Текст книги "Куба либре"

– Ок, не обижайся. Ты не проститутка. Я просто хотел тебя проверить.

– Меня задолбали твои проверки! Ты проверяешь: в трусах ли я выхожу из номера! Ты проверяешь: буду ли я спать с карликом за пятьсот баксов! Может быть, хватит?!

Тогда-то мне и была преподнесена крупная алая роза.

По-моему, ему нравится, когда я на него ору. Он, наверное, мечтает, чтобы я хлестала его плеткой и водила на поводке.

– Никогда не говори «спасибо», – вдруг заявляет Педро, – веди себя, как ми рейна!

Мы решили прогуляться в ночи и пошли по тропинке среди пальм. Алехандро впал в задумчивость.

– Помнишь мою рыжую собаку? Я не хотел тебе говорить… ее сбила машина. Мне друг сказал, который живет там недалеко…

– О боже! Бедная собака.

– Она была очень умная. Она не прыгнула бы под машину просто так.

Он замолчал.

Я чувствовала, надо что-то сказать, как-то утешить, поэтому произнесла первое, что пришло в голову:

– Может быть, она принесла себя в жертву, чтобы твоя жизнь изменилась.

Я тут же устыдилась своих слов, которые показались мне отчаянно глупыми.

Но Алехандро посмотрел на меня из темноты пронзительными, полными слез глазами:

– Ты думаешь совершенно так же, как я! Я постоянно вижу, что ты думаешь точно так же! Сегодня я ездил хоронить ее, чтобы ее тело не валялось у дороги. Я отнес ее в поле к богам, сжег и помолился.

Алехандро сел на пень и, всхлипнув, стал вытирать слезы. Я стояла рядом.

Нас окружал лес. Такой же, как в средней полосе России, непроходимый и таинственный с деревьями и кустами. Только этот лес был еще с пальмами и лианами. И посреди него на пне гигантского спиленного дерева сидел в своем коралловом пиджаке понурый Алехандро.

Нас обволакивала тягостная тишина, в которую вкраплялись семплы цикад.

– Ты все равно меня бросишь. Я знаю. Ты уедешь, и я останусь один, потому что у меня нет денег в кармане.

– У меня тоже нет денег.

– У тебя есть.

– Послушай! У меня просто есть друзья. Они подкидывают мне работенку или одалживают деньги. Которые мы с тобой здесь немножко проматываем. А им тоже кто-то подкидывает работенку и деньги. Так что все в порядке.

– Ты уедешь, и я останусь один, что бы ты мне сейчас ни говорила…

На следующий день на пляже к нам подошел молодой негр с пышной копной волос на голове, тот самый, которого мы уже встречали на Малеконе.

– А! Мистер Кахакинта!

– Аледи! Ты из Гаваны приехал узнать, как у меня идут дела?

На парне были только черные обтягивающие плавки, которые не скрыли откровенного движения при рукопожатии. Он явно рассчитывал произвести эффект, явившись передо мной в таком виде. Я поняла это еще и потому, что к обычному рукопожатию он добавил светский поцелуй в щечку.

Алехандро мгновенно напрягся. Белки его глаз налились кровью. Он взял мою руку и не выпускал ее все время, пока они обсуждали какие-то деловые вопросы.

Парень с животным аппетитом поедал курицу, прихваченную Алехандро из ресторана в кармане огромных бермуд.

Я старалась не смотреть на мускулистые плечи и впечатляющий торс Аледи.

А вокруг бурлила жизнь. Темнокожие подростки бросались друг в друга песком. Они носились как сумасшедшие между лежаков, перемазанные с ног до головы, стараясь засыпать друг другу в волосы и рот побольше белого песка.

Один из них догадался вытащить из мусора лоток для пищи и, наполнив его песком, впечатал в физиономию какой-то девочке. Ее подруги бросились к мусорному баку, стали загребать песок во все, что придется, и швырять в мальчиков.

Иногда песок летел в молодежь, загорающую на лежаках. Пострадавшие вскакивали и с яростными криками включались в игру.

Постепенно весь пляж охватило мелькание черных тел среди фонтанов песка.

Только мы втроем скульптурно выделялись посреди песочной бури и воплей. Мистер Кахакинта, пятая скорость, похожий своей огромной спиной на черный квадрат Малевича. Я с рукой, погребенной в его широкой ладони, старательно отводящая глаза в темных очках от топорщившихся плавок Аледи, который, плотоядно глядя на меня, облизывал пальцы.

Я не понимала ни слова из их разговора, но было очевидно, что Алехандро красуется мной и своим «белым» образом жизни, и Аледи сильно, по-звериному, завидует ему.

В конце концов он встал с лежака, повернулся к Алехандро спиной, наклонился и очень громко и протяжно пернул ему прямо в лицо.

На что Алехандро с большим чувством собственного достоинства сказал:

– Амиго, ты не мог бы пердеть потише при моей даме!

Я испытываю какую-то странную нежность ко всему живому. Мне кажется, что мой Ванечка растворился в окружающем мире, и теперь я, живя в нем, в этом мире, утратила способность быть жесткой.

А Москва – это жесткий город. Там надо быть сукой. На работе, на улице. Надо бороться за свое место под солнцем. А солнца там очень мало. На всех не хватит. Поэтому надо давить конкурентов и идти к цели, элегантно перешагивая через любые преграды.

А мне всех жалко. Я хочу раздать свои деньги голодным. Сдерживает только ответственность за родителей и мужа.

Я постоянно думаю, как помочь людям. Всем вместе и каждому в отдельности. Я понимаю, что это глупо, что всем не поможешь, но мое сознание изобретает какие-то хитрые схемы типа: искусство спасет мир. Надо инвестировать в искусство.

И снова я понимаю, что это глупо. Тут же переключаюсь на конкретных людей. Могу ли я помочь Алехандро, например? Нет, не могу. Если я отдам ему всю себя, все свои деньги, он их мгновенно промотает и даже не заметит. А дальше все будет только хуже, потому что деньги разъедают душу. Подсев на деньги, ему освободиться от их зависимости будет труднее, чем слезть с героина.

Никто никому не может помочь.

– Не заплывай далеко, – говорит Педро. – Я не смогу тебя спасти. Я не умею плавать, боюсь воды.

Я вижу, как он нервничает, когда я отплываю от берега. Особенно по вечерам, когда темно.

А я люблю купаться ночью. Люблю плыть, когда вокруг перекатываются ртутно-черные волны, а над головой сияют звезды.

– Почему ты боишься?

– Я видел много мертвых людей, которые хотели сбежать в Америку. Некоторые тонули, некоторых убивали. Мой отец тоже уплыл в Майами на надувной лодке. Мы боялись, что его убьют. Его друзей, которые плыли с ним, нашли мертвыми. Что стало с отцом, неизвестно. Потом моя мать уплыла за ним в Майами. Надеялась найти отца. Мне было семнадцать лет, когда она уплыла, с тех пор я ее больше не видел. Я очень волновался, когда она уплыла. Она добралась до Америки, у нее все в порядке. Я часто разговариваю с ней по телефону. Но я очень хотел бы когда-нибудь ее увидеть.

– А ты не можешь поехать в Америку? Я знаю, что нет прямого рейса, но можно ведь лететь через Ямайку?

– Граждан Кубы не пускают в Америку. И ее не пустят на Кубу тоже. Мы никогда не увидимся.

Он уткнулся мне в плечо. Некоторое время мы сидели молча. Я гладила его голову, и постепенно он расслабился и тяжело вздохнул.

В темноте Педро не казался таким уж большим. Кожа у него была мягкая на ощупь, как у ребенка.

Он лег на песок.

– Вон видишь две звезды? – Педро протянул к небу руку, и она слилась с чернотой.

– Я вижу больше.

– А две видишь?

– Я вижу раз, два, три, четыре, пять…

– Ха-ха-ха! Я серьезно. Я вижу только две.

– У тебя что, со зрением плохо? Там полно маленьких звездочек.

– Где?

В этот момент облако закрыло звезды.

– Сейчас ничего вообще не видно. Но там две больших и много маленьких.

– Маленькие не считаются. Ха-ха-ха!

Мы оба покатываемся со смеху так, что можем говорить только очень короткими фразами.

– Маленькие – это друзья. Ха-ха-ха! Когда увидишь в Москве…

– Ха-ха-ха!

– …Две звездочки, помни, это ты и я.

– Ха-ха-ха! У нас в Москве смог!

Я увидела, как чиркнул по небу метеорит.

– Что с тобой, ми рейна?

– Ничего, песчинка в глаз попала!

Я изо всех сил стараюсь загореть. Но ничего не получается. Кожа у меня по жизни очень белая. Пока не началась жара, я, словно на работу, иду на пляж и сижу там до одурения.

Плавать стараюсь побольше, чтобы укрепить мышцы. Отплываю от берега, дабы не привлекать внимания, и делаю водные упражнения для ног и пресса. Чтобы хоть как-то разнообразить размеренный ритм жизни «ол инклюзив».

Только я вылезла из воды и в изнеможении плюхнулась на лежак, Алехандро заговорил взволнованно:

– Ми рейна! Принесли лобстеров! Я достал для тебя лобстеров!

Вот те на! Есть совершенно не хотелось. Но я не стала этого говорить, чтобы его не обламывать, и лениво произнесла:

– Ну, давай пообедаем, что ль. А как их готовить-то?

– Их для тебя приготовят в ресторане! – торжественно произнес он. – Что-нибудь еще ты желаешь заказать?

– Ну, можно вина.

Дальше, на зависть и к изумлению отдыхавших на лежаках постояльцев, происходило следующее. Алехандро приказал официантам ресторана, чтобы те принесли стол и стулья и поставили их прямо передо мной, на берегу. Стол накрыли белой скатертью и закрепили ее специальными прищепками, чтобы не улетела. Поставили зонтик от солнца, тарелки, ножи, вилки, вино. Алехандро гневно замахал руками – вино унесли и снова принесли, на этот раз в ведерке со льдом.

Он подал мне руку, я царственно поднялась с лежака и села за стол. Принесли салат, лобстеров и открыли вино.

Я видела, что все женщины на пляже следят за этим маленьким спектаклем.

И тут, когда я уже собралась сделать глоток, Алехандро сказал:

– Стоп. Подожди. Смотри, какой красивый стол. Океан. Лобстеры.

– Да, здорово!

– Тебе нравится?

– Ну да.

– Тогда давай сфотографируемся.

Он подозвал официанта.

Я начала протестовать:

– Зачем? Не хочу я фотографироваться! Это глупо! Не надо!

Но он меня не слушал, достал из моей сумки фотоаппарат и дал его официанту:

– Эй, любезный, сфоткай-ка нас на память!

Официант послушно взял фотоаппарат и прицелился.

– Нет! – Я стала красная, как лобстер; мне хотелось провалиться сквозь землю. – Слушай, это глупо!

– Не капризничай. У меня в жизни никогда не было такого счастливого момента! – Алехандро улыбнулся в камеру. – Пожалуйста, возьми нож и вилку и сделай вид, что ты ешь! Это важно для меня – иметь такое фото. Если я снова попаду в тюрьму, я буду показывать людям, что у меня была такая жизнь. Я буду вспоминать, как мы с тобой сидели за этим столом, светило солнце и все было хорошо. Это важно. Это очень важно знать, что это было, ми рейна.

И Алехандро обнял меня, застывшую, вцепившуюся в нож и вилку, картинно улыбнулся и сделал на камеру жест «Все ок!».

После нескольких бокалов он размяк, и на него накатило чувство патриотизма.

– Я люблю Кубу. Это моя родина. Какой бы она ни была, она как мать, никогда не может быть плохой. Я знаю, что моя мать не топ-модель, не Клаудиа Шиффер, – он рассмеялся, – но я все равно люблю свою мать. Я хочу, чтобы мои дети жили на Кубе. У нас лучшая в мире медицина, лучшее в мире бесплатное образование, лучший кофе…

Я краем глаза наблюдала, как мужик в красной тенниске подошел к пальме. Нормальный с виду такой мужик. Латино. Он поплевал на руки и пошел вверх по пальме на четвереньках. Очень ловко. Как обезьяна. Не полез, как заставляли лезть по канату на уроке физкультуры, а именно пошел, на прямых ногах, держась вытянутыми руками за ствол пальмы.

Так он дошел до верха и стал одной рукой отрывать кокосы и бросать вниз. Оборвал их все, так же легко на прямых ногах спустился вниз и тут задумался: как собрать кокосы? Сумки-то нет, а в руки помещается не больше трех, остальные начинают падать. Наконец он сообразил сложить кокосы в подол тенниски, отбросил в сторону пару зеленых и скрылся восвояси.

Только мужик с кокосами исчез, как из-за угла в обнимку вышли двое пьяных негров в смешных костюмах «Адидас». Покачиваясь из стороны в сторону, словно моряки на корабле во время шторма, они подошли к стене ресторана и начали мочиться буквально в нескольких метрах от посетителей.

Алехандро сидел к ним спиной и продолжал распинаться о том, какое хорошее образование получает каждый кубинец, когда один из черных решил присесть у стеночки.

Меня распирал истерический хохот, но я сдерживалась, опуская глаза.

– Что такое, ми рейна? Ты сомневаешься, что у нас на Кубе превосходное образование? – напрягся Алехандро.

В этот момент из ресторана выбежал официант и заорал на негров. Они побежали, на ходу натягивая штаны, а официант в ярости схватил огромный булыжник и со всей дури швырнул в пьяниц.

«Всё, щас размозжит башку или переломит позвоночник», – подумала я, следя за траекторией булыжника.

Но в последний момент негр обернулся и сумел увернуться, а другому камень попал по ноге. Несчастный упал, но тут же вскочил и, прихрамывая, убежал.

– Что они делали? Ответь мне, что они делали?

– Мочились на стену.

– Они показывали тебе члены!!? Скажи мне правду!

– Нет! С чего ты взял!? Просто мочились, и всё.

– Они выказали нам неуважение?! Ты знаешь, что написано на этой стене?

– Да здравствует Фидель? – давясь от смеха, предположила я.

– Здесь написано: у ресторана мочиться запрещено!

Я в шутку облизнула пальцы, так, как это делают девочки-подростки в фильмах, чтобы привлечь к себе внимание.

– Ми рейна! Что ты делаешь? Никогда не облизывай пальцы! Это неприлично! Мы в ресторане!

За ужином Алехандро положил на свою тарелку целую гору мяса.

– Ты уверен? Если ты все это съешь, у тебя будет вот такой живот. – Я обвела рукой вокруг его выросшего от хорошего питания животика.

– Это не для меня.

На глазах у изумленной публики Педро завернул мясо в салфетки, которые моментально пропитались бурым соусом, но он не сдался, пока не создал из салфеток подобие кочана капусты.

После он поднялся в номер, взял бутылку мартини из подаренного мной пакета товаров «дьюти-фри» и обернулся в дверях:

– Я должен пообщаться с людьми Кахакинта из Гавана-Вьехо.

– Они здесь?

– Они приехали навестить меня. Надо их угостить, – он показал на кочан из салфеток, – это важные люди.

Я осталась в номере, но через некоторое время любопытство пересилило, и я пошла на пляж – посмотреть на важных людей.

Алехандро сидел на лежаке, окруженный группой мужчин. Мужчины курили сигары и что-то недовольно выкрикивали, бурно жестикулируя, женщины сидели поодаль и с жадностью доедали мясо из ресторана.

Я узнала человека, который предлагал купить кофе на Малеконе, и он сразу же набросился на меня:

– У нас лучший в мире кофе! И он в последнее время подорожал. Из-за урагана. Надо добавить денег.

Алехандро, краем уха следивший за нашим диалогом, что-то проорал ему по-испански, и он отошел от меня.

По берегу гуляли двое парней в обнимку с девушками. Они подошли к Алехандро, и, переговорив с ними, он им кивнул.

– Вот реальная Куба, моя дорогая. Я хочу, чтобы ты знала, как обстоят дела. Это семейные пары. – Он показал на девушек, которые стояли в обнимку с парнями. Вокруг одной из пар резвился ребенок. – Они просят меня найти работу для них в отеле. Подожди меня здесь, я сейчас вернусь.

Алехандро ушел.

Парни со своими женами уселись на корточки в ожидании. Мужчины из Гавана-Вьехо хмуро молчали.

Океан штормило. Купаться не хотелось. Некоторые волны докатывались до лежака, на котором я сидела. Мне было непривычно осознавать, что эти девушки через полчаса окажутся в чьих-то номерах, и я старалась не смотреть в их сторону.

Алехандро вернулся довольно быстро, что-то сказал парням и повел девушек в отель. Их мужья остались ждать на песке.

Когда он вернулся, суровые мужики снова начали орать на него. Но он отвернулся от них и обратился ко мне.

– Я нашел девушкам работу. За час им предложили семьдесят куков. Это хорошие деньги. Их мужья даже предложили мне половину, но я не возьму. Я хочу чтобы люди Кахакинта поняли, я начал новую жизнь.

Прошло больше часа, но девушки не возвращались.

Солнце палило нещадно, и ребенок, устав бегать, лег на песок.

– Он, наверное, голодный и хочет пить. Может быть, купить ему пиццу? – предложила я.

Мы пошли в пиццерию, где пришлось раскошелиться, так как были голодными и хотели пить все люди Кахакинта и мужья работающих в отеле девушек.

Вскоре к уплетающим пиццу мужьям присоединились жены.

– Ты такая добрая! Такая добрая, моя ми рейна! – повторял Алехандро.

Но никто, кроме него, не поблагодарил меня. Тоже мне, важные люди!

Я ушла в отель.

Вернулся Алехандро очень возбужденный.

– Мне надо быть осторожным. Они завидуют мне. Я говорил, что ты уехала. Теперь они увидели, что это не так.

Он облился водой из душа и потребовал срочно провести эротическую фотосессию.

– Милый, ты и впрямь выглядишь как фотомодель, – промурлыкала я, разглядывая Алехандро в глазок фотоаппарата. – О чем вы говорили?

– О проблемах людей Кахакинта Гаван, – ответил он.

– И какие проблемы людей Кахакинта?

Мне показалось, что Педро, или принял, или нюхнул, поскольку он долго не мог вникнуть, о чем я спрашиваю. Или не хотел отвечать.

Но в конце концов ответил:

– Главная проблема для людей Кахакинта, что моя жизнь меняется. Прошлое – это прошлое. Сейчас все иначе.

И он надел свои темные очки с треугольными зеркальными стеклами.

– Хорошая новость, – улыбнулась я.

– Я должен быть осторожен.

Он вдруг заплакал и запричитал по-испански. Педро умолял меня о чем-то, и из отдельных слов я поняла, что он просил меня увезти его в Россию, говорил, что будет хорошим и будет делать все, что я скажу. И страшно переживал, что у него даже нет телефона и он не может звонить мне, когда я уеду.

И мне пришлось его обнимать, утешать и говорить, что на Кубе, по крайней мере, хороший климат, а в России ему будет холодно и одиноко без друзей.

Но он отрицательно мотал головой.

Я говорила, что у нас он вряд ли найдет работу повара или даже мойщика посуды без знания русского языка.

Я говорила, что я буду часто к нему приезжать, присылать ему письма и посылки.

Я говорила: все будет хорошо, если не требовать от Бога слишком много, потому что все мы пребываем в иллюзиях и сами не знаем, что для нас действительно хорошо, а что только кажется хорошим. Бог видит полную картину, поэтому он обо всем позаботится.

Но Алехандро все плакал и повторял:

– Скажи мне правду! Скажи мне правду!

И я сказала:

– В России много скинхедов. Тебе там жить опасно. Я буду нервничать.

Он перестал плакать.

– О камон! Скинхеды! Я мужик! Я люблю драться!

– Их много.

– Ха-ха! Чикита, говорю тебе, я люблю драться! – произнес Педро кровожадно и стал рассказывать, как бьется на кастетах и мачете, а однажды в тюрьме дрался монтировкой, а когда та сломалась, он вырвал из стены камень и добил противника. – Я Кахакинта! Ты знаешь, что такое пипл Кахакинта? Это пятая скорость! Как у машины! Пятая скорость! Понятно?!

И он уснул, довольный собой.

А я долго лежала и думала, как помочь моему Тайсону. Жизнь у него, конечно, не сахар. Но в Москве он будет аутсайдером. Работу не найдет. Разве что в стрип-клубе.

А лучше с такими, как он, создать агентство эскорт-услуг.

У кубинцев сокрушительное сексуальное обаяние. Эротическая культура здесь шлифовалась веками. Для рабов правильно себя продать – это единственный шанс вкусить блага золотого миллиарда. И они это прекрасно понимают.

По сравнению с ними амстердамский квартал красных фонарей выглядит жалким паноптикумом отвислых задниц и животов. Кубинских парней с их хоботами просто распирает от желания ебаться. Если правильно наладить дело, они смогут иметь приличные деньги со своей выработкой.

Разместить фото в нете, проверить спрос. Снять квартиру, заселить несколько экземпляров. Парни дело свое знают, голодными не останутся, билеты и жилье по-любому отобьют.

Есть, конечно, сложности. Они ведь звери. Неорганизованные. Они могут попасть в неприятности. Их надо курировать, воспитывать.

Я представила себя хозяйкой борделя, курящей кубинскую сигару. Вот достойная старость!

Фантазии меня увлекли, и я заснула.

– Тогда, на Малеконе, ко мне подходило много мужчин, но я видела, что всех их интересуют деньги. Ты был не такой, как они. Мне показалось: в тебе есть что-то искреннее. Но теперь до меня дошло, что ты просто более искусный Казанова. Я не оценила в темноте, какое ты можешь производить впечатление!

– Ты ревнуешь?

– Кто? Я? Да, я ревную!

– Я устал повторять, что для меня не существует другой женщины, кроме тебя.

– Это пока я здесь. Теперь мне ясно, что ты не просто так гулял по Малекону в тот вечер.

– Что было раньше, то было раньше. Теперь все по-другому.

– Но ты не сможешь жить без этого заработка! Это очень хорошие деньги. Ты ведь мне наврал, что работаешь поваром?

– Хорошо, я окончил курсы поваров, но не работал поваром, я работал барменом на пляже. Пока не подрался с полицией. После тюрьмы я не имею права работать в туристическом бизнесе. А на Кубе это единственная отрасль, больше здесь негде заработать.

– Ты работал пляжным жиголо!

– Нет! Я не любил быть жиголо! Поверь мне! Я находил туристам девочек и касы за проценты, но сам старался не спать за деньги.

– А почему ты теперь не устроишься работать барменом, поваром, ну или помощником на кухню? Почему ты клеишь баб на Малеконе, если ты не любишь спать за деньги?

– Говорю тебе, что по закону сидевший в тюрьме не имеет права работать в местах, связанных с туристами. А все бары и рестораны существуют только для туристов! Понятно?! Кубинцы не имеют денег на рестораны. Я не клею баб на Малеконе. Я ищу любую работу, чтобы не умереть с голоду. Я весь год работал на стройке за деньги, которые мог бы получить от тури за несколько ночей. Я клал бетонные блоки на жаре, пока у меня сосуды в глазах не полопались… В тот вечер я пришел на Малекон просто поболтать с друзьями.

– А почему же ты подошел ко мне?

– Да потому что мы с друзьями сидели и смотрели, как ты идешь по Прадо в фиолетовом платье, и видели, что ты гуляешь очень рискованно. Тебе могли приставить нож к горлу… Ты мне понравилась. Я люблю женщин с классической внешностью, в платье, в туфлях… Ты шла одна, ночью, сама не зная куда. Когда я тебя увидел, я почувствовал – это моя женщина! Такая женщина не должна ходить по Малекону одна! Я ждал этого, как чуда, всю жизнь. Я наблюдал, как к тебе подходили люди Кахакинта и люди из другого клана, и ты всем отказывала. Парни уже начали драться из-за тебя. Тогда я сказал им, что это моя женщина. Меня они уважают.

– И ты был уверен, что я соглашусь пойти с тобой?

– Нет. Я умею разговаривать с женщинами, но я не ожидал, что ты согласишься так быстро. – Он улыбнулся. – Пиф-паф! И ты сказала: пойдем.

– Не надо было идти!

– Но ты согласилась. И просто убила меня наповал. У меня больше не было никаких женщин с тех пор, как я поцеловал тебя. А потом ты написала мне э-мейл!

– Я никогда ни с кем не целовалась в первый вечер знакомства.

– Почему?

– Потому что. Обычно не хотелось. А когда хотелось, я сдерживалась. Я порядочная девушка. У меня всегда было четкое правило, и почему-то с тобой оно развеялось вот так! – Я щелкнула пальцами. – Как ты это сделал?

– Я молился.

– А по-моему, ты что-то подмешал мне в коктейль. Я раньше пила «Куба либре» и знаю, как он действует. Нельзя от одного коктейля дойти до такой кондиции.

– Я просто проследил, чтобы бармен налил достаточно рома. Обычно они недоливают. – Алехандро расхохотался и хлопнул себя по бедрам.

Нищий снабжает Алехандро газетами. Теперь у нас по номеру разбросана местная «Правда». Это здесь единственный орган печати. «Гранма», то есть «Бабушка». Так называлась яхта, на которой изгнанный в Мексику Фидель, Че и другие коммунисты, высадились на Кубе, чтобы вести борьбу с режимом.

– Все-таки несерьезно называть главный и единственный огран печати словом «бабушка». Не брендово как-то…

– А как ее назвать? «Сиськи Анхелы»? Смотри: здесь о России написано! – Он ткнул пальцем в испанский текст.

– Ну и о чем это?

– Люди из вашего правительства приехали к людям из нашего правительства.

– И?..

– Ну вот.

– Ну и что, что приехали? Какие перспективы?

– Отношения…

– А-а понятно…

– Пишут, что скоро отменят эмбарго с Америкой.

– Так это же здорово! Ты сможешь наконец увидеться с мамой!

– Ми рейна! Это только на бумаге. Не для Пипо…

Я улыбнулась тому, как забавно он произносил по-английски «только на бумаге».

– Джаст пейпо, нот фор Пипо… не переживай, дорогой. Вот увидишь, скоро все изменится.

– Никогда не изменится! – Он еще долго улыбался и повторял: – Ха! Джаст пейпо, нот фор Пипо!

Он несколько раз отжался, сделал упражнения для пресса, потом подошел ко мне в тот момент, когда я придирчиво разглядывала себя в зеркало, обнял меня одной рукой за живот, другой выхватил из-за спины мой фотоаппарат и нажал на кнопку.

– Вспышки не было.

– Я отключил, со вспышкой не получится.

На экране высветилась довольно удачная фотка.

– Фотография называется: две развратные бестолочи перед зеркалом.

– Мы отличная пара, хотя ты и старше: мне двадцать семь, тебе сорок…

– Стоп! Какого черта ты округляешь мой возраст?! Мне тридцать девять! А тебе не двадцать семь, а тридцать семь! Ты путаешь двадцать – «твенти» и тридцать – «терти»! Тебе не двадцать семь, а тридцать семь, милый! Ты показывал мне свой паспорт! Я видела год твоего рождения! Я старше тебя всего на два года! И, когда мне будет сорок, тебе уже будет тридцать восемь, а это не такая уж большая разница! – Педро молча улыбался, и я видела, что мысли о возрасте ему также неприятны, как и мне, и он интуитивно, как и я, скидывает себе десяток, продолжая жить, как тогда, когда ему было двадцать семь. – И хватит щупать мой живот! Пощупай лучше свой! У тебя за время жизни «ол инклюзив» выросло порядочное пузо!

Он оглядел себя в зеркало и втянул живот, приняв позу супергероя из боевика.

– А! Пытаешься втянуть свое пузо и не получается?! А ну-ка давай сравним, у кого больше! Давай! Давай! – Я задрала свое платье. – Ну что, стареющий пляжный жиголо? У кого пузо больше?

Мы хохотали до колик.

Алехандро – как большая добрая собака, его можно тискать, щупать, а он все равно смотрит преданными, любящими глазами животного.

В баре Алехандро дружески поздоровался с тремя итальянцами.

– Люблю итальянцев, отличные ребята.

– Ты их знаешь?

– Разговорился на пляже. Мы с Фабио делали всякие дела. Он научил меня пользоваться ножом и вилкой, есть пиццу. У нас хорошо шел бизнес, полицейские завидовали.

– Тебе известно, как он поживает сейчас?

– Наверное, в Италии делает какие-нибудь дела. У него жена кубинка.

– Да, ты говорил.

– Думаю, у них уже есть дети…

Мы решили взять еще выпивки и пойти на пляж.

Прошлись по побережью и устроились вдалеке от любопытных взглядов, под пальмовой крышей пустующего пляжного бара, увитой вьюнами и поросшей папоротниками.

Пока я плавала, он ждал меня на берегу с полотенцем.

Потом, разморившись от воды и солнца, я лежала на деревянной скамье, а он массировал мою спину.

– Моя сестра живет в Валенсии. Она замужем за испанцем, у нее двое детей. Я сегодня говорил с ней по телефону. Рассказал о тебе. Она считает, что ты проститутка.

– И она тоже?!

– Потому что в Валенсии много русских проституток. Расслабься! Я-то знаю, что ты – хорошая девочка. Для женщины главное – дети, ми рейна. – Он сел на корточки, взял меня за подбородок и серьезно заглянул мне в глаза: – Я хочу, чтобы у нас были дети. Белые, черные, не важно. Они будут очень хорошими.

– Но мы знакомы без году неделя! – запротестовала я. – Ребенок – это слишком серьезно, а мы совсем не знаем друг друга… Речь идет не о прихоти, а о жизни другого человека! Иметь детей – это большое решение!

– Я знаю, что это большое решение, но я уже все решил.

Я приуныла, тем более что запас суперпрочных презервативов, закупленных мной специально перед поездкой, за несколько дней подошел к концу. И рвутся они как нечего делать. Противозачаточные свечи тоже заканчиваются.

– Я люблю ласки, нежность… – Он явно пытался под меня подстроиться. – Все женщины хотят только фоки-фоки, а с тобой можно ласкаться часами. У нас с тобой «кариньо» – ласки, нежность. Я чувствую себя как ребенок… – Произнося это, он все больше возбуждался и, не успев закончить фразу, набросился на меня с криком: – О боже мой!

– Я не могу больше! Я устала! – Вымотавшись от многочисленных оргазмов, я впервые в жизни чувствовала себя холодной рыбой, почти фригидной и неловкой. Мне даже стало казаться, что я не очень-то люблю секс.

После каждого моего оргазма он допытывался:

– Скажи мне правду: ты любишь мой секс или мою персону? Да или нет?!

– Да остановись ты наконец! Всё, хватит! Я терпеть уже не могу секс, – хрипела я.

– Я понял, понял! Я не глупый!

Но он ничего не понял. Его несло.

О, ужас! За время, проведенное с этим карибиан-мачо, я стала терять способность испытывать мультиоргазм.

– Стоп, хватит, отстань! Я устала! Не прикасайся ко мне! – орала я.

– Доунт тач ти, – передразнивал он меня. – Я знаю, знаю… Но ничего не могу с собой поделать!

Пришлось укусить его за член.

Он раздобыл в баре лед и приложил его к члену. Несколько кубиков протянул мне.

– Приложи к себе, это хорошо для тебя.

Я попробовала ради смеха, и стало на самом деле лучше.

– В больнице кладут лед, после того как женщина рожает, – вспомнила я.

– Скажи мне правду! Ты меня любишь? Скажи мне правду!

– У нас сегодня вечер, который называется «скажи мне правду»?

– Моя семья будет уважать меня, только если я женюсь. Моя семья говорит мне: Алехандро, хватит трахать тури, женись и имей детей! У меня две сестры и два брата, очень большая семья, ми рейна! И все они говорят мне: Алехандро, хватит трахать тури! И только ты написала мне э-мейл!

– Ты задолбал меня! Бубнишь одно и то же без остановки!

– Все мои братья женаты, все сестры замужем, и только я один трахаю тури!

– Да заткнись ты, наконец!

– Скажи мне правду! Если ты меня любишь, почему ты не хочешь стать моей женой? – И он заплакал, как обиженный маленький мальчик. – Все тури хотят секс с презервативом! А я не испытываю оргазмо с презервативом! Я только даю оргазмо! Я хочу секс и оргазмо без презерватива! Я хочу иметь жену!

– Как ты меня задолбал, милый! Ты слишком стараешься всем угодить! Ты хочешь угодить всей своей большой семье! Тебе лучше расслабиться и подумать о себе. Понять, что жизнь прекрасна. Радуйся и получай удовольствие! Не пытайся всех удовлетворить во что бы то ни стало. И тогда ты будешь иметь хороший оргазм по жизни.

– Скажи мне правду, – передразнила я его любимое выражение, – почему ты не женишься на кубинской женщине? Почему у тебя идея фикс жениться на иностранке? Людям комфортно с теми, кого они понимают, кто их понимает. Лучше создавать семью с людьми своего менталитета. Если ты женишься на иностранке, ты попадешь в зависимость от ее образа жизни.

– Я был женат на кубинке. Кубинские женщины – глупые и злые. Она ушла, потому что у меня нет денег в кармане. Мне ничего не нужно, я очень натуральный. Мне достаточно крыши над головой, чтобы быть счастливым. Кубинские женщины думают, что те, у кого больше денег, более счастливы. Но часто деньги являются противоположностью счастью. Я живу, чтобы находить любовь моей жизни и быть счастливым благодаря Богу. Я это нашел. И это хорошо для меня. Ты умная. Мы с тобой подходим друг другу? Я не хочу больше удовлетворять тури!