Текст книги "Чернокнижник"

– Наш аптекарь, Иуда, сдох! – просипел Ник. – Нашли его обгорелый труп. Но на прощание успел напакостничать – сдал нас с потрохами. Не знаю, хватит ли бабок, чтобы откупиться? Всё катится в тартарары! Не спрашивай пока, рассказывать нечего, мы пытаемся все уладить. Кое-кого придется убрать, извини, Надин пока не до тебя. Об этом чуть позже.

Надин пожала плечами и ушла к себе. Потянулись дни мучительного ожидания. Ник ходил сам не свой, Петька с Авдеем мелькали словно тени и снова исчезали. На Надин никто не обращал внимания, как будто она не существовала. Надин терпела все это, потому что чувствовала – конец близок. Скоро она узнает все, и мир встанет на место. Так или иначе, когда-то кончается все, жаль, что Ник это так и не понял. Он конечно все ей расскажет, потому что кроме как ей рассказать будет некому. Он много раз отмахивался от нее, как от назойливой мухи, но круг все равно замыкается на ней. Она – его сердце. Если он вырвет ее из груди, то умрет.

Надин кожей чувствовала опустошение Ника, но продолжала ждать, когда он сам захочет с ней заговорить. И этот день настал.

Ник сам зашел в комнату Надин. Надин расчесывала волосы перед зеркалом, Ник подошел сзади и провел рукой по ее волосам. Мелькнуло воспоминание – как тогда… Надин вздрогнула и опустила расческу.

– Ты крадешься как кошка…

– Выйдем на улицу, посидим в беседке, в доме неуютно. Я хочу выпить с тобой вина.

– Хорошо. Только там прохладно. Осень уже.

– Ничего. Оденься потеплее. Я жду тебя в саду.

Надин надела теплую куртку, шапку, натянула ботинки и вышла в сад. Ник ждал ее в беседке. Кроме двух бокалов и бутылки вина на столе ничего не было. Ник был укутан в шерстяной шарф. Надин села напротив, Ник налил вина себе и ей. Надин отпила глоток и молча уставилась на Ника, ожидая, что он ей скажет. Ник выглядел нервным и усталым. Он закашлялся и вытер губы рукавом куртки.

– Надин… прости меня… все сломалось, разрушилось! Как карточный домик…

– Что-то серьезное? Я давно не вижу Петьку и Авдея. Где они?

– А нигде! Вряд ли ты их увидишь в ближайшее время. Этот урод, аптекарь, бросил камушек, который породил лавину. Она проглотит нас всех, я чувствую это! После своей мнимой смерти разослал письма в соответствующие органы с подробным описанием нашей деятельности. Думал, я не догадаюсь, откуда ноги растут! Его кончина сразу показалась мне подозрительной. Так аккуратно согреть до тла! Нужно особенно постараться, чтобы так спалиться.

– Постой! – сердце у Надин отчаянно забилось, но она постаралась держать себя в руках. – Что значит мнимой смерти? С чего ты взял, что она не настоящая?

– С того! Только он знал наши секреты настолько подробно. Кто-то еще накапал про девочек. Это сучка Мириам, как пить дать! Они как-то спелись, не пойму только как. Но теперь это неважно. Решили мне отомстить, придурки! За это лишились жизни, только и всего. Могли бы жить спокойно, на денежки Остапа, тихо и мирно. Но нет же, им захотелось справедливости! Наказания! Авдей нашел их в Мексике… Петька пустил им пули в лоб без лишних разговоров, просто и со вкусом. Две пули – две жизни. Некогда было церемониться. Но свое черное дело они сделали. Кое-кто отказался от денег… в наших офисах обыски, аресты… цепочки порушены… заказчики предъявили ультиматумы. Все пропало, Надин! Авдей снят с должности, под подпиской в городской квартире. Петька арестован, в КПЗ. Идет следствие… наверху летят головы наших людей! Это крах, полный крах!

Надин вдруг неожиданно успокоилась.

– А что наш Отец? Ты общаешься с ним?

– Отец молчит… ты была права, Он не любит неудачников… Он просто бросил нас на произвол судьбы, вот и все! Отрекся от нас, я чувствую это… мы скоро все сдохнем, Надин! Но пока ты жива, у нас есть шанс… шанс показать Отцу, что мы еще чего-то стоим в этой жизни! Ты не должна умирать, Надин! На тебе нет никакой вины, ты уедешь отсюда, тебя никто не будет искать. За мной скоро придут, они не должны тебя видеть здесь.

Надин сидела как каменная. В голове билась одна мысль – он убил Мишу… и Мириам… убил Мишу и Мириам… убил… убил… убил… Голос Ника вывел Надин из оцепенения.

– Надин?! Что ты молчишь?! Ты обещаешь не умирать?

– Не умирать? – Надин усмехнулась. – Как я смогу жить без мозга? Об этом ты не подумал? Ты глупый, запутавшийся разум! Вообразил себя центром Вселенной! Как смешно! Или ты рассчитывал, что можешь творить черные делишки безнаказанно? Вот так вот просто – что хочу, то и творю! Ничтожество! Неужели ты и вправду думал, что у Него нет войска? Что Его Архангелы будут молча взирать на это безобразие? Да они просто выжидали время! Время, чтобы размазать всех вас по стенке! Твоему Папаше не привыкать к такому исходу событий, уж поверь! Он тысячу раз проигрывал Ему. Пойми своей тупой головой, Он никогда не выиграет! Никогда! Это и есть вечное противостояние, вечная борьба противоположностей! Мы учили это в школе. Из этого движения рождается жизнь. Чтобы добро осознавало себя, он должно с кем-то бороться. Это зло, его вечный противник. Это две стороны одной медали, как орел и решка. Теперь пришел черед Архангелов повеселиться. Естественно, они уничтожат вас, жалких слуг Сатаны. Пустые скорлупки. Ваш Папаша даже не будет сожалеть о вас. Он снова подкинет какому-нибудь дурню свою книжонку и с легкостью заполучит свежее мясо. Меня интересует сейчас одно – ты раскаиваешься?

– Раскаиваюсь ли я? – Ник скорчил гримасу. – Я раскаиваюсь в одном – что не довел дело до конца! Было был очень забавно стать властелином мира! Я получил от жизни много, жизнь червя не для меня. Как я могу раскаиваться? Хотя нет… есть одно… я раскаиваюсь, что тогда убил тебя… ты была совершенно невинна… я до сих пор помню запах твоей крови… ты могла бы стать хорошей женой и матерью.

Надин отвернулась, чтобы Ник не заметил ее слез.

– Ты так ничего и не понял! Мне жаль… моя жизнь тебе не поможет, но я обещаю не убивать себя. Может, Господь пощадит меня… а значит, и часть тебя… только в этом случае у тебя будет шанс. Прощай, Ник! Мы скоро расстанемся.

– Надин! – Ник схватил Надин за рукав. – Постой! Побудь со мной немного, мне страшно. Я не хочу умирать в одиночестве…

Надин села рядом с Ником, он положил голову ей на колени. Надин опустила руку ему на голову и начала гладить его по волосам.

– Бедный, бедный мой брат! Тебе придется пройти через это. Ты умрешь в полном одиночестве… – Надин машинально гладила Ника по голове, пока он не заснул. Надин тоже впала в забытье. Так они просидели до позднего вечера. Когда стемнело, Ник очнулся, и, ни слова ни говоря, ушел в дом.

Ника арестовали на следующий день. Надин не было в доме. Она уехала, как и обещала Нику. Она ничего не взяла с собой, потому что твердо была уверена – для нее это тоже конец. Она лишь хотела найти уединенное место, где ее никто не будет искать.

Внезапная идея посетила Надин, и у нее появилась цель.

В глухой заброшенной деревне Надин отыскала полуразвалившуюся церковь и вошла туда. «Пусть все закончится там, где началось» – подумала она.

Надин подошла к алтарю, чудом сохранившемуся в ветхом строении, перекрестилась, и села прямо на пол. «Я готова, Господи! – произнесла она мысленно. – Забери меня! Прости сатанинское отродье, ибо невольно оно стало им!» После этого Надин закрыла глаза и стала ждать.

Древний старик, собиравший неподалеку грибы, заметил клубы черного дыма, поднимавшиеся над лесом, и поспешил посмотреть, что случилось? Он знал, что здесь есть заброшенная деревня, и решил узнать, кто устроил пожар?

К тому моменту, когда он добрался до деревни, церковь сгорела до тла. Соседние дома не пострадали. Старик только развел руками, а потом махнул – не о чем жалеть! Рухлядь она рухлядь и есть! Отчего занялась только, непонятно? Но потом поразмыслил и ответил сам себе – да что же непонятного? Зашел залетный грибник, полюбопытствовал, нет ли старинных икон, выкурил сигаретку и бросил непотушенную на пол. А много ли доскам нужно? Тем более, сушь стоит!

Дед развернулся и ушел восвояси, а на полпути к дому и вовсе забыл о происшествии.

Деньги сослужили Нику последнюю службу – ему удалось заполучить отдельную камеру, полностью комфортабельную. Он заказывал себе еду из ресторана и свежую прессу.

В тот момент, когда Надин зашла в церковь, Нику стало плохо. Ник сразу все понял. Он лег на кровать и закрыл глаза. Его сердце начало замедлять удары и остановилось, как механизм, у которого нажали кнопку «Стоп».

Наутро охранники нашли его мертвым. Тюремный врач констатировал остановку сердца.

Одновременно с Ником ушли из жизни Петька и Авдей, избежав приговора суда.

1895 год

Пожилая крестьянка Пелагея шла по лесу в соседнюю деревню. Недалеко от тропинки она увидела нечто, лежащее возле трухлявого пня. Пелагея из любопытства подошла поближе и обнаружила молодую женщину, в обгоревшей одежде, почти голую. Все тело женщины, включая лицо, носило следы ужасных ожогов. Пелагея в страхе закрыла рот рукой, и перекрестилась, собираясь уйти. Но женщина вдруг пошевелилась и издала стон. Пелагея всплеснула руками и попыталась приподнять женщину.

– Да откуда же ты взялась, сердешная? Али погорела где?

Женщина неопределенно замахала руками и снова застонала. Пелагея вдруг вспомнила, что намедни где-то в этих краях сгорела церковь, вроде полностью выгорела, и сказывали что никого там не было – церковь-то старая, заброшенная, будто молния туда ударила… а вдруг монашка какая зашла по пути? Поклониться святым образам… может доска упала на нее какая, выбраться не смогла, а может, заночевать решила… кто знает? Пелагея усадила женщину спиной к пню.

– Как звать-то тебя, милая? Язык-то есть?

Женщина не отвечала, очевидно опять потеряла сознание. Пелагея заохала, запричитала:

– Ах ты, милая моя, страдалица! Полежи здесь, сейчас я, за телегой сбегаю. Ох, горе какое!

Пелагея вернулась через полчаса на телеге – благо далеко уйти не успела. Кое-как привела женщину в чувство и погрузила на телегу. Дома раздела ее, вымыла, как смогла и уложила на постель. Заварила отвар из трав, поднесла к пересохшим губам, заставила выпить несколько глотков. К ожогам траву приложила, чтобы боль унять.

Неделю незнакомка в бреду пролежала, бормотала что-то непонятное, Пелагея как ни прислушивалась, разобрать ничего не смогла, а когда женщина пришла в себя, снова решилась подступить к ней с расспросами:

– Ну как, сердешная? Полегчало?

Женщина обвела мутными глазами комнату:

– Где я?

– Да в избе у меня, где еще? В лесу я тебя нашла намедни. Как звать, скажешь?

– Сказала бы, если бы знала… не помню я ничего… огонь вроде помню, боль… потом все исчезло… памяти нет у меня… не знаю, кто я и откуда…

– Вот несчастье-то! Да как жить-то будешь? Без роду, без племени? Может, монашка ты? Там церковь сгорела, может, ты в ней была на беду себе?

– Может и была… не помню, говорю… болит все.

– Сейчас я тебе примочки сделаю! – Пелагея засуетилась. – Меня еще бабка травам учила. Много могу. Сама травы собираю. Полежи спокойно, сейчас легче будет.

– Спасибо тебе, Бог воздаст за доброту! Есть ли имена какие православные? Вспомнить не могу…

– Да истинный крест, монашка ты! А имена… да погоди… есть, конечно… да хоть Авдотья вот… или Ксения… или Прасковья там…

– Зови меня Ксенией… пусть так будет…

– Пусть будет, – согласилась Пелагея. – Все лучше, чем безымянной ходить. Ты, Ксенюшка, поспи, сил тебе набраться надо…

– Зеркало есть у тебя?

Пелагея всплеснула руками.

– Да на что оно тебе? Успеешь еще на себя налюбоваться…

Ксения вздохнула.

– Значит, сильно обгорела, урод… не возражай, знаю – урод…

Пелагея опустила глаза.

– На все воля Божья… с лица не воду пить… коли душа чистая, так и счастье придет… тут ропщи не ропщи, ничего не изменишь.

– То-то и оно, что Божья… я не ропщу…

– Вот и правильно! Я ужин поставлю, а ты спи. Одна я живу, а с тобой веселее.

К первому снегу Ксения оклемалась, вставать начала. По хозяйству помогала, в избе прибирала. А ближе к весне уходить засобиралась. Часто сидела, задумавшись, на завалинке, устремив строгий взгляд в землю. Пелагея все хотела спросить, что за кручина ее одолела, но боялась – вдруг скажет, что уходить собирается? Уж больно привыкла Пелагея к своей жиличке. Но страхи ее к несчастью оправдались. Как-то вечером, после ужина, Ксения вдруг объявила, что завтра поутру уходит.

– Да что так?

– Спасибо тебе за все, матушка, но пора мне… идти нужно…

– Куда же, если не секрет? Или вспомнила что?

– Не вспомнила, но пойду… по городам, весям…

– А жить-то на что будешь?

– Люди подадут… засиделась я у тебя… идти нужно… видимо грех на мне большой, раз в такое чудовище Господь меня превратил, отмолить надо… прощение заслужить…

– Да Господь с тобой, какой грех?

– Не знаю, но чувствую, что есть он, этот грех. Давит он на меня, не могу избавиться от него. Да я все у тебя спросить хотела – а что ж ты одна? Где муж твой, дети?

– Муж умер давно, а сынок пропал. Как на заработки уехал, так и пропал… много лет назад это было… с тех пор я и одна… думала с тобой век дожить, да видно суждено мне в одиночестве помереть.

Ксения внимательно посмотрела на Пелагею, и произнесла:

– Не горюй, вернется сын твой. Скоро и вернется, как снег ляжет, жди его. Жив он, матушка.

– Ой, да не блаженная ли ты? Может, и в дорогу от того тянет?

– Может и так… не поминай лихом.

Утром, чуть свет, Ксения встала, Пелагея собрала ей узелок в дорогу и перекрестила. Ксения поклонилась Пелагее и поцеловала ее на прощание. Пелагея долго смотрела ей вслед, пока та не скрылась за горизонтом, вытирая с лица непрошенные слезы.

А как снег лег, вернулся сын Пелагеи, Иван. Мать глазам свои не поверила, все трогала его, изумлялась. Иван матери поведал, что попал в плен к лихим людям, но удалось сбежать и домой вернуться. Пелагея рассказала сыну, что блаженная Ксения их дом посетила, видимо, она сыночка и сберегла.

– Милая ты моя! – шептала Пелагея, крестясь перед образом. – Ксенюшка! Господь тебя не оставит! Молиться за тебя буду, пока жива! За сыночка моего, Ванечку, благодарствую! Ох, не зря я тропкой той пошла!

Потом Иван женился, пошли детки, и Пелагея внуков нянчила, но Ксению всегда поминала в молитвах – чтобы Господь участь ей облегчил да память вернул. Хотя всегда думала – а надо ли?