Текст книги "Хочу жить и умереть"

Вера гордо вскинула подбородок.

– Ты что маленький? Неужто не знаешь, откуда дети берутся?

– Знаю… Но я не готов стать отцом… Тем более сейчас… – признался Григорий.

Вера сникла.

– Ты же клялся мне в любви… Это же твой ребёнок…

– Я не отрицаю своего отцовства… Но… Завтра я должен уехать… А потом я вернусь и мы всё уладим, – пообещал Григорий.

– Уладим? – удивилась Вера. – Что ты имеешь в виду? – наседала она. – Я беременна! Ты это понимаешь!

Григорий опустил глаза. Он прекрасно помнил разговор с отцом по поводу Вероники и перспективах, которые откроются перед ним посредством этого брака. А что может дать ему Вера? Только свою любовь… А разве сейчас одной любовью проживёшь? Увы, не те времена… Кругом нужны связи, полезные люди. Только так можно укрепиться в жизни, только так можно чего-то достичь.

– Я и сейчас говорю, что люблю тебя… Верь мне…

Вера улыбнулась.

– Верю… – бесхитростно ответила она.

Вера и Григорий провели последнюю ночь в амбаре, на утро стройотряд студентов погрузился в грузовик со всеми своими пожитками и покинул Мукоудёровку.

И Вера осталась одна… Она верила, что Гриша вернётся и женится на ней. Но…

В середине осени, когда живот уже стал заметен Вера отправилась в город, решив сделать аборт. В больнице её тщательно осмотрели и вынесли вердикт: аборт делать поздно и опасно. Придётся рожать.

«Придётся рожать… Придётся рожать…» – пульсировало в голове девушки, когда она на попутке добиралась домой. Эти слова звучали для неё, как приговор.

«Господи, что я буду делать одна с ребёнком? Неужели Григорий не вернётся?» – лихорадочно думала Вера, представляя, как будут трепать её имя по деревне и как мать возьмёт старый отцовский военный ремень и отлупит её что есть мочи.

…Стояло начало зимы – рождественская неделя. За ночь деревню припорошило свежевыпавшим снегом. Жители топили печи, стряпали, отчего Мукоудёровку окутывал неповторимый дымок, перемежающийся с аппетитным хлебным духом.

Вера прохаживалась вокруг дома, накинув на плечи старенькое пальто, которое давно уже не сходилось на животе. Ребёнок в её чреве активно шевелился, брыкался, переворачивался. Вера вскрикнула и присела на скамейку.

– Весь в отца, такой же деловой… – со злобой процедила она.

На крыльце показалась Полина, мать Веры.

– Ну что выблядок твой в пузе шурует?! Погоди, толи ещё будет! Намучаешься с ним. А пуще, коли девка родиться. Такая же, как ты, дура безмозглая, на свет появится. Дурь, она по наследству передаётся!

– Она в отца уродится… Красивая и умная… – попыталась возразить Вера.

– Ага! Вона твой умник – дитё настрогал и был таков! Ладно, иди в дом… Я хлебов напекла, да картошки потушила, как ты любишь. Ребёнку питаться надо…

Вера вошла в дом, скинула ветхое пальтишко, села за стол. Мать подала сытный обед.

– Ладно… Чего уж теперь… – примирительно сказала Полина, сверля взглядом дочь. – Родишь, а там видно будет…

Она села за стол, налила с четверть стакана самогонки.

– Ну ладно, с праздничками… Со всеми сразу… – сказала она нехитрый тост и залпом проглотила ядрёное зелье. Не успела Полина закусить надлежащим образом, как в дверь постучали. – Ну, кого там ещё черти принесли? Ни днём, ни ночью покоя нет… Небось опять за выпивкой…

Не для кого в деревне не было секретом, что Полина Телегина гнала отменный самогон, лучший в деревне. Частенько к ней наведывались односельчане, чтобы приобрести столь ценный продукт, который в нынешние голодные годы считался эквивалентом местной валюты.

Полина резко отворила дверь – на пороге стоял незнакомый мужчина средний лет. Он снял меховую шапку, стряхнул с неё снег. Полина невольно залюбовалась благородной внешностью незнакомца и лёгкой сединой, присыпавшей его некогда чёрные, как смоль волосы.

– Простите, это дом Телегиных? – вежливо поинтересовался незнакомец.

– Да… А вам-то что за дело? – с воём репертуаре огрызнулась Полина.

– Я, собственно, к вам по делу… Вернее, к Вере…

– Ага!!! – вскинулась бойкая мамаша. – Из райцентра? С гуманитарной помощью?

Мужчина улыбнулся.

– Позвольте войти, неудобно разговаривать на пороге…

Полина жестом пригласила его в дом.

– Вы угадали: я принёс вам помощь… Материальную компенсацию за то положение, в которое попала ваша, с позволения сказать, дочь…

Тут мужчина увидел, сидевшую за столом молодую женщину с округлым животом.

– Вера? – вкрадчиво спросил он.

– Да, я Вера… – растерянно ответила та.

Полина мгновенно сориентировалась.

– Ага!!! Понятно! Ты сюда припёрся по наущению Гришки, который обрюхатил мою дочь!

Мужчина как-то нервно сморгнул.

– Я приехал по поручению сына Григория… – попытался объясниться он.

И тут Полина разразилась отборными ругательствами.

Наконец, Вера не выдержала.

– Мама! Ну, хватит уже орать! Давай послушаем человека!

Выпустив пары, Полина внезапно умолкла.

Мужчина подошёл к столу, из внутреннего кармана добротной импортной куртки извлёк внушительную пачку денег.

– Вот, это доллары. На них вы сможете прожить безбедно несколько лет. Это всё, что я смогу для вас сделать.

Вера растерянно смотрела на деньги, затем перевела взор на отца Григория.

– Почему он не приехал? – сдавленным голосом спросила она.

– Григорий женился на девушке из очень влиятельной семьи. Вы его вряд ли увидите…

Вера, в душе которой до сего момента ещё жила искра надежды, тихо заплакала.

– Уходите… – с трудом прошептала она. – Я его ненавижу…

…Деньги, полученные Верой от Богданова-старшего, не пошли ей на пользу. Разрешившись от бремени прелестной девочкой, названной Натальей в честь бабки, она пустилась во все грехи тяжкие. Сошлась с Алексеем, и начали они на пару пропивать богдановскую компенсацию.

Наталью новоявленный отчим не любил. Он не мог простить этой малышке своего поражения и постоянно вымещал на ней накопившееся зло.

Однажды Полина, не выдержав очередной сцены, а затем и пьяной драки между дочерью и зятем, спеленала девочку потеплее и отправилась с ней в детский дом, где директорствовала Прасковья Петровна.

Прасковья не имела права оставлять девочку в учреждении, ведь официально мать от неё не отказалась. Но зная, о положении дел в доме Телегиных, нарушая все установленные инструкции, согласилась.

Протрезвев, Вера вспоминала-таки о дочери, считая, что в приюте под присмотром Прасковьи ей будет лучше. Вскоре после этого Алексей трагически погиб, и Вера осталась одна. Очнувшись от вечных пьянок, она заявилась в местный приют.

Прасковья цепким взором смерила односельчанку. Перед ней стояла спившаяся, опустившаяся женщина, от былой красоты которой не осталось и следа.

– Ты уверена, что хочешь забрать дочь? – строго спросила Прасковья.

– Уверена… Теперь всё будет по-другому.

Вера вместе с годовалой Натальей вернулась домой. Вскоре у неё появился новый кавалер…

Прошло ещё полгода, умерла Полина. Она хоть как-то приглядывала за внучкой. Деньги, оставленные Богдановым-старшим, закончились, и Вера осталась без средств к существованию. К тому же она рассталась с очередным любовником. Подумав на досуге о своей безнадёжной жизни, Вера Телегина взяла на руки дочь и отнесла её в приют, оформив отказ от родительских прав.

В этот самый момент в Мукоудёровку к сестре приехала Ирина Ильина. Расставшись со своим возлюбленным Василием Филипповым, сделав аборт, она бежала из города в богом забытую Мукоудёровку, рассчитывая там обрести душевный покой. И обрела его, устроившись работать в детский приют. Там она и увидела Наташу…

С первых же минут молодая женщина привязалась к малышке. А вскоре появился и сам Григорий Богданов. В деревне он узнал, что Вера спилась, а девочка растёт в детском доме. К тому времени у него появились обширные связи, и он бескорыстно начал помогать сиротам: привозил продукты, одежду.

Прасковья Петровна, знавшая историю Веры не хуже кого-либо в деревне, понимала: Григорий пытается оправдаться, заглушить муки совести. Так он познакомился с Ириной и проникся симпатией к этой доброй бесхитростной женщине.

Ирина как-то призналась Григорию, что хочет удочерить Наташу. Богданов обрадовался и помог уладить все формальности. Теперь он был спокоен за судьбу Наташи.

В Мукоудёровке же про это никто не знал. Ну, мало ли приезжала женщина из города, пожила в деревне, поработала в детском доме – уехала обратно в город с ребёнком… В то время детский дом был переполнен отказными детьми и никто в деревне понятия не имел (кроме Прасковьи и пожилой нянечки), что двухлетняя дочь Верки Телегиной обрела новую мать.

Ирина вернулась домой в Сурск. Соседи шептались: откуда у неё ребёнок? Да ещё и большенький?

Василий Филиппов, который к тому времени уже женился, обо всём догадался…

Однажды он пришёл к Ирине и признался:

– Я знаю, что девчонка-то не твоя. Неоткуда ей взяться… Ты почитай со мной последним жила…

Ирина строго взглянула на Василия.

– Наташа – моя дочь. Не ты – отец, это правда…

Василий округлил глаза.

– Ты меня что за дурака держишь? Какая дочь? Какой другой отец? Ты и в положении-то не была…

– Была! Просто никто не заметил. Я худая, искусно скрывала живот одеждой. А ребёнка я ещё родила до того, как с тобой сошлась. Отвезла дочь к сестре в деревню, там воздух свежий.

– Врёшь ты всё! – взъярился Василий.

– Ты к жене своей иди, на неё кричи! – резонно заметила Ирина. – А ко мне дорогу забудь.

И словно в подтверждении слов Ирины, в скором времени в Сурске появился Григорий Богданов. И тут соседи прозрели:

– Кто бы мог подумать? А какая скромница была! Ребёночка тайно прижила от такого красавца!

Первое время Григорий помогал Ирине, пока та не вышла замуж. Затем приезжал всё реже, а потом и вовсе исчез из жизни Ирины и Натальи. Дочь помнить его не могла, слишком уж мала она была в те времена.

Василий с течением времени понял, что женился не той женщине, Ирина его «не отпускала». Через всю жизнь он пронёс любовь к ней и Наталье. А, когда Ирина овдовела, открыто помогал бывшей возлюбленной, чем беспрестанно навлекал на себя гнев жены.

Глава 8

Наталья подошла к покосившемуся крыльцу, с опаской ступила ногой на нижнюю ступеньку. Та предательски скрипнула. И тут, словно чёрт из табакерки, из дома выскочила Верка Телегина.

В руках она держала увесистый ухват, которым деревенские жители достают чугунные горшки из печи.

– Чё надо? – грубо рявкнула она.

Наталья невольно отшатнулась, но быстро сообразила:

– Поговорить пришла…

– О чём мне с тобой малохольной разговаривать? – подозрительно поинтересовалась Верка, по-прежнему держа ухват на изготовке, как солдат винтовку.

– Я из города приехала, живу в доме своей тётки Настасьи Мальцевой…

– А-а-а… – протянула Верка.

– Городская, значит… Ну-ну… Это ты тутошних баб всех перебаламутила?! Они теперь мужиков своих из дома выпускать бояться. Слыхала я про тебя… Вот и свидеться, наконец, пришлось… – И неожиданно миролюбиво добавила: – Заходи, гостьей будешь!

Наталья, воспользовавшись гостеприимством хозяйки, вошла в дом – там царил полный разор.

Верка заметила придирчивый взгляд девушки.

– Извиняйте, убраться было некогда… Пылесосов и домработниц не держим… Проходи, к столу садись.

Наталья села на лавку к загаженному столу. Верка широким жестом извлекла из-под него початую бутыль самогона.

– Будешь? – предложила она, чуть плеснув зелья в мутный стакан.

– Угу…

Наталья залпом осушила содержимое стакана и смачно выдохнула.

– Ядрёный…

– Нако вот, хлебушком закуси… – хозяйка сунула гостье кусок чёрствого хлеба, та не побрезговав, его надкусила.

– Твоё здоровье… – произнесла Верка и также опустошила свой стакан. – Ох… Хорошо… – поморщилась она. – Мамка моя большой кудесницей была по части самогонки… И мне свой секрет передала…

Наталья цепким взором вперилась в свою биологическую мать. Выглядела та старухой, а точнее являла собой подобие Бабы-яги из детской сказки: сухая, словно мумия, отёчное лицо, красно-фиолетовый нос, седые всклокоченные волосы. И наряд подстать: линялое ситцевое платье с разорванным воротом, разбитые мужские ботинки…

– Ох, тяжко мне… – прошамкала подвыпившая хозяйка. – Кабы ты знала… Жизнь моя пропащая… – проскулила она и наполнила свой стакан самогонкой. – Плеснуть? – дружелюбно справилась она у гостьи, та отрицательно покачала головой. – А ведь я красавицей писаной была, коса с кулак толщиной… Все парни деревенские вокруг меня увивалися… Да что там деревенские! И городской хахаль был…

Наталья невольно напряглась.

– Городской? Красавец, наверное? – подлила «масла в огонь» гостья.

– А то как же! Любил меня… Женюсь, говорит… А потом пщик и нету его…

– В город уехал? – осторожно поинтересовалась девушка.

– В город… Точно… уехал… Как сейчас помню… Обещал вернуться… Да только видать недосуг было… – Верка плеснула себе ещё зелья. – Я тебе так скажу: все мужики сволочи! Они тебе что хошь пообещают, лишь бы в постель затащить… А там… поминай, как звали…

– А родственники у вас есть?

Верка всхлипнула…

– Не… Померли все… Хотя может дочь, где-то бродит по белу свету…

Наталья чуть было из-за стола не вскочила: «Я! Я – твоя дочь!» Но сдержалась…

– Вы с ней не общаетесь? – скрывая волнение, спросила Наталья.

– Не… Давно не видела… Почитай лет пятнадцать… – Верка закатила глаза и что-то прикинула. – Да поболе уж будет… Она тогда крошкой была… Ох, если б ты знала, как меня это жжёт изнутри… Ты я вижу девка добрая, моей дочери ровесницей будешь…

Наталья с трудом подавила стон, едва не вырвавшийся из её груди.

– Я дам вам денег… Только прошу вас не воруйте кур.

– А что мне жрать-то? – бесхитростно призналась Верка. – Пенсия по инвалидности мизерная…

– Вот… – Наталья, наконец, вспомнила про свои гостинцы и положила цветастый полиэтиленовый пакет на стол. – Это вам… И ещё… – она нервным движением извлекла деньги из кошелька. – На первое время хватит, а там я ещё зайду…

Верка ошалелым взором смотрела на девушку.

– Это с чего ты такая щедрая? Слыхала я, как там у вас в городе дома заставляют подписывать на всяких маклеров… Грамотные!

– Мне ничего от вас не надо! – поспешила заверить Наталья. – Помощь бескорыстная…

Девушка не выдержала, в горле стоял горький комок, она резко поднялась из-за стола и выбежала прочь из дома, перепрыгнула через разбитые ступеньки, устремившись к перекошенной калитке. И только оказавшись на улице, перевела дух.

Ноги у неё обмякли, из глаз хлынули слёзы… Не выдержав испытания, она присела подле забора на корточки и разревелась в голос.

– Господи… Неужели это моя мать? – шептала она. – До чего же надо опуститься?

…Вечером к ней зашла Прасковья Петровна и спросила напрямик:

– У Веры Телегиной была? Навещала?

Наталья кивнула.

– Дело, конечно, доброе… Только прими о меня совет: ты сильно похожа на мать, хотя что-то и унаследовала от отца… Не привлекай к своим визитам внимания. Иначе всё раскроется…

– Может быть, это и к лучшему… – предположила Наталья. – Чего мне теперь боятся?

– Тебе нечего, а о Верке подумай. Не готова она признать в тебе свою брошенную дочь… Да и по-хорошему, чего уж греха таить, что проку от такого родства? Подумай, сколько женщин остаются без мужиков с малыми детьми на руках! И никто чад своих не бросает!

Наталья опустила очи в долу, в душе соглашаясь с Прасковьей.

– Можно я Светочку из приюта заберу? Пусть у меня живёт, дом просторный… – неожиданно предложила она.

Прасковья усмехнулась.

– Ты хорошо подумала? А коли замуж выйдешь, детей нарожаешь? Ведь ты – сама ещё недавно ребёнком была!

– Светочку не брошу! Меня из детдома забрали, в нормальной семье вырастили… И у племянницы моей семья будет.

– Ну что ж – добро! – согласилась Прасковья. – Дело непростое, но решить его можно. Ты молодая, работоспособная… Светочке приходишься фактически тётей… Помогу! А пока она поживёт у тебя, оформим патронат по всем правилам.

* * *

В конце лета Прасковья оформила патронат, как и обещала, уладив все формальности. Наталья, согласно патронатному договору[1]1
  Патронат – одна из разновидностей возмездной опеки над несовершеннолетним в соответствии с п 1. Статьи 14. «Установление опеки или попечительства по договору об осуществлении опеки или попечительства» Федерального закона об опеке и попечительстве от 24 апреля 2008 г. № 48. Этот вид опеки устанавливается региональным законодательством и сейчас существует в ряде регионов РФ как форма семейного устройства детей, оставшихся без попечения родителей, при которой ребёнок помещается на воспитание в семью патронатного воспитателя на возмездную опеку с заключением специального договора. Патронатный воспитатель (с 1 сентября 2008 года – с момента вступления в силу Федерального закона № 48) является опекуном ребенка, то есть его законным представителем


[Закрыть] принимала племянницу на возмездное содержание. Утром патронатная мать и её племянница, фактически дочь, уходили в детский дом. Новоявленная мать приступала к должностным обязанностям, а девочка бегала со своими привычными друзьями. Вечером же они возвращались домой в Мукоудёровку.

Как-то ложась спать, Света спросила:

– Наташа, можно я тебя буду мамой называть? А то девчонки смеются, говорят: ты моя не настоящая мама…

Наташа бережно укрыла девочку одеялом, поправила подушку.

– Конечно, можно. Я – твоя мама. Так и девочкам скажи… – она поцеловала «дочку» в курносый нос. – Мы с тобой даже похожи: у меня глаза голубые и у тебя…

– И волосы у нас одного цвета! – вставила своё веское слово Света и тут же спохватилась: – А ты как моя прежняя мамка самогонку пить не будешь?

У Натальи ёкнуло сердце.

– Я пью сок, чай, молоко, кефир… А самогонка горло жжёт и вообще она противная. Спи! Утро вечера мудренее!

Светочка мирно посапывала в своей комнате. Наталья сидела за столом в горнице и при свете настольной лампы перебирала фотографии, найденные в чемодане на чердаке. Она отобрала несколько из них… Достала из серванта фото Григория Богданова и своей матери Ирины Ильиной. Чёрно-белое фото пожелтело от времени. Видно было, что Григорий и Ирина специально не позировали для фотографа, а просто случайно попали в объектив, который запечатлел их в детдоме. Невольно девушка задумалась: «А, если бы Богданов женился на Вере Телегиной? Какова была моя жизнь сейчас?» Мысленно она строила предположения, развивала сюжетные линии, да так и заснула за столом…

Пробудилась она от настойчивого стука в окно. Девушка поднялась из-за стола, распахнула створки… В горницу ворвался свежий августовский воздух.

– Кто там? – резко спросила хозяйка.

– Это я – Фёдор… – раздался знакомый голос. И Наталья различила красивое лицо парня в вечерних сумерках.

– Чего тебе? – подозрительно поинтересовалась Наталья.

– Проведать пришёл, по-соседски… Не видно тебя вовсе…

– Дела… Работаю, дочь воспитываю… Некогда мне… Да ты иди, а то не дай Бог Дарья примчится.

Фёдор хмыкнул.

– Она не жена мне, чтобы проходу не давать… Могу я соседку проведать?

– Ой ли? – съязвила девушка. – Помню я встречу, когда ты нас на мотоцикле подвёз. Твоя зазноба чуть дверь мне не вынесла. Ладно уж, заходи…

Фёдор ломанулся было в окно.

– Не сюда! – пресекла его Наталья. – Для этого дверь есть.

Фёдор вошёл в горницу, тотчас окинув взором царившую в ней чистоту.

– Уютно у тебя здесь… – заметил он.

– Садись к столу… Только фотографии уберу…

Фёдор бросил беглый взор на фото.

– Я тоже в юности фотографией увлекался. Старый отцовский аппарат мучил… А эти ты что отложила? – обратил он внимание на стопку отдельной лежавших фотокарточек.

– Хочу в рамку поместить, да на стенку повесить, – пояснила Наташа. – Я тебя чаем сейчас угощу. У меня пироги есть… Прасковья рецептом поделилась…

Наталья собрала угощенье на стол. Фёдор с удовольствием пригубил ароматный напиток.

– И всё у тебя ни так, как у наших баб… Даже чай другой… – заметил он.

– Просто заваривать надо правильно и заварку не экономить, – пояснила хозяйка.

– А хочешь, я тебе рамку для фоток сделаю? – предложил Фёдор. – У меня дед краснодеревщиком был, научил с деревом и инструментом обращаться.

Наталья задумалась.

– Хочу! Большую рамку с красивым резным багетом. Я в ней все фото размещу и в горнице на стену повешу.

– Лады! – поддержал Фёдор и с аппетитом надкусил пирожок.

После этого вечера Фёдор стал частенько наведываться к Наталье (односельчане теперь называли её иначе как Натаха Мальцева) под всяким благовидным предлогом. И рамку смастерил как обещал. Наталья повесила фотографии в горнице, в том числе дорогое сердцу фото мамы Ирины Ильиной и биологического отца Григория Богданова. Девушка не сомневалась: придёт день, и она встретит своего настоящего отца.

Дарья изводилась от ревности, аж с лица спала. Она всячески настраивала деревенских баб против пришлой Натахи. Наконец вмешалась Прасковья Петровна. Она как-то пришла в дом к Дарье и сказала:

– Ты чем соперницу винить, кстати, промеж Натальи и Фёдора нет ничего, в этом я уверена, лучше мужика делом займи.

Дарья недовольно огрызнулась:

– Я чё ему массовик-затейник? Пусть он меня веселит!

– Да не в веселье дело, – заметила умудрённая опытом Прасковья. – Он к Наталье тянется потому, что интересно с ней. Она девушка развитая, разговор умеет поддержать, суждение своё высказать. Да и не в вину тебе, Дарья, будет сказано – следит за собой.

Дарья упёрла руки в боки.

– Вот значит, как Прасковья Петровна! Святая вы наша простота! Я и лицом дурна и неряха! И словом со мной обмолвиться без надобности!

– Это уж тебе самой решать, – спокойно парировала гостья. – А женщин наших прекращай против Мальцевой настраивать. Добром это не кончится!

– Да провались пропадом эта ваша городская вертихвостка! Прикатила на нашу шею! – ярилась Дарья.

– На шее Наталья ни у кого не сидит! – резонно заметила Прасковья. – Она официально у меня в детдоме работает, не покладая рук! И на племянницу патронат оформила!

Дарья демонстративно закатила глаза.

– Мать Тереза, блин! Чистенькая такая вся! Белая и пушистая! А Фёдора я ей не отдам! Так и знай!

Прасковья осуждающе покачала головой.

– Ничего ты, Дашка, не поняла…

После этого разговора Дарья прикупила пару новых платьев в райцентре, стала делать причёски и пользоваться косметикой. Бабы тотчас усекли: в отношениях Дашки и Фёдора наступил переломный момент.

Фёдор свою зазнобу не обижал, от ворот поворот не давал, но и к Наталье между делом продолжал захаживать: то починить чего, по пособить по хозяйству.

А в конце сентября повадился Фёдор ездить в свободное от работы время в детский дом. Дел там с лихвой хватало, и мужские руки были весьма кстати.

Прасковья понимала: Фёдор делает всё это из-за Натальи. Но вмешиваться не собиралась. Ей нравилась девушка и втайне она надеялась, что промеж неё и Фёдором всё сладится.

Наталья же пыталась заглушить в себе нарождающееся новое чувство. Сначала она принимала помощь Фёдора настороженно, с некоторым подозрением, опасаясь, что тот начнёт распускать руки. Но тот вёл себя достойно. Лишь по пламенному взору Фёдора девушка понимала, что творится у него в душе.

Всё это время Наталья время от времени навещала Веру Телегину, приносила ей продукты, давала деньги. Женщина же тотчас их пропивала вместе с собутыльниками. Потому, как и для самогонки нужны ингредиенты, а они стоят денег.

* * *

Неожиданно по деревне разнеслась новость: Верка Телегина насмерть упилась самогонки. Стояло похожее воскресенье, Наталья в это время занималась домашним хозяйством. Светочка ни на шаг от неё не отходила, пытаясь помочь.

К Наталье заглянула Валентина, одна из соседок.

– Всё отмучилась… – тяжело вздохнула женщина. – Да разве это была жизнь? Верку трезвой-то никто почитай лет пятнадцать не видел.

Наталья стояла перед Валентиной, машинально вытирая о фартук перепачканные мукой руки. Что она чувствовала? Фактически Телегина была для неё чужим человеком. Произвести ребёнка на свет, не значит, стать ему родной матерью. По время первой встречи с Телегиной Наталья ощутила необъяснимую горечь, словно её лишили чего-то хорошего, обманули. В тоже время биологическая мать вызывала у девушки жалость. Но вскоре Наталья поняла: Вера не намерена менять свой образ жизни, она его сама выбрала.

А после того, как Наталья оформила патронат, она с головой погрузилась в домашние заботы. Однако, Телегину навещала, хоть и изредка. Как-то Вера ей сказала:

– Ты молодец, не побоялась взвалить на себя ношу… Чужого ребёнка взяла…

– Светочка мне не чужая, а племянница, – резонно заметила Наталья. – Она меня мамой зовёт…

Верка всхлипнула.

– Вот и я… Вот и мне… – пыталась что-то сказать она. – Вот и моя дочь была бы уже взрослой… Помогала бы мне…

Неожиданно для себя Наталья резко встала из-за стола, выпрямившись, как струна.

– А кто же вам её воспитать мешал? – резко спросила она.

Верка растерянно захлопала помутневшими от самогонки глазами.

– А ты знаешь, какое время было? Жрать нечего! Всё дорого! Работы нет! Мужик меня бросил! – пыталась оправдаться она.

– Время в России лёгким не бывает! – отчеканила девушка. – Пойду я… Меня дочь дома ждёт!

Наталья ушла, а Вера так и осталась сидеть за столом с открытым ртом.

…И вот Вера Телегина умерла. Порвалась ещё одна ниточка, связующая Наталью с её прошлым.

– Надо похороны справить, как подобает, – твёрдым голосом предложила она.

– Дык никто не против… Однако… – протянула Валентина. – Хоронить-то Телегину некому.

Тут Наталья встрепенулась.

– Я сама её похороню! – отрезала она.

Валентина от неожиданности вздрогнула.

– Чудная ты, Натаха… Она ж тебе чужая… Хотя в деревне все знают: ты ей помогала.

После этого разговора Наталья взяла на себя все хлопоты по организации похорон. Местное деревенское руководство в стороне не осталось, выделило немного денег. Кто-то из деревенских «скинулся», набрали некоторую сумму, принесли Наталье Мальцевой.

Наталья оплатила все необходимые расходы, заказала в райцентре гроб. Фёдор в эти дни ни на шаг не отходил от неё, помогал во всём. Дарья поняла: любимый мужчина потерян для неё навсегда.

Веру в последний путь обряжали местные женщины. Наталья так и не нашла силы принять в этом участие. В это время она вместе с Фёдором отправилась в соседнюю деревню, где располагалась небольшая церквушка и договорилась со священником.

…День похорон выдался сухим и солнечным. На местном деревенском кладбище мужики вырыли могилу. Священник, как и надлежит, произнёс молитву, совершил погребальный обряд. Гроб опустили в могилу…

Наталье вдруг показалось, что земля уходит из-под ног. Фёдор заметил, как она начала оседать, тотчас подхватил и прижал к груди.

Женщины начали перешептываться…

Поминки собрали в доме Телегиной. Женщины кое-как прибрались, расставили на стол покоцанную посуду, другой в доме не нашлось. Местное общество скромно выпило и скромно закусило за упокой души рабы Божьей Веры Телегиной, жизнь которой прошла так бездарно, а ведь покойной недавно исполнилось сорок четыре года.

Ещё одна жизнь закончилась, а дом осиротел. На следующий день его окна заколотили досками…

* * *

Николай Петровский расположился на диване в роскошной гостиной Золотинских и, не отрываясь читал, написанный Кристиной сценарий. Описанные сцены пробудили в нём дорогие сердцу воспоминания. Он видел перед собой Наталью, стройную, белокурую, голубоглазую, желанную… Ему казалось, что он вновь переживает восторг любви, испытанный ещё зимой в лесной часовне.

И вот он подошёл к кульминационной сцене сценария. Девушка, доведённая до отчаяния жестокостью любовника-олигарха, решает имитировать свою смерть, чтобы, наконец, обрести свободу и душевное равновесие. Николай оторвался от сценария и вперил взор в Кристину.

– Что это? – взволнованно спросил он. – Зачем ты дала мне сценарий? Что ты хотела этим сказать?

Кристина подсела поближе к Николаю.

– Умоляю тебя, успокойся. Я всё знаю, я же ей помогала… И о твоей роли в этой истории я тоже знаю.

Николай отбросил сценарий и побледнел. Он уже собирался подняться с дивана, когда Кристина перехватила его за руку.

– Выслушай меня! Сядь! – решительно потребовала она. Петровский подчинился. – Я не намерена причинить вреда Наталье, я просто хочу поведать некую историю зрителю вот и всё! Ты же прекрасно справишься с ролью Вадима Резникова! Это твоя роль! Твой шанс выйти из небытия! Поверь мне «Хочу жить и умереть» – грандиозный проект. Иван уже нашёл деньги, скоро начнутся съёмки.

Петровский задумался.

– Поклянись, что ты никогда и словом не обмолвишься о Наталье…

– Клянусь… Наталья была моей подругой и я рада, что она сумела избавиться от этого извращенца Горского.

– А теперь ты хочешь, чтобы я его сыграл… В смысле Резникова…

– Хочу! И у тебя это отлично получится! – уверенно заявила Кристина.

– Хорошо, я согласен. Когда начинаются съёмки?

– Через две недели… Премьера в начале будущего года.