобные вещи д’Омон и не рассчитывал. Замок и так был вполне пригодным для жилья.

– Скажи, Ховард, ты здесь всех знаешь?

– Конечно, ваша светлость!

– Тогда назначаю тебя дворецким. Будешь отвечать за порядок в замке. Набери прислугу и организуй всё как положено.

– Благодарю за доверие, ваша светлость! Вы не пожалеете о своём решении, я сделаю, как прикажете. – Ховард был на седьмом небе от счастья. Ещё два часа назад он и не мечтал, что станет дворецким нового лорда.

– Да, и ещё вот что. Нужны каменщики и плотники для восстановления замка Карлаверок.

– Вашей светлости и Карлаверок принадлежит? – Ховард был удивлён размахом нового лорда: ведь это земли – от побережья Фёрф до реки Туид, вдоль границы с англичанами.

Д’Омон взглянул на новоиспечённого дворецкого.

– Много вопросов задаёшь, – отрезал он.

Ховард, поняв свою оплошность, откланялся и поспешил приступить к своим новым обязанностям.

* * *

Ховард оказался сметливым и деловым малым, нашёл плотников и каменщиков, которые были рады услужить новому лорду Карлавероку. Через неделю начались восстановительные работы в замке. Д’Омон лично контролировал строительный процесс. Список работ набрался приличный: ворота, надвратная башня, восстановление подъёмного механизма и моста, строительство бартизан, восстановление восточной стены замка, разрушенной осадными орудиями. Спасибо лорду де Безье, который дал подъёмные на восстановление новых замков, иначе пришлось бы тяжело. Помимо активных занятий по восстановлению замка д’Омон назначил в помощники шевалье Анри де Бельфлёра и барона Эжена де Монси, которые занялись сбором уоттла с крестьян.

За несколько лет отсутствия лорда население вверенных д’Омону земель забыли о порядке и обязанностях. Де Бельфлёру и де Монси постоянно приходилось напоминать об этом. Несколько раз они заставали крестьян с поличным за вырубкой деревьев, за которую не был уплачен хокхен[75]75
  Хокхен – плата за вырубку деревьев.


[Закрыть]. Пришлось принимать меры. На первый раз вольнолюбивые потомки фландрийцев отделались предупреждением, во второй раз к ним применили наказание в виде двойной уплаты хокхена и обещанием в следующий раз заключить под стражу. Постепенно крестьяне присмирели, почувствовав жёсткую руку хозяина, а д’Омону опыта было не занимать, ведь он много лет занимал должность прецептора, и в бытность сию приходилось решать многочисленные финансовые и хозяйственные вопросы.

Поэтому через месяц после появления графа д’Омона лорда Карлаверока на побережье Фёрфа всё встало на свои места. Д’Омон начал привыкать к жизни в замке Аннан, рыцари были вполне довольны – кров над головой есть, содержанием и питанием они были обеспечены. Рыцари активно помогали д’Омону наладить нормальный быт, поддерживать порядок и законность на принадлежавших ему землях.

Граф д’Омон решил, что помимо восстановления Карлаверока необходимо построить дома для рыцарей, чтобы они могли независимо жить и обзаводиться семьями, если того пожелают. Первые дома заложили около полуразрушенной церкви недалеко от замка Карлаверок, также пострадавшей от военных действий, от неё остались только каменные стены. Крыша, деревянные перекрытия и алтарь сгорели три года назад. Поэтому д’Омон, посовещавшись с рыцарями, пришёл к выводу, что церковь будет восстановлена в строгом стиле в соответствии с духом ордена – только тамплиерские каменные кресты при входе и внутри церкви.

* * *

Д’Омон трудился над письмом лорду де Безье, как вдруг в его новый кабинет в замке Аннан ворвался Ховард.

– Господин! Господин! Ваша светлость!!!

Д’Омон смерил дворецкого строгим взглядом.

– Надеюсь, причина, по которой ты позволил себе ворваться и отвлечь меня, действительно серьёзная.

– Очень серьёзная, ваша светлость, уверяю вас! В разрушенной церкви под каменными остатками алтаря нашли сундук.

Д’Омон встрепенулся, первое, что пришло в голову: «Грааль!» Он метнулся из-за стола и выскочил из кабинета. Через пять минут он уже скакал по направлению к Карлавероку. Ховард едва успевал за хозяином, постоянно погоняя лошадь.

Д’Омон сразу же заметил, что все работы прекращены, каменщики и плотники терпеливо его дожидались. Он спешился, кинув поводья первому попавшемуся работнику.

– Где сундук? – спросил он, сгорая от нетерпения.

– Мы оставили его в церкви, ваша светлость, – сказал один из каменщиков. – Я покажу! Он там же, где его нашли.

Д’Омон перебрался через груду свежих камней и брёвен, оказавшись перед алтарём, вернее, местом, которое некогда им было. Прямо перед ним в углублении стоял кованый сундук, достаточно внушительных размеров. У д’Омона перехватило дыхание от волнения.

– Вытаскивайте! – дал он команду.

– Мы только вас и ждали, господин. Без вас боялись его трогать. Ведь по закону всё, что найдено на земле лорда, принадлежит ему, то есть вам.

Каменщики не торопясь, осторожно достали сундук и поставили к ногам лорда. Д’Омон внимательно рассмотрел сундук. Он был деревянным, обитый медью, позеленевшей и местами пострадавший от времени. Для полноты картины его украшал увесистый замок, который можно было только выломать, но не снять. По виду сундука было сложно сказать, сколько именно он пролежал в тайнике: сто лет, а может, и больше.

– Ломайте! – Пьер жаждал увидеть содержимое.

– Осторожней, такой красивый сундук! Пригодится ещё, – попросил рачительный Ховард плотника.

Плотник взял инструмент и, немного поковырявшись возле находки, показал лорду замок в руке. Д’Омон присел на корточки и открыл крышку сундука. Все, кто находился рядом, издали возглас удивления и восхищения. Перед ними лежали золотые и серебряные монеты, имевшие хождение несколько веков назад, а также женские украшения с драгоценными камнями.

У Пьера сердце защемило от разочарования. Он был единственным из присутствующих, кто остался равнодушным к этому сказочному богатству. Он машинально перебрал монеты и, отсчитав серебряные по количеству каменщиков и плотников, наградил их за честность.

– Благодарим вас, господин! Вы очень щедры, ваша светлость! – загалдели работники, каждый рассматривая свою монету.

…Уже вечером, когда де Монси и де Бельфлёр разбирали клад и пересчитывали его содержимое, они неожиданно увидели распятие на дне сундука. Оно было сделано из серебра и выглядело очень старинным. Аккуратный и внимательный де Монси, рассмотрев распятие, высказал предположение:

– Мне кажется, этому изображению Христа не менее пяти веков, но я могу ошибаться. Вполне возможно, что и больше. Нечто подобное я видел на острове Самофракия[76]76
  Самофракия – остров около берегов Византии.


[Закрыть]. Владелец распятия утверждал, что ему чуть ли не восемь веков.