Текст книги "Наследник для бандита"

Глава 27. Без выбора

Марья

«… Ты даже представить себе не можешь, – пальцы стучат по экранной клавиатуре, а буквы перед глазами расплываются, – какого это. Гладить, выбирать имя, слышать стук сердца маленького человека… а потом закрыть глаза… Открыть. И ощутить в себе только пустоту. Чёрную дыру. От горла, которое не хочет пропускать воздух, потому что он телу больше не нужен, и до колен, потому что выше просто страшно поднять ночнушку и посмотреть на себя в зеркало. А потом противная тётка в процедурном кабинете небрежно говорит тебе, что, может быть, ты уже больше никогда не сможешь родить… Ты знаешь эту историю…

Но Бог неожиданно даёт тебе ещё один шанс. Любимого мужчину, которого ты оставляешь в этом мире своими руками, и малыша самого желанного. Сразу. Будто связывая вас. Есть во всем этом счастье только одна маленькая проблема. Мир отца твоего ребёнка совершенно немилосерден к женщинам. И осознание того, что кто-то сильный вдруг может подойти и отнять у тебя сына или дочь просто потому что «может» заставляет защищаться. Поверь мне. Нет на всем свете злее самки, которая защищает своего детёныша. И если она не чувствует себя спокойной, то всегда будет огрызаться. Без причины. Просто потому что ей страшно, и она так чувствует. И ни одну мать предчувствия ещё не обманули.

Ты просто не в праве оскорблять меня за это. Лучше спроси себя. Почему твоя женщина видит тебя, твой дом и твой мир врагом до такой степени, что хочет выйти…» – изображение окончательно уплывает, и я в очередной раз нажимаю кнопку «отправить».

Я клянусь себе, что это сообщение – последнее. Хотя бы потому, что просто глупо отправлять свои слёзы в пустоту. Миша со вчерашнего вечера не прочитал ни одного сообщения.

И дома он не ночевал. Уже почти двенадцать часов – тишина. Я понимаю и помню, что ложь для Миши – самое страшное преступление. Наверно, я даже уже готова к тому, что он меня никогда не простит. Просто пусть ответит.

Охрана комментариев мне не даёт. Поджимает губы. Мое воспалённое воображение за несколько часов поверхностного сна успевает нарисовать самые жуткие сюжеты. Игнор для меня – это очень больно.

Причиняясь шестому чувству, подхожу к окну спальни и вижу, как на участок заезжают Мишины машины. Картинка замедляется. Увидеть его живым и здоровым через стекло становится смыслом жизни. Он выходит с заднего сиденья. Я срываюсь из комнаты к нему. Сердце колотится в ушах. Приехал…

Он заходит в дом, а я спускаюсь по лестнице. И даже на расстоянии чувствую, что он по прежнему «тяжёлый». Замедляю шаг.

Миша сканирует меня холодным взглядом. Сердце, ухнув, падает в желудок. Я понимаю, что у нас все по прежнему плохо.

– В кабинет иди, – кивает, – поговорим.

Иду ли я в кабинет? Я бегу! Потому что мне хочется ясности. Точек. Раз уж теперь мы вскрыты полностью, то определенности.

Открываю тяжелую дверь и захожу. Нервы морозят кожу, и очень хочется почесаться. Но успокоиться это не поможет. Стараюсь дышать ровно, потому что живот и поясницу начинает тянуть.

Мишины шаги приближаются и останавливаются на пороге. Дальше– скрип паркетных половиц и щелчок ручки. Он зашёл, а я не могу найти в себе силы, чтобы обернуться. Они все уходят на то, чтобы стоять прямо и не рыдать.

Буров огибает меня справа и подходит к столу.

– Присядь. Ознакомься и подпиши.

На стол ложится несколько бланков каких-то документов и ручка.

Я медленными шагами приближаюсь к креслу.

– Спасибо, – сглатываю, – я постою.

Мне так просто уверенней. Нельзя сейчас потерять опору ещё и под ногами.

– Как хочешь… – он отходит к шкафу с баром и наливает себе в стакан какой-то алкоголь.

Беру документы в руки.

«Свидетельство о заключении брака…»

Мне почему-то хочется истерично засмеяться в голос. Скажи спасибо, Маша, что подпись просят настоящую поставить. Взгляд падает на следующий лист бумаги. «Брачный контракт…»

Руки начинают трясись. Я уже заранее не жду от него ничего хорошего. Просто так контракты не заключают.

На первых страницах прописаны суммы, положенные на содержание меня и ребёнка, какие-то обязательства о неразглашении конфиденциальной информации, порядок наследования и пользования имуществом, приобретённым в браке… Но мое внимание привлекает только последний пункт. «Права и обязанности сторон в случае развода.»

Дальше идут какие-то безумные суммы компенсации, если инициатором буду не я. И только один пункт вынесен отдельной строкой и един при любой ситуации: «Дети остаются с отцом.»

Я перечитываю эти слова несколько раз, как мазохиста. Горло сдавливают слёзы.

– Скажи, Миш, – говорю севшим голосом, – Ты вообще понимаешь, что здесь написано?

– У тебя нет вариантов, Маша, – он отзывается глухо, – просто подписывай. И может быть, у нас получится наладить нормальную жизнь…

– Я никогда это не подпишу… – качаю головой.

Резкий стук заставляет меня вздрогнуть. Дверь распахивается сразу же. Миша, дёрнувшись в сторону, задвигает меня за свою спину. Мой живот скручивает спазмом. Я упираюсь ладонями в спинку кресла. Нужно срочно лечь и выпить спазмолитик.

– Михаил, – за дверью оказывается Валерий и ещё один незнакомый мужчина. Я вижу, как мышцы на спине Бурова расслабляются. В голове не укладывается то, что сейчас Миша, не понимая степени опасности от нежданных гостей, просто закрыл меня собой. Мой взгляд невольно поднимается выше по широким красивым плечам до шеи. Я считаю его пульс. Сто двадцать.

– В чем дело? – Он рявкает агрессивно. – Я же внятно сказал, что занят!

– Полковник Филатов, Михаил Павлович.

– Ордер есть… – виновато пожимает плечами Валерий.

– А это у нас там Мария Ивановна? – мент небрежно швыряет папку на стол, – Ммм… Женитесь? – Окидывает глазами свидетельство о браке и договор. – Не торопитесь пока.

– Ближе к делу, Филатов! – прерывает его ёрничество Буров.

– Как пожелаете. Некая Капустина Валентина Георгиевна вам знакома?

– Ну? – Миша поворачивается полубоком ко мне, чтобы лучше видеть передвижения полковника по кабинету.

Я чувствую, что моя футболка на груди неожиданно становится мокрой. Опускаю глаза. В районе сосков два пятна. От страха меня обдаёт жаром. Молозиво на третьем месяце – это очень нехорошо.

– Так вот сегодня ночью, – небрежно продолжает играться словами мент, – она найдена убитой. В подворотне клиники, где проходила лечение. Пять профессиональных ножевых…

– Господи… – мир начинает меркнуть перед моими глазами.

– Маша!

Я слышу сорвавшийся голос Бурова. Всего несколько секунд чувствую на своём теле, сильные руки, не дающие мне рухнуть на пол, и окончательно проваливаюсь в темноту.

Глава 28. Прости меня, моя девочка

Михаил

– Да плевать мне, Валера! – Рявкаю так громко, что от меня начинают шугаться люди. – Я из-за этого чертова ГНКашника два часа в клетке с операми просидел. Пока Марью без сознания скорая увозила. Чтобы через сутки этой мрази в городе не было, если он хочет не потерять способность жрать самостоятельно. Все! Жду новостей по Капустиной.

Сбрасываю вызов, подходя к регистратуре.

– Пару часов назад, – находясь ещё на адреналине, рявкаю на женщину за стойкой, – к вам привезли Соколову Марию Ивановну. Куда положили?

– Здравствуйте, мужчина, – высокомерно отвечает тётка и смотрит на меня поверх очков. – Во-первых от вас разит спиртным. Посещения больных в нетрезвом виде у нас запрещены. А во-вторых, – она опускает глаза к монитору и щёлкает пальцами по клавиатуре. – Соколова близких родственников не указывала. Поэтому, сообщить вам о ее состоянии подробности я вам не могу.

Тихо проглатываю неадекватный порыв, уговаривая самого себя, что женщина просто качественно выполняет свою работу. Договариваться, Буров! Ты уже забыл, как это делается.

– Давайте по-другому, – напряжённо выдыхаю и достаю из кармана пять тысяч рублей. – Этаж, номер палаты, и это бумажка станет вашей.

– Вы с ума сошли! – Повышает голос администратор. – Вы себя в зеркало видели? Да вами только заключённых пугать! А у нас люди лечатся. Если доведёте кого? Неет… – качает головой. – Я даже за сто тысяч такой грех на душу не возьму. Отойдите немедленно и проспитесь!

– Ну поругались мы, – ставлю локти на стойку и нависаю. – Жену прихватило, она скорую вызвала. Приехал, как смог…

– Не могу я, мужчина! – Всплескивает на эмоциях руками. – Не положено. Идите к начальству, если хотите. По жене вашей отдельное распоряжение не пускать…

– Я понял. – Скулы сводит от новой неуместной волны ревности. – Куда идти? – Резко разворачиваюсь от стойки, стискивая кулаки.

Значит спряталась ты от меня Мария. За оленем своим породистым. Сука одногруппник… Да ты просто идиот, Буров, раз решил, что скорая может сама привезти пациента в частную клинику. Но как? Маша была без сознания. И это точно. Парни сопровождали…

– Двадцать пятый кабинет… – летит мне в след.

Но мне кажется, что я и так уже знаю, куда идти.

Люди в коридорах расступаются, пропуская меня. Видимо, видок у меня и правда ещё тот. Двадцатый, двадцать второй… Двадцать пятый. Пиздец тебе, Руслан Анатольевич…

Открываю двери рывком с ноги.

– О! Я почти заждался. – Вирютин откидывается на спинку кресла и складывает на груди руки. – Спокойнее! А то охрану вызову, и поговорить не успеем, – с издевкой.

– Ах ты!

Его небрежный тон срывает мои и без того хлипкие тормоза. Я подлетаю к Руслану и поднимаю его за грудки над столом. Можно сейчас просто открутить ему голову, одно движение и…

– Где моя женщина? – Ощутимо встряхиваю Вирютина. – Быстро мне этаж, номер палаты и пропуск от дверей. Иначе через пятнадцать минут я устную здесь дичь и беспредел.

– Ты просто больной придурок! – оскаливается на меня Руслан. – Кому ты угрожаешь? Пациентам после операции? Женщинам в положении? Да тебя за это свои же грохнут. А я помочь могу. Пара движений, пара уколов феназепама, и открытое освидетельствование, что ты – психически неуравновешенный. Забудут о тебе через год, а через два ни у кого вопросов не возникнет, как ты кони двинул…

– Сука! – С силой швыряю его обратно в кресло. – Это пока ты на своей территории. – Упираю кулаки в стол. – Только выйдем…

– И у тебя тараканы в гостиницах появятся или вши, – он ядовито ухмыляется, – всякие разные мелкие неприятности накроют. Ты же знаешь, кто я и чья эта клиника. – Зло цедит сквозь зубы. – Что неприятно? – Срываясь на эмоции, он сметает со стола документы и подставку с канцелярией в стену. – Неприятно, когда на тебя находится сила Буров?

– Блять… – луплю стол и стекаю на ближайший стул.

– Вот я просто понять хочу… – Руслан подкатывается на стуле ко мне, – почему Марья тебя выбрала? Я ведь всегда рядом был! Готов для неё все, что угодно… Пять лет. Ты же – просто рожа протокольная.

– Любовь у нас… – грустно ухмыляюсь. – И ребёнок.

– А ты уверен, что ребёнок твой? – Руслан прищуривается, а я прикрываю глаза, гася желание разбить его холёное лицо в кровавое месиво.

– Уверен! – Выдавливаю из себя агрессивно. – Потому что претендентов двое. Ты и я. Если был бы хоть малейший шанс, что ребёнок твой, ты бы не защищался, а бил сам.

– Все-таки ты не конченый придурок. – Утвердительно кивает головой Руслан.

– Как Маша здесь оказалась? Она без сознания была, – задаю пульсирующий в голове вопрос.

– Повезло просто. – Складывает на груди руки и, нехотя, отвечает. – На вызов по скорой приехала сменщица ее Светлана. Я так понял, что она была в курсе ваших с Марией отношений. В общем, справедливо определив, что подругу надо спасать, решила позвонить мне.

– Как… она? – горло сводит эмоциями в конце вопроса.

– Все нормально. Лежит под капельницей. В себя пришла почти сразу, как привезли.

Мы замолкаем и скрещиваем тяжёлые взгляды.

– Я хочу к ней пройти…

Руслан отрицательно качает головой.

– Маша не захочет сейчас тебя видеть. А нервничать в ее положении очень опасно. Ты лучше подумай, что можешь сделать для неё, когда она выйдет отсюда.

– Даёшь мне советы? – Вскидываю удивленно брови и склоняю голову в бок. – Зачем тебе это нужно?

– Да затем, – Вирютин невесело улыбается, – что она все равно вернётся к тебе. Лежит там и тихо воет в подушку. Что у вас произошло, не говорит. А тебе вижу, что тоже «надо», иначе – не кидался бы… Вот такое глупое благородство, – он разводит руками.

Снова встречаемся взглядами. Понимаю, как это много – отойти в сторону от любимой женщины. Я вот не смог. Хотя должен был.

– Номер у меня твой есть, – встаю со стула и направляюсь к двери, – отвечай круглосуточно. Придумай, как прикрыть охрану, которую выставлю, чтобы народ не пугали.

Берусь за ручку и жму.

– Буров! – Руслан окликает меня задумчиво. – Дай ей возможность работать.

– Я подумаю. Спасибо… – добавляю искренне, толкаю дверь и выхожу в коридор.

Уже в машине достаю телефон с тупым желанием набрать Машин номер телефона. Не ответит. Да плевать. Хочется просто ближе к ней быть.

Открываю контакт и вижу десять не прочитанных сообщений. По позвоночнику бежит холод. Я был просто зол и сбрасывал не глядя. А она плакала и не спала. Я же все видел сегодня утром и не остановился. Доломал? Да ты герой! Как только теперь чинить собираешься? Открываю первое сообщение. Читаю буквы, складывая в слова. Закрываю, чувствуя себя уничтоженным. Ещё одно. Закрываю. Читаю остальные, а потом отвечаю на каждое так, как должен был ответить сегодняшней ночью. С горячим чувством в груди откидываюсь на сиденье. Давай же, прости меня, моя девочка. Кроме тебя некому. Я никогда ни у кого не просил.

Глава 29. Встреча

Марья

– А цветочки? – Оглядывается по сторонам молоденькая медсестра. – Вы хотя бы розочки последние заберите. Жалко.

Букеты в моей палате стоят везде: на окне, на полу, на столе… Миша присылал их каждый день. С записками о том, что он должен мне цветы за все наши несостоявшееся свидания.

– Расставьте их по женским палатам, – веду пальцами по нежным розовым бутонам, но ничего не чувствую кроме волнения перед нашей предстоящей встречей. Остальные чувства будто впали в анабиоз. Возможно, это просто побочный эффект от капельниц гинипрала. – Пусть девочкам настроение поднимают.

– Он вам ещё подарит, – сверкает глазами девушка, плохо скрывая легкую зависть в голосе. – Так круто. Я тоже так хочу.

– Лучше – не надо, – качаю ей в ответ головой.

– Давайте сумку, – смущаясь, подхватывает мои вещи.

Дверь в палату открывается.

– Лиза, спустись, пожалуйста, в приемное, – Руслан подходит к нам с медсестрой и забирает из ее рук мою сумку. – Я сам помогу. – добавляет строго и давяще.

– Хорошо, – девушка пару секунд растеряно хлопает глазами, но подчиняется и уходит.

– Маша… – Руслан ловит меня чуть выше локтя и громко выдыхает воздух. – Тебе необязательно возвращаться к нему. – Его голос срывается. – Я все решу. Он не тронет. Не достанет…

– Я очень тебе благодарна, – кладу ладонь на лацкан белого халата и чувствую пальцами, как колотится сердце. – И я действительно хотела уйти от Миши, но поняла, что не могу. У тебя все будет хорошо в любом случае, а вот у него без нас – вряд ли.

– Звучит совершенно шизануто, – мотает головой Руслан.

– Ну а ты сам разве не также шизануто поступаешь, – снисходительно улыбаюсь.

– Ну пойдём… – он передергивает плечами. – Твой Буров тачками пациентов во дворе распугивает.

– Да, спасибо…

Вирютин спускается по лестнице быстрым шагом, а я семеню сзади него. Мы выходим из здания больницы. Я замечаю Мишу издалека. Он откидывает сигарету и подаётся в мою сторону.

Застываю, не зная, как себя теперь с ним вести. Он не чужой, ни в коем случае. Просто мне неловко и непривычно после двух недель перерыва. Ощущаю всем телом агрессивные волны, которые посылают друг другу мужчины.

– Едем, Маш? – Мишин голос строгий и хриплый, – Домой…

– Да, – стараюсь выдавить улыбку, понимая, что должна разрядить обстановку. Оборачиваюсь на Вирютина. – До свидания, Руслан. Думаю, что скоро встретимся в институте.

– Да… – выдавливает Буров и тянет ему руку. – Спасибо.

Руслан отвечает на рукопожатие. Я с облегчением выдыхаю.

– Ты хочешь пить? Кушать? Как чувствуешь себя? – ощупывает меня взглядом Миша, когда садимся в машину.

– Все хорошо. Пока не голодна, – отвечаю на вопросы, понимая, что он к чему-то клонит.

– А он? – переводит глаза на мой живот.

– Он тоже хорошо.

– Это хорошо… – Миша отзывается эхом. – Тогда я бы хотел тебя в одно место отвезти. Прогуляться.

– Я не против, – видя, как ему хочется ко мне прикоснуться, но он не смеет, накрываю его руку, лежащую на сиденье своей.

Его пальцы тут же борзеют и собственнически сминают мои. На этом все. Мы сближаемся, как будто в первый раз.

– Леш, – Миша бьет в спинку водителя ладонью, – Зарули только за кофе куда-нибудь. – Отдаёт распоряжение и тут же спохватывается, оглядываясь на меня. – А тебе можно кофе?

– Можно, – киваю, тронутая заботой. – И булки с котлетами тоже. В умеренном количестве.

Мы паркуемся на небольшой стоянке возле реки и выходим из машины.

– Красиво! – глубоко вдыхаю влажный осенний воздух. Токсикоз почти отступил, и теперь я снова могу различать оттенки запахов и вкусов.

– И где это мы? – чуть поворачиваю голову к Мише и принимаю из его рук кофе.

– Это тот самый санаторий, о котором я тебе рассказывал.

– Ты уже его купил?

– Ну почти, – уклончиво отвечает Буров и берет меня за руку. – Хочу послушать, что ты мне скажешь.

– О, это большая честь! – Не удерживаюсь я от едкости.

– Береги свой язычок, Мышка, – его ноздри нервно вздрагивают, и я чувствую, как он съедает мои губы глазами.

Прячу улыбку за стаканом с кофе, а сердце начинает приятно трепетать. Поплыла. Ставлю сама себе диагноз.

– Это все территория санатория? – стреляю глазами в небольшую набережную с пляжиками, переводя тему.

– Да, ещё большой парк, старое здание усадьбы, переделанное под жилой корпус и новое строение.

– Масштабно, жалко, что государство не может содержать, – оглядываюсь по сторонам.

– А ты бы смогла управлять всем этим?

– Ну… – делаю глоток кофе. – теоретически это не сложно, а вот на практике – смотря для кого санаторий.

– А для кого проще?

– Тут нет проще, – жму плечами. – Просто дети они всегда здоровее и чище взрослых. Поэтому с ними приятнее работать, но и требуется выше квалификация…

– Понял, – кивает задумчиво.

Держась за руки, идём по влажному песку к кленовой аллее. Разноцветные листья с тихим шорохом падают под ноги. Мне хочется немного похулиганить, и я загребаю большие кучи листвы ногами, делая салюты.

Кофе приятно согревает ладонь. Неожиданно мне здесь становится так хорошо, что даже почти не напрягают два охранника, которые по пятам следуют за нами.

Буров ведёт себя, как воспитанный пёс. Хочет меня, облизывается, но без разрешения к миске не подходит. Эта ситуация забавляет. А особенно зная, каким несдержанным зверем он может быть, мне приятно это уважение.

– Маш, как ты смотришь на то, чтобы познакомиться ещё с одной важной частью моей жизни? – Миша говорит абсолютно серьезно и специально не встречается со мной глазами, делая вид, что разглядывает противоположный берег.

– Мне уже страшно, – отвечаю искренне.

– Почему? – Он напрягается ещё сильнее.

– Очень боюсь обнаружить в тебе то, что никак не смогу принять. Это знаешь… Будто ты несколько раз подавился виноградной косточкой, а тебе говорили, что их нет. Ты же больше не захочешь рисковать и есть виноград?

* * *

– Это значит, я – виноград? – Хмыкает Миша, а уголки его губ ползут вверх. – Так меня ещё не называли.

– Я тебя внимательно слушаю, – специально замедляю шаг, чтобы оказаться с ним лицо к лицу.

– Все просто и сложно, – разводит руками. – Два дня назад прилетели Василиса с Ярославом и его мама. Она больше пятнадцати лет не была в России. Я хочу попросить тебя поужинать с нами сегодня… – кладёт руки на мою талию и вжимает пальцы.

– Ты уверен, – я растеряно качаю головой. – Что нам нужно играть в эту семейственность? Не понятно, как мы с тобой дальше будем общаться.

– Ты мне не простишь никогда этот договор? – горько ухмыляется. – До рождения ребёнка мы обязательно поженимся. Хочу иметь равные с тобой права. И постарайся это как-то принять, переварить… – заканчивает с нажимом.

– Прощу, – мотаю головой, чувствуя близкие слёзы, и начинаю моргать. – Ты тоже прости меня. За то, что не говорила…

– Вот только давай без нервов. – Миша сгребает меня в крепкие объятия. – А то твой Верютин обещал меня, как невменяемого, в психушке закрыть, если ты ещё раз к ним беременная попадёшь.

– Это тебе Руслан сказал? – От удивления у меня округляются глаза, и моментально просыхают слёзы. Я отстраняюсь.

– Он был убедителен, – кивает.

– Человека поместить на лечение можно либо по собственному желанию, – начинаю хихикать, – либо по суду, а это процесс небыстрый. Господи! – Начинаю смеяться в голос. – Я запомню этот день!

– Прямо оборжаться… – недовольно поджимает губы Миша, засовывает руки в карманы и пытается меня обогнуть. – Можешь не идти. Я скажу, что ты устала…

– Я пойду. – Отвечаю ему в спину. – Только знать хочу! – добавляю чуть агрессивнее. – Что случилось в тот день с Валей? Это Тимур?

Миша замирает и медленно разворачивается ко мне лицом.

– Нет, Маш. – Отвечает нехотя. – Там все в тот же день ясно было. Она подписывать отказ от сына не стала. Выкрала к больнице всю наркоту и хотела продать местным торчкам, чтобы забрать сына и уехать. А эти придурки товар забрали, а платить не захотели… Сама она виновата…

– Понятно… – закусываю губу, вспоминая красивую девушку. Разве то, что с ней случилось – это справедливо? – А мальчик теперь как? – заканчиваю шёпотом.

– Пошли покажу.

– В смысле покажу? – переспрашиваю.

– В прямом, – Миша пожимает плечами. – Я предложил Тимуру в качестве примирения вложиться в этот санаторий поровну. В основном корпусе будут обитать спецы психологической адаптации, массажи, ванны, ну все, что обычно нужно. А во втором корпусе смены детей после длительного лечения. Сегодня начали работать спецы, а первая смена заедет, когда ремонт доделают.

Мы сворачиваем с главной аллеи парка на боковую дорожку, огибаем административную пристройку, и нам становится видна большая круглая беседка.

– Близко не подходи, не мешай, – предупреждает Миша, – меня уже раз отругали, – хмыкает. – Сейчас психологи работают с приемными детьми и родителями.

Пол беседки застелен искусственным газонным покрытием. На нем рядками стоят разноцветные кресла-груши. Людей немного. Всего четыре семьи. Две полные – мама, папа и ребёнок. И ещё две парами. Мама – девочка и отец с сыном. Дети увлечённо скармливают различные продукты взрослым, у которых завязаны глаза.

– В чем только польза не пойму, – Миша с сомнением следит за происходящим в беседке.

– Вот смотри, – я с улыбкой наблюдаю, как осмелевшие дети скармливают взрослым лук и хохочат. – Это очень многогранное упражнение. Во-первых учит доверию и ответственности в обе стороны. Во-вторых позволяет «неприятно удивлять» друг друга. А в-третьих – это просто весело. Ну посмотри, им же правда здорово!

Неожиданно мужчина, тот что один с мальчиком, сдёргивает с лица повязку. Я узнаю в нем Тимура. Первой реакцией в панике дёргаюсь и оборачиваюсь на Мишу, ища защиты, но потом вижу, что Зорин ловит своего маленького напарника по упражнению в охапку и пытается в ответ накормить бананом, завалив на кресло.

– Мне это не кажется? – На всякий случай переспрашиваю Бурова.

– Нет. – Миша мотает головой. – Я и сам в шоке, честно говоря, – делает паузу, – Маш…

– Что? – снова на него оборачиваюсь.

– Давай попробуем нормально. Пожалуйста, – добавляет хриплым тоном, – Я купил новый дом. Он твой и ребёнка, и будет им всегда. Если ничего не выйдет, я отпущу, и вы будете в отличных условиях, просто я вернусь в дом отца. Охрана, счета останутся.

– Лично я уже пробую, – смущенно втыкаюсь носом в его широкую грудь и делаю глубокий вдох. – Только не обижай меня больше.

– Я согласен на любые последствия, если накосячу.

Он говорит так искренне и жарко, что я почему-то верю.

– Поехали домой, Миш, – я отстраняюсь, – Хочу немного полежать, а потом привести себя в порядок. Может ты и с моей мамой захочешь познакомиться? – Хитро подмигиваю.

– Я хочу, – отвечает на полном серьезе. – Говорил с ней.

– И? – Почему-то я даже не удивляюсь.

– Она обещала следующие выходные!