Текст книги "В видении Бога"

Любовь матушки перевесила

На следующее утро за завтраком Рамдас объявил, что хочет уехать, так как друзья из Вадвана и Лимбди прислали уже несколько приглашений, и последнее – срочной телеграммой.

Матушку несказанно огорчила эта новость. Она стала умолять Рамдаса остаться еще на несколько дней и оглядела своих гостей в надежде на поддержку. Из солидарности с ней они тоже пытались уговорить его остаться.

– Рамдас, – убеждала матушка, – сейчас в Лимбди самая страшная жара. Передавали, что даже птицы камнями падают с деревьев и умирают, не в силах ее вынести. Зачем вам бежать в это пекло с прохладных склонов Абу?

– Матушка, – ответил Рамдас, – для любви нет «плохой погоды». Друзья в Лимбди и Вадване с нетерпением ждут Рамдаса, и их любовь повелевает Рамдасу откликнуться на их зов.

– Нет, вы не можете уехать. Я ваша мать, и я должна позаботиться об этом ослабевшем теле. Ему нужно передохнуть здесь от жары. Пожалуйста, не уезжайте.

Рамдас не поддавался. Он встал из-за стола и вышел на веранду – матушка побежала за ним.

– Рамдас, вы должны остаться хотя бы на четыре дня. – Она молитвенно сложила ладони. – Не отказывайте мне, я же завишу от вас! Вы не представляете, как я буду благодарна вам!

Рамдас остановился. На минуту повисло напряженное молчание… и отчаянные глаза матушки перевесили чашу весов.

– Хорошо, матушка, еще на четыре дня, – произнес Рамдас.

Услышав эти слова, матушка Элизабет пришла в исступленный восторг. Она плясала от радости и гладила его руки, которые он сложил в знак почтительной покорности. Какое золотое сердце билось у нее в груди!

К Рамдасу приходило много знаменитостей, проводивших жаркие летние месяцы на горе Абу. Они подолгу сидели у него в комнате, ведя длинные беседы. Любовь лилась на него со всех сторон. Навещал его и святой подвижник Рампрасад родом из Джамнагара. Он жил недалеко от виллы матушки Элизабет, в отдельном флигеле на ее участке. Рамдас узнал, что в Джамнагаре он основал сиротский приют, где нищие уличные дети получают крышу над головой, еду и начатки воспитания. Святой выразил желание, чтобы Рамдас посетил приют, но Рам не предоставил ему случая исполнить его.

Накануне отъезда Рамдаса Раджа Рам сказал, что через четыре дня возвращается в свою провинцию, и предложил Рамдасу составить ему компанию.

– Рамдас, я еду в своем личном салоне-вагоне и был бы очень рад заполучить вас в спутники, – попытался он соблазнить Рамдаса.

– Рамдас уже назначил свой отъезд на завтра и не может перенести его. – Рамдас не поддался на уловку. – Он путешествует только третьим классом. Если бы даже мы ехали с вами одним поездом, он предпочел бы вагон третьего класса, а не салон со всеми удобствами.

Раджа Рам не нашелся с ответом. Тогда матушка сказала, что хочет дать Рамдасу провожатого хотя бы до Вадвана. Он попытался убедить ее, что совершенно не нуждается в конвое и, как странствующий аскет, давно привык преодолевать в одиночку любые расстояния.

– Нет, Рамдас, ради собственного спокойствия я пошлю с вами сипая Раджи Рама, – сказала она.

Раджа Рам взял сторону Рамдаса и признал, что Рамдасу действительно не нужен охранник. Но переубедить матушку ему не удалось, и на следующий день она подвезла Рамдаса и сипая к автобусной станции. Она нашла ему место в автобусе и усадила его. Когда автобус тронулся, она развернула свою машину и, оглянувшись, бросила на Рамдаса последний долгий, долгий взгляд. В ее глазах, полных тоски, стояли слезы. Расставание с ним явно далось ей нелегко. О, матушка Элизабет! Как бесконечно много любви в твоем сердце к этому ребенку, Рамдасу!

Друг-сипай нес корзинку с фруктами, заботливо упакованную матушкой Элизабет. Он привел Рамдаса к вагону третьего класса и собрался было открыть дверь, но сидящий в проеме садху выкрикнул, что в вагоне нет места. Он просто захлопнул дверь у них перед носом и припер ее со стороны тамбура. Но сипай, дюжий малый, открыл ее, несмотря на «внутреннее сопротивление», и пропустил Рамдаса вперед. Когда он входил, садху вытянул руку поперек двери, чтобы не допустить вторжения. Но наседавший сзади сипай отшвырнул руку и освободил путь. Обоим удалось сесть. Места хватило бы десятерым, не говоря о двоих!

В вагоне ехали около двенадцати садху. Поезд тронулся и спустя какое-то время остановился на станции, где на платформе продавали горячую еду. Объявили, что стоянка будет долгой – полчаса, и садху накупили пури и овощного карри и, вернувшись в вагон, принялись за еду. В это время в вагон вошел новый пассажир – с пури и карри из той же привокзальной закусочной и собрался было пообедать в том купе, где сидели садху. В тот же момент они вскочили как по команде, взявшись за свои палки. Их грозный вид не предвещал ничего хорошего.

– Какой наглец! – возмутились они. – Да как ты смеешь являться сюда со своей снедью и осквернять место, где обедаем мы, садху? Давай выметайся, да поживей, пока мы не отлупили тебя как следует!

Бедный пассажир спрыгнул на платформу и, как трусливый кролик, припустил к другому вагону.

– Это садхуизм, махарадж, – авторитетно заметил друг-сипай, обращаясь к Рамдасу.

Глава 14. Вадван – в поезде

Бала мандир

Доктору Шукле послали телеграмму о приезде Рамдаса. Он встречал его на вокзале Вадвана вместе с Чунибхаи, Маганлалом и другими друзьями. Доктор и его жена были безмерно счастливы вновь увидеть его. Он провел в их доме только четыре-пять дней, и все это время программа была чрезвычайно насыщенной.

Посетители прибывали в большом количестве. Они задавали вопросы о преданности и о силе Божьего имени. Он говорил не переставая, приводя примеры из собственного опыта. Кто-то спросил, как добиться контроля над умом.

– Самый простой и надежный способ – неустанно повторять Божье имя, – ответил Рамдас. – Концентрация ума развивается, когда внимание направлено на звук имени. Когда ум сосредоточен, следующий этап – медитация на величественные божественные атрибуты. Постоянная практика повторения имени и медитация пресекают беспорядочное блуждание ума и он растворяется в вечном блаженном вселенском Я. Если у вас нет непреодолимого желания познать Его, вы не сможете помнить о Нем постоянно. Это сильнейшее желание называется бхакти. Ваш ум должен быть настолько сильно одержим этой жаждой, что вы будете чувствовать острую боль всякий раз, когда какое-то личное мирское желание заставит вас забыть о Боге. Ваши действия тоже должны способствовать очищению ума, а это означает, что они совершаются как нишкама, «без желания плода» – то есть бескорыстно, без мысли о выгодном исходе или результате. Чистый ум – это ум, в котором нет сладострастия, гнева и жадности. Только такой ум может увидеть Бога. Ум, сосредоточенный на Боге, – чистый ум. Не забывайте, что Бог, которого вы ищете, внутри вас!

В один из дней Рамдаса отвезли в государственный бала-мандир[46]46
  Бала-мандир – детское учебно-воспитательное учреждение – детский сад, школа, интернат и т. д.


[Закрыть], где находились на воспитании дети от полутора до четырех лет. Когда Рамдас приехал туда, их было больше ста. При виде малышей его сердце сладко забилось от умиления. Он ринулся прямо в гущу детворы и уселся посреди них. Дети не испытывали ни малейшей робости к незнакомцу – наоборот, приняли Рамдаса как своего. Они облепили его, залезали ему на колени, пытались забраться на плечи и при этом беспрестанно повторяли: «Ситарам, Ситарам». Малыши были веселыми, ласковыми и дружелюбными. Всей гурьбой они прыгали вокруг Рамдаса и ликующе пели. Это было чистое блаженство, ни с чем не сравнимое переживание. По команде учителя – доброго и спокойного человека – они станцевали для Рамдаса, встав в круг и отбивая ритм маленькими палочками. Музыкальным сопровождением служило «Ом Шри Рам джей Рам джей джей Рам».

В классной комнате стояли маленькие низкие парты с выдвижными ящичками, где дети хранили свои письменные принадлежности. Рамдас увидел результаты первых стараний – наивные рисунки и ряды корявых буковок. Как в детском саду, воспитание шло по «игровой» системе, а уроки преподносились ненавязчиво и просто, без строгости и принуждения – тоже в процессе игры, чтобы не травмировать нежную душу ребенка. Маленькая девочка меньше двух лет, совсем крошка, сама взяла веник и принялась деловито и тщательно подметать пол. Учитель сказал, что это самый смышленый ребенок из всех его питомцев.

Чтобы у детей осталось ощущение праздника, Чунибхаи позаботился об угощении, и ребятишкам раздали молоко и сладости. Их отвели в столовую – в интернате была специальная комната для еды. Там, совсем по-домашнему, были расставлены рядами маленькие деревянные стульчики, обычный предмет обстановки индийского жилья. Дети уселись на свои места, несколько малышей подавали «полдник» остальным. Перед каждым было поставлено китайское блюдце со сладостями. Вся процедура прошла на редкость спокойно – никто не толкался, не шумел, не устраивал возни и суеты. Малыши вели себя безупречно, и порядок в столовой царил идеальный. В детские чашечки, стоящие рядом с блюдцами, разлили молоко. Пока маленькие официанты были заняты обслуживанием, остальные дети терпеливо ждали, чинно сидя на своих стульчиках. Когда все было готово, учитель прочитал молитву, и его подопечные повторили ее хором. Только после молитвы они приступили к еде, аккуратно взяв в руки чашки с молоком и бережно обращаясь с блюдцами. Это было очаровательное зрелище.

На следующее утро воспитатель привез всех детей к доктору Шукле, и, встав в круг, они спели песню и исполнили танец под музыку Рам-бхаджана. После представления им снова раздали молоко и сладости. Школа была муниципальной и финансировалась правительством штата Вадван. В ее распоряжение были выделены коляски с мягкими сиденьями, запряженные лошадьми, на которых детей забирали из дома и после занятий развозили по домам. Обучение, как и завтрак, было бесплатным и обеспечивалось бюджетом штата. Уроки длились с восьми до одиннадцати утра.

Рамдас также посетил и другую похожую школу. Ее открыл и содержал богатый человек в память о Махатме Ганди. Распорядок и условия в ней был почти такие же, как в бала-мандире. Приятной особенностью обоих заведений было то, что учителя нежно и ласково разговаривали с детьми. С их губ никогда не срывались резкие окрики и грубые приказы. Воспитатели проявили большую доброту и радушие к Рамдасу. Во второй школе детям тоже раздали конфеты.

Каждый день к Рамдасу приходил садхака Дживрадж Балу. Он оставил мирскую жизнь и жил, занимаясь своей духовной практикой, в маленькой уединенной хижине за городом посреди полей. Он попросил Рамдаса навестить его жилище. Приглашен был также г-н губернатор, и оба отправились к Дживраджу в коляске сахеба. Дживрадж был счастлив, что Рамдас откликнулся на приглашение, и сердечно обнял его. Гостям было предложено молоко, после чего Рамдаса попросили провести беседу. Он говорил примерно с полчаса. Встреча завершилась музыкальной программой, и Дживрадж спел несколько сочиненных им самим песен.

Вечерами Чотабхаи услаждал слух почитателей, собиравшихся у доктора Шуклы, игрой на дилрубе – индийском музыкальном инструменте.

Пинки башмаками – особый вид поклонения

Как и в прошлый приезд в Лимбди, Рамдас остановился в доме Кантилала. Друзья так долго ждали его, мечтая увидеть снова, что в первый же день гости повалили сотнями. Программа встреч, вплоть до деталей, была такой же, как и в предыдущий раз.

Доктор Шукла, Чунибхаи и Чотабхаи каждый день приходили из Вадвана повидаться с ним. Рамдас продолжал питаться только молоком. Его приглашали к себе Угарчанд и Моханбаи, уважаемые торговцы из Лимбди. Не стоит и говорить, с каким восторгом встретили весть о его прибытии «сахарные матушки»! Одной из почтенных дам, Гангамаи, давно перевалило за семьдесят, и она с большим трудом карабкалась к нему вверх по ступенькам с неотступной целью – запихнуть ему в рот кусок тростникового сахара и обнять его. Какая удивительная преданность!

Пробыв в Лимбди несколько дней, Рамдас получил приказ от Рама: сниматься с места и снова отправляться в Гокар Парват.

Путь в Гокар Парват лежал через Джанси. По дороге в Уджайн Рамдасу предстояло сделать две пересадки и в Бине сесть на прямой поезд до Джанси. Поезд подошел в десять вечера. Когда он влезал в вагон, мусульманин загородил дверь, но ему удалось протиснуться внутрь. На нем, как всегда, было его единственное оранжевое дхоти, обмотанное вокруг бедер, и привязанный к его краю билет в третий класс. Весь вагон был заполнен мусульманами, и они лежали на своих полках, растянувшись в полный рост, не освобождая места другим пассажирам[47]47
  В вагонах третьего класса нет «спальных мест», и на полках обычно сидит по пять-шесть человек, то есть «лежать в полный рост» разрешается, только если вагон полупустой. В открытых купе шесть полок, по три с каждой стороны, и две боковые.


[Закрыть]. Но Рамдас все-таки умудрился пристроиться в ногах не слишком рослого мусульманина. На следующей станции вошло много народу, все – мусульмане. Им пришлось стоять в узких проходах между полками: ни один из спящих не сдвинулся с места. Рамдас ощутил потребность уступить место одному из стоящих людей – он тихонько опустился на пол вагона и уселся в проходе. Его место было незамедлительно занято.

На следующей остановке вагон пополнился свежей порцией пассажиров, опять-таки исключительно мусульман. Все ринулись в поисках мест, толкаясь и громко топая тяжелыми ботинками. Рамдас вжался в пол как кролик, и увесистые пинки доставляли ему немалое удовольствие. Перекатившись на бок, он свернулся калачиком, чтобы занимать как можно меньше места. На каждой станции входили новые пассажиры, и в вагоне, забитом до отказа, стало нечем дышать. Тех, кто разлегся в надежде на сон, заставили сесть. Ног на полу стало больше, и теперь Рамдаса пихали ботинками со всех сторон. От сидящих мусульман Рамдасу доставалось, когда они передвигали затекшие ноги, стоящие над ним в проходе не уступали им в усердии. Он упаковался в свое дхоти с головы до ног, и его принимали просто за чей-то куль, валяющийся на полу. Он говорил себе: «Рамдас, только что в домах почитателей тебе поклонялись, поднося цветочные гирлянды, сандаловую пасту и камфарные светильники. Теперь тебе оказывают другой вид поклонения – пинки тяжелыми башмаками. Для тебя оба одинаково хороши».

Своей ролью «куля» он забавлялся вовсю. Ночь прошла, и к утру в вагоне стало свободнее. Место с краю полки, куда он приткнулся было вечером, снова освободилось, и он быстро вспрыгнул на него. Сидящий напротив старый бородатый мусульманин схватил Рамдаса за руку и стал тянуть вниз.

– Слезай туда, где сидел! – свирепо скомандовал он. Борода его зловеще затряслась, усы встопорщились, а глаза налились кровью.

Но Рамдас прилип к своему месту и неожиданно обрел защитника в лице другого мусульманина, соседа по полке. Он сделал выговор старому мусульманину за незаслуженное оскорбление Рамдаса.

– Сиди спокойно на своем месте, садху, – сказал он. – Старик, должно быть, выжил из ума.

Бородатый мусульманин утихомирился.

Глава 15. Гокар Парват

Безрассудная деятельность

Наконец Рамдас прибыл в Джанси. На вокзале его поджидали Рамкинкер и Махадев Прасад. Последний обнял Рамдаса и заплакал от радости, что вновь видит его. Как и прежде, его поселили в Аткамбе. Через два-три дня он уехал из Джанси в Махобу вместе с Рамкинкером и Чедилалом – бесхитростной и любящей душой. Друзей в Махобе предупредили о его приезде телеграммой, и теперь они – больше десяти человек, среди них Рамчарандас – с нетерпением высматривали его на платформе. Троице была устроена пылкая встреча, и вместе с друзьями они отправились в город, где на ночь устроились в храме Махавиры на окраине города, откуда шла дорога в Гокар Парват. На следующий день они поднялись на гору к тем же пещерам на маленьком плато, где Рамдас жил в предыдущий раз с Балак Рамом.

Юный брахман Калу вызвался готовить для него, а Джаганнатх – поставлять провизию. Спустя два-три дня санньясин по имени Бхагаван, с которым Рамдас познакомился в ашраме «Пиликот» в Читракуте на сборище санньясинов во время Рам-навами, пришел на Гокар Парват и остался с ним. Бхагаван был доверчив и чист душой, на редкость спокоен и молчалив. Он так сильно полюбил Рамдаса, что не мог уйти от него. Разумеется, с ним остался и Рамчарандас. Рамдас прожил на горе около четырех месяцев.

Почитатели из окрестных деревень приходили каждый день в больших количествах, и Рамдас танцевал с ними под громкие ритмичные звуки Рам-мантры. Весь этот период он провел в состоянии наивысшего духовного экстаза. Когда он танцевал вместе с пятьюдесятью почитателями под дивную музыку божественного имени, ему казалось, что с ним танцует вся вселенная. Он отплясывал часами напролет, не чувствуя ни малейшей усталости. Бхагаван, который раньше никогда не участвовал в подобных действах, присоединился к нему. Никто из тех, кто приходил впервые, не мог устоять. Имя Бога гремело на холмах, и вся атмосфера насытилась райским блаженством.

Вечерами посетители с красивыми голосами пели песни Кабира и Банараси под аккомпанемент маленьких барабанов. Киртан продолжался до глубокой ночи, а иногда до двух-трех часов утра. Рамкинкеру холм внушал ужас, особенно после того как он узнал, что по ночам вокруг бродят тигры. Он не решился остаться с Рамдасом и вернулся в город вместе со своими спутниками. Через пару дней его отпуск закончился, и он уехал к себе в Джанси. Чедилал провел с Рамдасом неделю, а потом тоже вернулся в Джанси. День и ночь он неотлучно проводил на горе.

В дневное время Рамдас напоминал резвую неугомонную обезьяну. Он или плясал, или бегал и ни единой секунды не мог усидеть на месте. Если он не был занят танцем, то носился по окрестным холмам, запрыгивая на вершины, как белка. Он чувствовал невероятную легкость в теле, и божественная энергия, шакти, гуляла внутри, заряжая всю его оболочку, как электрический ток. Оказавшись на вершине горы, он кричал во все горло: «Хари Ом!», и холмы, как мощный слаженный оркестр, отзывались на священные слоги раскатистым эхо. Каждый холм был наделен особым голосом и с готовностью громко и отчетливо гудел в ответ: «Хари Ом!».

В гонках по крутым холмам за Рамдасом поспевали лишь Рамчарандас, Джаганнатх и еще двое-трое спутников. Восхождения были рискованными, и лишь немногие отваживались на них. При крутом спуске к подножию он не цеплялся за кусты и не сползал вниз на мягком месте – он скакал с камня на камень. Бывало, он совершал безрассудные прыжки длиною не меньше пятидесяти футов, но всякий раз благополучно приземлялся на четвереньках на плоскую скалу. Плоть, да и сама жизнь стали невесомыми, как соломинка. Несмотря на эти неутомимые упражнения, которым он подвергал свое тело, он не испытывал и намека на усталость и был бодр и свеж, как всегда.

Как-то в своих блужданиях по холмам с друзьями он наткнулся на гигантского каменного идола с тремя головами, вырубленного в скале на склоне холма. Окружавшие его руины говорили о том, что в давние дни здесь стоял храм божества. Он ощутил неодолимое желание взобраться на голову древней фигуры, что и осуществил с молниеносной скоростью, и с несказанной радостью сплясал там на широкой макушке одной из голов.

Их компания пополнилась еще одним членом – святым вайшнавом Вайджнатхом. Ночами он разводил огонь на карнизе перед пещерой и перебирал четки, бормоча мантру. Одна из его учениц, пожилая матушка, днем приходила на холм и услаждала их слух дивными песнями Мирабаи. Ее преданность была так велика, что во время пения по ее щекам ручьями лились слезы и лицо озарялось духовным светом.

На холме, где жил Рамдас, почитатели водрузили шест с огромным флагом, десять на десять футов, на котором красовалась мантра «Ом шри Рам джей Рам джей джей Рам», выведенная толстыми большими буквами на хинди. Флаг был виден на мили вокруг.

Однажды поздним темным вечером, около десяти, на холме неожиданно появился молодой человек, воспитанный и хорошо одетый. Его привел к Рамдасу провожатый. Поскольку лил сильный дождь и было прохладно, компания, включая певцов, расположилась во внутренней пещере. Киртан был в самом разгаре. Гость приблизился к Рамдасу и склонился к его ногам.

– Свамиджи, – сказал он, – я ехал из Чатарпура в Конпор и по пути услышал о вас. Мне так захотелось встретиться с вами, что я слез с поезда в Махобе. Прошу, излейте на меня свою милость.

Рамдас не заставил себя ждать и тут же дал ему посвящение в Рам-мантру. Воцарилось торжественное молчание, и тут на сцене появились три большие сколопендры. Они чувствовали себя как дома. В центре круга сидящих горел фонарь. Одна из гигантских многоножек устремилась к образованному гостю – его звали Рамчандра Гупта. Он боязливо съежился, стараясь избежать неприятной встречи, но Рамдас сказал, что опасаться нечего: он уверен, что многоножка не принесет никакого вреда. И действительно, одна из сколопендр, проявляя явное дружелюбие, переползла через бедро Рамдаса. Почти сразу же после этого эпизода Рамчандра Гупта покинул холм.