Текст книги "Парадокс Атласа"

IV
Энтропия

Либби

Либби, спотыкаясь, выбралась из обломков комнаты, кашляя от витающих в воздухе хлопьев краски и побелки. За стенами небольшого многоквартирного дома (или это был мотель? Да, скорее всего, и притом натуральный клоповник) ослепительно светило солнце и стоял омерзительный запах. Над асфальтом дрожало марево, мешая разглядеть разбитые тротуары, вдоль которых стояли брошенные машины. Это была какая-то промзона, полная мастерских по ремонту автомобилей. И, судя по звукам, недалеко от шоссе: вместе с порывами горячего пустынного ветра до Либби доносились удаляющиеся гудки клаксонов. Горизонт застило смогом, серая дымка поднималась к раскаленному добела небу.

Улица была узкой, на ней едва разъехались бы две машины. Либби вздрогнула, несмотря на припекающий спину жар от полыхающего номера. Ну и куда теперь? Глянув влево, потом вправо, Либби решила, что надо поскорее смываться, и, выбрав направление наугад, поспешила вдоль по улице.

– Эй! – окликнул ее мужской голос, когда она проходила мимо гаража. – Вы с пожара идете?

К Либби вышел мужчина в промасленном рабочем комбинезоне, и ее сердце опустилось в пятки при виде разводного ключа. Как ни старалась, Либби не могла отогнать мысль о том, что этим самым ключом ее могут при случае огреть. (Паранойя?)

– Гм? А, да, просто мимо проходила, – сказала Либби, изобразив сильную, но вместе с тем дежурную озабоченность. Мол, понятия не имею, что там произошло, и, самое главное, непричастна к порче имущества и тяжким телесным повреждениям тех, кто был внутри.

Она постаралась успокоить дыхание и побороть дурное предчувствие. Обычно это ей легко удавалось, однако в последнее время практиковаться было некогда.

– Там вроде люди остались, – сказала она, демонстративно прикусив губу. Что, если прикинуться изнеженной барышней? Покажется ли она тогда механику уязвимой? И если да, сыграет ли это ей на руку или наоборот? Заранее ведь не скажешь, кто из людей может быть опасен. Хотя, вспомнила в последнюю секунду Либби, это должно волновать ее в последнюю очередь. Она только-только, едва придя в себя, разворотила полздания.

Пострадал ли при этом кто-то? Какой-нибудь невинный прохожий? Либби надеялась, что нет. Огромным усилием воли она заставила себя не обернуться на пожар снова. Взорвалась только часть мотеля, а единственный, кого она хотела наказать, совершенно точно выжил.

– Можете вызвать помощь? – спросила она.

– Я вызвал сразу, едва грохнуло. – Механик хмуро посмотрел на нее. – Поначалу решил, что это выхлоп. А вы… просто мимо проходили?

В общем-то, версия не самая удачная. Район, если его можно так назвать, не живописный, а Либби Роудс – девушка двадцати одного года, хрупкого (ладно, академического) вида и явно из того сословия, представители которого таких мест избегают.

– Я услышала взрыв и пошла проверить, все ли в порядке, – придумала новую версию Либби. – У вас есть телефон? – спросила она, хотя вряд ли у нее будет время воспользоваться им, прежде чем станет ясно, что в здании остался еще один человек.

А что еще хуже – она не знала, кому звонить.

– Скорая уже едет. – Механик так и смотрел на нее с прищуром, словно увидел что-то подозрительное. Проследив за его взглядом, Либби коснулась лба и ощутила, как по голове, пропитывая совершенно нелепую челку, медленно стекает теплая струйка. Она смахнула ее как можно небрежнее и увидела на пальцах красноречивые алые пятна.

Значит, механик для нее – все же угроза. Просто не в том смысле, в каком она ожидала.

– Если вы видели, что произошло… – начал было он.

– О нет, не видела, простите. – Инстинкты твердили: беги! – Но я схожу поищу гидрант. Гляну, вдруг там кто-то внутри остался.

Механик явно заподозрил неладное.

– Пожалуй, вам лучше никуда не уходить, – сказал он, продолжая щуриться. – Вдруг у полиции возникнут вопросы. Если вы что-то видели…

– Я вернусь! – бросила ему Либби, развернулась и пошла прочь, постепенно ускоряя шаг, а за ее спиной в мотеле прогремел второй взрыв. Видимо, рванул газопровод. Либби слегка вздрогнула, снова понадеявшись, что внутри никого не осталось.

Даже не оборачиваясь, она мысленным взором видела номер мотеля, на полу которого без сознания лежал Эзра. Когда она уходила, он дышал, пусть и слабо, и, вероятно, скоро его обнаружат, но все же…

К черту его. Либби задавила чувство вины и как можно быстрее пошла туда, где, как надеялась, сумеет сориентироваться. К небольшой заправке. Там наверняка есть телефон. Внезапно Либби испытала облегчение, оттого что все случилось именно днем и она не разнесла половину мотеля в щепки где-нибудь посреди ночи, когда в нем спят постояльцы.

Что же случилось? Все смешалось в голове, и только некая мысль еще теплилась обрывком сна в памяти. Какая-то идея, предположение копошились в мозгу. Нечто о том, что у Либби не так уж и много ограничений.

А потом она взорвала все на фиг.

Ха.

Ну и ладно, если когда и пользоваться силами по полной, то сейчас.

Не замедляя шага, Либби приближалась к заправке, вид которой показался ей необычным. А ведь Либби даже не подумала, что Эзра мог забрать ее куда-то далеко. В голове стучало: каждый шаг по мостовой отдавался в мозгу. Теперь, когда Либби не спала, внешний мир постепенно давил сильнее и сильнее; агрессивным казалось все: от выхлопов и краски на стенах до остатков рассеявшихся охранных чар.

Да где же она? Уж точно не в предместьях особняка. Эзра, мать его, может, и предатель, притворщик, но никак не болван. А еще он не такой уж и посредственный медит, как любил напоминать Нико. Либби вновь испытала раздражение, когда он возник в ее мыслях, оказавшись к тому же совершенно бесполезным в час нужды.

В горле пересохло, губы потрескались. У Либби точно было обезвоживание. В плену она если и питалась, то неполноценно, плохо. Это тоже входило в гениальный план идиота Эзры, который, как выяснилось, был не такой уж и идиот: попытавшись вырваться из его клетки, Либби чуть сама себя не угробила. Знай она, что придется творить чары такого масштаба, – будь она в курсе, что в принципе способна на них, – то, несомненно, подкопила бы сил. А так она сама сделала за Эзру почти всю работу, подточив свой фундамент.

В ярости Либби принялась обкусывать сухую корочку на губах. Она ведь не глупая и потому злилась как никогда: ее похитили и спрятали, не спросив, а самое страшное – обманули. Вот и испытывай после этого чувства, учись видеть в людях хорошее. Когда ведешь себя естественно, открываешься – ослабляешь защиту, становишься уязвима. Когда-нибудь Либби разберется с этим гневом на терапии, но сейчас пусть он ведет ее, захватит полностью. При любых других обстоятельствах поддаваться ему было бы глупо, даже опасно, однако Нико де Варона поступил бы именно так. И что с того, что Либби, образно выражаясь, сунула палец в розетку, нажала на кнопку собственного самоуничтожения? Все из-за смутного, необъяснимого напоминания о том, что это она контролирует ситуацию. Результат был взрывным в прямом смысле этого слова.

Сердце ускоряло бег, дыхание участилось, и Либби отчетливо почувствовала запах гари. Он стекал с ее ладоней, поднимался от плеч. Оставалось надеяться, что владелец адского клоповника, из которого она бежала, застраховал имущество от спонтанных магических взрывов. Большинство страховых программ ведь предусматривает несчастные случаи с участием магии, да?

Либби одернула себя: вообще-то во всем виноват Эзра. Она не разрешала себя похищать, поэтому авария – на его совести. Она боролась за выживание, а все связанные с этим несчастья – результат глупых решений Эзры. Ей остается только убраться подальше, пока он снова ее не поймал.

Либби сделала еще один глубокий вдох, успокаиваясь, и вошла наконец в двери мини-маркета при заправке – одно из тех круглосуточных заведений, которые обслуживают дальнобойщиков. Кассирша даже не подняла взгляда, увлеченная расчетами с крупным мужчиной в заношенной бейсболке. Либби с ходу юркнула в туалет. На двери женской уборной висела табличка «Не работает», но она все равно прошла в кабинку и встала у зеркала.

На голове творился сущий бардак, но это и неудивительно. Одутловатое лицо как будто утратило прежние очертания, глаза сильно запали. Впрочем, сейчас было не время думать о тщеславии. Сколько Либби пропадала? Надо бы выяснить, какой сегодня день и что это за город. Может, есть смысл приобрести карту, газету? В ходу ли до сих пор подобные вещи? Вдруг Либби, купив их, покажется странной? Жаль, она осталась без телефона, а то бы проверила свое местоположение и поискала способ вернуться в библиотеку. И потом, ее ведь могут искать из-за взрыва. Не сильно ли она бросается в глаза? Одинокая девушка бродит по окрестностям, покупает то, чем никто больше не пользуется; на лбу кровь… Стерев ее, Либби повытаскивала из волос клочки бумажного полотенца. Одежда…

Либби осмотрела себя. На ней были такие же мешковатые спортивки, какие она обычно носила. Стремно. Зато неброско.

Либби встряхнулась. Подумала: хватит волноваться из-за того, что ей неподвластно.

Она вышла из уборной и принялась обмахиваться, делая вид, будто заглянула в магазин немного остыть.

– Жарковато на улице, – заметила она кассирше, тут же вспомнив, что нормальные люди с кассирами не болтают и она не особенно-то неприметная. К счастью, за кассой стояла пожилая дама, которой до Либби не было никакого дела. Вот и славно. Отлично. Либби прошла к холодильнику со скудным набором напитков и схватилась за бутылку колы, которая, судя по виду, стояла тут уже полсотни лет.

– Мне это и… – Стоп, а деньги-то у нее есть? Либби принялась рыться в карманах и только тут поняла, что это – фу! – спортивка Эзры (ох уж эта страсть мужчин к глубоким карманам) и он, конечно же, не оставил в них кошелек в стремлении облегчить ей жизнь. Либби поморщилась и вернула бутылку на место. Кассир выгнула бровь.

– Не мой день, – смутилась Либби. Она опасалась, как бы женщина (совершенно оправданно) не приняла ее за бродяжку. В носу было сухо, но при этом из него текло. Либби шмыгнула. Прозвучало отталкивающе громко. – Можно от вас позвонить?

– Таксофон снаружи, – ответила женщина, складывая газету и переворачивая ее последней страницей кверху. Либби сразу же вспомнила, как отец что-то там говорил о своем старческом пристрастии к «веселушкам», разделу комиксов. Чтение комиксов в газете отдавало ностальгией и стариной, как и предложение воспользоваться таксофоном на улице.

– Ха, – ответила Либби, решив, что кассирша шутит, но быстро поняла, что ошибается, когда женщина равнодушно отвернулась. – А, ну да. – Она еще раз шмыгнула и утерла нос рукавом. Видимо, бродягам не приходится рассчитывать на то, что кто-то даст им свой телефон. – Я бы с радостью, но у меня нет… – Боже, таксофоны еще принимают монеты? Их у Либби, разумеется, не было. Не то чтобы она могла расплатиться кредиткой… – В общем, ладно, не берите в голову. Спасибо.

Либби уже собралась было уходить, гадая, нет ли какого-то волшебного способа позвонить с телефона без денег (наверняка такой имелся, просто она им ни разу не пользовалась), но тут кассирша расправила газету. Это заставило Либби оторвать взгляд от кассового аппарата, а женщина тем временем вынула из номера неинтересные ей страницы и разложила их на прилавке.

– Постойте… можно взглянуть? – спросила Либби, потянувшись к ним. Возможно, так она узнает, куда ее занесло; судя по частично скрытой надписи «нджелес таймс», это был Лос-Анджелес.

Ясно, почему тут так жарко и откуда раздражение носа. Эзра постоянно говорил, что в последние годы качество воздуха в Лос-Анджелесе заметно улучшилось, однако после детской поездки в Палм-Спрингс у Либби сохранилось смутное впечатление, что это место так и осталось, по сути, пустыней. Она любила задирать Эзру: мол, в его родном городе никакого спасения от веганов, сухости и жары.

– Сорок центов, – ответила кассирша, не поднимая глаз. Странная какая-то цена. Впрочем, Либби газет не покупала с… самого рождения. Она шмыгнула и украдкой вытерла нос рукавом. Зря не прихватила в туалете бумажных полотенец.

– У меня совсем нет… э-э-э…

Кассирша равнодушно поерзала на стуле, закинув ногу на ногу и случайно задев при этом страницу газеты.

Наконец Либби сумела отчетливо разглядеть название «Лос-Анджелес таймс». И неудивительно, ведь Эзра родился где-то тут. Правда, он ни разу не возил Либби «к себе», отговариваясь, мол, нет у него никакого дома. Заголовок на передовице сообщал что-то о местной политике, перечисляя незнакомые имена. Дату Либби тоже разглядела: 13 августа 1989 года.

Постойте: 1989-й?

– Твою мать, – выругалась Либби, надеясь, что все это продолжение сна. – Это… свежий номер или…

Кассирша опустила странички с комиксами так, будто намеревалась отколоть какую-нибудь шпильку, но осеклась. Хмуро посмотрела на Либби, словно заметила что-то, а та, машинально поднеся руку к носу, увидела на рукаве пятна крови.

– Что с тобой? – спросила кассирша, только сейчас присмотревшись к девушке.

Мимо пролетела карета скорой – в сторону погрома, устроенного Либби. Скоро, сообразила она, за ней явятся местные власти.

Если только первым в погоню не бросится Эзра.

– Мой парень… – Во рту у Либби пересохло, но, возможно, правда сейчас не навредит. – …Бывший… он…

– Ох. – Тут уж женщина прониклась к ней пониманием. Выражение ее лица сделалось одновременно каменным и мягким, и она мотнула головой, указывая куда-то за спину Либби. – Выходи через черный ход.

Успевала ли она сказать хоть что-нибудь, объяснить?.. Вряд ли. Либби чувствовала себя разбитой, однако одержала пусть и небольшую, зато важную победу после череды вызванных поступками Эзры неудач.

– Спасибо вам, – сказала Либби и поспешила к служебному входу на заправку.

– Постой…

Либби обернулась и, машинально вскинув руку, поймала брошенную ей бутылку колы.

– Удачи, – искренне пожелала кассирша.

Либби кивнула, чувствуя себя виноватой. Скоро ли эта женщина спросит себя, кому именно она помогла?

– Спасибо, – повторила Либби и, изо всех сил стараясь не сорваться на бег, выскользнула на улицу.

Каллум

Был не то вторник, не то суббота, когда Каллум нехотя приподнял голову с дивана в раскрашенной комнате и увидел стоящую над ним Рэйну.

– Опять злоупотребляешь, – бесстрастно заметила она. – У тебя и впрямь нет воображения.

Без особого интереса Каллум отметил, что Рэйна одета в длинную толстовку безликого серого цвета. Такой оттенок его семья обычно продавала одному бренду мучительно скучных андрогинов. Рэйна принесла стопку книг, из-за которой ее практически не было видно.

Каллум ткнул ее пальцем в коленку, заставив попятиться, и с трудом сел. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы принять вертикальное положение, но Каллуму все равно показалось, что он очень поторопился; поэтому пришлось согнуться и упереться лбом в журнальный столик.

– Какое же это злоупотребление, – сказал он, превозмогая сухость во рту, – если обоим собутыльникам в кайф?

Обернувшись, он увидел, что Рэйна вздернула бровь.

– Вполне себе злоупотребление, – повторила она. – Впрочем, дело твое.

– Заткнись. – В голове пульсировало, соображалось с трудом, а еще от Рэйны исходила раздражающе сильная вибрация. Не как у Либби; это чувство скорее походило на возбуждение, однако восторгов Каллум все равно не испытывал. Он взмахнул рукой, убирая боль в висках, но при этом икроножную мышцу свело судорогой. – Ай, ой, сволочь… – Мускулы напряглись, сжались и налились болью. Каллум накрыл ладонью гудящий узел, и в башке снова застучало. – Бля-а-а…

– Итак, – продолжила Рэйна, – о нашей предыдущей дискуссии.

– Ты не могла бы… – Мозг обжигало каленым железом, а бедные глаза будто накрыло тонкой колючей марлей. – Ты не могла бы отстать?

– Я помню, что просила прийти, – сказала Рэйна, делая вид, что не слышит его, – но тебя, похоже, надо уговаривать. Ладно… – Некоторое время она задумчиво смотрела на Каллума, потом опустилась рядом на диван. Решила, видимо, что можно игнорировать его страдания, из-за которых он обливался холодным потом, не в силах даже ровно сидеть. – В общем, я, кажется, начинаю понимать, что именно не дают мне узнать архивы.

Каллум заскрипел зубами. Его начинало трясти.

– Что?

– Архивы, – громче повторила Рэйна, как будто проблема была в том, что она тихо говорит, а не в том, что она говорит в принципе. – Они не дают мне книг о происхождении богов.

– Что?

– Библиотека дает мне мифы и истории. Но чем упорнее я пытаюсь получить истории о происхождении богов, да хоть о чем-нибудь до изначальной эпохи, – объясняла она, – типа войны Зевса и олимпийцев с Хроносом и прочими титанами, или…

– Ближе к сути, – попросил Каллум, которому было не до резюме древнегреческих мифов. За нарративной персонификацией сил земли и неба следовала аллегория человеческих пороков: пьянства и войны. И неудивительно: когда закон и порядок установлены, неизбежно приходят искусства и излишества.

– Короче, библиотека меня отвергает, – сухо закончила Рэйна, – и, как мне кажется, потому, что я одна из них.

А вот это неожиданно.

– Что?

– А вдруг я – бог? Ну, то есть не прямо бог-бог, – осторожно пояснила Рэйна, – ведь у меня нет твоего эго. И я почти уверена, что я не бессмертная. Хотя кто знает…

Каллума уже вовсю трясло, и он потянулся за подушкой, собираясь закрыться ею, как щитом.

– Никакой ты не бог, Рэйна Мори.

Каллум просто констатировал факт, но Рэйна, как ни жаль, решила, что он просто вяло пытается спорить.

– Почему бы и нет? Я же могу создавать жизнь, – сказала она, – и, насколько могу судить, антропоцен соответствует плану.

Каллум разозлился. Сколько можно?!

– Что?

– Антропоцен, – повторила Рэйна, – нынешняя геологическая эпоха, когда не осталось природной экосистемы, на которую не повлиял бы человек.

– Я знаю, что такое антропоцен. Я не понял про…

– А, ты про план? Значит, так, почти в каждой культуре есть… – она помолчала, подбирая верное слово, – поколения богов, эры, эпохи. Цивилизации всегда что-нибудь предшествует. – Она развернулась к Каллуму, подобрав под себя ногу. – Первые боги – по сути, это время и стихии. Земля, солнце, мрак, бури и вулканы. Они создают систему, которая помогает остальным выжить. Потом они являют на свет очередную партию богов, представляющих культуру. Мудрость, милосердие и… игра. Египетские боги родились из исконной бездны, затем – от Хемсут [14]14
  Богиня судьбы и защиты в древнеегипетской мифологии.


[Закрыть], от судьбы и созидания. Даже у иудео-христианского бога был сын.

Она проверила, слушает ли еще Каллум, хотя по всем внешним признакам должна была решить, что нет. Он сосредоточенно пытался унять боль, расползавшуюся от затылка к плечам.

Однако при этом он все же слушал. Так, ладно.

– Понял я, понял. Давай дальше.

– Пришло время новых богов, – просто ответила Рэйна. – В своем прогрессе мы дошли до нового поколения, представители которого больше не зависят от капризов стихии, а, напротив, сами ее формируют и определяют. – Пауза. – Поэтому, как мне кажется, архивы и не выдают мне книг. Библиотека думает, будто я ищу руководство.

– А ты ищешь? – Возможно, это безумие. Хотя кто теперь разберет? Да и кому какое дело?

– Не искала. – Рэйна втянула щеку. – Но меня можно убедить.

Ну разве не любопытный выбор слов?

– Кстати, про убеждение. – Каллум с трудом поднял взгляд. – Тебя даже смутно не беспокоит, что я мог тебя к этому подтолкнуть?

– Ты же разваливаешься, – без насмешки сказала она. Факт. – Меня не сильно волнует, как ты можешь на меня повлиять.

– Справедливо. – Каллум вытянул ноги и покрутил головой, сам себе напоминая непослушный, сломанный аккордеон. – Ну так и чего тебе от меня надо?

Рэйна пожала плечами.

– Я же говорю: используй меня, чтобы повлиять на архивы.

Возникло чувство, что этим следует заинтересоваться, а не отвергать с ходу. Напрасно.

– Ладно, значит, ты – бог, – подвел итог Каллум. – И что дальше? Каков план?

– Плана пока еще нет, – откровенно призналась Рэйна.

– Пока еще?

– Я только начала исследования, – на полном серьезе проговорила она, хотя звучало нелепо. Не страдай Каллум от жестокой боли, он бы рассмеялся.

– А что ты там говорила о… создании жизни?

– Я умею создавать жизнь, – будто откровение, сообщила Рэйна.

– Ну так создай, – предложил Каллум, откинувшись на спинку дивана и указывая на разделяющее их пустое место. – Давай порази меня.

– Не в одиночку. – Впервые на ее лице появилось выражение искреннего недовольства. – Но в принципе я такое умею.

Как удобно, что она не может подтвердить свои слова.

– И что тебе для этого нужно?

– Мне… – Рэйна отвернулась, и тут наконец Каллум ощутил нечто помимо стучащей в голове боли. – Неважно. Суть в том, что…

– Ты чувствуешь неловкость, – догадался Каллум, сдерживая улыбку. – Только не говори, что Вароне удалось тебя задеть.

Она по-прежнему избегала его взгляда.

– А вот и нет. Он ребенок.

– О, нет-нет. Неправда. – Как упоительно. Каллум насладился бы этим чувством, если бы не терзавшая его боль. – Ты не считаешь его ребенком, – поправил он не без удовольствия. Не то чтобы Каллуму было до этого дело, просто при нем давно никто так восхитительно не заблуждался. – И никогда не считала.

– Это так важно? – раздраженно спросила Рэйна, сделав вид, будто не понимает, как он увязал ее очевидную душевную травму с разговором, который явно ушел не в ту сторону. – С какой стати мне врать?

– Не знаю. С какой стати люди вообще врут? Врать – удобно, а правду говорить – глупо. Впрочем, все поступки независимо от причин – это череда случайных решений, принятых в соответствии с некими принципами, и всё – с корыстной целью обеспечить виду выживание. – Тут Каллум уже и сам понял, что скатывается в напыщенность. – Суть в том, что мне плевать, врешь ты или нет, – подвел он итог. – Мне только одно непонятно: то ты нуждаешься в помощи Вароны, то ты – уже бог… Неожиданный переход.

– Я не считаю себя тем самым богом, – возразила Рэйна таким тоном, будто Каллум должен был с самого начала дойти до столь очевидного вывода. – Мир изменился, и у богов теперь другое определение. По крайней мере, очевидно, что было несколько поколений богов. Вот ты знал, – чувствуя близкий проигрыш в споре, она сделала ход конем, – что до аврамического патриархализма, длящегося последние шесть тысяч лет, существовал бог матриархальный? Богу-мужчине предшествовали неолитические культы женских…

– Вам лишь бы мужика везде потеснить… – пробубнил Каллум, которому сейчас было не до защиты своей Y-хромосомы.

– Речь не о гендерных ролях, – раздраженно перебила Рэйна, – а об обожествлении и переменах. Боги меняются. Приходят новые поколения, а значит, и боги могут быть новые.

– Для бога, – насмешливо проговорил Каллум, – ты говоришь не очень-то убедительно.

– Ну и ладно. – Она вскочила на ноги, явно злясь на него или, скорее, на саму себя (просто Каллум делал только хуже) и тщетно пытаясь это скрыть. – Тебе хоть что-то из сказанного мной интересно?

– Мне нравится мысль о том, что у архивов есть мозг и на него можно повлиять. – Каллум закрыл глаза и немного сполз с дивана, с облегчением чувствуя, что разговор по инерции движется к завершению. – Вот это немного интригует.

– Немного?

Это стало бы удобным оправданием зарождающихся подозрений Каллума о том, что он частично растворяется в деградации и отчаянии.

– То-то будет забавно, если вдруг выяснится, что мы – лишь рабы некой кровожадной разумной сущности. Или и архивы – тоже боги? – вслух подумал он, а Рэйна коротко и раздраженно вздохнула.

– Да ты надо мной стебешься.

Каллум самую малость приоткрыл один глаз.

– Разумеется, я стебусь над тобой. Несешь какую-то ерунду.

Рэйна испепеляюще посмотрела на него.

– А если бы это была идея Тристана?

Каллум ощутил укол чего-то, похожего на ощущение, с которым оживает онемевшая конечность.

– У Тристана, – промямлил он, – своих мыслей нет. Это мне в нем и нравится.

Он хотел сказать «нравилось», но это наверняка не имело значения. Рэйна, к счастью, уже ушла, и Каллуму не пришлось оправдываться за то, как он ужасающе не к месту использовал в речи настоящее время. К тому же Рэйна, скорее всего, решит, что просто неверно поняла его английский.

На следующий день от них ждали презентации тем самостоятельных проектов, прошло уже недели две после оглашения так называемой программы на новый учебный год. Каллум, естественно, над темой даже не думал. Он прошел посвящение, так? Ну скажет он: нет, спасибо, хватит с меня книжек – и что? Ему надо прожить тут еще один год. Никто ведь не выгонит его, если он не защитит какого-то там диссера. Разве он не делал вклад в магию дома, просто живя под его крышей? Он помогал создавать охранные чары, и они наверняка теперь подпитываются от его магических сил. А если Рэйна права и архивы правда разумны, то и они постоянно подпитываются от Каллума. Впрочем, он и так почти всегда чувствовал себя паршиво, зато Нико дискомфорт явно был в новинку: на днях он от души раскашлялся, удивив самого себя. Явно привык контролировать функции тела и болел нечасто, если вообще болел.

При мысли об этом Каллума, подобно зуду, начинало изводить ощущение некой подставы. Если архивы или некий источник магии в доме питаются силами посвященных, отслеживают их чары, то это объяснило бы и личные дела на каждого, и ритуал посвящения, который иначе как издевательством со стороны Атласа Блэйкли не назвать. Это ведь он, Атлас Блэйкли, откровенно ненавидел Каллума – вот и наказал его, заставив провести время наедине с самим собой.

Нет, хрен там плавал. Никто лучше Каллума не знает, какое это наказание – проводить время с Каллумом. Разве что Тристан, намеревавшийся убить его. Понятненько…

То-то будет весело – да, именно весело – узнать, что у руля этакой страшной махины стоит совсем не Атлас Блэйкли. Возможно, Каллум и остальные подписались на некий эксперимент; никакие они не исследователи, а, напротив, объекты изучения. Они же носители магии: поддерживают работу охранных чар и жизнь дома, – и если уж библиотека разумна, то отчего бы ей не желать того, чем они обладают? В этом смысле они, возможно, и есть боги. Каллум сам считал себя и остальных медитов равными демиургам, но чисто риторически, не задумываясь всерьез о своей принадлежности к этому рангу.

В какой-то момент Каллум заснул на диване. Проснувшись часа в два ночи, он дотащился к себе и лег в постель, где проспал все утро и заодно встречу по поводу самостоятельных исследований. Проголодавшись, Каллум побрел в столовую и там, заняв один из резных стульев, вскрыл пакетик суповых крекеров.

Тут его похлопали по плечу, и, обернувшись, он снова увидел Рэйну.

– Значит, так, я спросила Далтона, не знает ли он, как работают архивы.

– Ладно, – ответил Каллум, которому захотелось пить. – И?

– И он тут, – сказала Рэйна, отходя в сторону и указывая на стоящего рядом Далтона Эллери. Вид у того был смущенный. Или болезненный. Или же Далтон Эллери всегда так выглядел, просто Каллум раньше не обращал на это внимания.

– Да? – произнес он.

Далтон взглянул на Каллума озабоченно, как будто видел, что тот сейчас совсем не на пике формы. Интересно, что навело его на эту мысль?

– Архивы выдают не всё и не всем, – сказал Далтон. – Вряд ли тут действует какая-то система, однако это как-то связано с тем, что доступ нужно заслужить. О чем мы говорили всем еще до посвящения.

– Супер, вот и ответ на вопрос. Удачи.

С этими словами Каллум отвернулся. Ему вдруг отчаянно захотелось маминого бирьяни [15]15
  Пряное блюдо из риса с овощами, яйцами, мясом или рыбой.


[Закрыть]. Готовила, конечно, не мать, а прислуга, но, если у матери случалось хорошее настроение, Каллум ел вместе с ней. Жаль, что она редко бывала довольна. Ее тоска порой давила на Каллума, зато, когда тоска сменялась радостью, его ждало угощение.

– Нет, – сказала Рэйна, – это не… У меня теперь еще больше вопросов.

– Мистер Нова, – обратился к Каллуму Далтон, – что касается темы вашего самостоятельного проекта…

– У мисс Мори есть вопросы, – не оборачиваясь, перебил Каллум и махнул рукой в сторону Рэйны.

– Да. Почему библиотека отклоняет определенные запросы? Каковы условия одобрения или отказа?

– Как я уже сказал, системы как таковой не существует, – Далтон натянуто ответил Рэйне. – Если и есть какие-то определенные правила касательно допуска к архивам, придумали их не мы.

– Кто это – «мы»? – Рэйна, сама того не заметив, стала наседать на него. – Вы и Атлас?

– Некто… Мы – лишь кураторы библиотеки, а не хозяева.

– К чему нет доступа у тебя лично?

– Тема моего исследования в высшей степени специфична. Уверен, книг, к которым у меня нет допуска, огромное множество. Просто я не знаю о них, поскольку не интересовался ими.

– Но…

– Возможно, библиотека – как природа, – непринужденно заметил Каллум, поигрывая с молочником, оставшимся на столе после завтрака. – Как судьба. Вопрос везения.

– Библиотека действует не в случайном порядке, – закипая, возразила Рэйна. – В том-то и дело. А если бы и действовала, все обстояло бы иначе. Но она не такая, у нее все просчитано. Она не дает нам допуска к определенным темам. Почему?

Каллума посетила странная, шизофреническая мысль о том, что прежняя его версия когда-то посчитала любопытной неспособность Либби Роудс получить хоть какие-то сведения о дегенеративных заболеваниях.

– Это потому, что они опасны, – пробормотал он. Желаемые сведения убили бы Либби. Не физически, разумеется, просто изменили бы, разрушили ее жизнь: полученный ответ погасил бы в ней искру, что заставляла двигаться вперед, не давала опустить руки. Если бы Либби узнала, могла бы ее сестра жить дальше или нет, то остановилась бы и перестала действовать. Лишь не зная ответа, предполагая, что его вовсе не существует, она жила по-настоящему. Возможно, библиотека проверяла Либби, подталкивая к некой черте, прежде чем дать то, что ей было нужно. Или защищала, зная, что это ей не требуется.

Каллум вдруг остро ощутил на себе взгляд Далтона.

– Что? – накинулась на него Рэйна.

– Ничего, – сказал Каллум, отодвигаясь от стола и вставая. – Ну и как, – обратился он к Далтону, – вы с Парисой по-прежнему трахаетесь?

Далтон недоуменно моргнул.

– Прости, – неискренне извинился Каллум. – Вы с Парисой так и занимаетесь любовью?

Далтон слегка нахмурил темные брови, хотя он наверняка догадывался, что именно на потрясение Каллум и рассчитывает. В последние несколько дней он ничего не чувствовал, вот и захотелось растормошить Далтона, вызвать в нем какие-нибудь достойные интереса ощущения.

Однако Далтон не повелся.

– Боюсь, в первый раз ты высказался намного точнее.

– Верно. – Каллума накрыло волной тошнотворной зависти при мысли о том, что у кого-то есть пара или рабская преданность партнеру позволяет сносить яростное глумление эмпата-алкоголика без особого ущерба для настроения. – Верно. Ладно, наслаждайся.