Текст книги "Точка отсчета"

Глава 17

Реконструкция событий того дня позволяла сделать однозначный вывод: Бентона заманили в ловушку, где он и встретил свою жуткую смерть. Мы не имели ни малейшего представления о том, что привело его в небольшой бакалейный склад на Уолнат-стрит; вполне возможно, что его захватили где-то в другом месте, а уже затем привезли к неприметному зданию в не пользующейся хорошей репутацией части города. В какой-то момент на него надели наручники, а возможно, и связали ноги, потому что неподалеку от места, где он умер, нашли скрученную восьмеркой проволоку.

Следователи также наткнулись на его ключи от машины, а вот «зиг-зауэр» и золотая печатка исчезли бесследно. Его оставленную в отеле одежду и портфель проверили и передали мне. Ночь я провела в доме Тьюн Макговерн, который уже был взят под наблюдение агентами АТО.

Мы не сомневались, что Кэрри где-то неподалеку, что она закончит начатое и вопрос лишь в том, на кого будет направлен следующий удар и достигнет ли он цели. Марино перебрался в квартирку Люси и нес дежурство, лежа на диванчике. Все молчали, потому что говорить было не о чем.

Несколько раз Макговерн пыталась достучаться до меня, принося чай или еду в мою маленькую комнату с завешенным голубыми занавесками окном, из которого открывался вид на старые кирпичные дома с террасами и медными фонарями. Ей хватило благоразумия ничего не навязывать, а я не могла ни есть, ни пить, ни вообще делать что-либо и только спала. Просыпаясь, я чувствовала тошноту, а потом вспоминала... Не знаю, что мне снилось, но лицо распухло от слез.

Утром в четверг я приняла душ и зашла в кухню. Макговерн в ярко-синем костюме пила кофе, одновременно читая газету.

– Доброе утро, – сказала она, удивленная и вместе с тем обрадованная тем, что я отказалась от добровольного заточения и отважилась выйти из комнаты. – Вы как?

– Расскажите мне обо всем.

Я села напротив нее. Макговерн отставила чашку и отодвинулась от стола.

– Выпейте кофе.

– Расскажите мне, что сейчас происходит, – повторила я. – Мне нужно знать, Тьюн. Вы нашли что-нибудь еще? Я имею в виду – в морге.

Несколько секунд она смотрела в окно на старую, усыпанную крупными влажными цветами магнолию, потом кивнула, как будто приняла какое-то решение, и заговорила:

– С ним еще работают. Судя по тому, что уже известно, ему тоже перерезали горло. На лицевых костях обнаружены следы какого-то инструмента. Здесь и здесь. – Она показала на левую челюсть и переносицу. – Трахея чистая, ни сажи, ни ожогов, ни углекислого газа. Так что, когда начался пожар, Бентон уже был мертв. Извините, Кей, мне... В общем, это все.

– Как могло получиться, что его никто не видел? – спросила я, как будто весь ужас сказанного ею остался за пределами моего понимания. – Его привели на склад, наверное, под угрозой оружия, и никто ничего не заметил?

– Склад закрылся в пять часов вечера, – объяснила Макговерн. – Мы не обнаружили признаков насильственного проникновения, а охранную сигнализацию по каким-то причинам не включили. С такими складами у нас всегда проблем хватает – их поджигают, чтобы получить страховку. И каждый раз в деле замешана какая-нибудь пакистанская семья. – Макговерн отпила кофе и продолжила: – Модель везде одна и та же. Поступает небольшая партия товара, пожар начинается вскоре после закрытия, и никто ничего не знает.

– Но здесь-то страховка ни при чем! – крикнула я, поддавшись накатившей вдруг злости.

– Конечно, ни при чем, – спокойно сказала Макговерн. – По крайней мере страховые выплаты играют здесь второстепенную роль. Если хотите, я расскажу, как это могло быть.

– Расскажите.

– Предположим, что пожар организовала Кэрри...

– Кто же еще!

– В таком случае она вполне могла сговориться с владельцем склада. Не исключено, что он даже заплатил ей за работу, не имея представления о том, что она в действительности задумала. Разумеется, ей понадобилось какое-то время, чтобы все спланировать...

– У нее было на это целых пять лет.

К горлу снова подступил комок, глаза наполнились слезами, и я отвернулась.

– Я возвращаюсь домой. Мне нужно сделать кое-что. Я не могу оставаться здесь.

– Думаю, вам лучше... – запротестовала было Макговерн, но я не дала ей продолжить.

– Я должна вычислить, что она собирается делать дальше. Я должна понять ее план. Во всем этом есть некий смысл, которого мы пока не видим. Как насчет металлических стружек, их нашли?

– Там почти ничего не осталось. Он находился рядом с очагом возгорания, и горючего материала было очень много. Мы не знаем, что именно, если не считать пенопластовых шариков, которые плавали везде. Вот они горят очень хорошо. Что касается катализаторов, то их присутствие не обнаружено.

– Тьюн, мне нужны образцы металлической стружки из дома Шепард. Их надо отвезти в Ричмонд и сравнить с уже имеющимися. Ваши следователи могут передать их Марино.

Она посмотрела на меня глазами, в которых были усталость, скептицизм и печаль.

– Кей, вам нужно отдохнуть. Все остальное мы сделаем сами.

– Этим займусь я. – Я поднялась со стула и посмотрела на нее. – Помогите мне, Тьюн. Пожалуйста.

– Вы не должны принимать участия в расследовании. А Люси я на неделю отправлю в административный отпуск.

– Меня вы с дела не снимете. Ни за что.

– Вы не в состоянии быть объективной.

– А что бы вы делали на моем месте? Как бы поступили? Заперлись бы дома и сидели сложа руки?

– Но я не на вашем месте.

– Отвечайте.

Макговерн кивнула:

– Меня бы отстранить не смогли. Я дошла бы до конца. Я бы делала все то же самое, что собираетесь делать вы. – Она тоже встала. – Я помогу вам всем, чем смогу.

– Спасибо, Тьюн.

Несколько секунд Макговерн молча рассматривала меня, прислонясь к стойке.

– Кей, не казнитесь. И не вините себя.

– Я виню Кэрри, – ответила я, отворачиваясь, чтобы скрыть слезы. – Именно ее я виню во всем.

Глава 18

Через несколько часов мы с Люси уже возвращались в Ричмонд в машине Марино. Худшей поездки у меня еще не бывало: все трое угрюмо молчали, глядя перед собой, и даже воздух словно пропитался нашим тяжелым, подавленным настроением. Я старалась не думать о том, что случилось, но каждый раз, когда страшная правда проникала в сознание, на меня как будто обрушивалась лавина. Бентон вставал перед глазами, такой живой, такой реальный. Я не знала, была ли то милость высших сил или жуткая трагедия, что мы не провели нашу последнюю ночь вместе.

Иногда мне казалось, что я не вынесла бы свежих воспоминаний о его ласках, прикосновениях, объятиях. А потом меня захлестывало острое желание быть с ним, любить его. Мысли закатывались в некие темные уголки, где реальность напоминала о себе практическими вопросами: что делать с находящимися в моем доме его вещами, например с одеждой?

Его останки должны были доставить в Ричмонд. Странно, но при всей моей привычке иметь дело со смертью мы с Бентоном никогда не задумывались о том, какой должна быть похоронная служба или где мы хотим покоиться. Занимаясь чужими смертями, мы не желали говорить о собственной кончине и не говорили.

Шоссе И-95 превратилось в сплошное бесконечное пятно, бегущее через остановившееся время. Когда слезы подступали к глазам, я отворачивалась к окну, пряча лицо от спутников. Люси молча сидела сзади, и ее злость, горе и страх давили на меня бетонной стеной.

– Я уйду, – сказала она наконец, когда мы проезжали через Фредериксберг. – С меня хватит. Займусь чем-нибудь другим. Может быть, компьютерами.

– Чушь! – отрезал Марино, поднимая глаза к зеркалу заднего вида. – Как раз этого она и добивается. Чтобы ты ушла. Чтобы признала себя слабаком.

– Так оно и есть. Я облажалась. Я слабак.

– Чушь.

– Она убила его из-за меня, – тем же безжалостно-равнодушным тоном продолжала Люси.

– Она убила его, потому что хотела убить его. И у нас два варианта: либо сидеть, изображая из себя придавленных горем родственников, либо просчитать, что она собирается делать дальше, и принять меры прежде, чем эта дрянь нанесет очередной удар по кому-то из нас.

Но Люси не желала ничего слушать, твердо уверовав в то, что косвенным образом подставила всех нас.

– Кэрри хочет, чтобы ты винила в случившемся себя, – сказала я.

Люси не ответила, и я обернулась. Она сидела в грязном комбинезоне и сапогах, с растрепанными, слипшимися волосами. От нее пахло дымом, потому что Люси не мылась. Насколько я знала, она также не ела и не спала. Взгляд жесткий, холодный и хмурый. Мне знаком этот взгляд, он появлялся всегда, когда моя племянница принимала решение, когда безнадежность и враждебность толкали ее на путь в никуда. Какая-то часть ее жаждала смерти или, может быть, уже умерла.

Мы подъехали к дому в половине шестого, и хотя солнце уже клонилось к горизонту, его косые лучи грели по-прежнему, а затянувшееся дымкой небо оставалось безоблачным. Я подняла лежавшие на ступеньках газеты и снова испытала неприятное, тошнотворное чувство, увидев на первых страницах сообщения о смерти Бентона. Хотя официальные результаты идентификации еще не были объявлены, сообщалось, что он погиб на пожаре при подозрительных обстоятельствах, помогая ФБР в охоте за сбежавшей из заключения убийцей Кэрри Гризен. Следователи не говорили, почему Бентон оказался в сгоревшем бакалейном складе на окраине, как не упоминали и о том, что его могли заманить туда.

– Что ты собираешься со всем этим делать? – спросил Марино, открывая багажник, в котором лежали три больших коричневых бумажных мешка с личными вещами Бентона из номера отеля.

Я еще не решила, а потому только пожала плечами.

– Если хочешь, я могу отвезти их в твой офис, – предложил Марино. – Или сам в них разобраться.

– Нет, оставь здесь.

– Хорошо.

Марино забрал похрустывающие мешки и вошел в дом. Его медленные, усталые шаги замерли где-то в глубине коридора, а когда Марино вернулся, я все еще стояла возле распахнутой двери.

– Поговорим позже. И если будешь выходить, не оставляй дверь открытой. Ты меня слышишь?

Я кивнула.

– Не выключай сигнализацию. И вообще будет лучше, если вы с Люси посидите дома.

– Не беспокойся.

Люси отнесла сумку в свою комнату рядом с кухней и, стоя у окна, смотрела вслед уезжающему Марино. Я подошла к ней сзади и осторожно положила руки ей на плечи.

– Не уходи.

Я опустила голову, прикоснувшись лбом к ее шее. Она не обернулась. Мои пальцы чувствовали ее напряжение, ее боль.

– Мы вместе в этом горе, – продолжала я. – Мы – то, что осталось. Ты и я. Бентон не хотел бы, чтобы ты уходила. Не хотел бы, чтобы ты сдавалась. И потом, что я буду делать без тебя? Если ты сдашься, то подведешь и меня.

Моя племянница всхлипнула.

– Ты нужна мне, – с трудом выговорила я. – Нужна, как никогда прежде.

Люси повернулась и прижалась ко мне, как часто делала в детстве, когда оставалась одна и отчаянно искала кого-то, кто мог и хотел обратить на нее внимание. Ее слезы катились по моей шее, и некоторое время мы стояли посреди комнаты, заполненной компьютерным оборудованием и школьными учебниками и оклеенной плакатами с героями ее юности.

– Это все из-за меня, тетя Кей. Все из-за меня. Я его убила!

– Нет, – сказала я, прижимая ее к себе.

– Ты никогда не простишь меня. Это я забрала его у тебя!

– Не говори так, Люси. Ты ни в чем не виновата.

– Я не могу жить с этим.

– Можешь и будешь. Мы поможем друг другу.

– Я тоже любила его. Он все для меня делал. Помог попасть в Бюро, дал мне шанс. Всегда поддерживал. Во всем.

– Все будет хорошо.

Люси разжала руки и устало опустилась на кровать, вытирая заплаканное лицо полой грязной голубой рубашки. Опершись локтями о колени, повесив голову, она сидела и смотрела на свои собственные слезы, словно капли дождя падающие на деревянный пол.

– Послушай, что я тебе скажу, тетя Кей. Я не уверена, что смогу продолжать так и дальше. У каждого есть свой предел. – Голос Люси дрогнул. – Лучше бы Кэрри убила меня вместо него. Сделала бы мне одолжение.

Я молчала, собираясь с силами, понимая, что должна пробудить в ней желание жить.

– Если со мной что-то случится, тетя Кей, ты должна понять и не винить себя ни в чем.

Я подошла к Люси, взяла ее за подбородок и заставила поднять голову.

– Ты послушай меня, – сказала я тоном, который, наверное, испугал бы ее раньше. – Выкинь из головы дурацкие мысли. Ты должна радоваться тому, что не умерла, а не думать о самоубийстве, если ты именно это имеешь в виду. Знаешь, что такое самоубийство? Это злость. Это расчет со всеми. Это последнее пошли вы все... Ты поступишь так по отношению к Бентону? Предашь Марино? Бросишь меня?

Я сжала пальцы, и она наконец посмотрела на меня.

– Ты хочешь уйти в сторону и позволить этой дряни Кэрри взять над тобой верх? Где твоя гордость? Где твой боевой дух? Где та Люси, которую я знаю?

Она лишь вздохнула в ответ.

– И не смей ломать мою жизнь. Видит Бог, ее и так уже поломали. Не смей оставлять меня с чувством вины за то, что я не остановила тебя. Я не хочу до конца своих дней слышать эхо выстрела. И я не думала, что ты такая трусиха.

– Я не трусиха.

– Завтра мы перейдем в контрнаступление. – Люси с натугой сглотнула и кивнула. – А сейчас иди и прими душ.

Я подождала, пока из ванной не донесся шум льющейся воды, и лишь тогда прошла в кухню. Надо было поесть, пусть и без желания. Я достала из холодильника куриные грудки, разморозила их и приготовила со свежими овощами, использовав весь имеющийся запас. В ход пошли розмарин, лавровый лист, вишневые листья, но ничего сильнее, никакого перца, потому что нам нужно было расслабиться и успокоиться. Пока мы ели, Марино дважды осведомлялся, все ли у нас в порядке.

– Можешь приехать, – сказала я. – У нас есть суп, хотя и немного жидкий, по твоим стандартам.

– Обойдусь, – ответил он, и я поняла, что ему тоже нелегко.

– Места хватает, так что можешь остаться на ночь. Извини, что не пригласила раньше.

– Нет, док, не могу. У меня дела.

– Утром я сразу поеду в офис.

– Уж и не знаю, как ты только можешь, – с оттенком осуждения сказал он, как будто, собираясь на работу, я поступала вопреки неким правилам и вела себя не так, как следовало.

– У меня есть план. И что бы ни случилось, я намерена довести его до конца.

– Не нравится мне, когда ты начинаешь что-то планировать.

Я повесила трубку и собрала со стола пустые тарелки, ловя себя на том, что все больше проникаюсь пришедшей на ум идеей.

– Насколько трудно будет достать вертолет?

– Что?

Люси изумленно вскинула голову.

– То, что сказала. Ты слышала.

– Ты не обидишься, если я спрошу зачем? Знаешь, вертолет ведь нельзя заказать, как такси.

– Позвони Тьюн. Скажи, что я собираюсь заняться этим делом и мне нужна ее помощь. Скажи, что если все пойдет так, как я надеюсь, то мне нужно, чтобы она с группой встретила нас в Уилмингтоне, в Северной Каролине. Когда – я пока не знаю. Может быть, даже сегодня. Но командовать буду я. Им придется довериться мне.

Люси встала и с пустым стаканом подошла к раковине.

– Ты сошла с ума.

– Так ты можешь достать вертолет или нет?

– Если получу разрешение, то да. Они есть у пограничного патруля. Мы обычно обращаемся к ним. Возможно, мне удастся получить машину в округе Колумбия.

– Хорошо. Попробуй решить эту проблему как можно быстрее. Утром я отправлюсь в лабораторию. Нужно проверить кое-какие предположения. Потом мы, возможно, слетаем в Нью-Йорк.

– Зачем?

Люси смотрела на меня с интересом, изрядно разбавленным скептицизмом.

– Наша цель – «Кирби». Я намерена докопаться до сути.

* * *

Марино позвонил около десяти, и я еще раз заверила его, что у нас с Люси все в порядке, что мы в полной безопасности за закрытыми дверями, с включенной охранной системой, заряженными пистолетами и зажженным светом. Судя по голосу, Марино уже успел приложиться к бутылке.

– Мне нужно, чтобы ты встретил меня в лаборатории в восемь, – напомнила я.

– Знаю, знаю.

– Это очень важно, Марино.

– Можешь не напоминать, док.

– Ладно, ложись спать.

– И ты тоже.

Но уснуть не получалось. Я сидела за столом в кабинете, заново просматривая привлекшие мое внимание случаи смерти при пожарах. Сравнивая дело в Венисе с балтиморским, я пыталась понять, что еще объединяло их, помимо очага возгорания и предполагаемого поджога. Звонок в уголовный отдел управления полиции Балтимора напрашивался сам собой. Мне повезло: мужчина, снявший трубку, похоже, был не прочь поболтать.

– По этому делу работал Джонни Монтгомери, – сказал мой собеседник, и я услышала, как он затягивается сигаретой.

– А вы что-нибудь об этом знаете?

– Вам лучше поговорить с ним. А ему нужно будет удостовериться, что вы та, за кого себя выдаете.

– Пусть утром позвонит мне в офис и получит подтверждение. – Я назвала свой номер. – Буду там не позже восьми. Как насчет электронной почты? У детектива Монтгомери есть адрес, на который я могу послать письмо?

– Записывайте.

Я услышала, как он открывает ящик стола.

– Кажется, я о вас что-то слышал, – задумчиво сказал детектив. – Если вы та судмедэксперт, о ком я думаю. Вас ведь показывали по телевизору? Хм-м-м. В Балтиморе когда-нибудь бывали?

– В вашем прекрасном городе я училась в медицинском колледже.

– А, ну тогда я точно вас знаю.

– Остин Харт, парень, который погиб при пожаре, тоже учился в колледже Джона Хопкинса.

– И еще он был гомосексуалистом. Лично я считаю, что его потому и убили.

– Вообще-то мне нужны его фотография и кое-какие детали личной жизни: привычки, увлечения, круг общения.

Я подумала, что могу воспользоваться минутной слабостью собеседника.

– Да-да. – Он затянулся. – Парень из тех, кого называют милашками. По-моему, подрабатывал моделью, чтобы оплачивать колледж. Рекламировал нижнее белье и что-то еще в том же роде. Может, какой-то ревнивый любовничек его и уделал. Приезжайте в Балтимор, док. У нас тут многое изменилось. Вы же про новый стадион слышали?

– Конечно, – ответила я, переваривая только что полученную информацию.

– Если хотите, я могу и билеты взять.

– Было бы прекрасно. Спасибо вам огромное. Я обязательно свяжусь с детективом Монтгомери. Вы мне очень помогли.

Мне удалось повесить трубку раньше, чем он поинтересовался, за какую бейсбольную команду я болею, и я сразу же отправила электронное письмо Монтгомери, хотя чувствовала, что главное уже получила. Далее у меня на очереди было Тихоокеанское отделение управления полиции Лос-Анджелеса, занимавшееся случаем в Венис. И снова мне повезло. Следователь, работавший по делу Марлен Фарбер, только что вышел в вечернюю смену. Звали его Стакки, и ему не понадобилось долго объяснять, кто я такая и чем обусловлен мой интерес.

– Был бы только рад, если бы кто-нибудь решил эту задачку за меня, – сразу же сказал он. – Шесть месяцев – и ничего. Зацепиться абсолютно не за что.

– Что вы можете рассказать о Марлен Фарбер?

– Снималась в «Больнице». Вы, наверное, видели?

– Мне не часто удается посмотреть телевизор. В основном государственный канал.

– Что еще? Что еще? А, да, «Эллен». Больших ролей ей не давали, а что было бы дальше, сказать трудно. Очень симпатичная. Встречалась с каким-то продюсером, но мы точно знаем, что он ни при чем. У этого парня в жизни два интереса: «кокс» да девочки. Перетрахал всех молоденьких актрис, которым давал роли. Знаете, после того как меня поставили на это дело, я просмотрел кучу фильмов, и могу сказать определенно: талант у нее был. Жаль.

– Что-нибудь неожиданное или необычное на месте преступления? – спросила я.

– Там все было необычное. Пожар начался в ванной на первом этаже, но мы так и не смогли понять, что послужило причиной возгорания. У АТО тоже ничего не получилось. Там и гореть-то было совершенно нечему, кроме туалетной бумаги да полотенец. Следов взлома не обнаружено, а охранная сигнализация не сработала, потому что ее отключили.

– Скажите, жертву, случайно, нашли не в ванне?

– Точно. И это еще одно странное обстоятельство. Если, конечно, девочка не покончила с собой. Но тогда получается, что она сначала развела огонь, потом легла в ванну и перерезала себе вены на запястьях или сделала что-то еще в таком же духе. Ну, вы и сами знаете.

– Трассеологические улики?

– Мэм, о чем вы говорите! От нее же почти ничего не осталось. Как будто побывала в крематории. Идентифицировали по уцелевшему участку туловища, а больше и говорить не о чем – несколько зубов, куски костей и немного волос.

– Она не имела отношения к модельному бизнесу? – спросила я.

– Было такое. Снималась в телевизионной рекламе и для нескольких журналов. Ездила на черном «вайпере» и жила в премиленьком домике с видом на океан.

– Вы не могли бы переслать по электронной почте какие-нибудь ее фотографии и копии отчетов?

– Назовите мне свой адрес, и я посмотрю, что можно сделать.

– Мне нужно очень быстро, детектив Стакки.

* * *

Я повесила трубку и попыталась привести в порядок разбегающиеся мысли. Все жертвы были привлекательны физически и имели отношение к телевидению или рекламе. Игнорировать такой общий знаменатель я не могла. Получалось, что Марлен Фарбер, Остин Харт, Клер Роули и Келли Шепард были выбраны жертвами по некоей очень важной для убийцы причине. Именно здесь лежал ключ к разгадке. Серийный убийца всегда выбирает жертв, следуя собственной логике. Банди[20]20
  Банди, Тед – американский серийный убийца, убивавший молодых женщин в 70-х и 80-х гг. Казнен в 1989 г.


[Закрыть], например, убивал женщин с длинными прямыми волосами, напоминавшими ему бывшую подружку. Но при чем здесь Кэрри Гризен? Первые три убийства произошли, когда она находилась в «Кирби». Да и почерк не ее.

Мое расследование зашло в тупик.

Я немного поспала в кресле, но в шесть вечера проснулась. Шея затекла от долгого пребывания в неудобной позе, спина болела. Я медленно встала и потянулась, уже понимая, что нужно сделать, но не зная как. При одной мысли о предстоящем меня охватил ужас, сердце заколотилось. Взгляд переместился на бумажные мешки, оставленные Марино перед книжным шкафом, заполненным книгами по юриспруденции и папками с отчетами по делам, которыми занимался Бентон. Каждая была заклеена скотчем и снабжена ярлычком. Я собрала их и вышла в коридор.

Обычно мы проводили ночи в моей спальне, но вообще второе крыло дома было закреплено за Бентоном. Там он работал, там хранил свои вещи, потому что с годами мы все больше убеждались в том, что именно пространство – наш самый надежный друг. Крови проливается куда меньше, если схватившиеся стороны имеют возможность отступить, а дневные разлуки добавляют пикантности вечерним воссоединениям. Дверь комнаты была открыта – так он ее оставил. Свет выключен, шторы задернуты. У порога я замерла, не смея сделать шаг вперед, всматриваясь в пустоту. Мне пришлось собрать всю смелость, чтобы повернуть выключатель.

Кровать с синим покрывалом была аккуратно заправлена, потому что Бентон всегда отличался любовью к порядку, педантичностью и никогда ничего не упускал, даже если спешил. Он не ждал, пока я сменю ему постельное белье или отнесу в стирку рубашки, и в этом проявлялись свойственные ему независимость и чувство достоинства, которые наблюдались в отношении ко всем, не исключая и меня. Он всегда шел своей дорогой, и в этом отношении мы походили друг на друга до такой степени, что порой я удивлялась, как это мы еще ухитряемся жить вместе.

Оглядевшись, я взяла с туалетного столика щетку для волос, которая могла понадобиться для проведения идентификации по ДНК, и перешла к маленькому прикроватному столику, чтобы взглянуть на лежащие на нем книги и папки.

В свой последний вечер здесь Бентон читал «Холодную гору», пользуясь в качестве закладки оторванным клапаном конверта. Рядом с книгой лежали листки с его замечаниями по поводу последнего справочника-классификатора преступлений, за редактирование которого он взялся совсем недавно. Я осторожно перевернула страницу, испещренную знакомым мелким почерком, провела пальцами по летящим строчкам, и слова задрожали и расплылись в призме накативших слез.

Потом я положила на кровать бумажные мешки и развязала первый из них.

Полицейские, работавшие в номере отеля, спешили, а потому второпях собрали все, что нашли в ящиках стола и в шкафу, и запихали это в мешки. Я достала, развернула и аккуратно повесила на спинку стула белые рубашки из чистого хлопка, три галстука и две пары подтяжек. Бентон брал с собой два легких летних костюма, и оба обнаружились теперь на дне мешка, смятые, будто куски гофрированной бумаги. В другом мешке были туфли, спортивный костюм, носки и шорты. Но мое внимание привлек несессер с бритвенными принадлежностями.

Кто-то уже открывал его. Кто-то методично перебрал era содержимое, предмет за предметом. Кто-то отвинтил крышечку с флакона «Дживанши III» и оставил его открытым. Знакомый резкий мужской запах отозвался приливом чувств и воспоминаний. Я как будто ощутила прикосновение чисто выбритой, гладкой теплой щеки и вдруг увидела его за столом в кабинете Академии ФБР. Четкие, выразительные черты его лица, тщательно отутюженный костюм, его запах – все, что запомнилось с той волшебной поры, когда я безнадежно влюблялась в него, но еще не сознавала этого.

Сложенная стопка одежды перекочевала на стол, а за вторым мешком пришла очередь третьего. Покончив с ним, я положила на кровать черный кожаный дипломат и откинула крышку.

Мне сразу бросилось в глаза отсутствие «кольта-мустанга» тридцать восьмого калибра, который Бентон иногда носил на лодыжке. То, что в день смерти он взял этот пистолет с собой, показалось мне примечательным. Стандартный девятимиллиметровый всегда лежал у него в плечевой кобуре, но «кольт» Бентон брал лишь тогда, когда ситуация представлялась потенциально опасной. Уже одно это указывало на то, что после посещения места пожара он отправился отнюдь не на прогулку. Я склонялась к предположению, что Бентон собирался встретиться с кем-то, но не могла понять, почему он не известил никого о своих планах. Безответственность и беззаботность не были его слабостями.

В надежде отыскать хоть какую-то зацепку я пролистала его записную книжку в потертом кожаном переплете. В ней значились визит к дантисту, посещение парикмахерской, расписание поездок на ближайшие дни, но ничего такого, что появилось бы в последний момент и могло бы указать на внезапно открывшееся обстоятельство, заставившее его изменить свои планы. Единственная запись, не имевшая отношения к привычной повседневной рутине, касалась дня рождения его дочери, Мишель. Я представила его бывшую жену Конни и дочерей, и мне стало не по себе. Рано или поздно мне предстоит встретиться с ними и разделить их боль и печаль, независимо от того, как они относились к той, ради кого Бентон оставил их.

Листая записную книжку, я наткнулась на заметки, касавшиеся Кэрри Гризен, чудовища, ставшего причиной его смерти. Вероятно, Бентон потратил немало времени в попытке проанализировать поведение Кэрри, чтобы предугадать ее дальнейшие действия. Занимаясь этим, он, несомненно, думал о том, что Кэрри не выпускает его из виду. У меня уже не осталось ни малейших сомнений в существовании некоего дьявольски изощренного плана, разработанного ею в «Кирби» и осуществляемого сейчас. В этом плане были и пожар в округе Лихай, и видеопленка.

Мое внимание привлекли подчеркнутые фразы: отношения преступник – жертва/фиксация, слияние личности/эротомания, жертва воспринимается как существо более высокого статуса. На другой стороне страницы он написал: жизнь после. Выбор жертв? «Кирби». Подход к Клер Роули? Никакого. Несоответствие. Другой преступник? Сообщник? Голт. Бонни и Клайд. Изначальный МО[21]21
  МО – modus operandi, образ действия.


[Закрыть]. Обратить внимание. Кэрри не одна. Белый мужчина от 28 до 45. Белый вертолет?

Холодок пробежал по спине, когда я поняла, о чем думал Бентон в морге, наблюдая за нашей с Гердом работой. То, о чем он начал догадываться, предстало вдруг передо мной со всей очевидностью. Кэрри была не одна. Она обзавелась напарником, партнером. И сделала это, вероятно, в «Кирби». Я уже не сомневалась, что зловещий союз сложился до ее побега. Не исключено, что именно там она встретила еще одного пациента-психопата, который освободился раньше. Возможно, Кэрри общалась ним, делая это так же свободно и дерзко, как общалась с прессой и со мной.

Примечательно было и то, что дипломат, который Бентон брал с собой в морг, оказался в номере отеля. Это означало, что после посещения места пожара он еще возвращался в свою комнату. Куда и почему Бентон отправился потом, оставалось загадкой. Я снова вернулась к записям, посвященным убийству Келли Шепард. Подчеркнутыми оказались слова: резня, исступление, потерял контроль, неожиданная реакция жертвы. Нарушение ритуала. Так не должно было случиться. Ярость. Скоро убьет снова.

Я закрыла дипломат, положила его на кровать, вышла из спальни и захлопнула дверь, зная, что в следующий раз приду сюда, чтобы убрать из шкафов и ящиков вещи Бентона.

Люси спала в своей комнате. На столе рядом с кроватью лежал пистолет. Бесцельно слоняясь по дому, я вышла в прихожую и на минуту отключила сигнализацию, чтобы взять лежащие на крыльце газеты. Потом вернулась в кухню и приготовила кофе. В половине восьмого, когда пришло время отправляться на работу, Люси все еще спала. Солнечные лучи уже просачивались через щели жалюзи, осторожно трогая ее лицо.

– Люси?

Я положила руку ей на плечо.

Она вздрогнула и резко села.

– Я ухожу.

– Мне тоже пора вставать.

Люси отвернула покрывало и спустила ноги на пол. Я заметила, что спала она в шортах и футболке.

– Выпьешь со мной кофе?

– Конечно.

– Тебе не мешало бы и поесть.

Она молча, как кошка, поплелась за мной в кухню.

– Как насчет хлопьев?

Люси снова ничего не ответила.

Я достала с полки и открыла банку с хлопьями, которые Бентон обычно ел на завтрак со свежими бананами или ягодами. Одного этого воспоминания оказалось достаточно, чтобы горло сжалось, а в груди вспыхнул огонь. Я замерла с ложкой в руке, словно парализованная.

– Не надо, тетя Кей. Я все равно не хочу есть, – сказала Люси.

Рука у меня задрожала, крышка выскользнула из онемевших пальцев и покатилась по полу.

– Тебе не следует здесь оставаться.

Она налила себе кофе.

– Я здесь живу.

Я открыла холодильник и протянула племяннице пакет с молоком.

– Где его машина?

– Наверное, на стоянке в аэропорту Хилтон-Хед. Он прилетел в Нью-Йорк прямиком оттуда.

– Что ты собираешься с ней делать?

– Не знаю. – Настроение падало, и я ничего не могла с этим поделать. – Машина не самое главное. У меня в доме все его вещи. Не могу думать обо всем сразу.

– Избавься от них сегодня же. – Прислонясь к стойке, с чашкой в руке, Люси наблюдала за мной с тем же равнодушным выражением. – Я серьезно, – добавила она сухим, лишенным эмоций голосом.

– Нет. Не буду ничего трогать, пока его не привезут домой.