Текст книги "Луга и окрестности. Из истории населенных мест Лужского района"

Ильжо (то же) – часовня во имя Казанской иконы Божией Матери, каменная, арх. Ф. Л. Миллер, проект 1895 г., не сохранилась.

Главной примечательностью нынешней деревни Ильжо несомненно является комплекс когда-то богатой усадьбы, начальная история которой восходит к эпохе раннего средневековья. В конце XVIII в. сельцо Ильжо с крестьянскими и господскими строениями принадлежало братьям Андрею и Алексею Ивановичам Скобельцыным, прадед которых, Петр Скобельцын, царем Алексеем Михайловичем в 1665 г. назначен окладчиком (то есть старостой) Шелонской пятины, владел сельцом Крицы (ныне – Псковской области) с деревнями.

После смерти братьев их наследники по частям распродали имение разным лицам. Это произошло к середине 1840-х гг. На картах уезда появились похожие названия селений: Верхнее Ильжо, Среднее Ильжо и к югу от них Нижнее Ильжо. Последнее относилось к деревне, которая позже стала называться Горелое Ильжо. Она стояла на северном берегу оз. Лисичкино. Ныне оз. Лисичкино называется Теребеневым, деревня трагически погибла в войну. Не стало и Верхнего Ильжо, как и многочисленных усадеб, обступавших северный и восточный берега Ильженского оз.

Древнее сельцо получило название Среднее Ильжо и включало в себя комплекс исторической усадьбы, расположенной особняком от деревенской застройки на юго-западном берегу озера. Здесь летом 1872 г. жили и работали выдающиеся русские художники И. Н. Крамской, И. И. Шишкин и К. А. Савицкий.

Сами художники в своих письмах указывали адрес так: «по Варшавской железной дороге, станция Серебрянка, усадьба госпожи Снарской». Правда, в одном письме к своему младшему товарищу, замечательному пейзажисту Ф. А. Васильеву, Крамской отмечает, что Серебрянка, то есть место получения писем, находится от усадьбы Снарской в 9 верстах, но где именно, не уточнялось.

Определить место данной усадьбы нам помогла обнаруженная в 1989 г. карта Лужского уезда, датированная 1848 г., где, кроме населенных мест, указывались фамилии помещиков, которым они принадлежали. На этой карте показано сельцо Среднее Ильжо помещицы Снарской, ситационно идентичное местоположению современной д. Ильжо.

В ильжовской усадьбе И. Н. Крамской работал над картиной «Христос в пустыне», только здесь осознав, какой ответственности задачу он поставил перед собой, взявшись за эту тему. Вот строки из его письма Ф. Васильеву: «Лучше я Вам взамен рассуждений расскажу, что мы тут делаем. Во-первых, Шишкин все молодеет, то есть растет – серьезно… Савицкий же… как-то не идет вперед, остановился точно. А я… впрочем, нет, не под силу труд». И уже в другом письме: «До последних чисел сентября просидел я на Серебрянке и приехал в Петербург. „Христа“ не кончил». Зато почти в каждом послании Крамской восторгается успехами И. И. Шишкина: «Шишкин нас просто изумляет, по два и по три этюда в день катает, да каких сложных и совершенно оканчивает». Известно, что Шишкин в Ильжо приступил к работе над своим, можно сказать, программным полотном «Лесная глушь» – пейзажем, свидетельствовавшим о его новых достижениях в живописи и принесшим ему звание профессора живописи.

Н. В. Мурашова и Л. Н. Мыслина сообщают, что хозяйка усадьбы Мария Александровна Снарская, в девичестве Вансович, приходится внучкой Францу Францевичу Беллю, устроителю одной из лучших старинных усадеб Ленинградской области в д. Белогорка (Гатчинский р-н). В Белогорке М. А. Снарская провела свое детство. Сельцо Ильжо вместе с находившейся здесь помещичьей усадьбой она приобрела в 1846 г., выйдя замуж за В. О. Снарского. В начале 1860-х гг., уже будучи вдовой, она переносит усадьбу на новое место, в сторону от крестьянских дворов, выстроив дошедший до наших дней двухэтажный деревянный дом, поставленный высоко над озером, на верхней береговой террасе. Именно этот дом упоминается в переписке И. Н. Крамского и его друзей-художников, включая случай, когда им пришлось его защищать от остановившегося неподалеку цыганского табора, откуда несколько человек забрались в усадьбу, и Крамскому еле удалось выпроводить их из кухни. Затем ему пришлось коротать ночь «в качестве храброго сторожа».

И. И. Крамской. Христос в пустыне. 1872 г.

При всем своем ветхом состоянии усадебный дом М. А. Снарской сохранил следы своего богатого художественного убранства, которая является образцом искусства русской пропиловочной резьбы по дереву.

В 1890 г. бывшую усадьбу Снарской покупает потомственный почетный гражданин Яков Яковлевич Фан-дер-Флит, предки которого, выходцы из Голландии, находились на русской службе со времен Петра I. Среди них были военные моряки, крупные государственные деятели, ученые и, скажем так, культурные землевладельцы. К последним, безусловно, относился и новый хозяин ильжовского имения, быстро превративший его в образцовое хозяйство молочного профиля. Почти все дошедшие до нас хозяйственные постройки усадьбы, а также здания молочни и охотничьего домика были построены Я. Я. Фан-дер-Флитом.

Ильжо. Усадебный дом. Современное состояние

Молоко ежедневно поставляли в Петербург по Варшавской железной дороге. Для этого владельцем имения была построена специальная железнодорожная платформа, получившая официальное название – платформа Фан-дер-Флита.

Вблизи платформы Я. Я. Фан-дер-Флит на свои средства возвел каменную часовню, проект которой разработал в 1895 г. архитектор Фердинанд Логинович Миллер (1832–1900), автор многочисленных построек в Петербурге, сооружений Петергофской железной дороги, вокзала в Ораниенбауме.

Часовня представляла собой восьмигранный центрический объем с шатровым деревянным верхом, увенчанным главкой на круглом барабане. Архитектурный интерес представляет решение входа как узкого арочного проема с высоким лестничным маршем и наружным обрамлением в виде накладного портика.

Ильжо. Часовня на платформе Фан-дер-Флита. Фасад

Я. Я. Фан-дер-Флит умер в 1911 г. Имение перешло к его сыну Василию Яковлевичу, чиновнику Министерства Императорского двора и камергеру. Он был женат на Елизавете Эдуардовне, урожденной Тотлебен, дочери выдающегося военного инженера, генерал-адъютанта, прославившегося как один из организаторов героической обороны Севастополя во время Крымской войны. Мы не собираемся обелять отношения между помещиками и крестьянами, но отметим, что среди старожилов Ильжо все еще сохранилась уважительная память о молодом Фан-дер-Флите и его супруге. От старожилов мы узнали, что во время Первой мировой войны Елизавета Эдуардовна открыла в деревне лазарет для раненых, сама выполняла врачебные обязанности. Деревенские девушки стирали бинты, выполняли роль сиделок. Лазарет стоял там, где потом открыли сельский магазин.

Фан-дер-Флиты оказывали крестьянам разнообразную помощь, заботились об их грамотности. По словам местных жителей, 30 октября 1917 г. семья Фан-дер-Флитов выехала в Петербург и оттуда в Данию. В Ильжо осталась их дочь Эльза Васильевна, которая еще до революции закончила учительские курсы и учила крестьянских детей в школе, которую в д. Ильжо построил ее отец.

Деревянное здание этой школы сохранилось, оно находится у дороги, ведущей от усадьбы к станции. В 1920-е гг. школу перевели в дом бывшей усадьбы Снарской. Серебрянский краевед Наталия Божко записала рассказ жительницы д. Старые Полицы Людмилы Ивановой, 1935 г. рождения, о том, что Эльза Васильевна жила в родных для нее стенах в качестве школьного сторожа и продолжала работать учительницей немецкого языка. Людмила Иванова училась у нее в старших классах в 1949–1951 гг.

Деревня Ильжо – уникальное памятное место на территории района. Здесь должно быть сохранено все, что связано с замечательными страницами ее истории, включая бывший усадебный особняк, охотничий домик и комплекс хозяйственных построек, подъездную аллею, нижний парк. Восстановленная Казанская часовня на железнодорожной платформе с возвращенной ей историческим названием во многом бы способствовала туристической популярности данной местности.

Калищи Каменской вол. – часовня неустановленного наименования, деревянная, кон. XIX в., не сохранилась.

Деревня находится на дороге Луга – Затуленье, не доезжая пос. Каменка, на берегу Калищенского оз.

Историю Калищей можно сравнить с судьбой чеховского вишневого сада. Образцовое, ухоженное хозяйство с прекрасными садами и парками, красивой архитектурой усадебного дома и служб, многочисленными хозяйственными строениями было продано новому, по-лопахински рационально мыслившему владельцу, который уничтожил здесь все почти до самого основания. Полувысохшие пруды, поредевшие придорожные аллеи и редкие пятна бывших парковых полян – вот и все материальные свидетельства истории этого места.

Калищи упоминаются с 1500 г. как д. Колище. В XVIII в. это было сельцо с господским домом и садом с деревьями яблонь, груш, вишен, кустами красной и черной смородины. Расцвет усадьбы приходится на послереформенное время, начиная с 1875 г., когда ее владельцем стал К. В. Ракуса-Сущевский, личность несомненно представляющая исторический интерес.

Константин Валерианович Ракуса-Сущевский (1826–1899) происходил из польской семьи. Рано потеряв родителей, он «с десяти лет был заперт в русский военный корпус и предоставлен самому себе. Он был, что тогда называлось – „богато одаренная натура“: способный, энергичный и отзывчивый. Старший брат его, Александр, был замешан в польском мятеже и сослан в Сибирь, а имение семьи Сущевских было конфисковано. К. В. остался без всяких средств и, по окончании Михайловского артиллерийского училища, должен был существовать только службой» (Е. Леткова).

Молодой офицер Ракуса-Сущевский был некрасив, но умен и веселого нрава, чем пленил сердце 18-летней Марии Пантелеймоновны Демидовской, единственной дочери состоятельного купца, который и «слышать не хотел о браке дочери с „поляком“, да еще с „голоштанником“ офицером, без всякой будущности в смысле карьеры» (там же). Марии Пантелеймоновне пришлось проявить почти непосильное для нее упорство в борьбе с железной волей отца. Противостояние продолжалось три года, до совершеннолетия Марии, то есть до исполнения ей 21 года, когда, по тогдашним законам, она могла заявить свои права. Отец вынужден был дать свое согласие на брак дочери, который состоялся в 1858 г.

К тому времени Ракуса-Сущевский состоял в должности помощника начальника Охтенских пороховых заводов. Выдающиеся способности, энергия, стремление обеспечить семью скоро выдвинули его на служебном поприще: через пять лет он назначается начальником Охтенских, а в 1875 г. становится инспектором всех пороховых заводов. Во время польского восстания 1863 г. родственники призывали его встать на защиту интересов Польши, но он, «русский по воспитанию, не мог бросить Россию и перейти в стан ее врагов», что все же не избавило его от подозрений и едва не оборвало его карьеру.

Высокая должность генерал-майора Ракусы-Сущевского в Главном артиллерийском управлении дала ему средства не только для покупки имения в Калищах, но и к коренному преобразованию усадьбы.

К работам по переустройству усадьбы был привлечен только что закончивший Академию художеств (1877 г.) архитектор Дмитрий Дмитриевич Зайцев, автор проекта жилой колонии для рабочих и производственных сооружений чугунолитейного и механического завода Ф. К. Сан-Галли в Петербурге. К 1880 г. основные работы завершили. Новый господский дом занял место старого. Рядом с ним появилась каменная постройка людской. Основу пейзажного парка составила сеть криволинейных дорожек и соединенные каналом пруды. К востоку от усадьбы разместились многочисленные хозяйственные строения, частью из дикого камня.

Жизнь в усадьбе оказала особое воздействие на судьбу дочери Ракусы-Сущевского – Ольги, способствуя ее становлению как общественного деятеля.

За годы советской власти имя Ольги Константиновны Нечаевой, в девичестве Ракуса-Сущевской, основательно забылось. Наши леность и нелюбознательность часто граничат с неблагодарностью. Но говорить о Калищах и ничего не сказать об Ольге Константиновне, было бы просто неприлично.

Ольге исполнилось 15 лет, когда ее отец приобрел калищенскую усадьбу. Детство ее пришлось на период великих реформ с ярко выраженным преклонением перед именем царя-освободителя. Росла она в доме отца при Пороховом заводе, окруженная узким кругом семьи и ближайших знакомых. Затем, после переезда в Петербург 14-летней девочкой поступила в один из частных пансионов. Здесь она испытала на себе всю силу влияния демократических идеалов русской литературы и будто бы ждала случая, чтобы самой способствовать их осуществлению. Именно Калищи впервые предоставили ей эту возможность. «Люди, уклад их жизни, их радости и печали потянули меня к деревне», – вспоминала Ольга Константиновна. Она совершенно отказалась от поездок за границу и с весны уезжала в «свои Калищи».

О. К. Нечаева признавалась: «Таившаяся в глубине моей под спудом всех условностей моей жизни наклонность к демократизму сразу вспыхнула во мне… Меня потянуло к народу, к какому-нибудь хорошему делу». Она сближается с учащейся молодежью, жившей по соседству: с учительницей, студенткой-медичкой, дочерьми управляющего имением. Отсюда же, из Калищ, берет начало и ее политическое самообразование. Знакомство с Н. А. Нечаевым, ставшим ее мужем, помогло дальнейшему упрочению ее жизненных принципов.

Ольга Константиновна Нечаева

Присяжный поверенный Николай Александрович Нечаев получил известность как защитник на политических процессах, хотя и не участвовал ни в одном из революционных кружков. По своему характеру он был быстро увлекающийся человек. Многие из своих добрых начинаний он часто не мог довести до конца. Так, он обратил внимание членов Петербургской думы на необходимость предоставления летнего загородного отдыха малолетним учащимся городских школ. Эту идею он провел в Думе, получил определенное ассигнование и основал первую школьную колонию в Калищах, при усадьбе, на которую он уже получил право владения от своего тестя. Активное участие в создании и деятельности школьной колонии в Калищах принимала Ольга Константиновна, особенно с тех пор, когда ее супруг стал остывать к общественным идеям и увлекся финансовыми операциями. С этого времени их убеждения и взгляды расходятся. Н. А. Нечаев быстро вошел в круг крупнейших представителей финансовой элиты России, сумел превратить Калище в образцовое хозяйство, потом столь же быстро разориться, так что ему пришлось ради блага семьи и с согласия жены отдать за долги калищенское имение со всеми постройками и угодьями.

Ольга Константиновна не изменила избранному пути, став сначала членом Комитета общества пособия слушательницам врачебных и педагогических курсов, затем Высших женских (Бестужевских) курсов в период, когда они только что возродились после угрозы их полного запрещения. Работа в Комитете была общественной, чтобы иметь заработок, О. К. Нечаева взяла платную должность в Обществе попечительства об учительницах и воспитательницах в России.

Имя О. К. Нечаевой связано не только с историей высшего женского образования. В годы Первой мировой войны она организовала помощь семьям ушедших на войну солдат, стала во главе одного из районных пунктов помощи беженцам, затем военнопленным. Революция, которую она приветствовала, способствовала быстрому решению тех вопросов, которым О. К. Нечаева посвятила свою жизнь.

В период, когда Н. А. Нечаев еще был полон прогрессивных идей, в Калищах, к востоку от усадьбы, в окружении березового леса построили больницу для рабочих, занятых в усадебном хозяйстве.

Одновременно с больницей в 1890-е гг. у северной границы усадьбы построили часовню.

К 1910 г. имение Калищи переходит к жене агронома Е. Н. Пыхачевой, которая в 1913 г., заложив имение в банке и получив ссуду, практически полностью ликвидировала весь усадебный комплекс. Деревянные дома, включая господский особняк, продали на вывоз, парковые и садовые деревья продали на сруб. Совсем как в чеховской комедии…

В Калищах в 1901 г., в семье латышского батрака, родилась Мильда Петровна Драуле. Став членом партии большевиков в 1919 г., она в период наступления Юденича на Петроград лишь чудом избежала расстрела. Заведуя сектором учета в Лужском укоме партии, немногословная, сдержанная, с яркой внешностью Мильда вызывала уважение товарищей, избиралась председателем товарищеского суда. В Луге она становится женой Леонида Васильевича Николаева, печально известного как убийца С. М. Кирова. Николаев с октября 1925 по декабрь 1926 г. работал управделами Лужского укома ВЛКСМ и был на два с половиной года моложе жены. Живя в Луге и после переезда в конце 1926 г. с сыном и матерью Мильды в Ленинград, супруги часто приезжали в Калищи на отдых.

Каменка (вол. центр) – церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы, каменная, арх. Н. В. Дмитриев, проект 1892–1893 гг., закрыта в 1930-е гг, взорвана в 1940-е гг.; находится в руинах.

Поселок Каменка расположен на левом берегу р. Оредеж, к востоку от д. Затуленье. Он возник на основе бывшего имения Каменских и относится к числу самых замечательных памятных мест Ленинградской области. Здесь находилась мыза Минкино, связанная с именем Модеста Петровича Мусоргского (1839–1881) – гениального русского композитора, оказавшего значительное влияние на отечественную и европейскую музыкальную культуру.

К сожалению, в истории поселка все, что связано с мызой Минкино, остается крайне неясным. Положение значительно осложнилось после выхода в свет авторитетнейшей книги Н. В. Мурашовой, Л. П. Мыслиной об исторических усадьбах района, где содержится очерк, посвященный Минкино-Каменке.

Рискуя уйти в сторону от основной темы нашей книги, приводим результаты собственного исследования истории поселка, при необходимости цитируя и ссылаясь на источники.

До вхождения Новгорода в Московское государство д. Минкино вместе с деревнями Килож (Келла), Изори, Киселядь, Борки над оз. Туленец принадлежали «житьим людям» Ф. Д. Скороботову с детьми Миней и Федком «с Добрыни улицы», а также братьям Фоме и Юшке Клепальницыным (Писцовая книга Вотской пятины 1500 г.). Считается, что от вышеупомянутого Мини (Дмитрия) Скоробова и произошло название Минкино, но, всего вероятней, оно имеет более древнее происхождение.

Царь Иван III пожаловал Минкино с прочими деревнями в поместье Льву Васильевичу Грезину. На то время Минкино представляло собой типичный однодворок. Здесь обитала всего лишь одна крестьянская семья – Самухи Овдеева, живущего вместе с сыном Илейкой. Они сеяли рожь, пшеницу, овес, ячмень, косили сено, отдавая порой до половины урожая в помещичий доход.

После всех бедствий, обрушившихся на эту часть новгородских земель во второй половине XVI в., многие деревни, включая Минкино, надолго обратились в пустоши.

В первой половине XIX в. пустошь Минкино разделили на 1-ю и 2-ю части, на которые были составлены отдельные геометрические планы. Современный пос. Каменка находится на землях, входивших в 1-ю часть пустоши, 2-я часть примыкала к ней с юго-западной стороны, располагаясь выше по течению р. Каменки.

14 июля 1848 г. составили геометрический план 1-й части пустоши Минкино, принадлежавшей владельцу с. Перечицы действительному статскому советнику профессору Царскосельского (с 1844 г. – Александровского) лицея Андрею Филипповичу Оболенскому (1789–1871).

Это согласуется со сведениями из книги Н. Мурашовой, Л. Мыслиной, которые пишут, что в 1847 г. надворный советник Иван Семенович Козловский перепродал пустошь Мин-кино вместе с с. Перечицы А. Ф. Оболенскому.

Каким же образом пустошь Минкино стала сначала мызой Минкиной, затем Каменкой? В книге о лужских усадьбах об этом сказано так.

В 1865 г. брат композитора Филарет Петрович Мусоргский приобрел в свою собственность пустошь Минкино. Здесь «он устроил весьма скромную загородную дачу деревенского типа, при которой, правда, не было ни крестьян, ни хозяйства. Благодаря письмам Модеста Петровича Мусоргского… известно, что он провел в Минкиной лето и осень 1867 г.».

Далее говорится, что в 1868 году Ф. П. Мусоргский продал пустошь Минкино жене вице-адмирала Зарина.

Продолжаем цитировать: «Можно предположить, что свою усадьбу Зарины создали на месте бывшей дачи Мусоргских… Пустошь Минкина на востоке граничила с пустошью Шевиной… Ее купил в начале 1870-х гг. Илья Владиславович Агранович… В 1885 г. он продал свое поместье купцам Каменским, а два года спустя они приобрели и имение Минкино. С тех пор объединенное, оно получило название Каменка, что было созвучно фамилии новых владельцев и названию речки». Создание замечательного парка в Каменке исследователи лужских усадеб приписывают Зариным.

Совершенно непонятно, почему составители данной версии совершенно проигнорировали сведения о первом пребывании композитора в Минкине не в 1867 г., а двумя годами раньше, как об этом сказано в книге А. А. Орловой «Мусоргский в Петербурге». А. А. Орлова пишет, что, похоронив мать, умершую 17 марта 1865 г., и находясь в тяжелом физическом и нервном состоянии, композитор принял предложение брата провести лето с его семьей и в том же году вместе с ними «уехал на дачу на мызу Минкино». При этом в сноске сообщается, что мыза Минкино принадлежала Филарету Петровичу. Уж не отсюда ли пошла традиция считать мызу Минкино собственностью Ф. П. Мусоргского? Есть все основания сомневаться, что мыза Минкино хоть какое-то время принадлежала брату композитора. Обратимся к архивным документам.

3 января 1868 г. по купчей крепости имение Перечицы с пустошью Минкиной перешло от А. Ф. Оболенского к его сыну Николаю Андреевичу (ЦГИА СПб. Ф.190. Оп. 9. д. 1147. Л. 4), который исполнял обязанности мирового посредника 1-го участка и ранее служил в лейб-гвардии Преображенского полка, выйдя в отставку в звании капитана (штабс-капитана). Он ненадолго пережил своего отца и значился как умерший уже в августе 1873 г.

К тому времени в пустоши Минкиной уже были господские жилые строения (иначе где бы здесь могли поселиться Мусоргские?), то есть Минкино числилось пустошью лишь официально и вполне подходило под понятие «мыза».

После смерти Н. А. Оболенского пустошь Минкино вместе со всем перечицким имением попадает под дворянскую опеку и в 1876 г. становится собственностью Любови Егоровны Оболенской – жены другого сына А. Ф. Оболенского, Владимира (там же, л. 89), который вскоре сам становится владельцем и Перечиц, и Минкинской пустоши.

В 1882 г. В. А. Оболенский ходатайствует «о возобновлении границы принадлежащей ему дачи (имения. – А. Н., О. Н.) Лужского уезда 1-й части пустоши Минкиной» (ЦГИА СПб. Ф. 262. Оп. 1. д. 555). Отметим, что по разным причинам его просьба осталась неисполненной ни в 1882-м, ни в ближайшие за ним годы.

И вот перед нами новое архивное дело – «О возобновлении границ дачи 1 части пустоши Минкиной», начатое 16 декабря 1885 г. (там же, д. 582).

Начинается оно с прошения жены почетного гражданина А. А. Каменской о возобновлении границ принадлежащего ей имения под названием «мыза Минкино» с пустошами Минкино, Новоселье, Киселяди и Шевино. К письму прилагается купчая крепость и планы генерального межевания пустоши Минкиной и Шевино.

Далее сообщается, что мыза Минкино вместе с пустошами Минкино, Новоселье, Киселяди, Шевино куплена Каменской 23 августа 1885 г. у почетного гражданина Александра Алексеевича Чеснокова, который приобрел ее по купчей крепости от 9 мая 1884 г. под тем же названием мызы Минкиной с пустошами у действительного статского советника Николая Христиановича К. (фамилия неразборчива). К 22 октября 1886 г. межевание было произведено и уже в ноябре этого же года мыза Минкино стала называться Каменкой. К этому времени А. А. Каменской стала принадлежать и 2-я часть пустоши Минкиной.

Скорее всего, вышеупомянутый Николай Христианович, фамилия которого остается нами не прочитанной, и выкупил у В. А. Оболенского мызу и пустошь Минкино.

История мызы Минкино, изложенная по приведенным выше архивным материалам, настолько расходится с тем, как она дается в существующей литературе, что просто теряешься в догадках, как такое могло произойти. Но факты есть факты. Мыза Минкино никогда не принадлежала ни Филарету Мусоргскому, ни жене вице-адмирала Зариной. Находящийся здесь чудесный, поистине экзотический парк, всего вероятней, был заложен Каменскими, то есть во второй половине 1880-х гг.

Перед нами, естественно, встал вопрос, почему Мусоргские приехали на дачу именно в Минкино, а не куда-нибудь поближе к Петербургу, как они это сделали в 1866 г., выехав на лето в Павловск? Предлагаем свою версию ответа. Филарет и Модест Мусоргские смогли познакомиться и подружиться с Николаем Андреевичем Оболенским во время своей недолгой службы в Преображенском полку, сохранив товарищеские отношения и после того, как оставили военную службу. Филарет Петрович мог просто приехать погостить на лето в имение своего приятеля.

Таким образом, в мусоргсковедении появляется совершенно новая тема – круг лужских знакомых композитора. Еще раз попросим прощения у наших читателей и попробуем внести еще одну лепту в ее раскрытие.

Известно, что М. П. Мусоргский в 1856 г. выпущен из Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров и так же, как и его брат, выпущенный из Школы годом ранее, направлен унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк. Первым произведением композитора после выпуска из Школы стала фортепианная пьеса, озаглавленная по-французски «Souvenir d’enfance. A son ami Nikolas Obolensky» («Воспоминание детства. Моему другу Николаю Оболенскому») и датированная 16 октября 1857 г. В литературе о Мусоргском ее посвящение обычно связывают либо с князем Н. А. Оболенским, 1853 г. выпуска, будущим командиром Преображенского полка (1890-е гг.), либо с князем Н. А. Оболенским, 1854 г. выпуска, назначенным в Павловский полк, о котором отзываются как о музыканте-любителе.

Мы предлагаем считать эту пьесу посвященной Н. А. Обо – ленскому – владельцу Перечиц и Минкина, сослуживцу братьев Мусоргских по Преображенскому полку.

Теперь мы можем вернуться к главному предмету нашей книги, хотя, если бы не попутные отступления, она больше бы походила на своеобразный мартиролог, путешествие по руинам истории, причем пос. Каменка не составил бы исключения.

Спустя 6–7 лет после покупки имения Каменские решили выстроить здесь каменную усадебную церковь. Место под нее они выбрали к западу от центральной аллеи, на взгорке верхней береговой террасы. Проект церкви был заказан петербургскому зодчему Н. В. Дмитриеву, который в это время вел проектирование деревянных церквей в с. Перечицы и имении генерала Ф. И. Жербина вблизи ст. «Преображенская» (ныне – «Толмачево»).

Архитектор Николай Всеволодович Дмитриев (1856–1918) к тому времени снискал себе заслуженный авторитет в строительных кругах, служил в техническо-строительном комитете Министерства внутренних дел, затем в Министерстве Императорского двора, одновременно являясь архитектором Главного дворцового управления по пригородным дворцам, Гатчинского дворцового управления и г. Гатчины. К тому времени им было построено свыше десятка жилых зданий (доходных домов) и несколько объектов общественного назначения, включая театры, учебные заведения, банковские конторы и т. д. Н. В. Дмитриев «первым дал художественное решение жилища для рабочих», проявил прогрессивные общественные взгляды при создании Гаванского жилого городка для рабочих (Васильевский остров в С.-Петербурге).

Церковь в Каменке чем-то напоминала московские храмы XVI–XVII вв., – может быть, многоярусностью объемов, может быть, вертикалями многоглавия в сочетании с рядами килевидных кокошников, может быть, просто своим цветным узорочьем, где красно-кирпичные плоскости стен контрастируют с белизной архитектурных деталей. Общий вид Покровской церкви в Каменке передает фотография 1927 г. Каменская церковь в окружении приоредежских ландшафтов производила «не меньшее впечатление, чем храм Воскресения Христова (Спас-на-крови) в С.-Петербурге» (Н. В. Мурашова).

Каменка. Церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы. 1927 г.

Лучше всего от церкви сохранилась ее алтарная часть. Все остальное – груда развалин, кладка которых состоит из намертво скрепленных друг с другом кирпичей. На каждом из них в фигурной рамке помещена тисненая надпись: «В. и А. Каменские». А вот мемориальная доска, посвященная пребыванию Мусоргского на мызе Минкино, установленная стараниями районного управления культуры в юбилейном 1989 г., разбита и утрачена в середине 1990-х гг.

Каменка. Церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы. 2010 г. Фото Владимира Матвеева

От бывшей усадьбы сохранились только каменный флигель и заброшенный парк, представляющий собой редкий в нашем паркостроении образец садово-паркового искусства, относящийся к стилю «модерн». В нем много необычного: и узкие, жмущиеся к поверхности крутого склона террасы, и темная хвоя экзотической Веймутовой сосны (кедровая). Сквозь густые ветви просвечивает гладь Оредежа. Самым же замечательным в парке является его решение как сада камней. Композиция парка насыщена использованием природного камня, в основном гранитных пород. Это настоящая коллекция гранитов. Здесь, кроме обычного для нашего региона рапакиви, представлены лейпократовые граниты из кристаллического фундамента Балтийского щита или более характерные для северного Приладожья гранитогнейсы с четко различимыми вкраплениями кристаллов граната. Лестничные спуски, подпорные стенки, каменистые горки, бордюры, крупные декоративные валуны и каменные россыпи, образующие затейливые каскады, и на всем – сумрачная от темно-зеленой хвои цветовая гамма. Не парк, а заколдованное царство!

Исторические реликвии Минкино-Каменки должны быть сохранены. Силами общественности г. Луги и жителей волости расчищены алтарь и центральная часть Покровской церкви. Здесь установлен памятный крест. Церковь заново освятили, теперь в ней снова проводятся службы.

Первый шаг к восстановлению храма сделан. Как сложится в дальнейшем – покажет будущее.

Каменка-на-Ящере – см. Малая Ящера.

Каменные Поляны Тесовской вол. – церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи, каменная, 1552–1563 гг. с позднейшими пристройками и изменениями, закрыта в 1939 г., действовала в 1942–1945 гг., сохранилась со значительными разрушениями.

Деревни с названием Каменные Поляны нет уже более 30 лет. Когда-то это было видное село, один из ключевых пунктов древней Ивангородской дороги, связывающей Новгород с Принаровьем и далее с европейскими странами. Ивангородская дорога шла от Каменных Полян по своему несохранившемуся участку до совр. д. Велегощи Батецкого р-на Новгородской области.