Текст книги "Теория исторического познания. Избранные произведения"

«Методология истории» А. С. Лаппо-Данилевского рассматривает теоретико-познавательную основу единой науки истории (он говорит об историке, социологе и психологе, имеющих общий объект изучения, но подходящих к нему с разных сторон), понятой как единое знание о человеке, а точнее – о человечестве. Автор исходит из идеи единства «мирового целого», в котором человечество составляет его особую, качественно отличную часть, «носительницу сознания». Основополагающей для данной парадигмы является принципиальная идея признания чужой одушевленности, духовное общение и взаимодействие субъекта познания (историка) с его объектом (одушевленным объектом, а следовательно, также и субъектом). Это взаимодействие понимается как разумное и целенаправленное. Идея сознательной, активной личности, воздействующей на окружающую среду, находит развитие в парадигме Вернадского о разумной человеческой деятельности, преобразующей мировое целое. Науки о природе и науки о культуре взаимосвязаны, взаимодополняемы. «Историк-специалист, – утверждает Лаппо-Данилевский, – рассуждает не о мире, как о целом, и не о воздействии на него каждой его части, а ограничивает объект своего изучения именно той индивидуальной частью мирового целого, которая преимущественно известна ему как носительница сознания, воздействующая, в качестве таковой, на мировое целое и в зависимости от него действующая»[125]125
  Там же. С. 332.


[Закрыть].

Важнейшим постулатом данной парадигмы является утверждение объективности гуманитарного познания, его научности. Ученый особо останавливается на вопросе об интуитивизме, выступая против его абсолютизации, возведения в принцип познания. Для Лаппо-Данилевского гуманитарное знание прежде всего часть единого знания, оно утверждается на принципах строгой научности. Ему свойственны системность, логичность, доказательность выводов. Критерии доказательности научной истины соотносятся с реальными – чувственно-воспринимаемыми – объектами совокупностью произведений, источников. Человечество рассматривается как целостность во времени и пространстве («часть мирового целого») и, в свою очередь, как «эволюционное целое» (во времени) и «коэкзистенциальное целое» (на каждый данный момент времени). Именно такой подход позволяет «установить историческое значение каждого отдельно взятого факта, группы, серии, народа и т. п. в надлежащей полноте…»[126]126
  Там же. С. 333.


[Закрыть]. Целостность человечества как объекта познания в рамках данной концепции отнюдь не означает его трактовки как некоего организма, «великого существа» в духе позднего О. Конта. Напротив, с контовским позитивизмом Лаппо-Данилевский вступает в дискуссию, поскольку реанимация догмы «растворения человеческой личности в массе» кажется ученому весьма опасной тенденцией общественной мысли. Феномен человеческой личности, сознания является для него основополагающим, он реализуется в произведении и воспринимается в общении, исходным принципом для которого выступает признание чужой одушевленности. Этот принцип трактуется также и в качестве нравственного постулата – научного, психологического, этического приоритета.

Феномен человеческого общения – главную проблему эпистемологии и новейшего гуманитарного знания – ученый рассматривает не столько в его буквальном смысле (личное общение) или метафорически (диалог культур), сколько прежде всего в опосредованной, материализованной форме. Человек как личность выражает себя через создание произведений, а они, в свою очередь, расширяют пространственные и хронологические рамки человеческого общения. Источник – «реализованный продукт человеческой психики», и в этом смысле действительность. Совокупность произведений, созданных людьми, предоставляет реальную возможность изучения человечества, дает основу гуманитарному познанию, науке о человеке. Источники как эмпирическая данность и человечество как проблема если не адекватны друг другу, то, безусловно, фундаментально соотнесены. Для познания этой соотнесенности необходима единая методология. Поэтому в методологии истории (гуманитарном знании в целом) различаются два уровня. Каждый из них самодостаточен, но их синтез открывает новые качественные возможности понимания (построения) феномена человеческой культуры.

Первый уровень («методология источниковедения») представлен системой методов, воссоздающих произведение (источник) как явление культуры определенного времени. В ходе исследования источник изучается, анализируется и интерпретируется таким, каким задумал и осуществил его автор, и далее – более широко – таким, каким его, возможно, и не осознавали автор и его современники – как явление культуры данного времени. Второй уровень («методология исторического построения») состоит из системы методов, которые позволяют, исходя из реальности источника как части данной культуры, воссоздать ее самое. Например, установив, что в данное время создавались частноправовые документы (на уровне методологии источниковедения), можно определить состояние правовой культуры общества (на уровне методологии исторического построения). Последующее развитие данной концепции подтвердило верность ее основных постулатов и ее применимость к изучению различных видов и типов источников как социальных реальностей. Проведя произведение сквозь «горнило источниковедения» (выражение С. Н. Валка), гуманитарий открывает новые возможности изучения культуры в целом.

Для гуманитария исторический источник в конкретной эмпирической данности становится основой понимания его как реального остатка своей эпохи. Карсавин очень точно отметил особенность момента встречи познающего субъекта с реальностью своего объекта на уровне методологии источниковедения. «Историк должен проделать “черную работу” над источниками… чтобы в процессе ее уловить самое сущность исторического. – Она лучше и легче всего улавливается в ограниченной области источниковедения, где нет соблазнов отдаться на волю легкомысленных и шаблонных схем…»[127]127
  Карсавин Л. П. Философия истории. С. 219.


[Закрыть]. Лаппо-Данилевский понимал методологию источниковедения как «цельное и систематическое учение» (в отличие от других концепций критики источников, обзор которых он дает в своем труде). Его последователи и ученики А. Е. Пресняков и С. Н. Валк, развивая и интерпретируя основные положения данной концепции, особо подчеркивали самодостаточность исследований, имеющих целью изучение произведения как явления культуры. Они справедливо видели методологическую общность взглядов двух выдающихся историков – A. С. Лаппо-Данилевского и А. А. Шахматова, отмечали плодотворность данной методологии в исследовании явлений культуры. В то же время один из наиболее глубоких интерпретаторов данной парадигмы С. Н. Валк ясно представлял себе трудную судьбу этого учения, не надеялся на его быстрое и безоговорочное признание, особенно в среде позитивистски ориентированных историков. «Как и все научное наследие (А. С. Лаппо-Данилевского. – О. М.), – писал он, – этот труд в той же мере индивидуален и столь же вне сферы господствующих русских исторических направлений. Это последнее, а также та высота научного уровня, которая требуется для того, чтобы приобщиться к трудам А. С., заставляют иногда с тревогою следить за судьбой идей А. С. в их посмертном развитии. Лишь неустанным и общим трудом можно придать им новую жизнь и привести к полному раскрытию их основоначала»[128]128
  Так писал о концепции Лаппо-Данилевского С. Н. Валк. См.: Русский исторический журнал. Пг., 1922. Кн. 8. С. 254.


[Закрыть].

Таким образом, теоретико-познавательная парадигма Лаппо-Данилевского содержит особую интерпретацию проблемы субъекта и объекта исторического познания. Методологические дискуссии XX в. выявили в основном два пути осмысления данной проблемы. Один сосредоточен на субъекте познания, подчеркивает принципиальное значение его личных способностей понимания, другой акцентирует возможности познания реально существующих структур с помощью типологических моделей. Методология A. С. Лаппо-Данилевского открывает новые возможности понимания – не просто понимания познающим субъектом обобщенной модели реальности, но признания чужой одушевленности. Познание в этом случае выступает как диалог двух субъектов – создателя источника и его исследователя.

Фундаментальные принципы методологии источниковедения таковы: обращение к произведению (источнику познания) как предпосылка научности познания; изучение феномена человеческого общения преимущественно в его опосредованной, материализованной в источнике форме; обращение к произведению как к источнику, позволяющему наблюдать личность (или сообщество) в ключевые моменты целенаправленной созидательной деятельности, и следовательно, в высшие моменты самовыражения.

Источниковедение в России XX в. основано на характерном для русской культуры принципе подхода к социальным явлениям. Самое главное в нем – ориентация на изучение произведений, созданных человеком в процессе его целенаправленной, осознанной деятельности. Эти произведения интерпретируются как социальные явления, реально существующие элементы культуры общества и – более широко – мирового целого. Цель их изучения состоит в том, чтобы узнать о людях, создавших эти произведения, и о том обществе, в котором они могли реализоваться именно таким образом. В данном качестве произведения выступают как источники социальной информации, а сам данный подход – как источниковедческий. A. С. Лаппо-Данилевский дал в своих трудах («Методология истории» и «Очерк русской дипломатики частных актов») теоретическое обоснование, логическое изложение и практическое применение к конкретным видам источников методологии источниковедения. Второй том «Методологии истории» посвящен изложению принципов методологии источниковедения. Эти же принципы, идеи и теоретико-познавательные методы глубоко и разносторонне интерпретировали и развивали его единомышленники – С. Ф. Ольденбург, И. М. Гревс, А. Е. Пресняков, Б. А. Романов, С. Н. Валк, Г. В. Вернадский и другие.

В центре философской парадигмы Лаппо-Данилевского – целенаправленная, осознанная человеческая деятельность как главный предмет исследования. «В первых редакциях курса методологии истории, – вспоминал его ученик А. Е. Пресняков, – он говорил о космическом смысле социального развития, о “реорганизации вселенной” как предельном моменте развития исторического процесса, реорганизации мирового целого взаимодействием на него “великой индивидуальности человечества”». Пресняков отмечал «своеобразие и неожиданно-родственность его идей идеям Н. Ф. Федорова, его философии истории»[129]129
  Пресняков А. Е. А. С. Лаппо-Данилевский как ученый и мыслитель // Русский исторический журнал. Пг., 1920. Кн. 6. С. 90.


[Закрыть].

Надо отметить также общность идей Лаппо-Данилевского с идеями В. И. Вернадского. Несомненно, позиции обоих ученых сближало представление о тесной связи науки и жизни, о цели, состоящей в работе для культурного роста личности и народа. Им была очень близка идея созидательной активной человеческой деятельности, изменяющей мировое целое[130]130
  См.: Вернадский В. И. Научное творчество и научное образование // Вернадский В. И. О науке. Дубна, 1997. С. 116.


[Закрыть]. О научном общении этих ученых, о влиянии Лаппо-Данилевского на философские взгляды Вернадского имеются прямые свидетельства. Начатые еще в молодые годы, научные контакты были, вероятно, продолжены на новом уровне, когда сын В. И. Вернадского – Г. В. Вернадский, будущий известный историк, стал учеником А. С. Лаппо-Данилевского. Без понимания общности идей двух мыслителей парадигма Вернадского о человеческой деятельности, преобразующей мировое целое, остается хотя и достаточно известной, но не вполне точно интерпретированной. Для феноменологии обоих мыслителей принципиальное значение имеет идея разумного, осознанного человеческого творчества (ее высшим проявлением они считают творчество научное, придавая поэтому личности ученого особое значение). В процессе целенаправленной осознанной деятельности создаются ее интеллектуальные продукты, произведения. Вернадский эту идею развивал в естественно-научном направлении: он говорил о созидающей «геологической» силе, формирующей ноосферу, новый облик планеты и даже космоса. У Лаппо-Данилевского она более развита в гуманитарном направлении: интеллектуальный продукт человеческой деятельности служит источником информации, средством идентификации человека в мировом пространстве – историческим источником. Так возникает фундаментальное для данной парадигмы понятие исторического источника.

Существует еще один принципиально важный момент: если личное общение людей ограничено временем и пространством, то произведения, целенаправленно и осознанно созданные людьми, несут информацию о своем создателе и, следовательно, дают реальную возможность культурного общения с человечеством, с мировым целым. Произведение – продукт человеческой созидательной деятельности, явление культуры. Система методов его познания и есть предмет методологии источниковедения как цельного и систематического учения об источниках. «Источник – реализованный продукт человеческой психики»[131]131
  Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. Вып. 2. С. 375.


[Закрыть], – считает Лаппо-Данилевский. Именно потому он и обладает характерными особенностями, отличающими его от произведений природы, что он оказывается результатом целеполагающей деятельности человека, его намеренным продуктом. Именно исторический источник дает науке реальную возможность связывать конкретные явления с целостностью социального развития. По-своему формулировал взаимосвязь источника и мирового целого в «Теории истории» Л. П. Карсавин. Он писал: «В истории всякое, даже самое частное исследование, даже исследование взаимоотношений между несколькими рукописями одного источника, само собою будет исследованием общеисторического характера и значения и возможно только на почве его связи с познанием целокупности социального развития»[132]132
  Карсавин Л. П. Введение в историю. Теория истории. Пг., 1920. С. 30.


[Закрыть]. Источники, согласно Карсавину, обеспечивают реальную основу объективного социального познания.

Методология источниковедения в таком широком понимании не могла формироваться в рамках одной науки, даже если эта наука – история. Поставив в центр мирового целого человеческую деятельность, данная концепция открыла возможность широкого междисциплинарного взаимодействия ученых. Позицию Лаппо-Данилевского развивали ученые разных поколений, среди которых были А. Е. Пресняков, П. А. Сорокин, Н. Д. Кондратьев, С. Н. Валк, А. И. Андреев, Б. А. Романов, Т. И. Райнов, Г. В. Вернадский, Ш. З. Элиава. Людей талантливых, оставивших свое имя в науке и в общественной деятельности, привлекали личность и идеи А. С. Лаппо-Данилевского, несмотря на разные профессиональные интересы (С. Ф. Ольденбург – санскритолог, востоковед, А. А. Кауфман – экономист и статистик, И. И. Лапшин – философ, исследователь законов мышления и форм познания, И. М. Гревс – медиевист, П. А. Сорокин – политик и социолог, Н. Д. Кондратьев – экономист, исследователь хозяйственных изменений в жизни общества).

Если попытаться определить общие для этих ученых черты, то прежде всего следует назвать стремление к целостному рассмотрению определенных аспектов гуманитарной культуры, интерес к продукту интеллектуальной деятельности человека как к явлению культуры. Им было органически присуще соединение гуманитарного и естественнонаучного знания, в их трудах широко и полно реализовалась философская, мировоззренческая основа методологии истории. О «естественном союзе философии и эмпирической науки» в исследовательской и педагогической деятельности Лаппо-Данилевского писали историк науки Т. И. Райнов и философ Н. В. Болдырев. Методология источниковедения – не только философская парадигма, а вполне конкретный метод исследования исторических источников, основа профессионализма, ремесла историка. Эта сторона источниковедения в течение ряда лет разрабатывалась в семинаре Лаппо-Данилевского, посвященном изучению особого раздела источниковедения русской истории – частноправовых актов. Данный круг источников, имеющий важное значение в истории становления основ гражданского общества и правового государства, был выдвинут как первоочередной для осуществления широкой поисковой, исследовательской, публикаторской деятельности русских источниковедов. Частные акты отражали один из наиболее острых, существенно значимых вопросов современности – становление прав личности, имущественных прав, гарантии которых составляют необходимое условие развития гражданского общества. Вот почему правовая наука в России конца XIX – начала XX в. уделяет им особое внимание. Эти вопросы были близки Лаппо-Данилевскому и его школе. Именно по правовым вопросам (о смертной казни и ее отмене) ученый выступал в Государственном совете (его членом он был от Академии наук), а в 1917 г. работал в комиссии Ф. Ф. Кокошкина по подготовке правовых актов Учредительного собрания. Обращение к частноправовым актам как к предмету специального источниковедческого исследования можно рассматривать и в более широком контексте борьбы за правовое сознание, за становление политической культуры в России. Это направление было продолжено его учениками[133]133
  См.: Валк С. Н. Воспоминание ученика // Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 189.


[Закрыть].

Концепция методологии источниковедения нашла свое завершение в книге Лаппо-Данилевского «Очерк русской дипломатики частных актов» (1920). Частноправовые документы, фиксирующие договорные отношения между людьми, здесь рассматриваются прежде всего «как исторические явления в жизни народов, как продукты их культуры». Исследователь выясняет, проводя источниковедческий анализ, функции частноправового акта в данном обществе, состав документа, его формуляр, интерпретирует правовые нормы, соотносит норму и действительность. Не ограничиваясь разделением акта на ряд отдельных суждений и свидетельств, историк обращался к его синтезу (Лаппо-Данилевский предпочитал термин «историческое построение» документа).

Завершить исследование частноправового акта означает, как отмечал, разъясняя данную идею, ученик Лаппо-Данилевского С. Н. Валк, «включить его в историческое целое», в конечном же счете – «в целое культуры». На этой идее своего учителя Валк останавливался подробно: ее главную сущность составляет культурологический подход, характерный для методологии источниковедения. «С мыслью об охранении культуры и ее необходимой основы начат “Очерк” и ею же он заканчивается», – подытоживал Валк свой точный и глубокий разбор «Очерка русской дипломатики частных актов». На наш взгляд, эта работа Валка интерпретирует методологию источниковедения наиболее близко к замыслу ее создателя.

Талантливый последователь Лаппо-Данилевского оказался прав и в предвидении трудной судьбы концепции своего учителя: причину Валк видел, во-первых, в том, что концепция была далека от профессиональных представлений; во-вторых, в том, что широкому признанию концепции в историческом сознании эпохи долго будет препятствовать исключительно высокий интеллектуальный, по существу, философский уровень «Методологии истории».

В работах С. Н. Валка, А. Е. Преснякова, И. М. Гревса начала 20-х гг. идеи А. С. Лаппо-Данилевского были разносторонне интерпретированы и творчески развиты. Одновременно в них содержались вполне обоснованные опасения относительно того, что традиционно мыслящие специалисты, далекие от философских трактовок ремесла историка, не воспримут эти идеи. Аналогичные опасения, как известно, высказали позже ученые новой исторической школы на Западе, где развернулись «бои за историю», за новые подходы к проблемам социального познания. В статье «Воспоминания ученика» С. Н. Валк представил сущность ситуации на конкретном примере семинара А. С. Лаппо-Данилевского по изучению актовых источников. Вспоминая многолетнюю работу семинара, Валк отмечал, что среди его участников выявились три психологических типа исследователей, по существу, три разных менталитета: одни сосредоточились на библиографическом описании актов (создание «банка данных»); другие – на традиционной критике актов как источников фактических сведений; и только немногие восприняли как приоритетную главную идею учителя – подход к частноправовым актам как к явлениям, реально составляющим целостность культуры.

Проблему менталитета историка-позитивиста, но с несколько иной стороны, рассмотрел А. Е. Пресняков, давший в статье о В. О. Ключевском обобщенный образ историка. Такой историк озабочен лишь тем, как добыть из источника искомые факты, он оставляет без внимания своеобразие самого источника как особого культурного объекта. В книге о Лаппо-Данилевском Пресняков отнюдь не делал секрета из того, что идеи учителя разделяли далеко не все историки Петербургского университета, в котором признанным лидером исторической школы был С. Ф. Платонов, а уж тем более историками московской школы.

Подход к источнику как к целостному произведению, явлению культуры своего времени, по существу, определяет суть новой методологии источниковедения. Данный подход нашел свое подтверждение на ином материале, в трудах другого гениального русского ученого – А. А. Шахматова, посвященных русскому летописанию. Шахматов, в отличие от Лаппо-Данилевского, не давал теоретического обоснования нового подхода, но реализовал его при исследовании русских летописей.

На общность понимания источника прежде всего как произведения своей эпохи Лаппо-Данилевским и Шахматовым обратил внимание С. Н. Валк, ее отмечал А. Е. Пресняков. С. Ф. Платонов, в целом представлявший другое направление в историческом исследовании, обращался к той же проблеме, сопоставляя подход к летописям К. Н. Бестужева-Рюмина и бесспорно новаторский подход А. А. Шахматова.

Бестужев-Рюмин трактовал летописи только как исторический источник, не рассматривая их как особый вид древнерусской письменности. Н. Л. Рубинштейн напишет позднее, что «каждый элемент летописного свода Шахматов рассматривает как продукт определенных исторических условий, как конкретное историческое явление, продукт и отражение определенной исторической среды… Тем самым решение источниковедческой проблемы выносится Шахматовым за рамки самого источника и его текстового изучения и переносится на общеисторическую почву»[134]134
  Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М., 1941. С. 495.


[Закрыть]. По мнению Рубинштейна, именно это дает совершенно новые возможности самой критике текста. Иначе говоря, историк переносит акцент с критики отдельных свидетельств путем их сравнения на интерпретационные методы. Не случайно проблемы интерпретации (индивидуальная, общая, техническая и психологическая) занимают столь видное место в методологии источниковедения А. С. Лаппо-Данилевского.

Культурологическая триада (мировое целое культуры – человеческая одушевленность – источник как явление культуры), теоретически обоснованная в методологии источниковедения Лаппо-Данилевского, отнюдь не была оторванной от практики концепцией, находившей выражение в академических трудах. Напротив, ученые – сторонники этой мировоззренческой парадигмы стремились реализовать ее в конкретной работе. Такие задачи требовали от русского ученого начала XX в. активной научно-организационной и научно-педагогической деятельности. С. Ф. Ольденбург вспоминал о том, что для своего выступления перед учеными в Англии в 1916 г. Лаппо-Данилевский выбрал тему по истории русской науки. Ученый предполагал говорить о том, что для русской науки особенно характерна такая ее черта, как тесная связь с жизнью: «для русского ученого нет науки вне жизни и без жизни». После своего избрания академиком в 1898 г., Лаппо-Данилевский сократил преподавательскую деятельность, чтобы больше внимания уделять научно-организационной академической работе. Лаппо-Данилевский и его единомышленники видели ее главное направление в укреплении международных связей русской исторической науки; в новой постановке фундаментальных публикационных программ, работе по изучению источников, и в первую очередь в наиболее актуальной для России того времени работе по изучению и изданию законов.

В 1908 г. Лаппо-Данилевский участвовал в Берлинском международном конгрессе историков. На Лондонском конгрессе (1913) по поручению Академии наук он предложил следующий конгресс (1918) провести в Петербурге, возглавив организационный комитет по его подготовке. Лаппо-Данилевский был членом Международного социологического института, Международной ассоциации академий, деятельным участником разработки ее организационных статутов. Частью этой деятельностью были и труды академика по исследованию и публикации источников.

После 1917 г. изменилась общественно-политическая ситуация в стране, ученые должны были реализовывать свои культурологические концепции в новых условиях. Планы проведения международного съезда историков в Петрограде, университетских исследовательских семинаров, фундаментальных изданий правовых источников надолго потеряли свою актуальность. В центре внимания, как известно, оказались другие проблемы. Ученые работали в новых, экстремальных условиях, далеких от традиционных форм, и потому сфера приложения их научных усилий заслуживает особого внимания. Прежде всего, речь идет о подготовке и издании учебной литературы, рассчитанной на нового читателя, которого историки старой школы хотели бы увлечь серьезной самостоятельной исследовательской работой. Книги эти были адресованы «неискушенному», но «желающему и способному изучать историю научно» читателю (О. А. Добиаш-Рождественская). Другим направлением, которому ученые отдавали много сил и надежд, было архивное дело, участие в сохранении документальных богатств России. Третьим направлением стало издание научных журналов.

Эти три направления в 1917–1921 гг. отражены в необычайно ярких и талантливых, хотя подчас и не вполне завершенных (не по вине авторов) произведениях. Исходная парадигма определяла то же стратегическое направление: целостность мировой культуры, признание чужой одушевленности, историческое источниковедение. В изданиях первых послереволюционных лет постоянно встречаются имена крупных ученых, а также их более молодых последователей и учеников, которые необычайно активно вели научно-исследовательскую работу, печатали статьи, книги, учебные пособия, несмотря на то что положение ученых-гуманитариев было особенно трудным.

«Великий кризис всей мировой и русской национальной жизни» (А. Е. Пресняков) побудил представителей русской науки полнее выявить и запечатлеть тот образ культуры, к которому они принадлежали. С данной точки зрения в 1917–1921 гг. стал очевиден масштаб начавшихся сдвигов в структурах мировой цивилизации, когда предощущавшиеся ранее конец эволюционного этапа и вхождение в эпоху катастрофических изменений стали уже реальностью, но возможность выражать свои идеи в печатных трудах еще существовала. Первое послеоктябрьское пятилетие представляет собой, по существу, неисследованный период развития русской науки и источниковедения. Очевидна внешняя, событийная сторона того времени: распад привычных университетских обычаев и норм (отмена ученых степеней и званий, прием в университеты пролетарской молодежи без свидетельства о среднем образовании), информационный вакуум, невосполнимые потери, в том числе и среди представителей крупнейших научных направлений (М. Дьяконов, A. С. Лаппо-Данилевский, Б. А. Тураев, А. А. Шахматов), о многом говорят даже названия глав воспоминаний П. А. Сорокина, относящиеся к этим годам: «Катастрофа…», «Из бездны…» и т. д.[135]135
  Сорокин П. А. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. С. 76–128.


[Закрыть]

Содержательная сторона научной деятельности того времени еще нуждается в осмыслении. Именно она определяет логику развития русской гуманитарной культуры – и той, которая существовала непосредственно в России, и той, которая в силу обстоятельств оказалась вынужденной влиться в иную культурную среду, дав, в свою очередь, начало новым оригинальным направлениям и школам. Запечатлеть целостный образ уходящей культуры стало осознанной задачей лучших ее представителей в первые послереволюционные годы. «Можно с уверенностью сказать, – писал С. Н. Валк, – что душевное настроение, созданное октябрьским переворотом, подорвало творческую энергию А. С. (Лаппо-Данилевского. – О. М.), заставило А. С. задуматься о реализации своего накопленного исследовательского достояния». «Сегодня ты жив, а завтра нет», – сказал себе П. А. Сорокин, решив (в 1920 г.) написать «Систему социологии», хотя все подготовительные материалы пропали.

Из журнальных статей, монографий, брошюр, учебных пособий можно четко выделить несколько ведущих направлений, по которым работали ученые и деятели культуры, не только разделявшие, но и развивавшие основные идеи методологии источниковедения, сложившиеся в начале XX в.

Необходимость изучения методологических вопросов обосновал Л. П. Карсавин в книге «Теория истории», посвященной проблеме исторического метода. Ученый считал, что «только таким путем, а не путем несистематического чтения исторических книг, особенно общих обзоров и так называемых всеобщих историй, можно познакомиться с историей, понять ее методы и дух, усвоить историческое мышление»[136]136
  Карсавин Л. П. Введение в историю… С. 5–6.


[Закрыть]. «Теория истории» Карсавина поднимала фундаментальные вопросы методологии истории: что такое история? каковы ее цели и методы изучения исторического материала? каково значение исторического мышления? Ответы на них, писал ученый, историк находит после долгой специальной работы, изучения исторических трудов, главным же образом исторических источников. Сам Карсавин считал, что его книга предназначена «для начинающих историков».

Для «Теории истории» характерен широкий культурологический подход – исторический процесс рассматривался в своей целостности. Прослеживается сильное влияние парадигмы исторического целого, свойственной методологии истории А. С. Лаппо-Данилевского. Определение Лаппо-Данилевского гласит: «…Только мировое целое, единое и единичное, представляется нам в полной мере действительностью, каждая из частей которой лишь искусственно может быть извлекаема из реального его единства для ее научного рассмотрения»[137]137
  Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. Вып. 2. С. 332.


[Закрыть]. В свою очередь, «историк может изучать все культурное человечество как единственное в своем роде целое». Карсавин определяет предмет истории вполне в духе данной концепции. Этот предмет – «человечество в его социальном (т. е. общественном, политическом, материальном) и духовно-культурном развитии»[138]138
  Карсавин Л. П. Введение в историю…


[Закрыть]. Субъект развития – социально-деятельное человечество – связан со всевременным, всепространственным единством исторического процесса, от его начала до конца. «Ни горизонтально, ни вертикально исторический процесс не может быть разрезан». Очень близки к методологии источниковедения Лаппо-Данилевского идеи Карсавина о социальной деятельности, рассматриваемой в ее психологическом аспекте: социальная деятельность есть социально-психическая деятельность. «Теория истории» является частью общего коллективного замысла – рассмотреть историю человечества с единой позиции, выявить крупные стороны исторического опыта человечества.

Одним из важных направлений деятельности российских историков после 1917 г. стало архивное дело. В России с начала XX в. архивы постоянно находились в центре общественного внимания. Им самое серьезное значение придавали представители академической науки, и в первую очередь А. С. Лаппо-Данилевский, занимавшийся этой проблемой по поручению Академии наук. Русское историческое общество видело в архивах одно из важных направлений культурной деятельности. После Октябрьской революции перед русской культурой встал вопрос о судьбах архивов. Опыт постановки архивного дела и системы образования во Франции выступал при этом в качестве международного эталона. Ученые формировали, по свидетельству А. Е. Преснякова, принявшего в этом деле самое активное участие, Союз архивных деятелей как общественную организацию с государственными полномочиями по заведованию архивным делом в целях его коренного преобразования. Одним из наиболее активных организаторов дела, как уже говорилось, был А. С. Лаппо-Данилевский. Ему помогали А. Е. Пресняков, А. И. Андреев, С. Н. Валк и другие ученики академика, образовавшие центр, вокруг которого группировались культурные слои. «Естественно, – писал Пресняков, – что в годину революционной разрухи, отразившейся так грозно на судьбе наших архивов, все, кому дороги были исторические материалы, потянулись к Александру Сергеевичу и объединились вокруг него в Союзе архивных деятелей»[139]139
  Пресняков А. Е. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский. Пг., 1922. С. 42.


[Закрыть].