Текст книги "Повезло. 80 терапевтических рассказов о любви, семье и пути к самому себе"

М+Ж

Сирень

Она со злостью кричала что-то ему в лицо, так отчаянно, так горько, что, казалось, речь о чем-то глобальном, непоправимом. Он молчал, слушал, низко опустив голову.

Я выходила из узких дверей магазина, слегка забуксовала коляской в проходе и стала невольным свидетелем чужой трагедии, заключенной в эмоциональный, взрывной диалог. Она, полоснув по мне взглядом, вежливо съехала в громкий шепот, отчего звук ее голоса стал зловещим и почти угрожающим:

– Ты обещал! Ты обещал! Зачем тогда обещал?

Он пытался оправдаться, бормотал что-то про премию, которую не дали, про «обязательно решу, ты потерпи», про «ну что мне, банк ограбить?» Он, молоденький, растерянный, в желтой фирменной рубашке магазина бытовой техники с бейджем «продавец-консультант Сергей» выглядел таким несчастным, будто совершил преступление века. Для него так и было: он не купил девушке, в которую влюблен, то, что обещал. Он ничтожество, не мужик.

В 20 ЛЕТ ТЫ КАК РЕБЕНОК, КОТОРЫЙ НАРЯДИЛСЯ К ПРАЗДНИКУ. А ПРАЗДНИК – ЭТО ВСЯ БУДУЩАЯ ЖИЗНЬ.

– Засунь ее знаешь куда? – Наконец девушка со всей возможной злостью впечатала в грудь парня букет сирени так, что он брызнул хлопушкой фиолетовых лепестков, и, громко чеканя шаг каблучками лаковых туфель, пошла прочь.

– Аня, ну не уходи, я не могу сейчас бежать за тобой, понимаешь? Меня уволят, и тогда я точно не смогу купить. Аня!

Она не оглянулась, гордо шла вперед. Весенний ветерок играл копной ее кудрявых волос, дразнил летом, задирал юбочку. Аня, красивая и молодая, обиженно уходила от того, кто не может исполнить ее мечты сегодня, сейчас. Ей нужно сейчас!

Как он смотрел ей вслед! Так смотрят на тех, ради кого готовы умирать, сворачивать горы, совершать подвиги, устанавливать рекорды, крутить земной шар быстрее энергией любви.

Сергей, обесточенный ее возмущением, умирал с каждым шагом, отдаляющим от него ту, ради которой он хочет жить. Она ему нужна сегодня, сейчас. Ему нужно сейчас!

Сергей, Сережа. Ты прости, я подслушала. Знаешь, только не делай глупости. Твоя девочка, твоя Аня, она не плохая, нет. Она чудесная, очень красивая. Эти ножки, эти глазки, эти волосы, кудряшки, ты балдеешь, да? Она хорошая, просто маленькая еще.

Она пока не понимает важного. Точнее, для нее сейчас другое важно, а что важно на самом деле – она поймет потом.

В 20 лет ты как ребенок, который нарядился к празднику. А праздник – это вся будущая жизнь. И она вот-вот брызнет салютами, восторгами, улыбками. И ты готов и вдохновенно ждешь.

И она ждет салюта, а тут зачеты, мамины истерики, подработки, сорванный отпуск, почти язва желудка, подружкина свадьба на зависть, обгрызенный маникюр, невыполненные обещания, вдребезги разбитые мечты. Когда праздник?

В 20 лет любой девочке кажется, что на нее еще много кто будет смотреть так, как ты, что такой взгляд не уникален, что пригоршню таких взглядов можно легко перечеркнуть поджатыми в обиде губками, променять на другие ценности. Что впереди много-много мужчин, готовых кинуть к ее ногам весь мир, и очень важно не прогадать и выбрать самый качественный, самый большой и спелый мир.

ОНА ПРОЗРЕЕТ ПОТОМ, СПУСТЯ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ. СЕЙЧАС ДЛЯ НЕЕ ДРУГОЕ ВАЖНО.

И не дави на нее, ради бога, своей покорной влюбленностью, не нужен ей твой бесплатный сиреневый мир, она ищет самый дорогой. Твоя сирень для нее – символ невыполненных обещаний, пахучее фиолетовое разочарование. Она не видит, не умеет пока видеть: все, что у тебя есть, – охапка весны в обмен на улыбку, «любимая, все будет хорошо, дай руку, дай время, пойдем вместе». Что ты ценой обеда бегал в парк – в тот, дальний, где самые густые кусты сирени, чтобы собрать этот букет про любовь.

Она прозреет, потом, через время. У всех это время разное. Прозреет, когда узнает, что ночи с нелюбимыми пахнут чужим потом, и прячут правду в стыдных смятых простынях, что объемные дорогущие букеты редких цветов, заказанные завистливой секретаршей, метящей на ее место, быстро вянут и не пахнут, что показательная щедрость – всего лишь прихожая репутации. Что он такой умный, целеустремленный, надменный, со смещенным центром тяжести в область кошелька, не умеет говорить ласковых слов, чувствовать боль, читать настроение и компенсирует это отсутствие тепла теплом подаренных мехов. Подходит сзади и великодушно накидывает на плечи блестящий шикарный пушистый очередной подарок.

В 20 лет она видит в отражении красивую девушку, наряженную в будущее счастье, укутанную в красивую шубу, а в 40 лет она в том же зеркале увидит уставшую женщину, в жилах которой течет одиночество, укутанную пушистым ореолом сшитых в одну летопись маленьких смертей.

Твоя Анечка просто еще не знает, что твоя сирень дороже контрольного пакета акций самой дорогой нефтяной компании, потому что ни за один самый бесконечный счет в банке она не сможет купить восхищенный взгляд влюбленных глаз.

Я подхожу к Сергею, который в нерешительности замер у урны.

– Хочешь выбросить цветы? – спрашиваю я.

– Хочу. Ей они не нужны.

– Нужны, просто она еще об этом не знает.

– А когда узнает?

– Не скоро.

– И что делать?

Я пожимаю плечами:

– Жить.

– Жить? – Он примерил совет на себя.

– Жить.

Сергей смотрит на меня внимательно. Оценивает, можно ли мне доверять. Я, ненакрашенная, с детьми, с коляской, загруженной продуктами, улыбаюсь ему, слегка щурясь от солнца, и поправляю съехавшую панамку дочери. Я произвожу впечатление той, кто может иметь о простом приземленном человеческом счастье некоторое представление.

– Это вам, – наконец говорит Сергей и протягивает букет. Он, букет, слегка побит, но не сломлен и гордо благоухает положенным нежно-фиолетовым дурманом. Я с удовольствием принимаю цветы. Обожаю сирень.

Говорят, сирень – это цветок неприхотливых женщин. Я и правда неприхотлива. мне неважно, сколько стоит, мне главное внимание. Мы с мужем женаты уже 14 лет, и когда он балует меня красивыми покупными букетами, я изображаю восторг, а сама думаю: «Это ж три килограмма парной телятины! Ну зачем?» Но я ценю и никогда не скажу это вслух. Муж же не виноват, что сирень не круглогодичный цветок.

– Спасибо, Сережа. Я сейчас приду, поставлю этот букет в красивую вазу на кухне у окна, буду думать о тебе и улыбаться.

Он хмыкает, заботливо поправляет съехавший бейджик, неторопливо уходит обратно в магазин, подмигивая моим детям на прощание, а мне машет рукой и произносит губами из-за стеклянной двери беззвучное «спасибо».

А я сейчас приду и поставлю этот букет в красивую вазу на кухне у окна. Там еще есть место рядом с той ароматной охапкой сирени, которую подарил ночью муж. Он пришел с работы глубоко за полночь, переодел костюм на джинсы с футболкой и с многообещающим «я сейчас!» исчез на полчаса. А все потому, что я, неприхотливая счастливая женщина, люблю сирень.

Измены

Моя подруга Алла уверена, что все мужчины изменяют своим женам. Если жене не изменяют, значит, ее не существует. Либо муж просто очень хорошо шифруется.

– Все мужчины полигамны. – Алла говорит уверенно, как политик с избирателями. – С этим глупо спорить. Это как спорить с тем, что лягушка умеет прыгать.

Алла развелась три года назад. Друзья шутят: развивалась, развивалась – и развелась. Алла и правда развивалась. Ходила на тренинги личностного роста, искала свое предназначение. Предназначение нашла, а мужа потеряла.

Муж был хороший. Качественный. Щедрый и веселый. С ним было надежно и нескучно. Алла его недооценила: не боялась потерять. То есть даже как-то не подозревала о такой возможности. Дома он ходил в одних трусах, над которыми набухло пузико, ковырял в носу, чесал зад и оставлял несмытые сопли и подтеки зубной пасты на раковине.

– Что, сложно раковину протереть? – злилась Алла.

АЛЛА ДАЖЕ НЕ ПРЕДПОЛАГАЛА, ЧТО ТАКОГО МУЖЧИНУ МОГУТ ЗАХОТЕТЬ УВЕСТИ.

Она любила уют, а уют предполагал чистоту. Каждое утро она заходила в ванну после мужа, и ее хорошее настроение врезалось в грязную раковину. Муж шутил, что она патологическая чистюля, поэтому после смерти попадет в чистюлище. Алла смеялась, и смех заглаживал раздражение. Муж считал инцидент исчерпанным, а следующим утром все повторялось вновь. Алле было сложно даже предположить, что вот этого человека с соплями, задом и пузом могут увести. Кому он нужен?

Оказалось, нужен. Появилась еще одна претендентка отмывать раковину от его соплей. Алла сначала даже больше удивилась, чем расстроилась. Опешила. Когда в твоей постели запах другой женщины с длинными секущимися волосами – это как пощечина. Эти волосы, их цвет и структура – все, что она знала о сопернице. Длинноволосая сучка.

У Аллы тоже были длинные роскошные волосы. Муж любил накручивать их на кулак, когда… Неважно. Алла представила, как он так же, в той же позе накручивает чужие секущиеся волосы. Ее передернуло.

У Аллы обострилась астма и начались панические атаки. Организм бастовал и хотел задохнуться назло мужу. Чтобы он знал, что потерял, и безутешно плакал всю жизнь. И остался бобылем. И больше никогда не женился. Но Алла понимала, что так не будет. Скорее наоборот.

Алла пошла в парикмахерскую и обрезала волосы. Сделала каре. Голове стало легче. И в голове.

На тренингах личностного роста говорили, что жизнь одна и жить нужно ярко, не оглядываясь по сторонам. И если кто-то портит твою жизнь, то не нужно волочь на себе тяжелые обиды и оглядываться. Нужно спихнуть этот якорь, стряхнуть, как сопли. Эта аналогия больше подходит для мужа Аллы. Стряхнуть и смыть.

В итоге Алла развелась из-за измены мужа. В процессе развода ситуация стала еще более унизительной: перед Аллой никто не оправдывался, не извинялся, вину свою не замаливал, от развода не отговаривал.

Алла бы простила, но ее прощения никто не просил.

Последней каплей стала фраза его сестры, которую Алла все время брака считала своей сестрой. Так вот она сориентировалась в ситуации и, как это модно сейчас говорить, переобулась в прыжке. Сказала слегка высокомерно:

– От идеальных не уходят. Значит, не доработала где-то. Не додала.

ИСТОРИИ ЧУЖИХ ИЗМЕН ПРИМИРЯЛИ АЛЛУ С ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ. ИЗМЕНЯЮТ ДАЖЕ ИДЕАЛЬНЫМ ЖЕНЩИНАМ!

Для Аллы это был удар. Ей предпочли другую женщину, совсем не идеальную. Неидеальный с соплями мужик предпочел неидеальную женщину с секущимися волосами. А сестра предательница. Малолетка глупая. Набила бабочку на пояснице и ждет, что ее теперь замуж возьмут. Алла учила ее готовить тар-тар и суп-пюре. А она смеялась и говорила, что в наше время готовят только лохушки, потому что не могут найти мужика, который в состоянии оплатить ресторанную еду. Вот теперь посмотрим. Кому ты нужна, дура малолетняя, без борща, но с махаоном на жопе.

Алла не выдержала, выяснила, кто она. Любовница. Обычная, вот обычная. Пройдешь и не заметишь. А Аллу – заметишь. Алла была лучше по всем показателям: тело моложе, ноги длиннее. И тар-тар. И суп-пюре.

Но, видимо, были еще какие-то показатели, по которым Алла проиграла, и они оказались весомее ног и супов. Алла захлебнулась возмущением. Никто и никогда так ее не унижал.

Алла искала спасения в историях чужих разводов и измен. Они примиряли ее с действительностью. Потому что в тех историях мужья изменяли даже самым совершенным женщинам.

Она листала глянец. Читала биографии. «В голове не укладывается, – думала Алла. – Как так может быть? Вот же, идеальная женщина. От такой не уходят! А ушел! Ушел, кобель!» И вдруг Аллу осенило. Не нужно копаться и искать общее в обманутых женщинах. Общее в них только то, что они женщины!

– Изменяют всем женщинам. Бинго! – поняла Алла и успокоилась. Стала хорошо спать, астма больше не душила горло. Она ничем не хуже и все делала правильно. Просто она женщина, и в этом все ее преступление.

– Ну, вот про лягушек, раз ты сама о них вспомнила, – говорю я Алле. – Есть такой пример. Три лягушки сидят на кочке. Одна из них собирается прыгнуть в воду. Сколько лягушек на кочке?

– Две!

– Почему две?

– Ну так одна ж прыгнула.

– Алла, она собиралась. Собираться и прыгнуть – это две разные вещи, понимаешь?

– Это к чему?

– Это к измене. Хотеть и изменить – разные вещи. Ворчливый сладострастец Иван Кузьмич, может, и рад изменить, но кому он нужен с волосами в носу и ушах и в майке-алкоголичке?

– Но если шанс выпадет и звезды совпадут, то он изменит!

– Измена – это сложный и накладный для совести и кошелька процесс. Целое приключение, азартное и рисковое. Там мало только лишь желания, даже страсти мало. Там столько факторов должны совпасть! Нужно, чтобы оба хотели и могли. Нужно, чтоб было место. Нужно, чтобы у обоих было алиби. Чтобы они оба были настолько умны, чтобы складно врать.

– Некоторые не удосуживаются складно врать, – вздохнула Алла.

– А между тем врать – это же вообще целая наука. Ложь – это как строительство дома. Она нагромождается поэтажно, и нужен очень крепкий фундамент, очень хороший цемент, чтобы каждый этаж проложить и скрепить надежными версиями лжи. Потому что любая трещина – это падение всей башни.

– Оля, тебе просто выгодно так думать. Думать, что уж тебе-то никто и никогда не изменит.

– Алла, да я в сознании. Я обычная совершенно, и у меня не поперек. Просто мой муж в этом вопросе жадный и ленивый. И еще брезгливый. Он уверен, что люди совпадают запахами. Однажды я купила ему куртку, и он сразу понял, что она не новая, хотя на ней был ценник. «Она пахнет каким-то мужиком, – сказал мой муж. – Ее уже носили». И не смог ее носить. Он мой запах знает наизусть и любит его. А все другие запахи – чужие. К ним надо привыкать, влюбляться. А у него на это времени нет, и желания особо тоже. Это ж надо гоголем ходить, выпячивать свои достоинства, сиять, как медный рубль, дарить цветы. Он лучше домой пойдет, там борщ и дети. И жена в огурцовой маске на лице. Но своя и пахнет огурцом. Я в нем уверена поэтому. А не потому, что я уникальная и медом намазана.

– Не успокаивай себя банальностями, Оля. Если он будет ехать в поезде, в купе со смазливой 20-летней куклой, то ее клубничный запах сразу перекроет всю твою аргументацию возможностью безнаказанно сходить налево. Клубника вкуснее огурца.

– Алла, ты провокатор, – смеюсь я. – То есть ты не допускаешь мысли, что он скажет: нет, клубничка, у меня есть жена, и в доказательство станет прямо в купе читать наизусть мои посты?

Алла тоже смеется. Она уверена, что я наивна, как любая жена, голова которой плотно закопана в песок наивности. А я не считаю, что я наивна. Я считаю, что у каждого свой опыт и своя правда, в которые нам выгодно верить.

Измена – это весы. Ты всегда знаешь, что там, на другой стороне весов. Готов ли ты этим рисковать ради сексуального приключения, которое еще не гарантированно закроет твои дефициты? Большинство изменщиков не секса ищут, а адреналина и вдохновения. Это те, кто уже отчаялся получить их в семье. У кого весы со стороны семьи стали совсем невесомыми.

Я верю в честных мужчин, которые не изменяют. Не потому, что случай не представился. А потому, что для них семья – это высшая ценность и ее нужно нежно беречь. Верю в мужиков, которые живут в уверенности, что им досталась самая лучшая женщина на земле, и боятся ее потерять. Им огурец важней клубники. Мой муж часто говорит, что я лучшее, что случилось с ним в жизни. Ну и почему я должна ему не верить? Я вот согласна.

А Алла верит в нечестных мужчин. Потому что главный мужчина в ее жизни поступил с ней нечестно, хотя ничто не предвещало. И теперь она подозревает, что все остальные – такие же, с червоточинкой.

АЛЛА ДЕЛАЕТ ЛЮДЕЙ КРАСИВЫМИ. А ХОТЕЛА БЫ ДЕЛАТЬ И СЧАСТЛИВЫМИ.

И когда уверен, что ты купил червивое яблоко не потому, что не повезло, а потому, что все червивые, то с этим проще жить. Такое искусственное торжество справедливости, и никому не обидно. Поэтому Алла верит в свою выгодную правду, и ей с этой правдой не так больно переживать свою личную трагедию.

– Лену помнишь? Худая такая, с челкой? Разводится. Муж признался, что изменял. – Алла смотрит на меня ликующе, будто выложила козырь против моих шестерок.

– Светленькая такая? Блин, жалко ее. Я вот считаю, что измена должна стать прерогативой умных людей, способных уберечь свою вторую половину от такой информации.

– То есть пусть втихую ходят налево? Оригинально.

– Пусть вообще не ходят. А если ходят, то втихую. Я же говорю, измена – накладное для совести мероприятие. Тяжеленный груз на душе. Не все в силах вынести. Там нельзя просто поклубничить и как ни в чем не бывало прийти домой и есть борщ, приготовленный женой. Ей же в глаза смотреть нужно, жене этой. А совесть, она же вместе с тобой борщ ест. И думает: вот старалась она, варила, свеклу терла, капусту, а я чужой бабой пахну! И не вывозит мужик мук совести, часть на женщину перекладывает. Признается. Мол, прости меня, горемыку. Бес попутал, кобелину. А она прощает, куда деваться. Любит же. И живет потом с этим всю жизнь. Спать ложится, а та любовница как бы с ними. Потому что жена уже не про то, что завтра приготовить, думает, а про то, как муж ее целовал.

Алла вздыхает. Она устала от одиночества, хочет семью и детей. Но за три года после развода она пока не встретила достойного мужика. Всех достойных, видимо, расхватали щенками и лепили под себя.

Алле предлагалось либо переделывать то, что было уже слеплено, – а это очень сложно, ведь с годами пластилин затвердевает и лепка превращается уже не в лепку, а в пиление по затвердевшей глине, либо взять то, что никому не нужно. А такое и Алле не нужно. А нужен добрый, успешный, работящий. Влюбленный в Аллу по уши. А где ж такого взять?

Алла – успешная женщина. У нее салон красоты, даже два. На первый папа дал, на второй сама заработала. Алла нашла свое предназначение – делает людей красивыми.

Она думает, что здорово бы делать людей не только красивыми, но и счастливыми. Такой же салон открыть, только не красоты, а счастья. Приходишь туда несчастный, одинокий, а уходишь цветущий и счастливый. Вот как такой сделать?

Алла грустит. Успешная одинокая женщина. Сейчас это тренд. Очень много красивых и успешных одиноки. Все они хотят вложить свои ресурсы в надежный банк, который их оценит и приумножит. А кругом одни ларьки «Быстроденьги» и сомнительные предприятия.

Успешная женщина дорога в эксплуатации. Причем я не про деньги, деньги она и сама может. Просто успешной женщине соответствовать нужно. Не отсвечивать, а соответствовать. То есть тоже быть успешным в какой-то сфере, в любой. Чтобы два успеха, как параллельные прямые, поддерживали друг друга магнитными полями взаимного восхищения. И Алла ищет этого восхищения. Пока не нашла. Если кто-то нравится – так сразу женат. Женат, но не прочь намотать на кулак длинные (она снова отрастила) волосы Аллы. Пока жена с детьми на даче.

Но Алла знает, что ни одна женщина не найдет в своей постели ее волос. Потому что Алла не хочет, чтобы из-за нее какая-то другая женщина задохнулась из-за панической атаки или астмы. Пусть эта неведомая женщина живет себе счастливо, делает огурцовые маски на лицо и беззаботно варит борщ. И думает, что ее муж ей не изменяет. Наивная.

Корабли

– Знаешь что сделал твой любимый Вова? – Аня так кричит в трубку, что мне кажется, я и без телефона ее услышу. – Я стою на шоссе. Пробила колесо. В машине ребенок. Стою на аварийке, знак выставила, а он едет мимо и не останавливается помочь ребенку! Своему, блин, ребенку! Ну не сволочь? Аня захлебывается слезами.

– Сволочь, – соглашаюсь я.

– Сволочь! А ты его защищаешь, – истерит Аня.

– Ань, я не защищаю. Мне просто жаль, что рушится семья, и я прошу тебя еще раз подумать о компромиссах.

– Даже сейчас? Ты все еще советуешь подумать о компромиссах? Он не остановился, Оля. Проехал мимо жены и дочери в беде! А нас еще не развели вообще-то!

Аня находится в состоянии развода с мужем. Том самом яром состоянии, когда ты исступленно ненавидишь человека, которого любила семь лет. Аня, когда говорит о Вове, моментально превращается в старуху Изергиль: у нее сразу все лицо прорезают рвы мимических морщин, глаза зажигаются яростью, искаженный злобой рот изрыгает мат. «Как ненависть старит женщину!» – в ужасе думаю я, глядя на Аню.

Я знаю ее много лет. Маленькая, худенькая хохотушка, глазищи в пол-лица, копна светлых спутанных волос на голове. Безобидный одуванчик. Они с Вовой – одна сатана. Очень друг другу подходят. Такие легкие, яркие, интересные. Вечно по каким-то выставкам шарятся, достают билеты на закрытые спектакли, квартирники посещают. Творческая интеллигенция, в общем.

Аня художница. Пишет непохожие портреты заказчиков. Говорит, это ее фишка. Написать похоже может любой ученик Строгановки, просто усвоив правила создания портретного рисунка. А вот так, образно, необычно, сложно, через графику, через ломаные линии – это авторский стиль Ани.

Я его не понимаю, но уважаю. Она художник, она так видит. Все время знакомства (а это лет десять) предлагает написать меня. Я против. Я себя точно не узнаю в этом нагромождении нитей и линий, и мне будет грустно. Но чтобы не обидеть Аню, придется врать, что красиво. А я не люблю врать. Поэтому нет. Но у Ани есть свои фанаты и даже постоянные заказчики. Вова тоже творческая личность. Он увлечен необычным хобби: создает корабли в бутылках. Может, видели. Лежит такая бутылка, а внутри парусник.

Как? Как он там оказался? Вова знает как.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ТАК ЖЕ ХРУПКИ, КАК МАЧТЫ В КОРАБЛЯХ ВОВЫ.

Я однажды видела, как Вова засовывал в бутылку с узким горлышком складной парусник с алыми парусами. В основании мачты Вова спрятал маленький шарнир, позволяющий наклонить мачту и сложить ее вдоль корпуса. Аккуратно, не дыша, в сложенном виде продел модель корабля в горлышко бутылки. Потянул за специальные нити, чтобы выпрямить мачты внутри бутылки.

– Вуаля!

– Ух ты! – Я восхитилась филигранной сложностью этой работы. – Восторг! Буду звать тебя Грей.

Вова стал обрезать эти нити, дернул одну неаккуратно – и одна из мачт накренилась. Вова изменился в лице.

– Вов, да незаметно, – пыталась я успокоить его. – Все равно очень красиво.

– Три недели делал, почти месяц. – Вова был откровенно расстроен.

Вова продает свои корабли через специальные сайты. Видимо, на этот корабль уже был покупатель, а со сломанной мачтой он, бракованный, никому не нужен. У ребят в квартире коллекция таких бутылок, порядка 50 штук. Большие и маленькие. Что только Вова не засовывал в эти бутылки: луковицы, шишки, цветы, ракушки.

Но два года назад Вова остепенился. Купил костюм, стал ходить на настоящую работу с 9 до 18 и получать зарплату в определенные дни. Ребята решили, что это знак: нужен ребенок. И родили Лерку. Лерка получилась хрупкая и болезненная девочка. Ане тоже пришлось остепениться. Таскать ее по врачам, выслеживать лучших неврологов, точно выполнять рекомендации.

Рисовать некогда, искать заказчиков некогда.

В расписании дня с трудом находилось время на душ, не то что на творчество.

Аня сердилась на Вову: он почти не помогает с Леркой. В его жизни есть работа, на которую он сбегает от младенца и болезней. Вова сердился на Аню: я пашу как проклятый, а мне ни спасибо, ни ужина – ничего.

Какая банальная ситуация! Как много семей утонули в этом болотистом непонимании и бескомпромиссности.

Рождение ребенка – это испытание для любой семьи. Для творческой особенно. два свободолюбивых человека одномоментно лишились свободы. Вова продался в офисное рабство, Аня – в материнское. Оба переживали сильнейший стресс.

Каждые выходные превращались в изнуряющие баталии, от которых они оба уставали, ждали будней как спасения. Конфликт усугублялся отсутствием коммуникации и желания компромиссить. Каждый ждал, что второй его поймет и оценит его жертвы. А второй не понимал, не ценил, а замечал только свою боль. И вот – зреющий развод.

АНЯ СЕЙЧАС ИССТУПЛЕННО НЕНАВИДИТ ТОГО ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО ЛЮБИЛА СЕМЬ ЛЕТ.

– Он просто проехал мимо! – Аню трясет от негодования. – Я ему позвонила, попросила помочь, я, в конце концов, ему еще жена, в машине его дочь, и он знает, как там все в его машине устроено, а он приехал, чтобы проехать мимо.

– Аня, это ужасно, – честно говорю я. – Сочувствую очень.

– Оль, он символически показал, что как бы его у меня нет, что как бы живи сама.

– Аня, я поняла, что он хотел сказать. И тоже считаю, что это не по-мужски.

– Да, не по-мужски. – Аня плачет в трубку.

– Где ты? Скажи. Я сейчас Мишу к тебе пришлю, он поменяет.

– Да не надо, мне уже поменяли, просто сам факт.

Я убеждаюсь, что Аня успокоилась, с Леркой все в порядке, они едут к маме, и кладу трубку.

Как хрупки человеческие отношения, почти как мачты в Вовиных кораблях, и каждую семейную лодочку нужно строить кропотливо, с большой любовью и полной отдачей, а потом помещать свое сокровище в защитную бутыль, которая защитит от ветра и невзгод. Но мужчина должен оставаться мужчиной и до, и после, и во время развода. Ты можешь не любить больше эту женщину, не жить с ней, но ради уважения к прошлому протянуть ей руку в сложный момент – это святое.

Я злюсь на Вову. Тоже мне Грей. На дисплее определяется Вовин звонок.

– Да, Вов, – осторожно говорю я в трубку.

– Позвонила уже подруга твоя? – полыхая ненавистью, спрашивает Вова.

– Позвонила.

– Поддержала ее, несчастную? – Вова скептически хмыкает.

– Вов, ну, честно говоря, мог бы и поменять ей колесо, хотя бы ради Лерки. Не прав ты, прости.

– Не прав? Ясно. Оля, знаешь откуда она ехала?

– Нет.

– Она была у меня дома. Там, где я сейчас живу. Знает, что я вечно забываю ключи и храню дубликат у соседей. Пришла к соседям, взяла ключи, вошла в квартиру. – Вова всхрипывает. Нет, Вова плачет.

– Вова, что? Вова, что?

– Оля, она разбила все мои корабли. Все до единого, 30 лет, Оля, 30. Каждый как ребенок, в каждом – частичка. Это очень кропотливая работа, я каждый делал долго, все. Я думал, убью ее. Проехал мимо – спас ее. От себя. Понимаешь?

Вот тебе и безобидный одуванчик. Эх, Ассоль, Ассоль, никогда твой Грей тебя не простит. Ты сама потопила свои Алые паруса в море ненависти, в океане обиды.

Люди, берегите любовь. Каждый день, каждый час, каждую минуту.